Новая земля. Европейский союз. Город Виго.
22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 11:25

Доктор Балестерос оказалась приятной на вид женщиной лет тридцати. С крупными чертами лица, которые её ничуть не портили. И очень пышными формами, утянутыми белоснежным халатом. Копна коротко остриженных черных волос была непокрыта ничем, вопреки обыкновению этого госпиталя, где весь виденный мною персонал был в либо в зелёных шапочках-таблетках либо в белых головных уборах, похожих на угнездившихся птиц.
Потому, как магистр Купер приветствовал её лишь небрежным кивком головы, я поначалу принял доктора Балестерос за очередную медсестру, пришедшую делать мне процедуру.
Пока она ковырялась в бумагах, я спросил Купера.
- А когда же я наконец-то увижу своего лечащего врача?
Тот уставился на меня, округлив глаза, и попытался что-то сказать, но женщина его опередила.
- Я уже здесь.
Мне стало неловко.
- Простите, сеньора, - промямлил я, коря себя за такую неловкость.
- Сеньорита, - машинально поправила меня доктор Балестерос. - Сеньорита Мария Балестерос. Ваш лечащий врач. Доктор медицины.
- Доктор, когда же вы, наконец, развяжете меня, мне в этой позе уже надоело лежать - моментально нашел время пожаловаться. - Да и затёк весь. Скоро пролежни появятся.
- Если не будете брыкаться по своему обыкновению, то развяжем, - спокойно проговорила сеньорита Балестерос, не отрывая взгляда от бумаг. - Вам необходим покой и фиксированная поза. Трещина во втором позвонке вещь серьезная. Вы же не хотите ходить оставшуюся жизнь со скрюченной набок головой, на которой уже есть скрюченный набок нос. Хотите стать таким красавчиком?
- А у меня ещё и нос соскрюченный? - озадачили они меня.
- Ещё как, - ответила сеньорита доктор, - но мы его пока не трогали. Были более насущные моменты поправки вашего здоровья.
Она машинально поправила волосы грациозным движением правой руки и продолжила.
- Вы должны быть благодарны тому бандиту, который ударил вас коленом по носу. Этим он изменил траекторию вашего падения из автобуса и сохранил вам жизнь, сам того не желая. Если бы вы упали, как падали, вертикально головой об землю, то перелом атланта вам был бы гарантирован с разрывами мозговой ткани. Летальный исход в течение суток, даже при самой мощной реанимации. Ещё вам повезло, что вас ещё очень быстро к нам доставили. Приходилось слышать о главном правиле полевой хирургии?
- Нет, - я действительно о таком правиле ничего не слышал.
- Первая минута - бриллиант, первый час - золото, первые сутки - серебро. А дальше – дерево, - просветила меня доктор.
- Какое дерево? - не понял я юмора и переспросил.
- То, из которого строгают гроб, - пояснил магистр Купер.
- Всё равно непонятно, мы же были довольно далеко от города. На границе с Валлийским принципатом.
- Вас доставили сюда на санитарном вертолёте, - улыбнулась доктор, - Вас и ещё одну девушку с проникающим ранением груди.
- Какую девушку? - всполошился я.
- Успокойтесь, доктор Волынски, вам нельзя волноваться, поэтому пока мы вам ничего не скажем, - тут же вскинулся магистр Купер.
- Эскулапы... - протянул сурово так, но, тут же, послушно принял предписанную позу, хотя хотелось очень грязно ругаться на всех знакомых языках. - Ничего вы не понимаете в людях. Если вы мне ничего не скажете сейчас, то я буду намного сильнее волноваться, и уж накручу себя по любому гораздо сильнее от неизвестности. К бабке не ходи.
- К какой бабке? - удивилась доктор.
Пришлось пояснить.
- Это присказка такая русская. Когда всё предельно ясно и гадалка уже не нужна.
- Вы русский? - удивился Купер.
- А что не похож? Наверное, оттого что нос набок. Как зовут эту девушку?
- Нет, просто вы очень чисто говорите по-английски, - отметила доктор. - Как природный англичанин. Причем, как англичанин из хорошей семьи.
- Я учился в Оксфорде, в школе бизнеса, - пояснил им происхождение моего хорошего английского произношения.
Врачи переглянулись, потом Купер вынул из кармана блокнот и прочитал фамилию девушки.
- Синевиш.
- Наверное, Синевич? - поправил его.
- Да, вы правы. Ваши фамилии очень трудные для произношения.
- Что с ней? - постарался, чтобы голос не выдавал моего волнения.
Наташа!!!
Моя Наташа!
Ранена!
Нет мне прощения!
- Проникающее ранение в грудь. Навылет. Ей сделали операцию, но состояние тяжелое. Пневмоторакс, - пояснила доктор.
