Глава.
Согнав гуляющих по баку семейных моих мастеровых в трюм, вся моя ватага грудилась у шпирота, ощетинившись самым разнообразным заточенным железом.
Навстречу нам действительно шел большой когг без признаков национальной принадлежности. Но опаснее всего оказалось, что таких кораблей оказалось два. Второй до поры до времени скрывал от нас парус первого.
Топоча пятками по доскам палубы, меня у самого бака нагнал Филипп уже полностью сам вооруженный, с моими пистолетами, шпагой, дагой и снарягой в руках.
Я с помощью Марка быстро опоясался мечом, засунув дагу и дареные капуданом пистолеты за пояс.
Потом смерил взглядом оруженосца и приказал.
- Снимай!
- Что снимать?
- Котту с моим гербом снимай.
Напомню, что герб принца Вианского - это копия герба королевства Наварра опоясанный по краю красной полосой, что на красной ткани котты совсем не заметно. Идти в бой я хотел не как пират, а как честный рыцарь под собственным стягом, которого у меня как раз и не было в наличии.
Дождался, когда дамуазо разоблачится и снова наденет на себя боевой пояс и перевязи, отдал ему следующее распоряжение.
- Неси эту гербовую котту капудану, пусть он ее вывесит на гафеле.
Проводив взглядом убегающего на корму эскудеро, снял с пояса натруску и укрепив ноги на слегка качающейся палубе, добавил пороха на пистолетные полки. Все теперь я вооружен и очень опасен – в каждой руке по крупнокалиберному огнестрелу. Кто на ны! Хотя мандраж бьет не по детски. Так я и не проверил возможности моего нового тела к драке. Времени не нашел. Придется выпускать сидящего во мне берсерка, ничего не поделаешь: жить-то хочется.
Валлийцы, натянув на свои длинные луки тетивы, встали по обе стороны от шпирота, предоставив мне с бывшими узниками совести оборонять сам шпирот или же по нему бросаться на абордаж. Тут уж как получиться.
Наши стрелки с арбалетами стали за их спинами, приготовившись стрелять вторым залпом.
По бортовым галереям протопали сарацины с луками, на ходу вздевая свои лямилярные брони.
Я сам стоял за спинами своих бойцов, а за мной торчал Марк, с легкостью поигрывая страхолюдным скоттским топором и бросая по сторонам злые взгляды.
Литавры удвоили ритм гребцам, негры на веслах громко заорали какую-то ритмичную речёвку, и галера резко ускорившись, просто полетела над волной навстречу неведомым кораблям с полосатыми парусами.
Прибежал обратно раскрасневшийся Филипп и встал рядом, готовясь принять от меня разряженные пистолеты. Вот черт, пистолеты я, как следует, так и не пристрелял, такой вот я неорганизованный урод. Придется палить в толпу по принципу: на кого бог пошлет.
Но вот когда я увидел рядом с собой Микала с шотландским палашом в руке, то разозлился страшно.
- Где денежная сумка? – рыкнул ему.
- С Элен оставил в каюте, вместе с пистолетом и тесаком, - огрызнулся он. – Когда пираты доберутся до вашей каюты, деньги нам всем будут уже без надобности.
Именно огрызнулся раб, отстаивая свое право на участие в бою. Даже обязательное свое ««сир»» позабыл вставить.
Сарацинские матросы споро убрали паруса, чтобы ветер не мешал маневру галеры.
Когги сблизились с нами почти на перестрел и стали расходиться, беря нас в клещи. Пираты выставили с бортов весла, помогая свои парусам.
Наша галера хитрым маневром развернулась практически ««на пятке»», направив шпирот на правый корабль. Сержант, как полностью одоспешенный, встал первым во главе абордажной команды. Ждали только того момента, когда шпирот воткнется в борт когга, чтобы по нему перебежать на пиратскую палубу.
И вдруг в мгновение все изменилось. Когг увернулся от шпирота и вместо предвещающих хорошую драку задиристых воплей, на вражеских кораблях грянуло что-то вроде нашего ««ура»». Вполне себе радостно.
Я оглянулся. На гафель рваными толчками вертикальным штандартом поднималась красная котта с вышитыми на ней переплетенными золотыми цепями.
Вражеские корабли в ответ также подняли флаги Наварры.
Свои, итить-колотить! А напугали-то, чуть ли не до жидкого стула. До сих пор трясет от нерастраченного адреналина.
- Кто это такой borzij? – спросил я Микала.
- Ваши вассальные мурманы, сир. Из Биарица.

Глава.
Когда почти всех лошадей свели с галеры на прибрежный лужок под холмом замка, как от его ворот по дороге запылила небольшая кавалькада.
Средний такой замок по размеру, но с двумя донжонами. Из местного бежево-серого песчаника построен по виду еще до Столетней войны.
Один из норманнских шкиперов встретил всадников на подходе и, скорее всего, по-быстрому объяснил им: кто есть кто на берегу. Потому что после этого все всадники направились прямиком ко мне, и, трое из них спешившись, встав передо мной на одно колено, поспешили представиться. Остальные – по виду сержанты или милиты, по крайней мере, перьев они на беретах не носили, остались держать под уздцы их коней.
- Ваше величество, ваш верный слуга мерино* Биаррица идальго Серхио де Сола покорно просит вас разместиться на отдых в вашей башне. Сейчас я своими устами говорю его слова: добро пожаловать на землю вашей короны. Он счастлив, оказать вам гостеприимство. Это для него большая честь.
……………….
…………
- А что же сам благородный идальго не встречает меня?
- Ваше величество, он бы со всей пылкостью, но ему это тяжело сделать быстро без одной ноги, а запрягать повозку было бы долго.
Мдя… если они так долго седлали шестерку лошадей – мы уже тут полтора часа выгружаемся, я таки себе представляю, как долго они могут запрягать повозку. Ленивый провинциальный гарнизон. Ладно, вы еще у меня покувыркаетесь тут на пупе. Не всё сразу.
- Тебя как зовут, юноша?
- Эскудеро Хименес де Басюсари, ваше величество, приуготовляюсь к принятию сана кабальеро при благородном идальго де Сола. Со мной его пажи дамуазо Хаиме де Бастид-Клеранс и дамуазо Рамон де Сола. Они к вашим услугам ваше величество.
- Прекрати меня титуловать величеством, - наиграно насупился я. – Я еще не коронован.
- Это уже формальность, ваше величество. Кортесы признали вас реем* Наварры, когда повторно отказали вашей матушке в регентстве. Осталось только провозгласить это в кортесах при вашем присутствии в Помплоне и за коронацией дело не встанет.
- Встаньте, сеньоры, - вздохнул я.
Именно вздохнул. А что? Отпуск кончился. Начинается работа. Кто работать любит?
- Первое, – начал я распоряжаться, - пришлите конюхов для ухода за лошадьми после морского перевоза. Некоторые его плохо выдержали после того как мы попали в сильный шторм. Второе – приведите нам … - тут я мысленно посчитал, - пять-шесть оседланных коней, чтобы подняться в замок. Третье – видите у сходен распоряжается могучий кабальеро – это сьер Вото, наш походный маршал*. Пошлите к нему сенешаля,* команданте* или кто там у вас хозяйством ведает для решения вопросов о складировании нашего имущества и всего остального, что будет потребно. Пара телег не помешает, шатры или палатки, вода, дрова… что там еще требуется для временного лагеря тут, на лугу, пока все не переселятся в кастелло*. Все, больше вас пока не задерживаю.
Вот так вот. Признаете королем – шевелите булками.
- Будет исполнено, ваше величество, - хором ответили юноши и взлетели в седла.
И только пыль из-под копыт, но уж в обратную сторону. Правда, один из воинов поскакал совсем в другую сторону.
Коней всех вывели и валлийцы с мастеровыми вперебежку по сходням таскали какие-то незнакомые мне тюки. Скорее всего, моя доля специй от нантской аферы.
Подошел дон Саншо с законным вопросом.
- Что сказали?
- Ночевать будем в царской башне.
- Я серьезно.
- Я тоже. Оказывается, в этом кастелло для монарха отведена особая башня. Ее сейчас и готовят для нашего ночлега. Как там наши кони?
- Плохо, брат. Глаза бы не смотрели.
- Ничего пока кони не отдохнут, мы никуда не двинемся. Нам еще повозки собирать для людей и вещей. Десятка три не меньше.
