-Твою маман…- я схватил бинокль, лежащий в специально сшитой мною сумке поверх груза, и поймал корабль, после чего потратил пару мгновений на фокусировку.
Увиденое мне не понравилось. Корабль не новый. Какой-то сейнер, судя по всему, но на мостике пара крупнокалиберных пулеметов, а на баке длинноствольная пушка, явно с сухопутным прошлым. Флаг неясно чей, какая-то херня на постном масле. На мостике на меня смотрит в мощный, явно военный, визир, мужик, про которого я сейчас могу сказать только то, что на нем фуражка гражданского капитана, и АПС с деревяной кобуре через плечо. Остальные тоже вроде как гражданские, но все с оружием.
Те, кто в лодке, понравились мне еще меньше. Молодые, в бронежилетах, с карабинами и автоматами. На транцевой доске сидел жилистый мужик в тельнике, и с повязаной красной повязкой башкой. Рожи у парней азартные, злые. Всего в лодке пятеро с мотористом, на меня просто чересчур много. И у берега они будут максимум через пять минут.
Оглянувшись на лесок внизу, до которого было метров шестьсот, я сунул бинокль в сумку, и, подхватив рукояти тачки, кинулся вниз, по пологому травинистому склону. Рукоять топора била по заднице, ракетница колотила по бедру, тачка старалась вывернулться и опрокинуться, а я прямо-таки чуял, как моторка пристала к берегу. Как пара самых молодых парней кинулась наверх, а двое постарше аккуратно осматривают берег. Мою ночлежку в пещере в том числе. Как пожилой моторист подошел к яхточке и внимательно и задумчиво осматривает.
Вбежав в лесок, я рванул как бешеный носорог, распугав приличное стадо то ли коз, то ли косуль. Какого лешего они не слиняли раньше, ведь я гремел тачкой на весь склон.
Не знаю как, я не оглядывался, но точно знаю, что молодые выскочили на склон, запыхано дыша. Увидели след на траве, и рванули за мной вниз по склону.
Пробежав по лесу метров сто, костеря тачку с грузом, готовый ее уже бросить и бежать налегке, я увидел здоровенный, сгоревший от удара молнии ствол какого-то древесного исполина. Дальше шла небольшая травянистая полянка, после чего снова густой подлесок и кусты орешника и то ли дикой сливы, то ли алычи.
В голове родился чокнутый план, совершенно идиотский, но единственно возможный, судя по всему. И я ломанулся через полянку в сторону кустов…
Через пять минут преследователи выскочили на край поляны. Я, замерев, стоял с поднятым топором, втеревшись в ствол мертвого дерева, почти не дыша, представляя себе, что я сросся с обгоревшим дубом, что я есть часть его.
От преследователей разило яростным и азартным весельем, я чувствовал частое биение их сердец, жажду преследования и победы.
И когда первый из них как-то плавно и медленно проскочил мимо меня, я изо всех сил, сверху вниз, с разворота, ударил топором по бедру второго, отрубив ему ногу напрочь. И, выхватив из-за пояса ракетницу, выстрелил в глаз притормозившему и оборачивающемуся на звук удара и удивленный вскрик первому. Точно попал, преследователя сбило с ног, а в глазу яростным белым пламенем горела магниевая смесь. Вот только падал он медленно, а второй только раззевал рот для крика, глядя на валяющуюся отдельно ногу и хлещущую из артерий кровь.
Время вернулось в нормальное течение, подстреленый наконец упал на землю, а я рванул за ствол винтовки второго, вырывая ее из рук падающего парня. По ушам резанул дикий вопль, на поляне густо пахнуло кровью и дерьмом. А я, на мгновение удивившись магазинке, рванул кверзу загнутую рукоять затвора, проверяя наличие патрона в патроннике. Да и вообще надо понять, что это такое и с чем его едят и как из этого стреляют.
Серая тушка патрона была на месте, я загнал затвор назад, и прицелившись, хотел выстрелить в орущего парня, но тот уже затих, видимо потерял сознание от кровопотери. Оглянувшись на первого, я подошел к тихо лежащему, уже с потухшей глазницей, загонщику, и поднял его винтовку. Обычная короткая трехлинейка, мы с такими на седьмое ноября по Севастополю разгуливали, изображая революционные патрули. А парень уже того, готов, кстати. Меня едва не вывернуло, от взгляда на страшную черную дыру вместо глаза, а после повторного взгляда на отдельно валюющуюся ногу второго меня все-таки вывернуло. Но, блевать мне особо некогда, и потому на подгибающихся ногах я побежал в сторону опушки, надо занять оборону, там голый склон, хрен они у меня по нему пройдут.
В это время внизу, с той стороны холма, на берегу моря, пожилой моторист склонил голову набок, и сказал по-немецки:
- Все. Златан и Вуйко мертвы. Охота закончена. Альберт, свяжись с «Тунцом», пусть аккуратненько идут сюда. Надо бы эту яхточку забрать, она почти целая.
- Но… - Заикнулся было один из его помощников.
- Охота закончена, у молодых был шанс, они его не использовали. Лезть за тем, кто только что убил двоих, я не буду. И кроме того. Это некромант, похоже. Займите оборону по гребню, но на ту сторону не лезте, и под случайную пулю не подставьтесь. И не хмурься, Альберт, эти болгары нам никто, а тут хороший кораблик. Удачно причалили, удачно. – И моторист похлопал по борту яхточки.

До самого вечера я провалялся под удобным вырворотнем на краю леса, наблюдая за гребнем, и стараясь углядеть. Что там, справа и слева. Все-таки, имея под руками моторку и сейнер, нет нужды ломиться в лоб, на возможную засаду. Вполне можно отойти на пару километров левее или правее, и высадить десант там. А еще можно вызвать полицию ил национальную гвардию с вертолетами. Гребаные натовцы. Нет, нам много чего рассказывали и показывали, и по ТВ, и политруки, да и ребята знакомые, прошедшие Афган… но что вот такое может случиться со мной, пусть и вроде как в будущем. Долбаный капитализм и его принцип, «человек человеку волк». Не поздороваться, не спросить, а сразу устраивать загонную охоту. Неужто американские боевики сняты по жизни? Тогда я могу понять Джона Рэмбо, озвереешь с такой жизни. Сказка, конечно, сказочная, особо про тот же Вьетнам и Афган, но понятно, почему амеры в нее поверили.
Но нет, никто за мной не погнался, никто не обходил с тыла и флангов. Только двух наблюдателей учуял, скорее, а не разглядел, и как будто с той стороны, на берегу, копошение нехилое. Хотя, чего уж там, яхточку наверняка утащат. Там то делов, прокопать канаву и буксиром сдернуть на воду. Для пяти мужиков работы на три часа. Эх, жалко кораблик, я то на него губу раскатал.
Кстати, над нами прошел еще один дирижабль. Интересно, у них тут что, постоянный маршрут? Красивы эти воздушные гиганты, обманчиво легковесны и очень изящны. Вот бы полетать на таком. Жаль, ни на одном «СССР» и «Аэрофлот» не написано. Наверное, наши в загранку не летают.
Пока валялся, успел немного изучить оружие, и стукнуть себя по лбу. Ведь я запасные патроны с тел не взял, болван! Так что у меня всего двадцать в магазинке с отъемным рожком, вроде как испанской, и что меня удивило, целых семь в мосинке. И патрон отличается от привычного пулеметного, без закраины, и вроде как диаметром поменьше.
Ближе к вечеру наблюдатели снялись, и берег, по моим ощущениям, опустел. Не знаю, как мне это удается, но буквально я каждым часом я все лучше людей ощущал, да и не только людей. То же стадо коз-косуль, не видя, но мог точно про каждую рассказать. А еще что-то ощущалось там, где я видал руины, что-то темное, нехорошее. Ну нафиг, туда даже не сунусь.
Выждав какое-то время, я не выдержал, и поднялся на гребень. Знаю что глупо, но вот терпежа не стало, охота было проверить, прав я или нет. Да и если всю жизнь бояться, то проживешь как премудрый пескарь, и сдохнешь так же глупо.
