Пролог В маленькой запыленной каморке на сбитом из досок топчане, без движения лежал укрытый вылинявшим армейским одеялом до самого подбородка молодой мужчина. Тусклые солнечные лучи, с трудом пробиваясь через расположенное под самым потолком маленькое замызганно окошко, падая на его изможденное лицо, окрашивали кожу в мертвенно-бледный желтоватый цвет, более присущий мертвецу чем живому человеку. Здоровенный рыжий таракан медленно выполз из щели в полу, покрутил усиками, а затем, ловко перебирая лапками стал взбираться на топчан по краю одеяла. Забравшись вверх, он остановился на груди мужчины, помедлил словно колеблясь и быстро двинулся к лицу. Запушенная неряшливая бородка не стала препятствием и уже через мгновение пруссак обосновался на скуле. В этот момент в дверь каморки кто-то сильно постучал. Судя по грохоту и жалобному скрипу рассохшихся досок, стучали ногами. Возможно даже не один человек. Таракан мгновенно прыснул с лица и затерялся в складках вытертого до основы одеяла, а сам мужчина вдруг глубоко, сильно хрипя вздохнул, резко сел на постели и медленно, с диким недоумением в глазах. оглянулся по сторонам...
Глава 1
Франция. Марсель. 1 декабря 1919 года Обшарпанные стены с обсыпавшейся штукатуркой, низкий, покрытый пятнами плесени потолок, колченогая табуретка с огарком свечи, покосившийся шкаф с оторванной дверцей и такой же убогий стол, с жалкой немудрящей посудой на нем... Внезапно вынырнув из обволакивающей бархатной темноты, я никак не мог сообразить где очутился. Определиться не получалось: голова гудела так, как будто по ней отрабатывал соло спятивший рок-барабанщик, в глазах все плыло, а добавок ко всем этим чудным эффектам, грудь при каждом вздохе разрывала сильная тупая боль. - Что за черт?.. – озадаченно прохрипел я, озираясь по сторонам. – Какого хрена?.. Словно в ответ на вопрос раздался сильный грохот, дверь с треском распахнулась, и на пороге каморки возникли два незнакомых мне персонажа. Один громадный и широкий как шкаф, в сопровождении второго, размерами гораздо скромней. Первый, очень сильно смахивал на средневекового палача. Маленькая лысая шишковатая голова с рожей великовозрастного дебила, узкие плечи, мощные ручищи почти до колен, грудь как бочка, объемистое пузо – ему бы еще остроконечный красный колпак с прорезами для глаз, суконные колготки с заляпанным кровью кожаным фартуком – и вылитый мастер заплечных дел. А вот старомодного покроя костюм в клетку и длиннополое пальто амбалу совершенно не шли и смотрелись словно детская одежка на взрослом мужике. И да, скорей всего он был не европеец, а араб. Или около того. А вот тот, что размерами поменьше, с закрученными к верху усиками, и смазливой наглой мордой, совсем наоборот, смотрелся вполне нормально, но как-то... не по-современному, что ли... И вообще, в визитерах было что-то странное. Но что, я так и не понял. Верней, не успел понять. - Оля-ля... – издевательски протянул менее габаритный. – Кого я вижу? Месье Аксаков собственной персоной. Ай-ай, как нехорошо прятаться от своих друзей. А мы тут уже с ног сбились... Ахмед... Амбал довольно хрюкнул, сделал шаг вперед и протянув лапищу, словно пушинку вздернул меня с топчана в воздух. «Что? Какой к черту, месье? Какой Аксаков?» – как-то вяло и отстраненно задался я вопросом. Но озвучить его не успел, потому что Ахмед ткнул мной об стену. В глазах полыхнули мириады ослепительно ярких звездочек, грудь взорвалась мучительным кашлем, а сам я, кажется, потерял на мгновение сознание. А когда очнулся, обнаружил, что так и вишу словно тряпка в руке у здоровяка. - Анри, – гнусаво пробасил он, кровожадно кривя рожу. – Можно я откручу этому говнюку голову? - Пока нет, – жестко отказал Анри, а потом, очень доброжелательно, словно к старому другу, обратился ко мне: – Месье Аксаков, вы совершили непростительную ошибку. В этом городе, никто не рискует оскорблять месье Лафаржа. Потому что все знают – подобное чревато очень серьезными последствиями. Но вы все-таки сделали это. К тому же, вместо того, чтобы как можно быстрей загладить свою вину, стали ее усугублять... В голове крутилась тысяча вопросов, но я задал лишь один: - Какого черта тебе надо? И тут же ужаснулся, потому что понял; спрашиваю не на русском языке, а на французском. Которого... которого, кажется, никогда не знал... - Сейчас поймете, месье Аксаков... – обаятельно улыбнулся француз и очень спокойно достал из кармана пальто пистолет. «Это сон... – отчаянно стараясь убедить сам себя, сказал я мысленно. – Чертов сон...» Но густая чесночная вонь, исходящая от здоровяка и звук взводимого затвора, засвидетельствовали совершенно обратное. Тело переполняла дикая слабость, сил на сопротивление не было ни капли, но тут, уже почти смирившись с неизбежным, я опустил глаза, и вдруг наткнулся взглядом на рукоятку револьвера торчащую из кармана пальто у амбала. С желтыми костяными наладками, хищно изогнутую, массивную, рядом, только руку протяни... - Хотя нет, – Анри опустил пистолет и широко улыбнулся. – Тут фликов* до черта. Ахмед, твой выход...
