Часа через три ожила корабельная связь
- Мостик!
Было неожиданно! Мы с Серегой, вздрогнув, переглянулись. «Отвечает Александр Друзь!»
- Да, Паш!
- Я на камбузе, не спится что-то. Решил вот попиздапарить. Борщ будете? Баночный, правда, но я его облагорожу…
Зачетное предложение! Возражающих не было.
- Тогда…
Пашка побормотал что-то в сторону. Через минуту вернулся на связь.
- Через полчасика кто-нибудь спуститесь – я за раз всё не унесу.
Минут через сорок на службу было положено. Ну, или покладено – кому как нравится. В исполнении Пашки борщ превратился в «мечту первогодка» - гуща, щедро приправленная говяжьей тушенкой… Вместо сметаны выступало консервированное молоко, заедалась эта вкуснотень сухарями. Отказников не было, звон ложек вполне конкурировал с колоколом громкого боя. Трехлитровый объем уговорили минут за десять.
Я свою порцию смел первым и, борясь с логически оправданным нежеланием двигаться, сходил за чаем. Один, что, подмогу ждать? Чайник, три кружки и пара банок сгущенки – принес, не надорвался. Щёрбали, довольно щурясь на демонстрируемый во все стороны видовый фильм «Опять море». Серега дохлебал и поднялся.
- Родь, принимай командование.
В двух словах объяснив, куда ехать и чего бояться, он ушел спать. Мы с Пашкой остались вдвоем. Я пялился вперед, борясь со сном, выспавшийся Пашка изображал «во-все-стороны-смотрящего», периодически обозревая окрестности то с правого, то с левого крыла мостика.

. С посудой я отважно пообещал было разобраться лично, но «подвахтенный» напрочь эту идею отмел, справившись сам.
Я плавно соскальзывал в дремоту, не в силах ей противостоять. А тут ещё качка на грани укачивания… Всё испортила просто ахренительная туша, всплывшая метрах в ста впереди и издавшая звук трубного высмаркивания над ухом! Сна как не бывало! Я сразу сделал кучу дел. Во-первых – не обгадился. Во - вторых – ударил по кнопке ревуна, о чем давно мечтал, но стеснялся сделать. И в - третьих, поддав газу, начал крутой отворот влево, в сторону хвоста этой страшилы. Пашка с крыла наблюдал за кормой, периодически кидая на меня взгляды, полные ужаса и восторга. С отвечал ему столь же простыми и нежными взорами.
- Бляяя! Ведь только заснул! Что тут?
Я кивнул на Пашку, Пашка протянул руку уже за корму и произнес «Там… Сзади…» Серега даже выходить не стал – сразу присел и оживил пульт управления «акашками».
- Ох! Догоняет! Прямо держи!
Я, пытаясь одновременно и «на дорогу» смотреть, и в «телевизор» пялиться, боролся с разбеганием глаз… Три несильно громких очереди, радостный вопль Пашки…
- Я пошел досыпать. На курс вернись пожалуйста.
Серега ушел, а Пашка в красках начал расписывать, как «этой уёбе башку разнесли». А мне, грустному, припомнилось, как мама в анекдоте допрашивала дочек – близняшек…
«- Маша, что тебя так развеселило?
- Да дядя шел, на корке подскользнулся – и башкой в поребрик! Кровь! Мозги в разные стороны! А он дергается так смешно!!!
- Маша, фу! Как тебе не стыдно! Вот Ане дядю жалко!
- НЕЕЕТ!!!
- А что же ты тогда плачешь?
- Я этого не виделааааа!!!»
И отчего-то вспомнились батины рассказы о китовой тушенке, которую ему довелось попробовать. Блин, а что родителям про меня наплетут?

Когда спустя часа четыре в дверях показался Серега с кастрюлей, я думал – всё, ща умру. Глаза слипались неимоверно, даже думал забить на хавчик… Сдуру изнасиловал себя и пожрал. Поначалу легче не стало, однако когда, пожелав ребятам спокойной вахты, я добрался до коечки, настоятельная необходимость в сне пропала. Лежал, как дебил, размышляя под гул и плеск о всяком разном. Проваливался периодически, не без этого, в какую-то дрему, но это не сон был, а ерунда. Промучавшись таким образом почти всё время отдыха, выматерился про себя и пошел заниматься насущным. Умылся, оделся и отправился на камбуз – взбрело в голову оладушков напечь.