Внизу было безлюдно, и не было моей яхточки. Блин, аж до слез обидно. Одно хорошо, получается, что я кораблик на две винтовки с каким-то количеством патроном разменял, и что на меня не спутили сразу полицаев с вертолетами и собаками.
А потому, надо уходить, пока светло, и подальше, подальше. Только вот трофеи соберу, и потопаю.

Внизу было безлюдно, и не было моей яхточки. Только катки из бревен на берегу. Блин, аж до слез обидно. Одно хорошо, получается, что я кораблик на две винтовки с каким-то количеством патроном разменял, и что на меня не спустили сразу полицаев с вертолетами и собаками.
А потому, надо уходить, пока светло, и подальше, подальше. Только вот трофеи соберу, и потопаю.
На полянку я вышел уже в сумерках, так что долгого шмона не получилось. Да и противно это. Скидал все, что набрал с тел загонщиков, в том числе пару неплохих сапог вроде как моего размера, и ушел, не оглядывась. Некогда мне хоронить, для этого их карифаны есть, с того сейнера. Пусть возвращаются и хоронят.
Выйдя на опушку, я долго шел на северо-запад, периодически выходя на берег моря. Шел, пока полностью не стемнело, и идти стало тяжело и просто опасно. Тогда я остановился у небольшой группы деревьев, осмотрел местность насчет муравьев, и вытащил из телеги одеяла и сумку с одеждой. Ее решил использовать в качестве подушки, одно одеяло, потолще, бросил на землю, туда же спасжилет, все спать помягче, нашел бушлат, положил в головах винтовку с большим магазином, и завалился спать, укрывшись шерстяным одеялом с нарисованным тигром.
Есть, кстати, совершенно не хотелось, несмотря на то, что я весь день голодный пробыл, и завтрак оставил на поляне около дуба. Да и спать тоже, в голову лезла всевозможная чушь,
Я долго лежал, глядя в звездное небо, и наконец понял, чем оно отличается от моего привычного. Спутников здесь нет, вот чем. А так, просто чудо, не небо. Огромные звезды, котороми усыпан свод, метеоры, словно из рога изобилия сыплются – красотища. Эх, вот бы на межзвездном корабле полетать… хотя, как там у Ефремова? Наша Земля – это тоже звездный корабль, летящий сквозь бесконечность.
Уснул я незаметно. И сон мне снился просто сказочный – космический корабль. Я в странной форме, стою около огромного иллюминатора. Смотрю вниз, на планету, здорово напоминающую Землю, но только напоминающую. Рядом отец, в своей аэрофлотовской форме, он командир корабля. Мать сидит в глубоком кресле. Братишка гоняется за роботом на антигравитационной платформе, бабушка что-то вяжет, точнее. Управляет специальным роботом, подозрительно похожим на Громозеку. Все улыбаются, состояние радости и покоя. Мимо иллиминаторов прошла эскадра наших крейсеров, та самая, с которой я свалился. Играет захождение, я и отец стоит по стойке «Смирно», приложив ладони к козырькам фуражек. Головной крейсер стреляет из пушки, отдавая салют, яркие брызги феерверка расцвечивают горизонт, падая вниз метеорами.
Проснулся я поздно, опоспавшись за милую душу. Встав и оглядевшись, я понял, что нашел великолепную точку для короткой стоянки. Небольшой ручеек, полянка, пара выворотней, создающих отличную защищенную огневую точку. Решено, сегодня никуда не иду, отдыхаю здесь, тем более, что вчера был очень суматошный день. Ну очень насыщенный, я никогда никого не убивал. И очень надеялся, что никогда не придется. Впрочем, особо я не каялся. Никто не заставлял тех парней охотиться на меня, сами вдогон рванули. И, судя по всему, если бы повезло им, то мне мало бы не показалось.
Костер я решил не разводить. Меня на этой полянке не видно не слышно. А вот запах дыма, и тем более – готовки, разлетается очень далеко. Да и визуально дым обнаружить можно очень издалека. Обойдусь. Сухого пайка навалом, вода в вырытом мной в чистеньком песчаннном бережке бочажке уже набралась и совершенно прозрачна, вряд ли какая отрава в нее попала. А если я в нее водки или виски плесну немного, то и большинство бактерий погибнет. А если я наберу земляники, которой, как оказалось, просто дохренища вокруг, от запаха которой голова кругом идет, ополосну ее, надавлю в кастрюльке, сараху туда, водки, водицы – это же просто сказочно вкусно будет!
Чем я и занялся. И сотворив полную кастрюли этой толкушки, точнее, ополовинив эту кастрюлю ( и заодно потребив при этом грамм двести водки), в самом благодушном настроении, принялся за разбор трофееев.
Взял я с преследователей не так, чтобы слишком много. Но и не сказать что мало. Главное – винтовки и по полсотни патронов на каждую. Это для меня неимоверно много. До того я был практически безоружен, топор и ракетница это не автомат Калашникова. А сейчас – я обладатель винтовок, то есть перехожу из разряда добычи в разряд опасных охотников.
Кстати, об охотниках. Мне показалось, или там, где я оставил тела преследователей, шакалы выли? Да и бог с ними всеми.
Так же мне достались два подобия бронежилетов. Именно подобия, самоделки со стальными вкладышами. Но грудь, живот и пах от дробона защитят однозначно, да и от мелкого осколка тоже, скорей всего. Какой-то плотный кожаный шлем, жаль, маловат, мой череп в него лезть не хочет. Пара ножей, кованых и весьма неплохих. Небольшие рюкзачки, даже скорее, сумки, в которых было по небольшому набору из вяленого острого мяса, сухорей и плитки спрессованных сушеных ягод с медом. Фляги, добротные медные фляги. Ремни, портупеи. Две пропотевшие рубахи, которые я уже выстирал и сейчас они висят в лесу, сушатся. Портянки, новые и те, что я с сапогами забрал, тоже уже выстирал. Мне каждое лыко в строку, я жадный.
И самое удивительное – деньги. Три золотые монеты, с надписями на русском, две золотые с каким-то арабским шрифтом, восемь серебрушек, пригоршня разнообразной никеле-бронзовой мелочи, начеканеной в полудюжине стран. Причем медяшки-никелюшки старые, полуистертые, года выпуска на них до две тысячи семнадцатого. А на серебрушках и золотых – от две тысячи пятидесятого ( самый истертый, с арабским шрифтом) до две тысячи сто девяностого. Вот так то. Два века разброс. Судя по всему, тут на самом деле что-то крякнулось, что-то ужасное.

. Это что должно было случиться, что бумажные деньги исчезли? Насколько я помню рассказы бабушки, даже после революции и царские деньги, и керенки какое-то время ходили.
Остаток дня я провел в благостном почти безделии, разве винтовки вычистил до блеска. Похвалил себя за то, что нацедил машинного масла из непочатой, герметично запечатанной канистры в поллитровую пластиковую бутылку. Кстати, на магазинке не было шомпола, ладно хоть на трехе сохранился. Хотя, какая треха, калибр шесть с половиной миллиметров у винтовки выбит на ствольной коробке, не зря мне патрон другим показался. Вот так, видом все та же мосинка, а и патрон иной, и магазин больше на два патрона. И магазинка оказалась испанской, хотя, чему удивляться? Испанцы делали шикарное оружие еще при царе Горохе.
Винтовки были очень не новые. Очень-очень не новые. Следили за ними, но сразу видно, старье. Затворы и ствольные коробки в местах фиксации основательно стерты, воронения ни на стволах, ни на коробках практически не осталось, дерево очень старое, кой-где трещины, стянутые толстой латунной проволокой. Но главное, они есть, есть оружие. Я хотел даже попробовать отстрелять по паре патронов, но пока отложил. Не стоит почти полное безмолвие беспокоить.
Ночевать я завалился под тем же деревом, выматерившись про себя на комаров. Уж на что их было много около моря, но по сравнению с этими местами их на берегу практически не было. А тут меня за первую ночь сгрызли, хоть и спал, нятянув одеяло на голову. Хотя, к моему удивлению, укусы почти не чесались, видимо, привыкает организм к комариным токсинам. Но все равно, этот постоянный зудеж просто кошмарен.
