Вечером в разгар ««дыма коромыслом»», когда я, стащив с трех девиц юбки, заставил их танцевать на столе ««крези хорс»», потому как не смог доходчиво объяснить, что такое канкан, приперся какой-то хмырь в белой котте с черными ««горностями»» и стал требовать наваррцев.
Ему тут же накатили ««штрафную»», не ««кубок орла»», конечно, на что-то вполовину того. Пусть скажет спасибо, что не водки, как завещал нам царственный алкоголик.
Затем еще - ««по наваррскому обычаю»»: между первой и второй промежуток небольшой. Сами понимаете…
Потом перешли на: ««ты меня уважаешь?»»
Дальше просто положили этого дамуазо под стол, чтобы никому не мешал веселиться. Потому как если пьянка мешает работе – бросай ее.
Девки оказались как на подбор не младше пятнадцати и не старше двадцатника, на морды симпатичные и малой потасканности. В меру разбитные. Вином вусмерть не упивались. Украшением стола работали ««на хорошо и отлично»». Проститутским млядством третьего тысячелетия от них и не пахло. В то же время психику имели пластичную и новизны не чурались. Еще бы – за такие деньги!
Смотрящей ««мамке»» их было уже за тридцать, но хороша собой, стерва. Ее почти сразу утащил сержант куда-то на двор, и мы ее больше не видели.
Потом выяснилось, что сержант на конюшне ее попользовал сам и дал попользоваться по очереди караульному копью, которое охраняло нашу разнузданность. Так потом она эту конюшню покидать не хотела. Все ждала смены караула.
Соответственно научили девок хором петь ««Все могут короли…»».
Потом я запустил в массы ««Барона Жермона»» с минимальной переделкой ««Паук Луи уехал на войну…»», а все остальное оставил как есть.
И орали самозабвенно, периодически ухахатываясь, что мужчины, что женщины.

Она могла бы подурнеть
И даже просто помереть.
Но ей не дали…
Маркиз Парис,
Виконт Леон,
Сэр Джон, британский пэр,
И…
конюх Пьер.##
--------------
##Текст Юлий Михайлов (Ким).

Потом мой шут сказал, что с точки зрения классического стихосложения тут все неправильно, но менять ничего не нужно. Потому что гениально.
А еще через некоторое время, подхватив приглянувшуюся девчонку, я покинул этот вертеп и забурился с ней в свою спальню - сбрасывать ««дурную кровь»» и утолять взбушевавшийся спермотоксикоз.
Хорошо оттянулся. В полный рост.

Проснулся я перед самым рассветом без похмелья и с хорошим настроением.
Хорошо быть молодым!
Девчонка совсем голенькая спала на животе, раскинув на полкровати длинные золотистые волосы и поджав одну ногу. Но мне это не мешало – сексодром был знатный. В ширину как бы ни больше, чем в длину.
Я не стал ее будить. Наработалась девочка. Всю ночь под моим руководством ««Камасутру»» изучала. Сначала отбрыкивалась, типа грех это такое вытворять, а потом когда поняла: какое ей выпало нехилое повышение квалификации в профессии – только давай. Показывай еще как можно. А вот что вся эта насладительная акробатика пришла из Индии, до нее доходило с трудом. Она про Индию совсем ничего не знала, да и знать не хотела. Для нее и Наварра-то как на другой планете. Типичная ««курочка»». Но в бывшем сосредоточии своей девичьей чести прятала талант, а это в ее профессии главное.
Вышел в харчевню. На кухне служанка, которая приносила мне вчера сидр в ванную, разжигала плиту, возясь с лучиной. И пара девчонок - подростков толклось рядом у нее на подхвате. Увидев меня, вскочили и поклонились.
- Что желает Ваше Высочество?
Заказал себе кофе и яичницу с беконом. Уточнил: жареную, с глазами. А то еще сделают пашот, а я его не люблю.
««Сарацинская зараза»» у них нашлась, но подали они ее с молоком. Латте, так латте, не стал я привередничать. Может они нормально черный кофе варить не умеют. Не на себе же проверять?
Заодно приказал найти Микала, разбудить и ко мне доставить.
К моменту подачи яишни на стол, валился в помещение здоровый детина с мешком на плече – посыльный от булочника со свежим хлебом. Серым, ноздреватом и очень вкусном, слегка пахнущим тмином, еще хранящим тепло печи, в которой еще выпекали.
Очень меня удивило то, что кофе подали в пиале. Самой настоящей среднеазиатской обливной пиале, разве что без орнамента. Никогда бы не подумал, что это французская национальная чашка.
Девочка - служанка или даже дочь хозяина, - не понять так сразу, привела злющего наспех одетого Микала, который ввалился в харчевню с возгласом.
- Какого верченого хрена меня тут с бабы снимают? Кому в задницу грязный вертел вставить...
Осекся, увидев одного меня за столом.
- Сир? – изобразил поклон, враз сократившийся раб.
- Кофе с утра пьешь? – спросил я вместо приветствия, пропуская ругань раба мимо ушей: если бы меня с утра пораньше с бабы сняли, я бы еще и не так ругался.
- Если нальете, сир, – выпью, - ответил тот
- Вот и хорошо, - улыбнулся я, забавно все же выглядел Микал. – Найди мне пару толковых стрелков в сопровождение, завтракайте и седлайте коней – в город поедем.
- Под вас, сир, седлать камаргу?
- Нет, андалузца. Вид у нас должен быть представительный. Понял?
Выходя на двор, заметил, что дамуазо, пришедший вчера грязно домогаться наваррцев, так и валяется под столом лицом вниз, раскинув в стороны длинные носки своих туфель, для удобства хождения подвязанные цепочками под коленями. На деревянных подошвах хорошо были различимы фигурные железные набойки. Шоссы на нем были черные, а жакет белый. Валялся под столом и не подавал никаких признаков жизни.
Опоили насмерть, пацана, - покачал я головой и вернулся в зал. Наклонился под стол, потрогал двумя пальцами сонную артерию на шее парня: ничего, живой, только еще сильно пьяный.
