23-12. 8 марта 1989 года. Понедельник. Черное море. Ракетный крейсер «Червона Украина».
- Ну как, Жень? Оклемался? – Поинтересовался Тимур, глядя как моя похмельная тушка выбирается из люка.
- Ага. Спасибо. – Я с благодарностью принял термос с ледяным чаем. Нет, хорошо все-таки иметь в земляках коков. Где бы я еще надыбал томатного сока с солью и льдом на пароходе?
- Да не за что. – Тимка покачал головой, глядя, как я с жадностью пью кроваво-красную жидкость, после чего протянул мне упаковку каких-то таблеток. – Держи, аспирин. Начмед передал. Сказал выпить сразу четыре штуки, хорошо разжевав. Мол, от спиртового похмела самый тот способ, томатный сок и аспирин.
- Угу. – Пробормотал я, делая как сказали. Разжевав таблетки, и запив их соком, я уселся на жестком сидении, и уставился в открытый боковой люк.
Штормило не сказать, чтобы очень круто, но достаточно серьезно. Порой на полубак захлестывали волны, а это приличное волнение. Баллов шесть есть, точно.
- Будешь? – Тимка вытащил из противогазной сумки пару пшеничных сухарей, и плавленый сырок.
- Давай. – Я принял от него здоровенный, на всю ширину буханки, отменно высушенный сухарь, и половинку сырка. Надо пожевать, а то та банка тушенки и пара таких же сухарей были единственной моей жратвой за эти сутки. – Брр, прохладно.
Нагнувшись, я взял свой бушлат, и накинул его. Поверх бушлата улегся спасжилет, как уже сделал Тимка. Пилотку я сунул на плечо под бушлат, а на голову надел танкошлем. Ну да, такие у нас в башне лежат, положено по штатному расписанию, потому нас «танкистами» и прозвали.
Размазав сырок по сухарям, и присыпав его смесью соли и перца, мы с Тимкой долго и молча сидели в башне, потихоньку точа нехитрую снедь. Вообще, я был здорово благодарен ребятам за их молчаливое сочувствие. И начальство не лезло особо, только убедились, что я жив-здоров, и практически трезв. После чего оставили меня в покое.
- Что за?.. - Мы с Назаркуловым переглянулись, и выскочили наружу из-за сдавленного крика.
- Да твою ж мать!!! – Выругался я, придерживаясь за верх барбета.
-Точно! – Согласился Тимка, и коротко выматерился по-узбекски.
Около борта, схватившись руками за леера, лежал давешний беглец. Уж не знаю, каким его лядом выпустили, и что он делает на полубаке в такую штормягу, но то. Что его сейчас за борт может смыть, так это к гадалке не ходи!
Корабль накренился, волна плеснула в скулу, обдав нас серьезными брызгами, из-за которых мы мгновенно промокли.
- Надо вытаскивать дурня. Смоет нахер. Тим, докладывай наверх, а я сейчас обвяжусь линем. Будешь потом меня страховать. Конец сбрось, он прямо под люком лежит. – Ну да, когда мы вязали снарядные ящики, сейчас глухо брякающие при кренах корабля, то я заныкал лучший их пропиленовых концов к себе в башню. Потом, когда будем сдавать боцману, всегда можно будет отмазаться.
Тимка полез наверх, скинув мне моток пропиленового шнура толщиной миллиметров двадцать, а сам коротко забубнил в микрофон.
Корабль засиял освещением, рявкнула аварийная тревога.
А я тем временем уже обвязался беседочным узлом, и привязал второй конец линя к стойке барбета.
Крейсер снова нырнул, перекатив через бак нехилую порцию воды. Барбет выручил, отбив основную часть, только ящики хлопнули. Идиот из БЧ-5 болтался на леерах, как мокрая тряпка под ветром.
- Давай, только осторожно! – Появившийся рядом Тимка перехватил у меня линь, перекинул его через плечо и уперся ногой в грибок вентиляции.
- Потравливай понемногу. – Я вышел из своего укрытия, и ухватился за пачку ящиков. Ветер рвал мокрые брюки и полы бушлата, пытался сорвать шлемофон.
