А жизнь-то налаживается, по крайней мере, половая!
$
Если кому кажется, что я всю неделю балду пинал, то тот сильно заблуждается. Каждый день у меня был на каком-нибудь заводе митинг или два в день. Если не митинг, то встреча с трудящимися. Прямо в цехах. При этом нас отвратительно кормили в рабочих столовых. Не специально. Заводские сами так питались и старались, как русские люди подсунуть гостям лучший кусок. (Я боялся даже представить, что едят их иждивенцы). Мощное добровольческое движение в действующую армию, на фронт, среди ««бронированных»» рабочих во многом опиралось на то, что красноармейца кормили намного лучше. Хотя, и не совсем досыта. Я смог это сравнить, когда напутствовали маршевый батальон перед отправкой на фронт. И когда в бывшем своем авиационном полку пообедал по пятой лётной фронтовой норме. Такие добровольцы из рабочих районов Урала и Сибири три армии составили и добровольческий танковый корпус. Не умаляя патриотизма этих рабочих, все же доводы желудка были для них не на последнем месте.
Получал на руки партбилет. Также пришлось выступить перед свежеиспеченными коммунистами, хотя чего этих-то агитировать за советскую власть, я откровенно не понимал.
В самом ГлавПУРе, где пару раз ужинали, военторговская столовая тоже была не ахти. Как сказали: кормят по тыловой норме. Но я рад был той сгущенке, которой политуправление мне выдавало в спецпаёк по две банки за мероприятие. Видимо я своим существованием позволял им ставить какие-то галочки в выполнении их планов.
Щербаков моей политической деятельностью был доволен. Мехлис 20 января убыл на фронт, и он его замещал. Если бы не выделенная им от ГлавПУРа персональная мне машина, то я бы никуда не успел. Так как ведь надо было еще по врачам ездить в разные места, помимо посещения врачей в самом госпитале ВВС, но по их направлению.
Складывалось такое ощущение, что врачи в госпитале ВВС не доверяют мнению врачей сухопутных госпиталей и всё решили перепроверить сами. Вплоть до рентгеновских снимков. Да и психиатры-мозголомы у них были свои. Проверенные. Очень въедливые. Они мне анекдотов не рассказывали.
Костикова старалась приезжать ко мне ночевать каждую ночь, но у нее не получалось – дежурства ночные в госпитале. Врачей чуток прибавилось, но и ранбольных стало под две тысячи человек.
Ленка старалась не выглядеть халявщицей и постоянной привозила мне: то морковь, то квашеную капусту, то солёные огурцы или мочёные яблоки. Немного – по три-четыре штучки. А иной раз и спиртяшки медицинской грамм сто. Хотя в этом надобности не было никакой, после моей поездки в полк меня долгохранящимися продуктами там однополчане задарили. Заодно и фабричной бутылкой уайт-спирита в полку разжился – зажигалку заправлять. Он лучше любого бензина потому как запаха почти не имеет.
Чувствовалось, что однополчанам как-то неловко было за то, что они дважды по мне поминальную тризну справляли, и вещи мои раздали по старой лётной традиции. Вот и задаривали меня, но скорее свою совесть. Хотя они и рады были мне, что я живой, но… Я стал для них как ходячее ««моменто море»». Напоминание о неизбежной смерти в воздухе.
Наша половая жизнь с Ленкой входила в норму и уже отошла от тех эксцессов, которым мы предавались в гостинице ««Москва»».
Но тут неожиданно грянула долгожданная врачебно-лётная комиссия в Сокольниках. И та вынесла свой суровый вердикт: ««к лётно-подъёмной работе не пригоден»».
Я тут же подал апелляцию.
Тогда мне врачи ВВС пошли навстречу и предложили на выбор либо провести месяц в санатории, либо съездить домой в отпуск по лечению и уже после провести повторную экспертизу.
- Санаторий очень хороший, - соблазняли меня, - в Архангельском под Москвой, в бывшем дворце князя Юсупова. Там парк красивый. Можно на лыжах кататься. И питание по лётной лечебной норме.
Я выбрал отпуск на родину, аргументируя тем, что несколько лет мать в глаза не видел. Вняли. У каждого есть мать.
Получил лётный литер до Салехарда и обратно, чтобы мне время в дороге не тратить, ибо дорога в 30 дней отпуска не входит. Все же ВВС имели такие возможности. Служил бы в НКПС – катался бы по литеру на поезде в мягком купе.
Костикова всю последнюю ночь перед моим отлётом проревела. Прерывая свои стенания только на коитус. В принципе нас и связывала только койка. Чисто человеческие интересы у нас оказались разными. Ее мало что интересовало кроме медицины. А медицина для меня, как и психология… не впечатляла в качестве постоянного общения. Еще Чехов писал, что ««психология она как петрушка. Хороша как приправа. Но не будешь, же питаться одной петрушкой»». Вот в койке нам было очень хорошо и обоих в нее тянуло. Но разговоров за едой о том, какой попался сегодня ««прекрасный гнойный случай»», и как она его ловко оперировала, я терпеть не мог.