флики – презрительное прозвище полицейских по Франции.
- Хех!.. – араб довольно крякнул, одной рукой прижал меня к стене, а второй ухватил за горло. – Расслабься, говнюк... «Да пошел ты!..» – уже почти теряя сознание, я ухватился за рукоятку револьвера, выдрал его из кармана амбала, вывернув кисть ткнул стволом ему в бок и даванул на тугой спусковой крючок. Приглушенно бабахнул выстрел. Резко пахнуло сгоревшим порохом и паленой шерстью. Ахмед протяжно испортил воздух, отпустил меня и стал оседать на пол. Француз с удивленным лицом вскинул пистолет, но я уже успел выстрелить во второй раз. Пальнул почти не целясь, наобум, и... И в очередной раз потерял сознание. Но только на мгновение, потому что, когда пришел в себя, из ствола револьвера в моей руке все еще вился курился сизый дымок. Ахмед лежа пузом вниз судорожно дрыгал левой ногой и сипло покряхтывал, рядом с ним без движения распростерся навзничь Анри. Из аккуратной дырочки чуть выше его правой брови, в глазницу сочилась струйка крови и капельками стекала по лицу на пол. - Твою ж мать... – я попытался встать, а когда ничего не получилось, просто сел и уперся спиной в топчан. Очень хотелось закрыть глаза и опять провалиться в спасительную темноту, в голове царила странная пустота. Где-то на задворках сознания шевелилась вялая мысль: «Сейчас соседи вызовут полицию и все образуется. Самооборона чистой воды. Главное, понять кто это такие и что им от меня надо было нужно...» - Так что им от меня было нужно? – повторил я вслух. – За какие косяки они меня хотели грохнуть? И тут же понял, что ничего не помню. Ничего, нет ни одного связанного со мной воспоминания! Ни капельки, даже обрывочка... Как я сюда попал? Где, черт побери, я нахожусь? Почему чувствую себя, словно меня переехал грузовик? И самое главное: кто я такой и какого хрена понимаю французский язык как свой родной?!! Чтобы хоть как-то развеять угнетающую безвестность, огляделся в поисках телефона. Не найдя его, полез к себе в карманы и неожиданно сообразил, что одет в растянутый засаленный свитер грубой вязки и грязные фланелевые штаны странного фасона, без ширинки и с застежкой на боку. А под этой одежкой обнаружилась нательная рубашка и архаичные кальсоны с завязками. Такие, какие не носил со времени срочной службы в армии. Это я помню точно. А вот когда служил и в каких войсках, начисто вылетело из головы. Впрочем, как и все остальное. Вплоть до имени... На вешалке, которую изображали вбитые в стену ржавые гвозди, висела порыжевшая войлочная куртка, а под ней, стояли на полу заляпанные рыжей грязью растоптанные башмаки на шнурках. - Да что за хрень, мать твою? – не удержавшись, в голос возмутился я. – Не мое это! Не может моим... Пока искал ответы на вопросы, немного пришел в себя. К этому времени араб уже затих, в комнатушке наступила тишина, а сирен полицейских машин все еще не было слышно. Собравшись с силами, встал и выглянул в коридор. Но, кроме неоштукатуренных кирпичных стен, покрытых слоем грязи труб под потолком и замусоренного пола, ничего не увидел. Зато понял, что нахожусь где-то в полуподвальном помещении. - Час от часу не легче... М-мать, где полиция? – не решившись выйти из каморки, я влез на топчан и клацнув ржавым шпингалетом, открыл окошко. В лицо ударил сырой холодный воздух, наполненный смрадом угольного чада, тухлой рыбы, еще какой-то непонятной дряни и соленым крепким запахом... Запахом моря? - Моря? Какого хрена? Какофония звуков, обрушившихся на уши, тоже ничего не прояснила, даже наоборот, еще больше загнала в недоумение. Звонко цокали подковы по брусчатке, где-то вдалеке надрывались пароходные гудки. Орали чайки... Чайки? И самое странное... - Посторонись!.. - Кому круасаны?.. - Зелень, свежая зелень!.. - Куда прешь, урод?.. - Месье Галан, вы слышали, в наших колониях... - Да не дождемся мы репатриаций от фрицев, месье Дюбуа, все островные обезьяны* подберут...
