| Всего страниц: 19 |
| Михаил Либерзон-Оглы (ДядяМиша): Веселые городские друзья | ||
|
||
| Глава 8 Николай и Веста . Некуда бежать. Николай отчаянно раздумывал, не зная, что делать, не зная, что сказать. Младшая сестра испуганно вжалась в кресло, забравшись с ногами на переднее сидение их маленького праворульного японского минивэна. Ей нужны были ободряющие слова, слова, которые могли бы заставить поверить: - то, что они видели на протяжении всей оставшейся ночи – просто дурной сон. Он проклинал сейчас себя за те часы, которые он провел на рабочем месте, вместо того, чтобы, давя до пола педаль газа, рвать вместе с Вестой из родного города, куда глаза глядят. Те часы, когда он думал, что от его усилий еще что-то будет зависеть. Не было необходимости в подробностях пересказывать девчонке, как в течении этих самых нескольких часов крупный городской стационар превратился в зачумленный кровавый хаос. Как, спустя всего лишь полчаса, после того, как один из загадочных посетителей, волей или неволей привезший в их город эту заразу, отвернувшись, пустил себе пулю в лоб на пороге приемного отделения, и как тщетно пытался дозвониться до своего командования его могучий усатый напарник, впрочем, тоже исчезнувший вскоре после этого. Как, мирно до того спавшая больница, постепенно наполнилась топотом ног, криками, рычанием и воем. Как в панике разбегались в ночь люди, кто-то здоровый, но гонимый прочь волной увиденного и пережитого только что животного бешеного ужаса, и как бежали за ними, в туже самую ночь, но только движимые лютым голодом, те, другие, которых людьми уже назвать было нельзя. Как сквозь застекленную дверь он видел пиршество новообращенных каннибалов в палате для лежачих больных, для тех, которые не имели возможности даже поднять руку в свою защиту, пока их жрали заживо, и как, пятясь, наступил на руку медсестре Татьяне, лежавшей на пороге его отделения с почти совсем оторванной головой. Как другой медсестре его же отделения, симпатичной, высокой Наташе, он собственноручно проломил череп, сорванным с пожарного щита на первом этаже топором, на длинной красной рукоятке, в тот момент, когда она, обычно такая приветливая и неконфликтная барышня, мечтавшая получить высшее образование и стать детским хирургом, ползла, подтягиваясь на руках, не имея возможности больше ощущать нижнюю половину тела из-за перебитого им же, Николаем, позвоночника, хрипя, рыча и пузырясь из красиво очерченного рта черными фонтанами отравленной крови. Не хотел он рассказывать этого. Достаточно было его ночного внезапного появления на пороге их квартиры, от подошв кроссовок до макушки коротко остриженной головы покрытого кровью и тонкого протяжного, ужасного крика МалОй, решившей, что он – продолжение только что увиденного ей во сне кошмара, преследовавшего ее с раннего детства. Глянул мельком на часы – половина девятого утра. Они уже четыре часа колесят в различных направлениях, пытаясь найти выход из гигантской мышеловки. За это время путешественники уже успели совершить ряд важных и далеко не самых приятных открытий. Первое, которое он сделал еще на пути из больницы домой, - не работала сотовая сеть. Не то чтобы совсем не работала, но уж как-то кощунственно и зловеще звучал в трубке успокаивающий женский голос, сообщавший о технических неполадках на линии и искренне приносивший извинения за временные неудобства. Выскочив из машины около своей 22-этажки, стоявшей на краю лесопарка , успев поразиться тому, что сюда, еще не докатился хаос и кровавая бойня уже разгоравшаяся в старом городе в окрестностях Горбольницы №3, он взбежал по лестнице не дожидаясь лифта и ворвался в квартиру вихрем, до полусмерти перепугав Весту. Еще десять минут потом пытался убедить ее, что он не является продолжением сна, о котором рассказывалось выше. Наскоро умывшись, лихорадочно, то и дело роняя на пол плотные цилиндрики, он набивал пачками охотничьих патронов к своей, видавшей виды вертикалке ИЖ-27, большую спортивную сумку, Уже через полчаса они выбежали из подъезда, к машине. Было тихо, на кромке, подступавших вплотную к домам гуртам деревьев, разливался коленцами соловей. В