Судя по жадным блестящим глазам ребят, запахи уже давно добрались до мостика. Я особо не мудрствовал – оладьи влезли в один термос, туда же поместились две банки сгущенки. Во втором термосе плескался крепкий чай. С тестом я, правда, промахнулся, но в лучшую сторону – всё не съели… Серега уселся за пульт управления, а мы с Пашкой поволокли посуду на камбуз, оставив его лениво пожевывать оставшиеся оладьи.
На камбузе мы расстались. Пашка отправился спать, а я занялся приборкой. Не то чтоб я был таким чистюлей, но высокий смысл пословицы «насрал – убери!» мама с папой, проявив редкое единодушие, вбили добрым словом в голову и волшебными тычками куда попало с младых ногтей. Бабушки и дед, пока живы были, стояли на их стороне… Не было у меня детства в этом плане!
Наведя, с мужской точки зрения, порядок, я вернулся на мостик.
- Родь! Ты чего в оладьи натолкал?
«Бравый капитан» лоснился, держа в одной руке оладью, в другой – банку со сгущенкой. Я заглянул в термос – уровень оладушков существенно понизился с момента моего ухода.
- В смысле?
- Я жру и остановиться не могу… Кстати, по моим засекам здесь сутки длятся часов тридцать.
«Заебися пахнет пися, если год её не мыть!» По новой понеслись мысли о покинутости, одиночестве и зажопье…
- Не скисай только. Главное – не киснуть. Люди в большие переплеты попадали!
- И чо? Мне легче от этого должно стать?
- Верить надо обязательно.
- Во что, Серег? В высший разум? Божью волю или его же попущение?
- В то, что выкарабкаемся! Вспомни того же Робинзона! А полярники? Челюскинцы? Да тех же ребят, которых на барже носило! Они ремни жрали – но спасли же их?
- Не всех…
- Вот поэтому я и говорю – надеяться на лучшее надо. Руки опустим – сами не заметим, как сопьемся или утонем.
- Да знаю я. И верю. Хотя больше интересно – а что дальше?
«Советую переменить тему!» - заявила тётка Чарлея…
- Слушай, Серег! У меня тут мысля… Одним хамским нарушением распорядка больше, я думаю, не страшно… Давай тюфячок какой-никакой здесь организуем!
Серега задумался, аж жевать перестал. Застыл, как полухомяк какой-то. Потом, покраснев, с усилием проглотил, отдышался и, отхлебнув чаю, вернулся в реальность.
- Не, фигня получится. И так бардак процветает!
- Ну сам прикинь – я сейчас бодрый и свежий, а тебе так в глаза сладким молочком набрызгало, что мама не горюй! Прилег бы на полчасика, переварил – всё ж легче…
Нешуточная внутренняя борьба отразилась на челе командира.

Нешуточная внутренняя борьба отразилась на челе командира. Ненадолго, правда – на одном из «табло прилета» нарисовалась точка, как пояснил Серега, изображавшая из себя некий объект. Сна как не бывало – отклоняясь от «генерального» курса и прибавляя ход, наш корабль рванулся к новой цели, ощутимо прибавив ходу. Щёки, конечно, к ушам не стекли, и по палубе никто не покатился – так и не «ламборгини» же…
- Родь, дуй в машинное, оглядись там… И по дороге Пашку будани на всякий пожарный!
Пашку будить не пришлось – он уже сам восстал на непривычные шумы и спешно одевался. Передав ему пожелания начальства, я ссыпался в свою «берлогу». «Подчиненные» молотили, как прОклятые, без сбоев и отказов. Оглядев машины и не найдя причин для недовольства или, не дай боже, паники, я вернулся на мостик.
- Какие новости?
- Идем полным, по идее через полтора часа пересечемся. Или догоним. Или встретимся – тут непонятки. Он, похоже, в дрейфе пока.
- Пашка где? Я его сюда отправлял?
- Экипируется.
- В смысле?
- Если чо, ты с одним рожком воевать собираешься?
Недоумение моё развеял Пафнутий, появившись с охапкой вещей в руках.
- Снаряга на всех. Одевайтесь, кому что.