Наказал служанкам его не трогать и дать самому проспаться, сколько захочет. Да, прямо тут - под столом. Потом опохмелить его за наш счет и отправить обратно.

Мой вороной андалузец, похоже, от меня успел отвыкнуть за время речного сплава, или взревновал, что я в Боже на камарге катался. По крайней мере попытался воспротивиться моему нахождению сверху. Пришлось отдать инициативу телу, и оно, без помощи моих мозгов, быстро привело коня в надлежащее состояние, хоть и несколько жестоко. Я бы так не смог. Жалко коняшку. Видно это мое внутреннее и жеребец это почувствовал, прежде чем быковать.
Легкой рысью мы быстро добрались до городских ворот. Что там скакать? Полкилометра всего от постоялого двора.
Одет я был нарядно, в наваррских цветах, разве только пера не хватало на берете. На поясе узкий меч и понтовый кортик в золоте. За спину я еще засунул трофейный клевец, а то жалко такую тонкую ювелирную работу на кинжале использовать как дагу. Подсумок типа калита. Через плечо на перевязи трофейная лядунка с тридцатью пулями, где нашел свое нетрадиционное место и кошель с золотом. Трофейный же аркебуз в замшевом чехле у седла. Так что я вооружен и очень опасен.
Микал на караковом жеребце восседал также в цветах Наварры и в своем неизменном бургундском колпаке. Только на сей раз вместо свинокола у него на бедре болтается богатый палаш шотландского барона. За спиной немецкой работы дага с широкой стальной гардой. Он ее вчера на рынке за ползолотого купил, пока я спал, впрочем, как и щегольские красные сапоги с ботфортами. В таком виде он очень смахивал на киношного палача, только маски на глаза не хватало. Из общего вида выбивалась только его тощая тряпочная сумка на лямке неопределенного цвета, похожая на противогазную.
Стрелки за нами ехали на рыжих жеребцах, одетые в цвета Фуа. На поясах у них висели страхолюдные тесаки. В руках короткие копья с длинными широкими обоюдоострыми наконечниками, очень похожие на русские рогатины. Такими девайсами можно не только колоть, но и вполне удачно рубить, особенно с седла. Древки у этих рогатин были сделаны овальными, так что режущую кромку железка всадник ощущал рукой.
Все мои кнехты подвесили на седла арбалеты и сумки с тремя десятками болтов в каждой. На всякий случай. Мало ли… Местная жизнь меня уже приучила без беспечности относиться к собственной безопасности.
В городских воротах с нашей кавалькады не только денег не спросили, даже никто не останавливал, вопросов тоже не задавали. Показалось, что стражники в длинных белых жаках*, плоских шапелях с копьями в руках от нас нарочито отводили взгляды.
Проехали воротным туннелем и уткнулись в трехэтажный каменный дом, у которого на первом этаже не было совсем окон. А окна второго этажа напоминала больше бойницы, нежели отверстия для инсоляции помещений. Дорога перед этим длинным домом раздваивалась, и мы пошли налево. И даже не потому, что мы настоящие мужики, просто тут такие правила дорожного движения. Кто въезжает тому налево, а справа идут те, кто из города выезжает. А стражники в воротах работают гиббонами-орудовцами, не стесняясь на третьем сословии пробовать крепость древков своих копий.
Очень хитрая такая фортификация в Нанте. Если враг взломает ворота, то упрется в этот длинный дом, больше похожий на крепость. Тут ему придется разделиться и обходить это строение вдоль городских стен, и в торце там также стоят такие же трехэтажные дома, вплотную к стене, а улица снова изгибается под прямым углом. Завали две баррикады и враг в ловушке. Хоть стреляй в него, хоть кипятком поливай. Хуже когда поливать будут кипящим маслом или смолой. И деться некуда – сзади же напирают.
Улочка за углом, на котором бы я поставил гипотетическую баррикаду, уходила вглубь города без переулков совсем. И через сотню метров она плавно сужалась, образуя этакое ««бутылочное горлышко»». Вот и место для второй баррикады, - подумал я. Очень разумно. Нападающие будут друг другу мешать, да и обороняющих баррикаду нужно меньше одновременно. Так что они могут ее держать посменно, отдыхая, что не могут себе позволить нападающие. Грамотный инженер проектировал это квартал.
Продвижению нашему в городе никто не мешал. Наоборот, горожане старались быстрее убраться и не заступать нам дорогу. Одностороннее движение все же имеет свое преимущество.
Сусаниным работал Микал, как уже побывавший в этом поселении. Вел нас уже знакомой ему дорогой на рынок.
Город оставлял впечатления светлого, несмотря на неширокие улицы. Дома были беленые, а крыши черными – черепица тут не терракотовая, а из природного сланца. Этажа три-четыре. Редко когда два. Одноэтажных домов вообще не видел, если не считать церквей. Ставни и двери крашены повсеместно в синий цвет.
Некоторые переулки действительно размечали по ««копью, положенному поперек седла»». Вот только стали они уже с двусторонним движением. Впрочем, встречные верховые дворяне письками с нами не мерялись и прижимались к стенам, пропуская. Нюх у них, что ли на титулы? Я же без короны катаюсь. Мне казалось, что народ бла-а-ародный в эти века агрессивней был. С амбициями, типа ««ндраву мому не перечь»», машину мою не подрезай...
Кстати я ожидал и большей грязи на улицах, которые все, пока мы ехали, были мощеные круглым булыжником. Даже пару раз встречались ручные тележки сборщиков навоза с улиц. Огородники, наверное. Помню, в нашем дачном кооперативе именно конский навоз очень ценился ««отдыхающими»» на грядках.
Рыночная площадь открылась совершенно неожиданно. Нет тут прямых улиц, все кривоколенные. Наверное, такие оборонять легче? Потому что в остальных случаях на таких магистралях все дается труднее.
В дальней стороне площади высилась громада недостроенного собора, уже возведенная метров на восемь в высоту. Но нам туда пока было не надо. Организацию благодарственного молебна мы возложили на дона Саншо. А вот этот синий навес по левую сторону, под которым стояла банко менялы, нужен был мне в первую очередь.