- Клади четыре, и то может не хватить. Два десятка только твои переселенцы своим скарбом займут.
- Оно того стоит, Саншо.
- Дай то бог, а то так мы мобильность совсем потеряем.
- А мы сначала в По завернем, потом уже к тебе поедем. Налегке.
- В По? Это же в противоположную сторону.
- Да, но тут все рядом, - усмехнулся я. – Погоди, к нам вроде гости.
Смешно ковыряя ногами в песке, к нам спешили оба знакомых норманнских шкипера и еще какой-то седой крендель, которого они встретили из большой шлюпки - весел так на дюжину, которая уткнулась в пляж с нашей стороны речки.
Подошли они к нам, впрочем, вполне степенно, где-то метрах в двадцати оставив любую спешку. И так же не спеша с достоинством поклонились.
- Сир, позвольте вам представить алькайда* нашей хунты*, -сказал старший из шкиперов, напомнив своим видом нашу первую нашу встречу.

- Сир, позвольте вам представить алькайда* нашей хунты*, -сказал старший из шкиперов, напомнив своим грозным видом первую нашу встречу.


Оба громадных мурманских шкипера стояли после несостоявшегося морского боя в моей каюте, опустив головы то ли от стыда, то ли от того, что потолок в каюте низкий, отзываясь лишь короткими междометиями на мой разнос.
Колоритные ребята, ничего не скажешь. Некоторая социальная изоляция их общин на этом берегу среди басков и гасков, а также запрет на сожительство с местными женщинами позволили им сохранить фенотип викинга в полной своей красе. Оба шкипера были под два метра ростом, метр девяносто точно. Рыжие. Особенно выделялись их глаза: светло-серые. Почти белые. Сразу вспомнилось определение из летописей ««чухна белоглазая»», хотя эти мурманы к чухонцам, точнее к финнам, вепсам и прочим эстонцам никакого отношения не имели. Переселялись они сюда с Ютландии и Норвегии, частью из Британии несколькими волнами с девятого века. Народ скорее мирный и трудолюбивый, чем испытывающий постоянно знаменитую ««ярость норманнов»». Отважные китобои. И немножечко пираты, если киты на пути не попадаются. Но в своем природном ареале все эти мои мурманкие общины по берегу от Байоны до Ируна состояли из людей, предки которых не выдержали политической конкуренции на родине. Они - их потомки, тут живущие из милости, если не по прихоти наваррских королей. И они это прекрасно осознают, не дураки.
Вообще это очень смешно смотрелось бы со стороны. Пятнадцатилетний пацанчик безусый устраивает, задрав голову, выволочку умудренным и здоровенным бородатым лбам лет тридцати, и те, сократившись, с покорностью ему внимают. Но в каюте, кроме нас и Марка никого не было, а шкиперы знали уже, что тот по-васконски ни бум-бум. Так что ПУБЛИЧНОГО позора для них не было. А я в своем праве! И косяк, что они упороли вполне осознают, как и его последствия. Оттого и чувствовали эти храбрые и сильные люди себя виноватыми конкретно передо мной. К тому же случившийся инцидент на море можно очень разнообразно крутить в реальном королевском суде, вплоть до обвинений в измене короне, попытки лишить жизни монарха, подкупе со стороны французской короны, предательстве вассальной присяге и много чего другого, что даже не плахой, а вовсе виселицей пахнет.
- И как это понимать? – пошел я уже на второй круг насильственного церебрального секса с подданными. – Пиратствуем, грабим всех подряд мимо проплывающих, а монаршая доля в добыче где? Молчать, я вас спрашиваю!
Последний мною найденный аргумент в этой выволочке пронял могучих китобоев до печенок. Да так, что они моментально с полного роста упали со стуком на колени, взывая.
- Сир, не велите казнить! Вся ваша доля надежно складирована и только дожидалась времени вашего восшествия на престол.
Ага… так я вам и поверил. Складирована… только не для меня. Но вот поделиться благососом я их заставлю, раз так сами подставились.
- А куда вы денетесь? Попробовали бы не отдать… - это я уже с наигранной угрозой в голосе шиплю. – Но это потерпит еще некоторое время. Этот вопрос на берегу решать будем. Но на будущее, чтобы вы этим сразу озаботились по приходу в Биарриц, мне надо четверть сотни резвых верховых мулов с седлами. Доспехи и оружие. В счет моей доли в вашей ПРОШЛОЙ добыче. И это срочно. Еще коней под кабальеро – десяток.
- Прошлой добыче, сир? - быстро сообразил старший шкипер. – Значит ли это, что у нас будет и будущая добыча?
- Будет, - твердо ответил я.
И выдержав паузу, посмотрев пристально каждому из них в глаза, благо при их коленопреклоненной позе мне это сделать стало не в пример легче, добавил.
- Только уже на моей службе. Каждый из вас получит именной каперский патент и, под моим флагом, будет захватывать суда под французским флагом. При необходимости – топить. Но только под этим флагом. Никаких больше. Это не разбой, а война.
Шкиперы переглянулись между собой и глаза их как бы оттаяли.
- Встаньте, - приказал я, и, дождавшись от них ожидаемого действия, тоном проверяющего полковника, спросил. – Жалобы, претензии и пожелания высказывайте сразу здесь. Потом разбираться с ними будет некогда.
- Женщин у нас нехватка, сир, - тут же откликнулся тот шкипер, что был младше возрастом. – Отменить бы нам запрет на браки с местными женщинами.
- А что? Вам больше баб взять неоткуда?
Мне сейчас только вот юридических баталий по борьбе с отжившими обычаями не хватает до полного счастья. Если вводили предки такой обычай, значит, для этого какие-то основания у них были. Но разбираться с этим долго и нудно, да и некому пока в моем окружении.
Они перетоптались смущенно и старший пояснил.
- Сир, каждый поход за женщинами на север это пропущенный сезон ловли кита.
Это я понимаю. Добыча с прибрежных рыбацких деревень мизерная. С удачным сезоном лова по доходам несопоставимая. Разве что женщины. Да и те не первый сорт.
- Тем более, сир, что грабить побережья становится с каждым годом все труднее. Последний раз мы ходили шесть лет назад в Ютландию, так потеряли почти четверть хирдманов. Это неприемлемые потери для нашего народа. А сарацинские женщины не выдерживают нашего образа жизни. Чахнут.
- А просто замуж за вас в Норвегии женщин не отдают? – задал я, казалось бы на поверхности лежащий вопрос.
- Мы изгои, сир, - ответил старший. - Этим все сказано. Нет чести их знати родниться с нами. Даже со мной, хотя я род свой веду от ярла* Торвальда Тюленьи яйца. А бонды* стараются дочерей отдавать замуж на соседний хутор. Самое дальнее – в соседний фьорд. Есть несколько жен у наших людей из Исландии, где мы часто ремонтируемся, но там у них самих людей нехватка.
- Последний раз нам крупно повезло захватить женский монастырь в Ирландии. Но те женщины уже сами внуков имеют, - подхватил младший слезницу.
- Я знаю как решить вам этот вопрос. Есть идея. Сколько вы обязаны выставлять бойцов мне на службу во время войны?
- Центурию, сир.
Сотню значит. Очень хорошо.
- Пехота?
- Тяжеловооруженная пехота, сир. Со щитами, шлемами, кольчугами, секирами и копьями. У многих есть мечи.
Есть кормчие, что ходили в Норвегию?
- Я ходил, - ответил старший. – За женой. Без толку.
- Идите сюда, - подозвал я их к столу и быстро набросал схематический контур Европы до мыса Нордкап. – Покажи докуда ты ходил.
- Вот сюда, - ткнул он пальцем, - до Альта-фьерда. Дальше люди не живут.
- Живут, живут. Еще как живут, - обнадежил я их.
- Сир, лопари не люди, - насупился старший. – Они самоеды. Они моря боятся.
- Никто вас за лопарками не гонит, раз они вам так не нравятся. Смотрите за мной.
И я дальше прорисовал линии Кольского полуострова и абрис Белого моря. Пояснил.
- Это море зимой замерзает. Так что пойдете туда по весне. Вот сюда.
Ткнул я в устье Двины.
- Тут есть монастырь. Мужской, - тут же поправился я, увидев хищный проблеск их глаз. – Будете беречь этих монахов как свою родню, потому как именно они будут вашими торговыми партнерами. Больше пока там торговать активно некому.