Блядб! Мы Берлин штурмовать собираемся? Он притащил три тяжеленных бронежилета, отягощенных вдобавок снаряженными магазинами в нагрудных кармашках… Война, что ль?

Через полчаса на горизонте – в оптику – показался несерьезный вроде столбик дыма. Ещё через пятнадцать минут вопль Пашки «Вижу его! Похоже, там пожар!» совпал с Серегиным «цель раздвоилась!». Все сведения – до сего приключения – о судовождении ограничивались парой прогулок на речном трамвайчике, книгами Стивенсона и Сабатини, ну и песнями, в основном из мультфильмов. Естественно, возникла идея об абордаже, кровище по палубе, походами неудачников по доске и заметании следов путем пожара. «И концы в воду!» Я щедро оделил Серегу своими идеями.
- Похоже, угадал! Второй участник вечеринки удаляется.
- Догоним – и чо делать будем?
- Притормозим паренька.
- А ну как шмальнет?
- Ответим.
«Ага, если останется кому…»
- Да не дрейфь, мазута! Всё учтено могучим ураганом.
- Ну-ну. Будем посмотреть! Какие указания?
- Держи курс пока.
Страдалец невооруженным глазом разгляделся минут через двадцать. Корабль поболее нашего раза в два, если не в три – у меня с глазомером не очень на крупные объекты, на палубе два или три человека суетятся. Пашка, оторвавшись от оптики, от дверей проорал, что побиты стекла в рубке, народ тушит что-то в ней. Метрах в ста мы с ним разминулись – неслись за агрессорами. Никуда им от нас не деться – по скорости мы их уделываем – Серега клятвенно это пообещал. Связаться по радио Серега с ними не смог. Я, с Серегиной помощью, наорал в матюгальник на плохом английском, что догоним, мол, задержим и вернемся, и на всякий случай добавил на немецком, что «руссиш ваффенмаринен» мол. Серега морщился на такое нарушение военно-морского этикета. Салюта погорельцы в нашу честь не дали, да мы и не ждали особо.
Ещё через час, периодически нервируемые Пашкиными воплями на тему «Вижу пидоргов!», мы неслись, не на шутку заводясь. Старших над нами не было, поводов относиться к пиратам как к людям я у себя лично не находил, Пашка с Серегой вроде тоже любовью к татям не страдали. Наконец Серега, пощелкав клавишами, добрым и ласковым голосом произнес: «Хватит бегать!» и нажал что-то на пульте управления стрельбой.
С моего места этот фейерверк впечатления не произвел. «Хррм!» два раза – и всё! «А крику-то, крику…» Зато Пашка влетел с горящими глазами и неразборчивым воплем на тему совокуплений кого-то с чем-то. Серега выглядел самодовольным, так что я, произнеся «Паш, за руль ненадолго!», понесся смотреть, чего там наш кэп настрелял.
Ничего я толком и не разглядел. Кораблик, похоже, останавливался – но на палубе никого не было, повреждений визуально не обнаружил… Вернулся в непонятках.
- Паш, что за детский восторг-то?
- Блиин! Серега очередь ему прям под нос! Он в эту кашу влетел – и застопорился враз!
Я перевел взгляд на Серегу. Тот, улыбаясь, пожал плечами. Мне развитие событий начало переставать нравиться.
- Так, довольный капитан и писающийся от восторга наблюдатель! Какие у нас дальнейшие планы?
Пашка с Серегой недоумевающе переглянулись.
- Чего вы друг на друга таращитесь, а? Что дальше-то? Нас трое – каким числом на абордаж агрессора брать будем?
Пашка приуныл и перестал шумно восторгаться. Серега же наоборот, весело поинтересовался.
- А у тебя, похоже, паззл сложился уже?
Не знаю, как они, а я, считай, всю погоню только об этом и думал.
-Идея есть, но довольно дурацкая. Встаем метрах в пятидесяти, и громкими криками вызываем двоих к нам в гости. Пеленаем и допрашиваем насчет количества. Потом поочередно перевозим сюда, пакуем и складываем мордой вниз прям на палубе. А можно и тупо утопить на всякий случай.
Оба вытаращились на меня с выражением «а мы людоеда и не заметили!»
