Я послал ей воздушный поцелуй и пришпорил Моргенштерна. Застоявшийся жеребец мигом домчал меня до места, где рыбаки солили рыбу. Впрочем Иост и Матильда от меня не отстали, а фламандка, задорно вскрикивая и понукая свою лошадку еще и обогнала на завершающем отрезке пути.
Эх, хороша фемина! Я подавил в себе желание срочно уединится с ней и решил устроить на днях парфорсную охоту, заодно и объехать свои владения. Там и забурюсь с ней в какие-нибудь кустики. Лямур на природе, так сказать, устрою... Ух, поскорей бы...
Солильню расположили неподалеку от стоянки рыбацких баркасов и представляла она собой ветхий навес с пристроенным амбаром. Куча серой, крупной соли, пирамида бочонков, несколько больших сложенных из бутового камня ванн и дикая вонь из овражка куда сбрасывали протухшую рыбу. Вот собственно и все. Ну и пара громадных бронзовых котлов, в которых с раннего утра поставили кипятить воду, согласно моего распоряжения.
М-дя... завтра же все снесут нахрен и начнут строить порядочный солильный цех. Тьфу мля засранцы...
Бросил поводья Иосту и помог спрыгнуть с лошади Матильде, затем направился к телеге в которой привезли рыбу.
- Вот ваша милость... – с поклоном презентовал мне улов старшина рыбацкой артели Якоб Бейкельцон. Кряжистый, бородатый мужик лет сорока. Он же и заведовал солильней и поэтому я его и определил в старшие при новом производстве. Под надзором моей фемины конечно. Он уже сам подобрал себе в помощь с десяток пареньков из деревни и они сейчас сбившись в кучку робко переминались возле телеги.
- Одна в одну, ваша милость... – Якоб выудил из кучи рыбы здоровенную сельдь и тряхнул ее в руке.
Ну да, ну да... рыбка конечно знатная. Сантиметров по сорок длиной, широкоспинная, кондовая, одна в одну и ее здесь не меньше чем на десяток сорокалитровых бочонков. И это на промысел ходил всего один баркас. Интересная коммерция намечается... Но все это позже.
- Что еще в сети попало?
- Да с десяток штук краснорыбицы попалось, сам не знаю как ее к нам занесло, она обычно ближе к норвегам держится ну и трески два мешка, да мелочи разной... – засуетился Якоб. – Оно все здесь. Согласно вашего приказа...
Рыбак достал из мешка и показал мне здоровенную семгу чуть ли не в метр длинной.
- Ух, ты... – я стянул перчатку и провел пальцем по сребристой в крапинку спинке рыбины и спросил у рыбака:
- Вот такой, мне целый баркас на завтра сделаешь?
Якоб побледнел и собрался падать на колени.
- Встань рыбак. Я не гневаюсь, просто скажи в чем проблема.
- Случайно оно... – рыбак уже был не рад что выловил эту злополучную краснорыбицу. – Рано еще для нее, да и идти на норд за ней надо. Сам не знаю как она в сети затесалась... Вот тресочки и селедочки мы завсегда пожалуйста. Можем и переметы на палтуса поставить...
- Ладно. О краснорыбице мы позже поговорим. Строй в рядок всю свою команду.
Быстренько принял от каждого персонально строжайшую клятву под страхом смерти и разных других ужасных кар, не разглашать великую тайну засола, которую я им собирался открыть. Рыбачки клялись и крест целовали в этом. Как бы может и выглядит сия мера, идиотизмом с моей стороны, но ей есть вполне практическое объяснение. Я просто собираюсь узурпировать производство в этой местности и даже наладить поставки рыбки к Бургундскому отелю. А в случае успешности проекта желающих перенять секрет найдется множество, а вот и хрен им. Секрет специй они может и отгадают, а вот способ посола вряд ли. Весь секрет в том, что рыбу слаживают в бочонки не навалом как попало, особыми способом в результате которого рыба дышит в рассоле и не преет. Опять же жабры надо убирать, тоже особой методой – зябрение называется. Я будучи еще Александром Лемешевым прочитал на досуге кучу специализированной литературы. Вот люблю я кулинарить и все тут. Так вот. Есть легенда, в которой значиться, что способ засола, при котором рыба долго хранится, открыл фламандский рыбак Якоб Бейкельцон где-то примерно в это время. Вот с тех пор качественную сельдь такого посола и зовут в его честь «бейкелем». ЧТО?