- Что там, сир, можно выменять и на что?
- Туда повезете лучшее в Европе железо от басков. Лучше в полосах.
И про себя ухмыльнулся, что в таком разрезе Толедо меньше достанется знаменитой ««толедской»» стали.
- Там на него сменяете меха, воск, пеньку и… рабов.
- Монахи будут торговать рабынями? – удивились они изумленно.
- Нет, не монахи, купцы армянские. И не там, а южнее, куда один из вас повезет грамоту от меня тамошнему принцу Ивану. И подарки. Тремя кораблями пойдете. Два сразу вернуться с товаром, а один будет ждать посольство обратно. Понятна задача?
Они задумчиво, но с готовностью кивнули.
- За это я зимой поставлю под свое знамя только половину вашей центурии. Но отслужат они два срока: ««за себя и за того парня»», который в посольство пойдет. И еще… об этом маршруте никогда и никому ни с полслова. Тайна это такая же, как ваши рыбные банки у большого острова в океане около никому еще не известного материка.
Они вперили в меня очень удивленные, но довольно таки злые глаза.
- Откуда, сир…
Тут я приложил палец к губам.
- Тс-с-с-с-с… Это уже монаршие тайны, откуда, - улыбнулся я.

Тут я приложил палец к губам.
- Тс-с-с-с-с… Это уже монаршие тайны: откуда… - улыбнулся я.


И вот эти шкиперы - орёлики морские, снова стоят передо мной, представляя своего седого дедушку.
- Сир, позвольте вам представить алькайда нашей хунты…
Старик медленно, с достоинством поклонился и представился сам.
- Гвион из Бидара, сир. Волей народа избран алькайдом этой округи. К вашим услугам, сир.
- Приятно познакомиться, - ляпнул я по привычке и хорошо, что лапу ему пожать руку не протянул, вовремя спохватился.
Ох уж эти привычки, доведут они меня до цугундера когда-нибудь. Однако старику моя фраза показалась лестной, и он заметно подбоченился. Все-таки Карнеги, несмотря все лицемерие его теории, прав: доброе слово и кошке приятно.
- Сейчас нам приведут коней, и мы переместимся в замок, где спокойно обговорим все интересующие вас и меня вопросы, - задал я тон переговорам. – Заодно пообедаем.
Да-да, именно переговорам, а не беседе, потому что каждая сторона хотела от другой что-либо поиметь вкусного, желательно без больших затрат со своей стороны.
- Сир, нам не хотелось бы чтобы наша беседа протекала в присутствии вашего мерино. Хоть он и ваш чиновник, но не вами был поставлен на этот пост, - сделал старик заявку на что-то интересное, из категории ««не для всех»» и это интриговало.
- Даже так? – поднял я бровь.
- Сьер де Соло очень достойный и храбрый человек, сир, пострадавший на поле боя за честь своего рея*, но он маран* и в этом отношении… в отношении деловых вопросов, не связанных непосредственно с государственной службой, мы ему не полностью доверяем.
- Были прецеденты?
- Не то, чтобы они были, но пару раз нас крупно облапошили евреи из Байоны. И оба раза в курсе сделки был сьер де Соло. В тех же сделках, об условиях которых не знал сьер де Соло, у нас с евреями все проходило хорошо. Вы, сир, как я понимаю, речь поведете о дележе добычи и прочих прибыльных делах с нами. Нам бы хотелось ограничить участие в них мерино только сбором положенных на нас налогов.
- Интересно девки пляшут, по четыре сразу в ряд, - усмехнулся я и посетовал. – Вот ни словечка в простоте... Люди завидуют монархам из-за внешнего блеска, совсем не зная, как они на самом деле живут…
- Святая истина, сир, - снова поклонился алькайд, и замолчал, ожидая моего решения.
Как выходить из этого положения я попросту не знал, находясь в самом настоящем цейтноте. Разговор с мурманами у меня планировался не на пять минут, а коней вот-вот подадут, и надо будет ехать в замок, потому как ««точность – вежливость королей»», сказал лет сто тому вперед Луи номер четырнадцать, король, мать ее… Франции. И ему можно верить - он знал предмет не понаслышке.
Спас меня от возможной потери лица дамуазо Филипп, который прибежал с приглашением от Хотабыча испить напоследок приготовленный им кофе.
- Сеньоры, надеюсь, вы разделите с нами модное ныне кофепитие. Не думаю, что капудан станет возражать против моих спутников, - с облегчением высказался я.
И повернувшись, бодрым шагом пошел к сходням.
Мурманы же приняли мое приглашение за вежливый приказ и последовали за мной.
Возле сходен с галеры я обернулся.
- У вас тут есть работающая верфь?
- Есть, сир. Как нам без нее? – ответил алькайд.
- На ней в настоящий момент что-либо строят?
- Всего лишь китобойную барку, сир. Точно такую же, как та, на которой я сюда прибыл.
- Отлично, - обрадовался я. – Завтра я желаю осмотреть вашу верфь и постройку лодки. Маршрут выберете такой, чтобы можно было передвигаться исключительно на двух ногах и желательно по лестницам или кручам. Кстати, заодно и вон тот высокий мыс мне обязательно надо посмотреть.
Смекнувшие мурманы обрадовано заголосили.
- Мы пришлем за вами посыльного в кастелло, сир. Когда вам будет угодно?
- После завтрака будет в самый раз, а теперь поднимемся на борт и выпьем чудесного кофе, который капудан Хасан варит как никто другой на земле.
На полуюте мурманы, стараясь не показывать свое отвращение давились божественным кофе и искренне не понимали от чего мы с капуданом кайфуем. Да, это именно то слово, которым можно точно обозначить наше состояние. В Турции оно произносится как ««кейф»» и означает именно состояние наслаждения души при правильном потреблении кофе.
Когда ароматный напиток был выпит, я спросил.
- Хасан-эфенди, почему вы тут не торгуете?
- Потому что в других местах я получу больше за свой товар, - четно ответил Хотабыч.
- Вы можете привезти сюда здоровых молодых рабынь с Кафы или Делоса?
- Нет проблем, мой великий малик.
Ага… и этот уже царем обозвал. Подхалимы, кругом одни подхалимы. Они явно сговорились меня провоцировать до коронации. Я поддамся, а кортесы возьмут и передумают. Вот будет скандал-то…
- Если они нужны вам, ваше величество, то я доставлю их просто в дар. Одних девственниц.
- Нет не мне, - ответил я, – им. И не обязательно девственниц.
Бросил взгляд на мурманов. Сидят спокойно, не возражают. Видно действительно их на безбабье приперло.
- Это все зависит от того чем они будут платить, - ответил капудан мне, совершенно игнорируя потомков викингов.
- Мы заплатим амброй, - влез в нашу торговлю старший шкипер.
- Амброй? – удивился капудан.
- Именно амброй.
- Считайте, что мы договорились. Сколько вам надо женщин? – в глазах сарацина читалась неприкрытая алчность.
- Для начала десятка два от пятнадцати до тридцати лет. Светловолосых и светлоглазых, желательно северянок. Впрочем, чем моложе, тем лучше, - уточнил шкипер заказ, прямо как в интернет - магазине пиццу с доставкой на дом.
- Откуда у вас амбра? – спросил я.
- Вылавливаем в море в тех местах, где постоянно ходят зубастые киты, - пояснил младший шкипер.
- Сумеете обернуться до осенних штормов? – спросил капудана алькайд.
- Но тогда я не смогу гарантировать покупку только светловолосых и светлоглазых женщин. В Магрибе таких мало.
- А кто там есть из христианских женщин?
- Итальянки и гречанки, но они быстро привыкают к гаремной жизни и редко стремятся обратно. Есть еще сербки, болгарки и далматинки – эти покрепче в своей вере будут, да и сильнее они телесно. Есть женщины из Кастилии, Арагона и Португалии, но я к ним даже прицениваться буду. Все равно их заставят здесь отпустить на волю. Ваше величество первый же и прикажет, развел капудан руками.
- И все? – удивился я краткости списка.
- Нет не все. Есть русинки и половчанки, но их надо покупать в Кафе, где разбирают самый хороший и самый свежий живой товар, тот, что в Делосе будет перепродан вдвое, а то и втрое.
- А мой заказ вы сможете доставить до сезона штормов? – уточнил я.
