Дверь дома банкира встретила нас новой архитектурной формой: на слуховое окошко снаружи была прибита бронзовая решетка. Быстро тут у них решения принимаются. Уважаю. А может это порка привратника так стимулировала. Да и нос у него как бы ни казенный.
В этот раз мы даже в дверь постучать не успели, как она резко открылась настежь едва мы вступили на крыльцо и встречал нас на пороге сам хозяин дома в почтительном поклоне.
Долго в доме Вельзера не задержались. Ровно настолько, насколько потребовалось мне времени на варку кофе, его дегустацию и на выслушивание хвалебной лести моим кулинарным изыскам. Даже с кухни никуда не уходили.
Будущий беарнский эскудеро был заранее облачен в дорожное платье и собран, ему на улицу вывели коня – красивого вороного фриза*, и в сопровождении двух своих вооруженных слуг на ронсенах* он повел нас из города знакомить с капитаном галеры.
Скакать пришлось прилично, километров пять-шесть от города на запад, почти к эстуарию* Луары.
Мимо сгоревшего порта, напоминавшее скорее кладбище кораблей.
Останки пакгаузов энергично разбирали погорельцы, стараясь найти что-либо чудом сохранившее от пожара. А обгоревшие, но еще целые бревна укладывали в штабеля для продажи на дрова.
- С удовольствием раскупят их горожане, Ваше Высочество, - просветил меня банкир. – Цена будет очень привлекательной. Чем скорее расчистят пожарище, тем быстрее купцы приступят к возведению нового пакгауза.
- Метр Иммануил, а почему пакгаузы не строят из камня? Его же вокруг полно.
- Ах, Ваше Высочество, сразу видно, что сферы мелочной торговли ниже вашего горизонта, в котором вы мыслите стратегически. Деревянный склад себя очень быстро окупает, а каменный – это уже долговременное вложение. Для того кто работает на обороте, это все равно что закопать деньги в землю. Да и не бывает чисто каменных зданий. Перекрытия, стрехи, внутренние перегородки, окна, ставни, ворота все равно будут деревянными. И при таком большом пожаре и в каменном здании надеется чему гореть, тот же товар, пусть даже крыша будет из сланцевой черепицы. Вот увидите, что через неделю они уже начнут ставить новые пакгаузы, такие же как были, на тех же местах.
- А корабли, сгоревшие и утопшие, так и останутся памятником благовонному пожару?
- С этим повозятся дольше, но разберут на доски и поднимут. Иначе как торговать без причала? Сами увидите, Ваше Высочество, что до зимы в городе простого подсобника будет не найти. С рыбачьих деревень ныряльщики подтянутся. Все расчистят как было.
- Не увижу. Уеду отсюда на днях, вашими стараниями, мэтр Иммануил.
- Простите меня, Ваше Высочество, за образную фигуру речи, - потупился Вельзер.
Наверняка сейчас внутренне костерит себя банкир на все лады за допущенный косяк. Если принц себя ведет запросто, то это еще не повод для амикошонства со стороны представителя третьего сословия.
- Все нормально, мэтр, мы не сердимся, - отмахнулся я.
- Благодарю вас, Ваше Высочество, - низко, насколько позволяло седло, поклонился банкир. – Вы очень добры ко мне.
Выставка достижений погорелого хозяйства наконец-то закончилась, и мы выехали в чистое поле. Действительно порт в Нанте не столько большой, сколько очень длинный. И будет еще длинней. С края погорельцев расчищали уже площадку от камней и кустарников для нового причала и пакгауза.
- Ого, - вырвалось у меня. – Это кто же такой оборотистый предприниматель?
- Вы мне льстите, Ваше Высочество. Любой на моем месте воспользовался бы благоприятной ситуацией.
Ну и жук ты, банкир Вельзер, - подумал я. Не удивлюсь, если первыми корабли со специями, которые придут в Нант будет или твоими или твоих подельников-сарацин.
После километра-полутора пустырей. Вдоль дороги стали появляться большие яблочные сады, разносившие по округе аромат спелых плодов. На некоторых участках уже шла уборка урожая.
Оглядев эти огромные по площади сады, я чуть не присвистнул.
- Богато живут тут у вас пейзане.
- Это не крестьяне в обычном смысле слова, Ваше Высочество, это арендаторы земель дюка. Хотя они и лично зависимые от него сервы*, и состоят в крестьянском сословии, я бы скорее их назвал предпринимателями. Они не только растят яблоки, но делают из них сидр и продают его. И батраков держат не по одному десятку из свободных вилланов*.
- Что ж они не выкупятся у дюка на волю, раз такие богатые? – спросил я.
- А зачем им это надо, Ваше Высочество. Так они платят господину талью, оброк и аренду, причем не деньгами, а поставкой определенного количества бочек сидра в винные подвалы короны. Выкупившись же на волю, они будут и за аренду платить вдвое больше и немалые налоги купеческие. И дюку. И городу. Причем звонкой монетой, а не товаром. К тому же пока они в крепости, то никому кроме дюка неподсудны. А как арендаторы земель дюка, пока они поставляют в казну все что положено и не имеют недоимок, то нет над ними никаких управляющих от короны. Всем удобно, кроме города, потому как их продукция продается от имени дюка и соответственно налогом городским не облагается. Они даже кредиты у меня берут.
- Под залог чего? – удивился я.
- Орудий производства. Что еще с них еще взять? – усмехнулся банкир.
Дорога от садов вильнула к берегу, петляя среди гранитных валунов оставшихся, скорее всего от ледникового периода, хотя почва под копытами пошла каменистая с того же коричневатого гранита.
По одному ему известным приметам Вельзер свернул с дороги в сторону берега в распадок, и вскоре показалось море, а широкая тропа – телега проедет, вывела на небольшой каменистый пляж. В речном эстуарии в полукилометре от берега стояла на якоре большая галера, а у пляжа качался на малой волне привязанный за камень тузик.
На уединенном берегу среди гранитных глыб был разбит бивуак с угольным очагом, на котором два поджарых сарацина жарили на палочках что-то похожее на люля-кебаб.
Третий сарацин прислуживал седому старику, восседавшему на парчовых подушках, небрежно кинутых на каменную щебенку.
Все трое сарацин красовались богатым лямелярным доспехом из позолоченных чешуек с короткими рукавами до локтя. На предплечьях кованые наручи. На узких поясах болталось по кривой сабле в потертых ножнах и невысокому шишаку со стрелкой и кольчатой бармицей. Широкие суконные шаровары и сафьяновые сапоги зеленого цвета довершали их облик. Головы они брили и носили на них шапочки-таблетки. Усы и бороды имели короткие. Носы прямые. Глаза большие и круглые.
Сам старик был еще колоритней. Седой, но с короткой, небрежно остриженной бородой. На голове чуть выше кустистых бровей намотана розовая, видно когда-то бывшая красной, тряпка больше похожая на косынку переросток, чем на тюрбан. Или на основу для намотки нормального тюрбана. Потертый парчовый халат был накинут на голове тело, показывая загорелый торс, когда-то очень сильного человека, но со старостью уже обвисшими мышцами.
Пояс был красной кожи с золотой вышивкой сур из Корана. И за этим поясом у него был заткнут целый арсенал. Ятаган, кинжал и два пистолета с ударными замками. Все оружие было пышно украшено золотом, серебром, слоновой костью и бирюзой.
Довершали его облик широкие шелковые шаровары, бывшие когда-то зелеными и новехонькие тапочки красного сафьяна с вышивкой золотом. С загнутыми носками. Старик Хоттабыч, версия миллитари, епрыть. Бородку всю раздергал, колдануть не может, вот и вооружился как туарег*.
Перед стариком стоял искусно инкрустированный ценными породами дерева и перламутром столик на гнутых низких ножках львиными лапами, заставленный медной чеканной посудой. Изюм, инжир, фисташки, нуга, мелкие кусочки рахат-лукума и засахаренных фруктов. Зелень, и пиалы.