- Только вот давайте без этого. Вы мне дороже, чем хуй знает кто! И сам я себе дорог! А у бати у знакомого на старой работе сына такие же уроды раненого в море утопили, чтоб типа не возиться. А вояки наши даже не почесались – мировая общественность, осудят, акт агрессии…
Меня начало колотить – батя привел как-то дядю Витю к нам, так он выглядел запойным синяком лет семидесяти, при этом особо не квасил и был отцовым одногодком… Я мог ещё немало эмоциональных доводов привести, но Серега меня прервал.
- План вроде годный, а, Паш?
Пашка растерянно кивнул.
- На нем и остановимся. Только общаться, пожалуй, я с этими торопыгами буду. Паш, давай за штурвал, а ты, Родь, поищи, чем вязать будешь.

Я ссыпался к себе в машинное. Чего интересоваться, чего это я вяжи и как, и что… Сперва линьком перехвачу, а потом! Пластиковые хомутики пусть ленивые америкосы используют, у меня стальные хомуты в запасе лежат. Большие и много. А трещотка с «десятой» головкой прекрасно их затянет. А будет кто противиться – завалю урода, другие поспокойнее станут. «А что, правда выстрелишь? В человека? Прям насмерть?» что-то, толерантное донельзя, даже педофильное где-то, поинтересовалось внутри отвратительным голосом Ковалёва. «Да, сука. И думать не буду!» - что-то ответило голосом Лебедя. И с этим Лебедем я был полностью согласен.
По итогам «спасательной» операции не пострелял только я. Пашка повеселился, по приказу капитана выдав две очереди из пулемета по «врагам революции» - после этого к нам прислушались и начали выполнять наши «непомерные» требования… Ездили по трое, голышом, в одних трусах, что бы с обысками не заморачиваться – двое по очереди, повинуясь командам, поодиночке поднимались на борт, третий работал Хароном. Клали поочередно мордами в палубу и связывали. Допрашивал я первого, седьмого и последнего, Харона этого, в общем. В итоге другим Хароном пришлось поработать десятому – сам Харон ни передвигаться самостоятельно, ни лодкой управлять не смог бы. А на «бригантине» оставался засадной полк – этих перевозили по одному и Серега страховал с мостика. Да, жестоко и жестко – а что делать? Зато с пальцами в двери у пиратов желание поделиться сокровенным с мной и Серегой становится просто нестерпимым… Я, правда, все три раза сопровождал последующим блёвом – но обошелся без спирта и уколов.
Разложив вокруг носовой артустановки четырнадцать азиатских корсаров, из которых выделялись габаритами и телосложением трое последних хитрецов, я поднялся на мостик. Пашка, сменив пулемет на автомат, остался наблюдать за мычащим полоном – рты мы им законопатили и ноги связали тоже, уже веревками. Я, правда, вернулся с полпути, поорав Сереге, чтоб он спустился – никого из этих китайских Лундгренов я на мостик тащить не хотел, а вот их для контроля порасспрашивать очень хотелось. Вдумчиво.
Спустившемуся Сереге я вкратце объяснил политику партии – чёрт, дядя Виталик, батин приятель, засрал мне мозг подобными словосочетаниями донельзя, вот и вставляю их в речь по поводу и без. Серега, подумав, от моей идеи отказался.
- Этих троих спартанцев, как мне кажется, вообще трогать не надо. Ты вот что… Сходи-ка умойся, а потом на камбузе глотни спиртику граммов сто. Для расслабления, а то ты напряженный, как электричество…
Серега ухмыльнулся.
- Не тебе одному «Даун-хаус» нравится, да-да. А ты взаправду искрить начнешь скоро. Иди, мы тут разберемся. Главное сделано.