- Слава Богу, она жива. Руки связаны, а то бы перекрестился, - выговорил с заметным облегчением.
- Кто она вам? - спросил Купер.
- Жена, - ответил ему уверенно.
- А остальные девушки, которые нам каждый день надоедают, требуя от нас бюллетень состояния вашего здоровья, как коронованной особы? - спросила доктор заинтересованно.
- Тоже жены, но Наташа - любимая жена.
Наверное, дурацкая у меня сейчас улыбка.
- У вас гарем? - обалденно переспросил Купер.
Озадаченность на его лице перемежалась с неприкрытой завистью. А челюсть-то упала, Мастрояни! Вид удручённого красавца магистра резко повысил моё настроение. А может и состояние.
- Гарем, а что такого? – попытался пожать плечами, но не вышло.
- Да... Такого у нас ещё не было. Что делать будем, Люсиано? - спросила доктор магистра, задорно подмигнув мне правым глазом.
- Завидовать будем, - ответил магистр. - Что ещё тут можно сделать?
- Чему завидовать? Ты, наверное, весь госпиталь уже перетоптал, - засмеялась доктор.
- Завидовать тому, что столько женщин при одном мужике ещё не выцарапали друг другу глаза и не забили его скалками, - на полном серьёзе ответил Люсиано.
- Они у меня дружные, - улыбнулся я, вспомнив своих девчат, и вернулся к более волнующему меня вопросу. - Наташа? Как её состояние?
- Стабильно тяжёлое, но есть надежда, что все будет хорошо, - охотно ответила доктор. - Операция, по крайней мере, прошла удачно. На грудине даже шрам будет небольшой, не портящий красоту таких прелестных молочных желёз, чего не сказать о спине. Хотя... Глубокое декольте ей больше не носить. Но чтоб это была её самая большая печаль в жизни.
Чувствовалось, что доктор Балестерос гордиться своей работой.
- Главное, она жива, - выдохнул уже облегченно. - Я могу её увидеть?
- Вы с ума сошли, - доктор даже всплеснула руками, под которыми колыхнулись её большие тяжёлые груди. - Сами ещё двигаться не можете. Да и она пока пластом лежит под капельницей. Думаете, ей приятно будет, чтобы вы видели её такой худой, бледной и изможденной. Она же крови потеряла много. Вот оба поправитесь и милуйтесь, сколько вам влезет.
Она посмотрела на большие золотые часы, похожие на те, которые мы взяли в трофей у бандитов, только более плоские.
- Скоро вас покормят завтраком и обмоют. А пока лежите. Завтра вам наденут воротник, и вы сможете осторожно ограничено двигаться. Руки и ноги тогда отвяжем, если дадите честное слово, что не будете делать глупостей. Лучше спите, сон - хорошее лекарство в вашем случае. Не всё же на вас паучий яд изводить. Он дорогой и редкий.
- Так это от него меня так плющит и колбасит? – сказал с обвинением в сторону медиков. - Или от какой другой наркоты, на которую меня тут подсадили?
- Не поняла? – переспросила доктор.
Видимо свою фразу я в волнении сказал по-русски. Пришлось перевести, хотя перевод вышел довольно-таки корявым. Даже расширить формулировки нужно было раз так в восемь. Нет в английском языке ёмкости и образности русских определений.
- Не могли бы вы рассказать нам об этом подробней? – внимательно спросила доктор Балестерос.
- Легко.
- Люсиано, садитесь и берите блокнот, - приказала доктор, сама подтаскивая стул к моей кровати.
- Итак, доктор Валынски, расскажите нам поподробнее об этих своих галлюцинациях, попросила доктор, закидывая ногу на ногу.
- Зовите меня просто Жора. А то наш диалог напоминает голливудский фильм «Шпионы, как мы».
- Спасибо. А меня тогда зовите просто Мария, - засмеялась доктор.
- Замётано, - улыбнулся я. – Как говорит моя жена Роза: «Из всех искусств для нас важнейшим является мексиканское кино».
- Всё же нам лучше не терять времени и обсудить ваши галлюцинации, - вернул всех в рабочее состояние магистр Купер. – Они возникают у вас сразу после инъекции?
- Нет. Сразу после инъекции, если рассматривать в её качестве легкое покалывание шеи…
Магистр Купер подтверждающее кивнул своим красивым лицом.
- Так вот. Сразу после укола наступала тьма. Я бы даже сказал абсолютная тьма. Вот только скорость погружения в неё была разной. А сама тьма всегда была одинаковой. Это то, что я успевал сознанием зацепить. А видения… Я бы не сказал что они – галлюцинация. Это была реальность, данная нам в ощущениях. Причём в ощущениях любого рода. И эти ощущения были чётче и насыщенней нашей с вами реальности. Как натура и написанная с неё картина в стиле гиперреализма##. Я ясно излагаю?