На скамеечке под навесом сидел похожий на попугая-хохлоча типичный сефард с седыми аккуратно завитыми пейсами, крючковатым носом и круглыми пронзительно-грустными глазами - маслинами. И длинной узкой бородой а-ля Хоттабыч. В ермолке и неопределенного фасона черном халате. Совсем без охраны, на удивление.
Мы с Микалом перед лавкой спешились, передав поводья стрелкам.
- Что желает Ваше Высочество от старого еврея? – спросил меняла, вставая и низко кланяясь.
- Разве вы меня знаете? - ответил я вопросом на вопрос, поправляя ножны меча.
- Весь город знает, что к нашей дюшесе* приехал племянник принц, который без пяти минут рей* Наварры. Могучий молодой красавец, который снимает на ночь сразу полтора десятка лучших в городе жриц любви и заставляет их мыться, - легкая улыбка скользнула по его пухлым губам. - Так чем вам, Ваше Высочество, может быть полезен старый Ёся?
- Я хочу поменять золото на серебро, достопочтенный Иосиф. Это возможно?
- Почему нет? Вы таки обратились по нужному адресу. Давайте пройдемте в лавку, не здесь же светить золото. Золото любит тишину и полумрак.
Меняла снова поклонился, достаточно низко, в пояс, и пригласил нас жестом проследовать внутрь лавки, из которой уже вышел громадный детина в кожаной кирасе. На голове его красовалась мисюрка* с арабской вязью по золоченому ободу без бармицы*, больше похожая на железную тюбетейку, из-под которой вырывались на свободу непокорные черные кудри. В руках он держал увесистую дубинку, а на поясе висел короткий широкий меч. Ага… вот и охрана. Бейтар, епрть.
В лавке менялы действительно царил полумрак. Посередине стоял маленький столик. И два табурета. В углу – большой плоский сундук. На нем сундучок с полукруглой крышкой. На сундучке большая плоская шкатулка.
Меняла подождал, пока я сяду. После чего заявил.
- Я беру за обмен восемь долей из ста. Вас устраивают мои условия, Ваше Высочество?
Я кивнул.
- Вполне.
И выложил из кошелька на стол трофейное золото - два португальских эскудо.
- Один мне поменять на оболы*. Второй на денье*.
- Куда так много, - поднял меняла седую бровь.
- С девочками рассчитаться, - усмехнулся я, возвращая ему подколку.
Меняла снял с шеи маленький ключик и отпер им шкатулку, в которую сбросил мое золото и аккуратно ее запер. Затем повесил ключ обратно на шею, с которой снял другой ключ - побольше. Этим уже отпер сундучок, на котором стояла шкатулка. Забавно, но шкатулка была закреплена на крышке сундучка, и откинулась вместе с ней. Отсюда Иосиф вынул три кожаных мешочка вполне приличных размеров, на поясе такие не поносишь.
- Здесь, - положил он руку на два мешочка сразу – тысяча оболов, по пятьсот в одной таре. А тут, - он переложил руку на оставшийся мешок, - четыре сотни денье, откуда я еще заберу шестнадцать денье своей доли. Прошу, пересчитайте.
- Да я вам верю, - пожал я плечами.
- Напрасно, Ваше Высочество, - вздохнул меняла. - В вопросах денег никому нельзя на слово верить, в том числе и самому себе. Деньги счет любят. У того кто их не считает, они не задерживаются.
Я кивнул Микалу, и тот борзо посчитал серебряные монеты, выкладывая их на столе стопками по десяткам, надкусывая по одной монете с десятка – фальшак искал, не иначе. В конце подсчета он ссыпал монеты в мешки, и отдельно выложил 16 денье и отодвинул их меняле.
- Очень способный молодой человек, - похвалил моего раба меняла. - Он служит у вас, Ваше Высочество, по казначейству?
- Да нет, - ответил я, – так, принеси, подай, пошел вон.
- Если вы его выгоните, то я его с удовольствием возьму к себе на службу. С хорошим жалованием.
- Не дождетесь, - подал голос Микал. – Не за что меня будет выгонять.
Увидев, что Микал собирается укладывать мешки с деньгами в свою ветхую сумку, Иосиф только всплеснул руками.
- Ну вот, Ваше Высочество, перехвалил мальца, - поклонился он мне и тут же перекинулся ругать Микала. - Кто же так деньги носит, орясина? Они же твою сумку по дороге порвут. Все же четыре фунта серебра тут!
Меняла пошарил за сундуком и выудил оттуда практически инкассаторскую сумку, только из толстой кожи, с широкой наплечной лямкой. С хитрым замком. Всего лишь система кожаных петель, в которые вставляется палка и все зашнуровывается, но на торцах петель, оправленных в медные кольца, можно на палку со шнуром залить воск и поставить печати. И никаких ключей не нужно. Вскрыть такую сумку не повредив печатей невозможно. Украсть можно, а вот втихую ополовинить не удастся. Получатель же сам сломает печать. Нечто подобное делали и у нас в средневековом Новгороде.
- Держи, шлемазл, – меняла протянул эту сумку Микалу, – и помни доброту старого Ёси.
Когда серебро было убрано, я спросил менялу.
- Вы даете ссуды? Мне нужно немного - пару тысяч флоринов.
- Да, - сознался он. – Ссуды даем под двойной залог.
- А под вексель?
- Нет. Даже под ваш вексель, Ваше Высочество. Слишком велики риски. Даже если за вас поручиться ваша царственная тетушка.
- Микал, выйди, - приказал я.
Когда в каморе мы остались одни я спросил.
- Вы покупаете интересные для вас сведения?
- Смотря какие? Но даже если это очень вкусные сведения, у меня нет двух тысяч флоринов прямо сейчас. Я бедный меняла, а не ломбардский банкир, кредитующий монархов.
Ну, нет, так нет, – подумал я, - информацию о начале сплошной кастильской инквизиции я могу продать и дома. Своим евреям.
- А не подскажете ли мне банкира в городе, который бы мог ссудить мне такую сумму?
- Почему бы не дать совета, хорошему человеку, Ваше Высочество? Извольте.

Рыночная площадь открылась совершенно неожиданно. Нет тут прямых улиц, все кривоколенные. Наверное, такие оборонять легче? Потому что в остальных случаях на таких магистралях все дается труднее.