воздухе пахло грозой, свежестью, мокрой ночной зеленью, а под ногами всплескивали теплые летние лужи. Город еще сладко и безмятежно спал. Здесь на улице до сих пор не было ни души. За несколько драматических предыдущих часов, проведенных им на рабочем месте, Николай понял несколько вещей. Самое оптимистичное было то, что он остался невредим и, судя по всему здоров. Вирус, завезенный вечерними гостями, стремительно превращал человека в бешеное животное, обладавшее физическими способностями, несколько большими по сравнению с обычными человеческими, а уж нечувствительность к боли и, даже тяжелым ранениям была просто фантастическая. Не надо было особо напрягаться, чтобы вспоминать аналоги, заполонившие в последние годы киноэкран. Разум сам выкладывал с ближней полки термин «зомби». Сходство всего происходившего с киношной сказкой, поначалу поразило хирурга своей абсурдностью, но с осознанием того, насколько это теперь близко и осязаемо, приходил и реальный страх. Тот же страх парадоксальным образом оживлял гибкость ума и подсказывал уцелевшим в больнице людям, тем немногочисленным, кто успел взяться за любое оружие, будь то служебный пистолет или хотя бы просто ножка от табуретки, что единственным уязвимым местом стремительно, в геометрической прогрессии множившихся количеством упырей, была только голова. С каждой минутой выжившие набирались опыта. Первым делом Николай погнал их минивен на заправку, где, ворвавшись в ночной магазин, и заказав полный бак, рассказал присутствовавшим об увиденном ранее. Скорее всего, его приняли за сумасшедшего, или в лучшем случае, за человека, который не хочет расплачиваться за купленное топливо и оттого рассказывает под утро всякие небылицы. Он только махнул рукой, кинув на прилавок купюру, рысью отправился в своей машине, махнув напоследок выбежавшему за ним охраннику рукой и крикнув, - Бегите по домам, идиоты! Они развернулись прямо через две сплошные, напротив поста - глупо было бы сейчас останавливать за это нарушение. Но на пикете и так не было ни одной живой души. Лишь впереди на самом выезде мигали красно-синие маячки. Наблюдалось какое-то нездоровое шевеление и мечущееся зарево фар слева, за заправкой, в стороне первого отдела местного УВД. Уже у самого выезда на Ленинградское шоссе были видны полтора десятка машин, скопившихся у светофора, мигавшего желтым прерывистым огнем, их водители, сбившись в кучу и отчаянно размахивая руками, спорили о чем-то с тремя инспекторами ДПС. Николай обратил внимание, что все трое инспекторов успели натянуть на себя бронежилеты. Двое были со штатными куцыми автоматами через плечо. Выезд на трассу преграждала патрульная машина, поставленная прямо поперек дороги. Он покинул салон, велев Весте опустить пуговку блокировки дверей, и тихо подошел к спорящим. Все фары светили вперед, в сторону, где происходила дискуссия, и потому он оставался незамеченным. Содержание разговора, впрочем, не явилось для него ничем неожиданным, кроме, разве того, что ДПС-ники отказывались пропускать личный транспорт, ссылаясь на приказ начальства. – водители же, явно уже бывшие в курсе событий требовали освободить путь, угрожая в противном случае плюнуть на все увещевания представителей власти. –Да кончайте вы кипиш, мужики - басил здоровенный пузатый майор. –Всех уже поднимают по тревоге – наведем порядок!. Ответом ему был взрыв негодующих возгласов. Все, стоявшие на выезд загомонили одновременно и нельзя было вычленить из этого гвалта, сколь бы то ни было связной законченной фразы. –Навели уже, блять, порядок – весь седьмой район сумасшедшими кишит - орал интеллигентный на вид мужичок в толстых роговых очках. - Нас чуть в собственной квартире не выпотрошили - вторила ему молодая, хорошо одетая мамаша с годовалым ребенком на руках. Младенец не разделял, казалось, всеобщего настроения, но ему нравилось то, что происходит вокруг – громкие голоса, ночь, мигание разноцветных огней. Отчего-то, глядя на него, Николай вдруг тяжко вздохнул, словно кто-то большой и сильный наступил ногой на его широкую грудную клетку, не давая набрать в легкие до нужной нормы воздуха. Накатила тошнота, хотя все