Старик ел кебаб, скусывая его с палочки. Зубов у него явно не хватало.
Увидев нас, старик встал. Тут же подтянулись и его бодигарды*, сканируя окружающее пространство и выискивая угрозы своему хозяину.
Когда я спешился и у меня принял повод камарги* стрелок, старик низко по-восточному поклонился мне с касанием правой руки лба, сердца и пупка и с достоинством произнес.
- Я счастлив видеть вас, великий эмир* больших гор. Я капудан* Хасан Абдурахман ибн Хаттаби и для меня большая честь уже говорить с вами. Не будет ли для меня большим нахальством предложить вам разделить со мной эту скромную трапезу. Или хотя бы поднести кизиловый щербет* для утоления вашей жажды этим теплым днем после конной прогулки.
- Я бы выпил кофе, - ответил я ему.
Ибо не фиг. Нашел чем меня удивить – кизиловым компотом.

- Я счастлив видеть вас, великий эмир* больших гор. Я капудан* Хасан Абдурахман ибн Хаттаби и для меня большая честь уже говорить с вами. Не будет ли для меня большим нахальством предложить вам разделить со мной эту скромную трапезу. Или хотя бы поднести кизиловый щербет* для утоления вашей жажды этим теплым днем после конной прогулки.
- Я с большим удовольствием выпил бы кофе, - ответил я ему.
Ибо не фиг. Нашел чем меня удивить – кизиловым компотом.
Капудан Хасан хлопнул в ладоши и два его телохранителя рысью разбежались в разные стороны. Третий остался у очага дожаривать кебаб.
Один бодигард принес мне из-за ближайшего валуна венецианский стул в форме буквы ««Х»». И бархатную подушку на него, обшитую по краям витым шелковым шнуром с кистями по углам. Впечатляющий рояль в кустах. Уважаю такую подготовку к переговорам.
Другой метнулся к тузику, достав из него погребец, в котором оказался полный набор для варки кофе, включая сандаловые палочки для помешивания.
Я сел на предложенный мне этот импровизированный трон и жестом предложил садиться негоциантам.
Капудан поделился с Вельзером подушками и тот вполне ловко уселся по-восточному.
В душе бродила некоторая щекотка нетерпения первым делом спросить Хасана о том, как поживает его брат Омар, и не жмут ли ему бриллиантовые зубы? С детства каждый советский школьник знает, что Хоттабычей без брата Омара не бывает. Но вовремя прикусил язык, а вдруг у этого капудана действительно окажется натуральный брат по имени Омар, тогда как я объясню: откуда мне известны эти факты. Не ссылаться же мне, в самом деле, на Лазаря Иосифовича Лагина, в девичестве – Гинсбург, как на достоверный источник. Поэтому начал дебют в переговорах с совсем другой темы.
- Как идет ваша торговля в этом году уважаемый Хасан?
- Лучше чем ожидалось, Ваше Высочество, но намного хуже, чем хотелось бы, - лукаво улыбнулся старик в бороду.
Ему понравился такой откровенно восточный заход. Это было видно по блеснувшим блазам.
- Что вы говорите? Неужто у вас без венецианских посредников лихва на специи не доросла до тысячи процентов? – сочувственно покачал я головой.
Не помню уже, где я это вычитал, но засело в голове крепко, что восточные купцы наваривали на венецианцах более восьми сотен процентов на специях. А те еще раза в два-три цену накручивали. В итоге на базаре в Нанте стакан перца горошком стоил целый лиард* остальные специи еще дороже.
- Прекрасный эмир, откуда у бедного торговца будет тысяча процентов? – традиционно по-восточному стал прибедняться капудан. - Так… немного чурек кушаем почти каждый день тем и счастливы. И неустанно хвалим Всевышнего, - тут Хасан воздел руки к солнцу и опустил вниз, проведя ладонями по бороде, - который в беспредельной милости своей позволяет нам еще заработать немного на щербет и кофе. Откуда возьмется тысяча процентов, солнцеликий эмир? Аллах свидетель, что и пяти сотен не наскрести. Берберские пираты совсем обнаглели, и, несмотря на то, что сами магометане по наущению Иблиса грабят правоверных последователей пророка, будто им христиан и евреев мало. Нынче даже фирман алжирского дея* от них не спасает. А хорошая охрана очень дорого стоит.
Вельзер даже рот открыл от изумления, глядя на свое контрагента. Наверняка такого показного самоунижения от гордого, знающего себе цену капудана он не ожидал.
- Я рад, что у вас дела идут так прекрасно, - похвалил я сарацина. – И надеюсь, что ваша галера и ваш товар не пострадал от пожара в порту.
- Аллах милостив к правоверным детям своим, - ответил мне капудан. – Галера стола у противоположного берега, так как я опасался побега гребцов. А товар, кроме коней для светлейшего дюка, я еще не успел разгрузить.
- Не боитесь, что погорельцы именно вас первого обвинят в поджоге?
- Боюсь, солнцеликий эмир. Очень боюсь, поэтому и не разгружаюсь.
- И пока вы не разгрузитесь, вы не сможете нас перевести на север Пиренеев?
- Истинно так, как бы мне это не было огорчительно, - покачал головой старый хитрец.
- Метр Иммануил, как я понял это ваш товар уже?
- Не совсем, Ваше Высочество, - мял банкир ладони. - Товар привезен именно для меня, но я его еще не получил и не оплатил окончательно. Боюсь я именно возбуждения неразумной толпы в порту, где сейчас скопилось много сезонных рабочих с самого дна города. Достаточно крикнуть это одному купцу, все потерявшему в пожаре, как тут же начнется погром, в котором я опасаюсь потерять как друга, - он кивнул в сторону Хасана, - так и товар за который уже уплачен немаленький залог.
- И каков там товар, если не секрет?
- Какие могут быть у меня секреты от вас, Ваше Высочество? – банкир подскочил и отвесил глубокий поклон. – Перец, гвоздика, корица и имбирь.
- Карри не возите? – спросил, и тут мне что-то жутко захотелось курочки-карри на луковом соусе.
- Если мне недостойному будет Вашим Высочеством дозволено говорить, то я поясню этот вопрос, - вмешался в наш разговор капудан.
Я кивнул.
- Лист карри тяжело переносит морские путешествия, каких на его пути сюда целых четыре и все разные по климату. Теряется в дороге его изысканный вкус. К тому же в Европе мало любителей на эту специю.
- А не пробовали его разводить в других местах?
- Пробовали. Все пробовали. Но только в Индии он настоящий. Во всех остальных местах теряет очень сильно во вкусе и особенно в аромате.
В этот момент сарацин в золоченом доспехе с поклоном принес поднос, на котором стояли три малюсенькие чашечки кофе. Похоже на фаянс. Снаружи чашки были черные, внутри белые. И три оловянных стакана с чистой водой.
Капудан кивнул и охранник начал их расставлять на столе.
- Метр Иммануил, - сказал я все еще стоящему столбом банкиру, - садитесь. Стоя, вам неудобно будет пить кофе: половина удовольствия улетучится.
- Благодарю вас, Ваше Высочество, - широко улыбнулся банкир и снова сел по-восточному на парчовую подушку, протягивая руку к вожделенной чашечке.
Я попробовал обжигающий черный и очень густой напиток и слегка поплыл от его крепости. Даже сердце стало огорченно бухать о ребра.
- Капудан Хасан, откуда происходит этот очень крепкий сорт кофе? Это же не мокко из Йемена, - скорее утвердил я, чем спросил.
Хоттабыч снисходительно улыбнулся и кивнул головой.
- Мокко пьют неженки, великий и проницательный эмир, мудрый не по годам. Эти зерна собирают в горах между Абиссинией и Эритреей. Это дикий кофе с очень мелкими зернами. Старые люди говорят, что там родина кофе.