Большая площадь вся была заставлена рядами торговых лавок, закрытых от солнца парусиной. В дальней от нас стороне высилась громада недостроенного собора, уже возведенная метров на восемь в высоту. Но нам туда пока было не надо. Организацию благодарственного молебна мы возложили на дона Саншо. А вот этот синий навес по левую сторону, под которым стояла банко менялы, нужен был мне в первую очередь.
На скамеечке под навесом сидел, глядя в пространство и беззвучно шевеля губами, похожий на попугая-хохлоча типичный сефард с седыми аккуратно завитыми пейсами, крючковатым носом, круглыми пронзительно-грустными глазами – маслинами и длинной узкой бородой а-ля Хоттабыч. В ермолке и неопределенного фасона черном халате. Совсем без охраны, на удивление. Все же тут деньги должны быть в солидных количествах.
Мы с Микалом перед лавкой спешились, передав поводья стрелкам.
- Что желает Ваше Высочество от старого еврея? – спросил меняла, вставая и низко кланяясь.
- Разве вы меня знаете? - ответил я вопросом на вопрос, поправляя ножны меча.
- Весь город знает, что к нашей дюшесе* приехал племянник принц, который без пяти минут рей* Наварры. Могучий молодой красавец, который снимает на ночь сразу полтора десятка лучших в городе жриц любви и извращенно заставляет их мыться, - легкая улыбка скользнула по его пухлым губам. - Так чем вам, Ваше Высочество, может быть полезен старый Ёся?
- Я хочу поменять золото на серебро, достопочтенный Иосиф. Это возможно?
- Почему нет? Вы таки обратились по нужному адресу. Давайте пройдемте в лавку, не здесь же светить золото. Этот металл любит тишину и полумрак.
Меняла снова поклонился, достаточно низко, в пояс, и пригласил нас жестом проследовать внутрь лавки, из которой уже вышел громадный детина в кожаной кирасе. На голове его красовалась мисюрка* с арабской вязью по золоченому ободу без бармицы*, больше похожая на железную тюбетейку, из-под которой вырывались на свободу непокорные черные кудри. В руках он держал увесистую дубинку, а на поясе висел короткий широкий меч. Ага… вот и охрана. Бейтар, епрть.
В лавке менялы под низким потолком действительно царил полумрак. Посередине стоял маленький столик. И два табурета под ним. В углу – большой плоский сундук. На нем сундучок с полукруглой крышкой. На сундучке большая плоская шкатулка.
На противоположной от двери стене висел простенький гобелен, изображающий Юдифь с головой Олоферна в руке. А что? Оригинально. Сюжет символический и церковь никак не придерется – так как сюжет БИБЛЕЙСКИЙ. За гобеленом, возможно, была еще одна дверь. Не для всех.
Меняла подождал, пока я сяду. После чего заявил.
- Я беру за обмен восемь долей из ста. Вас устраивают такие условия, Ваше Высочество? - и снова поклонился.
Я кивнул.
- Вполне. Хотя не скрою, что хотелось бы меньше платить за обмен.
- Это общее положение вещей в этой стране, - уверенно сказал меняла.
- Понятно, - хмыкнул я, - и тут картельный сговор.
После чего выложил из кошелька на стол трофейное золото - два португальских эскудо. Пояснил.
- Один мне поменять целиком на оболы*. Второй - на денье*.
- Куда так много разменной монеты? - поднял меняла седую бровь.
- С девочками рассчитаться, - усмехнулся я, возвращая ему подколку про мои половые извращения.
Меняла снял с шеи маленький ключик на витой золотой цепочке и отпер им шкатулку, в которую сбросил мое золото и аккуратно ее запер. Затем повесил ключ обратно на шею, с которой снял другой ключ – побольше на цепочке из серебра. Этим ключом он отпер сундучок, на котором стояла шкатулка. Забавно, но шкатулка была закреплена на крышке сундучка, и откинулась вместе с ней. Отсюда Иосиф вынул три кожаных мешочка вполне приличных размеров, на поясе такие не поносишь.
- Здесь, - положил он руку на два мешочка сразу – тысяча оболов, по пятьсот монет в одной таре. А тут, - он переложил руку на оставшийся мешок, - четыре сотни денье, откуда я еще заберу шестнадцать денье своей доли. Прошу, пересчитайте.
- Да я вам верю, - пожал я плечами.
- Напрасно, Ваше Высочество, - вздохнул меняла и осуждающе помотал головой. - В вопросах денег никому нельзя на слово верить, в том числе и самому себе. Деньги счет любят. У того кто их не считает, они не задерживаются.
Я кивнул Микалу, и тот борзо посчитал серебряные монеты, выкладывая их на столе стопками по десяткам, надкусывая по одной монете с каждой стопки – фальшак искал, не иначе. В конце подсчета он ссыпал монеты в мешки, и отдельно выложил шестнадцать денье и отодвинул их меняле.
- Очень способный молодой человек, - похвалил моего раба меняла. - Он служит у вас, Ваше Высочество, по казначейству?
- Да нет, - ответил я, – так: принеси, подай, пошел вон.
- Если вы его выгоните, то я его с удовольствием возьму к себе на службу. С хорошим жалованием.
- Не дождетесь, - подал голос Микал. – Не за что меня будет выгонять, чтобы я жидам служил.
Увидев, что Микал собирается укладывать мешки с деньгами в свою ветхую сумку, Иосиф только всплеснул руками.
- Ну вот, Ваше Высочество, перехвалил я мальца, - поклонился он мне и тут же перекинулся ругать Микала. - Кто же так деньги носит, орясина? Они же твою ветхую сумку по дороге порвут. Все же четыре фунта серебра это тебе не сухая корка!
Меняла пошарил за сундуком и выудил оттуда практически инкассаторскую сумку, только из толстой кожи, с широкой наплечной лямкой. С хитрым замком. Всего лишь система кожаных петель, в которые вставляется палка и все зашнуровывается, но на торцах петель, оправленных в медные кольца, можно на палку со шнуром залить воск и поставить печати. И никаких ключей не нужно. Вскрыть такую сумку не повредив печатей невозможно. Отобрать можно, а вот втихую ополовинить не удастся. Получатель же сам сломает печать. Нечто подобное делали и у нас в средневековом Новгороде для княжеских гонцов.