В гальюне меня накрыло прямо во время умывания. Капитально, как фрезерным станком. «Что ж я за садюга-то??» В зеркало над рукомойником глянул – глаза пятаками, губы пляшут. «Шок! Это по-нашему!» - проскользнула по краю сознания фраза из рекламы какой-то – и отрезвила слегка. «Срочно противошоковое!» Я походкой паралитика ринулся на камбуз, к канистре…
Крышку пластиковой емкости чуть ли не выдрал с корнем. «Сына! С чистым спиртом не шути!» Спасибо, мама! Руки сами собой набулькали треть кружки. Хааа! Первый глоток как в песок провалился, зато второй встал в горле комом – ни чихнуть, ни пёрнуть. Глаза сами собой наружу полезли, дышать нечем вообще, всех мыслей – протолкнуть этот пых внутрь или достать и выкинуть – но хоть что-нибудь, но надо сделать! Руки сами собой ухватили чайник, которые заметили глаза, вылезшие, как у краба. Глоток, другой, третий – о, дышаться понемногу стало! Тут чай закономерно попал не в то горло, я зафонтанировал, как сумасшедший сифон, вдобавок смех разобрал – короче, очухался я посреди забрызганного камбуза. «Дневальный! Хлев на палубе!» Зато отлегло, причем отовсюду сразу – и плевать даже, что хуй знает куда занесло! Отчего-то появилась уверенность, что всё образумится. Правда, о сроках уверенность умолчала.
Затерев за собой наиболее выдающиеся следы фонтанирования, я, оставив нараспашку дверь, пошел на «допросную» палубу. Самочувствие отличное, настроение приподнятое – не служба, а малина. Попытавшемуся испортить настроение подсознанию я начал вслух заковыристо грозить всяческими карами, запутался в мудреных конструкциях, офигел сам от богатства своей фантазии, запнулся за что-то, чуть не выбил головой дверку на палубу, добавочно запнулся за комингс и вылетел наружу, чудом сохранив равновесие. Встретился взглядом с тремя парами офигелых глаз – и чуть не оглох от поросячьего визга обладателя самых больших глаз, принадлежащих некрупному морщинистому азиату, не лучшему экземпляру из свежеповязанных. Тут же припомнилось чьё- то «Глаза его из дальневосточных превратились в ближневосточные – круглые и навыкате».
- ААААА! Капитанаааа! Всё скажу!!!! Только этому не отдаваааай!
Пашка фыркал и кашлял одновременно, Серега закаменел лицом, раздув мышцы его до неприличных размеров. В его глазах буйствовал бешеный, как бы не конопляный, ржач. Я застыл в непонятках.
- В чем дело? Заткнись, китаеза ёбаная!
Всё ещё ничего не понимая, я оглядел себя. Ну, вольная форма одежды, автомат на плече, ну пятна, ну запах – из-за чего паника? И почему азиат внятно на русском разговаривает?
Пашка повернулся и ушел, содрогаясь, к артустановке. Серега, поборовшись с окаменелостью лица, победил и, отведя меня в сторонку, счел возможным тихо, вполголоса, ответить.
- Это старпом местный. Ребята на промысел наладились, местных немцев пощипать. Начали удачно, да мы подвернулись невовремя. Этого деятеля твой Харон в числе первых перевез, так что он видеть не видел, но слышал все этапы всех допросов. Я ему только разрекламировал тебя, как чемпиона округа по допросу третьей степени устрашения – он вилять начал, вот я и пофантазировал… И тут мат, вопли, фантазии насчет вязки с применением плунжерных пар от ТНВД – вот он и проникся. Пока ты не вылетел, он вкратце всё и рассказал.
- Тогда тебе и карты в руки. Я стою в сторонке, корчу рожи, матерюсь, а ты беседуй.
Пяти минут, нескольких моих бессвязных матерных конструкций и однократного ощупывания мной – для антуражу – потной китайской задницы хватило для уточнения реалий. И «Конфуций» прочел нам лекцию. Это, как мы и догадывались, ни хера не Земля. И где «это» находится – никто не знает и, похоже, не догадывается. Переселяют сюда «лишних людей» отовсюду, в смысле, из самых разных стран, и из России в том числе. Неофициально, конечно – но власти, скорее всего, догадываются. И назад дороги нет. Где присутствует Орден – это типа организация, затеявшая переселение – там законы орденские. Где этот Орден отсутствует – там и законов нет. Точнее, есть, но те, которые местные власти устанавливают. И, по его словам, «удачливое джентельменство» как раз вполне законное занятие.
Не сговариваясь, вновь отошли в сторонку, приглядывая за привалившимся к надстройке пенсионером.
- Серег, он пиздит, как Троцкий!
- Похоже, не во всем… И нам это на руку. Сходи, будь любезен, и приволоки второго старикана. Не перепутаешь – он самый раскрашенный.