##Гиперреализм - (англ. hyperrealism) - направление в живописи и скульптуре, возникшее в США и ставшее событием в мировом изобразительном искусстве в 70-х гг. XX в. Другое название гиперреализма - фотореализм. Художники этого направления имитировали фото живописными средствами на холсте. Целью гиперреалистов было изобразить мир не просто достоверно, а сверхпохоже, сверхреально.

- Да, да, - заверили меня медики хором.
А доктор Простомария тут же поднесла к моему рту носик чайника – глотку мне сполоснуть, чтоб легче излагалось.
И действительно, излагаться стало легче.
- Давайте всё же остановимся на термине видения. Потому что в отличие от галлюцинаций имелось полное погружение в переживания и ощущения, даже запаховые, вкусовые и тактильные, и в то же время наблюдалась некоторая ментальная отстраненность, взгляд сверху-сбоку, как в ролевой компьютерной игре. Хотя не во всех, только в первом видении. В двух других такой отстранённости не было. Но самое интересное в том, что все эти видения воспринимались как возвращение в реальность после той наркотической тьмы.
И я рассказал им всё. И про гражданскую войну, и про теракт, и про полет в космос вместо Гагарина.
Долго рассказывал. Подробно. И, похоже, местных эскулапов этой исповедью сильно впечатлил.
- Занятно. Нам такого ещё никто не доводил до сведения. Про тьму говорили все испытуемые, а вот про видения вы первый, - заметила доктор Балестерос. – Интересно то, что в большинстве ваших видениях погибает ваша жена. Если это всё разложить с точки зрения психоанализа…
- Вот только не надо мою психику брать на анализ, - запротестовал я. – Тем более по методикам этого венского шарлатана.
- Чем вам так не угодил Шломо Фройд? – удивился магистр Купер, догадавшись, кого я имею в виду под «венским шарлатаном».
Сам я это определение беззастенчиво стибрил у Набокова.
- А вы Сартра##1 читали?
- Не всё, - ответила за Купера Балестерос.
- Только роман «Тошнота», - поддакнул магистр.
- А конкретно биографию Зигмунда Фрейда из-под его пера?##2.
Врачи отрицательно покачали головами.
- Сартру поначалу заказали сценарий биографического фильма про Фрейда. Но гений как всегда слишком глубоко копнул и такой фильм ставить не стали. Тогда Сартр издал этот опус, существенно расширив его, в качестве биографического романа.