- Держи, schlemazl, – меняла протянул эту сумку Микалу, – и помни доброту старого Ёси.
- Погоди укладывать, - остановил я раба.
Вскрыв один из кошелей я переложил горсть оболов в свою калиту.
- Теперь упаковывай.
И повернувшись к меняле, спросил.
- Найдется у вас палочка воска?
Получив испрашиваемое, я замазал торцы замка и опечатал воск своим перстнем.
Когда серебро было убрано, я спросил менялу о главном.
- Вы даете ссуды? Мне нужно немного - пару тысяч флоринов.
- Да, - сознался он. – Ссуды мы даем под двойной залог.
- А под вексель?
- Нет. Даже под ваш вексель, Ваше Высочество. Слишком велики риски. Даже если за вас поручится ваша царственная тетушка. А уж тем более, после такого пожара вы вряд ли где, Ваше Высочество, найдете кредит на обычных условиях.
- Микал, выйди, - приказал я.
Когда в каморке мы остались одни, я спросил.
- Вы покупаете интересные для вас сведения?
- Смотря какие? Но даже если это очень вкусные сведения, то у меня нет двух тысяч флоринов прямо сейчас. Я бедный меняла, а не ломбардский банкир, кредитующий монархов.
Ну, нет, так нет, – подумал я, - информацию о начале сплошной кастильской инквизиции я могу продать и дома. Своим евреям.
- А не подскажете ли мне банкира в городе, который бы мог ссудить мне такую сумму?
- Почему бы не дать совета, хорошему человеку, Ваше Высочество? Извольте. За строящимся собором на улице Ювелиров. Четвертый дом слева, трехэтажный, по ходу отсюда снял на долгий срок баварский банкир, который вкладывает деньги в морскую торговлю с востоком, переправляя товар отсюда в Бургундию и еще дальше - в Империю, где их торговый дом поставщик двора императора Римского. У этого купца большие связи и сарацины часто ему сами привозят сюда товар. Вы видели всю из себя раззолоченную из красного дерева галеру на реке с тремя большими фонарями на корме?
- Не обратил внимания. Все вчера так сильно дымило.
- На ней сарацины привезли для баварца белых арабских меринов по заказу дюка нашего Франциска.
- Сарацины? – тут бровь пришлось поднимать уже мне.
Интересно. Во всех учебниках с ними у Европы в эти века постоянная война. Разве что только Генуя и Венеция с ними торговали, вперемежку с войной же.
- У них есть охранная грамота от дюка, - подмигнул мне меняла, - и право в наших водах ходить под бретонским флагом.
- Как же зовут этого достойного господина, который ведет торговлю с принцами и самим императором?
- Вельзер, Ваше Высочество. Иммануил Вельзер. Агент банковского дома из Аусбурга.
- Богатый дом?
- Очень богатый. Два года назад они предложили Римскому императору бочку флоринов за дворянский титул для семьи, только император на это не согласился.
- Бочку? – удивился я, прикидывая, сколько в стандартную бочку можно уместить золотых монет. – Сто тысяч флоринов?
- Примерно сто тридцать тысяч, Ваше Высочество. К тому же он берет только четверть годовой лихвы с долга, а любой еврей вряд ли даст вам кредит на условиях меньше, чем сорок долей со ста в год. Поэтому и говорят, что если вам отказали в займе христиане, то еврей тут как тут. Но это не так. Без надежного залога еврей не работает даже за большой гешефт. А Вейзеры и Фуггеры берут у императора в обеспечение долга такие ненадежные залоги, как серебряные рудники.
- Интересные сведения, - не удержался я от реплики.
Меняла с достоинством поклонился и спросил.
- Стоят эти сведения двух тысяч флоринов, Ваше Высочество?
Ага, хитрый аид уже унюхал свою выгоду и запустил намек на мое первое деловое предложение.
- Стоят, – ответил я совершенно серьезно. – Равнозначный обмен.
- На что? – меняла был весь во внимании.
- Папа подписал буллу Томасу Торквемаде, духовнику кастильской рениа*, об особых условиях инквизиции в Кастилии. Евреев изгонят с Пиренеев, а тех, кто из них уже крестился, будут долго преследовать, не совершают ли они еврейские обряды тайком. За малейшие подозрения пытать, а потом сжигать на площадях.
- Бог не попустит такого, Ваше Высочество.
- Уже попустил. На очереди Арагон и Португалия.
- И что же им делать, чтобы спастись?
- Покинуть Кастилию, пока Торквемада не развернулся в полную силу. Можно уйти ко мне в Байону, Биарц или Фуа, как это уже сделали ваши одноверцы из Прованса. Будете вести себя, как гости, а не как хозяева, с басками уживетесь. Они пока веротерпимы. А для бытовой ненависти у них есть каготы*. Деловой активности в ближайшие годы в моих землях будет много. Своих капиталов нам на все не хватит.
- Но инквизиция, же будет и у вас, такая же, я так понимаю?
- Пока мой дядя кардинал примас церкви в Наварре, кастильской инквизиции у меня не будет.

На площади Микал, оглаживая вороного, уже теребил мое стремя, готовясь его поддержать. Он пытался поначалу на самом деле играть роль живой ступеньки, только мне это претило. Сошлись на том, что он поддерживает мое стремя, когда я сажусь в седло, становясь, таким образом, фактически королевским стремянным. Чую, по этому поводу еще буча будет в Наварре. Стремянной – это все же придворная должность для нобилитета.
А шли бы они все лесом. Надо будет – в рыцари раба посвящу. И идальгию* дам с короной сеньора. С этой мыслью я взобрался на спину своего вороного андалузца.
Микал, перекинув сумку с деньгами на грудь, также оседлал своего каракового жеребца.