Я вытянулся в струнку и гаркнув «ЕСТЬ» имитацией строевого шага отправился в сторону Пашки. Запала, правда, хватило шагов на пять, дальше перешел на рысь. Ответив неопределенным «разбираемся» на Пашкино «ну чо там», я начал, приседая возле каждого, переворачивать одного за другим трех наиболее перспективных кандидатов. О! Второй выиграл. Не развязывая, поволок его, прыгающего и пытающегося мычать что-то, к месту допроса.
Капитан оказался тоже разговаривающим на языке «северного соседа». И достаточно вменяемым – ему, в отличие от его заместителя, понадобился всего один удар прикладом, чтобы осознать нежелательность общения на незнакомом языке. Старпом оказался упорным – ему двух не хватило, всё пытался сквозь слезы сюсюкать что-то. Не заморачиваясь целостью лица, я руками и стволом автомата затолкал ему в рот «капитанский» кляп, толком не успевший стать невостребованным.
- Серег, я этого отволоку пока?
И, дождавшись кивка, оттащил говорливого на «лежбище котиков» и вернулся к Сереге.

Глава.

Владивосток. 5 июня.
- Ну, голубки вы наши научно-технические, и что мы имеем?
В голосе Марии Анатольевны сквозило обреченное веселье какое-то. Двое «пострадавших – недосравших» со следами легких телесных повреждений были унылы. Недолгое молчание прервал тот, кто укорял приятеля в излишней торопливости.
- Ну, вышло немного неудачно, зато…
Оказалось, у «девочки-ботанички» помимо академических знаний наличествуют и лингвистические. И с фантазией в области половых сношений всё в порядке.
- Немного???
Перечисление приключений я лучше опущу. Пять минут ушло на радужные перспективы развития событий для всей группы, после чего Мария Анатольевна перешла к сценам казней и, прервавшись на полуслове, расплакалась. Потом, пробормотав «извините», вытерла глаза и вновь вперилась уже совершенно спокойным взглядом в двоих торопыг от науки. Так, наверное, пишбарышни-энкаведистки на окровавленного Тухачевского смотрели, стенографируя допросы…
- Один торец дока мы разнесли. Оборудование в хлам, но есть запасное. Хорошо, все материалы сохранялись не в аппаратной. Мысли по делу есть?
Втроем они вновь пересмотрели коротенькое видео – от момента возникновения арки до гибели видеокамеры…
- О! Смотрите! Назад и медленно!
На экране вертикаль «зеркала» выгибалась внутрь, к наблюдающим. Как давило что-то «оттуда».
- Мы с этим сталкивались ведь, правда?
- Похоже на попытку перемещения «оттуда», действительно. А почему?
Начальник обвела взглядом подчиненных.
- Не понимаете… Вы координаты выхода какие устанавливали? Разница «тогда» и сейчас? Ну! Соображайте!

Новая Земля.

За десять минут мы получили ответы на наиболее накипевшие вопросы и, оттащив вдвоем капитана к экипажу, ввели не спускающего глаз с пиратов Пашку в курс дела. Известия его не шибко обрадовали.
- И чо делать будем?
«Порноклассика какая-то. Козел, капуста и волк нуждаются в переправе…»
- Родь, ты завести эту халабуду сможешь?
- Смогу, наверное, только разбираться дольше буду…
- Тогда подождите, я сейчас!
Договаривал Серега уже на бегу. Мы с Павлом и высказать догадок о причине бегства не успели, как Серега так же бегом вернулся.
- Обстановку смотрел. Немцы всё там же, до них – час ходу. Идея такова – добегаем до них, выясняем что-чего-почем, сдаем им узкопленочных на ответхранение…
- Всех? Может, моториста оставим? С испытательным сроком?
- Бляяяя… Что б нам с «сундуком» сюда не провалиться-то… И с каплеями…
- Агаси! Вот бы они развернулись тут! Считай у каждого лично - персональный матрос для командования да ещё один запасной всегда под рукой! Вот нам житьё было бы с такими доминантами! Вялое такое, забитое, напрочь закомандованное…
Ржанули нервно на Пашкину версию. Серега, посерьезнев, продолжил.
- Теоретически эта пиратская бригантина – наш законный трофей. Дорогостоящий, кстати – своей промышленности тут нет, тащат с Земли, а всё оттуда – очень дорого. Поэтому давайте думать, шо делаем и как.
