Тени от деревьев все удлинялись, меняя цвет асфальта, укрывавшего двор, с серого на почти черный. Вот уже полностью скрылось за деревьями, впуская в мир вечерние сумерки. А я все сидел на крыльце своего домика и думал. Бросил взгляд на свои командирские, и сам удивился, третий час как от меня уехал Ефим, привезший странные и, наверное, страшные новости. И все это время я сидел и переваривал их. Кружка, в которой был налит крепкий сваренный кофе, давно опустела, зато банка, используемая под пепельницу, заметно наполнилась. Открыл пачку с сигаретами, хотя почему во множественном числе? Там оставалась одинокая сигарета. Надо же, даже о трубке не вспомнил, так накрыло. Сунул фильтр в зубы, смял уже пустую пачку и бросил ее в урну, стоящую рядом с крыльцом. Да… Сообщение Ефима было небольшим, но из-за него моя жизнь, похоже, круто измен7ится. И, похоже, не в лучшую сторону. И этой тихой спокойной жизни военного пенсионера уютном домике с небольшим садиком и маленьком огородиком уже не будет. Все говорит за то, что случится это очень скоро, уже в ближайшие дни все круто изменится. А виноват в этом во всем сам, и обижаться не на кого. Ну и еще причиной предстоящих перемен стала моя странная неодолимая поздняя любовь. А имя этой любви было Нона. И возраст этой любви был всего восемнадцать лет. Почти втрое моложе меня.
Сейчас даже и не вспомню, с чего все началось, и точное время когда, уже не определю. Только примерно. Года два с половиной – три назад. Она тогда училась еще в девятом классе. Там я ее и увидел первый раз, когда приходил в гости к своей хорошей знакомой. Я часто бывал там, помогая то отремонтировать компьютеры, то поправить программы, то поснимать какие-то школьные мероприятия, чтобы потом выложить их на школьном сайте. Иногда еще чем-то помогал, это и самому доставляло удовольствие – сделать что-то нужное для школы. Несколько раз вывозил класс моей знакомой на природу, в музеи, в кино. Для этого хватало моей «буханки» трехлетки. Поселок небольшой, школа малокомплектная, а класс моей подруги еще и самый маленький, всего пять учеников, все на год младше Ноны. А она просто приходила в кабинет информатики и просиживала там перемены. Чаще молчала, слушая что-то воткнув в уши розовые кнопки головных телефонов, держа в руках такой же розовый смартфон. Иногда что-то рассказывала о себе или о том, что делается в поселке. И всегда улыбалась, иногда смеялась, заливаясь своим заразительным звонким смехом. От этих улыбок, смеха, веселых конопушек на симпатичном личике, в обрамлении пушистых солнечных волос казалось, что напротив сидит и смеется маленькое Солнышко. Так я и стал ее потом называть. Как-то случайно встретились с ней в кафе в районном городке, что стоит за рекой в паре километрах от переправы. Она пила коктейли, я кофе. Поговорили как всегда весело, и, как всегда, ни о чем. Потом вместе шли пешком до парома и от него до поселка. Дальше больше, она приветствовала меня уже как старого знакомого. Не смотря на разницу в возрасте мы обращались друг к другу на ты. Как-то раз, в воскресенье, неожиданно зашла в гости в мой холостяцкий домик. На лице улыбка, а в глазах грусть, какая-то недетская тоска. Пытался узнать, что случилось, но она все больше отшучивалась. Напоил чаем с вареньем, которого у меня было много и разного. Люблю я его варить, да и есть тоже. Но больше раздавал соседям и знакомым. Посидела она часа два, видимо от общения со мной ее немного отпустило и она упорхнула, почти по детски, вприпрыжку, с развевающейся юбочкой.
Потом как-то пришла еще, на этот раз я насторожился – от нее пахло алкоголем, и глазки недвусмысленно блестели. И вела она себя как-то необычно, развязно, пытаясь приставать «по-взрослому». В какие-то моменты казалось, что это совсем не она. Все ее вольности я старался пресекать, сводя где-то на шутку, где-то просто делая вид, что не замечаю. Она какое-то время еще хорохорилась, пытаясь что доказать мне, (или себе?), но, когда усадил ее пить чай, ее как прорвало. Стала чуть ли не взахлеб рассказывать о своей жизни, о своих совсем не детских бедах и проблемах. Я подумал что совсем ничего о ней не знаю. Сейчас она открывалась передо мной с совсем не той, солнечной и доброй стороны что раньше, а темной и грязной, совсем не ассоциирующейся с той, что какой она виделась раньше.
