Герои-любовники уже отвязались к тому времени по-полной. Вплоть до того, что я супругу вёз к его таунхаусу - «я к подруге», высаживал её, получал по телефону инструкции «что, куда, почём» и отправлялся вкалывать, а Первый «будет после обеда». Ну и доотрывались!


«В гости» в тот день поутру мы зашли втроём – она в полубессознательном состоянии, и я с любимым титановым ломиком-монтировкой. Успел я её догнать и в квартиру втолкнуть ударом кулака в затылок. С другом – начальничком эффект неожиданности и его махровый халат на голое готовое к утреннему сексу помог. Ну, и монтировка своё ошеломляющее действие оказала. Пока они в себя приходили, я с монтажным армированным скотчем поигрался. Куколки – не куколки, но простынкой обернуть и ручки придумать – и за рулон ковёрный сойдут. Оба.
Радио погромче, окошко прикрыть от лишних ушей и занавески задёрнуть – от лишних же глаз. И пошёл у нас задушевный дружеский, практически родственный, разговор в гостиной, на тему «зачем», «почему» и оценивались ли последствия. Как мне относиться к фактам супружеских и дружеских измен? Да и супружеские – полбеды, а вот дружеские – это да! Заодно всплыло, что и с деньгами вроде бы общими как-то неловко получилось… Подозрения были давненько, но фактики подвернулись только с месяц назад. Там слово, здесь – другое. Мне говорилось одно, а выходило… Вольно больно с финансами мой генеральный-генитальный обращался. Потягивал долю малую Первый к себе в норку, хомячок-кроила… «Собчак юлил, Собчак вилял, Собчак счета не выдавал, но раскололся, как увидел пассатижи…» Ждал ведь, сука эдакая, денежных вопросов! «Братуха, всё верну!» Взбесило это «братуха»! Как остановился – не знаю. Писк бывшей «половины» сквозь скотч, наверное. Блин, как бы грыжу не получила – глаза навыкате, разрумянилась…
- Ну и что же мне делать-то с вами, друг мой милый и супруга разлюбезная, а?
Оба свёртка мычанием , выпучиванием глаз и судорожными телодвижениями дали понять, что на всё – всё, даже самое противоестественное, согласны. Только не убий, мол.
- Ладно. Пойду покумекаю. А вы не шалите тут!
Убеждённость в безнаказанности порождает раздолбайство. «Братуха, мы ж друзья навек!», прилюдное «жаханье в дёсны» - всё было. Поэтому любимая аэрофлотовская игра «лост энд фаунд» в квартире много времени не заняла – и где сейф, и где ключи от него, я знал пищевую. Увешиваться по примеру Жоржа Милославского магнитофонами и камерами я и не думал, брал только «мелочь» - то, что умещается в карманы. Единственное исключение – «панасониковский» ноутбук, купленный «раскаивающимся хозяином» исключительно ради колочения понтов. Ударопрочный, пылевлагонепроницаемый, нафаршированный по самое «не балуйся», с запасной батареей, двумя терабайтными внешними дисками… Денег заплачено – мама, не горюй! Хорошо, не мной, мне и на халяву сгодится.
Пока «экспроприировал экспроприатора», схемка – чертёжик фиксации сложилась в голове, как паззл из «киндер – сюрприза». Минут сорок потом убил, упаковывая и фиксируя от самоосвобождения. Теперь музыку на всякий случай ещё немного громче – и прощайте, любимые! «Нас чудо ждёт!» Соседей, приятную пару с дитёнком, с неделю ещё не будет – устали они и отдыхать убыли.
Да, можно сказать, овдовел при живой жене, и земля оскудела без друга. «Но жертвы их были не напрасны!», как хоть и по другому поводу, но очень верно заметил Ильич, который основатель и классик. Меня они больше не интересовали и как люди, и как личности. Не до них мне.