##1 Сартр, Жан Поль (21.06.1921 - 15.04.1980) - французский писатель и философ, представитель атеистического экзистенциализма.
##2 Фрейд Зигмунд (наст. имя Сигизмунд Шломо Фройд 06.05.1856 – 23.09.1939) – австрийский психиатр и невролог.

- Ну и что там такого впечатляющего? – спросила Просто Мария.
- А то, что вся теория Фрейда, как доказано Сартром, основана всего на двух случаях! Его личной – Фрейда, сексуальной тяги к своей матери и такого же тяготения к собственному отцу ОДНОЙ его пациентки. И всё! Никакого анкетирования, хотя примитивного бы по закону больших чисел, он не проводил. Контрольных групп не вел. Не говоря уж о сборе статистики. Согласитесь со мной, что такой подход в корне ненаучен? Но зато был очень скандален для девятнадцатого века.
Я выдохся, и доктор Балестерос снова милосердно меня напоила из фарфорового носика.
- И всё же психоанализ, особенно после того как в него ввели теорию архетипов Юнга## действенная методика, используемая во всём мире, - заявил магистр Купер.


## Юнг, Карл Густав (26.07.1875 – 06.06.1961) - швейцарский психиатр, основоположник одного из направлений глубинной психологии.

- Это не методика, это ментальный наркотик, - возразил я, существующий для того чтобы пациент немного успокоился, а спустя некоторое время снова принес психиатру двести долларов за час. Проще в церковь на исповедь сходить, да и дешевле намного.
- Ну, а у кого нет в религии института исповеди или атеистам что делать? – спросила Мария.
- Тем его заменяет психоанализ. С той же терапевтической силой. То есть кратковременной.
- Но иногда человеку достаточно просто выговориться, - настаивал Купер, - чтобы сбросить с себя моральную тяжесть.
- За двести долларов в час? – засмеялся я им в лицо. – В нормальном традиционном обществе это стоит пять долларов на хорошую бутылку водки и бесплатный трехчасовой трёп с другом. И как рукой сняло. А вот в обществе атомарном, да ещё в таком чтобы всегда и всем надо показывать «ч-и-и-из» и «о`кэй». Где заикнись о проблемах и на тебя тут же навесят ярлык «ламер» и будут шарахаться, как от чумного. Потому что считается, что неудачник – это заразно. Там да, альтернативы нет – иди к психиатру и плати. Как за дозу наркотика. Деньги, деньги, деньги и ничего, кроме денег. Кстати о деньгах: сколько нам будет стоить день содержания в вашей клинике? - озаботился я суровой прозой после проповеди.
Вопрос далеко не праздный. Деньги имеют дурную привычку кончаться в самый неподходящий момент, а медицина в Европах очень дорогая, насколько помню. Операция полостная так за сто тысяч евро тянет. А тут хоть и Новая Земля, но всё же - Европейский Союз. Привычки запретительной медицины, наверное, остались. Не настолько мы богатые, чтобы болеть в европейском анклаве.
- Об этом не беспокойтесь и операции, и содержание ваше в госпитале оплачено городскими кортесами, как жертвам дорожного разбоя.
- Вот как? - удивился я этому обстоятельству. - Никак эти кортесы Санта-Клаус под ручку поддержал?
- Это старая добрая традиция Новой Земли, - пояснил магистр Купер. - Идет ещё с тех пор, когда на нашей дороге резвились многочисленные банды разных отморозков. Сейчас их намного меньше стало. Ваш случай это вообще чрезвычайное обстоятельство за последние полтора года в испанских землях. Хотя дорога по-прежнему хорошо охраняется и нашими карабинерами и валлийскими гвардейцами. И то последние случаи разбоя были не на дороге, а на реке - баржи с товаром захватывали. Выгоды так больше. Но кто бы мог подумать на орденский патруль?
- А вот и ваш завтрак. Приятного аппетита, - пожелала доктор. – Ещё увидимся.
И оба врача удалились из палаты.
Я восхитился видом доктора Просто Марии Балестерос сзади, который оказался ничем не хуже, чем спереди. Богатая женщина! При поразительно узкой талии обводы её мощной кормы напоминали каравеллу, плывущую по неторопливым волнам. Я даже её захотел. Зримо.
Просто Мария обернулась, заметила горкой вставшую простынь в районе моего паха и задорно подмигнула, скрываясь в дверях.
Придурок со сломанной шеей.
На смену красивым докторам припёрлись те же две корявые тётки в птичьих головных уборах, что меня обмывали. Но на этот раз они шли, толкая перед собой сервировочный столик на колёсах.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.
22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 13:12