- Быстро, еще раз, как тебя зовут! – гаркнул я рыбаку.
- Якоб ваша милость... – старшина рыбаков опять принял радикально белый цвет. – Бейкельцоны мы...
Вона как... я не обращая внимания на перепуганного мужика отошел в сторонку. Мама дорогая... вот как это называется... рехнуться же можно. Как бы и не легенда это, как утверждают некоторые знающие товарищи. Вот он и Якоб Бейкельцон. Для потомков он как раз получается и откроет... А я? Я так и останусь безвестным? Стоп... селедку пряного посола не он изобрел! Значит есть небольшие несоответствия и виной этим несоответствиям уже я. Но с другой стороны, совсем не факт, что... А вообще какого хрена я нервничаю и собственно что я хочу? Известности? Да пошла она кобыле в трещину эта известность. Вернее – такая известность. Изобретатель соленой рыбы! Невместно мне. Значится так и оставляем эти лавры Якобу...
Вернулся и скомандовал.
- Все к котлам, будете учиться готовить рассол, и пару лопат прихватите...
Через некоторое время в солильне закипела работа. Рассол приготовили, добавили нужные специи и сняли котлы с костров охлаждаться. Пара человек драила песком бочонки, а остальные дружно потрошили рыбу.
Ну вот... Примерно через часика три-четыре, можно будет и приступать к главному действу. А пока я наведаюсь в бухту и осмотрю шебеку. Мэтр Пелегрини уже туда отправился для инспекции судовой артиллерии. Да и проведать моих будущих крестников не помешает. Как мне доложили, фра Георг уже просвещает мавров. По католическому обряду перед самим крещением проходит так называемый катухуменат. Подготовка, на которой рассказывается о догматах веры, объясняется порядок церковной жизни и обязанности христианина. Ну всякое такое... Честно говоря я не совсем понимаю, как доминиканец с ними общается, но и проконтролировать этот процесс не помешает. Очень уж этот фра Георг мутный.
Вопреки ожиданиям, картинку которая открылась мне, вполне можно было назвать идиллической.
Доминиканец сидел на песке, вокруг него полукругом расположились пленники. Фра Георг благостным тоном что-то вещал, один из ломбардцев переводил на португальский, а главнегр Мвебе уже окончательно растолковывал суть сказанного остальным маврам. В движениях...
Увидев меня фра Георг поднялся с песка и подошел легко ступая по песку.
- Я смотрю вы преуспели в деле просвещения, – пришлось склонится для благословления.
- Господь вразумляет, – сухо буркнул монах и благословил меня. – У меня есть вопросы к вам барон!
- И у меня тоже есть вопросы к вам фра Георг, - так же сухо ответил я.
- Но... – в глазах монаха блеснул огонек.
- Что но? – я подошел вплотную. – Как вы объясните мне то, что мои сервы на протяжении нескольких лет торговали людьми, в том числе и христианами! Как-то это не вяжется с позицией матери нашей Святой Католической церкви, которую вы как раз и представляете в этой деревне.
Я решил все, раз и навсегда, поставить на свои места. Воинствующих фанатиков в баронии мне даром не надо. Я решаю что правильно, а что нет, а дело священника как раз и укреплять веру пейзан в бога... и в меня. И по другому не будет.
- Я не знал... – тихо сказал монах и потупил голову. – Они скрывали...
- Значит плохо работаете фра Георг. Очень плохо.
- Я не работаю! – вскинул голову доминиканец. – Нести веру – не работа, а моя святая обязанность.
- Тем более! Объяснитесь!
- На людей дурно влиял некий эконом...
- Он уже в цепях и завтра будет повешен, – перебил я его. – Что дальше?