И все-таки я уснул, причем к моему удивлению, едва коснувшись ухом накрытой тряпкой сумки. И спал сладко-сладко, пока меня не вырвало изо сна чуство опасности. Примерно такое-же, когда я того призрака врукопашную ухайдокал.
Открыв глаза, я увидел летящую на меня серебристую молнию, и едва успел перекинуть ее через себя ногой, при помощи приема самбо. А потом, ухватил топор, с маху влепил в грудь обухом какому-то седому как лунь, но при этом шустрому как вода в унитазе, деду.
Шагнув вперед, к моему немалому удивлению, пытающемуся встать дедку, я прижал лезвие топора к его горлу.
- Дед, а дед. Ты чего на людей кидаешься? И что это у тебя из жопы торчит? Хвосты, что ли?- Картинка полный сюр, ежели честно. Дедок с пятью хвостами, вяляющийся у меня под ногами, полнолуние, вой, а точнее, плач-тявканье шакалов где-то неподалеку. Какая то странная сказка.
- Не убивай, некромант. Я не виноват, Луна мозги свернула. За свою жизнь выкуп дам. – Дед наконец смог что-то сказать вменяемое, и на русском.
- Соврешь ведь, и не дорого возьмешь. – Я усмехнулся, пытаясь понять, как себя вести.
- Клянусь своей жизнью и посмертием, что ни силой ни магией не причиню тебе вреда. – Дед поднял руку, которую коротко окутало синее пламя. – Видел. Я не соврал. И вообще, знал бы. Что ты некромант, вообще мимо бы прошел. Впервые вижу вашего брата не с ножом, а с топором. Обычно вы что-то более компактное предпочитаете.
- На вкус и цвет все фломастеры разные, дед. Чем откупаться будешь? Учти, во всякие клады не верю, а то к ним полгода идти и год копать. – Меня несло, прямо скажем. Говорю всякую чушь с умным видом, и бровью при этом не веду..
- Дирижабль, иномирный. Лежит тут, километрах в шести, в распадке. Не разрабленный, но я к нему подойти не могу, рунная охрана от нелюди и нежити. Но с тобой пропустит. – Дедок оскалился, и аккуратно прикоснулся к топорищу. – Может, уберешь свой топорик? А то знаешь, дрогнет рука, и не узнаешь где сокровища.
- Уберу. – Я кивнул, вынимая из кобуры ракетницу, и взводя курок. Выстрелить из этого пистолета сложно, очень сильное усилие на спуске, хотя чего только не бывает. Но хоть какая-то гарантия. – Дед, тут серебро в огнесмеси, оборотней с гарантией гасит. Понял? Тогда я тебя сейчас свяжу, и посидишь тихонько до утра..
После чего я встал, держа на прицеле притихшего дедка, и взял свою веревку, с которой свалился с крейсера. Кстати, мне еще кажется, что дед такой смирный потому, что я каким-то манером его придерживаю. Неясно как и каким образом, но вот уверен я в этом. Эх, и спрашивать его стремно, к сожалению.
Деда я замотал как гусеницу шелкопряда, и уселся неподалеку. И закемарил, совершенно не опасаясь. Опять-таки из-за уверенности, что я смогу понять, что собирается творить дедок, уж слишком хорошо я его ощущаю, страх, злобу и неуверенность. Это что, у меня как у Кашпировского или Чумака сверхспособности проснулись?
На удивление хорошо выспавшись, я утром снял с хвостатого деда большую часть веревок, и кляп вытащил.
- Тьфу, тьфу! Слушай, некромант, я оборотень-лис, у меня очень нежное обоняние. А ты меня грязной тряпкой заткнул. И еще связал просоленными веревками, это что, ты специально так издеваешься. Я ж пошевелиться не мог, руки печь начинало! – Дедок, отплевавшись, начал ругаться. И продолжал до тех пор, пока не получил от меня сухарь и кусок сушеной рыбы.
Блин, я порой смеялся над бабушкой, когда она оставляла сдобные сухарики на блюдечке, или сметану в миске, ставя их за газовую плиту. А тут… дедок просто мурчал от удовольствия, стараясь не проронить ни крошки. И сухарь, и сушик он умял с огромным наслаждением, как какой-то неземной деликатес. А я сделал в памяти заметку, что в этом бабуля была права. То есть, она может быть права и в другом.
- Ну, веди, Сусанин. – Я ухватился за рукояти тачки. А вообще, она у меня удачно вышла, крепко и надежно, вон как я от тех загонщиков мчался. И ничего, выдержала все эти прыжки через кочки.
Шли долго. Я черз три часа здорово устал толкать свою тачку, но дедок сказал, что почти пришли, и показал на поросшие лесом невысокие холмы.
- Только не шуми здесь особо, лешему может не понравиться.- Заходя в дубовую рощу, предупредил оборотень. Блин. У меня точно крыша съехала, и я лежу в психиатрическом отделении Севастопольского госпиталя, и пускаю слюни от убойных лекарств. Иду за дедом с четырьмя хвостами. Который заявляет, что он оборотень, что надо не шуметь в лесу, ибо придел леший… сказка какая-то. Осталось Василису Прекрасную найти, и Елену Премудрую. Надеюсь, эти две барышни войдут в мое положение, и спасут от спермотоксикоза ударным сексом, которого у нас в Союзе нет.
Через сорок с небольшим минут я стоял, вытирая пот со лба и глядя на потерпевший катастрофу дирижабль. Здоровенная машина удобно улеглась в распадке меж двух холмов, завалившись на один из них правым боком. На целевшей части обшивки виднелись остатки названия, выполненые готическим шрифтом, и немецкий крест, причем времен Первой Мировой.

Дирижабль, даже в таком состоянии, вызывал нешуточное уважение. Серьезная машинка, прямо скажем. Метров под полтораста, не меньше, в длину, высокий и широкий. Кой-где, сквозь лохмотья обшивки, проглядывает дюралевый скелет и внутренние баллоны. Корабль не горел, ну, так как тот, Третьего Рейха, «Гиндербург» который, но явно побывал в серьезной заварухе. Верхняя огневая точка практически сметена прямыми попадания, множественные следы пулеметно-пушечных очередей на обшивке. Интересно, насколько я помню, в Первую Мировую автоматических пушек не было.
Оборотень стоял рядом, хмуро поглядывая на меня и дирижабль. Грустно так, печально, хвосты свесил. Кстати…
- Дед, а у тебя вроде же как пять хвостов было? – Поинтересовался я, и тут же был вынужден швырнуть себя вбок перекатом. Дедок, до того мирным пенечком стоявший рядом, превратился в оскаленную пасть и чуть не вцепился мне в глотку. А сейчас валялся с воем по поляне, схватив себя за шею, и дымился потихоньну. А на моих глазах от его роскошных серебристых четырех хвостов остался один, и тот куцый.
-Охренеть концерт, это что, на тебя так твоя клятва подействовала? Силой и магией? Надо же… - я почесал затылок, помогая мыслительному процессу, и вытащил из сумки три пшеничных сухаря, и крохотную бутылочку сливочного ирландского ликера, которые поставил на пенек сломанного на краю леса дерева.
- Прими дар, Хозяин леса, я пришел и уйду с миром. – Бабушка говорила, что в лесах, где леший озорует, стоит оставить на опушке, на пеньке, хлеб, вареные куриные яйца и сметану. Сметаны и киных яиц у меня нет, надеюсь, их «Айриш крим» заменит, отличная вещица. Блин, пару недель назад я над таким смеялся и пальцем у виска крутил, а сейчас у меня на глазах оборотень чуть не издох, за нарушение клятвы, и я на полном серьезе делаю подношения лешему.
Дедок так и валялся на полянке, поскуливая, а я держал в руке взведеную ракетницу, и никак не мог заставить себя выстрелить. Тогда, около обгорелого дуба, думать особо некогда было. А тут стрелять в безоружного… с души воротит.