островные обезьяны – презрительное прозвище британцев во Франции.
И самое странное, всюду слышалась французская речь. - Зараза... – так и не разглядев ничего, я захлопнул окно и сел на топчан. – Не иначе, свихнулся. И что делать? Сказать, что я был растерян – это значит ничего сказать. В голове творился такой сумбур, что дабы избежать немедленного помешательства, я решил предпринять хоть какие-нибудь действия. Для начала, хотя бы проанализировать обстановку. Итак, совершенно ясно: я – русский. Верней – россиянин. Потому что могу быть как татарином так и... евреем, к примеру. Увы, память настоящей национальности не подсказывает. Да и не особо важно на данный момент. Но то что из России – это точно. Такого даже при полной амнезии не забудешь. Генетически вложено. А еще ясно, что я не на Родине. А это значит, на вражеской территории. Да именно на вражеской, потому что всяких там французов, бриттов и прочих европейцев, не говоря уже за партнеров из-за океана, мать их так, я друзьями никогда не считал и не считаю. Не простых людей, а их государства. Да и с простым людом очень неоднозначно. А это значит, надо вести себя как в тылу у врага. На лицо два мертвеца и я, слабый как кутенок. Без единого документа. Да еще без памяти и вдобавок россиянин. Что из этого следует, надеюсь ясно? И не надо мне протирать о верховенстве закона на Западе. Назначат козлом отпущения в угоду какой-нибудь политической ситуации и даже не поморщатся. Да, все плохо. Даже не плохо, а вообще сплошное дерьмо. Хотя и положительные моменты присутствуют. Я жив, меня еще не замели и, черт побери, языками владею. Не знаю, кто я на самом деле, но интуиция подсказывает, что надо валить из этой конуры. И чем быстрее – тем лучше. В идеале, в направлении посольства России. Но сначала – трофеи. - Вперед! – скомандовал я сам себе, закрыл дверь и едва не вырубаясь от слабости припер ее тумбочкой, после чего принялся обыскивать визитеров. Тот факт, что они уже были трупами и безбожно смердели кровью, как ни странно, меня никак не взволновал; что привело к довольно полезному выводу. Какому? Тут всего два момента: либо у меня психика наикрепчайшая, либо... либо, привыкший. Н-да... даже не знаю, какой из этих вариантов предпочтительней. Вот как-то не улыбается неожиданно прозреть и вспомнить, что был патологоанатомом. Или киллером. А вообще, плевать. Хоть гинекологом. Лишь бы вспомнить. Быстро обчистив карманы непрошенных гостей, я сложил всю добычу в кучку и переждав очередной приступ кашля, приступил к досмотру. Документов как назло ни у одного не оказалось. А вот остальное... Остальное все еще больше запутало. Но обо всем по порядку. Первым делом осмотрел оружие. Очень скоро выяснилось, что стреляющее железо было жутко архаичной конструкции и неизвестной мне модели, а после поверхностного изучения маркировки стало ясно, что стволы тоже родом из Франции. Немного подумав, я тщательно стер с револьвера отпечатки пальцев и вложил его в руку амбала, потом повторил процедуру с пистолем и щеголем – пусть полиция поломает голову кто кого завалил. Плохо в деревне без обреза, но попасться с «мокрым» стволом еще хуже. В общем, сами понимаете. А вот большой складной нож, смахивающий на испанскую наваху*, присвоил. Не бог весть что, но оставаться совсем без оружия не годится.
наваха (исп. Navaja) — большой складной нож испанского происхождения, род холодного оружия и инструмента. Возникла наваха из-за запрета для простолюдинов в Испании на ношение длинных ножей. Рукоятка у навахи почти всегда имеет характерный изгиб на конце.