- Я надеялся словом божьим вразумить их... – запнулся доминиканец. – Они не смотря на свое занятие, добрые христиане.
- То есть другим словом, вы способствовали преступному промыслу! – надавил я на монаха. – Вы слуга церкви, потворствовали нечестивой торговле христианами! Как это могло статься! Может вы были в сговоре?
- Я еще раз повторяю барон! – у священника стала судорожно подергиваться правая сторона лица. – Мне не ведомы были случаи продажи в рабство христианских душ. А язычники и магометане получили то что заслуживали! А теперь скажите мне барон, почему до сих пор вы не отдали приказ отпустить вот этих людей!
Монах обличающе ткнул пальцем в ломбардцев.
- Да как же я могу их отпустить? Их сегодня продадут, - я пожал плечами. – Зачем освобождать?
- Как вы смеете! – взвился монах. – Это кощунство! О вашем поступке немедленно узнают в Антверпене! В епархии! В Ватикане! Вас отлучат...
- Евреям продадут, – с совершенно спокойным лицом добавил я. – За золотую монету. И мавров тоже. Конечно после того как вы их окрестите.
- Вы сам дьявол... – священник от ярости потерял дар речи, захрипел и потянулся ко мне скрюченными пальцами, затем неожиданно повалился на песок и застыл в скрюченной позе слабо подергивая конечностями.
Твою же мать! Дошутился...
- Иост, скачи галопом в замок и Самуила ко мне! Галопом! Скажешь у человека удар случился, он знает что с собой взять, – заорал я пажу и приподнял голову монаху. – И лейтенант Логан пускай сюда поспешит и Бромеля с собой прихватит.
У доминиканца судорогой свело все тело, из страшно исказившегося рта безвольно потянулась струйка слюны. Взял его за ледяную руку и нащупал пульс бившийся с бешенной частотой...
Капец. Сдохнет же...
- Разойтись вашу мать! – заорал я собравшимся вокруг нас рыбакам и рванул у доминиканца рясу на груди.
- Охренеть... – под сутаной оказались плотно намотанные на тело вериги* скрепленные большим ржавым замком. Кожа под ними была вся в язвах и в потеках запекшейся крови. Ударил в лицо омерзительный смрад застарелых ран...
Сука, фанатик долбанный... Но что же делать надо в таких случаях, твою же мать?
- Монсьор, надо перенести его. Здесь песок холодный... – через толпу протолкался Веренвен. Рыбаки осторожно подняли и перенесли доминиканца наверх, затем положили на траву.
- Было с ним уже такое? – спросил я у Тиля
- Было... два раза, – фламандец кивнул головой. – Мы ничего не делали...
Монах сипло и редко дышал, но в себя не приходил. Я от злости посрубывал эспадой все кусты возле бухты и чуть не наорал на Матильду пытавшуюся меня успокоить.
Не виноват я... Просто хотел сбить спесь. Кто мог знать что у этого фанатика со здоровьем хреново. Помрет же еще, ищи потом священника в деревню. А без него никак.
Наконец показались Тук с Бромелем и Иостом. За ними на некотором расстоянии поспешал мой обер-медикус Самуил. Почтенный лекарь не питал никакого почтения к верховой езде и еле удерживался в седле, но тем не менее доехал благополучно.
- Ну и что тут за кипишь... – медикус стал на колени перед телом доминиканца, оттянул ему веко вверх, затем послушал пульс и спросил меня. – И кто же это довел почтенного святого отца до такого печального состояния?
- Не до шуток. Говори что с ним?
- Ничего особенного. Удар... – Самуил пожал плечами. – Просто удар... Ну и кажется приступ падучей...
- И что? – я от нетерпения повысил голос.
- Ну вот зачем капитан, кричать на Самуила... – медик порылся в своей сумке и выудил флакон из толстого черного стекла с притертой пробкой. – Я таки попробую, но ничего не гарантирую... Ну-ка, ну-ка...
Медикус разжал зубы монаха деревянной ложкой и влил ему в горло содержимое флакона.