Я сидел у окна и курил, прихлебывая кофе, Она допила чай, пересела ко мне и разрыдалась уткнувшись в плечо. Я, как мог, успокаивал ее, обняв и целуя солнечную макушку. А она сквозь слезы продолжала рассказывать. Как мне кажется так играть и такое придумать не под силу маленькому человеку в ее возрасте. Я поверил ей тогда и верю до сих пор. По ее словам она никому не нужна, отца никогда не было, а мать где-то устраивает свою жизнь тех самых пор, когда родила ее и оставила бабушке. Появляется один-два раза в год, каждый раз обещая что в следующий раз заберет ее к себе насовсем. Это уже просто стало дежурным обещанием, в которое никто не верит. Девочка росла как сорняк на обочине дороги, жила то у бабушки, то у тетки. Нигде не было нормальных друзей.
Школы менялись и с одноклассниками тоже особо близких отношений не завязывалось. Тетке с бабкой она была нужна от слова «совсем». Вся забота сводилась к тому, чтобы не ходила голой и сильно голодной. А те, немногие, неплохие вещи, что у нее были, включая смартфон, это мамины подарки, которыми она как бы откупалась в свои редкие визиты. Никто ее не замечал. Она была просто гадким утенком, живой иллюстрацией сказки Андерсена. Вот и потянулась она ко мне, почувствовав что здесь от нее отделываются дежурными фразами, никогда не давят своим сомнительным опытом, а реально только цифрами возраста. Как говорится, мудрость приходит с годами, но случается так, что возраст приходит один. И к ее родственникам эта мудрость имеет прямое отношение. Но последнее время Нона стала очень быстро взрослеть, внешне, оставаясь внутри тем же добрым непосредственным ребенком. Уже больше года назад она стала выглядеть как маленькая красивая женщина с еще почти детским лицом. Бедра слегка раздались, четко обозначилась талия, а бюст стал рвать пуговицы на старых детских блузках. И тут ее заметили, но совсем не так, как этого хотелось бы. Обратили внимание мужчины лет по двадцать – двадцать пять. И много ли нужно ребенку не имеющему любви и ласки? Немного внимания, красивых слов, потешить самолюбие, рассказав какая она красивая и взрослая, потом немного вина, сигарета, и все, началась другая жизнь. Днем примерная школьница, милый ребенок, а вечером мужские руки, поцелуи, грубые ласки, первая кровь на простынях в чужой постели, первая любовь, первое предательство, первая беременность и тайное избавление от нее, попытка вскрыть вены, слава богу неудачная, не хватило смелости и сообразительности, но оставившая как память на запястьях тоненькие, почти не видимые, ниточки шрамов. Потом второй любитель молоденьких девочек, потом два вместе, и чем дальше, тем глубже та яма, полная грязи, в которую она скатывалась.
Прошедшим летом мама наконец-то взяла ее к себе, она как раз поселилась недалеко от села в котором жила бабушка. И там ничего не прекратилось, а продолжилось еще и с удвоенной силой. Менялись мужчины, алкоголь рекой, и так же никому не нужна. Мама со своей странной работой официантки, почти каждый вечер, а зачастую и до утра, а то и сутки – двое. Периодические поездки к бабушке, где внимания Ноне уделялось не больше чем домашней кошке. И так все лето. Пролетело оно быстро, и если написать сочинение на тему «Как я провела лето», то оно уместилось бы в несколько предложений.
Она как раз за несколько недель до этого прихода ко мне вернулась с этих каникул. Все же у нее росла не только грудь и бедра. Умом она тоже взрослела. И в ней боролись две противоположности. С одной стороны она начала понимать всю грязь в которую она опустилась, всю пагубность своего положения. А с другой это ее уже сильно затянуло, и ей, в общем-то, уже нравилась эта взрослая жизнь, эти минутные удовольствия, а других у нее уже почти и не было. Вот и в этот раз она сама, выпив в одиночку бутылку портвейна, пришла ко мне. В надежде поговорить, разобраться в своих мыслях, чувствах желаниях. А когда пришла, мозг, затуманенный алкоголем, увидел меня как мужчину.