Вас никогда не кормили с ложечки холодными яйцами всмятку?
Нет?
Вам сильно повезло.
А вот эти две карги госпитальные просто издевались над моей тушкой. Сначала тепленьким больничным бульоном чуть ли не из шланга поили, потом этой соплеобразной гадостью с ложечки.
Одна кормит, вторая мне морду тряпкой вытирает поле каждого глотка. И всю дорогу между собою тарахтят надо мной на незнакомом мне языке, что-то оживленно обсуждая. Бихевиаризм в натуре. Руки у них сами по себе, мозги сами по себе. Не зря Ленин бихевиарихм с эмпириокритицизмом давил. Нельзя так с людьми обращаться, тем более с остепенёнными##.


## Остепенённый - Сленг. Человек, имеющий учёную степень.

Растянули мои мучительницы это сомнительное удовольствие чуть ли не на час, в конце которого для вящего издевательства обильно попоили меня холодной водой из носика. Ага... После холодных яиц всмятку! Вам смешно, а мне таки не очень.
Как же я счастлив был, когда они, в очередной раз, после утки-судна, обмыв мою тушку, спокойно удалились со столиком, не прекращая своей беседы.
Я остался один со своими думами. Теперь уже о том, насколько придется тут якорь бросить. Получается, что практически на месяц. Плохо. Девчата все свои сбережения потратят на гостиницы-рестораны. И вообще они там без пригляда...
Наташку бы увидеть. Да хоть какую. Всё рано уже она моя на всю оставшуюся жизнь. А болезненный вид - это же только на время, пока не поправиться.
Тут снова зримо вспомнилась задняя часть Просто Марии.
Ну, кобель я, кобель по жизни. Что уж тут поделать. Природу не переспоришь.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.
22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 18:12

Так и валяюсь пластом.
Про меня все забыли.
Бросили, как ненужную, сломанную вещь.
Привязали к кровати и… куда я денусь? Можно больше и не обращать на меня внимания.
Правда, приходили ещё раз знакомые карги с 'птицами' на головах. Кормили бульоном из шланга. Потом каким-то пресным мясным муссом с ложечки. И даже компотом - прогресс, однако.
Потом подсунули судно, угостили уткой, обмыли и отчалили, а я валяйся. Хорошо, хоть простынкой укрыли.
Кстати, как это они тут без мух обходятся на такой жаре? Даже липучки с потолка не видно. Слово, что ли волшебное знают?
Как надоело всё это. Когда видения переживал, то жизнь как-то интереснее тащилась.
И ваще….
Я больной?
Больной! Мало того - тяжелораненый.
А где тогда сиделки? Чтоб книжку почитали, подушку поправили, слово ласковое сказали, лобик потрогали? Или это всё в русской традиции осталось. Про Великую Отечественную войну. 'Здравствуйте, товарищи, легко и тяжелораненые'...
Ну и порядочки у них тут. Раз за нас платит муниципалитет, так можно и раны через край зашивать?
Уроды!
Мне скучно!
Попробовал сам себя развлекать. Чем-чем? Песнями, естественно. Руки-то привязаны... Так что от воспоминаний обводов кормы Просто Марии никакого интереса.
Вот и горланю после «Орленка» и «Варяга».

А на параде конница идёт
И за тачанкой тянут бронепоезд.
А тетя Надя, тетя Надя, тетя Надя не дает
Снять комиссару свой широкий пояс.