Теперь бумажники... В бумажниках оказались деньги. Купюры и несколько монет общей суммой в триста восемьдесят франков. Я не особо удивился, разобравшись что это французская валюта, но год выпуска банкнот... - Тысяча девятисот пятый? – не веря своим глазам, глянул купюру на свет. – И они еще ходят? Ни одной даты позже четырнадцатого года двадцатого века. Что за бред? Да и почему франки? Стоп... а что тогда у лягушатников? Ну не марки же или как там их... гульдены, что ли. Евро! Вот что! Ладно, пока примем как данность и проведем легкую экспроприацию. В бумажниках оставил немного мелочи и вернул их обратно в карманы гостей. Пусть в случае чего докажут, что я что-то брал. Закончив с досмотром, набросил на себя куртку висевшею на вешалке и напялил кепку, фасона а-ля Гаврош. Вещи оказались до нельзя затасканные, но одежка гостей была вся заляпана кровью и дерьмом, поэтому с желанием прибарахлиться трофейным гардеробом пришлось расстаться без сожаления. Единственное, сделал исключения для обуви, позаимствовав у Анри добротные полуботинки на меху, к счастью, оказавшиеся мне впору. И щегольские перчатки из лайки с теплым шерстяным шарфом, вдобавок. Пока справлялся, совсем выбился из сил. Пришлось присесть и немного передохнуть. А когда уже совсем собрался уходить, случайно обнаружил под набитой соломой замызганной подушкой, еще один револьвер. - Откуда ты здесь, дружище? – недоуменно пробормотал я, разглядывая потертый Наган * – И патронов полный барабан. Н-да... Загадка на загадке...
револьвер системы Нагана — револьвер, разработанный бельгийскими оружейниками братьями Эмилем и Леоном Наганами, и состоявший на вооружении и выпускавшийся в ряде стран в кон. XIX — сер. XX вв. В 1895 г. был принят на вооружение Русской императорской армией, в варианте под патрон 7,62х38 мм Наган
Но времени долго раздумывать не было, поэтому я сунул его в карман и шагнул в коридор. И нос к носу столкнулся с пухлым коротышкой в вязанном колпаке и потертом, некогда парчовом, домашнем халате. - Месье Аксаков? – выражение лица у толстячка было такое, словно он встретил живого мертвеца. – Но вы... вы... - Что? – вздрогнув от неожиданности, грубо поинтересовался я. - Ничего, ничего, – затараторил коротышка, зачем-то кивая мне при каждом слове. – Рад что вы пошли на поправку. Очень рад. И да… тут вами интересовались два господина... - Это мои друзья. Я с ними уже пообщался. - Я так и понял, – мужик вдруг состроил скорбную рожу. – Месье Аксаков... со всем моим уважением, но вынужден напомнить вам, о некой задолженности за постой. - Сколько? - Пятьдесят франков, – быстро доложился толстяк. – Не могли бы вы, покрыть хотя бы часть этой суммы... так как... сами понимаете... - Держи, – я не глядя выудил из кармана купюру и сунул ему в руку. - О! – коротышка буквально расцвел на глазах. – А может еще авансом за следующий месяц... - Завтра, – коротко оборвал я его. – Завтра вечером. Устроит? - Конечно, конечно! Прислать служанку для уборки комнаты? Белье сменить? - Не сейчас. Позже. - Позже так позже! – покладисто согласился хозяин и едва ли не вприпрыжку припустил от меня по коридору. – Удачного дня, месье Аксаков. Удачного... - Черт... – этот короткий диалог забрал все оставшиеся силы, и чтобы не упасть, я был вынужден опереться плечом об стену. – Да что со мной? Простудился? Воспаление легких? Когда успел? Впрочем, по сравнению с остальной хренью, это мелочи. Сука, быстрей бы попасть в посольство. Там и доктор должен быть. Ладно, вперед... Поплутав немного по коридорам, я наконец оказался перед дверью на улицу. Мысленно перекрестился и взялся за ручку...
Поплутав немного по коридорам, я наконец оказался перед дверью на улицу. Мысленно перекрестился и взялся за ручку. «Ну, с Богом!..» Признаюсь, в чем-то я уже был готов к тому, что увидел на улице: амнезия амнезией, а способность сопоставлять факты все-таки никуда не пропала. Но действительность оказалась куда страшней предположений. Ну сами посудите: телеги, запряженные ломовыми битюгами, разносчики товара с лотками, старомодно наряженный народец, вместо неоновых огней вездесущей рекламы, какие-то архаичные вывески, а единственный попавшийся на глаза автомобиль, прямо олицетворяет собой первые шаги автопрома. И, черт побери, никаких ниггеров, уже ставших визитной карточкой Западной Европы. Хотя нет, пара промелькнула, но скрылись с глаз так быстро, как будто за ними попятам гнались орды куклуксклановцев. И выглядели соответственно; вылитые жертвы расизма. Твою ж мать! Чувство было такое, словно я попал на съемочную площадку фильма о дореволюционном периоде. Или в хронику начала века. Особо подчеркивал впечатление тот момент, что на улице стоял жидковатый туман, хорошо разбавленный угольным дымом из многочисленных труб на крышах домов и то, что райончик, судя по всему, был не из процветающих, если не сказать глубоко депрессивный. Залитая помоями и лошадиным дерьмом мощеная камнем мостовая, дикая вонища, всеобщая убогость и лишенные радостного одухотворения рожи обывателей прямо на это намекали. Каким-то загадочным образом, не умудрившись опять хлопнуться в обморок от таких-то прекрасных впечатлений, я огляделся и побрел по улице. Разобраться в произошедшем даже не попытался: потрясение оказалось слишком уж сильным. Тут не до анализа – не свихнуться бы. Да и организм отчаянно сбоил, заставляя в первую очередь следить за тем, чтобы оставаться по эту сторону сознания. «Для начала надо отвалить подальше от трупов... – вяло размышлял я, шлепая по жидкой грязи. – Все остальное потом. Потом...» Так и тащился куда глаза глядят. Силы иссякали с каждым шагом. Как физические, так и душевные. Вдобавок, наступили сумерки, температура воздуха понизилась и меня стал пробирать дикий озноб. Стуча зубами словно припадочный, и в надежде обнаружить место, где можно хоть как-нибудь согреться, я огляделся и направился к какому-то заведению, где на вывеске пара пышных девок зачем-то задирала на себе кружевные юбки. Швейцар на входе, могучий пожилой бородач в алой ливрее с золотыми позументами, подозрительно покосился, но останавливать не стал и даже открыл предо мной дверь. Отчаянно надеясь, что это гостиница, я прошел по коридору и в холле наткнулся на представительную дамочку, очень похожую... на... на... бордель-маман, что ли? - Алекс? – дама подслеповато щурясь уставилась на меня. – Вы?.. - Он самый! – честно ответил я. И вырубился.