И давно привитый ей инстинкт, говорящий о том, что мужчине надо доставлять удовольствие, заставил ее вести себя вначале со мной по-взрослому. Как учили ее бывшие партнеры. Если бы я ее не остановил, то неизвестно чем бы все это закончилось. И вот теперь, когда она выговорилась, я сидел и гладил ее по солнечной головке, говорил сам. Я не педагог и не психолог. Я технарь по жизни. Поэтому как умел, пытался донести до нее что так жить нельзя, что она еще маленькая, что когда вырастет, то все поймет сама и ей будет от этого плохо. А сейчас ей надо постараться опять стать нормальным ребенком и вести себя как ведут девочки ее возраста. Или, во всяком случае, как должны себя вести. Что когда вырастет, то все у нее будет, только это все будет светло, чисто и радостно. Будет и муж, и дети, и свой дом, будут любовь и нежность. Только без грязи, алкоголя и всего того плохого во что она опустилась. Проговорили мы в тот день очень долго, раза три присаживались к столу пить чай, и даже один раз плотно поели. В итоге она успокоилась, обещала быть хорошей девочкой, слушаться меня, а в конце огорошила, спросив разрешения называть меня папой. Как же я мог отказать? Я в свою очередь попросил ее не приходить ко мне. Будем общаться в школе, иногда в кафе, и постоянно в интернете, чтобы не вызывать лишних разговоров. Не только ее «друзья» заметили, что она становится женщиной, а деревня, тем более эта, такая клоака, в которой тебя могут искупать в дерьме по уши, не смотря на то, какой ты белый и пушистый на самом деле. Обменялись электронными адресами, никами в соц. сетях, и я, проводив ее немного, вернулся домой. Давно у меня не было бессонных ночей. А в этот раз я и рассвет встретил с трубкой в зубах сидя на крыльце, и послушал гимн России по приемнику. После этого даже поел и наконец-то свалился. Проспал до вечера. Выспался и понял, что опять всю ночь не смогу уснуть. Надо как-то возвращаться к прежнему режиму.
Но, как оказалось, вернуться к привычному распорядку не получится. Когда поел приготовленный на скорую руку завтрак-ужин, покурил еще раз глядя на закат, и сел к компьютеру, то увидел, что Нона стучалась ко мне во всех соц. сетях и не по разу. Ответил везде, и тут же пошла переписка. Кое-как уговорил отправляться спать уже к четырем часам утра. Похоже, теперь придется днем досыпать. Не мальчик я уже, чтобы сидеть до полночи и потом утром чувствовать себя как огурчик. С тех пор и пошла наша переписка. К этому моменту, если ее распечатать, получится солидный многотомник.
Так и прошло уже почти три года. Встречи в школе, иногда за столиком в кафе и постоянная, чуть ли не круглосуточная, переписка. Интересно и приятно было смотреть, как меняется мое Солнышко. Медленно, но уверенно. Тут еще и ее родственники стали невольными помощниками – стали запрещать ей гулять по вечерам и кроме как в школу редко куда выпускали. В остальном в семье у нее все было по-прежнему. Вернее, даже хуже. То она могла «сбросить пар» во время своих гуляний, а теперь вынуждена постоянно видеть одни и те же надоевшие лица. Но между уроками она хотя бы могла общаться с моей подругой. Хотя и здесь непонятное дело – хотя и здесь непонятное дело – тетка попросила ограничить общение с племянницей. Очень странно. Иногда невольно закрадывалась мысль, а не готовят ли девочку усиленно на замену маме, для работы «официанткой»? Когда я видел ее последний раз, она осунулась, подурнела, похоже, «выходила в тираж».
И тут наше общение в сети стало для Ноны настоящей и единственной отдушиной. Вот только стиль ее общения со мной как в сети, так и во время редких коротких встреч стал своеобразным. Похоже, во мне для нее объединились и отец, которого у нее никогда не было, и мужчина, самец, которые у нее уже были, и чем дальше, тем меньше в ее воспоминаниях оставалось плохого, и больше того, как ей было иногда хорошо. В общем, у девочки у девочки развился комплекс, который будь я ее настоящим отцом, назывался Эдиповым. Радовало то, что виделись мы редко, недолго и всегда прилюдно. Хотя, очень редко, когда она ухитрялась застать меня одного, то не упускала возможности сорвать поцелуй. Я тогда не считал это чем-то постыдным или преступным.