Вздохнув-выдохнув, я двумя прыжками оказался около лееров, чуть выше этого беглеца. Перехватывая по поручням, я спустился, и ухватил молодого придурка под мышки, поднимая и помогая устоять на ногах.
- Держись за линь, и топай к барбету! После следующей волны, ясно, а сейчас хватайся покрепче! – Заорал я ему на ухо, и вцепился в леера, так как на нас шел следующий вал.
Волна влепила в меня как хороший боксер, чуть даже приподняв, заставив захолонуть сердце. Да еще шлемофон сорвала и унесла куда-то. Но уже в следующую секунду я жестко брякнулся коленями об палубу. Карасина тоже устоял практически, даже лучше, чем я, его просто чуть двинуло по палубе.
- Давай, пошел! Тимка, обтягивай! – Я перекинул линь через стойку лееров, и затянул петлю. Тимка с той сторону уперся, натянув линь, и мокрый как мышь боец, перебирая по пропилену руками, шустро перебрался за огородку барбета.
Корабль накренился, но волны пока не было, и я решился перебежать. Но не успел сделать и пары шагов, как вязки на ближайшей стопке снарядных ящиков лопнули, и мне в грудь прилетело торцом сорвавшегося ящика. Выбило дыхание и сорвало с палубы, я с удивлением увидел пролетающие подо мной леера, потом меня жестоко приложило об борт, когда обтянувшийся страховочный конец решил поиграть мною как кистенем. А потом что-то звонко лопнуло, и я хлопнулся вниз, в холодное мартовское море.
Упав, я, было, погрузился, но спасжилет меня потянул вверх, и я, гребя руками и молотя ногами, выскочил на поверхность. Разлепив глаза, я увидел, как на удаляющемся крейсере полыхнули прожектора, и заорала громкоговорящая связь.
- Человек за бортом! Аварийным париям на верхнюю палубу!
На поверхности моря заиграли прожектора со всех кораблей эскадры, шаря лучами по поверхности. А я, несколькими гребками добрался до плавающего рядом ящика, вполне возможно, и того самого, что выбил меня за борт, и уцепился в него.
Луч с какого-то корабля, ослепив меня, проскочил было мимо и тут же вернулся. С соседнего парохода меня так же осветили прожекторами, и я уже, качаясь на волнах и периодически сплевывая воду, ждал, когда спустят баркас, как яркая, видимая даже сквозь свет прожекторов, полоса разрезала небо, и чудовищная вспышка вышибла меня из сознания.

За десять минут до этого…
Старый исследовательский блок крутился вокруг этой планеты уже больше сотки годов, отслеживая развитие местной цивилизации. Бесстрастные приборы сканировали, снимали, слушали и писали, писали, писали, отправляя каждые сто оборотов планеты вокруг своей оси отчеты на планету-метрополию. Не сказать, чтобы там уж так интересовались одной из многих тысяч планет с разумными, но порядок превыше всего.
Сложнее всего для искусственных интеллектов исследовательского блока прошли последние четыре десятка лет. Цивилизация галопировала в открытиях и исследованиях, вышла в околопланетное пространство, начало осторожное изучение своей звездной системы, все активнее интересовалось Вселенной и ее устройством, развивая средства космического слежения.
И уж конечно, местные государства интересовались спутниковыми группировками друг друга. Так что системы маскировки съедали немалую часть вычислительных и энергетических мощностей блока.
Блок старел, часть силовых щитов просела от нескольких столкновений с крупными метеоритами. Очередное столкновение стало фатальным, блок потерял двигателя и сошел с орбиты, с каждым витком все ближе устремляясь к планете.
Интелект-штурман уже после второго витка рассчитал место приземления блока. Точнее, место столкновения. Вероятность уцелеть у аппаратуры блока не превышала один процент, по расчетам бортинженерного ИИ.
Два интеллекта-исследователя на третьем витке дали точные данные о вероятной гибели разумных на прибрежных территориях, так как блок падал в небольшое море внутри самого крупного континента. А на завершающем витке дали стопроцентную вероятность гибели четырех тысяч ста восьмидесяти трех одного вида разумных, находящихся на искусственных объектах, и трехсот пятнадцати разумных двух видов, находящихся непосредственно в воде.