И наша кавалькада шагом поехала в обход торговой площади по часовой стрелке, раздвигая конями небольшую толпу собравшуюся оценивать наших коней. Будто бы мы их на продажу выставили. Пришлось вперед выдвигать стрелка, который не задумался над тем, надо или не надо пускать в дело древко своей рогатины. Только тогда и удалось вырваться из этого тесного плена.
Хотелось, конечно, пройтись по рынку, присмотреть себе что-либо полезное в быту, да и просто поглазеть, но с такими деньгами лучше этого не делать. Двух охранников в такой толпе может оказаться недостаточно.
Остановились на площади только у лавки оружейника в доме около собора, где я подобрал себе простую по дизайну итальянскую дагу за 20 денье, может и не такую понтовую, как у моего раба, но зато с хорошо защищающей руку гардой. С толстым трехгранным лезвием, которое надежнее будет принимать на себя удар меча противника, чем плоское. Для вражеского клинка у этого кинжала и ловушка была предусмотрена в виде загибающихся вперед усов крестовины.
Еще не удержался и там же купил себе богато украшенный пистолет с колесцовым замком. Явно восточной работы. По крайней мере, этот характерный декор с яшмой и бирюзой в серебре у нас в музее проходил как турецкий. Калибром где-то миллиметров шестнадцать-семнадцать. С большим яблоком на конце рукояти, которое можно использовать как дубинку, благо ствол крепкий и длинный, сантиметров тридцати. Вдогонку мне впарили ключ, похожий на гитарный, к замку пистолета, пулелейку, мерку для пороха, пороховницу из рога в серебряной отделке, лядунку с перевязью, войлочные пыжи, складной шомпол, мешочек кристаллов пирита для замка и коробку пороха. И еще ольстер – седельную кобуру, потому что такой аппарат носить за поясом явно проблематично.
Несмотря на то, что пришлось за все выложить полтора золотых, я был доволен. Все же привычное оружие. Огнестрельное. Я бы даже сказал - крупнокалиберное. Да и качественные достались приобретения, потому как надуть старого музейщика тут еще спецы не выросли. От такого осознания настроение поднялась на несколько градусов.

На улице Ювелиров, довольно свободной от публики, я знаком приказал Микалу приблизиться и ехать рядом. Оглянулся, понял, что стрелки тихий голос не услышат, и прошипел со злобой в голосе.
- Что же ты, паскуда, не предупредил меня о том, что местная дюшеса мне тетка родная. Почему я это должен узнавать от менялы на рынке, а не от тебя?
- Сир, - Микал выглядел очень виноватым, - Сир, я сам этого не знал, ей Богу.
- Ну, так чтобы до обеда узнал. Со всей родословной. А то мне, чую, скоро придется в замок визит вежливости делать и оправдываться, почему сразу не зашел. А я про тетку ничего не помню… Ох, грехи наши тяжкие, - простонал я и машинально перекрестился, как правильно тут крестятся. - Кажется, про это дом говорил меняла.
Дом был добротный и в то же время изящный. Сам бы от такого не отказался.
Дверь дома банкира сделала бы честь небольшому замку. Сложенная из толстых дубовых плах, она для крепости была окована толстыми полосами железа. Ответственно тут подходят к охране и обороне. По-немецки основательно.
Снова спешились с Микалом, оставив стрелков в седлах.
На двери висел деревянный молоток на цепочке, закрывая собой небольшую медную полосу, отполированную в центре от частых ударений. Микал взялся за молоток и постучал по медяхе. Раздался довольно громкий стук.
Некоторое время не было никакой реакции и Микалу пришлось повторить упражнение с ударным инструментом.
Потом в центре двери открылось окошко сантиметров двадцать на тридцать, оттуда выглянула носатая красная рожа, со свинячьими глазками. Этакое резкое несоответствие огромного носа и маленьких гляделок. Просто шарж, а не лицо.
- Кому тут по голове постучать? – рявкнула рожа, - Не принимает господин сегодня просителей.
И резко захлопнула эту дверцу для коммуникации.
- Стучи, - сказал я Микалу.
Когда на повторный стук снова открылось окошечко в двери, я резко воткнул два пальца в ноздри этому хаму и прижал его морду к двери.
- Ты, дойчешвайн, мухой метнулся к хозяину доложить, что на крыльце стоит инфант Наваррский. Если через минуту дверь не откроется, то быть тебе поротым. Причем пороть тебя будут мои кнехты, что характерно.
Отбарабанив эту тираду на хохдойче, я отпустил этого возомнившего о себе холуя, который тут же убежал, даже не закрыв за собой этот средневековый глазок.

Ждать пришлось все же больше минуты, но не очень долго. Зато встречал меня сам хозяин, рассыпаясь в поклонах мелким бисером.
- Ваш слуга за хамство заслужил плетей, - заявил я ему вместо приветствия. - Извольте показать место для экзекуции.
Стрелки как раз привязали коней за вмурованные в стену у двери медные кольца. Один остался охранять наше живое имущество, а Микал со вторым стрелком прошли вместе со мной в прихожую.
- Как прикажете, Ваше Высочество, - еще раз низко поклонился банкир. - Он сам покажет вашим людям место, где они его будут пороть. А вас я нижайше прошу пройти в мой кабинет, - не распрямляясь, сделал он приглашающий жест в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. - Я счастлив, принимать Ваше Высочество в своих стенах. Для меня это высокая честь.
- Как его пороть, сир? – испросил Микал инструкцию.
- Bez fanatizma.
Но увидев, что меня не понял даже Микал, пояснил по-васконски.
- Оставить живым, но чтобы с его задницы слезла кожа. Чтобы этот случай он запомнил надолго.
Судя по тому, как заблестели глаза у стрелка, это задние ему понравилось.
Похоже, я окончательно вжился в шкуру принца. Ноближ обдиж, епрть. Надо соответствовать. Меня бы никто не понял, если бы я попустил такое хамство в отношении себя, как наследника королевского престола. Не только не поняли бы, но даже осудили. Хотя, положа руку на сердце, считаю, что этот швайнехунд порку заслужил справедливо.

- Могу ли я осмелиться: угостить Ваше Высочество вином, - снова рассыпался в акробатических упражнениях баварский банкир, когда мы поднялись в его кабинет.