- Чего задумался, молодец? – Справа из раздавшихся кустов вышел крепкий немолодой мужик с посохом. Бородат, чуть сутул. Явно очень силен, плечи широченные, ладони как лопаты. А глаза как весенняя трава зелены, так и тянут…
Я встряхнул головой, разгоняя навождение.
- Силен, силен ведьмак. Спасибо за подношение, уважил старика. Обычно ваш брат-некромант силой берет, да наглостью, а ты древние обычаи блюдешь, стараешься лишнего не рушить. Я за тобой приглядываю, как ты из моря выполз. Скромный ты, но крепкий, сам никуда не лезешь, но тех, кто на тебя посягает, враз последней смерти придаешь. Кстати, спасибо тебе за подношение под Перуновым дубом, давно его кровью не кропили.

- Эээ… дедушка, про какой именно дуб вы говорите? – Если честно, то я не понял его завершающую фразу.
- Ну тот, под которым ты, внучек, тех двоих прикончил. От зарубленого тобой знатно кровушкой плеснуло, знатно. И под корень, и на ствол, и в землицу натекло… хорошее подношение, давно такого не было в моем лесу. – Старик усмехнулся, и сел на внезапно вывернувшийся из земли корень. Поглядел на валяющегося и поскуливающего оборотня, усмехнулся и ткнул его посохом. – Хватит скулить, сам виноват. Ишь ты, столько годов серебристым ходил, а тут решил масть на огневку сменить. Радуйся что жив, особливо после этой твоей выходки. Ты ж своей сутью поклялся, неумок.
- Еще раз извините, но тому дереву вряд ли больше двухсот лет. А культ Перуна был свергнут во времена становления христианской веры. – Вежливо перебил я лешего, прервав воспитательный процесс.
- Парень, глуп ты и зелен, по молодости. И если молодость пройдет сама, то вот глупость может и остаться. Ишь ты. Свергнут христианством. Ты же про Перуна помнишь? «Чур меня» говоришь? Значит, он пусть и не в полной силе, но живет. А насчет дуба… любое дерево, в которое ударила молонья, Перуново. Так-то, отрок! – Старик гулко прихлопнул по корню ладонью. Поглядел на меня, на дирижабль, и спросил. – Ты когда это железо разбирать то будешь?
- Не знаю. – Честно ответил я. – Я с кораблями такого типа дел на имел, я понятия не имею о внутреннем устройстве, разрушениях, полученных в результате боя и жесткой посадки, последствий коррозии. Тут думать надо и не торопиться. Операционная и вообще госпиталь я даже не знаю где.
- Ишь. Не торопится он… - леший снова усмехнулся. Хлопнул ладонями по коленям, и встал с импровизированного кресла. – Ну. Тогда добро пожаловать в мои пределы. И это… этого полухвостого или добей, или в фамильяры введи. Мне такой неудачник в моем лесу даром не нать и с деньгами не нать. Озлобится он, шалить начнет, людишек драть… мне это надо, карательную экспедицию Северного Союза? Некроманты и боевые воздушные машины в боевом единение старшная сила. Еще выжгут мне поллеса.
- Какой Северный Союз, извините? – Я удивился. Такой страны я не помню вообще. – Может, Советский Союз?
- Нет, СССР давно почил… Мыш! Мыша! Где ты, толстяк хвостатый?!!! – Неожиданно гулко рявкнул старик.
- И нечего так орать. Я готовил документы, так как кое-что давно понял. Это этот молодой человек является иномирянином, и его здорово заинтересуют особенности нашего мира. – Откуда-то из-под ног раздался негромкий, слегка писклявый, но полный собственного достоинства голос.
Глянув вниз я увидел очень большую, можно сказать, неимоверно большую, толстую, в круглых очках на носу мышь. Грызун стоял на задних лапах, и держал в передних, больше похожих на руки, пухлый портфель.
- Ну, так и разъясни гостю, что да как, да вежливо. А я пойду. Спать хочу. – Леший душевно зевнул, выворачивая челюсть.
- Спасибо, дедушка. Скажите, а водяного и Бабок-Ёжек в вашем лесу нет? А то будет как в сказке. – Поблагодарил я старика, заодно задав вертящийся у меня на языке вопрос.
- В какой сказке? А ну, внучек, уважь старика, расскажи-ка мне быль-небыль. Да, заодно пополдничаем, чем богаты. – Старик резво обернулся, повели посохом над поляной. На какое-то время полянку окутало зеленое марево, а когда оно развеялось, я с удивлением увидел пару сплетенных из кустов и травы кресел, такой же столик, на котором стояли несколько деревянных чаш и керамических кувшинов. – Вот хлебца у меня нет, извини, внучек.
- У меня есть, дедушка. – Я вытащил из рюкзака пакет с сухарями, и с полупоклоном протянул его лешему.
- Знает как деду угодить, - усмехнулся дух леса, и хлопнул меня по плечу, едва не сбив с ног, после чего с уважением принял сухари, и, раскрыв пакет, с удовольствием понюхал. – Хорош хлебушек, хорош. Пшеничка, правда, нездешняя, но все равно, и спечен с душей, и подарен с душей. Благодарю, внучок. Садись пока с Мышем, поснедайте. А я отлучусь ненадолго.
Поглядев на ученую мышь-переростка, я с удивлением увидел, как тот с тоской облизнулся, глядя на пакет с хлебом. Но леший уже исчез. Стоило мне отвлечься. А Мыш, грустно вздохнув, приглашающе махнул лапой.
- Пошли кушать, юноша.
- Погодите, товарищ Мыш. Вот, вам тоже хлебушка, угощайтесь. – Я вынул из основного пакета с сухарями парочку, и протянул их замершему от удивления грызуну.
Глядя на неимоверно быстро уминающего угощение грызуна, я завязал пакет с оставшимся десятком сухарей, и пошел к звенящему водой на камнях ручейку, руки помыть, да умыться. После чего вытерся полотенцем, и уселся за стол, где уже грыз здоровенный окорок лис-оборотень.
Зло глянув на меня, он отвернулся, и продолжил рвать острыми зубами копченое мясо.
- Что там леший говорил насчет фамильяра? Что это вообще такое? – Оглядывая угощение, спросил я у севшего рядышком на подобие детского стульчика Мыша.
- Это подчиненная связь одаренного человека и магического существа. Сейчас люди не признают существование магии, хотя активно сталкиваются с ее, в основном негативными, проявлениями. Впрочем, несмотря на неприятие существования, люди вполне активно приспособились к ее использованию, и весьма развили в себе различные способности. – Довольный грызун насыпал себе в миску смесь очищенных орехов, добавил сушеных ягод и залил все это янтарным медом.
На столе, кстати, было немало всего. Копченое мясо, мед, орехи, ягоды. Мясо, кстати, совершенно несоленое, пришлось мне извиниться, и сходить до своей тачки, чтобы принести банку с солью. Да заодно принес одну из оставшихся бутылок виски. Мало ли, может леший любит это дело.
Я оказался прав, леший высосал практически всю бутылку, разве я, Мыш и лис-оборотень по рюмке выпили.
Давольный старик заставил меня рассказать ему содержание мультика, напеть песенки из него, и сейчас леший с удовольствием распевал:
- Пой, частушки, Бабка-Ёжка,
Пой, не разговаривай!
Ему подпевал окосевший с одной рюмки Мыш. Оборотень сидел тихо и хмуро, иногда оглядываясь, и страдальчески глядя на свой куцый хвост.
И ни одного комара! Красотища!
Когда стемнело, вокруг стола зажглись тусклым светом несколько гнилых пеньков, превратив уютную лужайку в какой-то атракцион ужасов. Из-за кустов кто-то рычал, порой подвывал, там что-то шуршало и кто-то ходил. Но ни леший, ни Мыш, ни оборотень никоим образом не обращали на это внимание.
Утро… это очень красиво. Солнце выкатывается из-за холмов, густо поросших лесом, и заливает расплавленным золотом землю. Птицы на мгновение примолкают, и начинают порхать и чирикать с удвоенной силой, носясь по окрестностям и вылавливая жуком и мошек на прокорм своим практически взрослым птенцам.