Эти данные были «переварены» главным ИИ блока, и тот, в соответствии с директивами метрополии об обязательном сохранении жизни разумных, распорядился перевести кинетическую энергию падения блока, оставшуюся энергию батарей и реакторов в пробой пространства, и переброс разумных, находящихся в зоне падения, и параллельный мир. Исследования этих миров не входили в обязанности главного искусственного интеллекта, но, как любопытное существо, он не мог пройти мимо такой темы, благо, что блоки строились по одному стандарту, и аппаратура пробоя на всех блоках находилась. Другое дело, что пробой Мембраны требовал кратно больше энергии, чем просто межзвездные перемещения.
Заодно энергия падения блока и вероятного подрыва его реакторов и батарей переводилась энергию пробоя, и единственное, что оставалось этому миру, так просто очень яркая вспышка, побочный эффект всех пробоев Мембраны.
Получившие команду штурман и бортинженер рассчитали момент выброса энергии, и включили системы пробоя. Системы сработали штатно, перекинув механические устройства с разумными и просто разумных, находящихся в водной стихии. Из-за различности массы перенос прошел различно – корабли попали в один мир, а разумные вне кораблей в другой. Сам блок, отностительно мягко приводнился в третьем.
Дождавшись, когда блок опустится на дно, главный ИИ отдал приказ выпустить оставшихся разведывательных дронов, и начать ремонтные работы. Приказа о прекращение исследований из Метрополии не поступало.

Где-то и когда-то…
Меня еще раз толкнули с живот и в бок, руки соскользнули с упругой поверхности, и уперлись в песок. Сильная волна толкнула меня еще дальше на берег, переворачивая, и набивая рот и нос песком.
- Кха, кха… - Кое-как, на корточках, не соображая, где и что я, выкарабкиваюсь подальше от соленой воды, и падаю на мелкий, прогретый солнцем песок.
Тут же меня выворачивает, тело само исторгает соленую воду, которой я наглотался, и выкашливает ее же из легких. И только после этого я открываю глаза и вижу набегающие на пологий берег волны, и пару дельфинов, которые стоя на хвосте, приплясывают неподалеку.
Убедившись, что я вроде как очухался, эти хвостатые плюхнулись в воду, выдали пару свечек и исчезли в море. Наверное, они стрекотали и трещали, но я вообще ничего не слышу, вода в ушах, похоже.
Итак, где я и кто я?
Я, Евгений Эдуардович Жменев, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, русский, комсомолец, старший матрос и старший комендор. Это вроде как помню. Так, выпал за борт, грудь, ребра и бок болят, но дышу, кровью не плююсь. Так что, скорее всего просто сильные ушибы, да и бушлат и спасательный жилет ослабили и рывок страхового конца, и удар снарядного ящика и мною об борт крейсера.
А вот где я?

09-18. 9 марта 1989 года. Вторник. Вашингтон. Округ Колумбия. Овальный кабинет Белого дома. Земля – один.
Несмотря на ранее утро, президент Рейган был собран, хмур и зол. Именно в таком порядке.
- Еще раз, адмирал, повторите пожалуйста. – Обратился он, усаживаясь в скрипнувшее кожаное кресло, к директору ЦРУ, адмиралу Уэбстеру.
- Есть, сэр. Корабельная ударная группа русских, осуществившая массированные учебные пуски крылатых ракет большой дальности, исчезла, сэр. Предположительно, погибла под ударом астероида. – Адмирал поправил парочку оставшихся волос на лысине, и продолжил. – Там сейчас жуткий переполох, сэр. Пропало пятнадцать кораблей, из них восемь крейсеров, три фрегата, два корвета, и два океанских буксира. Буксиры, собственно, не входили в эту эскадру, просто пережидали шторм вместе с ними. В двенадцать часов двадцать две минуты по Гринвичу произошло падение астероида. В результате этого эскадра русских пропала с радаров и со спутников.