Внешность баварского банкира была такая средненемецкая, что его вполне можно было принять за славянина. Глаза серые. Морда круглая. Рыжеватые волосы он зачесывал на затылок и подвязывал там в косу. Одет был богато, даже с претензией. В прорезях бархатных пуфов и рукавов проглядывала парча и шелк. Шоссы были шелковые. Все было в скромных коричневых цветах бюргера, но это одеяние просто кричало о размере кошелька упакованной в эти тряпки тушки. На груди висела толстая золотая цепь с какой-то медалью, которая смешно раскачивалась, когда этот дойч кланялся.
Кабинет был под стать хозяину – пыль в глаза, но пыль золотая. Мебели в небольшой комнате стояло мало, но ценных пород дерева и вся она была покрыта искусной резьбой и блистала обилием позолоты. На мой взгляд, последней было чересчур много, для изящного вкуса. Портьеры на окнах и дверях также были из дорогой узорчатой ткани с ламбрекенами, благо высокий потолок позволял такое излишество. Крепления для драпировок было устроено из лепного позолоченного багета, похожего на музейные картинные рамы. Венчал все это великолепие шикарный письменный прибор из шести предметов, инкрустированный перламутром – воистину музейная вещь.
- Могу ли я осмелиться: угостить Ваше Высочество вином, или вы желаете перекусить чего-нибудь существеннее.
- Я бы с удовольствием выпил кофе, - ответил я с провокацией. – Черного. С двумя кусочками сахара. И сваренного с тремя зернышками кардамона.
- Высокий вкус, - похвалил меня банкир. – Присаживайтесь, Ваше Высочество, я немедленно распоряжусь насчет кофе и весь к вашим услугам.
И, не оборачиваясь, задом вышел из кабинета.
Я сел в кресло, обтянутое пурпурным шелком - под стать епископской рясе. Заложил ногу на ногу и продолжил осматривать кабинет.
Удивительное дело, но ничего такого, чтобы ярко характеризовала хозяина, вокруг меня не было. Словно все специально подбирали обезличенно. Просто не за что зацепиться, кроме избыточной роскоши. Стал подозревать, что комнату, куда меня завели просто парадная переговорная, а настоящий кабинет хозяина - бэкофис, находится в другом месте, куда посторонним вход воспрещен. Иначе вряд ли бы меня оставили наедине с важными документами. Не думал, что прогрессивные идеи администрирования имеют такие глубокие корни. Придется составлять личность банкира по натуральному портрету, а это чревато ошибками.
Хм, павлины, говоришь…
- Извиняюсь за то, что я заставил вас ждать, но не было заранее обжаренных зерен. Позвольте мне самому поухаживать за вами, Ваше Высочество, - банкир принес серебряный поднос, на котором стояло самая настоящая медная турка, исходящая паром и две настоящие фарфоровые китайские чашки на блюдцах. С характерным синим рисунком, который ни с чем не спутаешь. Золотые ложечки. Стопку крахмальных салфеток. И еще пара неопознанных предметов.
- Сделайте милость, - разрешил я.
Банкир быстро, с изумительным для его профессии искусством официанта, сервировал письменный стол, отодвинув в сторону парадный письменный прибор. В нем, кстати, не было чернил – я заглянул. Выдал мне салфетку для бережения одежды, расстелил салфетки под чашки. Довольно умело, размешав кофе в турке, разлил по чашкам.
- Прошу, Ваше Высочество.
Я попробовал. Неплохо, слабый вкус кардамона чувствовался, но кофе был не сладким.
- Сахара не хватает, - сказал я, - А так прелестный мокко.
- Простите, мою оплошность, Ваше Высочество, - банкир подвинул ко мне поднос с цилиндрически серебряным стаканом, на венчике которого был вмят небольшой носик – лабораторная посуда, да и только. – Кускового сахара нет. Есть сок сахарного тростника. Добавьте, сколь вам необходимо сами. Я боюсь не угодить со своим вкусом. Сам я пью кофе горьким вообще без сладкого. Так он лучше бодрит. А вот в этой емкости мед. Некоторые любят пить кофе с ним.
- Мед? – удивился я. – Как можно, он же перебивает вкус и аромат самого кофе.
- Как я счастлив, что встретил в вашем лице такого великого знатока этого экзотического в наших краях напитка.
- Ну, мы все же ближе живем к Средиземному морю, - ответил я, шифруясь. - А еще совсем недавно сарацины занимали большую часть нашего полуострова. Арагонские мосарабы* без кофе себе свою жизнь уже и не представляют. Вот я вижу у вас джезва, хоть и правильно выкована из красной меди, но горло у нее недостаточно узкое, и от этого большая часть аромата просто улетучивается в атмосферу.
- А какого размера должно быть правильное горло у этого сосуда, Ваше Высочество. Вы уж извините, что я у вас выспрашиваю такие мелочи, но я просто очень большой любитель этого напитка. И новый рецепт варки кофе мне просто как маслом по сердцу.
- С большую серебряную монету, не больше. И стенки у джезвы желательно при этом иметь в правильный конус.
Кофе кончился быстро. Жаль. Как домой попал. Но я не стал напрашиваться на вторую порцию. Ручаюсь, мне бы не отказали, но вдруг банкир окажется, не столько алчен, как ему положено по роду деятельности, а просто скуп. А мне не нужно в предстоящих переговорах его раздражение.
- Ваше Высочество, - банкир поставил пустую чашку на блюдце. – Если вы пришли ко мне, то у вас есть проблема, которую только я и могу решить. Излагайте. Я весь к вашим услугам.
Я продумал линию своего поведения, пока сидел один в кабинете, ожидая кофе, и не стал просить у банкира денег. Это же так тривиально и скучно. Вместо этого я действительно поделился с ним нашей проблемой.
- Понимаете, мэтр Иммануил, у моей свиты двадцать четыре лошади, а большинство местных кораблей столько голов на борт взять не могут. А нам надо быть в Сантандере желательно вчера.
- Простите, когда?
- Вчера. Это шутка у меня такая.

- Простите, когда?
- Вчера. Это шутка у меня такая.