увиденное ранее, хоть и шокировало его, но не туманило до конца своей кровавостью, - все-таки крови он не боялся, да и на войне побывал. Скорее, муторно ему стало оттого, что он представил на секунду – как вот эта молодая мамаша с ребенком на руках спасалась от зубов голодных и сильных в своем безумии вурдалаков. И еще оттого, что рукав ее легкой светлой куртки изнутри был пропитан кровью. Если это был укус – то о его последствиях он уже знал предостаточно. - Позвольте - он деликатно, чтобы не испугать, тронул ее за локоть – У Вас весь рукав в крови. - А – это? – разрезала в подъезде, стекло кто-то уже высадил… - Вы ведь тоже их видели? - она подняла на него светлые глаза, в темноте и вспыхивающих огнях, казавшиеся совсем белыми, - Они похожи на живых мертвецов, правда? Он только кивнул ей в ответ. - Они – опять мотнула головой в сторону ментов – они же ничего не смогут сделать…. Почему нас не хотят выпускать? - Я, кажется, догадываюсь…. – начал он. В этот момент сначала тихо, а потом, медленно полнясь с той стороны, где разрасталось никогда не гаснущее зарево столицы, раздался какой-то странный звук. Точнее странным он был для большинства из присутствовавших здесь. Бывший военный хирург сразу узнал его. Этот нарастающий, рокочущий, бурчащий гул, вперемежку с еле читающимся еще на расстоянии лязгом, был ничем иным, как вестником приближения к месту их маленького спонтанного митинга, колонны тяжелой бронетехники, шедшей почему-то со стороны Москвы. Вскоре в тумане, который поднимался с теплого, умытого грозовым дождем асфальта Ленинградского шоссе, колом встал, слепя дальним светом, жесткий свет фар и прожектора головной машины. Крики и ругань стихли. Через несколько минут, как в дурном сне, в абсолютном молчании, все молча наблюдали, как мимо, грохоча по асфальту гусеницами, выплевывая клубы серого грязного дыма, зловеще взревывая богатырскими движками, угрюмо проходили танки, настоящие, как будто из-под земли, взявшиеся в их спокойной мирной жизни боевые машины, которые можно было в охоточку наблюдать раз в год, во время военных парадов, где те, свежевымытые и блестящие утюжили Красную Площадь и прилегающую Тверскую. Но тогда гусеницы, обутые в специальные накладки, чтобы не испортить мостовую, а также барабанные перепонки мирных граждан, не создавали такого оглушительного и пугающего звукового шоу, нежели сейчас. Это шоу вкупе с визуальным рядом потрясало, завораживало, уничтожало, заставляло людей встать, как вкопанных… И веселый грудник на руках молодой мамы не улыбался больше, озираясь по сторонам с любопытством, а вдруг прижался к ней, испуганно тараща свои выпуклые глаза и полуоткрыв маленький, словно щель игрового автомата рот, откуда текли слюни на белую модную материну куртку, заплакал вдруг. Он локтем почувствовал прикосновение. Сзади, обхватив его руку, вцепившись в нее, как маленький испуганный котенок всеми четырьмя лапами вцепляется в ветку дерева, на которое его загнали собаки, прижималась к нему сестра. Ее густые длинные волосы, будто пытались скрыть от нее происходящее вокруг, постоянно подхватываемые легкими порывами ветра темные пряди, застили блестящие угольки глаз, в которых плясали красные, синие и желтые всполохи всех этих светофоров и мигалок. Она часто и нервно встряхивала головой, чтобы хоть немного увеличить себе сектор обзора. Сбросив оцепенение, Николай повернулся к ней и нагнувшись к самому уху произнес –Пора нам…. Решительно взял ее за руку и повел к машине. Веста, как загипнотизированная, вполоборота, продолжала смотреть на этот оглушительный парад. Двери машины захлопнулись, и было такое впечатление, что вокруг резко убавили звук. Брат погасил фары, подал чуть вперед, освобождая пространство для маневра – сзади его подперла уже какая-то четверка. Потом порывисто повернул руль и обернулся через левое плечо, сдавая назад. Так, задним ходом, он проехал до поворота к светившемуся, как торт со свечками, зданию «Макдональдса». Там резко вывернул налево и, так и не включая фары, чтобы не привлекать внимание лишними метаниями световых пятен, благо фонари тут горели вовсю и потребность в собственном освещении