***
Так все и шло до последнего времени. У Ноны уже начались ЕГЭ, скоро выпуск и большая жизнь. В переписке она строила планы, и они всегда были связаны со мной. Я уже не знал что делать. Нет, я не ханжа, не мещанин, но чем дальше продолжалось наше общение, тем больше я привязывался к ней, любил ее, но это была все больше отцовская любовь, как женщина она открылась мне после того памятного разговора. Но не как моя женщина, я не мог представить себя и ее вместе, хотя она к этому и стремилась. Для меня она была просто ребенок, пусть и с телом почти взрослой женщины. Хотя, наверное, я все же немного лукавлю. Ее слова, настроение, чувства пусто и по капле передавались мне. Как говорят «вода камень точит». Да, упорства этой девочке не занимать. Больше двух лет она ни разу не изменила себе. Не обижаясь, не переходя в агрессивную атаку, она спокойно добивалась своего. Не отступая ни на шаг, ни на метр, не уходя в сторону. Методично, непрерывно это маленькое чудо доказывало свое право на выбор, заставляло уважать свои чувства. И я, хотя и ни словом, ни взглядом не показывал, что ее усилия имеют хоть какой-то мизерный успех, нет, нет, да и задумывался, что иногда смотрю на нее не совсем как на маленького шкодливого хитрого ребенка добивающегося понравившейся игрушки. Да это и взрослому не под силу столько времени играть, настойчиво добиваясь своего. Значит это не игра. И в ответ на ее усилия где-то в груди у меня вспыхнула и разгорается искорка ответного чувства. Задумывался и тут же останавливал себя. Как можно всерьез думать в такой ситуации о чем-то кроме как об отношениях между отцом и дочерью, которые я уже давно принял и привык к ним, которые давно перестали быть для меня игрой, абстракцией. А что-то другое.… И главный барьер, который я не могу переступить, это разница в возрасте. Восемнадцать и пятьдесят два. Да я ей не просто в отцы, я ей в дедушки гожусь. Но, именно это ее, кажется, совершенно не волновало. Полностью соглашаясь и поддерживая меня во всем остальном, здесь она была непреклонна.
И вот настал момент, когда пришлось вернуться к этим размышлениям. И отбросить их уже было нельзя. Солнце давно ушло за лес, стояли густые сумерки. На крыльце стало прохладно, все же лето только начиналось. Я встал, почувствовав как затекло тело от долгого сидения и, взяв пустую кружку, направился в дом. Поставил на огонь джезву. Пока вода для кофе нагревалась, почистил трубку и забил новую порцию ароматного вишневого табака. Вода нагрелась, всыпал свежемолотый кофе, добавил немного сахара, соли на кончике ножа, трижды подождал, пока кремовая шапка пены поднимется до краев джезвы и опустится, когда я поднимал турку. Дал отстояться любимому напитку и аккуратно перелил в кружку. Чашкой ее точно не назовешь из-за объема. Влитый кофе заполнил ее едва ли наполовину. А ведь на коробке с джезвой, когда я ее покупал, значилось «4 порции». Но это не наши порции. Как говорил поп в фильме «Королева бензоколонки» - «я к полумерам не привык». У нас, русских, славян, все меряется полной мерой. И горе, и счастье, и радость, и тоска. Недаром на Руси и водку раньше ведрами меряли.
Ну вот, церемония исполнена – кофе налит, трубка раскурена, теперь можно спокойно сесть у окна, затянутого антимоскитной сеткой и продолжить свои размышления. Поймал себя на том, что просидев столько времени на крыльце, я только вспоминал прошедшие годы, каждую мелочь, раскладывая по полочкам сознания. А о том, что сказал Ефим, и как его слова отразятся на моей, а вернее моей и Ноны дальнейшей жизни, почти и не вспоминал. Хотя его слова никуда и не уходили. Просто пока я предавался воспоминаниям, они работали где-то на уровне подсознания. Вспышка гнева и даже немного паники угасла. Смысл сказанного, его содержание и вызванные им эмоции улеглись, отстоялись, как пенка кофе в джезве, и теперь можно спокойно, без эмоций поразмыслить, просчитать возможные последствия и наметить варианты выхода из сложившейся ситуации.