Интересно, кто для него ««старые люди»», подумалось мне. Кто же я тогда в его глазах получаюсь? Если бы не мой титул, боюсь со мной бы тут и разговаривать не стали, несмотря на протекцию Вельзера.
- Очень крепкий, - пожаловался я. – Хотя вкус восхитительный. У вас очень талантливый кофешенк*
- Так я его и пью на борту своей каторги* в море, чтобы не дремать на вахте. И больше трех таких чашечек в день такой кофе пить не рекомендуется. В отличие от мокко.
- Не знал, - слегка склонил я голову, благодаря капудана за науку. – И все же дорогие мои негоцианты, чувствую, что не зря вы меня зазвали на этот дикий берег. С чем это связано? Только честно. Ни за что не поверю, что нельзя разгрузиться выше и ниже по течению реки от города.
- Ваше Высочество, тут такое дело, - протянул Мэтр Иммануил, - что где не разгрузись, все равно придется товар везти в город. А слухи у нас распространяются быстрее урагана. Так что я лично опасаюсь погрома обоза уже в самом городе. А хорошо охраняемого убежища за городом, чтобы оно соответствовало специальным условиям хранения такого нежного товара, у меня нет.
- И что вы от меня хотите?
- Что бы вы, Ваше Высочество, поговорили с вашей тетей, чтобы она разрешила поместить этот товар на ее склад в замке. Не бесплатно, конечно. Главное чтобы от места разгрузки обоз сопроводили ее гвардейцы.
- С тетей? – удивился я. - А почему не с дядей?
- Всем хозяйством в замке заправляет именно дюшеса. Даже если вы обратитесь с этой просьбой к вашему дяде, он все равно попросит это сделать именно ее. Зачем плодить лишние инстанции?
- И тогда? – поднял я бровь.
- И тогда, по разгрузке галеры она отвезет вас, солнцеликий эмир, ваш груз, ваших людей и ваших лошадей совершенно бесплатно, из чистого уважения к вам, Ваше Высочество, - изрек капудан Хасан. – И туда, куда вам будет угодно.
Блин, ничего нет нового в моем времени. Везде рулит административный ресурс. Ладно, Вельзер, как говорил Остап Бендер: ««Шура вы у меня отработаете каждый калорий, который я вам скормил»». Еще не вечер.
- Только о стоимости этой услуги вы будете сами договариваться с экономом, - поставил я свое условие.
Не поймите меня превратно, только первоочередная задача для меня: попасть быстрее домой. И бочка золота тоже не лишняя в моем положении.

Не поймите меня превратно, только вот первоочередная задача для меня: попасть быстрее домой, а не срубить тут бабла по легкому.
Негоцианты радостно вздохнули. Но тут меня посетила другая идея, более продуктивная. В том числе и для моего кошелька.
- Хасан-эфенди, а где вы разгружали лошадей для дюка?
- В Военном порту в устье реки. Но это далеко от города, почти десять лиг.
Ага, - подумал я, - это там, куда в мое время перенесли порт из города. Сен-Назер.
- Большой порт там?
- Не очень, Ваше Высочество, Скорее аванпост бретонского флота. Там большие приливы и время погрузки-разгрузки ограничено.
- А основной военный флот Бретани?
- Стоит в притоках Луары или других портах. Часть кораблей море патрулирует, - просветил меня Вельзер.
- Значит, он от пожара не пострадал?
- Почти.
- Тогда делаем так. Бумаги на товар вы оформляете на меня.
Видя недоуменное лицо банкира, спросил.
- Что-то непонятно?
- Зачем вам это, Ваше Высочество?
Понятно его поведение. Бабки большие. Очко жим-жим. Надо успокаивать.
- Мы с вами деловые партнеры, мэтр, не так ли? Или вы отказываетесь от нашего сотрудничества.
Ага… Два раза он отказался, теряя на этом целых триста золотых флоринов, которые он уже отдал мне без каких-либо расписок.
- Так точно, Ваше Высочество, - радостно закивал Вельзер. – Как я могу отказаться от сотрудничества с вами при таких деловых перспективах, что вы мне обрисовали.
- Так вы доверяете мне?
Вельзер, похоже, не стремился по жизни вообще кому-либо доверять, но раз попала нога в колесо пищи, но беги.
- Как можно мне оскорбить вас недоверием, Ваше Высочество? – казалось банкир сейчас провалиться сквозь землю от досады.
- Тогда пиши вексель, что взял у меня этот товар на реализацию. С возвратом денег не позднее Рождества этого года, когда живые деньги в серебре меняются на вексель уже в Наварре. И тогда вы делаете с этим векселем, что вам угодно.
- И это все? – удивился банкир, но, припомнив про обещанный им мне серебряный обоз к Рождеству, расплылся в радостной улыбке понимания общей тайны. А тайны всегда людей сближают.
- Как же все? – тут уж я сделал ему удивленное лицо. – А два-три процента от этой сделки мне за куртаж? Потому как в кладовые дюшесы этот товар попадет, как мой. Но с вашим правом им распоряжаться по своему усмотрению. Вас что-то не устраивает в этой схеме?
- Как-то непривычно все это, Ваше Высочество. Раньше так не делали.
- Раньше говорят люди голыми ходили и ели сырое мясо. Любое дело всегда делается когда-то в первый раз. Но тут вы ничем не рискуете.
- Желает ли кто-нибудь еще кофе? – вдруг вклинился в наш разговор сарацин.
- Лучше щербет, - ответил я. – А то сердце через ключицу вывалится.
Хлопок в ладоши. И на столе появился высокий узкогорлый кувшин с тонкой ручкой. Медный, весь покрытый тонкой чеканкой. Мне еще показалось, что мастер его делавший страдает шизофренией, так как пустого гладкого места на этом кувшине не было совсем – сплошь все начеканено арабесками. Из оловянных стаканов выплеснули воду и заменили ее щербетом.
Я предполагал, что это будет компот типа узвара, но непонятно каким образом поддержанная прохладной кисло-сладкая жидкость обладала весьма тонким вкусом от незнакомых мне специй. И очень хорошо утоляла жажду.
- Хасан-эфенди, сможете вы разгрузиться Сент-Назере за время прилива? В том месте, где вы выгружали лошадей?
- За один раз вряд ли, - покачал бородой капудан. – Но за два цикла успею. Меня волнует только тот момент, что капудан порта начнет спрашивать: почему я сразу там все не разгрузил. Что я ему отвечу?
- Ответите, что после разгрузки у него лошадей для дюка, вы должны были отвезти мой товар вверх по реке, в Тур. Но узнав, что я бежал от Паука, решили подождать меня в Нанте, а тут пожар в порту как на грех. Я появился и приказал срочно разгружаться, потому, как решил на эту же галеру срочно грузить своих лошадей, а в Нанте разгружаться негде. Моим приказчиком я назначил мэтра Иммануила Вельзера, о чем у него на руках будет соответствующий документ. Кстати и у вас на руках будет мой приказ о разгрузке в Сент-Назере. Такая схема вас утроит?
- Так, думаю, устроит всех кроме замкового эконома, - недобро ухмыльнулся сарацин. - Все стройно, непротиворечиво и логично, о мой не по годам мудрый эмир.
Лицо капудана стало возвышенно-торжественным, но в глазах плясали чертики.
- Но, тогда каким образом нам обойтись без охраны обоза гвардией дюшесы? – все еще не догонял ситуацию банкир.
Хотелось не просто прыснуть в кулак, а в голос заржать, выкрикнув: ««не образом, а канделябром»». Утомился мой мальчишка от этих переговоров, ему побегать хочеться.
- А как вы думаете, мэтр, кто тут будет охранять МОЙ груз, когда моих людей тут не будет? Надеюсь, вы взяли с собой письменные принадлежности?
Банкир огорченно закивал головой. Вправо-влево.