- В Москве сейчас паника, Рональд. – Госсекретарь, Джеймс Бейкер, нервно дернул плечами. – Все войска приведены в повышенную боевую готовность, нам сейчас в сторону Советов лучше вообще не дышать. Горбачев в истерике, его военные и силовики, напротив, готовы стереть весь наш мир с лица земли. И плевать им на разрядку и перестройку.
-Сэр, нами тоже подняты по тревоге высшей категории все войска. – Адмирал Кроу, Председатель Комитета начальников штабов, поглядел на отстраненно задумавшегося и молчаливо передавшему право доклада Френка Карлучи, министра обороны. – Лучше перебдеть. У русских после такого вполне может снести крыш, сэр, так что стоит вам обратиться к нации.
- Я тоже так думаю. – Кивнул один из советников.
- Сэр. Нам совершенно не понятен этот астероид. Вспышка от взрыва астероида равна вспышке от взрыва эйчбамб мощности примерно в сорок-пятьдесят мегатонн, но вот нет ни радиации, ни цунами. А от такого удара обязательно должна быть волна высотой около ста метров, не меньше.вспышка зафиксирована прямо на поверхности, по крайней мере именно это зафиксировали наши спутники и корабли наблюдения. – Директор НАСА поглядел на данные траектории астероида, и недоуменно развел руки. – Совершенно не понятно, сэр.
- Так… - Рейган встал и прошелся по кабинету, едва не цепляя ноги собравшихся. Тесновато тут, все-таки. – Связь с Москвой, немедленно.
Через две минуты он приносил соболезнования Горбачеву, предлагал помощь в поисках пропавших моряков и кораблей, уверял в приверженности политике разрядки и мира.
После чего сел на свое кресло, и обратился к министру обороны.
- Френк, что там твои специалисты думают о новых крылатых ракетах русских, которые они разместили на кораблях?
- Ну…- Министр достал из папки один из листов.- По их предварительному мнению, это полностью компенсирует наши «томогавки». Вся Европа снова под ударом. И, что особо для нас неприятно, под ударом наши побережья и крупные города. Русским достаточно пустить вдоль наших берегов на удаление миль в триста-четыреста десяток носителей, аналогичных нашим «Висконсинам». Правда, тут аналитики поспорили, есть ли у русских эти носители именно сейчас. Все-таки такой демонстративный пуск со старых крейсеров, он может быть и испытательным.
- А может и не быть. Мы проспали этот чертов старый крейсер, и это ваша вина, и вашей конторы, Уильям! – Президент хлопнул немаленькой ладонью по антикварному столу. – ЦРУ и военная разведка прошляпили появление у русских морских крылатых ракет! Да с их гребаной секретностью уже сейчас на ближних подступах могут ходить сухогрузы, которые несут эти гребаные ракеты! Мы, если вы помните, продумывали такой вариант! Короче, учитывая нынешнюю крайне напряженную обстановку в связи с падением астероида и гибелью русской эскадры, а так новый, внезапный козырь русских, приказываю свернуть всю работу против русских, и вообще против коммунистов. В том числе, и в Восточной Европе. Сейчас нам надо отступить. А вы. – Президент повернулся к директору НАСА. – Вы и ваши спеца полетите в Москву, и повезете все – записи спутников, расчеты, часть снимков с кораблей наблюдения. Нам надо сейчас максимально снизить градус кипения, джентльмены. Так, мне сегодня надо выступить перед нацией, готовимся к этому шоу. Мне нужны названия всех кораблей русских, количество членов экипажа, принадлежность к флотам. Будем сочувствовать полной мерой. Тем более, что эти моряки выполняли свой долг!

На окраине иного мира.
Меня еще раз толкнули с живот и в бок, руки соскользнули с упругой поверхности, и уперлись в песок. Сильная волна толкнула меня еще дальше на берег, переворачивая, и набивая рот и нос песком.
- Кха, кха… - Кое-как, на корточках, не соображая, где и что я, выкарабкиваюсь подальше от соленой воды, и падаю на мелкий, прогретый солнцем песок.