была невелика, двинулся вдоль «жилища Рональда», а затем мимо заправки «Бритиш Петролеум», по краю промзоны, по дороге, шедшей прямо вдоль шоссе и выскакивавшей в сторону Москвы через километр на ту же Питерскую трассу. Он спокойно миновал этот отрезок пути, но, уже поворачивая, вспомнил про отбойник разделительной полосы, тянувшийся по шоссе обратно, до того места, откуда он только что вырвался по дублеру. Ну что же, в любом случае, хотелось надеяться, что менты, увлеченные перепалкой с негодующей общественностью, скорее всего, будут располагаться спиной к нему. Он спокойно доедет до мигающего желтого светофора и уйдет на разворот, сразу за последней машиной из армейской колонны. Потом он легко обгонит всю процессию и, через десять верст, так же спокойно свернет направо, по бетонному кольцу, уходя в сторону Дмитровского шоссе. Потом будет кусочек по Дмитровке и они опять уйдут на бетонку, в направлении Ярославского шоссе, а дальше – по Ярославке в область. Через три часа они будут далеко, в их деревенском доме в глухомани, куда кроме них в год наведываются от силы двадцать – двадцать пять человек дачников за весь летний сезон и куда даже не всегда доезжает автолавка. Там, надеялся Николай, они некоторое время будут в безопасности, потом власти возьмут ситуацию под контроль и можно будет спокойно вернуться. -Больше недели это не должно продлиться - уговаривал он себя. Можно было конечно махнуть до МКАДа и этим значительно сократить себе путь но, после услышанного от спеца еще в больнице слова «карантин» и увиденного только что на въезде, этот вариант отпал сам по себе. Не спеша, не включая фар, их «Ниссан», как мелкий ночной воришка, медленно крался по обочине. Когда в нескольких десятках метров впереди замаячили все те же оранжевые мощные фонари основного въезда в город, Николай остановил машину и велел сестре пристегнуться. Теперь надо было дождаться, когда в поле зрения появится конец колонны. Как только замыкающая машина миновала освещенный перекресток – он нажал на газ, пересекая по диагонали, справа налево все четыре полосы пустого шоссе, Как только оборвался железный отбойник – он заложил резкий поворот налево, отчего их транспорт резко накренился и, казалось, вот-вот опрокинется на бок. Бог миловал, завизжали покрышки, в зеркало заднего вида он краем глаза успел ухватить суету на освещенном пятаке, от которого они уже стремительно удалялись. Один гаишник, видимо обернувшийся на звук (вот ведь, не растворился визг колес в гуле и лязге колонны, а может, инспектор в тот момент и смотрел вслед удалявшейся технике, когда проскочили беглецы) бежал к дороге, вытягивая шею, пытаясь разглядеть номер и марку автомобиля. Они обогнали колонну, растянувшуюся по трассе огромным бронированным змеем, не заметившим даже глупую темно синюю букашку, долетели до железнодорожного моста, сразу за ним, как и планировалось, свернули на бетонку, но уже через непродолжительное время на полпути до Дмитровки, впереди опять замаячили всполохи красно-синих проблесковых маячков. На перекрестке с Рогачевским шоссе дежурили сразу три экипажа ДПС. Судя по цепочке огней: - красных от стопарей с их стороны, и желтых – от головных фар - с противоположной, движение успели перекрыть и здесь. Чертыхнувшись, Николай со злостью произвел разворот на 180 градусов. Приходилось возвращаться на Ленинградку. Оставалась еще надежда, прорваться через Клин, через следующий радиус бетонных стратегических колец, опоясавших Москву. Потеряв еще около сорока минут, на подъезде к Клину, в районе давно разоренного пикета ГАИ они опять наткнулись на импровизированный блокпост. Только в отличии от двух предыдущих этот уже был усилен армейской бронетехникой, быть может как раз частью давешней колонны. Николай опять велел Весте запереться в машине и отправился на переговоры. ДПС–ники вяло отбрехивались от также скопившихся уже тут, первых беженцев, а может просто людей из других населенных пунктов, двигавшихся в этом направлении. - Слышь, командир, когда поедем уже? - Пока приказа не было – стойте и ждите… Недалеко от скопления людей нервно курил армейский капитан. Николай, направился к нему якобы с целью разжиться огнем. Закурил сам. Напустив на себя серьезный вид, он стал расспрашивать служивого - почему, мол, задержка. Тот тоже никакого вразумительного объяснения, кроме как «приказ» дать не мог. В разговоре Николай выяснил, что армейцев подняли по тревоге часа в два ночи и раскидали по всем основным перекресткам в этом районе. -Ну, вряд-ли что серьезное – с деланным спокойствием заметил Николай, а потом добавил заговорщическим тоном – Слышь, капитан, а может я потихонечку, обочинкой, а?..