- Ваше слово для меня закон, ваше величество, - склонил голову старик. - Но все этим годом доставить будет трудно, частью просто невозможно. Вот на следующий год обязуюсь привезти все, что ни попросите. Даже луну с неба, так как говорят: ее в Дамаске сделали.
Сарацин улыбнулся, ожидая наши смешки в ответ на его шутку. Но для меня это был старый баян, а мурманы даже не въехали в чем тут соль.
- Давайте договоримся так: вместе с моим заказом в этот год вы привозите столько женщин, сколько по дороге сможете найти по заявленным приметам. Или около них. Главное чтобы они были здоровы и могли рожать крепких детей.
И повернувшись к мурманам, уточнил.
- Я правильно говорю?
Те с готовностью подтвердили мои слова угрюмыми кивками.
Тут с берега крикнули, что кони из замка для меня прибыли.
Мы встали и, поблагодарив капудана за угощение, откланялись.
Сойдя с барки, я вскочил в седло подведенного мне солового коня и уже сверху переспросил мурманов.
- Вам действительно подходит такой вариант с женщинами? Или что-то надо придумать еще?
- Нам деваться некуда, - ответил алькайд. – Мы благодарим вас за участие к нам, сир.
- Тогда до завтра, - простился я с ними
Оглядев кавалькаду: все ли готовы к пути из тех, кто был мне нужен: Саншо, Микал, д’Айю, паж Саншо и мой оруженосец Филипп, скомандовал ««марш»».
Ленку бы еще с собой взять, но я ее ночевать к родне отпустил. Может и зря. Она только завтра, с повозкой приедет сама и привезет все мои вещи.
И не удержавшись, с криком ««Хейс!»» пустил коня в галоп вверх по склону. И тут же почувствовал какое-то несоответствие в поведении коня. Баклажановый Марк, ухватившись за мое правое стремя, большими прыжками бежал рядом со мной, размахивая в такт копыт своим большим топором.

Когда дождь ушел на север в сторону Байоны, я поднялся на площадку королевской башни чтобы полюбоваться радугой. Все же здесь не так много развлечений. Ну, и побыть немного в одиночестве. Без мыслей, без забот, без хлопот. Хоть чуть-чуть. Правда, пришлось смириться с обществом Марка. Но тот постоянно молчал, как-то умело выпадая из категории раздражителей.
Широкая радуга висела над поселком мурманов на другом берегу реки. Большой поселок. Прямо городок, а не деревня китоловов. Не чувствовалось в нем не только нищеты, но даже бедности. Это по нашим, по российским, меркам. А как считается тут, я пока не понял.
Хороший был вид с башни, приятный глазу. Далеко все видно и море, и река и берега. Такие виды можно продавать туристам, которых тут лет четыреста еще не будет. В это время туризм исключительно экстремальный: либо паломничество, либо война. Торговцы не в счет – для них путешествие это работа.
- Сир, простите, что отвлекаю вас от ваших дум, но мне крайне нужно поговорить с вами без лишних ушей.
Обернувшись, я увидел графа де Базан стоящего возле открытого люка и пытающегося обойти огромного Марка.
- Я слушаю вас, дон Хуан, - ответил я, стараясь не показывать своего раздражения его вторжением в мое ««прайваси»», как говорят англосаксы. - Действительно, когда еще нам удастся переговорить с глазу на глаз. Без лишних ушей.
И жестом показал Марку, чтобы он пропустил ко мне кастильского аристократа.
- Тут такое дело, сир, - начал исповедоваться грф, приблизившись ко мне, - что мне в ближайшем будущем очень возможно, что придется оспаривать права на свои владения с ближайшими родственниками, которые с радостью меня с сыном уже похоронили в мавританском плену. Кроме судебных тяжб, многое может произойти, вплоть до нападений из засады наемных ««кабальеро плаща и кинжала»». Про дуэли я уже не заикаюсь, но там хотя бы все по-честному.
- Я понимаю ваше положение, дон Хуан. Так о чем вы хотели меня просить?
Граф с готовность ответил. Видимо речь это он заранее отрепетировал и теперь чесал как по писанному.
- Одолжить мне меч или рапиру*, ваше величество. И позаботиться о моем сыне, пока я буду заботиться о возвращении нашего с ним достояния. Я знаком с кастильской ренией*, и она знает меня в лицо, но предвижу, что мне будет непросто пробиться к ней через толпу придворных, среди которых у меня не так уж много доброжелателей и еще меньше искренних друзей.
- Хорошо, дон Хуан. Я благодарю вас за доверие и дона Сезара с удовольствием возьму к себе в эскудеро. И чтобы не было недоразумений у него с Филиппом, то он будет заботиться о моем огнестрельном оружии, а Филипп будет продолжать ухаживать за моими белыми клинками. Я все же не принц Московский, чтобы иметь по одному эскудеро на каждую штуку своего вооружения, - улыбнулся я.
Дон Хуан изящно поклонился и принялся рассыпать в весьма заковыристых благодарностях. Дождавшись окончания этого представления, сказал.
- Вас же я попрошу побыть некоторое время в моей свите. Чисто прагматически, не ехать же вам домой без гроша. А у меня после бегства из Плесси-ле-Тур кошелек сегодня показывает дно. Только что и хватит на закупку мулов и повозок. А вот в По у меня есть казначей и там мы совместно что-нибудь придумаем, чтобы вы выглядели как подобает конде* древнего рода.
- Чем могу я вам служить вашему величеству?
- Тем, что каждый вечер будете мне рассказывать все, что знаете про двор в Помплоне, и о том, как живут дворы корон Португалии, Кастилии и Арагона. Как вы знаете я всего лишь плохо и не систематически образованный провинциальный виконт*, лишь волею случая вознесенный на вершину власти. Наш двор в По веселый и совсем не чопорный, вряд ли можно принять за образец. Я хочу больше знать о дворцовых церемониях принятых у моих соседей, чтобы при случае не ударить лицом в грязь. Это и будет вашей службой. Вы будете моим учителем в придворной мудрости. Тем более, что пара-тройка недель задержки ваши заботы не разрешат. Зато вы сможете за это время написать письма своим сторонниками и, так сказать, прощупать почву…
- Благодарю вас, ваше величество. Вы очень добры ко мне.
- Ваша светлость…. – слегка склонил я голову.
Граф понял, что аудиенция закончилась. Но покидал он ее с очень довольным видом. А я как раз подумал, что вряд ли он станет мне другом, но вот обязанным мне агентом влияния в Кастилии очень даже может. И этим не стоит пренебрегать.

Потихоньку ретировавшись с луга на холм, я насколько мог тихо вернулся в королевскую башню замка, который, как я узнал, построили еще англичане в период господства над Аквитанией. Чувствовал я себя при этом немного не в своей тарелке. Не был бы я кронпринцем или недоделанным королем как сейчас вот фиг бы я выжил в это время. Не я тут выжил, нет в том ни малейшей моей заслуги, меня сохранило мое окружение, которому в верности короне на моей голове плевать на все мои странности. По большому счету даже плевать им даже на чужую душу в моем теле. То, что мне по голове прилетело, это так… оправдание в пользу бедных. Если кто о чем и догадывается (вряд ли о попаданстве, до такого тут еще не додумались), то молчит в тряпочку, так как судьбу свою прочно связал с моей жизнью. Для многих из них я даже не человек, а знамя, за которым они идут. Герб, который их осеняет. Символ незалежности от чужеземных властителей.
И осознать это требуется четко, как бы это не звучало унизительно для такого красивого и умного меня.
Такого знающего, опережающего всех вокруг на полтыщи лет и несколько научно-технических революций. Кому они нужны тут эти научно-технические революции, если для них нет простейшей элементной базы, инструментария и квалифицированного персонала? А вот как выразитель чаяний определенного класса общества я вполне годен. Определить бы только эти движущие силы исторического процесса и их потенциал именно для этого места и конкретно для времени. Легче про все средневековье расписать крупными мазками, чем тут в окружающей действительности разобраться. В учебнике средних веков для Наварры даже абзаца не нашлось. Разве что упоминалась она в связи с Варфоломеевской ночью и Генрихом Четвертым – наваррцем на французском троне, который бросил крылатую фразу политика ««Париж стоит мессы»».
В прошлой жизни не замечал я за собой особого властолюбия (помниться в Перестройку даже от поста директора музея отказался – лишние хлопоты, несовместимые с прибавкой к зарплате). И тут также не чую я в себе тяги повелевать людьми, нет от этого ни кайфа, ни драйва даже тяготит где-то. Но… ноближ оближ, епрыть! Попала нога в колесо: пищи, но беги.