И что это было? Не вода и не мельчайшая пыль, слой непонятной толщины…»Товарищи учёные, доценты с кандидатами!» Интересно, они сами-то знают, чего напридумывали?
Из околонаучных мысленных изысканий выдернул окрик «Не задерживаемся, съезжаем!» и ощущение выходящего из самолёта в Египте туриста. Душная не влажная жара и воздух, наполненный наполовину неизвестными, но приятными запахами, а на вторую – отработавшей своё горючкой. Обожаю и момент этот, и ощущение начавшегося отпуска. А сейчас, считай – отпуск на всю оставшуюся жизнь.
- Мужик, ты что – заснул? Съезжай и машину паркуй рядом с теми двумя!
- Да, извини. Тормознул что-то.
- Бывает. Давай, пошевеливайся!
Потянувшись к ключу зажигания, мазнул взглядом по Ане. Она так и сидела, зажмурившись.
- Малыш, мы приехали!
Двигатель заурчал, я не торопясь, как Брежнев по трапу, спустился с эстакады и после пятиминутных «эволюций» по площадке занял место рядом с «шишигой» и «шаландой». Ну, почти ровно, так и с прицепом я дай бог раз в год катаюсь, и то почти всегда – по прямой, без сложных танцев типа загона в захламленный гараж задом…
- Всё, Ань. Вылезаем. Открывай глазки!
- А вдруг мне не понравится?
- Не капризничай. Понравится.
Открыла глаза и скроила забавную гримаску. На вид – похожее на «девочку с персиками» выражение лица. Пополам: «так себе персик» и «чего надо?» Повинуясь указаниям «встречающих» вылезли, я взвалил на плечо «арсенал», закрыл машину и направился с «госпожой Скавыш» вдвоём «во-он к тем дверям», где нас «взвесят, отмерят, пересчитают» и выпустят в Большой Мир. Новый Мир.

Сразу выяснилось у встретившей нас барышни, серьёзной такой, в форме и с пистолетом на боку, что вот сразу прямо никто нас пинком никуда не выпустит. Нас зарегистрируют, сделают прививки и трое суток
разрешат пробыть на территории, в пределах досягаемости врачей – вдруг на прививки не так отреагируем. Не конкретно мы, а организмы наши. Хотя встречались экземпляры, наотрез отказывавшиеся от достижений местных Айболитов. В основном – по религиозным соображениям, хотя встречались и просто идиоты. Заболевали местными хворями потом все непривитые, выживали очень немногие.
Идиотами мы не были (уж Аня-то точно), к числу «адвентистов» какого-нибудь дня и прочим всяким скопцам – меннонитам тоже. Поэтому после обязательных регистрационных процедур мы отправились к местным «Пилюлькиным». Лучше потом вернёмся и пообщаемся с «регистратором – коммивояжёром». Мнения по поводу получения информации и «шопинга» у нас с Аней совпадали. Лучше сразу «уколоться и забыться», чем вполуха выслушивать жизненно важные новости, думая о предстоящих иголках, невкусных пилюлях и медосмотре.
Никогда врачей не понять! Брызнули в горло какой-то магнезией, отдельно в стаканчике – сиропчик выпить дали, два раза – в шею и плечо – пшикнули из пневмоинъектора… И всё равно воткнули иголку в задницу! Это у них принципиальная позиция, типа «без боли – не лечение, а развлечение»? « Садюги, Сталина на вас нет!» вертелось у меня в голове, пока мы рука об руку возвращались к регистрационной стойке.

От барышни с пистолетом мы отошли, слегка перегруженные информацией и с полным набором «первопоселенца» - часами, картами и «памятками». Дальше начались «разночтения в канонах» - девушка настоятельно предлагала маршрут «банк – арсенал – заселение», Аня настаивала на заселении, а «остальная программа – по итогам». Знаю я эти итоги… Хоть впереди целый, длиннее старого, день, сегодня не судьба ни в банк, ни в арсенал зайти. Аня вспомнила о клятве моей.
Получив заверение, что и в банк, и в арсенал можно наведаться и позже, Аня приложила уже вовсе неприличные усилия к увлечению меня в местный отель. Ну, веди, веди меня. Это будет долгий день…
Всю дорогу по солнцепёку я гнал из мозга картинку, иллюстрирующую старый детсадовский ещё анекдот. Зайка-попрыгайка, завязывающий ушки узлом под подбородком со словами «Пипец ослику!». А роли ослика – естественно, я. В оригинале, конечно, слово «пипец» не было, было другое, но уже лет десять ни с того ни с сего развился во мне какой-то культурный орган, нещадно цензурировавшиц мою речь. Нет, при неприятностях типа прищемлённого пальца он не запрещал употребление кратких и ёмких слов, характеризующих ситуацию! Но «матом крыть без передышки» не дозволял.
Всё, довели «ослика» до жертвенного камня. Мотель – бар «Рогач», не больше и не меньше. Не очень хорошо говорящая по-русски женщина выдала ключи, махнув рукой на отсутствие временное «местной валюты».
- Не надо. Будет – принесёте. Пить-есть?
- Ань, ты как?
- Сперва мыться. Потом – время-то на исходе! Если поесть не успеем – значит, за едой всё расскажешь!
- Тогда поесть-попить – попозже, хорошо?
- Хорошо.