мне тут уж совсем недалеко, а? – Погоди, парень, не спеши, дадут зеленый свет – поедете. По тону, которым был получен ответ – понял – офицер врал. Им яснее ясного была поставлена задача и известны причины ранней побудки. В зеленом войсковом УАЗике, по всему заднему сидению и небольшому багажному отделению громоздились упаковки штатных костюмов Л-1. Внезапно пришла шальная идея. Кивнув, Николай отошел было на пяток метров, но потом, вроде как передумав, резко изменил направление, обходя, стоящий перпендикулярно к дороге «бэтэр», с кормы и поспешно засеменил к кустам пересекая воображаемую границу ответственности пикета, изображая внезапно настигший приступ малой нужды. На броне за его спиной почти синхронно лязгнули затворы «калашей» и, чуть опоздав, его настиг громкий, жесткий окрик – «Стоять!» Веста выскочила из машины и бросилась на выручку к брату. Того, неумело заломив руки, волокли к дороге двое солдат, Сзади семенил офицер. Николай почему-то не сопротивлялся, а лишь зло улыбался. Она не успела подбежать на выручку – его отпустили. Офицер нарочито громко, так чтобы слышали все присутствующие, отдал солдатам приказ: - Если что – огонь на поражение!. Группа собравшихся у блокпоста людей подала назад и заволновалась. Отряхиваясь, как будто от чужих прикосновений, брат спокойно подошел, взял ее за руку, они сели в машину. - Надо возвращаться - сказал он каким-то отрешенным безразличным тоном. –Через час тут будет хуже, чем в Зеленограде. Ниссан в который раз уже за сегодня дал задний ход, и они медленно покатили в обратном направлении. Потом была отчаянная попытка прорыва по Пятницкому шоссе в районе Солнечногорска. Она также провалилась с треском – менты с каждым часом становились злее и дерганее. Немудрено впрочем, - у всех были семьи, родственники, близкие. Десять минут десятого…Город, в который они вернулись, за эти несколько часов изменился до неузнаваемости, превращаясь в анатомический театр абсурда. Достаточно кровавого, надо было заметить. Не проходивший пока моральный шок сыграл свою положительную роль – действующие лица этой нашей главы не впали из-за происходящего в отчаяние и истерику. Эмоции как будто отключились, дав простор интуиции, которая вела их как огонек свечки в руках шаловливого гнома в темной пещере, то маяча где-то впереди и едва не скрываясь за поворотом в лабиринте страха, то подпуская совсем близко. Веста пересела на заднее сидение, а почетное место переднего пассажира заняла ижевская двустволка, заряженная патронами с самой крупной, какая была, картечью. Николай повернул сразу за стоявшим на постаменте танком-тридцатьчетверкой там же, где они ранее выскочили на трассу. Это был самый крайний со стороны области въезд в город. ДПС-ников не было, зато вдалеке, на автобусной остановке уже разворачивалось знакомое хирургу действо. Двое мальчишек, лет по 15-16, пытались, забравшись на остановочный павильон, отбиться от обступивших их убежище, десятка упырей. Сейчас, при дневном свете хорошо читался мертвенный оттенок кожи зараженных. Веста, видевшая подобную сцену впервые, была близка к истерике, но держалась. Николай, поймав в зеркало заднего вида умоляющий взгляд сестры и на миг поколебавшись, все же свернул на разворотный пятак перед остановкой. Расстояние было плевое – метров десять. – Только бы пацанов не зацепить - подумал хирург нажимая на спуск. Не попасть с такой дистанции было невозможно. Головы пары двуногих хищников лопнули, как, столь любимые населением средней полосы в грядущем августе, ягоды-арбузы. Оставшиеся, как будто не замечали потерь в своих рядах, и остервенело продолжали свой штурм. Николай