Вторую, несгоревшую машинку я рассматривал с интересом. Вот не лень же было каким-то Самоделкиным вывихивать мозг, перепевая мотивы «Безумного Макса» на новоземельный лад. По мере разглядывания уважения и к Самоделкиным, и к их соратникам Винтику и Шпунтику, добавилось. Сделано было и на совесть, и с умом. Я обошел по кругу этот увеличенный карт, вдобавок двухместный и внедорожный… Ну, что сказать, значок «Ворошиловский стрелок» я заработал. Умением ли, везением, но – заслужил. Упитанные толстенькие пульки, штуки три или четыре, пролетели верх грудины неизвестного пока азиата и впились в низ живота стоящего за ним пулеметчика. Тот так и остался на своем рабочем месте, только обвис на ремне, подогнув ноги и не отпустив рукояток пулемета. Неприятная, но радующая глаз картина. Я залюбовался так, что не услышал шагов сзади.
- Нам повезло. Буэээ…
Я деликатно подождал, пока Милошу полегчает.
- В смысле – повезло?
- Пулемет… Тьфу! Мерзость!
- Пулемет?
- И пулемет тоже. Крупный калибр, нас бы на части разобрали, если бы успели.
«Кстати, об «успели»! Что там так сильно бумкнуло, как говорил Пятачок?» - пришла в голову блещущая оригинальностью мысль. Я её не додумал даже, а ноги уже несли к заднему борту грузовичка.
«Вот же пидарасы!», думалось мне в процессе разглядывания повреждений. Вроде мелочи жизни, но тем не менее! «Пыльцу невинности» с машины даже не сдули – сорвали! Похоже, дважды попали всего лишь – а как неприятно! От первого раза – две дырки в бортах, одна, слева – аккуратненькая такая, как сверлом сделанная, вторая, справа – чутка овальная. А вторая пуля набедокурила, так сказать: попав в задний фонарь и выдрав его вместе с кронштейном, она разъебенила – другим словом не назвать – фаркоп и умчалась в «совершенно неизвестном направлении». На ум пришла излюбленная фраза доктора Ватсона: «Но чёрт меня побери, Холмс! Как?!!!» Или это Лестрейд так выражался?
Я обернулся к продолжавшему отплёвываться Милошу.
- Как любил Кристобаль Хозевич, мы успели первыми!
Хотя пробрал озноб от мысли «А попади они парой метров левее…» Стало неуютно и дико захотелось пописать. Прямо так, не снимая штанов. Остро, аж скулы свело, как горсть клюквы лимоном закусил. Прихохатывая от нахлынувших воспоминаний, судорожно завозился с некстати тугими пуговицами ширинки. Было такое в «дни юности веселой» - проверяли силу характера: жевали кислятину и не морщились.
Еле успел, чуть не оконфузившись. Отвернувшись от Милоша, оросил заднее колесо, усадил орленка обратно в гнездо и взялся за рацию.
- Отто, как у вас?
- Курт отрубился. У вас что?
- С виду целая багги с двумя азиатами. Вторая – горелая.
- Цепляй её и подъезжай.
- А с этими что, с собой брать?
- Зачем?
- Понял.

Глава.

В «дойчланд» мы прибыли в то время, когда «солнце склоняется». Сильно поздним днем или только-только начинающимся вечером – кому как нравится. Уставшие, потные и пахнущие далеко не фиалками. Задержка была вызвана тем, что Отто и слегка пришедший в себя Курт твердо стояли на своем мнении, что бросать деньги – это неправильно. В итоге наша оригинального состава колонна волей Отто с Куртом первым делом остановилась возле представительства Ордена в Нойехафене. Зашипела рация.
- Деннис, вылезай и пошли.
Я устало вздохнул.
- Иду.
Сказав Милошу, что он остается за «старшего машины», я вылез на немецкую землю. Меня, есои честно, уже где-то с час потряхивало. И от пережитого, и от дороги, а главное – от осмысления ситуации. Катахреза какая-то – вроде и отбились, грохнув тех, кого надо, но надо ли было? А вдруг это были добрые, милые и отзывчивые люди, неравнодушные к чужому горю? Ринувшиеся на помощь совершенно незнакомым людям на двух грузовиках, которые подверглись вероломному нападению аж целого багги с двумя седоками и вооруженного аж пулеметом? А у них – я имею в виду самаритян – вдобавок любящие жены, очаровательные дети и старенькие мамы, ждущие сыновей… «С добычей!» - рявкнуло ещё одно моё я. Хамло, жуир, наслаждающийся гедонизмом и сатириазом, напрочь нетолерантный во всём, от аллергии и водобоязни до инопланетян, мракобесия и гомосексуализма. «Вшил сиськи и долбишься в жопу? Ты не нормальный человек, а истинный пидарас! И нетрадиционность тут не при чем!» Это он сел на любимого конька. «И с этими – то же самое! Влезли, даже из лучших побуждений, в чужую драку? И не обозначились? Извините, «двое в драке – третий в сраке!» Это я не про заднеприводных!» Выслушивая этот монолог, я следом за Отто вошел в орденское здание.