Смысл вести принесенной Ефимом был в том, что Нону не зря ограничили в общении и свободе. Некоторое время назад на нее положил глаз начальник одного из родственников тетки, живущего в областном центре и служившем в областном МВД в чине подполковника. Начальник был даже старше меня, но это его не останавливало. Он не привык бороться со своими желаниями. Если он что-то хотел, то это должно быть ему предоставлено и никаких возражений не принималось. И это не смотря на жену, троих детей и двух внуков. Заметил он Нону, когда приезжал вместе с родственником девочки на последнюю рыбалку. И через время выдал свое желание. Поскольку он женат, ему не нужны скандалы и подрыв репутации. Поэтому он хотел взять для начала девочку к себе на работу, дать служебную квартиру, обеспечить. И все это подразумевало ответную благодарность ему, почти небожителю со стороны этой маленькой красавицы. Родственникам Ноны он тоже обещал разные бонусы. Единственная, кого и не собирались спрашивать, так это сама девочка. Начальник мог бы получить желаемое и совсем без затрат, но любил показать себя благодетелем с широкой душой. Так выглядело, будто он не покупал себе новую приглянувшуюся игрушку, а по-царски одаривал ее и ее родных, почти бескорыстно, ну что стоят ее чувства, ее жизнь по сравнению с его благотворительностью, из-за которой ему даже приходилось немножко опускаться на уровень простых смертных.
Это все и принес Ефим, не в таких, конечно, словах, это уже я наполнил их эмоциями. Просто он услышал разговор на кухне (очень любил подслушивать и подглядывать, маленький мерзавец, но на этот раз его подленькая привычка пошла нам на пользу), где говорили о том, как повезло его сестре, что после выпускного она переедет в город, ну и дальше по тексту. А сегодня они уехали в областной центр на два дня обновлять Ноне гардероб, покупать выпускное платье. Мальчишка рассказал ей об услышанном, и она уехала не в лучшем настроении, попросив его сообщить обо всем мне. Что он и сделал. И теперь надо срочно искать выход из этого положения. Тут уже было не до моих терзаний по поводу разницы в возрасте. Генерал в таком положении не раздумывал ни минуты. Не буду делать скидку и я. Но это мелочи. Юридически наша разница как раз ничего не значила, не накладывала никаких ограничений, кроме морально-этических. А вот о них сейчас стоит забыть от слова совсем. Будем играть по правилам противника, раз мы на его территории. По-честному ничего не получится. В смысле по закону. Для удочерения она уже «старовата», а жениться нам никто не даст. И слово закон никак не помешает нашим противникам. Он для нас, простых смертных, и нужен для управления нами, а не для нашей защиты. Если мы вдруг вступаем в противоборство с власть предержащими, то закон работает только против нас. Собственно об этой опасности и сообщил брат Ноны. Чтобы я не поднял волну, и девочка была сговорчивее, знала свое место, был найден радикальный выход – посадить меня, но сделать это не сразу, а после того, как пройдет выпускной и девочка поедет смотреть предложенную работу и устраиваться на новом месте. Рассматривали они и более «гуманный» вариант – закрыть меня, а через некоторое время оправдать, при условии, что я уеду и никогда даже близко не появлюсь рядом с Ноной, ни физически, ни виртуально. Как понимаете, ни один из этих вариантов нас не устраивал. Говорю за обоих потому, что за время знакомства уже изучил девочку и был в ней уверен. Что можно сделать в этой ситуации, если про первые варианты забыть? Уехать быстро самому? Еще хуже. Предателем я никогда не был. Да это и не давало никакой гарантии. При должности оппонента имелась реальная возможность найти меня в любом уголке страны, а про заграницу я и не думал. И это он может сделать, добиваясь покладистости Ноны и в назидание другим. Ну и для того чтобы обеспечить мое полное молчание. Все же руководство областного масштаба не совсем неприкасаемо. Есть и выше «крутые пацаны», и всегда есть хоть и всегда есть хоть и маленькая, но вероятность, что твой противник имеет или найдет выход на них. Так что просто бежать тоже не выход. Поищем способы развернуть ситуацию выгодно для себя, и в итоге победить. «И нам нужна всего одна победа». Одна на двоих.