спокойно перезарядился и довел количество зараженных до, чуть превышавшего половину от первоначального состава. Парни на остановке тоже удвоили усилия, отбиваясь от оставшихся упырей, один из которых, все же обратил внимание, на появившееся рядом мясо, не оказывающее столь ожесточенное сопротивление. Опустившись на четвереньки, зараженный, как ни в чем ни бывало, принялся рвать зубами тушку своего недавнего компаньона по кровавой охоте…. Подростки попросили высадить их у первого района на кругу. Это были друзья с одного подъезда. Напуганные, но усиленно не подававшие вида при девчонке, они сумбурно поблагодарили и, переговариваясь, почему-то шепотом, перебежками двинулись к группе домов, высившихся с левой стороны от въезда на Центральный. Итак, наутро целый сектор, включая их родной Зеленоград, был отрезан от всего остального внешнего мира. Окромя блокпостов на основных магистралях, стремительно заполнялся, и в основном войсками, периметр – многоугольник, ограниченный Ленинградским, Пятницким шоссе, Малым бетонным кольцом и, видимо, Московской кольцевой дорогой. Следующее кольцо оцепления, а оно, судя по блокпосту на Зубовском повороте на месте сто лет назад упраздненного Давыдковского гаишного пикета, по логике должно было находиться по Большому бетонному кольцу, Дмитровке и Волоколамке. Солдаты не препятствовали перемещениям паниковавших граждан внутри периметра, даже порой помогали разруливать, моментально возникшие на выезде в область пробки. Но любые попытки нарушить границу пресекались чрезвычайно жестко. Как будто в, только что стоявших и вежливо увещевавших народ воинах просыпалось что-то злое, едва кто-то пытался проскочить. Оцепление было поставлено грамотно – практически невозможно было пройти на внешнюю сторону кольца - вытянувшись цепью на многие километры, вооруженные автоматами, путь преграждали стоявшие через каждые 30 метров военные. На каждом повороте, где дороги делали изгиб, располагались или БТРы, или ТИГРы с установленными на них пулеметами. И без того узкие дороги на Пятнице и малой бетонке были еще заужены - полоса ориентированная на внешнюю сторону периметра во многих местах была уже отгорожена лентой и закрыта для передвижений всего автотранспорта, которому досталась в итоге одна полоса и противоположная обочина. По отгороженному пространству передвигались на уазиках мобильные группы, патрулируя свои, максимум километровые, зоны ответственности. То тут, то там, на обочине на прилегающих дорогах, в тех местах, где они подходили к импровизированной границе, были видны группы встревоженных людей, у некоторых были с собой достаточно объемистые сумки и рюкзаки. Из тех обрывков разговоров, что Николай пытался заводить сам и услышал, оказываясь поблизости, стало понятно: - военные были стянуты сюда из сопредельных областей и с другого конца Москвы и области. Что ж, военачальники не были глупы – отметил он про себя. Ведь, по крайней мере, большинство родных и близких, охранявших периметр, остались снаружи. А значит те, кто его охраняют в данной ситуации, будут более заинтересованы в том, чтобы граница оставалась «на замке», нежели их коллеги, дислоцировавшиеся в зараженном секторе. Интересно, что они-то делают. Наверное, направлены глубже в периметр, «для поддержания порядка» типа?.. По крайней мере, будь он большим военачальником – поступил бы именно таким образом. Николай нарочно рассуждал громко и вслух, отвлекая Весту, не давая ей погрузиться в отчаяние, и позволить поганой, холодной обезьяне страха завладеть мыслями сестры. Стволы вертикалки у него под левой рукой на переднем сидении, подрагивая от движения машины, выбивали дробь, прислонившись к боковому стеклу. Он не понимал, зачем они вернулись в эпицентр кровавых событий, это противоречило всякой логике, но почему-то чувствовал, что поступал правильно. Он не мог найти этому объяснения, да и не пытался, честно говоря. Где-то он читал…или слышал… - интуиция ведет человека в экстремальных ситуациях лучше всякой логики. Главное – не отдаться ей полностью, как нельзя без тренировки полностью быть уверенным, что ты контролируешь мощный несколькосотсильный