Или вот ещё

Это школа танцив Соломона Скляррра
Школа бальных танцив вам говорррат.
Две шаги налево, две шаги направо
Шаг впирррод и две назад
Кава-кавалеры пррриглашают дамов
Там где брррошка - там пирррод...

Все это хрипло с бесподобным одесским акцентом...
А кто оценит?
Кто оценит, когда рядом никого нет вообще.
Одиночка, мля. И вижу только потолок, ну и кубрик этот крашеный масляной краской зеленой вижу, если глаза скосить. Двери белые. Вот и вся развлекуха. Кубрик большой, кровать по центру. Театр анатомический. Только зрителей нет.
Когда я уже совсем озверел от одиночества и дошел до полной кондиции озверения, дверь открылась и медсестра, которая меня все это время колола, вошла, держа в руке на отлёте какую-то розовую хрень. А за ней ввалились в кубрик мои девчата. В полном составе всем автобусом. Но не в саму палату, а толпятся в дверях, будто дальше им путь заказан.
Наверное, никогда я не был так им рад, как сейчас.
Особенно меня умилила, просто до слез, пузатая сетка больших оранжевых апельсинов, которую держала в руках Роза. Как это знаково по-нашему по-северному, где апельсины десятилетиями были в дефиците.
Медсестра, молча улыбаясь, подошла к кровати, что-то там покрутила, где я не вижу, нажала с силой на какой-то рычаг, и я вдруг оказался во вполне комфортной позе. Практически сидя, да еще с поддержкой под колени.
Потом она взяла это розовое, что принесла с собой и стала осторожно прицеплять мне на шею. С такой чашкой пластиковой, в которую укладывают подбородок. В итоге вес головы стал приходиться на плечи, а не на шею. Неприятно где-то, но всё лучше, чем вообще пластом с зафиксированной головой.
Всё это время девчата тоже молчали, только строили мне рожицы, хихикая под сурдинку, и помахивали ладошками приветливо из дверей, отпихивая друг друга с прохода.
- Всё - сказала медсестра, - Теперь вам с этим филадельфийским воротником придется какое-то время пожить. Кстати за ним аж в Кадис машину гоняли. И если вы мне обещаете, что не будете резко двигаться, то я развяжу вам руки.
- Все что прикажете, сеньорита, - заверил её самыми честными глазами. - Выполню любые инструкции. Филадельфийский воротник лучше, чем испанский сапог.
Шутка юмора не прошла. Ноль реакции.
- Вы можете войти, - сказала медсестра девчатам, развязав меня, - Только больного не теребить и руками не трогать.
Красавицы моментально все оказались рядом, разместившись вокруг кровати. Таня, Дюля, Аля, Буля, Фиса, Инга, Роза, Сажи, Галя... Милые мои...
- Где Наташа? - спросил я их, тревожно переглядывая по их лицам.
- Она тут, в другой палате госпиталя, можно сказать: за стенкой, - поторопилась ответить Ингеборге. - Мы у неё только что были. Ей уже лучше. Она спрашивала про тебя.
Вот так вот. Предел лаконизма. Три фразы и вся доступная информация в одном пакете. Уметь надо. Особенно женщине.
А то, что Наташка в таком состоянии про меня спрашивала, отдалось теплой волной во всем теле. Приятной такой.
- А ты-то сам, как себя чувствуешь, мой господин? - интересуется Булька.
- Как выгляжу, так и чувствую, - отвечаю, усмехаясь. - Красавец, да? Мне для полного счастья в жизни только внезапной пластической хирургии носа в полевых условиях и не хватало.
Шутка юмора опять не прошла. Хоть и улыбаются, а взгляды грустные.
- Нос для мужика не главное, - тоном академического эксперта произнесла Альфия и подмигнула, - Главное, чтоб член стоял и деньги были.
- Мужик чуть страшнее обезьяны - уже красавец - добавила Антоненкова, - Но мы тебя и таким любим. Даже больше, чем раньше.
- А то, что укатали Сивку крутые горки, мы и так видим, - сокрушенно добавила Анфиса, поправляя на мне махровую простынь и целуя в лоб.
Стоят вокруг, улыбаются широко и радостно, как родному. А может действительно так чувствуют? Я же чувствую. Родные они мне стали, хотя всего две недели прошло. Всего две недели...
- Да, - соглашаюсь с Фисой, - Крутые валлийские горки...
Я успокоил дыхание. Это надо было сделать, так как нетерпение моё стало просто чудовищным
- Рассказывайте. Всё рассказывайте. С самого начала.
- Ну... Если с самого начала, то… - протянула Сажи, а потом выпалила. - Вначале было Слово. И Слово было у Бога. И Слово было Богом.