Ну, «сочинение на заданную тему» в срок не началось. Тактично пропустив в ванную Аню, я минуты через три просочился следом. И воспользовался моментом – девушка голая, под душем… Девушке понравилось, она потребовала вытирания, потом переноса на кровать… А потом я бессовестно задрых!
- Негодяй! Вот так, да?
- Нет! Не негодяй!
- Негодяй – негодяй! Но всё, теперь не отвертишься! Одевайся – и пошли!
- А может, здесь, а?
- Чтоб ты прихрапывал? Вниз! А потом за одеждой сходить надо!
Сон слетел, как котёнок с намыленного слона.
- Какая одежда! Блин, я совсем… Мы же в машине ВСЁ оставили!
- Знаешь, ты никуда сейчас не побежишь.
- Это почему это?
- Во-первых, ты голый!
- А во-вторых?
- Ты обещал!
- Ты что – серьёзно?
По глазам понял – серьёзно.
- Ань, свет очей моих! Пять минут!
Молчание. Недовольство в глазах сменяется как бы не озверением. Принципиальность? Хорошо, на принципиальность ответим беспринципностью. Беспринципно встал, так же оделся и подошёл к двери.
- И долго ждать мечтающую об ответах?
В глазах ненаглядной полыхнула радость и – удовлетворение, что ли?
- Ань, скоммуниздят хоть всё – плевать! Ты – рядом, в куртку немного денег есть – выживем.
Кто сказал, что женщины медленно одеваются? Вихрик эдакий, фьюить – и одета.
- Пошли?
- Пойдём, отрада!
Спустились, сели за столик. Хозяйка – телепатка, что ли? Только сели – появилась с подносом. Два стакана ледяной воды, плетёнка с тремя горячими лепёшками, столовые приборы.
- Мясо жареное, мясо тушёное, салат.
- А попить?
- Пиво, виски, вишнёвка. Всё местное.
- Вишнёвка?
- Как молодое вино. Сладкая.
- Чур, мне вишнёвку! И тушёное мясо!
- Мне мясо жареное и тоже вишнёвку. И салат!
- Сейчас.

Аня тактично дождалась появления миски с салатом и запотевшего кувшина с тёмно – красной жидкостью.
- Вот теперь – рассказывай!
- Всё?
- Всё! С самого начала!
- Ну, я тут ни при чём – все вопросы к маме с папой!
- Я в тебя сейчас стаканом кину!
- Тогда – откуда начинать?
- С моего появления у вас на работе!
Крест тяжёл, Голгофа далека и высока… Нет, чтоб сразу-чик, и всё! Но обещал – не отвертеться.
- Всё – превсё?
- Я правда кину. Будешь рассказывать мокрый и липкий!

Мясо было вкусное…Вроде… И вишнёвка – тоже. Уже первый кувшин вишнёвки опустел, второй дно показал, кофе принесли – а я рассказывал, заново переживая последние года три жизни – бегло, полгода – подробно и три месяца – очень подробно. А вчера и позавчера – чуть ли не поминутно, со всеми мыслями, метаниями, надеждами и планами. Народ приходил, ел-пил, уходил, а я всё говорил и говорил. Птица – говорун меньше говорила!
Как три года уместил в два часа – сам не понимаю. Подосипший и голодный – куда мясо-то подевалось? Всплыло неожиданно, что ораторов толстых припомнить не могу. Что Троцкий, что Фидель, да тот же Вольфович, пока не перестал «жечь глаголом», сократив «концерты» - все стройные и подтянутые, в хорошей форме. Ну, по любому – не пухлые.

- Артур и супруга твоя…
- Не супруга.
- Хорошо. И ОНА! Насчёт их – не соврал?
- Нет. Уходил – были живы, на пинки реагировали.
- А сейчас?
- Сейчас – не знаю. И в знании этом не нуждаюсь.
- Ладно. Пошли?
- Куда?
- По пешему маршруту! Машина – банк – Арсенал, куда ты собирался – то?
- Может, в номер? Посиестничаем? А то я подустал тут, монолог закатывая!
- Нет, нельзя. Я засну – и засплю всё, а мне обдумать всё надо. Так что – подъём!

Ага, «лошадь встала и пошла!» Вишнёвка оказалась сродни коварному молдавскому вину – голова светлая, а встать невозможно. Пришлось полчаса ещё кофе пить в ожидании освобождения от коварных Бахусовых уз.