Тут же меня выворачивает, тело само исторгает соленую воду, которой я наглотался, и выкашливает ее же из легких. И только после этого я открываю глаза и вижу набегающие на пологий берег волны, и пару дельфинов, которые стоя на хвосте, приплясывают неподалеку.
Убедившись, что я вроде как очухался, эти хвостатые плюхнулись в воду, выдали пару свечек и исчезли в море. Наверное, они стрекотали и трещали, но я вообще ничего не слышу, вода в ушах, похоже.
Итак, где я и кто я?
Я, Евгений Эдуардович Жменев, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, русский, комсомолец, старший матрос и старший комендор. Это вроде как помню. Так, выпал за борт, грудь, ребра и бок болят, но дышу, кровью не плююсь. Так что, скорее всего просто сильные ушибы, да и бушлат и спасательный жилет ослабили и рывок страхового конца, и удар снарядного ящика и мною об борт крейсера.
А вот где я? И где мой правый ботинок вместе с носком?
Я пошевелил босыми пальцами и засмеялся. Потом сильнее и сильнее, и хохотал так минут пятнадцать, катаясь по то ли по крупному песку, то ли по мелкому галечнику с множеством ракушек. Истерика закончилась так же внезапно, как и началась, я сидел, всхлипывая и вытирая слезы мокрым рукавом бушлата.
- Где я, все-таки? – Оглядевшись, я поглядел на довольно отвесные склоны, окружающие небольшую бухточку с симпатичным пляжем. Справа, метрах в полусотне от меня, на боку лежит какая-то посудина, и, судя по всему, лежит давно, основательно занесена песком, илом и прочим мусором. Между мной и этим напоминанием о кораблекрушении валяются несколько снарядных ящиков, еще один прямо на моих глазах выкинуло волной. Кстати, о волнах…
Я поглядел на скалы. Нет, судя по всему, сильных приливных волн тут нет. Хотя, откуда приливные волны в Черном море, тут прилив около десяти сантиметров. Ладно, надо попробовать встать, и оглядеться.
Встав на ноги, я аккуратно выпрямился. Нет, нормально, не мотает, голова не кружится, вроде как сотрясухи нет. Видимо, мозгов недостаточно много. Угораздило вылететь за борт, охренеть. Ладно хоть с спасжилете был, а то бы утоп.
Стоп. Если я не утонул, то почему я от холодной морской воды не загнулся? Почему мне сейчас не холодно? Почему вокруг зелень, а солнышко не просто греет, а прямо-таки жарит?
Ошалевший, я автоматически вытащил так и болтающийся за мной пропиленовый шнур, и намотал его на руку. Лишних десять метров веревки не будет, это однозначно. Так с веревкой на руке подошел к ближайшему обрыву, и поглядел на траву и листья. Однозначно не весна, совершенно однозначно. Вон, на ежевичном кусте цвета почти нет, больше половины ягод вызревшие, остальные еще зеленые.
Поглядев на крупные ягоды, понял, что просто жутко хочу жрать. Это сколько меня бултыхало, что так проголодался? Но после первой горсти кисло-сладких ягод эти мысли вылетели из головы, и я довольно долго набивал живот. Перемазал руки и морду лица ежевичным соком, но хоть немного заморил червяка в животе, да и пить меньше стало охота. Впрочем, пройдя еще десяток метров вдоль обрывистого берега, я нашел небольшой родничок, бьющий из щели меж мраморных каменюк. Вода оказалась чистой, холодной и вкусной.
Так, смерть в ближайшее время от голода, жажды и холода мне не грозила, и потому я разделся донага, ополоснувшись сам в небольшой калуге под склоном, и выполаскав в ней же свою одежду. Труселя и тельник, изо всех сил выжав, надел, остальное разложил на горячих камнях. Так… надо бы определиться, где я, сколько времени, и прочее. Судя по всему, время к полудню. И потому я воткнул палку в мокрый песок, и сел рядом, сняв свои часы. Удивительно, но вода в них, похоже, не попала, да и не расшиб со своими акробатическими номерами. Так что надо поймать полдень, пусть астрономический. А потом определиться со сторонами света.
И интересно, если я на Черном море, то почему так пусто? Вообще ни одного парохода на воде в обозримом пространстве.