- Простите, Ваше Высочество. Немного непривычный для меня юмор, - несколько обескуражено произнес банкир. – Так вся проблема в том, чтобы переправить в Кантабрию полтора десятка лошадей разом?
- И всадников вместе с ними, - уточнил я задание.
- И все?
- И все. Только по возможности скорее.
- Думаю, это можно решить, если галера еще не ушла из Нанта.
- Та самая… с тремя фонарями на корме?
- Вы ее видели?
- Мельком.
- Но тут есть одна проблема. Как вы относитесь к сарацинам?
- Я к ним не отношусь, - выпалил по привычке старую шутку.
На это раз банкир подхалимски засмеялся.
- У Вас действительно специфическое чувство юмора, прекрасный принц.
- Какое уж есть, – пожал я плечами.
А внутри постучал себе по бестолковке, что так и спалиться недолго, не следя за губой.
- Дело в том, Ваше Высочество, что эта галера принадлежит магрибскому сарацину Гасану Абдурахману ибн Хаттаби. Но она одновременно берет на борт до сорока лошадей. К тому же может плыть в полный штиль. Но есть один щекотливый вопрос…
- Какой?
- Гребцы у него на галере большей частью рабы-христиане из пленных. Гасан может испугаться, что вы, как христианнеший принц, как только подниметесь на палубу, прикажете их всех отпустить на волю, и он не сможет добраться до дому.
- Меня интересуют в этом разрезе только мои соотечественники. А его, как я понимаю, интересует право бретонского флага, которого он может лишиться, если их не отпустит пленных по моему приказу. Я все правильно понимаю?
- Да, Ваше Высочество. Поэтому он может и не согласиться.
- Ну что ж… - задумался я
Впрочем, выход из ситуации нашел быстро.
- Если вы поможете мне разрешить эту проблему, то я попробую реализовать вашу мечту.
- Какую мечту, Выше Высочество? – банкир округлил глаза.
- Сначала ответьте на один вопрос, мэтр Иммануил: для чего, на самом деле, вы так стремитесь получить нобилитацию? Для ведения ваших дел во многих землях она будет только мешать, а не помогать.
- Право голубятни, - честно ответил банкир.
Наверное, у меня появилось несколько недоуменное выражение морды лица, раз мэтр поспешил с разъяснениями.
- Голубиная почта, Ваше Высочество. Это пока самый быстрый способ передачи сообщений. Но это привилегия дворян. В Баварии никто больше не смеет держать голубей. Можно головы лишиться.
- Да. Это многое объясняет, - сказал я. – В том числе и цену, которую вы готовы заплатить за дворянские хартии. Кто владеет информацией, тот владеет миром.
- Вот-вот, - поддакнул банкир. – А император этого не понимает.
- Хорошо, - я пристукнул ладонью по столешнице. – Если вы решите мои проблемы, я решу эту вашу проблему. Это в моей власти.
- Вы сможете сделать то, на что не решился Римский император, который нуждался в наших услугах? – обескуражено и недоверчиво произнес банкир.
- Метр Иммануил, то, что не может сделать Римский император, за которым внимательно следит весь мир и Римский папа, вполне по силам никому не интересному, затерянному в горах виконту Беарна.
- Дворянство с гербом? – взял быка за рога банкир, вмиг превратившись в хваткого дельца.
- С гербом и идальгией*, - подтвердил я. – Вас же не интересует размер поместья? Так? Нужен только сам факт его существования? Правда, золотых шпор не обещаю – их надо заслужить на поле боя. Но я надеюсь, что вы вполне удовлетворитесь титулом эскудеро* и должностью моего советника по финансам.
- Сколько?
- Цену вы сами назвали императору – бочка флоринов.
Банкир оттянул ворот своего жакета, словно ему не хватало воздуха. Лицо его раскраснелось, казалось вот-вот и этого полнокровного человека обнимет Кондратий.
- Открыть окно? – участливо спросил я.
- Не надо. Я уже пришел в себя. Но я не смогу до вашего отъезда собрать столько золота, - сокрушенно ответил мэтр.
Или уже почти сьер?
- Мне не нужно золото. Мне нужно серебро эквивалентное этой сумме в любой монете, только не порченой.
- Это легче собрать, но это будет большой обоз. Доставить его из Баварии сюда будет небезопасно.
- Мне не нужно столько серебра здесь, в Нанте. Оно мне нужно в Беарне. К декабрю. Но не позже Рождества.
- Очень опасно, Ваше Высочество, везти такой обоз сушей, тем более, что путь будет пролегать через Гельвецию. А там разбойник на разбойнике в каждом ущелье.
- Так наймите охрану из этих же швейцарских разбойников. Я слышал, что они честно соблюдают взятые на себя обязательства, в отличие от германских ландскнехтов*. В конце пути они останутся служить мне. Деньги на это можете взять из той же бочки, я надеюсь на ваше благоразумие в тратах.
Видя обескураженность банкира, я добавил.
- Наймите столько алебардистов и арбалетчиков, сколько посчитаете нужным для полноценной охраны этого серебряного обоза. Сотню… Две… Три… Я дам вам патент капитана на эту компанию*. И когда вы доведете обоз до Беарна, я, в ознаменование ваших заслуг перед моей короной, пожалую вам идальгию. По всем правилам.
- Не сочтите за лесть, Ваше Высочество, но я сражен таким мощным умом в столь юном теле.
- Оставьте лесть, мэтр, для придворного приема. Здесь мы с вами говорим о делах, как деловые люди.
- Вас не осудит ваша родня за то, что дадите дворянство банкиру, практически ростовщику?
Обжегшись с императором на молоке, банкир со мной дул на воду.
- Это мои проблемы, мэтр. К тому же я дарую идальгию не ростовщику в Нанте, а капитану моей армии в Беарне, который выполнил особо важное и тяжелое задание, с риском для жизни. Тем более, что впереди у меня коронация в Наварре и сопутствующая ей раздача пряников. И много проектов, на которых ваша родня может удвоить свой капитал. Но это в будущем. Если согласны, то несите писчие принадлежности для составления кондотты*. Зачем тянуть время, которого и так мало. Время – деньги, так, кажется, говорят в вашем кругу?