После недолгих дебатов выработали план: мы с Пашкой и мотористом ставим на ход трофей, Пашка, оставив меня, возвращается на наш сторожевик и мы идем к немцам. А там видно будет.
- Только как нам моториста выявить?
Я вместо ответа сунул Сереге под нос свои неотмываемые клешни. Въелась техническая грязь в незаметно наросшие за время службы мозоли… Так, в итоге, и сделали – и угадали! Вдобавок китаёза напрочь не понимал русского, зато вроде понял мой вопрос на корявом английском. По крайней мере, радостно замычал, часто кивая, на моё вопросительное «мекэник». «Старт енджин?» - опять кивки и мычание.
Эпопея по постановке на ход трофея – это песнь песней. Никакого гуманизма и толерантности. Мешком скинули – без излишней жестокости, правда – пленного в надувную лодку, добрались до трофея, там, руководимые кивками и мычанием, дотащили недобровольного помощника до машинного отделения и только там освободили руки. Пашка отошел в сторону и взял орла на прицел. Я вытащил изрядно обслюнявленный кляп изо рта пленника, мимоходом отметив, что стал каким-то небрезгливым.
- Старт энджин. Квикли. Ор дай.
(Кривой английский вариант выражения «заводи быстро, или умрешь»)

После того как китаец оживил движки, мы вновь его сковали, уложив на палубу, а потом оттащили на мостик. Зря тащили – управление было более простым и понятным, чем у нас на сторожевике. Штурвал с креслом возле него, чуть в стороне – рукоять машинного телеграфа «под старину». На пробу передвинул рукоять на «medium forward» - через пяток секунд рокот двигателей усилился и тронулись вроде. Я быстренько восстановил «статус кво».
- Паш, давай примотаем красавчика в сторонке и вали – время дорого!
Быстро, в четыре руки, примотали сидя «сидельца» к какой-то трубе в углу рубки, нервно перешучиваясь.
- Ну, я побёг?
- Давай! Только шибко не газуйте и следите, чтоб я не потерялся. А то ищи вас потом по всей планете!
- Ага, давай! Не скучай тут!
Пашка унесся, я остался, как ослик Иа, совершенно одиноким. Дождавшись, пока наша лайба встала на курс, я сам себе вслух скомандовал «Полный впперееед!», плюясь по-Смоллетовски, передвинул рычаг телеграфа и начал выгребать в ту же степь, целясь в корму впереди идущего. За последующие два часа я нервов потерял немеряно! Выражение «нервы как ниточки» из прикольно-стебного стало родным и близким. В голове мешанина от «вдруг потеряюсь» до «вдруг ниндзи нападут затаившиеся», обрывки песен, страх въехать с хрустом и треском в родную корму – и плевать, что она в полукилометре впереди маячит! И вместе с этим – восторг сродни детскому от первой поездки на велике! «Но миром кончаются войны!», окончился и этот переход. Я подкрадывался на самом малом ходу к «неподбойному» борту сторожевика, не желая оказаться между ним и «фашиком». Уффф! Не красиво притерся, но и не уплыл в долбеня – остановился метрах в двадцати. Тут же с воем от сторожевика стартовала трофейная лодка, всю дорогу болтавшаяся на буксире. Я ссыпался на палубу и, дождавшись, перелез в это ненадежное по сравнению с кораблями средство передвижения.
- Живой? А Серега тут с немцами по «громкой» пообщался!
- Живой. Какие новости?
- Немцы злые, у них троих убили и ещё двое раненых. Ща тебя к нам перевезу – и за немцем поеду. Предварительно – валим в какой-то местный «хафен», тут недалеко, немец как раз дорогу покажет. Привезу, короче, там видно будет.
А мне уже, если честно, очень хотелось выпить и прилечь надолго. Часов на пять минимум, пока не протрезвею. Вдобавок с какого-то перепугу я умудрился хватануть что-то типа солнечного удара – вскарабкался на ставшую родной палубу и, по словам ждущего отмашки Павла, упал, как сосиска сорвавшаяся с вилки. Тот (это он потом рассказывал уже) приготовился орать, как потерпевший, и даже слезу надумал точить по павшему товарищу, как из ниоткуда появившийся Серега черпанул ведром на веревке забортной воды и на меня его опростал. Вот и пришел я в себя – валяюсь вялым дембелем, полностью дискредитированный, а на подходе – иностранная делегация!