Несколько секунд ничего не происходило, затем доминиканец сильно вздрогнул и внезапно открыл глаза. Непонимающе повел ими и остановился взглядом на Самуиле. Типичном носатом и губастом еврее, с вьющимися пейсами и большими глазами в которых была запечатлена все печаль еврейского народа.
- Агрхх-х-х... – фра Георг издал каркающий звук, из его рта повалила пена, после чего он вздрогнул и забился в конвульсиях. А еще через несколько минут... умер.
- И как это понимать... – Самуил пощупал ему пульс и непонимающе пожал плечами. – И кому я вот это старался? Что он такое страшное увидел, хотел бы я знать...
- Тебя идиот... – мне неожиданно захотелось расхохотаться, но стиснув зубы, неимоверным усилием я заставил себя заткнуться.
Парадокс. Трагический, но парадокс. Началось все при упоминании евреев, а закончилось все как раз при их присутствии. И надо же было доминиканцу увидеть, после того как он очнулся, физиономию Самуила... Его больным мозгам скорее всего причудилось то, что мерзкий барон и его хочет продать иудеям.
Хоть бы теперь среди сервов слушок не пошел о том что лекарь траванул священника. А что... вполне может. Иудеи во все времена были ответственны за все грехи, даже за те которые не совершали...
- Умер святой отец... – печально произнес Тиль Веренвен и откинул назад капюшон.
- Хороший был. Молился много... – добавил кто-то из рыбаков.
- Больной наверное был... – прибавил еще один.
- А может просто господь призвал к себе... – вступил в разговор другой моряк.
- Теперь домик его освободился... – прозвучала следующая мысль.
- А у Брандта сын собрался женится, а молодым жить-то негде... – сказал старик Адрис Тильгаут, штурман пиратов.
Я поднял голову, обвел взглядом своих рыбаков и сурово спросил:
- У кого сын женится?
- У него...
- Вот он...
Из толпы вытолкнули низенького крепыша, испуганно мявшего в руках шапку.
- Падай на колени...
- Проси господина...
- Моли...
Брандт наконец решившись рухнул на колени и пополз ко мне.
- На месте! – я на всякий случай убрал руки за спину и после паузы категорично сказал. – Дом не отдам...
М-да... был поэтом, сказал бы так: мертвое молчание и грустные взгляды – ответ моим словам.
- Где будет новый священник жить?
По физиономиям своих душегубов я понял что им глубоко наплевать, где будет жить новый священник. Какое-то странное отношение к церкви, которая всем сейчас рулит... Интересно, но пока неважно. Потом разберусь.
- Но...
Оживившиеся взгляды...
- Но препятствовать свадьбе не буду и участок земли для его постройки выделю. Построите сами. Или скажите что денег у вас нет? Только попробуйте! Вытряхну все до грошика! Ну?
- Ура господину!!! – первым крикнул самый сообразительный Тиль Веренвен и через мгновение, славили меня и бросали шапки в воздух уже все душегубцы. А потом дружно наладились ко мне в рядочек опять конечности лобызать.
Первым в очередь занял Веренвен, затем штурман Адрис Тильгаут, ну а третьим, поставили того самого Брандта, как виновника события. Остальные уже по старшинству и по одним им известным заслугам выстроились.
- Опять? – грустно пробормотал я и послал Иоста за латной перчаткой лежавшей в переметной суме. Ладно ужо, пускай целуют. Ну как я могу отказать верным рабам в там пустяке.
- Ну ты смотри как все хорошо закончилось... – Самуил закрыл глаза мертвому священнику и что-то бормоча пошел к своему коню.
М-да... я уже это «м-да» в различных вариантах, в каждой фразе произношу. Да... жизнь такая штука... Особенно моя. Но дела делать надо.
- Ко мне, – поманил пальцем Тука и Бромеля стоявших неподалеку. – Ну и кому стоим? Для чего я вас сюда позвал? Кто крестить будет? То-то же... быстро за облачением и что бы через час я здесь ни одного язычника не наблюдал. Время пошло...