Ювелирные изделия, румынские леи, турецкие лиры, и еще какую-то экзотическую резанную бумагу, я безжалостно отверг. Французские франки тоже. В Европе бушует послевоенный кризис, обмен на золото все прекратили, курсы валют скачут как сумасшедшие и дальше будет только хуже, поэтому я остановился на родных золотых червонцах, а также британской и североамериканской валюте. То есть, самой устойчивой на данный момент. В итоге, я получил увесистый мешочек с российскими золотыми монетами разного номинала, общим весом два килограмма четыреста двадцать два грамма, восемьсот фунтов стерлингов и полторы тысячи долларов. И да, все-таки турецких лир взял немного, тысяч пятнадцать – внушительную стопку купюр, перевязанную шпагатом, размером с пачку газет «Советский Спорт». На мелкие расходы. В Царьград следуем или куда? А там светить рыжьем и твердой валютой явно не стоит
Неплохо получилось, особенно учитывая то, что годовой доход в триста пятьдесят фунтов, дает возможность жить в Британии совершенно безбедно. Хотя да, было бы лучше, если Шмуклерович набрал побольше пассажиров. Но, увы, он просто не успел, потому что, как выяснилось, я поставил ему жесткие временные рамки. Но все равно, хитрый евреец не прогадал, загрузив трюм разным товаром, который надеялся толкнуть в Константинополе по сходной цене. Кстати, Константинополь он собирался сделать своей базой, так что, не исключаю, возможность дальнейшего сотрудничества. Шмуклерович торгаш матерый, прожжённый, хотя и хитрый как змей, но в общем-то порядочный мужик. А я своего будущего, пока не вижу от слова «совсем». Так что, сами понимаете.
Словом, все остались довольными друг другом.
- Рад был знакомству... – я вежливо поклонился семейной чете. – Увы, но вынужден откланяться...
- Изя, тебе таки не кажется, что Георгий Владимирович слегка изменился, с того самого момента, как эти шлемазлы приложили его по голове... – озадаченно хмыкнула Циля Абрамовна.
- Да-да, моя роза... – Израиль Львович как раз тянулся к графинчику с пейсаховкой, но заметив, что жена обратила на него внимание, мгновенно отдернул руку. – До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю, как он обещал меня пристрелить при нашей первой встрече.
А я мгновенно насторожился. Это косяк. И немаленький. Черт его знает, каким был по жизни прежний хозяин моей тушки, но уж точно не флегматичным добряком. А я уже успел во всю ивановскую засветить свою реальную натуру, что может вызвать некий когнитивный диссонанс у людей, общавшихся с реальным Георгием Владимировичем фон Норбеком. Надо бы вести себя поосторожней. Одно утешение, что на этом пароходе, с момента посадки и до бунта экипажа, я успел пообщаться только со Шмуклеровичами. Но ладно, думаю должно пронести.
Распрощавшись с хозяевами, я сгрузил ценности к себе в каюту, потом быстро пробежался по пароходу, убедился, что все уже в порядке и облегченно выдохнул. Пленных наградили лопатами и приставили к углю, пар в котел уже подали и судно, наконец, стало на прежний курс. Море волновалось умеренно, на мостике управлялся второй помощник с одним из матросов, пассажиры разбрелись по своим каютам, а Самуил Эныкович колдовал на камбузе. Александра Николаевича Доценко я не нашел; по словам Вейсмана, он вооружился еще парой бутылок водки и заперся у себя. Ну и ладно, не до общения мне сейчас.
Обязав кока притащить чего-нибудь жидкого и горячего, я убрался обратно в каюту. Но перед тем, как устроить перлюстрацию личным вещам разделся, я поискал халат, не нашел его, обмотался простыней и метнулся в корабельную туалетную комнату, благо по коридору никто уже не шатался. Нечего людей шокировать, чай не двадцать первый век на дворе, а вовсе начало двадцатого. Далеко не пуританское время, но все-таки.
Приняв контрастный душ, я окончательно пришел в себя и, путем тщательной перлюстрации личных вещей, принялся прояснять темные провалы в личности прежнего обитателя тела.
Во внутреннем кармане пиджака отличного английского сукна, явно пошитого на заказ руками умелого портного, помимо бумажника, обнаружился украшенный двуглавым орлом «заграничный паспортъ», выданный в тысяча девятьсот шестнадцатом году, министерством иностранных дел уже несуществующей Российской империи. А из него я узнал, что дворянин, между прочим целый граф, Георгий Владимирович фон Норбек первый, родился десятого сентября тысяча восемьсот девяностого года в славном городе Санкт-Петербурге.
- Дворянская морда, значится... – я невольно улыбнулся, плеснул в стакан коньяка и подкурил очередную папиросу. – Славно, славно. Так-то оно по себе почти ничего не значит, но в Европах, где еще дворянство котируется, графский титул вполне может помочь ассимилироваться и войти в высшее общество. Датчанин? Швед? Скорей всего, ведет свой род из тех иностранных военных, массово поступавших на службу во времена Петра и Екатерины. Ничего удивительного. Матушка Россия приняла немало иноземцев, ставших в дальнейшем образцовыми русскими. И вознаградила по достоинству. В том числе графскими титулами. Фон Норбек, Норбек... Где-то я слышал эту фамилию... И не упомню сразу. Но ладно, может вспомню со временем. Надо приниматься за бумажник.