Вот солнечные лучи докатились до распадка, и плеснули на борт дирижабля, заискрив на росе. Я чуть прищурился, и откинулся на старом сиденье, когда-то принадлежавшем давно почившему бортстрелку. В углу развороченного попаданием снаряда поста до сих пор стоят в покореженных креплениях издырявленные осколками тяжеленные запасные короба с лентами, а пара стволов с круглыми радиаторами навсегда застыли, взяв на прицел зенит.
Нет, я мог бы, конечно, потратить пару дней на возню со снятием и сборкой-разборкой этих крупняков, но нужно ли мне это? Лишняя морока, право слово.
После того, памятного вечера, в компании Лешего, Мыша и оборотня, прошло две недели. Я уже успел облазить битый дирижабль, и основательно выпотрошить этого зверюгу.
И похоронить останки воздухоплавателей, которые погибли в жестокой схватке. Часть получила свое осколками и пулями, а часть отравляющим газом, когда теряющий скорость и высоту воздушный корабль был подвергнут химической атаке. Как сказала Беллатрикс, ей управлял Мастер Воздуха со вражеского британского дирижабля ( на этом месте она зло засмеялась), и спастись на корабле с поврежденными обшивкой и отсеками возможности не было, как и не было возможности спастись у германских стрелков, имеющих кислородные маски, от точных очередей множества истребителей.
А попытка тяжело раненого командира германского дирижабля-рейдера прорвать пространство привела к проколу Мембраны, и гибнущий корабль лег сюда, в распадок меж двух холмов иного мира.
Ах, да, Беллатрикс… я перевел взгляд на тяжелую трость из черного дерева, с массивным набалдашником в виде изящной женской головы. Та, почуяв мой взгляд, проснулась, зевнула, и звонко щелкнула зубами из каленой стали. У меня на правой ладони теперь навсегда останутся их отпечатки. Чуть насквозь мне тогда руку не прокусила.
Блин, как вспомню этот момент, так вздрогну. Я только-только поднялся в ходовую рубку, чтобы начать исследование дирижабля, в полутьме спокнулся об валяющуся на палубе какую-то палку, и поднял ее. И этот кусок дерева с клинком внутри изогнулся подобно змее, и вцепился мне в руку. Перепугался я едва не до испачканных штанов. Рубка, набитая мумифицированными мертвецами, и трость, которая с яростным визгом рвет мою руку. Жуть жуткая.
Продолжение было странным. Каким-то образом, интуитивно, я сумел перехватить управление артефактом, и вырвать свою ладонь из окровавленной пасти Беллатрикс. А та, оплетя мне руку, облизнулась, и что-то пролаяла на немецком.
- Чего? Что ты сказала? – Зло удивился я.
- Рада вас приветствовать, фон Жменев, наследник барона фон Жменева. – На неплохом русском ответила эта непонятная хрень, и в следующий момент в моей руке идеально сделанная трость. – Я, Беллатрикс, разумный артефакт рода фон Жменевых, рада приветствовать Наследника.
Я так и сел там, на какой-то выступ.
Какой фон Жменев? С какого перепуга я наследник каких-то баронов? Мой отец из казаков, мой дед из беспризорников после расказачивания, этот момент вообще мало кому известен, так как отец служит в Аэрофлоте командиром воздушного судна. Мандатная комиссия вещь противная, могут много крови испортить, если узнают о расказачивании. Даже то, что дед всерьез воевал на фронтах сначала Отечественной, а потом с японцами. Могут, точнее, могли, перекрыть отцу возможность летать за рубеж.
- С чего ты взяла, что я Жменев? – Немного успокоившись, и забинтовав кровоточащую руку, спросил я.
- Кровь не обманешь, барон. – Трость явственно усмехнулась. – Особенно меня. До того, как я погибла, и моя душа была поймана демонологами и помещена в этот артефакт, я была темной колдуньей древнего и очень знающего рода, и всерьез занималась магией крови. После попадания сюда мне стало многое недоступно, кроме знаний. Ну, и еще боевые заклятия. Честно скажу, та жалкая попытка изгнания демона, что ты предпринял, для меня мало опасна. Так, чуть внимание отвлекла. Но это была демонстрация твоих возможностей некроманта, родовых возможностей, и, согласно завещанию моего предыдущего владельца, барона Германа фон Жменева, я перехожу в твое управление. И кстати, хорош мотать на руку эти тряпки, там уже нет ничего.
- Не было ни гроша, и вдруг алтын… - пробормотал я, разматывая руку. На самом деле, от страшноватой, рваной раны осталась только кровь и ровный шрам. – А это что не убрала?
- На память, милый, на память, чтобы помнил вечно, и не расслаблялся, как сейчас, например. – Беллатрикс усмехнулась, и кивнула в сторону прохода. – Что делать будешь, дорогой?
Обернувшись, я увидел, как куцехвостый оборотень, чье имя я так и не догадался узнать за эти дни, вытащил винтовку из распахнутого оружейного шкафа, и пытается передернуть затвор.
- Ты же вроде как клялся силой и магией? – Вытаскивая из кобуры ракетницу, и взводя курок, спросил я, глядя на бесполезные попытки.- Что, опять обманул?
-Я клялся силой и магией не причинять тебе вреда. Про огнестрельное оружие слов не было. – Практически перекинувшись, зло пролаял оборотень, отбрасывая винтовку. – Ненавижу тебя, щенок!
-Бах! – тяжелый пистолет толкнул в руку, практически в упор выплюнув в грудь оборотня огненный шар. Осветительный снаряд выбил человека-лиса из двери боевой рубки, и через пару мгновений по густой зеленой траве с воем каталось объятое пламенем тело, которое корежило от человека к лису и обратно.
Оборотень полыхал, как будто он был губкой, пропитанной бензином, я аж за дирижабль испугался. Но через минуту пламя стихло, а от кучки обугленных костей поднялись несколько зеленых звездочек. Впрочем, среди них затесался ярко-белый огонек.
- Чего ждешь, хватай их! – Зашипела сзади трость. – Хватай, это освободившиеся души.
- Как, и главное, зачем? – Удивился я, но вспомнил ту схватку с призраком на берегу, и подобным образом ухватил мерцающие звездочки. Притянул к себе белый огонек. Тот немного подергался, как карасик на крючке, и подплыл ко мне. – Интересно, а этот чем отличается?
- Это, внучек, сама суть оборотня. Эх, говорил я тебе, делай его фамильяром, сильнее бы стал! – Появившийся из неоткуда Леший ткнул посохом то, что осталось от чокнутого перевертыша. На моих глазах обгоревшие кости были втянуты в землю корнями трав. – Ну, туда ему и дорога. Может быть, внучек, ты и прав. От него к тебе ненавистью пыхало, как из кострища жаром. А теперь познакомь ка меня со своей протеже, будь добр.
От этой ласковой и вежливой просьбы у меня по спине пробежали мураши размером с гиппопотама, а трость, такое впечатление, попыталась дернуться, чтобы скрыться.

-Это Беллатрикс, родовой артефакт рода фон Жменевых, дед. И, как она говорит, это и мой род. – Я поглядел на совершенно невозмутимо кивнувшую трость, и понял что сушешдствия мне бояться не стоит. Если у меня уже не съехала крыша, то теперь ее вряд ли что снесет.
- Давненько такой гостьи в моих пределах не было. Внучек. – Леший неторопливо подошел, и внимательно оглядел тросточку. – Надо же, посильней моего посоха будет, да и поразумней. Слышь, красотка. Как тебя такой сделали?
- Сначала основу, трость. А потом дед предыдущего хозяина сумел поймать меня в безвременье, куда я попала после гибели. И предложил выбор – или он меня окончательно уничтожит, или я служу ему и его потомкам, а за это мне обеспечат человечье тело, пятый хозяин. – Беллатрикс усмехнулась. – Вообще-то, этот недотепа, которого вы называете внуком, и есть пятый владелец. Род фон Жменевых в том мире прервался на бароне Альфреде Николае, моем предыдущим владельце.