Что-что, а свое положение в местном обществе я четко осознаю: либо трон, либо смерть, возможно в качестве помилования – монастырь. И все нет больше никаких вариантов. Либо всех грызи, либо ляжь в грязи. А мне даже грязи не положено – сразу на полтора метра вглубь почвы. Как там у Пушкина: ««Теперь ты царь. Живи один»».
Не будет у меня тут друзей, хоть в лепешку расшибись. Только враги и соратники. Враги самые настоящие: жестокие, хитрые и коварные. А вот какие будут соратники – покрыто туманом войны.
С этими невеселыми мыслями я поднялся мимо валлийцев, которые устроили себе кордегардию на первом этаже королевской башни, где, впрочем, ей и полагалось размещаться, наверх - в свои апартаменты. Где приемная гудела так, что этот бубнеж слышно было еще с улицы.
Ввалился я в собственную приемную насквозь мокрый.
Там толпились все амхарцы, Базаны, Бхутто, мой шут, Микал и Филипп. Сидели, развязно болтали сразу на нескольких языках и в отсутствие хозяина нагло пили мое вино, подогрев его на углях в камине. Только дыма табачного не хватало для полного впечатления тесных кулуаров международного конгресса.
А вот дон Саншо отсутствовал.
Зато в уголке скромно сидели, не отсвечивая оба местных пажа, приставленные ко мне благородным идальго для услуг и соглядатайства. Непорядок, однако. Их сюда подглядывать послали, а они подслушивают.
Поприветствовав целиком всю гоп-компанию разноплеменных аристократов, сказал, что я сначала переоденусь в сухое и, захватив с собой Филиппа, ушел внутрь покоев.
В дверях обернулся к Микалу, который не раздумывая рванул за Филиппом помогать мне переодеваться, и приказал ему переодеть в сухое Марка. Марка Баклажана. Да… вот так я его и пропишу в документах. Куаси-Ба это слишком гламурно для такого брутального мужика. И вообще позаботиться о негре, языку заодно его поучить. Я это приказывал? Приказывал. Исполнять!
Кто, казалось мне, был искренне рад меня видеть, и кому я не обломал никакого кайфа, так это Ленка, которая клушей сразу закудахтала надо мной, запричитала, отчитывая как маленького за возможность заболеть от прогулок под дождем. Одновременно она стаскивала с меня мокрую одежду. Настолько мокрую, хоть выжимай. Даже исподнее. Не забывала она при этом поцеловать каждую обнажившуюся часть моего тела. С чувством. Соскучилась девонька.
Покрасневший как помидор Филипп выскочил за дверь и через пару минут, предупредительно постучав, ввалился обратно с большим серебряным стаканом, из которого шел пряный пар от горячего вина. И с трехрогим подсвечником в другой руке. Уже зажженным.
Глинтвейн был, конечно, недоделанный, но уж какой есть. Главное - горячий.


Выйдя в приемную, я извинился перед Базанами за то что сегодня не смогу их принять, так как в первую очередь буду разбираться с теми, кто поступает ко мне на службу. Проблемы и потребности тех, кто отправляется домой, решу после них. Скорее сего завтра, как вернусь с верфи.
И когда кастильские графья с поклонами удалились, вызвал к себе Бхутто.
В кабинете я предложил ему сесть, чем страшно удивил негоцианта.
- Пока вы не собрались домой, я хочу предложить вам временную службу у меня писцом и толмачом. Вы согласны? – спросил я его в лоб, без политесов.
- Не только согласен, я счастлив, ваше величество, - купец попробовал поцеловать мою руку, но ширина стола не позволила. Так и остался он, обескураженный, стоя в соскрюченой позе над столом.
- Сядь, - приказал я ему, – и отвечай по существу. Экстратно. Не люблю я лишних славословий. Сам знаю, что я умный и красивый. И добрый. Нет в том нужды мне о этом напоминать. Я тебя слушаю. Что есть такого, чего ты мне не рассказал на галере?
- Я не могу вернуться домой, потому что там меня скормят крокодилам, ваше величество. И я сам рад даже буду, что не живьем.
- Что так?
- Сир, две трети средств потраченных на оливковое масло я занял у парсхитов* А отдавать мне нечем. А так сгинул и сгинул вместе с кораблем, так на то морская коммерция изначально вещь рисковая, хоть и прибыльная. Семью они трогать не будут. А вот если я вернусь без товара и денег, то они их продадут в рабство, чтобы вернуть хоть часть вложенных в меня средств. Так что я весь ваш, сир. Что скажете, то и буду делать.
- В первую очередь заботиться о моих бумагах и моих письменных принадлежностях. Ты красиво пишешь?
- Я каллиграф, сир, нас всех этому учат с детства.
- Стол, кров и жалование…
Но копт меня невежливо перебил.
- Я согласен на любые ваши условия, сир.
- Тогда иди туда в угол за конторку, где будешь писать все, что я тебе прикажу. Теперь это твое место в моем кабинете. Спать будешь здесь же.
И подтолкнул его, словом к действию.
- Вот, надень это на шею в знак своей должности, - я выставил перед ним на стол, купленную на нантском рынке, нашейную чернильницу. - Заодно позови сейчас сюда ко мне амхарцев. Время пошло!
С рыцарями первого в мире духовно-рыцарского ордена договорился я быстро. Домой они вернуться не могли, так как все пути были для них перекрыты ненавидящих их мусульманами. Пойти на службу ко мне они не могли, так как уже были божьими рыцарями, давшими обеты.
Немного подумав, я предложил им выход из тупиковой ситуации: стать ««длинным посольством»» их ордена при ордене Горностая, конкретно при мне, как командоре провинции Пиренеи. Конкретная их функция - охрана моей персоны, не как короля, а как командора ордена. При этом они имеют право экстерриториальности и подчинены только суду ордена Горностая.
Посовещавшись на своем языке, они согласились с моим предложением. С условием, что их не будут принуждать нарушать монашеские обеты, в том числе обет целомудрия. Но обязались учить васконский язык. Старшим над собой они выдвинули Гырму Кассайя.
На том и порешили.
Бхутто выписал им грамоты на латыни, в которых указывалось, кто они и что все они приравнивались в Наваррском королевстве к статусу кабальеро - идальго.
Хартии получились красивыми. Действительно Бхутто оказался прекрасным каллиграфом. Причем в отличие от западных писцов работал копт быстро – чувствовалась многотысячелетняя школа египетской бюрократии.
Подписал я эти бумаги, усмехнувшись в очередной раз про себя. Так как амхарские православные имена для европейского уха звучали просто жуткими дикими звуками, я их ничтоже сумняшися всех переименовал. Теперь они зовутся Атос, Портос, Арамис и Гырма Кассайя - в латинской транскрипции Гермес Кассано.
Гриня еще оттягивался в нижнем лагере, посему Микалу, Марку, Бхутто и Филиппу я определил спальные мета в кабинете, а хранить будут свои постельные принадлежности в большом сундуке под окнами. Шута отправил спать с комфортом на отдельной кровати, на четвертый этаж - к амхарцам и шевалье д’Айю. Третий этаж башни занимали Базаны, по статусу, вместе с доном Саншо. Там же оставалось место и для Грини.
И понял я, что устал от всей этой бюрократии.

Потихоньку ретировавшись с луга на холм, я насколько мог тихо вернулся в королевскую башню замка, который, как я узнал, построили еще англичане в период господства над Аквитанией. Чувствовал я себя при этом немного не в своей тарелке. Не был бы я кронпринцем или недоделанным королем как сейчас вот фиг бы я выжил в это время. Не я тут выжил, нет в том ни малейшей моей заслуги, меня сохранило мое окружение, которому в верности короне на моей голове плевать на все мои странности. По большому счету даже плевать им даже на чужую душу в моем теле. То, что мне по голове прилетело, это так… оправдание в пользу бедных. Если кто о чем и догадывается (вряд ли о попаданстве, до такого тут еще не додумались), то молчит в тряпочку, так как судьбу свою прочно связал с моей жизнью. Для многих из них я даже не человек, а знамя, за которым они идут. Герб, который их осеняет. Символ незалежности от чужеземных властителей.