- Я пошлю за ними на каторгу, - сказал капудан Хасан.
- Прекрасно, - констатировал я. – ««Согласие есть продукт взаимного непротивления сторон»».
И повернувшись к сарацину, добавил.
- Хасан эфенди, пока будут возить нам чернила, вы мне разрешите пострелять из ваших пистолетов. Я таких замков здесь еще не видел.
- Их делают в Кордове, - ответил капудан Хасан, протягивая мне пистолет рукояткой вперед. – Осторожно мой прекрасный эмир, пистолет заряжен.
После чего по хлопку сарацинских ладоней один бодигард метнулся к шлюпке и усиленно погреб в сторону галеры. А другой стал устанавливать камни размером с кулак на валун в метрах пятнадцати от нас.

- Феб, где тебя носит? Тут весь город с ног сбился тебя искать, - выговорил мне дон Саншо, едва я слез с коня на постоялом дворе. - Посыльные от твоей тети через час прибегают, интересуются. Где ты был?
- Дела делал. Освобождал галеру под наших лошадей.
- Освободил? – Саншо поднял бровь над единственным глазом.
- Почти. Один штришок остался и тут посыльные от тети мне прямо в кассу.
- Это хорошо. Это очень хорошо. Но нельзя, так пропадать никого не поставив в известность, где тебя в случае чего искать. Ты же не сам по себе. Ты же без пяти минут рей наваррский. А ведешь себя как паж переросток, - дон Саншо резко перешел на менторский тон, который я и в прошлой то жизни не жаловал.
- И что, что я без пяти минут рей? – возмутился я. - Теперь меня под ручки водить должны? Неторопливо и степенно.
- По крайней мере, теперь тебя всегда должна сопровождать соответствующая свита, - заключил кантабрийский инфант.
- А то я один без свиты ездил, - возразил я.
- Это не свита была. Это охрана.
- Вот жизнь настала, скоро и в сортир не сходить без сопровождения придворных. Может мне теперь, и подтираться самому нельзя? Особого придворного для этого приставить. Статусом не ниже барона, а то и виконта.
Дон Саншо все же немного сократился в педагогическом порыве.
- Не пыли, Феб. Жизнь монарха не мед сладкий. И главная ее трудность в том, что ты всегда на виду. Всегда в толпе. Все от тебя хотят благ земных. И при этом ты всегда одинок. То, что я имею твою дружбу это просто счастье. Божий подарок. И я не хочу ее лишаться по твоей легкомысленности.
Я махнул рукой проходящей по двору служанке и заказал две кружки сидра. Прямо сюда во двор, где мы стояли с Саншо как два петуха на бойцовской площадке, во все стороны растопорщив перья. Вся моя свита попряталась по конюшням от греха подальше. Двор опустел, и только из сарайчика вышла жена литейщика и прямо на пороге принялась вдумчиво стряхивать какие-то тряпки. Глядя на нее, дон Саншо сменил тему.
- Что ты думаешь, наконец, делать с этими дойчами в винном погребе?
- А что с ними делать?
- Твой человек ими обижен. Твой суд.
- Я бы их повесил, но мастер Уве просил оставить им жизнь. Вот и ломаю голову. И чтобы они живыми остались, и чтобы наказание понесли соответствующее. Ноги что ли им отрубить по самую шею…
Саншо сначала недоуменно смотрел на меня, а потом заразительно засмеялся, окончательно расшугав тех, кто еще в это время находился во дворе.
- Что смеешься? – обиделся я, одновременно принимая большую глиняную кружку из рук прислуги. – Тебе смешно, а я голову сломал. В рабство, что ли их продать на галеру сарацину, чтобы им жизнь показалась страшнее смерти.
Отсмеявшись, дон Саншо сделал большой глоток сидра, а потом снизошел до меня, неразумного.
- Феб, тебя точно по голове как-то странно ударили. В лицо тебе, конечно, никто ничего не скажет, но лучше бы ты им живьем живот разрезал и заставил самостоятельно намотать кишки на столб, пока ноги ходят, а потом сжег на костре, и пепел их развеял по реке. Ты представляешь, что потом о тебе говорить будут? Сколько потенциальных сторонников ты мигом утратишь. Сколько врагов приобретешь на пустом месте. Подумай своей ударенной головкой хоть немного. Я уже не говорю про церковь. Орден тринитариев* тебя анафеме предаст. А к ним прислушаются, особенно после того, как в прошлом году в Тунисе десять монахов добровольцев пошли в мусульманское рабство в обмен на десять кастильских пленников, когда у них не хватило денег на выкуп.
- И что мне с ними делать прикажешь?
- Отдай их своему банкиру. Он все сам устроит. А ты как бы и не причем, в таком случае.
- Он рабами не торгует.
- Зато евреи тут ими вовсю торгуют. Найдет твой банкир через кого их продать.
В это время за воротами прозвучал рожок. Прибыл очередной посыльный из замка.

Выдвигаясь в герцогский замок, я корил себя за то, что поспешил и к себе в комнату не зашел. Так и скачу с разряженным пистолетом.
На береговых пострелушках у сарацина мы весь порох сожгли. И его, и мой. Зато, с гордостью скажу, что стрелял я лучше капудана. Особенно под заклад: мой пистолет на его пару. Хотя где-то под спудом победных эмоций ворочалась подлая мыслишка, что таким вот Макаром, мне просто взятку сунули. Хорошую взятку, дорогую: пара пистолетов с ударными замками и полный обвес со снарягой. Даже шесть чеканных патронных газырей на поясе есть, а я считал, что они более позднее изобретение. Все очень богато и шикарно украшено: золото, чеканка, разве что бирюзы нет. Сам смеюсь: музейщику музейные вещи. Это как деньги к деньгам. Причем мне достались не рабочие пистолеты Хасана-эфенди, а пара, специально привезенная, вместе с писчебумажными принадлежностями с галеры. Новенькие – муха не сидела.
Бумаги, точнее – пергаменты, мы там на берегу, быстро выправили и теперь я официально владелец шести сотен мешков со специями. Хитрых таких мешков, как яйцо Кащея, но весьма удобных для мелкооптовой распродажи. Провощенные пергаментные мешочки, зашитые по отдельности в просмоленную парусину, опечатанные свинцовыми пломбами, как текстильная постава, с гарантией веса нетто в одну венецианскую либру*. В свою очередь скомплектованные по дюжине и снова обшитые в просмоленную парусину, снова опечатанные. Морская упаковка, даже ели где и протечет, то не подмочит. И таких мешков, как я уже сказал, ровно шесть сотен. Шесть сотен дюжин фунтов. Три тысячи двести сорок килограмм дорогущих специй, к тому же на сегодняшний день весьма и весьма дефицитных в этом городе.
Правда моих там всего три процента. Какие-то жалкие девяносто семь с половиной килограмм перца, гвоздики, корицы и имбиря. Мало, но все же… поднял я их как говориться с земли на пустом месте. Да я же еще и благодетель. Красиво!
Хорошо быть принцем.
Для себя на галере я оставил по два мешка каждой специи. Один комплект для собственного потребления. Второй - в приданое сестре, типа, знай наших! Тут вам не у Пронькиных.
На остальную мою долю Хасан-эфенди кредитуется для последующих поставок в Беарн: бумаги, как писчей, так и грубой, картона и хорошей разноцветной туши; очищенной селитры; новомодных камультуков с ударными замками – эти без деревянных частей, только ствол и замок в сборе. Приклады и ложа мы на сами на месте вырежем, такие как надо, а не такие как тут пока делают. А то навезет эта восточная душа от собственного понимания красивого сплошную инкрустацию перламутром, и что мне с ней делать? А денежки уже тю-тю. Еще пулелейки к этим стволам калиброванные, пороховницы для натруски простенькие. Кремни мы сами найдем. На все деньги и как можно быстрее. Обратно ждать его будут в Сан-Себастьяне мои люди. Капудан Хасан обещал к ноябрю туда обернуться.