Да, спокойная жизнь расслабляет. Сколько уже лет такой жизни на пенсии? Однако двенадцатый. И за все это время никаких проблем, кроме бытовых и иногда финансовых. А последние года три и их нет. Разучился быстро думать, сходу принимать правильные решения, выбирать оптимальный вариант из многих. Пора восстанавливаться. Хорошая жизнь, оказывается, расслабляет не только тело, но и мозги. Вот и сейчас, уже за полночь, а я все не могу придумать единственный, лучший, самый безопасный вариант. Трубка дымит почти не переставая, джезва уже в который раз стоит на плите. Сердечко стучит в напряженном ритме, похоже, завтра придется нырять в аптечку. Она, наверное, уже и пылью покрылась. Час за часом, и уже к рассвету стал вырисовываться какой-то конкретный план. Теперь разложить все по полочкам, посчитать наши действия при различных вариантах развития событий. Вот. Из динамика раздается гимн России. Шесть часов утра. Но не смотря на слипающиеся глаза и сердце, ощутимо бьющееся за грудиной, появилось чувство удовлетворения. План составлен и даже отдельные его части и расчеты записаны на бумаге. Самый оптимальный, по моему мнению, план. Лучше мне уже не придумать. Ставлю на плиту чайник, иду к аптечке. Нахожу несколько нужных таблеток, запиваю водой, потом завариваю чай на травах. Полчаса и я еле добираюсь до кровати, с трудом держа глаза открытыми, чтобы не споткнуться обо что-нибудь. Расправлять? Какое там. Даже не раздеваюсь. Голова на подушку, на себя лежащий рядом на стуле плед и все. Пусть весь мир подождет.

2 день СЗ.

И сколько же я проспал? Лег в семь, сейчас восемнадцать. Одиннадцать часов подряд. Даже ни разу в туалет не поднялся, не смотря на количество выпитой жидкости и мой начинающийся простатит. Вот с этого и начнем. Фу, даже устал от этого действия и ноги к концу ослабли. Зато полностью открылись глаза, резкость навелась, вижу самые мелкие детали рисунка на обоях. Теперь на кухню, к многострадальной джезве. Набивать трубку пока лень. Беру из пачки сигарету. Salem. Ментоловый дым еще просветляет мозги, во рту появляется ощущение свежести. Я же еще не умылся, всплывает в голове мысль, и тут же тонет обратно. И ладно, сейчас все не как обычно. Не мы для правил, а они для нас. Вот и кофе поспел. Глоток, другой и «здравствуй утро». Ой, простите, вечер. В одной руке кружка, в другой листки с результатами ночных размышлений, планами, схемами, расчетами. Можно даже не пересматривать. Все на своих местах. Все стоит перед глазами, будто и не было полусуток крепкого сна. Похоже, мозги восстанавливаются после нескольких лет безделья. Можно приступать к реализации. Первые шаги намечены именно на этот вечер. Хотя время еще терпит, но затягивать не стоит. В конце всегда его, времени, не хватает. В душ, потом одеться поприличнее, в кладовую за бутылкой фирменной рябиновки и к соседу. Повезло что Нона еще в городе и не надо переписываться с ней. А вообще, в ближайшее время надо будет ограничить общение – не надо будить спящих собак.
Дверь на замок и в калитку на соседний участок. Здесь живет мой добрый знакомый, уже семь лет как рядом, с того времени как я купил этот, тогда еще брошенный домик с запущенным участком. По тем временам обошелся очень не дорого. Повезло. Богдан Казимирович уже тогда жил рядом. Со временем сдружились, даже калитку в заборе, разделяющем дворы, врезали, чтобы не обходить по улице. Сосед тогда еще активно занимался адвокатской практикой, был очень известным в области. Да и сейчас к нему не редко приезжали за консультациями. А иногда еще и мог тряхнуть стариной – взяться за интересное дело. В то время этот дом служил ему больше как дача, хотя он частенько жил здесь по несколько дней, а то и недель, когда готовился к крупным делам. Но уже лет пять, как он отошел от большой активности и поселился здесь постоянно. Годы давали о себе знать. Недавно я был у него на юбилее – семьдесят пять, красивая, значимая дата. Не смотря на разницу в возрасте, мы с ним близко сошлись, было много общих интересов – сад, рыбалка. И вообще он был очень интересным собеседником. С ним можно поговорить на любые темы и во всем, чего бы мы ни касались, он показывал глубокие знания. Намного выше, чем у простого эрудита. В общем, мне очень повезло с соседом.