И осознать это требуется четко, как бы это не звучало унизительно для такого красивого и умного меня. Такого знающего, опережающего всех вокруг на полтыщи лет и несколько научно-технических революций. Кому они нужны тут эти научно-технические революции, если для них нет простейшей элементной базы, инструментария и квалифицированного персонала? А вот как выразитель чаяний определенного класса общества я вполне годен. Определить бы только эти движущие силы исторического процесса и их потенциал именно для этого места и конкретно для этого времени. Легче про все средневековье расписать крупными мазками, чем тут в окружающей действительности разобраться. В учебнике средних веков для Наварры даже абзаца не нашлось. Разве что упоминалась она в связи с Варфоломеевской ночью и Генрихом Четвертым – наваррцем на французском троне, который бросил крылатую фразу политика: ««Париж стоит мессы»».
В прошлой жизни не замечал я за собой особого властолюбия (помниться в Перестройку даже от поста директора музея отказался – лишние хлопоты, несовместимые с прибавкой к зарплате). И тут также не чую я в себе тяги повелевать людьми, нет от этого ни кайфа, ни драйва даже тяготит где-то. Но… ноближ оближ, епрыть! Попала нога в колесо: пищи, но беги.
Что-что, а свое положение в местном обществе я четко осознаю: либо трон, либо смерть, возможно в качестве помилования – монастырь. Хотя подозреваю что остановку ««Монастырь»» я уже проехал. И все нет больше никаких вариантов. Либо всех грызи, либо ляжь в грязи. А мне даже грязи не положено – сразу на полтора метра вглубь почвы.
Как там у Пушкина: ««Теперь ты царь. Живи один»».
Не будет у меня тут друзей, хоть в лепешку расшибись. Только враги и соратники. Враги самые настоящие: жестокие, хитрые и коварные. А вот какие будут соратники – покрыто туманом войны.
С этими невеселыми мыслями я мимо валлийцев, которые устроили себе кордегардию на первом этаже королевской башни, где, впрочем, ей и полагалось размещаться, поднялся по лестнице наверх - в свои апартаменты. Где приемная гудела так, что этот бубнеж слышно было еще с улицы.
Ввалился я в собственную приемную насквозь мокрый.
Там толпились все: амхарцы, Базаны, Бхутто, мой шут, Микал и Филипп. Сидели, развязно болтали сразу на нескольких языках и в отсутствие хозяина нагло пили мое вино, подогрев его на углях в камине. Только дыма табачного не хватало для полного впечатления тесных кулуаров международного конгресса.
А вот дон Саншо отсутствовал.
Зато в уголке скромно сидели, не отсвечивая оба местных пажа, приставленные ко мне благородным идальго для услуг и соглядатайства. Непорядок, однако. Их сюда подглядывать послали, а они подслушивают.
Поприветствовав целиком всю гоп-компанию разноплеменных аристократов, сказал, что я сначала переоденусь в сухое и, захватив с собой Филиппа, ушел внутрь покоев.
В дверях обернулся к Микалу, который не раздумывая рванул за Филиппом помогать мне переодеваться, и приказал ему переодеть в сухое Марка. Марка Баклажана. Да… вот так я его и пропишу в документах. Куаси-Ба это слишком гламурно для такого брутального мужика.
- И вообще позаботься о негре, языку заодно его поучить. Я это приказывал? Приказывал. Исполнять!
Микал огорчился, но обиженку грызть не стал. Схватил Марка за могучую длань и куда-то потащил.
Кто, казалось мне, был искренне рад меня видеть, и кому я не обломал никакого кайфа, так это Ленка, которая в спальне клушей сразу закудахтала надо мной, запричитала, отчитывая как маленького за возможность заболеть от прогулок под дождем. Одновременно она стаскивала с меня мокрую одежду. Настолько мокрую, хоть выжимай. Даже исподнее. Не забывала она при этом поцеловать каждую обнажившуюся часть моего тела. С чувством. Соскучилась девонька.
Покрасневший как помидор Филипп выскочил за дверь и через пару минут, предупредительно постучав, ввалился обратно с большим серебряным стаканом, из которого шел пряный пар от горячего вина. И с трехрогим подсвечником в другой руке. Уже зажженным.
Глинтвейн был, конечно, недоделанный, но уж какой есть. Главное - горячий.


Выйдя в приемную, я извинился перед Базанами за то, что сегодня не смогу их принять, так как в первую очередь буду разбираться с теми, кто поступает ко мне на службу. Проблемы и потребности тех, кто отправляется домой, решу после них. Скорее сего завтра, как вернусь с верфи.
И когда кастильские графья с поклонами удалились, вызвал к себе Бхутто.
В кабинете я предложил ему сесть, чем страшно удивил негоцианта.
- Пока вы не уехали домой, я хочу предложить вам временную службу у меня писцом и толмачом. Вы согласны? – спросил я его в лоб, без политесов.
- Не только согласен, я счастлив, ваше величество, - купец попробовал поцеловать мою руку, но ширина стола не позволила. Так и остался он, обескураженный, стоя в соскрюченой позе над столом. Как-то самому стало неловко, видя человека в таком жалком положении.
- Сядь, - приказал я ему, – и отвечай по существу. Экстратно. Не люблю я лишних славословий. Сам знаю, что я умный и красивый. И добрый. Нет в том нужды мне об этом напоминать. Я тебя слушаю. Что есть такого, чего ты мне не рассказал на галере?
- Я не могу вернуться домой, потому что там меня скормят крокодилам, ваше величество. И я сам рад даже буду, что не живьем.
- Что так?
- Сир, две трети средств потраченных на оливковое масло я занял у парасхитов* А отдавать мне нечем. А так я сгинул и сгинул, вместе с кораблем, так на то морская коммерция изначально вещь рисковая, хоть и прибыльная. Семью они трогать не будут. А вот если я вернусь без товара и денег, то они их точно продадут в рабство, чтобы вернуть, хоть частью, вложенные в меня средства. Так что я весь ваш, сир. Что скажете, то и буду делать.
- Тогда в первую очередь ты заботишься о моих бумагах и моих письменных принадлежностях. Кстати, ты красиво пишешь?
- Я каллиграф, сир, нас всех этому учат с детства.
Очень хорошо, почему-то заранее я в этом не сомневался ни разу. Может потому что кучу книг прочел с фотками египетских папирусов.
- Стол, кров и жалование…
Но копт меня невежливо перебил.
- Я согласен на любые ваши условия, сир.
- Тогда иди туда в угол за конторку, где будешь писать все, что я тебе прикажу. Теперь это твое место в моем кабинете. Спать будешь здесь же. Клятву на верность дашь завтра.
И подтолкнул его, словом к действию.
- Вот, надень это на шею в знак своей должности, - я выставил перед ним на стол, купленную на нантском рынке, нашейную чернильницу. - Заодно позови сейчас сюда ко мне амхарцев. Время пошло!
С чернильницей это у меня ловко получилось – вон раздулся от важности как жаба, морда зеленая. Точнее даже не зеленая, а оливковая.
С рыцарями первого в мире духовно-рыцарского ордена удалось договориться относительно быстро. Вернуться они не могли, так как все пути домой перекрыты ненавидящими их мусульманами. А до того момента как Васька Дагамов откроет для европейцев эритрейский берег две пятилетки пройдет. Пойти на службу ко мне они не могли, так как уже были божьими рыцарями, давшими обеты.
Немного подумав, я предложил им выход из тупиковой ситуации: стать ««длинным посольством»» их ордена при ордене Горностая, конкретно при мне, как командоре провинции Пиренеи. Конкретная их функция - охрана моей персоны, но не как короля, а как командора ордена. При этом они имеют право экстерриториальности и подчинены только суду ордена Горностая.
Немного посовещавшись при мне на своем языке, они согласились с моим предложением. В принципе я в этом даже не сомневался по большому счету. А по маленькому… немного боялся, что они свалят в Кастилию громить Гранадский халифат. Мстить ненавистным магометанам. Но чувство благодарности к своему спасителю у них оказалось сильнее мести.
По вооружению они могли служить жандармами*, но предпочитают быть латной конницей средней тяжести, чтобы не терять мобильности. К тому же посмотрев сегодня в замке на наши рыцарские лэнсы*, не одобрили их. Копья для них должны быть короче и легче. Желательно с длинным широким наконечником, чтобы им можно было не только колоть, но еще и рубить, и метать. Примерно как те, что они держали в руках на галере, только длиннее.