Оттеснив от меня местных 'птиц-падальщиков', девчата сами меня покормили ужином с ложечки, а до этого всё апельсинки чистили и дольками мне в рот вкладывали. Мне показалось, что они от этого кайф ловят. На самом деле меня сковывала некоторая неловкость. Я же для них был мачо, большой начальник и 'муж'. А теперь...
Потом девочки ушли, потому что в госпитале 'караул устал', и около меня осталась одна Роза, которая кроме апельсинов принесла с собой какой-то женский роман и сейчас читала его мне вслух.
Ингеборге, узнав, что сиделок в госпитале не хватает, тут же подсуетилась договорится со старшей медсестрой, что девочки будут дежурить около меня по очереди, ухаживать за мной и не давать мне вести себя 'неподобающе'.
Роза сама вызвалась первой на дежурство около меня, сказав, что в еврейском госпитале она быстрее других обо всем дотрындиться без лишних тёрок, хотя сама не сефардка, а ашкенази.
Вот теперь сидит рядом на стуле и с выражением читает мне какую-то розовую хрень, про которую было заявлено, что это 'женская боевая фантастика'.
Слушал я розину мелодекламацию (мне девчонки ещё и проигрыватель с парой флешек подогнали, чтоб не скучно было, вот он тихонечко и журчал фоном), а сам, делая вид, что внимательно внимаю Розе, собирал в единую картину все то, что они вывалили на меня тут сумбуром в девятой степени. Их же девять - девочек-то, и у каждой свой сумбур и свои острые впечатления и не менее острые переживания от инцидента. И всё это было вывалено на меня со всех сторон практически одновременно. С оханьями, аханьями, перебиваниями друг друга, деланиями больших глаз и стыдливым умалчиванием об описанных труселях.
Только героини этого конфликта на границе были малословны, всё больше отделываясь междометиями и односложными переложениями. Стеснялись они повышенного внимания к себе.
Если же перевести весь этот девичий сумбур на классическое повествование, то после того, как меня вывели из активного обращения, произошло следующее.
Как только моя тушка исчезла с водительского сидения автобуса и заменилась на орденского офицера с моим же автоматом в руках, что характерно, никто их девочек ещё ничего не понял. Офицер патруля открыл рычагом пассажирскую дверь и резко скомандовал по-английски.
- Руки вверх. Выходи по одной.
Потом повторил ту же команду, но уже по-немецки.
У выхода нарисовался второй патрульный с длинной винтовкой.
Первой, естественно, поманили Розу, так как та сидела сразу за водительским сидением. Та сняла наушники и как под гипнозом медленно вылезла с рабочего места радиста. Патрульный офицер вынул у неё из кобуры 'наган' и подтолкнул к выходной двери, не убирая направленный на салон автобуса 'бизон'. 'Наган' он, хмыкнув, бросил на водительское сидение.
В дверях Розу переняли остальные налётчики и усадили на корточки у борта автобуса ближе к заднему колесу. И ещё один патрульный взял её на прицел винтовки.
Потом та же манипуляция по очереди была проведена по очереди с Сажи, Анфисой, Галей, Наташей, Ингеборге и Альфиёй.
Девчонки, пребывая в ступоре, вели себя просто как зомби. Никакого сопротивления не оказали вообще, несмотря на то, что были вооружены до зубов и уже обстреляны в бою. Им казалось, что всё это происходит не с ними. И что всё это не взаправду, а понарошку. Что сейчас джентльмены в форме предложат им пройти к месту пикника и там развлечься едой и напитками.
Но не было моей отмашки. Вот они и растерялись.