- То есть, мне необходимо словить подходящую душу, и вселить ее в посох? – судя по всему, лешего остальное мало волновало, так как я и мои предполагаемые родственники его не заинтересовали. – Ну, тогда, внучек, вот тебе мой урок – изловишь мне нужную. Не перечь! – Рявкнул он на ошеломленного меня, попытавшегося вякнуть. – Сил у тебя для этого в досталь, знания нужны. А их найдем. И твоя Баллатрикс поможет. Да мой Мыш нужные книжки подыщет. У меня библиотека знатная. Да заодно себе кой-какие подберешь. А то ведьмак и без книги – непорядок. Сумеешь сделать мне по душе – щедро одарю. Очень щедро.
- Но дед! – Взвыл я от досады. – Ну не умею я такого, не учен я. И я так думаю, что за неделю такому не научиться. Это же души, а я даже не верил в них и загробную жизнь пару недель тому назад.
- Зря так думаешь, барон. – Хмыкнула трость. – Именно это никаких особых проблем не составит, поймать душу. Ритуалов только я семь знаю. Поймать не проблема – проблема найти подходящую, и договориться с ней. А для этого душа должна быть сильная, умелая, потерявшая возможность возрождения кроме этого, и вообще безумная. Ну копия меня, умницы и красавицы, кровавой убийцы. – И расхохоталась.
- Вот видишь, внучек. Уже есть печка, от которой плясать. Насчет времени не переживай, у тебя его вдосталь. Ну чего тебе босому-голодному по лесам-долам рыскать? Здесь и кров, и стол тебе будут, и учеба-знания, и много чего еще. Да хоть эта вот махина летающая, всю ее можешь себе забрать, мне она в моем лесочке даром не нужна. Даже девок тебе найду парочку гладких да ладных, да приветливых. Только дело делай, внучек, и все у тебя ладно будет. – Леший уселся на выросший из травы пень, и хлопнул по коленям. – А пока можешь оставить свою тросточку. И иди, ищи злато-серебро, да железа вострые и стреляющие. Все у вас молодых на уме одно и то же.
- А этот не подойдет? Вроде как достаточно сумашедший? – Я приподнял белую искорку.
- Зато идиот, каких мало. Надо же, за здорово живешь всю силу, что за года накопил, спустить, и умереть последней смертью. Я ж тебе говорил, что это не душа, а суть оборотня. Сила его, оборотная, если так понятнее. А среди этих я силы особо не чую, как и знаний. Отпусти их, коль хочешь. Или мне подари, я их к делу пристрою, у меня в лесу каждое лыко в строку.- Леший усмехнулся, и показал рукой мне за спину. – Например, такое.
Оглянувший, я аж замер, восхищенный.
- Челюсть подбери, и слюни утри, барррон. Дриаду никогда не видал, что ль? - Прошипела трость, и лязгнула зубани.
- Никогда. – Немного приходя в себя, покачал я головой.
За мной стояла, кокетливо отставив в сторону стройную и сильную ногу, оголенную разрезом длинного платья, высокая фигуристая девушка. Длинные волосы были схвачены в два хвоста, и отброшены за спину, по которой струились, сверкая зеленым в свете уже заходящего солнца. Ну да, волосы зеленые. И платье зеленое, зато глаза ярко-синие, брови черные, губы нежно-розовые, что на нежно-оливковой коже смотрится странно, но обалденно.
- Кстати, можешь и ей души подарить, она их в своих сестер вырастит. – Усмехнулся, вставая, леший. – Ну а я пошел, пора мне. Дел невпроворот, лесное хозяйство оно всегда догляд требует. А вы знакомьтесь.
- Ты точно их живыми сделаешь? Ну, людьми, то есть дриадами? – растерянно спросил я у насмешливо усмехающейся девушки. – И это, меня Жменя зовут.
Не знаю почему, но представляться своим настоящим именем этой лесной деве мне показалось не очень правильным.
- Умнеешь… - Прошипела мне в ухо Беллатрикс. – Не бойся, сейчас меня никто кроме тебя не услышит. Подари мне оборотня, хозяин, он тебе все равно сейчас ни к чему. А мне, глядишь, и пригодится.
- Забирай. – так же прошипел в ответ я, глядя на подходящую красавицу.
Та, улыбнувшись мне, оглядела зеленоватые огоньки. Потрогала их пальцем, облизывая его после каждой души ( чем вызывала во мне очень такое устойчивое состояние внутренней неустойчивости). И кивнула в конце концов.
- Я приму твой дар, Жменя. И меня зовут Офра, для людей. – И плавно, одним движением, захватила огоньки душ в пригоршню, после чего еще раз улыбнулась, и ушла в сторону оливковой рощи. Красиво так ушла, эффектно, куда там манекенщицам по подиуму.
- А раззява ты, молодой хозяин. – Хмыкнула тросточка. – За эти души мог многое попросить, хоть пару безумных ночей с этой древовидной провести, если ни о чем кроме нее думать не можешь. Ладно твое решение. А мой оборотень. – И белый огонек слетел с моей ладони, и был проглочен пастью Беллатрикс. Та только зубами щелкнула, звонко так, как будто зенитный автомат на боевой взвод встал.
- Слушай, артевакт разумный, который боевая сумашедшая магиня… я здесь случайно, до этого я в магию вообще не верил, ровно как и леших-оборотней. Нам у нас в Союзе вполне хватало материальных проблем и врагов. – Я поглядел на дирижабль, на солнце. – Времени еще много, надо бы поработать. Подскажешь, что и как?
- Конечно подскажу. – Довольно хмыкнула тросточка, чуть дернувшись в руке. – Эх, немного сил на левитацию не хватает. Слушай, хозяин, когда очередного бедалагу завалишь, мне его душу передашь, хорошо? Я ее переварить сумею, пусть и не сразу, а у тебя будет летающая разумная трость. И руки свободны будут, а то ты меня таскаешь как полено, с таким же аристократическим изяществом. Но уверен ли ты. Что именно сейчас лезть в корабль необходимо? Тебе придется выносить погибших, и хоронить их, а времени до заката все меньше и меньше.
-Ничего, мы с сестрой ему поможем. Не переживай, Жменя, делай что нужно. – Я обернулся, едва не подскочив.
А подошедшая Офра положила руку на плечо своей практически полной близняшке, только в другой цветовой гамме. – Это Юсуфь, Жменя, и мы тебе во всем поможем. Не переживай, мы сильные.
Означенная Юсуфь кивнула своей золотоволосой головой, и улыбнулась, глянув мне в глаза. Блин. Они с сестрой не глаза имеют, а озера. Только у Офры летные, ярко-синие, а у Юсуфь осенние, темные, серо-голубые. А так – реально копии девушки. Как будто два деревца из одной рощи.
Так, а не те ли это гладкие и ласковые? Ну, про которых дед говорил? Таких красоток еще попробуй, уговори… я внезапно понял, что здорово возбужден. Впрочем, ничего странного, матрос всегда хочет есть, спать и трахаться.
Так отставить девушек, стармос, надо дело делать. Сначала надо бойцов из дирижабля извлечь и похоронить, и корабль осмотреть, на повод всего интересного. Тут мне, я так думаю, моя тросточка поможет.
- Очень рад знакомству, меня зовут Жменя. – Коротко поклонившись несколько удивленной моей задумчивостью девушке, я оглянулся на открытый люк корабля, с прислоненной самодельной лесенкой. – Только, барышни, я первый. Мало ли что… или сломаете, или взорвете. Да и платья у вас красивые, но вот лазить внутри битого корабля сложновато будет, изорвете еще…
- Не переживай. – Девушки усмехнулись, их платья потекли, и буквально через пару секунд на дриадах были надеты облегающие как вторая кожа комбинезоны.
Я от такого зрелища только слюну сглотнул, и приглашающе махнул рукой в сторону лесенки. Бог с ним, кораблем, корма таких красоток стоит вероятных неприятностей.