Однако божьи рыцари твердо поставили условие, что их не будут принуждать нарушать монашеские обеты, в том числе обет целомудрия. И позволят носить одежду цветов своего ордена с его эмблемой. Также не обременять их землей, а платить умеренное жалование, чтобы его хватило на содержание боевого коня и достойного оружия. Бытовые потребности у них небольшие.
Гырма Кассайя при этом сослался на высший авторитет.
- Иисус сказал: «Не заботься о завтрашнем дне: завтрашний день сам будет заботиться о себе; довольно для каждого дня своей заботы». Все равно те лишние деньги, которые нам дадут за службу, мы раздадим нищим.
Я в свою очередь обязал их учить васконский язык. Не все тут хорошо знают латынь.
Старшим над собой они выдвинули Гырму Кассайя. Я не возражал. Мне было все равно кому из них вручать баннеру.*
От слуг они категорически отказались, заявив, что давно приучены в монастыре сами за собой ухаживать. Мда… А вот европейские феодалы, позаимствовав у них в крестовых походах саму организацию духовного рыцарства, все же не смогли обойтись без эксплуатации себе подобных.
На том и порешили.
После чего, встав, они принесли мне клятву, которая в переводе Гырмы на латынь звучала так, что сначала умрут они и только потом я. И что пока они служат мне, не будет у них выше господина, кроме самого господа бога.
Пока копт аккуратно скрипел перышком, Гырма по моей просьбе рассказал про их орден. Мне это было интересно, все же у меня на православной родине почти ничего не знают про православные духовно-рыцарские ордена. Все тамплиерами бредят.
- Негуса Иоанна – основателя нашего ордена, сир, у вас называют пресвитер Иоанн и про него нагородили массу слухов и даже откровенно лживых легенд. Особенно после первого крестового похода, когда мы их поддержали ударом с юга, хотя и не смогли полностью опрокинуть в Средиземное море египетские войска. Вашим башелье понравилась наша организация, и госпитальеры практически полностью переняли ее у нас.
- А как долго существует ваш орден?
- Его основали ученики святого Антония Великого сразу после его смерти, когда массово удалились в пустыню для праведной жизни. Но негус Иоанн в 370 году по воплощению на земле Господа нашего Иисуса Христа собрал монахов - пустынников, живущих общежитийно, в духовно-рыцарский орден под именем и защитой святого Антония, патрона нашей империи, и даровал нам многие привилегии. Тогда мы и стали теми, кого у вас называют божьими башелье, которые приняли на себя устав святого Василия и его установления. Для защиты христианской веры и Эфиопии от набегов дикарей-язычников.
- Каковы ваши цвета?
- Мы носим черные одеяния с синими вставками по бокам. На черной груди нас отличает синий крест в белом канте. У старших - синий двойной крест. То же и на плащах. Сражаемся мы конно с тяжелым вооружением. У некоторых отрядов в железо закован и конь.
К столу подошел Бхутто и протянул мне грамоты, в которых указывалось, что мои черные рыцари приравнивались в Наваррском королевстве к статусу кабальеро – идальгос,* а по правам к рыцарям ордена Сантьяго.
Хартии получились красивыми. Действительно Бхутто оказался прекрасным каллиграфом. Причем в отличие от западных писцов работал копт быстро – чувствовалась многотысячелетняя школа египетской бюрократии.
Подписал я эти бумаги, приложил печать, усмехнувшись в очередной раз про себя, что местные моего юмора не поймут-с. Европас-с. Так как амхарские православные имена для европейского уха звучали просто жуткими дикими звуками, то в пустые графы хартий я их ничтоже сумняшися вписал: Атос, Портос, Арамис и Гырма Кассайя, который в латинской транскрипции вышел у меня как Гермес Кассано.
Отпустив свой ««Его королевского величества, черный конвой»» плотно занялся расселением ближников в башне. Спальных мест в ней все же не так много как хотелось.
Гриня еще оттягивался разнузданностью в нижнем лагере, посему Микалу, Марку, Бхутто и Филиппу я определил спальные места в кабинете, благо он протсторный, а хранить свои постельные принадлежности будут в большом длинном сундуке под окнами. Шута отправил спать с комфортом на отдельном топчане, на четвертый этаж - к амхарцам и шевалье д’Айю. Третий этаж башни заняли Базаны - по феодальному статусу, вместе с доном Саншо. Там же оставалось место и для Грини, как родственнику хана. Не знают тут еще что в Орде у ханов таких родственников всегда был вагон и маленькая тележка. Но мне очень нужен его, пусть даже липовый статус, для возвышении своего.
И понял я, что устал от всей этой бюрократии, а тут и дождик стал реже стучать в ставню.
Когда дождь ушел на север в сторону Байоны, я поднялся на открытую верхнюю площадку королевской башни чтобы полюбоваться радугой. Все же здесь не так много развлечений. Ну, и побыть немного в одиночестве. Без мыслей, без забот, без хлопот. Хоть чуть-чуть. Правда, пришлось смириться с обществом Марка. Но тот постоянно молчал, как-то умело выпадая из категории раздражителей.
Широкая радуга висела над поселком мурманов на другом берегу реки.
Большой тут поселок. Прямо городок, а не деревня китоловов. Не чувствовалось в нем не только нищеты, но даже бедности. Это, по нашим, по-российским меркам. А как считается тут, я пока еще не понял.
Хороший был вид с башни, приятный глазу. Далеко все видно, и море, и река, и берега, и горы вдали. Такие виды можно продавать туристам, которых тут лет четыреста еще не будет. В это время туризм исключительно экстремальный: либо паломничество, либо война. Торговцы не в счет – для них путешествие это работа. Все остальное население живет по принципу: где родился, там и сгодился.
- Сир, простите, что отвлекаю вас от ваших дум, но мне крайне нужно поговорить с вами без лишних ушей, - раздался решительный голос у меня за спиной.
Ну вот, полюбовался радугой…
Обернувшись, я увидел графа де Базана стоящего возле открытого люка и пытающегося обойти огромного Марка, что ему совсем не удавалось. Хотя Марк вроде бы ничего и не делал, слегка так качался из стороны в сторону.
- Слушаю вас, дон Хуан, - ответил я, стараясь не показывать своего раздражения его вторжением в мое ««прайваси»», как говорят англосаксы. - Действительно, когда еще нам удастся переговорить с глазу на глаз. Без лишних ушей.
И жестом показал Марку, чтобы он пропустил ко мне кастильского аристократа.
- Тут такое дело, сир, - начал исповедоваться граф, приблизившись ко мне, - что мне в ближайшем будущем очень возможно, что придется оспаривать права на свои владения с ближайшими родственниками, которые с радостью меня с сыном уже похоронили в мавританском плену. Даже не выкупили. Кроме судебных тяжб, многое может произойти, вплоть до нападений из засады наемных ««кабальеро плаща и кинжала»». Про дуэли я уже не заикаюсь, но там хотя бы все по-честному.
- Я понимаю ваше положение, дон Хуан, - кивнул я головой в поощрении дальнейшего его исповедания. - Так о чем вы хотели меня просить?
Граф с готовность ответил. Видимо речь эту он заранее отрепетировал и теперь чесал ее как по писанному.
- Одолжите мне меч или рапиру*, ваше величество. И позаботьтесь о моем сыне, пока я буду заботиться о возвращении нашего с ним достояния. Я представлен рении* Изабелле, и она знает меня в лицо, как верного слугу ее короны, но предвижу, что мне будет непросто пробиться к ней через толпу придворных, среди которых у меня не так уж много доброжелателей и еще меньше искренних друзей.
- Хорошо, дон Хуан, - обнадежил я его. - Я благодарю вас за доверие, оказанное вами мне, и дона Сезара я с удовольствием возьму к себе в эскудеро. И чтобы не было недоразумений у него с Филиппом, то он будет заботиться о моем огнестрельном оружии и конях, а Филипп будет продолжать ухаживать за моими белыми клинками и доспехами. Я все же не принц Московский, чтобы иметь по одному оруженосцу на каждую штуку своего вооружения, - улыбнулся я.
Дон Хуан изящно поклонился и принялся рассыпать в весьма заковыристых благодарностях. Дождавшись окончания этого представления, я предложил.