Регистрация: 26.04.2012 Сообщений: 11638 Откуда: Киев, Украина Имя: Кайл Иторр
Цитата:
после поверхностного изучения маркировки стало ясно, что стволы тоже родом из Франции
Револьвер - сколько угодно (скорее всего стандартный сент-этьен 1892), а вот пистолетом скорее всего был испанский "руби" - заказывались-то они Францией десятками тыщ, но маркировки испанские...
Регистрация: 09.04.2012 Сообщений: 19853 Откуда: Росиия Москва Имя: Дмитрий Старицкий
Kail Itorr писал(a):
Револьвер - сколько угодно (скорее всего стандартный сент-этьен 1892), а вот пистолетом скорее всего был испанский "руби" - заказывались-то они Францией десятками тыщ, но маркировки испанские...
не обязательно. также десятками тысяч ходили во Франции военные и гражданские Браунинги и прочие бельгийцы.
Регистрация: 26.04.2012 Сообщений: 11638 Откуда: Киев, Украина Имя: Кайл Иторр
Опять-таки - не с французскими, а с бельгийскими клеймами. (В оружейном смысле в тот период Бельгия и Испания были примерно как Китай сейчас по всем гаджетам.)
Швейцар на входе, могучий пожилой бородач в алой ливрее с золотыми позументами, подозрительно покосился, но останавливать не стал и даже открыл предо мной дверь.
В заведение, где есть полноценный швейцар, вот так одетого:
Цитата:
одет в растянутый засаленный свитер грубой вязки и грязные фланелевые штаны странного фасона, без ширинки и с застежкой на боку. На вешалке, которую изображали вбитые в стену ржавые гвозди, висела порыжевшая войлочная куртка,
"апаша" попросту не впустят. А учитывая что он еще наверняка и пованивает, после скольких-то дней в лежку в одежде... Даже если швейцар его узнал в лицо... Все равно не пустит в таком виде. Разве что предыдущий владелец тушки был в этом борделе почти на правах хозяина. Не просто клиент или там приятель хозяйки, а человек которого швейцар пропустит в любом виде. Если нет, то либо уровень борделя надо понижать, либо с маман он должен столкнутся до швейцара, либо швейцар вызовет маман.
Регистрация: 09.04.2012 Сообщений: 19853 Откуда: Росиия Москва Имя: Дмитрий Старицкий
Башибузук писал(a):
Да, с пистолетами собственного производства у Франции было совсем неважно. Придется править.
не мудрствуй лукаво. самый распространенный пистолет среди европейцев был 7,65 мм Браунинг М1900. из него даже Гаврила Принцып эрц-герцога Ф-Ф шмалял, чем вызвал 1МВ.
Регистрация: 23.12.2013 Сообщений: 6778 Откуда: Н.Каховка Имя: Александр
Dylan писал(a):
Не просто клиент или там приятель хозяйки, а человек которого швейцар пропустит в любом виде.
Что-то около того. Да и бордель не самого высшего разряда. И да, надо будет со швейцара чуть лоску сбить. Типа, бородатый здоровяк в вылинявшей ливрее с облезлыми позументами :)
Регистрация: 23.12.2013 Сообщений: 6778 Откуда: Н.Каховка Имя: Александр
DStaritsky писал(a):
не мудрствуй лукаво. самый распространенный пистолет среди европейцев был 7,65 мм Браунинг М1900. из него даже Гаврила Принцып эрц-герцога Ф-Ф шмалял, чем вызвал 1МВ.