- Родь, давай, поднимайся!
С Серегиной помощью поднялся и переместился в тенек. Серега, усадив меня, метнулся за водой.
- Посиди, попей. Ещё водичкой плеснуть?
- Хватит пока. И так залил всего. Автомат чистить теперь… Слушай, кстати! А установку-то как? Обслужить теперь…
- Давай потом, а? Ща с дойчами разрулим – и за свои дела примемся.
Дожидаться гостей я не стал – помучившись сомнениями, всё же пошел приводить себя в порядок. К визиту «высокого гостя» успел тик в тик – встретил его грозным и неприступным пиратобойцем, даже жилетку с боекомплектом напялил. Переговаривались прямо на палубе, держа под контролем выставку наших достижений.
Немец очень настойчиво просил, практически требовал передачи наших пленных в его арийские ручонки – это вот прям сразу, в виде жеста нашей доброй воли. В ответ ему популярно объяснили, что требовать он в бундестаге будет, а эти ficken kitas – добыча наша, и на чужой роток мы можем накинуть чугунный платок. Всё понимаем, но все передачи – на берегу и через Орден. Я про себя подумал, что Серега точно с кем-то из пленных без меня пообщался. А тот ненавязчиво так, вроде и соглашаясь почти на все немецкие инициативы вплоть до участия в ответном набеге на китайские территории, выпытывал у немца интересные сведения. Ладно, думаю, Серегу потом попытаю, а вот как наши званые гости полеживают? А вот гостям было очень невесело – обгорели все так, что вот-вот, и начнут корочкой покрываться…
- Серег, извини что вклиниваюсь, но гости наши дохнуть собираются. Пережарились!
Серега ответить не успел – вклинился немец.
- Их всё рафно убивайт! Пиратен – тод! Это закон Орден. За каштий голофа – как это… а! Тисяча эко! Толшько надо протокол. Фото! И, если есть – папирен.
Я потянул Серегу в сторону.
- Серый, ну и чего заморачиваться? Спросим у колбасника фотоаппарат, актик составим – и на дно их! А то срач на корабле, парочка там уже нагадила – отмываться заебемся!
Пашка согласно закивал. Серега озвучил предложение немцу, поинтересовавшись, что он с ними делать будет. Немец поиграл желваками и произнес: «Senden Baden!». Потом пояснил, что отправит купаться.
- Только мне надо на «Лотту», взять кое-что.
«Кое-что», как выяснилось, состояло из троих мужиков лет по сорок, охапки спасжилетов и видеокамеры. Главнемец персонально снял каждого корсара, комментируя на немецком, после чего, передав включенную камеру мне, произнес монолог, закончив его словами на русском: «Эти люди напасть на наш судно «Лотта», но поймаль руссиш моряк Сергей, Пауль и Род!». После чего достал миникассету и передал Сергею.
- Это бутет достаток для Орден. Ви может дать ход?
- Зачем?
- Сейчас они баден, надо отплыть.
Двое других арийцев споро ворочали унтерменшей, напяливая на них спасжилеты прямо поверх связанных рук. Половина пленников пришла в себя во время этих игрищ в неваляшки и, судя по активным мычаниям, уже догадалась о предстоящих водных процедурах. Перспектива лезть в воду их не просто не радовала – она их ужасала, судя по выпученным глазам. Немцы, не обращая внимания на реакцию «сборной по плаванию», поочередно столкнули всех в воду.
- Надо отплывать!
Серега взглянул на меня. Я кивнул, поднялся на мостик и, дав ненадолго полный ход, вновь вернул ручку на «стоп машина». Корабль вздрогнул, движки взревели, выходя на режим и почти тут же смолкли.
Пока я спускался, благодарные зрители переместились на корму. Чёрт! Нагих купальщиков явно стало меньше. О как! На наших глазах один из них поплавком поднявшись из воды, резко нырнул, как тот поплавок при поклевке. Я перевел взгляд на немцев – у них в глазах было лишь удовлетворение от выполненного долга…А я, матюгнувшись, присоединился к Пашке, повисшему на леере и блюющему за борт.