Сержант, скакавший позади меня, после рыночной площади, поравнялся со мной и спросил.
- Сир, я так понял, что мы на этой сарацинской галере домой поплывем?
- Скорее всего, на ней, - ответил я, на автомате, несколько занятый своими мыслями.
- Не получится никак, сир. Гребцов мы освободим от плена, и некому будет нас доставить.
Я чуть с седла не сковырнулся. То что у меня в мозгах звучит чисто гипотетически, как один из вариантов, у моих людей, оказывается, не вызывает даже тени сомнений. Вот это попандос!
- Мы их в Сантандере освободим, - сказал я первое попавшуюся в голове мысль, чтобы только соскочить с этого неприятного разговора.
Ну, Саншо, ну ласточка, дай только домой вернуться, я тебе за такую педагогику весь верхний планш выверну.
- Сир, я в восхищении от вашей коварности, - заявил мне сержант и отстал, слава Богу, снова заняв место в кавалькаде сразу за мной.
При въезде в герцогский замок фанфары зазвучали сразу по нашему выезду из воротного туннеля. На этот раз полдюжины персеванов выдували из серебра нечто похожее на музыкальную заставку телепрограммы ««Время»».
На дворе меня встречали собственными персонами Орлеан и Бретань в окружении многочисленных пажей и придворных. А за ними на плацу выстроились в две шеренги четверть сотни валлийских лучников. В полном вооружении. С двухметровыми тисовыми луками, боевыми топорами и ««свиноколами»» длиной в локоть на поясах. На теле кожаные гамбизоны*, на головах стальные шапели с очень широкими полями.
После того как я наобнимался с герцогами, Бретань мне попенял.
- Наварра, где ты пропадал? Я тебе уже к обеду подарок приготовил: всех валлийцев рассчитал. Теперь они только тебя и ждут.
Дальше – больше. Почти два часа ушло на то, чтобы проверить их мастерство стрелков, что меня откровенно впечатлило. С полсотни метров каждый из них легко клал в центр мишени по шесть стрел.
Потом от каждого лучника торжественно принять присягу на верность. Лично мне.
Объяснить условия найма, требования к дисциплине, жалование и строгие условия насчет добычи. Договорились на том, что я заранее перед боем объявляю: будем брать добычу или нет. Срок найма три года. До отплытия корабля они живут в замковой казарме, где и жили. Дал им даже такую льготу, как самим выбрать себе капрала.
- Готовьесь, бойцы, - предупредил я их, - уплыть мы можем в любой день, начиная с послезавтра. Груза взять, сколько сами на себе унесете. Не больше. Но чтобы стрел у каждого при себе постоянно было три десятка, не меньше.
После чего дал им команду разойтись и с двумя герцогами отправился во дворец ужинать. Вовремя, однако. Жрать уже откровенно хотелось. Как из пушки.
Глядя искоса на герцогов понял, что свое испытание я выдержал, хотя и упарился до мыльной холки.

По дороге в обеденный зал герцогского дворца я легко решил вопрос с запасом стрел для валлийцев.
Их оказалось всего шесть бочек, которые легко потянет одноконная повозка. Франциск II проявил родственное великодушие и подарил их мне с барского плеча.
- Новая партия валлийцев весной мне еще привезет, - пояснил свою позицию герцог. - Все равно для обороны замка такое количество просто мизер.
Тут мы вошли в зал, где у накрытого стола нас уже встречала улыбающаяся тетя, которая первым делом с радостью кинулась ко мне обниматься. Дай ей волю, она бы меня от себя и не отпускала.
Сына ей надо, сына. Но не даст Господь, к сожалению. Судьба. За неродившегося сына будет отдуваться дочь – Анна Бретонская, которая сейчас сидит на коленях у няни за столом и размазывает по щекам гречишный мед. А я вместо того, чтобы просто наслаждаться обществом этого ангелочка – сестренки своей двоюродной, должен у нее о себе положительные впечатления оставить – все же в перспективе это жена двух французских королей. Потенциальный союзник.
После утоления первого голода я негромко спросил тетю, как у нее в хозяйстве со специями.
Та в ответ только вздохнула.
- Эконом пришел сегодня с рынка вне себя от злости. Цены так взлетели, что стало даже для меня дорого. Этот пожар в порту еще долго нам будет аукаться. А заставлять купцов вернуться к справедливой цене сейчас чревато или бунтом, или полным исчезновением товара с прилавка.
- Тетя, я готов развеять эту твою грусть, у меня шесть сотен мешков перца, имбиря, корицы и гвоздики на корабле. Думал с собой увезти в Наварру, но выгоднее это сейчас продать здесь.
Герцогиня развернулась ко мне с внимательным взглядом, словно изучая меня заново.
А я продолжал ездить ей по ушам.
- Если ты разрешишь положить все это на хранение в твоем складе в шато, то за это ты сможешь отобрать себе нужное количество специй совсем бесплатно. А там и цены в норму войдут.
- Ты же уедешь, Феб? А торговать твоим товаром прикажешь мне?
- Тетя ты меня обижаешь. Как я могу заставить заниматься таким презренным делом как торговля такую очаровательную и благородную госпожу? Для этого купчины есть на доверии. Эту партию товара будет распродовать Иммануил Вельзер.
- Банкир из Аусбурга? – герцогиня посмотрела на меня, как будто увидела в первый раз. – А ты тут времени не теряешь, пока от тебя в городе только пьянок и млядок ждут. Или еще каких буйных выходок.
- Плохая кандидатура? – попросил я прояснить вопрос.
- Плохая. Плохая уже тем, что он не местный, - умозаключила дюшеса.
- А может именно этим она и хороша, - возразил я тете. - Местные за такую партию сейчас передрались бы до крови. А так нет повода для лютой зависти.
Герцогиня налила мне и себе в кубок красного вина. Покачала свой сосуд в руке, вертя на ножке. Что-то решала в своей умной голове. И вдруг ляпнула трагическим шепотом.
- Пожар в порту твоя работа? – и явила собой инкарнацию железного Феликса.
Я сел на копчик. Вот так вот, на пустом месте дело шьют. А я тут, что обидно, порожняком.
- Нет, - сделал я глоток из кубка. - Когда мы подплывали к Нанту, порт уже полыхал. Вовсю. Зарево было видно на несколько лиг по реке. И вообще плохо ты обо мне думаешь, тетя. Если бы я решил сжечь твой порт, то у меня был бы не один корабль со специми, а десять. Как минимум.
- Как ты стал похож на отца, - тетя ласково взъерошила мои золотистые волосы, – а будешь просто копия. В том числе и по уму. Я рада, что это так. Знал бы, как я боялась за тебя, когда узнала про заговор в Плесси-ле-Туре и не имела возможности тебя о нем вовремя предупредить.
- Дочка Паука, Анна де Франс в заговоре участвовала?
- Дочь Франции? Возможно, но откуда у тебя такие подозрения.
- Она меня в койку затащила, а Орлеан потом приревновал.
- У них очень сложные отношения, - подтвердила дюшеса мои догадки, но моментально съехала она со скользкой темы. – Так что тебе от меня надо, кроме склада в шато?
- Твои гвардейцы в охрану обоза. Хотя бы символически для демонстрации флага. Я со своей стороны на телеги валлийцев посажу. Разгружаться мы будем в Сен-Назере, чтобы не дразнить гусей в Нанте.
- Ах, Феб, знаешь же, что я тебе ни в чем не откажу, - лукаво улыбнулась тетя краешком губ и лучистыми глазами, говоря эту двусмысленность.
И у меня опять на нее стоит как деревянный. И это несмотря на регулярный сброс дурной крови с белошвейкой. Хорошо еще, что гульфик в этих пуфах твердым сделан, а то был бы просто конфуз.