спортивный болид, сев на него третий раз в жизни. Он отвечал не только за свою жизнь, поэтому здравый смысл все же заставлял его балансировать на грани логики и интуиции. Лампа, указывавшая на то, что в баке у них давно и безнадежно сухо, уже давно смотрела на него своим немигающим желтым глазом. Свернув на Панфиловский проспект, доехать они сумели лишь до одиннадцатого микрорайона. Надо было принимать какое-то решение, что-то делать дальше. То тут, то там уже в полную силу разворачивалась, начатая накануне вечером пляска смерти. Канонада стояла как на Новый год. По всему городу что-то хлопало, стреляло, местами и взрывалось – через приподнятый люк в крыше были отчетливо слышны и крики людей и все остальное богатство звуков совсем неуютного саундтрека, к действу, развернувшемуся в родном городе совсем не понарошке. Жути добавляло и то, что звуков было гораздо больше, чем визуально заметных действий. Щемились туда-сюда группки людей, где-то организованные, а где-то, напоминающие стада безумных свиней, рвущихся к корыту, чтобы утолить голод. Первые повсеместно принимали бой, или убегали – вторые, не знавшие теперь страха, лишенные инстинкта самосохранения, повсеместно шли в наступление. Удивляло отсутствие милиции (не так давно ставшей полицией) и военных. Лишь пронеслись над проспектом в сторону новых районов два вертолета, уплотняя под собой, словно желатин, гулом двигателей и тут же, крупно нарезая мощными лопастями на куски, летний свежий еще влажный от прошедшего ливня, утренний воздух. Николай, чувствуя, по прерывистой работе двигателя, что бензин все-таки закончился, и машинально жалея бензонасос, свернул прямо на пешеходную дорожку у кафе «Лесное» и приткнул Ниссан к невысокому бордюру. Они выбрались из машины в узкое, сантиметров восемьдесят, пространство между правым боком минивена и бетонным бортиком. Буквально в двадцати пяти метрах, сразу за углом здания, происходила какая-то возня, слышалось рычание и повизгивание, как будто пировала стая бродячих собак на только что выброшенной свежей порции пищевых отходов. Чувствуя опасность, хирург только прижал палец к губам, веля Весте не двигаться. Осторожно, чтобы не хлопать, прикрыл дверцу и аккуратно поставил перед собой сумку с патронами. Тихо достал два, убедился, что в них не бесполезная трешка, а вполне сносная картечь, переломил ружье и быстро вставил их, так же бесшумно вернув стволы в нормальное положение. Чертова возня за углом прекратилась. Тот, кто там находился, как зверь, а они оба уже почти не сомневались, что за кафе были те, с кем им уже довелось сегодня познакомиться, казалось, прислушивался…. Да и появиться, вскоре не замедлил. Высокий, молодой парень в дорогом темном костюме и когда-то белой рубашке, теперь залитой все той же черной кровью, судя по виду, еще совсем недавно преуспевающий менеджер или что-то вроде того, с рычанием и низким хриплым визгом, атаковал их в следующий момент, огромными прыжками сократив сразу наполовину, разделявшее их расстояние. Веста отпрянула за спину брата, который был готов к встрече, и уже вскидывал ружье… Опять брызнули ошметки – картечь на такой близкой дистанции оставила на месте головы, увенчанной еще секунду назад сильно напомаженной гелем и, потому до сих пор державшей форму аккуратной прической, только незначительный ее фрагмент. Николай сейчас ни минуты не пожалел о часах проведенных на стенде, в упражнениях по тарелочкам, и о частых поездках на утиную охоту в сезон. Но с другого угла здания неслись уже целых трое каннибалов, судя по одежке, не ко времени застигнутые упырями дачники, собиравшиеся ранним утром за город по каким-то важным плодоовощным делам. Мужчина и женщина в летах, видимо супруги и, ставшая их невольным компаньоном старуха бодро направлялись к нашим героям, определенно собираясь разнообразить свой дачный вегетерианский рацион. Хирург сообразил, что один патрон никак на троих не делится и, заслоняя собой Весту, судорожно шарил в сумке, когда первый из нападавших, неожиданно скоро, оказался совсем рядом. Стрелять пришлось с одной руки и оружие, неловко дернувшись, дало промах. Остальные упыри, точнее