Впрочем, через три часа брожений по дирижаблю, сопряженному с выемкой тел, мне стола откровенно не до шикарных девичьих фигур. И устал как собаченка, и вынуть полторы дюжины мумифицированных бойцов, причем несколько раз частями – на нервы здорово действует.
Но успели, вытащили. Девицы, кстати, на самом деле силушкой не обижены, успел я обратить на это внимание.
Могилы копать не пришлось. К тому времени, когда мы положили на траву последнего из членов экипажа «Ярости небес», под корнями высокой сосны уже была готова глубокая братская могила, около которой стоял, облокотившись на свой посох, леший.
- Давненько в моем лесу правильно людей не хоронили. – проговорил дед, глядя, как я принимаю от дриад завернутые в куски обшивки тела. – Ничего, этим летунам здесь спокойно будет. Немцы-иномиряне тут как дама спать будут. В моих лесах и здешние немчуры спят вместе с нашими бойцами, и ничего, тишина. Почти везде.
Подождав, пока я вылезу из могилы, старик махнул посохом, и земля сама ссыпалась. А завернутый лентой травяной дерн застла получившийся холмик. Вот так, без салютов и молитв. Не то, чтобы я против, но вот ни одной молитвы не знаю, а салютовать бойцам немецкой авиации, пусть и из друго мира, пусть и командиром у них был мой родич… ну не могу я, поперек моей души это.
- Нашел там чего интересного, внучек? А то этим сорокам окромя блестючек ничего и не интересно. – Леший махнул рукой в сторону дриад, которые рассматривали себя в прихваченные из кают зеркала. Вот не хотел я их трогать, итак с мертвецами возишься, а тут не дай боже зеркало повредишь… так нет, упросили. И где только так научились глазками умилительно хлопать. Да уж. Неважно, дриада ли, человеческая ли девушка – те еще интригантки.
- Нашел, дед, как не найти. В бомбовом отсеке полный комплект из полутонных фугасок. Целых двенадцать штук, дедуль… и не дай бог рванет это все у тебя здесь, этот распадок пошире станет значительно. – Я оглянулся на дирижабль. Если честно, то у меня душа в пятки ушла, когла я увидал висящие на держателях увесистые чушки. Почему их не сбросили – без понятия. Может, какое-либо боевое повреждение?
- Это нехорошо… - Леший покачал головой. – Сушь предстоит долгая, пал может пойти отсюда и до горизонта. Хотя, простояла эта леталка здесь полтора века, и ничего не было.
- А? Полтора века? – Я удивленно обернулся к дирижаблю. Тот да, был стар, но не настолько.
- Локальная хронокапсула. – Пискнул из-под ног Мыш, как всегда появившийся из ниоткуда. – Именно в этом месте время течет медленнее относительно окружающего мира. Этот феномен многим известен, описан во множестве книг. Те же Полые Холмы из британских сказаний тоже хронокапсулы, явно описывается разная скорость течения времени внутри Холмов и вне их.
- Так, капсула это хорошо. Но, дед, стоило бы хотя бы бомбы на земляную подушку уложить. Они, скорее, не взведены на взрыв, но мало ли. налетит серьезный шторм, раскачает корабль, сорвет с креплений бомбу… тебе тут большой бабах нужен?
- Нет, внучек. Мне лучше тишь да благодать. Не люблю шум и суету. Значит, земляную подушку? Покажешь Мышу завтра, да растолкуй, что да как. А пока, отдыхай. Летунов помяни, все ж таки воины. В бою пали. Давай твою палку, поговорю я с колдуньей, знатная сказительница Беллатрикс, ученая дама. – Я заметил, что леший четко различает саму трость, как носитель, и Беллатрикс как сущность. Итить, как же ему такую же в посох сажать?
Это я успел обдумать, отдавая тросточку деду. Надо же, лешего дедом в мыслях даже называю.
Леший опять исчез. Только кусты качнулись. Кстати, на самом деле, ни разу его спины не видал, права бабушка была и в этом.
Поглядев на сваленные в гору пистолеты экипажа дирижабля, на именные жетоны, на личные вещи, сваленные на столе, я махнул на это все рукой. Темнеет уже, нет ни малейшего желания копаться. Лучше ополоснусь в соседнем ручье, и спать. Благо, что мне тут настоящую спальную комнату вкупе с личным кабинетом леший вырастил.
Растираясь полотенцем с рисунком восходящего солнца, я зашел на четкий квадрат личной лесной поляны. Слева стояла широкая кровать. Около нее сундук, вешалка, кресло, напротив стол и этажерка. Единственное неудобство – освещение. Только солнышко, да гнилушки в качестве ночника. Вот и сейчас – солнце почти зашло, разгораются болотно-могильными огоньками гнилушки. Да еще откуда-то светлячки прилетели и в пару парящих светящихся шаров превратились.
- Ты где так долго был, Жменя? – Ласково шепнули мне на ухо, а под полотенце скользнули прохладные девиьчи ладошки.
- Мы уж думали, тебя русалки умыкнули. – Колокольчиком рассмеялись над другим ухом, и ущипнули за задницу. – мы же хоть и из дерева, но девушки, нам скучно… Жменя, раздраконь нас!
Через пару часов я валялся на широкой кровати под навесом из ветвей каштана, и совершенно не хотел ни о чем думать. Расслабон был полный. Даже злое шипение Беллатрикс не могло бы заставить меня пошевелить хотя бы пальцем. Хорошо, что дед ее забрал, хоть потрахался без ее комментариев.
Да уж. Трахаться сразу с двумя дриадами – не баран чихнул. Укатали меня эти древовидные, все бы человеческие девушки были бы настолько чувственные и охочие до разных игр. А уж веселой язвительности в них вообще через край. Хочешь не хочешь, полностью выложишься, на все сто сорок шесть процентов.
Что забавно – обликом дриады практически полностью люди, а вот темперетура тела пониже. И пахнут совершенно по другому – листвой и смолой, тонко так, как очень хорошие духи. А так – упругие спортивные девицы. При этом, бог их знает, мне они, может быть, в бабушки годятся. Хотя, вряд ли. Слишком у них характеры молодые. Леший тоже стариком не выглядит, но ощущается именно тысячелетней сущностью. А тут – веселые молодые девчонки.
Забавно. Я сегодня убил оборотня, вытащил и похоронил экипаж дирижабля – а настроение отличное. Вот что значит - хорошо потрахаться с красивыми девушками!
Потянувшись, я не удержался, и огладил обнаженную спину Юсуфь, которая расслабленно валялась у меня на кровати. Офра, тоже голышом, сидела на невесть откуда взявшемся пеньке-кресле, и расчесывала свою роскошную гриву. Под лунным светом ее волосы казались перекатами степной травы под ветром.
- Смотри, Жменя, не влюбись в нас. – Усмехнулась Офра, отбрасывая волосы за спину, и потягиваясь. От этого зрелища я снова ощутил прилив сил там, где положено, но зеленовласка показала пальцем на свою сестру. – Все, я расчесалась, так что пользуй Юсуфь. Она с парнем впервые, наверное еще не распробовала.
- Ну почему? – Мурлыкнула, переворачиваясь, упомянутая дриада. – Распробовала. Но пока еще не напробовалась. Так что иди ко мне, Жменя, ты такой горячий, согрей меня…
Короче, та ночь была длинной.
Две недели… две недели я днем, по свету, лазил по сбитому кораблю, собирал инструмент и оружия, скручивал ценное оборудование, грабил, короче. Или нет, получал наследство. Как для меня – так неимоверно богатое, несмотря на то, что это был чисто военный дирижабль.
За это время кроты, которых леший собрал со всей округи, сумели забить бомбоотсек землей. Наблюдать это дело было странно, так скажем. Нет, я уже как-то привык, что здесь, в этом мире, многое совершенно невозможное вполне обыденно, но это… растущая куча грунта, в которой копошатся небольшие зверьки… короче, странно и жутковато. да еще те корни трав, которые оплели сами бомбы и держатели.в общем, бомбоотсек стал совершенно недоступен. И ладно, ничего там нужного и не было.
