... И когда мы с тобой, брат, выбьем из стволов последний нагар, почистимся, помоемся и пойдем гулять по их улицам, ты сам увидишь и удивишься, как богата эта страна, как сильна и красива, как чиста и уютна, была, пока не пришли мы с тобой. Как велики стада тучных северных женщин, как они вежливо улыбаются, когда ты задираешь стволом их майки, ища пару крепких грудей, и как слабы их бледные мужчины с портфелями, в которых носят они бумагу, и как мало нас осталось после боев, и как много нужно держаться теперь за груди, чтобы заселить все это мной и тобой. Во имя Великого Милосердного, брат, не надо ссать на него, просто дострели, дети ж смотрят, теперь это наши дети, их светлые глаза потемнеют, и большой черный камень будет в их душах, как и у нас с тобой. Видишь памятник? Они тоже были когда-то воины и ложились грудью на амбразуры. Теперь они черви и извиваются. Из подствольника не надо, брат, баши сказал гранаты беречь. Ты насмешил меня, брат. Нет, это не их Бог. Их Бога, зайдем в церковь, я тебе покажу. Это Микки Маус. А этого не знаю, уши тоже большие, наверно, его сестра. Их Бог проиграл войну с Микки Маусом, они перестали молиться и полюбили смеяться, они забыли, зачем люди показывают друг другу зубы. Да, красиво, я у себя во дворе тоже такой поставлю. Называется светофор. Брось, брат, зачем тебе его голова. Пойдем лучше я покажу тебе супермаркет. Если загнать туда этих женщин, то будет как в раю. Мы с тобой в раю, брат. Мы мертвые с тобой, брат. Не потому что умерли, а потому что родились с тобой такие. Нам не больно, потому что нас много. Нам не страшно, потому что их мало. Мы живая смерть, которая взошла вместо травы и солнца, проросла сквозь их тротуары и небоскребы, которая пришла, откуда они и ждали. Оставь, брат, футбол не наша игра, пойдем дальше, я покажу тебе карусель, ты узнаешь, что такое счастье, и опусти ствол, сейчас они закричат, не стреляй, не нужно, они ведь тоже немного люди, и должен ведь кто-то оплакать тех, кто смеялся...

Боевыми инструкциями, утвержденными и подписанными
лично Л. Берией, запрещалось не то что отступать
во время штурма, но даже останавливаться на месте,
невзирая ни на какие возникшие обстоятельства. Это
были мудрые инструкции, написанные кровью.
Штурм должен получиться с первой попытки! При
неудавшемся штурме второй заход будет малоэффективен.
У противника появляется возможность проанализировать
обстановку и перегруппироваться. Опыт показывает,
что второй раз в атаку будет подняться тяжелее.
Потери личного состава во время повторного штурма
будут больше. Неудача отразится на судьбе заложников,
своих же раненых товарищей, оставшихся на занятом
противником объекте.
Поэтому старые приказы времен Л. Берии запрещали
давать команду «отбой атаки» во время штурма,
как бы ни поворачивались события. При таких изменениях
обстановки виноватым делали того, кто плохо
провел предварительную разведку обстоятельств. Во
время подготовки к штурму и во время самого штурма
в специальном журнале ведения боевых действий фиксировались
все команды и кто их подавал. Для этого
назначался специальный офицер-особист. В случае неудачи
этот материал фигурировал при служебных расследованиях.
501
Специальным приказом Л. Берии регламентировалось,
что от начала операции и до ее завершения командует
один человек, имеющий дублера-заместителя для
подстраховки на всякий случай. Во избежание «разнобоя
» и подачи противоречивых команд, шокирующих
подчиненных, в действия этого одного человека, командующего
операцией, запрещалось вмешиваться кому бы
то ни было, невзирая на чины и ранги. Этим одним человеком,
командующим непосредственно на месте события,
определялся ход этого события, и по его командам
работали все — группы захвата, группы прикрытия,
снайперы и т. д. Высокопоставленному начальству запрещалось
даже присутствовать на месте событий — оно
должно было быть в курсе дела, находиться во втором
эшелоне, обеспечивать связь, материально-боевое снабжение
всего происходящего и проводить специальные
мероприятия вокруг места происшествия (оцепление,
фильтрация и т. д.). За проведение операции отвечал
головой один человек, который ею руководил непосредственно
на месте.
В случае успеха он никак не поощрялся, в случае неудачи
шел под трибунал или пускал себе пулю в висок.