В эту ночь меня провожали до постоялого двора сенешать и мои – уже мои, валлийцы.
Ехал и думал: когда же я высплюсь всласть? Только и делаю я в этом времени, что встаю с рассветом, а ложусь далеко за полночь. Хорошо организм мне достался, хоть и конуженый, но молодой и крепкий. Иначе была бы просто беда.

В эту ночь меня провожали до постоялого двора герцогский сенешать и мои – уже мои, валлийцы.
Конное факельное шествие по ночному Нанту повторилось в большой схожести с прежней прогулкой, только вот уже не несло для меня никакого налета мистики. Привыкаю, наверное. И все чаще замечаю, что не отделяю себя от Феба. Думаю об этом тебе как о себе самом и все чаще в мыслях именую себя Франциском . Даже родню, которую никогда не видел, ощущаю уже как свою. Правда, в этом большая заслуга тети, ее радушие и любовь ко мне покоряла.
Но главной мыслью моей был вопрос: когда же я, наконец, всласть высплюсь? Только и делаю я в этом времени, что встаю с рассветом, а ложусь далеко за полночь. Хорошо организм мне достался, хоть и конуженый, но молодой и крепкий. Иначе была бы просто беда.
Вот и сейчас мне бы в люлю, а придется по приходу в гостиницу дона Саншо потрошить на информацию. Очень важную для меня информацию. Иначе у меня пазл никак не складывается.
Весь командный состав моего отряда сидел в харчевне и потихонечку наливался вином. Чувствую, только нас с сержантом и ждали, даже пажей разогнали, не говоря уже о стрелках.
Сонный хозяин постоялого двора откровенно дремал за стойкой, навалившись на виском на кулак и опершись о локоть, но в полной готовности вскочить по приказу и выполнить любой каприз высокопоставленных постояльцев. Служанок и его дочек в зале не наблюдалось. Наверное, спать ушли. Время-то второй час ночи, а им вставать до рассвета.
- Что полуночничаем? – спросил я честную компанию, показывая жестом, что ставать не надо, одновременно присаживаясь за стол и показывая сержанту, где ему сесть.
- Вино пьем, сир,- ответил за всех шевалье д’Айю. – Не желаете присоединиться?
- Хорошее хоть вино, Генрих?
- Попробуйте, сир, - налил он рубиновую жидкость в кубок и пододвинул его ко мне, не отрывая от стола.
Вино было неплохим, даже покачественней, чем то, что я сегодня пил за герцогским столом. Чем-то напоминало болгарскую ««Гымзу»», только не ординарную, а выдержанную лет так пять-шесть. Балует нас мэтр ….
- Может, кто-то меня просветит какова povtstka dnia этого собрания, - нарушил я молчание за столом.
Вижу, что меня не поняли и поправился.
- Что обсуждаем на этой тайной вечери?
- Не богохульствуй, Феб, – отозвался дон Саншо. – И вообще нам не нравится, что ты связался с сарацинами. Это противно Богу.
- Значит с евреями дела иметь можно, а с сарацинами нельзя? – спросил я – Противно Богу, видете ли.
- Евреи с нами не воюют, - подхватил мотив сюзерена сьер Вото.
- Зато обдирают как липку, - возрази шевалье д’Айю, повышая голос.
Видать где-то евреи успели моему шевалье наступить на любимую мозоль.
- Тихо, - пристукнул я ладонью по столу. – Judosrach потом разведем. Если силы на него останутся.
Осмотрел своих соратников. Хмурые сидят. Безделье, в которое они окунулись последние дни, действует на них разлагающе. А тут еще Саншо опрометчиво проституток рассчитал.
Дождавшись тишины, я пояснил свою позицию.
- В настоящий момент я нахожусь в состоянии войны с руа франков. Доказывает ли это, что общение с франками противно Богу?
- Ну, ты сравнил? – возмутился дон Саншо.
- Что поделать, друг, если у сарацин есть единственный корабль, который может взять всех нас разом. Хоть завтра. Вы вообще в курсе насколько поднялась в городе цена морского фрахта? А у нас, как мне еще недвно доказывал дон Саншо, не хватало денег даже на провоз лошадей до Пиренеев. А теперь я договорился, что нас перевезут бесплатно. И тут опять надо сказать спасибо моему дяде – дюку бретонскому.
- Где мы возьмем гребцов, сир? – спросил шевалье.
- Нас отвезут в Сантандер те же гребцы, что и сейчас сидят на галере.
- Силой с нашей численностью захватить галеру не получится, - буркнул сьер Вото. – Даже если нам и не придется брать ее на абордаж по шпироту.
- Наша численность с сегодняшнего дня выросла на двадцать пять валлийских лучников, - заявил я, гордясь собой. – Так что при желании экипаж галеры мы в состоянии перебить, но никак не в состонии довести ее до Сантандера. Где мы возьмем столько гребцов здесь?
- Сорок весел с одного борта. Сто шестьдесят человек, - выдал справку сержант.
Мои событыльники заметно повесили носы. Выхода они не видели.
- Ваш дядя, Ваше Высочество, мог бы отвезти нас на своих кораблях, - подал голос сьер Вото.
- Мог бы, - не стал я отрицать очевидного. – Но мой дядя и так уже расщедрился на валлийцев нам в охрану и на припасы нам в дорогу. И надо учесть, что карман у него не бездонный. Кроме того его отношения с Пауком и так постоянно на грани конфликта. Мне бы не хотелось стать поводом для очередной франко-бретонской войны. Это было бы с нашей стороны черной неблагодарностью по отношению к нему. Мы уедем, а ему из-за нас воевать. Причем мы еще уведем с собой не меньше двух единиц военного флота Бретани, потому как купеческого фрахта на сегодня и вовсе нет после пожара в порту.
- Но какой-то выход должен быть? – спросил дон Саншо, съехав с религиозного диспута.
- Естественно, - ответил я, припомнив старый анекдот. – Всегда есть два выхода. Из любого положения. Кстати, а где мой шут?
- Спит у себя, Ваше Высочество, - ответил сьер Вото.
- Непорядок, - заметил я.
- Сир, вам скучно? – ехидно осведомился шевалье. – Я считаю что ситуация и так обхохотаться можно и без шута.
Да, дисциплинка действительно от безделья падает.
- Сержант, разбудите эскудеро дю Валлона и попросите его почтить нас своим повлением здесь, - приказал я.
Сержант повстаил свой кубок на стол и грузно подняля. Ему тоже не было понятно зачем нам на военном совете мой шут. Но пошел. Приказ, есть приказ.
- Итак, мон сьеры, подумаем вместе над вопросом: кем заменить нам гребцов с галеры? – изложил я повестку дня.
С тем, что гребцов придется освобождать ан масс, я уже смирился. Против всех не попрешь. Хороший монарх если не может прекратить пьянку, должен ее возглавить. Осталось только найти решение, удовлетворяющее все стороны, в том числе и капудана Хасана. Но вот тут-то и лежало слабое звено цепи нашего состояния.
Сержант привел шута, зевающего во всю глотку, демонтритуя нам неполный комплект своих гнилых зубов. В руке он встряхивал свою дурацкую шапочку, позванивающую бубенчиками.
Дю Валлона усдили за стол, преждевременно опохмелили, и рассказали наперебой о проблеме.
Мессир Франсуа помолчал немного и выдал.
- Галеру захватить, сарацин перебить, гребцов освободить уже в Сантандере. И саму галеру там продать – добыча же.
- Мессир, ваши шутки не смешны. Это сарацин возит нужные товары дюку бретонскому, минуя венецианских и генуэзких посредников.
- Это серьезный аргумент, - сказал шут. – Так в чем проблема? Оставляем его в живых и привлекаем к тому, чтобы он и нам возил товары с востока по дешевке. Это возможно?
- Легко, - ответил я. – Сарацин действительно нам весьма и весьма нужный, и на сотрудничество с нами идет. Но гребцов с его галеры нам надо освободить, и от этого никуда не деться. Вот такая проблема.