Он и будет. Верней, будет упоминание бельгийского происхождения.
Регистрация: 26.04.2012 Сообщений: 11638 Откуда: Киев, Украина Имя: Кайл Иторр
DStaritsky писал(a):
самый распространенный пистолет среди европейцев был 7,65 мм Браунинг М1900. из него даже Гаврила Принцып эрц-герцога Ф-Ф шмалял
Ошибаешься: из М1900 убили Ито и СТолыпина и покушались на Ленина, а Гаврила Принцип работал из М1910 (по мне, не самая удобная штука, в отличие от ее наследника М1910/22, вот тот в руке как влитой).
Регистрация: 18.04.2013 Сообщений: 166 Откуда: Нижний Имя: Владимир
Башибузук писал(a):
Вторая книга серии "Эмигрант" я влез на топчан и клацнув ржавым шпингалетом, открыл окошко.
У французов шпингалеты другие, не как у нас, они не клацают. Там просто ручку поворачиваешь - сверху и снизу из пазов штанги выдвигаются. Вот традиционная конструкция:
В бумажниках оказались деньги. Купюры и несколько монет общей суммой в триста восемьдесят франков. Я не особо удивился, разобравшись что это французская валюта, но год выпуска банкнот... - Тысяча девятисот пятый? – не веря своим глазам, глянул купюру на свет. – И они еще ходят? Ни одной даты позже четырнадцатого года двадцатого века.
Французские купюры ГГ - человека, помнящего позднесоветский и ранний постсоветский период - непременно должны удивить своими размерами. У них формат другой, пропорции, и это сразу бросается в глаза. 20 франков 1905 года должны были быть сантиметров 15 на 10, не меньше. [изображение] Банкноты Пятой республики тоже были немаленькими, особенно в сравнении с советскими рублевками. Помнится, в Олимпийский год, впервые попав во Францию, никак бумажные деньги в наш советский бумажник пристроить не мог, не согнув так или иначе. :hihi: Размеры 100-франковой - 160х85, а 500-франковой - аж 180х97 мм. А еще среди разменной монеты в 14-м году могли попасться монеты с дыркой.
Регистрация: 23.12.2013 Сообщений: 6778 Откуда: Н.Каховка Имя: Александр
Лист писал(a):
У французов шпингалеты другие, не как у нас, они не клацают. Там просто ручку поворачиваешь - сверху и снизу из пазов штанги выдвигаются. Вот традиционная конструкция:
Французские купюры ГГ - человека, помнящего позднесоветский и ранний постсоветский период - непременно должны удивить своими размерами. У них формат другой, пропорции, и это сразу бросается в глаза. 20 франков 1905 года должны были быть сантиметров 15 на 10, не меньше.
Банкноты Пятой республики тоже были немаленькими, особенно в сравнении с советскими рублевками. Помнится, в Олимпийский год, впервые попав во Францию, никак бумажные деньги в наш советский бумажник пристроить не мог, не согнув так или иначе. :hihi: Размеры 100-франковой - 160х85, а 500-франковой - аж 180х97 мм. А еще среди разменной монеты в 14-м году могли попасться монеты с дыркой.
Регистрация: 23.12.2013 Сообщений: 6778 Откуда: Н.Каховка Имя: Александр
Парни, часом никто не знает, цены во Франции в период 1919-20 год? перерыл весь тырнет, хрен, ничего не нашел. Только то, что инфляция и кризис лягушатников долбил.
Парни, часом никто не знает, цены во Франции в период 1919-20 год? перерыл весь тырнет, хрен, ничего не нашел. Только то, что инфляция и кризис лягушатников долбил.
Регистрация: 09.04.2012 Сообщений: 19853 Откуда: Росиия Москва Имя: Дмитрий Старицкий
Dylan писал(a):
В заведение, где есть полноценный швейцар, вот так одетого:
"апаша" попросту не впустят. А учитывая что он еще наверняка и пованивает, после скольких-то дней в лежку в одежде... Даже если швейцар его узнал в лицо... Все равно не пустит в таком виде. Разве что предыдущий владелец тушки был в этом борделе почти на правах хозяина. Не просто клиент или там приятель хозяйки, а человек которого швейцар пропустит в любом виде. Если нет, то либо уровень борделя надо понижать, либо с маман он должен столкнутся до швейцара, либо швейцар вызовет маман.
апаша пустят - апаш это стиляга того времени, уличная субкультура, вот клошара не пустят потому как клошар - это хранцузский бомж. апаш не пованивает, потому как дома моется в отличие от клошара.
к тому же марсельские клошары далеко не парижские - все же в море купаются регулярно.