Но собраться мне она помогла. Не только правильно упаковать новенький чемодан и большую американскую ««колбасу»». Незаменимая помощь Ленкина была в выборе подарков для матери Фрейдсона.
И вот 20 февраля 1942 года, утрамбовав дополнительно в простой сидор отпускной сухой паёк, я стоял на Центральном аэродроме на Ходынском поле и внимательно выглядывал пассажирский почтовый самолёт ПС-40 рейсом на Тюмень и не находил такого. Если бы я еще знал, как он выглядит?
Но добрые люди показали, что это тот же СБ#, но разоруженный, без конической турели воздушного стрелка и спаренного крупнокалиберного пулемёта у штурмана в носу кокпита. И даже не посмеялись над капитаном ВВС, который простых вещей не знает.
$
$
# С Б – ««Скоростной бомбардировщик»» АНТ-40 цельнометаллический двухмоторный самолёт конструкции А.Н.Туполева. Фронтовой бомбардировщик. Бомбовая нагрузка - 600 кг. Максимальная скорость – 450 км/час. Дальность - 2300 км. Выпускался серийно с 1936 по 1941 год. Экспортировался в Испанию и Китай, производился в Чехословакии по советской лицензии под маркой ««Авиа В.71»». Всего выпущено 3665 самолетов СБ.
$
Шел к самолёту по аэродромным бетонным плитам, разрисованными под зимний лес вид сверху. А что? Креативненько. Врагу с высоты не разобрать где настоящий лес, а где туфта маскировочная. Наблюдал, как через кабину штурмана загружают с кузова полуторки тюки и ящики посылок.
- Ты что ли наш пассажир? – окрикнули меня сверху, когда близко подошел.
- Если в Тюмень, то я, - отвечаю.
- Обожди, погрузку закончим и тебя устроим. Покури пока.
$
В Тюмень прилетели под вечер.
Весь полет провисел на ремнях воздушного стрелка, даже пулемёт ДА# мне выдали. Но никаких вражеских истребителей по пути не повстречали. Кроме пулемёта выделили на морду маску из кротовьей шкурки – салон не отапливался, а плоский люк на крыше под пулемёт был весь полёт открыт.
$
$
# Д А – 7,72-мм пулемёт Дегтярёва авиационный.
$
Не один раз помянул добрым словом кротость госпитального брадобрея и доброту его, подстёжку кожаного пальто из гуанако, лисьи чулки в сапогах и меховые перчатки ««из дружка»» подаренные Костиковой.
Ночевать на аэродроме в Тюмени мне было негде – всё забито летчиками гражданской авиации и перегонщиками американских самолётов, что гоняют их с Аляски через всю Сибирь.
Дали адрес, где пускают на ночь за ««пехотинца»»#.
$
$
# На купюре достоинством в три рубля был изображён пехотинец, а на купюре достоинством в пять рублей- летчик.
$
Пришлось идти, искать в Тюмени нужный дом в сумерках.
- Эй, мужик, коли жить хочешь, то клифт с колёсами скидовай и рви когти. Сидора только оставь – не нужны они уже тебе.
Голос грубый, пропитой. Снег под сапогами скрипит – идут быстро.

- Обожди, погрузку закончим и тебя устроим. Покури пока.
$
В Тюмень прилетели под вечер.
Была всего одна посадка в Куйбышеве, где приняли на борт ротационные полубарабаны завтрашней газеты ««Известия»» для тиражирования в типографиях Сибири.
Почти весь полет провисел на ремнях воздушного стрелка, даже пулемёт ДА# мне выдали. Кроме пулемёта дали на морду маску из кротовьей шкурки – салон не отапливался, а плоский люк на крыше под пулемёт был открыт. Но никаких вражеских истребителей по пути не повстречали, и после пересечения Волги люк штурман закрыл – уже безопасно. Если и залетали сюда вражеские самолёты то только дальние бомбардировщики.
$
$
# Д А – 7,62-мм пулемёт Дегтярёва авиационный.
$
Посадили меня совсем задубевшего на место радиста и дали в руки термос с горясим чаем. Не один раз помянул добрым словом кротость госпитального брадобрея и доброту его, подстёжку кожаного пальто из гуанако, лисьи чулки в сапогах и меховые перчатки ««из дружка»» подаренные Костиковой.
В Куйбышеве покормили. Дали прогуляться, размять ноги.