- А поменять не пробовали?
- На кого? – спросил сьер Вото.
- Ну…. на сауцинских пленников, к примеру, - махнул рукой шут.
- Откуда они у нас, мы еще галеру на копье не брали, - вставил свой резон сержант.
Дю Валлон повернулся к инфанту с вопросом.
- Дон Саншо, в ваших краях найдутся пленные сарацины или рабы-магометане? На худой конец – мориски в долгах.
- А что, мысль! Только в сантандерском дворце не менее десятка муслимских рабов.
- К тому же поменять можно не голову на голову, а одного раба на двух гребцов, - вклинился сержант, - так как они, скорее всего, измождены непосильным трудом и как рабы не представляют собой большой ценности.
- Пока плывем, думаем: где еще нам добыть шесть десятков сарацин, - подвел я итог совещания. – Вы как хотите, а я спать.
Оказавшись наконец-то в своей комнате, я упал в кровать и сказал.
- Все. Я никакой. Хоть самого долби.
Ленка захихикала, закрыла за мной засов, прыгнула в койку и прижалась ко мне всем телом.
- Занятно было бы на такое посмотреть, сир, - проворковала девушка мне в ухо, хихикая.
И не делая паузы, принялась его целовать, превращая поцелуй в неистовое вылизывание моей ушной раковины шаловливым язычком.
Затем она, попутно освобождая мою тушку от текстиля, спустилась немного ниже, где порция ласки досталось уже шее, ключице, груди, пузику… пока не добралась до моего нефритового стержня, который сначала со вкусом и хулиганским звуком поцеловала, а затем и полюбила ««по-наваррски»». Это было сладко.
- А теперь спите, сир, приятных вам сновидений, - пожелала Элен мне спокойной ночи, одновременно снимая с меня сапоги. - Я же повторю урок анатомии, который вы мне дали сегодня в помывочной. Я сегодня в ваше отсутствие, сир, его разучивала, и мне понравилось.

- А теперь спите, сир, приятных вам сновидений, - пожелала Элен мне спокойной ночи, одновременно снимая с меня сапоги и портянки. - Я же еще повторю урок этой, как ее… анатомии, который вы мне дали сегодня в помывочной. Я сегодня в ваше отсутствие, сир, его разучивала, самостоятельно нашла клитор и мне понравилось.
И счастливый женский смех колокольчиками был мне колыбельной.


Утром, до завтрака, вместо зарядки и упражнений в стрельбе принимал ремесленников, желающих переселится ко мне на Пиренеи. Не сказать, чтобы народ ломился ко мне толпой, но пару часов на них я потратил, работая сам на себя айчаркой*.
В итоге сманил многодетную семью мастера-стеклодува, которому надоело клепать бусы для португальцев.
Семейного же слесаря-механика широкого профиля, которому просто узко тут стало в цеховых рамках.
Подмастерье чеканщика. Холостого.
Две семьи ткачей. Кстати это мужская профессия пока. Мужской и останется вплоть до конца девятнадцатого века. Окончательно ткачихи выдавят с фабрик ткачей только после первой мировой войны. На волне автоматизации производства.
Спецу по разнообразным давильным прессам я порадовался особо. Были у меня на него разнообразные виды. Даже спрашивать не стал у него причин отъезда.
Мастера – сверлильщика с семьей. С этим пришлось поговорить серьезно, но вроде ответил он на все вопросы четко, не путаясь, обогатив меня знанием современной технологии.
Подмастерья бондаря, умеющего делать большие винные бочки.
Златокузнеца*. Мастера, у которого умерла жена недавно, и вид этого города вызывал у него психотравму. Представленные им образцы своей работы восхищения у меня не вызвали – далеко не Бенвенуто Челлини, но все же это было выше среднего по рынку.
И просто кузнеца, подмастерья лет тридцати.
Вот и весь улов: девятнадцать человек, если считать с женами, детьми и тещами.
Плюс ранее завербованные семьи литейщика и часовщика.
Нормально. Куда мне больше. Галера же у сарацина не резиновая. Так что большей толпе просто отказал. В основном тем, кто мне мне просто не понравился. Отбор я поставил на свое первое впечатление, все равно других критериев, более объективных у меня не было.
Условия отъезда, сроки и количество клади всей толпе избранных объяснял уже Микал, которого я поставил над переселенцами надзирателем. А так как он еще и сумку денежную таскает, то и в качестве физической защиты дал ему пару стрелков из копья сержанта.
Скороходу от Вельзера, который терпеливо дожидался окончания этого кастинга, передал для банкира список переселенцев с заданием о покупке их домов и прочего оставленного имущества, обеспечения их гужевым транспортом до Сен-Назера. (Кстати, на этих же повозках обратно повезем специи в герцогский замок.) А также проживанием из, да и нас в Сен-Назере, пока будет разгружаться галера.
С этим же скороходом отправил приказ в замок: десятку валлийцев выдвинуться в военный порт, где принять под охрану и оборону груз, складированный на берегу, при разгрузке галеры.
Шевалье д’Айю с его копьем отправил туда же квартирьерами и если понадобиться, то и в помощь лучникам.
Сьер Вото со своим копьем остался ответственным за весь наш груз, который скопился на постоялом дворе. Упаковка его для морского путешествия, погрузка на телеги и охрана в пути.
И после завтрака, погрузив неистовых шеффенов Фемы* на открытую повозку, выехал с доном Саншо и остатками копья сержанта в герцогский замок. Шеффены с деревянными колодками, зажимающими им голову и кисти рук, смотрелись очень живописно для того, чтобы люди на улицах Нанта останавливались и глазели на нашу процессию. Все же хило тут с развлечениями.
Совсем забыл, я еще Ленку отпустил до вечера по ее просьбе помочь своей семье собраться в путь. Лишняя пара рук там будет совсем не лишняя. Отъезд уже назначен на завтрашний день.


Во дворе герцогского замка был сооружен небольшой эшафот, по которому из конца в конец площадки неторопливо расхаживал со страхолюдным топором на плече одетый полностью во все красное, с маской на лице, хранитель меча Правосудия герцогства Бретань. В просторечии – главный палач.
Никакой левой толпы на плацу не было, собрались только придворные Бретонского и Орлеанского дворов да гвардейцы дюка и дюшесы. Священник еще – куда без него на казни. Все равно толпа получилась приличной.

Утром, до завтрака, вместо запланированной зарядки и упражнений в стрельбе из пистолетов и аркебуза* принимал ремесленников, желающих переселится ко мне на Пиренеи. Не сказать, чтобы народ ломился ко мне толпами, но пару часов на них я потратил, работая сам на себя айчаркой*.
В итоге сманил многодетную семью мастера-стеклодува, которому надоело клепать бусы для португальцев.
Семейного же слесаря-механика широкого профиля, которому просто узко тут стало в цеховых рамках.
Подмастерье чеканщика. Холостого.
Две семьи ткачей. Кстати это мужская профессия пока. Мужской и останется вплоть до конца девятнадцатого века. Окончательно ткачихи выдавят с фабрик ткачей только после первой мировой войны. На волне автоматизации производства.
Спецу по разнообразным давильным прессам я порадовался особо. Были у меня на него разнообразные виды. Даже спрашивать не стал у него причин отъезда.
Мастера – сверлильщика с семьей. С этим пришлось поговорить серьезно, но вроде ответил он на все вопросы четко, не путаясь, обогатив меня знанием современной технологии.
Подмастерья бондаря, умеющего делать большие винные бочки. Значит и маленькие делать умеет и других обучит.
Златокузнеца*. Мастера, у которого недавно умерла жена, и вид этого города вызывал у него психотравму. Представленные им образцы своей работы восхищения у меня не вызвали – далеко не Бенвенуто Челлини, но все же это было выше среднего по рынку.