Франция. Марсель. Публичный дом «У веселой вдовушки» 3 декабря 1919 года - Ну что могу сказать, мадам Люсьена... – солидно и обстоятельно басил чей-то мужской голос. – Судя по всему, кризис миновал... Надо сказать, пробуждение было не в пример приятней, чем в прошлый раз. Тело все еще переполняла слабость, но голова уже не раскалывалась, а боль в груди стала гораздо слабее. Вдобавок; в помещении где я находился было тепло и вкусно пахло: женскими духами, хорошим табаком и чем-то съестным. Я пришел в себя как раз от запаха еды, но открывать глаза не спешил, решив сначала проанализировать обстановку на слух. Да и страшновато было сталкиваться с действительностью, так как все недавние странности никуда из памяти не исчезли. - Значит он выживет? – с истеричными нотками в голосе задал вопрос женский голос. - Мадам Люсьена, не беспокойтесь, – снисходительно ответил мужчина. – Ваш друг отменно развит физически, но, к сожалению, сильно истощен, так как, скорее всего, переносил пневмонию на ногах. Должное лечение, хорошее питание и правильный уход, очень быстро поставят его на ноги. - Но Алекс до сих пор не пришел в себя, месье Симон, – посетовала женщина. - Это легко исправимо, – небрежно хохотнул мужик. Что-то звякнуло, и тут же мне в нос шибанул ядовитый запах нашатыря. «Зараза!!!» – волей-неволей пришлось открывать глаза и визуально воспринимать действительность. Комната, в которой я лежал, была очень похожа на женский будуар, оформленный с претензией на роскошь, хотя и в несколько фривольной тематике. И это, мягко говоря. Одна громадная картина на стене, где могучий, козлоногий сатир пылко натягивал пышнотелую пейзанку, чего стоила. Но вся эта роскошь, носила слегка потрепанный характер. То есть, видала лучшие времена. Доктор – необъятный румяный толстяк в пенсне, с буйной курчавой шевелюрой, несколько смахивающий на Александра Дюма, сидел на стуле рядом с постелью, а вот мадам Люсьена, как я и подозревал, оказалась той самой женщиной, что встретила меня вчера в коридоре. Она стояла, у меня в ногах и экспрессивно прижимала руки к своей груди. Правда, выглядело это несколько картинно. При первой встрече я толком не рассмотрел ее, а сейчас вовсю пользовался моментом, потому что дамочка была неимоверно хороша. Нет, образцом женской красоты мадам далеко не являлась, но в ней было столько шарма, что я невольно почувствовал некое напряжение в чреслах. - Ну вот! – доктор жизнерадостно осклабился и несколько раз щелкнул пальцами перед моими глазами. – Как вы себя чувствуете молодой человек? Я нехотя отвел взгляд от мадам Люсьены и прохрипел: - Лучше, чем вчера. - Очень хорошо, – довольно кивнул доктор и достав из саквояжа слуховую медицинскую трубку, скомандовал. – Еще раз послушаем вас, молодой человек. Дышите как можно глубже... Во время процедуры выяснилось, что мои обноски куда-то исчезли, сам я лежу в постели в чем мать родила, а мерзкое амбре застарелого пота, которым вовсю благоухала моя тушка, сменилось приятным запахом цветочного мыла. «Здрасьте... С какого, спрашивается, вдруг такое шикарное обращение? – немедленно озадачился я. – Подобрали, обогрели, вымыли, да еще доктора вызвали. И она меня вчера явно узнала. Все бы ничего, но вот я ее в упор не опознаю. Впрочем, это вполне объясняется амнезией. Черт побери, может я на самом деле Александр Аксаков? Или Алексей. И знал эту шикарную бабу в прошлом? Вполне может быть. Но вот досада, никакой потерей памяти не объяснишь окружающий антураж начала двадцатого века. Ведь я точно знаю, что моим временем было двадцать первое столетие. И что такое мобильная связь с интернетом помню. И много чего еще. А здесь подобными вещами даже не пахнет. Вон у дохтура вместо стетоскопа какая-то допотопная труба. Такую, наверное, еще Антон Палыч Чехов пользовал, в свою бытность земским врачом. И так все вокруг. Япона мать... Не нравится мне это. Ой, не нравится. А если... Но развить мысль помешал лепила. - Я выпишу кое-какие лекарства, мадам Люсьена... – месье Симон с треском захлопнул саквояж. – Микстуру и порошки заберете у Франсуа сегодня вечером. Принимать строго по рецепту. Ничего непоправимого пока не вижу. А сейчас, пожалуй, я осмотрю вагины ваших цыпочек... Доктор хрюкнул, удивительно легко для такой туши встал из кресла и проследовал на выход из комнаты. - Да-да, конечно, месье Симон, девочки уже приготовились, – мадам Люсьена