упырихи, лихо вскочили на бордюр, нацеливаясь сразу на обе жертвы. Перехватив ружье левой рукой за ствол, на манер байдарочного весла, он успел все же сшибить с бортика прикладом первого дачника. И тот, сбитый с направления провалился, попал-таки ногой в пустое место между бетоном и машиной. Его довольно удачно развернуло, таким образом, что спутницы его споткнулись о неожиданно возникшее препятствие и покатились по газону, блестевшему еще росой. Однако и Николай остался практически безоружным. Сумка с патронами оказалась под упавшим. С газона, хрипя, поднималась еще недавно чья-то бабушка, вероятнее всего добрая и заботливая, как та, что с картинки на пакете молока «Домик в деревне». На четвереньках, она уже подползала к оравшей во весь голос девчонке, которой и деваться-то было некуда – слева от нее был Николай, за спиной машина – спереди чуть справа по диагонали – перепачканные кровью, клацающие, вполне себе еще крепкие зубные протезы сбесившейся старой грымзы. В этот момент, прямо позади их машины, взревели, именно взревели, а не завизжали или чего-то там еще сделали, мощные тормоза… Вслед за этим раздались два выстрела… «Бабушку с молочного пакета» крутануло вправо, казалось Веста услышала шлепки тяжелых пуль, старуха завалилась – из расколотого черепа, составляя интересный художественный контраст с седыми растрепанными волосами, полилась на изумрудную росистую травку темная юшка, туда же устремились, томившиеся много лет в тесной черепной коробке серо-розоватые мозги. Да, для рекламных целей голова ее, увы, теперь уже точно не годилась. Их неожиданный спаситель, вылезший из темно-серой «Тойоты-Камри», уже подбегал к ним, на ходу ведя огонь из большого черного, угловатого пистолета. Подобно персонажу из голливудского боевика, он взлетел на парапет и двумя выстрелами поразил еще две головы: - второй барышни преклонных лет и ее супруга, который почти выбрался из затруднительного положения и вступил, было в рукопашную схватку с хирургом. Неожиданный спаситель при своем небольшом росте, почему-то действительно реально создавал впечатление киборга из фильма. – У него были странные, почти прозрачные, льдистые, как будто мертвые глаза – Веста как-то автоматически успела отметить сие обстоятельство, хотя уже кинулась вперед, помогая брату отвалить в сторону тело, придавившее весь их боезапас. Вдвоем они выбрались, наконец, из узкой щели между авто и бордюром, пока парень с пистолетом прикрывал их, медленно отступая спиной по газону справа в том же направлении, держа под прицелом угол здания, откуда выпрыгнула последняя троица. - Бегите к машине!.. – Голос у него был тоже словно металлический и какой-то убийственно спокойный. Николай распахнул дверцу «Тойоты», втолкнул Весту на заднее сидение и, торопливо заряжая еще два патрона, уже не разбирая, что в них набито, развернулся в сторону, где между их спасителем и еще десятком появившихся уже из-за обоих углов здания упырей, уже разгорелось целое сражение. Парню пришлось запрыгнуть прямо с бортика на крышу их минивена. Стрелял он великолепно, но помощь хирурга оказалась, кстати, поскольку перемещались враги достаточно быстро. Тем не менее, через всего лишь два десятка секунд безостановочной пальбы, этот бой прогрессивным человечеством был выигран. Теперь уже окончательные и бесповоротные трупы украсили и ярко-зеленый газон, и брусчатку между ним и главным входом в кафе. Однако пора было отступать – пальба и все остальные сопутствующие звуки уже влекли на сцену театра военных действий новых действующих лиц. Бегом вернулись к машине. Тяжелый седан представительского класса снова взревел покрышками. За окном понеслись дома. Мелькнул и их дом, слева, через дорогу, в самой глубине двенадцатого микрорайона. Тут, наконец, нервное напряжение последних часов дало свой постэффект, окна несущихся мимо домов слились в продольные полоски, как шланги в метро…, накатила дурнота черно-зеленой волной. Веста, вцепившаяся в подголовник перед собой, медленно сползла на пол, в пространство между задним диваном и спинкой переднего сидения, проваливаясь в спасительный глубокий обморок. | ||
|
| Всего страниц: 19 |