И просто кузнеца, подмастерья лет тридцати.
Вот и весь улов: девятнадцать человек, если считать с женами, детьми и тещами.
Плюс ранее завербованные семьи литейщика и часовщика.
Нормально. Куда мне больше. Галера же у сарацина не резиновая. Так что остальной толпе просто отказал. В основном тем, кто мне просто не понравился. Отбор я поставил на свое первое впечатление, все равно других критериев, более объективных у меня не было.
Условия отъезда, сроки и количество клади всей толпе избранных объяснял уже Микал, которого я поставил над переселенцами надзирателем. А так как он еще и сумку денежную таскает, то и в качестве физической защиты дал ему пару стрелков из копья сержанта.
Скороходу от Вельзера, который терпеливо дожидался окончания этого кастинга, передал для банкира список переселенцев с заданием о покупке их домов и прочего оставленного имущества, обеспечения их гужевым транспортом до Сен-Назера. (Кстати, на этих же повозках обратно повезем специи в герцогский замок.) А также проживанием их, да и нас в Сен-Назере, пока будет разгружаться галера.
С этим же скороходом отправил приказ в замок: десятку валлийцев выдвинуться в военный порт, где принять под охрану и оборону груз, складированный на берегу, при разгрузке галеры. Второму десятку заступить на охрану постоялого двора. Остальным дожидаться меня в замке.
Шевалье д’Айю с его копьем отправил в Сен-Назер квартирьерами и если понадобиться, то и в помощь лучникам.
Сьер Вото со своим копьем остался ответственным за весь наш груз, который скопился на постоялом дворе. Упаковка его для морского путешествия, погрузка на телеги и охрана в пути.
После завтрака, погрузив неистовых шеффенов Фемы* на открытую повозку с ослом в оглоблях, вместе с доном Саншо, шутом и остатками копья сержанта, выехал в герцогский замок. Шеффены в деревянных колодках, зажимающими им голову и кисти рук, смотрелись очень живописно для того, чтобы люди на улицах Нанта останавливались и откровенно глазели на нашу процессию. Все же хило тут с развлечениями.
Совсем забыл, я еще Ленку отпустил до вечера по ее просьбе помочь своей семье собраться в путь. Лишняя пара рук там будет совсем не лишняя. Отъезд уже назначен на завтрашний день.


Во дворе герцогского замка был сооружен из досок небольшой эшафот - лестница в три ступеньки, по которому из конца в конец площадки неторопливо расхаживал со страхолюдным топором на плече одетый полностью во все красное, с маской на лице, важный человек - ««хранитель меча Правосудия герцогства Бретань»». В просторечии – главный палач. Оперативно работает тезка, уважаю. Вчера только проблемой нагрузил – утром все готово.
Никакой левой толпы на плацу не наблюдалось, собрались только придворные Бретонского и Орлеанского дворов да гвардейцы дюка и дюшесы. Слуги. Священник еще – целый епископ в фиолетовой рясе с группкой прихлебателей из церковников же, куда без него на казни. Все равно толпа получилась приличной. Тетя и законная любовница герцога казнь решили не посещать, хотя фрейлин своих отпустили утолить их сенсорный голод. И эти девушки ждали обещанного зрелища намного нетерпеливее мужчин.
Алебарды.
Фанфары.
Барабаны.
Последняя исповедь преступников и последнее причастие, данное им самим епископом города Нанта.
Герольд с угла эшафота прочитал приговор громким, хорошо поставленным голосом. После чего наемному убийце Фемы не торопясь красиво отрубили голову. С одного удара. Подручный палача с корзиной в руках аж подпрыгнул как в баскетболе, чтобы поймать отскочившую от досок эшафота голову. На что толпа глазеющих одобрительно загудела. Совсем как на соревнованиях после красиво положенного в корзину мяча.
Несмотря на обещание мастеру Уве, я решил, что такого врага – упертого и не раскаявшегося, за спиной оставлять негоже. Тем более профессионального киллера.
Второй незадачливый убийца - малинский шеффен из столярного цеха, будучи поставленным на колени перед окровавленной плахой, откровенно поплыл на грани отключки сознания. Я подманил к себе помощника палача и приказал привести того в чувство, чтобы он хотя бы понимал, что ему читают в приговоре.Паренек птичкой взлетел на эшафот мимо лестницы и куда-то кольнул осужденного ножичком. Отчего дойч действительно, ойкнув, приобрел осмысленный взгляд. Палачи тут, смотрю, профи.
Герольд тем временем принялся читать второй приговор.
По щекам столяра катились крупные слезы. В нем не было стойкости киллера. А сломался он еще раньше, на допросе. И сейчас просто оплакивал свою жизнь. Хорошо хоть не выл.
После того как герольд умолк и помощники палача уложили столяра головой в выемку плахи, уложив его голову так, чтобы удобно было рубить палачу, приговаривая.
- Ты не бойся, больно не будет. Даже ничего не почувствуешь. Наш палач лучший во всей Европе. Главное – не дергайся.
Тревожно забили барабаны. Толпа невольно подобралась, подтянулась. И после того, как резко оборвалась барабанная дробь, герольд снова зачитал уже другой документ.
- Однако, учитывая откровенное признание Иоганна Грау, его честность со следствием и искреннее раскаянье в своем богомерзком поступке, Его Высочество дон Франциск принц Вианский, в христианском смирении своем, находясь в своем праве, милостиво соизволил помиловать означенного мастерового и заменить ему смертную казнь пожизненными принудительными работами в каменоломне на усмотрение дюка Бретонского. А чтобы он запомнил этот день на всю жизнь всыпать ему два десятка плетей.
Дальше дойча на эшафоте пороли, впрочем, без фанатизма, но это уже было не так интересно собравшимся, и толпа стала потихоньку рассасываться, не увидев во дворе никакого угощения.
И весь дальнейший день до обеда я крутился в замке, как белка в колесе с экономом, коннетаблем и сенешалем бретонского герцога по поводу обеспечения всей моей разросшейся банды* продовольствием и другими необходимыми для путешествия припасами. В том числе и запасными стрелами в бочках для валлийцев.
Заодно и склад под хранение специй присмотрели. Нормальный такой, сухой. Без посторонних запахов.
Пока я занимался хозяйством, дон Саншо, а в основном мой шут, развлекали местных придворных дам. Я застал только декламацию стихов о несчастной любви. Дю Валлон был в ударе. У дам и девиц глаза на мокром месте, а лица просветленные. Самое то, после зрелища казни. Еще вина пару глотков и тащи на их сеновал. Подогрели их замечательно. На мокром сидят, как на рок концерте.
Но вместо сеновала был предложен обед. И вовремя, я проголодался.


Утро дня отъезда началось с попытки заезда на постоялый двор пароконных фур с валлийцами, которые привезли все то, что вчера мы отобрали в замке. А там и ставить их уже было негде – своих повозок набралось с десяток.
Гвалт.
Сутолка.
Бардак, как всегда.
Но сьер Вото оказался опытным обозным воеводой, посему подготовительный период занял не более полутора часов. А там, помолясь, поехали, оставляя метра Дюрана в странных чувствах. С одной стороны ему было очень жаль упускать таких щедрых постояльцев, а с другой и овладело чувство облегчения, что больше его постоялый двор не будут использовать как пыточную. И вообще все войдет в правильную колею, которая хоть и вульгарней, но зато привычней. Посему все его семейство высыпало на улицу проводить наш обоз, попутно рассыпаясь в уверениях служить нам в любое время.
На выезде из города, около сгоревшего порта, нас встречала тетя дюшеса, оба герцога с небольшой свитой. И два десятка конных гвардейцев, выделенных нам в охрану до Сен-Назера. Ну, и в охрану специй на обратном пути.
Не буду описывать наше прощание, все прощания всегда и везде одинаковые, что по действиям, что по словам. Разве что здесь все верхом.