проводила врача, закрыла за ним дверь, после чего резко обернулась ко мне и довольно угрожающе процедила: - А теперь, изволь объясниться, Алекс! «К лепиле она обращалась на «вы», хотя явно с ним хорошо знакома, – не спеша отвечать, отметил я. – А ко мне сразу на «ты». Опять же, швейцар на входе пропустил в бордель, хотя по логике вещей, должен был такого оборванца пинками спустить с крыльца. Что сие, значит? А сие означает, что меня и эту женщину связывали не только дружеские отношения. Н-да... очень оригинальное открытие; с хозяйкой борделя, я еще шашни не водил. Или водил?..» Люсьена, видя, что я молчу, тут же сменила гнев на милость. - Я же переживала! – жалобно всхлипнула она и картинно заламывая руки бросилась ко мне на грудь. – Как ты мог?!! Целых полгода ни одной весточки!.. Я уже думала, думала... - Люсьена... Люси... – я осторожно провел рукой по ее иссиня-черным волнистым локонам. – Тут такое дело... Я... я все забыл... - Что? – оскорбленно вскинулась женщина, но тут же взяла себя в руки и совершенно бесстрастно заявила: – Ну что же, этого и следовало ожидать. Ты не давал мне никаких обязательств, так что... Ругнувшись про себя, я быстро взял ее за руку: – Ты не так поняла. Я просто потерял память! Напрочь! Даже не помню, как меня зовут. Что-то внутри меня подсказывало, что надо прийти именно сюда – вот я и пришел. - Правда? – Люсьена изумленно уставилась на меня. - С какой стати, мне тебя обманывать? – ответив, я невольно поежился. Заявлять о своей потере памяти женщине, с которой ты когда-то имел любовную связь, по крайней мере неразумно. Почти наверняка, сразу же проявится множество фактов, о которых ты не подозревал даже перед амнезией. Впрочем, другого выхода пока не вижу. В моем положении не до привередливости. Надо будет, подыграю. Тем более, мамзель неплоха собой. Главное, стать на ноги и связаться со своими. - Прям ничего, ничего, не помнишь? – озадаченно переспросила Люсьена. – А нашу свадьбу? Детей? – И тут же весело прыснула, заметив оторопь в моих глазах. – Я шучу, милый, шучу. Хотя признаюсь, меня просто распирает от желания прояснить твою память исходя из своих интересов. Слушай, может обратиться к месье Симону? Он не специалист в таких вопросах, но врач очень знающий. А гинеколог, так вообще великолепный. - Пускай это пока останется между нами. Пока. А потом посмотрим. Память как пропадает, так и возвращается. Лучше расскажи... - Как скажешь, милый, – охотно согласилась Люсьена. – С чего бы начать... Ты русский, тебя зовут Александр Аксаков... - Какой сейчас год? - Третье декабря тысяча девятьсот девятнадцатого года, – несколько ошарашено ответила Люси. – Ты даже этого не помнишь? - Это как раз помню, – быстро соврал я. – На всякий случай спрашиваю. А город? - Марсель. Франция. «Приехали... – ошарашенно подумал я. – Но как? Каким, черт побери, загадочным образом, меня сюда принесло? Зараза, так ведь не бывает. Галлюцинации? Сумасшествие? Вряд ли, слишком уж все реальное. Ага, в посольство один собрался... В какое? Российской империи или... как там в это время называлось первое в мире пролетарское государство? Увы, не помню. Да и без разницы, все равно дипломатических отношений с красными у французов вроде еще нет. А с белыми уже нет...» - Алекс, тебе плохо? – встревожилась Люсьена. – Позвать месье Симона? - Все хорошо, все хорошо, Люси... – я покрутил головой, решительно спустил ноги с постели, после чего, ведомый неясной догадкой, шагнул к большому зеркалу в потертой раме из резного дерева. – Какого черта?!! Других слов не нашлось. Почему? Да потому что из зеркала на меня смотрел совсем другой человек. Совсем другой! Не я, черт побери! Этой напасти еще не хватало... - Не вижу повода огорчаться, – мадам Люсьена, к счастью, не поняла настоящей причины моего замешательства. – Ты по-прежнему сложен как Аполлон и красив как Феб. Ну, немного отощал, так это вполне поправимо. «Действительно, хорошо сложен... – машинально отметил я. – Худющий, но словно соткан из жгутов мускулов. Спортсмен? Правда рожа приторно смазлива, но вполне укладывается в рамки мужской красоты. Не выходя за грань пристойности. Как ни крути, неплохая тушка. Вот только не моя. Я не так выглядел. Совсем не так. И старше был, лет так на двадцать...» - В постельку, в постельку... – Люси обняла меня за плечи и настойчиво увлекла к кровати. – Рано тебе еще гарцевать. Рано...