Организован налёт был четко. Один держал всех под прицелом автомата с водительского сидения, другой принимает в дверях, разоружает и усаживает у борта. Ещё двое держат под прицелом посаженых на корточки девушек уже на свежем воздухе.
Когда патрульные разоружали Бульку, то в торце салона около немецкого пулемёта от всего отряда остались только Бисянка и Комлева.
Перед Дюлей на обрезиненных трубах заднего сидения был закреплён РПК, но она понимала, что времени, что бы нагнуться, схватить пулемёт, навести и передернуть затвор, у неё не хватит. Патрульному офицеру достаточно полмгновения, чтобы спустить курок 'бизона' и нашпиговать её с Таней свинцом. А потому даже не дергалась. Самоубийство, даже изощрённое в её планы не входило. Подняла руки, так и стояла.
Таня также стояла столбом в позе пленного фрица за противоположным сидением, около биотуалета, и только переглядывалась с Дюлей. В её глазах читалась полная безнадёга.
Но тут за бортом автобуса неожиданно резко раздался выстрел, за ним другой.
Офицер повернул голову к двери, и в это время Таня Бисянка выхватила из кобуры свой нагановский укорот и уложила тупую пулю точно в висок орденца.
А Дюля неестественным образом запрыгнув задом на столешницу около пулемёта, дважды выстрелила в открытую форточку из своего 'нагана', и упала, сломав своей красивой попкой хрупкую кофемашину.
Только тут остальные девчата очнулись от столбняка, вскочили на ноги и стали остервенело пинать берцами трупы патрульных. Правда, тот в кого стреляла Наташа, ещё дышал.
На саму раненую Наташу поначалу никто не обратил внимания - валяется около колеса и валяется – может отдыхает в отключке, пока Дюля не выглянула в окно и не накричала на всех.
Восстановила порядок Ингеборге, прекратив избиение трупов, связав раненого налётчика и приказав ни в коем случае не трогать меня с места падения, а вот Синевич, наоборот разоблачить и перевязать.
Антоненкову с Шицгал послала на перевал вызывать по радио помощь.
Роза орала по всем каналам, что произошло бандитское нападение на автобус 'Звезд Зорана' и что есть тяжелораненые, которым срочно требуется реанимация.
Первыми откликнулись валлийские кирасиры, потом ответил радист из Кадиса, нудно уточняя место, где они находятся. В разговор вмешались валлийцы и потребовали сразу высылать санитарный вертолет вдоль дороги, а координаты они ему дадут сами, им недолго подъехать.
- Откуда у Наташки взялся пистолет? - спросила Роза, когда девчата уже ушли.
Ответил правду.
- Я подарил, на выезде из Портсмута. 'Байкал' из трофеев. Она его сразу засунула в правый бедерный карман шаровар. А в левый карман - запасные магазины. Вот партизанка!
- Не ругайся на неё, - строго сказала Роза. - Она нас всех спасла. Если бы этот офицер не обернулся на её выстрел, то у таёжниц не было бы даже шанса.
- Дальше, что было?
- Дальше приехали кирасиры, и Антоненкова взасос целовалась с лэрдом.
- Сплетничаешь? - поднял я правую бровь.
- Нет, просто рассказываю, что было дальше. По твоей же просьбе, между прочим, - надулась Роза.
- И?...
- Потом прилетел вертолёт, забрал тебя с Наташкой и улетел. Очень хвалили, что тебя с места на место не переносили. Так что ты у Инги опять в должниках.
Роза немного помолчала.
- Ну? - подбодрил её.
- Потом кирасиры всё вокруг сняли на камеру, собрали трофеи в шведскую 'буханку' и отдали от неё ключи Бисянке. Теперь это их трофей. Их и Синевич, на троих. Потом привязали на свой броневик раненого бандита, дали нам в автобус водителя и все поехали в Виго. А этих орденцев дохлых прямо там, на обочине, и бросили. Только ботинки с них сняли. Мрак.