- Вас же я попрошу вас побыть некоторое время в моей свите. Чисто прагматически, не ехать же вам домой без гроша. А у меня после бегства из Плесси-ле-Тур кошелек сегодня показывает дно. Только что и хватит на закупку мулов и повозок. А вот в По у меня есть казначей и там мы совместно что-нибудь придумаем, чтобы вы выглядели как подобает конде* древнего рода.
- Чем могу я служить вашему величеству?
- Тем, что каждый вечер будете мне рассказывать все, что знаете про двор в Помплоне, и о том, как живут дворы корон Португалии, Кастилии и Арагона. Как вы знаете я всего лишь плохо и не систематически образованный провинциальный виконт*, лишь волею случая вознесенный на вершину власти. Наш двор в По веселый и совсем не чопорный, вряд ли можно принять за образец. Я хочу больше знать о дворцовых церемониях принятых у моих соседей, чтобы при случае не ударить лицом в грязь. Это и будет вашей службой. Вы будете моим учителем в придворной мудрости. Тем более, что пара-тройка недель задержки ваши заботы не разрешат. Зато вы сможете за это время написать письма своим сторонниками и, так сказать, прощупать почву…
- Благодарю вас, ваше величество. Вы очень добры ко мне. Но все мои сведения будут, как бы это сказать, не первой свежести. Все же меня долго не было на родине по не зависящим от меня причинам.
- Не думаю, конде, что за это время там все так революционно изменилось, что и не узнать. Разве что у кастильской рении отросли ноги…
Дон Хуан лукаво улыбнулся и еще раз обмахнул рукой свою обувь, мою шутку он оценил. Это было видно по тому какими озорными бесенятами засияли его глаза.
- Ваше величество.
- Ваша сиятельство... – слегка склонил я голову.
Граф понял, что аудиенция закончилась. Но покидал он ее с очень довольным видом. А я как раз подумал, что вряд ли он станет мне другом, но вот благодарным мне агентом влияния в Кастилии очень даже может. Если я сохраню ему сына и посвящу его в рыцари. И этим не стоит пренебрегать.
Проводив взглядом кастильского графа, спускающегося в люк, снова повернул голову в сторону поселка мурманов… И до детской обиды постигло меня разочарование в бытии – радуга исчезла.


Ужин в большом зале донжона прошел в атмосфере дружелюбия, взаимопонимания и откровенного братания нобилитета. Кормил идальго нас обильно, с претензией и не очень вкусно. Для меня это мероприятие прошло немного нервно. Все же первый официальный ужин для меня в новом качестве недоделанного короля не только с ближниками, но и с официальными лицами. Так что пришлось делать морду ящиком как в покере и соблюдать этикет, убеждая себя, что это крайне необходимая для меня тренировка. Труднее мне было в том, что мне прислуживали сразу два пажа и один раб, которые старались предугадать малейшее мое поползновение к еде и чуть ли не с ложечки пытались кормить. А на подхвате ждали распоряжений еще пара оруженосцев. И это было для меня крайне непривычно, что сковывало и не дало даже возможности наслаждаться едой. И вилок тут еще не было вообще. Никаких.
Хорошо, что капеллан в этом замке был очень зашуганый властным мерино и не докучал нам длинными молитвами перед едой. Тем более проповедями для поднятия аппетита.
И еще я не знал, не смог проконтролировать, мыли ли руки эти пажи, что приставлены ко мне стольниками. Это нервировало и отбивало аппетит. К тому же мне не хотелось напиваться, а кубки стояли перед моим носом очень приличные по объему и эти пажи внимательно следили, чтобы они постоянно были полными. Буквально доливали их после каждого моего глотка. Ганимеды недоделанные.
- Что-то вы совсем не едите за моим столом, сир, - возбудился идальго на правах обиженного хозяина. – Приказать приготовить для вас что-нибудь особенное отдельно?
- Благодарю вас, сеньор Серхио, все прекрасно, – вяло отмахивался я от его навязчивого гостеприимства, тщетно разыскивая на столе салфетку. - Просто я не отошел еще от последствий морской болезни. Так что прошу извинить меня, если я вас покину раньше срока. Не обращайте внимания и продолжайте веселиться. Это всех касается, – сделал я легкий поклон присутствующим.
Сидящие за длинным столом дворяне слегка напряглись и вслед за мной встали.
- Сидите, провожать меня не нужно. Напоследок я хочу сделать небольшое объявление. Вицеконде* де Базан с завтрашнего дня мой эскудеро и походный конюший. Прошу любить и жаловать, - поманил я дона Сезара ладошкой и поставил возле себя. – А сегодня пусть он веселиться вместе с вами. Помянет свои свободные деньки. Мало их у него случилось, - намекнул я на его галерное рабство.
Как же хорошо было вдохнуть посвежевший воздух ранней ночи, после душного зала, освещаемого десятками факелов, которые сжигали в помещении практически весь кислород.
За мной на воздух ломанулась и вся свита, кроме молодого Базана, которого по моей указке усадили за стол рядом с отцом.
Они стучали своими башмаками у меня за спиной, пока мы не уткнулись в сержанта стоящего на пороге королевской башни как на посту.
- Эрасуна, как хорошо, что ты мне попался по дороге, - обрадовался я. - Я уже хотел за тобой посылать. Что у нас с расселением людей? А то крепостица тут небольшая, хоть и стены у нее двойные.
- Сир, - поклонился сержант, - все устроены, не стоит вам беспокоиться. С большим или меньшим комфортом. Сенных сараев хватило на всех. Также имущество их и товары все уже в сухих складах под охраной. Лошади, кроме вашей камарги, пасутся на лугу, а кобылку мы привели сюда, в конюшню для вашего удобства, сир. Кони уже отошли от переезда и дня через два будут в полной форме. Хоть в бой.
- Чтобы я без тебя делал, а? – улыбнулся я ему и хлопнул по плечу. – Пошли со мной наверх ты заслужил кубок холодного анжуйского. Только последние распоряжения отдам.
И поманил к себе прикомандированных пажей.
- Ты, - уперся я пальцем в грудь ближайшего мальчишки, - чтобы завтра доставил сюда портных и торговцев тканями. Еще сапожников. Из Байоны.
- Сир, портной и сапожник есть в крепости. Зачем куда-то посылать?
- Ты у них зазывалой работаешь? Или монарху пажом служишь? – схватил я молодого де Соло за ухо.
- Уй-й-й... больно, – завопил он.
- Приказали тебе из Байоны, значит из Байоны, - прошипел я ему в лицо. - Исполнять немедленно. И если завтра их не будет – выпорю на конюшне. Пороть будет Марк, - кивнул я на стоящего за моей спиной здоровенного негра. - Так что не надейся на липовое наказание от собственных слуг.
Отпустил его ухо и ткнул пальцем в грудь второго пажа.
- Ты.
Сообразительный пацанчик не стал пререкаться.
- К вашим услугам, ваше величество, - расшаркался он в поклоне.
- Ты должен завтра к обеду доставить сюда лучших мастеров по конным экипажам, какие только есть в округе. Колесных дел мастеров тоже. Пусть приедут на образцах своей продукции. У меня будет большой заказ для них.
- Сир? Выезжать, как я понял немедленно, в ночь? – спросил он так будто надеялся что я сейчас передумаю и назначу выезд на утро.
- Умный мальчик, - похлопал я его по щеке. – Можешь взять с собой охрану, если боишься темноты.
И повернувшись к пажу де Соло добавил.
- Тебя это тоже касается. Время пошло.
- А теперь, сеньоры, можно выпить и анжуйского, - сообщил я своим ближникам, входя в башню.
В приемной сидела смазливая девочка лет четырнадцати. Увидев меня, вскочила на ноги и поклонившись затараторила.
- Дон Серхио прислал меня к вам, сир, для того чтобы я вам прислуживала… - немного помялась и произнесла тише - Во всем, сир.
И глаза в пол.
Хорошенькая девочка, свеженькая, ранее я ее в замке не видел. Возможно даже девственница. Только вот я от собственных чиновников взяток не беру ни борзыми щенками, ни крестьянскими девочками.
- Микал, - сказал я самым медовым голосом, на который только был способен, - проводи это юное создание до ее дома и сделай так чтобы она осталась довольна твоим обществом.
И прошел в кабинет.
Сел за стол, не обращая внимания на вскочившего Бхутто, который за конторкой особым образом очинял птичьи перья маленьким ножичком, уронил голову на кулаки, поставив локти на столешницу. И прогудел.
- Ну, где там наше анжуйское?!