Визитки... пара пятисотрублевок с царем-батюшкой Петром, который под номером один, шесть потертых купюр по пять фунтов стерлингов и три новенькие банкноты по пятьдесят франков. Немало, но и немного... Стоп, в тайном кармашке что-то лежит. Ага, два империала, золотые российские монеты достоинством по пятнадцать рублей. Все равно мало. Но об этом я уже позаботился. На первое время хватит.
Я несколько раз затянулся, подошел к зеркалу и сбросил с себя простыню. Ага... Рост около метра восьмидесяти пяти, вес... где-то девяносто килограмм. Может чуть больше. Фигура пропорциональная, коренастая, и ни капли жира. Граф явно не чурался физических упражнений. Бокс, борьба? Скорее всего последнее. Хорошо развиты грудные, широчайшие и трапециевидные мышцы, руки и ноги мощные. С мужским хозяйством тоже все в порядке. А что? Один из главных параметров. Ха... неплохо я разменялся. Стоп... а это что такое?
Я поднял руку и повернулся к зеркалу левым боком, на котором просматривался рваный длинный шрам. Ага... осколочное. Хорошо тушку порвало. И однозначно ребра переломало. Но уже давно, не менее пяти лет прошло. А вот и пулевое, касательное. С внутренней стороны бедра, чуть повыше колена. Примерно той же давности...
- Воевал значит? Просто обязан был воевать. Времена такие... – я опять закутался в простыню и вытащил из встроенного шкафа кожаный чемодан с объемистым кофром. – В каком полку? На каком фронте? Вот сейчас и узнаем...
Еще один костюм, только темно-серый, в тонкую светлую полоску, пара рубашек, галстуки, комплект белья, шерстяной джемпер, еще одни брюки... Да, граф на себя средств не жалел. Все отменного качества, явно дорогущий шмот. Что дальше? Дорожный мужской несессер... Бля, тут столько всего, сразу и не разберешься, для чего эти ножнички, щипчики и щеточки. Опасная бритва «Золинген»? И как таким чудовищем бриться? М-да... надеюсь совладаю. Идем дальше. Пара коробок папирос «Царь-пушка» и... и еще один ствол. Куда ж без него...
В чемодане лежал еще один пистолет. Можно сказать, легендарный Браунинг М1903 года. Как и первый, явно нерядового исполнения, со щечками из кости и гравировкой. Хороший ствол. И кобура отличной телячьей кожи в комплекте присутствует. Вот только магазина всего три. Два полных и один пустой. И две упаковки по двадцать патронов 9х21, производства фирмы «Норма», с десятипатронной пачкой маслят к Кольту, уже калибра 0.380, того же производителя. Все в кассу, пригодится. Надо будет при случае опробовать.
Я немного покрутил пистолет в руках, зарядил его и отложил в сторону, а потом снова принялся за досмотр, наткнувшись на самом дне чемодана на жестяную коробку из-под сигар «La Habanera».
- А вот здесь, надо думать, все самое интересное. Черт... даже как-то не по себе становится, – я налил себе еще коньяка, положил находку на колени и немного поколебавшись снял крышку. – Да... что и следовало ожидать...
В коробке сверху лежали ордена и медали, аккуратно завернутые во фланелевые лоскуты. Я неплохо разбираюсь в наградах царского периода, даже коллекционировал в свое время, поэтому опознал их без особого труда.
- Мальтийский крест выпускника Пажеского корпуса, Кульмский крест Егерского лейб-гвардии полка, медаль «За веру и верность» на Станиславской ленте, вторая «За достоинство», на Анненской ленте, «За особые воинские заслуги», – я бережно брал награды со знаками из коробки и аккуратно выкладывал их на одеяло. – Получается, ты, Георгий Владимирович, выпустился из Пажеского прямо в лейб-гвардию? А вот и Станислав третьей степени. Без него никак, самый первый по порядку награждения, потому что награды царя-батюшки раздавали строго в определенном порядке по старшинству орденов и старшинству их степеней. Но не всегда, в военное время могли наградить вне очереди и вне положенного чина. А вот как раз этот случай. Орден святой Анны, сразу второй степени. С мечами, что свидетельствует о боевом награждении. А это? Орден Владимира четвертой степени с мечами? Однако герой ты, Георгий Владимирович... Твою мать! Что? Георгий?!! Орден святого Георгия четвертой степени? Даже не знаю... Это примерно, как получить звезду «Героя Советского Союза», не меньше...
О чего-то разволновавшись, я подкурил папиросу и осушил стакан с коньяком. Даже не знаю, что сказать... Настоящий фон Норбек выслужил эти награды своей храбростью и кровью, а мне... Мне они достались по наследству. На халяву, считай. Неудобно как-то...