А так, моя добыча оказалась очень впечатляющей. Оружие, вещи, деньги. Ну да, деньги. Какие-то «имперские марки», золотые монетки размером с наш железный рубль. Медь и серебро. Причем достаточно прилично, так как мне досталась и корабельная касса, а там было тысяча этих марок и пятьсот двойных гиней. Тоже золотые монеты, но намного крупнее. По словам Беллатрикс – трофейные. Почти два кило золота только из небольшого стального ящика с цифровым замком ( ладно хоть Белла код подсказала, а то замаялся бы открывать). Плюс триста двадцать три марки нашлись в карманах экипажа, ну и кучка всякой мелочи. Так что я теперь не нищий бродяга. И достаточно хорошо вооруженный бродяга, ко всему прочему.
Шесть винтовок с ручной перезарядкой, пять полуавтоматов и ручной пулемет. Полторы дюжины пистолетов и револьверов. Штатные парабеллумы, которые были у каждого летуна, маузер, как в фильме про революцию, и два револьвера. Револьверы древние, от предыдущего барона достались, он их как сувениры держал в каюте. Но рабочие, даже патроны к ним есть.
Что меня удивило, так это одинаковый калибр парабеллумов и маузера. Странно, вроде они различные были. А тут один и тот же патрон в магазинах. Девять миллиметров диаметром и двадцать пять длинной. Впрочем, это же иномирный корабль, кто знает, какие калибры приняты на вооружение в армии и флотах той Германии? Беллатрикс эти вещи точно не интересовали, так что она на мои вопросы просто фыркнула.
Вот винтовки и пулемет калибром от испанской винтовки этого мира не отличались. Я даже отстрелял из старой магазинки пару десятков патронов, которые вытащил из магазинок с дирижабля. Нормально все пошло, как родные. По идее. Не должно быть проблем с патронами, у того пирата-то винтовка старая была, а вот патроны новехонькие.
Впрочем, магазинки с дирижабля тоже здешними патронами отстрелялись нормально.
Вот у полуавтоматов и пулемета возникли проблемы – сели пружины в магазинах. Пришлось разбирать сами магазины, вынимать пружины и растягивать оные, благо это я умею. Тут же какая хитрость? Растягивать пружину надо с оборотом. Иначе она сразу, мгновенно сядет. А так будет почти как новая.
Вот я и растягивал. Благо инструмента набрал с дирижбомбеля. Даже тисочки небольшие. После этой процедуры и пулемет, и винтовки-полуавтоматы отстрелялись как новенькие. Вообще, мне понравились полуавтомат и ручник. Немного тяжеловаты, правда, но зато в руку и плечо легли как влитые, лучше чем корабельный родной калаш.
Правда, разбираются сложновато. Но это как раз ничего, в оружейном шкафу нашлись отменно выполненые руководства. Пусть и на немецком, в котором я ни в зуб ногой, но зато с прекрасными пошаговыми иллюстрациями. Да и комплект специального инструмента в небольшом сундучке был.
Еще бы с пистолетами разобраться, а то в них тоже пружины сели, в том числе и боевые. А именно руководства для маузера я не нашел, вот так то. Обидно. Зато револьверы, несмотря на древность, стреляют без осечек. Придется именно их использовать, как оружие последнего шанса.
Кроме оружия, я вытащил из корабля гирокомпас, все корабельные часы, штурманский планшет, все документы из рубки, снял мощные визиры. Десяток биноклей тоже лег на специально выращенный стеллаж. Вещи команды, некоторые механизмы, тонкие стальные тросики и лебедки для них… я снял все, что мог. Пусть я не заберу, так деду оставлю. Он спрячет, в лесу захоронок полно.
Не повезло с продовольствием, снова просроченные консервы, коробки с сухарями, термоса с высохшим в них кофе. К моему удивлению, спиртного на дирижабле не было вообще.
Вечером, после того, как я заканчивал потрошить дирижабль, мной начинала заниматься Беллатрикс. Под ее вдумчивым и полуматерным руководством я, к моему немалому удивлению, научился выходить в так называемый астрал. И даже сумел поймать, при соблюдение жесточайших мер безопасности, пару неприкаянных душ, которых носило меж миров. Но деду они не подошли, потому я их подарил девицам-дриадам. И Офра, и Юсуфь все так же ночами ночевали на моей полянке, то обе, то по очереди. Было видно, что дриад весьма забавляют сексуальные мероприятия, ну а мне, как стармосу-срочнику, лишний перепех лишним не бывает. Но, хорошего, к сожалению, бывает мало.
Вообще, несмотря на такой весьма насыщенный график, я практически не уставал. Хватало мне, чтобы выспаться, трех, максимум четырех часов ночью, и пары днем. А физическая усталость вымывалась водой холодного и звонкого ручья, в котором я плескался. При этом я стал жилистым как зимний волк, все сало, которого итак почти не было, утекло. Слух улучшился. Точнее, научился слушать, различать сами звуки, кому они принадлежат и что означают. То же самое со зрение, пусть не сокол, но весьма неплохо. Да еще ночью стал видеть, не как кошка или сова, но спокойно пройти по ночному лесу без опаски выколоть глаз или запнуться о корягу получается. Беллатрикс и Мыш не могут сказать точно, из-за чего это со мной, высказывают предположения, а леший усмехается в бороду.и молчит, как рыба об лед.
Помяни нечистую силу… вот он, сидит на пенечке щурится на заходящее солнце.
- Внучек, скажи мне, старому, для чего ты все это вытащил? Ты ж с собой это точно не попрешь? – Леший указал посохом на стоящую посреди поляны стойку гирокомпаса, прислененные к нему горизонтальный и вертикальные штурвалы и лежащие на стеллаже визиры. – ладно хоть, тяжелые пулеметы не стал снимать.
- Жаль будет, деда, если пропадут эти вещи. – Я подошел к гирокомпасу, погладил полированную бронзу поверхности. Сам надраивал, не перенесла душа зеленого окисла. – У тебя в кладовых и не такое хранится, а тут артефакты иного мира.
- Ну ладно, а то я уж подумал, что ты спирт собрался сливать из этой бандуры. – Леший усмехнулся, и встал. – Сегодня опять будешь пробовать изловить душу?
- Угу. – Я кивнул, глянув на самодельные свечи, которые отлил сегодня. Пришлось в дупле старого дуба собирать воск, оставшийся от опустевших сот. Ладно, меня сила деда в этом лесу прикрывает, сожрали бы меня иначе пчелы.
- осторожнее. Ты жив. В отличии от твоей трости. Да, держи,если решишь, то надень и не снимай. – Леший бросил мне цепочку с клыком какого-то зверя. – Носи, не снимай. Это твоя страховка, Жень. Убьют коль, или еще как умрешь – у меня в лесу переродишься, будешь барсук-оборотень.
- А чего барсук? – Удивился я, рассматривая подарок. – Не медведь, не рысь, а барсук?
- Ха! Медведя ему подавай! – Леший снова уселся на пенек. – Не похож ты характером ни на медведя, ни на рысь. Тебя одиночество тяготит, тебе дом нужен. Семья. И лисом тебе не быть, нет в тебе изворотливости. Жесткость есть, решительность, а вот изворотливости нет. И ладно, а то слишком крученым быть – можно самого себе обхитрить. Ладно, внучек, пошел я. А ты подумай над моим даром. Но учти – наденешь оберег, дороги взад не будет. Минимум пять сотен годов будешь мне служить. Через пять веков, коль захочешь, отпущу. Хотя, это не самая плохая жизнь, поверь. И кстати, ты непростой барсук будешь. Как наш Мыш к обычному соотносится, так и ты к обычному барсуку будешь.
Блин, дед задолбал своими исчезновения достал уже. На секунду глаза отвел, а он уже исчез. Покрутив цепочку на пальце, я повесил ее на сучек над кроватью. Подумаю завтра над этим. Слишком уж сказочно, хотя Мыш вон он, топает сюда. Он постоянно присутствует на наших с Беллой ритуалах.