Но все равно в Тюмень прилетел весь как поломанный и твёрдо решил, что на штурмана дальней авиации, как пророчествовал мне Жигарев, я переучиваться не буду. В отличие от настоящего Фрейдсона я не настолько люблю небо изнутри.
Ночевать на аэродроме в Тюмени мне было негде – всё забито летчиками гражданской авиации и командой приготовлявшей трассу для перегона американских ленд-лизовских самолётов, что будут перегонять из Аляски через всю Сибирь.
Дали адрес, где пускают на ночь за ««пехотинца»»#.
$
$
# На купюре достоинством в три рубля был изображён пехотинец, а на купюре достоинством в пять рублей- летчик.
$
Пришлось идти, искать в сумерках. Пока искал по Тюмени нужный дом в этом ««частном секторе»» совсем стемнело.
- Эй, мужик, коли жить хочешь, то клифт с колёсами скидывай и рви когти. Сидора только оставь – не нужны они уже тебе.
Голос грубый, пропитой. Снег под сапогами скрипит – идут быстро.
- Не лапай кобур, я тебя на прицеле держу.
С детства не люблю блатоту. А уж в теле летчика- героя и подавно.
Браунинг у меня в кобуре. А вот табельный ТТ в левом кармане с патроном в патроннике. Знаю, что так не положено, но именно на такой случай и нарушаю инструкции.
Стою в правый полуоборот, не сворачивая головы.
Ставлю чемодан на снег.
Тихо снимаю с правого плеча американскую ««колбасу»», бросаю ее в налётчика и одновременно левой рукой выхватываю из кармана пистолет и большим пальцем взвожу курок.
Тут же падаю и пока лечу стреляю, стреляю, стреляю непонятно куда. В направление туда… откуда голос слышал.
В меня тоже стреляют. Пули поверху свистят.
- Чё ты, сдуру, в сугроб зарылся, - слышу другой голос, без блатных оборотов. - У него патронов больше не осталось, я считал.
А вот уже и браунинг в правой руке. Приподнялся и прицельно в темную тень на фоне сугроба.
В ответ мат с загибами.
И стрельба.
Чую что в сидор на спине что-то попало.
Откатился в сторону, взял браунинг двумя руками. И методично стреляю в каждое подозрительное место.
Матерившийся уже нечленораздельно вопит, точнее тоскливо воет.
Еще один крик раздался после очередного, четвертого, выстрела в сугроб. Я тоже выстрелы стал считать. Их и так немного, всего тринадцать в браунинге. Но это стало неприятным сюрпризом для налётчиков.
После восьмого моего выстрела, три фигуры поднялись и побежали ко мне. Явно не с культуртрегерскими намерениями.
Встал на колено и прицельно каждому в середину силуэта.
Бах.
Бах.
Ба-бах.
И как по заказу засвистели трели соловьиные. Очнулись местные менты.
$

Встал на колено и прицельно каждому в середину силуэта.
Бах.
Бах.
Ба-бах.
И как по заказу засвистели трели соловьиные. Очнулись местные менты.
$
- Обоснуйте мне, капитан, за каким-таким чертом вы поперлись ночью в самый криминальный район Тюмени? - нависал надо мной лейтенант милиции..
- Спать хотел лёжа. - Честно ответил я. - Солдатик на аэродроме дал адрес где можно сносно переночевать за трёшку.
- Вы хоть понимаете, что вы теперь убийца? Отправили трёх людей на кладбище и двое еще в больничке в тяжёлом состоянии. Один из них может и до утра не доживёт.
- Не людей, а бандитов, - твёрдо заявил я.
- Бандиты тоже граждане эСэСэСэР и имеют права. Жить им или нет решать может только народный суд, а не залетный лётчик. Как и квалифицировать гражданина как преступника.
- А по мне так бандиты хуже фашистов. Те хоть открытые наши враги не скрывают этого. А бандиты убивают честных людей, которые живут по принципу: ''всё для фронта, всё для победы'', тем ослабляя фронт.
- Все равно. Три трупа налицо и я вынужден вас задержать до выяснения. И возбудить уголовное дело по факту.
- Выясняй. Я не отказываюсь. Только ты не выясняешь, а пытаешься меня под статью подвести. Интересно, с какой целью? Или ты сам с этой бандой связан. В Москве недавно троих таких ментов к стенке прислонили. На пару с бандитами квартиры грабили во время воздушных налётов, да людей убивали за хлебные карточки.
- Ну, знаешь ли! - возмутился мент.
- Всё, лейтенант, кончай демагогию. Если хочешь перевести наше общение в юридическую плоскость, то вызывай прокурора. И представителя Особого отдела, так как налицо здесь компетенция контрразведки. Террористический акт против Героя Советского Союза налицо.
- Кто тут герой? - оглянулся лейтенант по сторонам.
- Я.