- Заход, сосед, - приветствовал меня адвокат Вольский, - ты и свою фирменную, смотрю, прихватил. Похоже, ты сегодня пришел не о политике или тайнах Тибета поговорить. Садись, я сейчас что-нибудь на стол соображу.
Казимирыч засуетился и вскоре на журнальном столике, как принято, наверное, во всех семьях еще с советских времен у стены между двумя креслами, появилась нехитрая закуска, рюмки и графинчик с коньяком. Это уже фишка соседа. Когда-то он очень помог крупному бизнесмену из Армении, и тот уже много лет регулярно присылал небольшой бочонок этого чудесного напитка, который делал собственноручно, из своего винограда. И оставалось только удивляться, как он угадывал, что запасы у его спасителя подходят к концу. За все время соседства я не помню ни одного случая, когда у соседа пересыхал этот старинный графинчик, гордо занявший место рядом с принесенной мною рябиновкой.
Я достал трубку. Богдан не курил, но мне не запрещал, и даже иногда сам просил, чтобы я подымил. Ему нравился в доме запах моего любимого табака.
- Ну вот, - Вольский взялся разливать по рюмкам настойку, она была слабее коньяка, поэтому мы по старому правилу, не понижать градус, начинали с нее, - теперь можно и поговорить. Жалуйся.
- Да, я не жаловаться. Скорее посоветоваться, ну и если не откажешь, попросить помочь. На взаимовыгодных условиях.
- Эх, пся крев, - крякнул хозяин, ставя рюмку. Сам он никогда не жил в Польше, и язык почти не знал, но иногда вставлял выражения на нем. Как бы показывая свою принадлежность к этой нации, - искать выгоду для меня дело пустое. Мне уже ничего не надо. Все есть. И детей и внуков обеспечил. А самому много ли мне надо? И так все с избытком есть. А богатства с собой в могилу не возьмешь, это я уже давно понял. И не обижай меня торговлей. Я хоть и поляк по крови, но не торгаш. Выкладывай все. Что могу, посоветую. Чем могу, помогу. Мы с тобой уже сколько лет в соседях? Почти семь. Так что считай родственники. Рассказывай, с чем пришел. Вижу, что-то совсем не простое и очень неприятное.
Мы выпили еще по капле, и я начал свой рассказ. Говорил долго. Начал с истории и закончил своими думами, выводами, планами. Выложил все. И свои чувства, и мысли, и сомнения. К концу моего монолога рябиновка уже закончилась. Казимирыч помолчал несколько минут, потом налил по рюмке коньяка.
- Давай по полной. Надо мозги встряхнуть, чтобы твой роман там правильно уложился, - и когда выпили, продолжил, - Да, попал ты как кур во щи. Особо не позавидуешь. И как адвокат я тут никак не помогу. В наше время бодаться с властью – пустое дело. Слишком много стало неприкасаемых. Я еще и поэтому работать почти перестал – бывало сунешься в дело, вроде все ясно, беспроигрышное, и тут же раз и стена которую не прошибешь. И не нужны никакие законы. Только две команды сверху – «Положено» и «Не пущать».И не нужны ни тома законов и кодексов, ни годы учебы и практики, все разбивается о ту стену, на которой одна из этих команд – «Положено» или «Не пущать». Вот так-то. А то, что ты решил делать, по-моему, правильно. Это лучший выход из этого тупика. Пару советов, конечно, дам, как лучше все обставить. И с отъездом помогу, чтобы внимания не привлекать и избавиться от всего «нажитого непосильным трудом» с наибольшей выгодой. И мне действительно за помощь ничего не надо. Для меня даже удовольствие устроить «козью морду» кому-нибудь вроде твоего генерала. Ну и хорошим людям помочь не последнее удовольствие для меня. Пора уже думать о вечном, о том, с чем туда попадешь. А там судят не по богатству, скопленному в этой короткой жизни, а по делам, поступкам, совершенным тобой. Насколько ты смог сделать эту жизнь чище и светлее.
И Вольский как бы стал в обратную сторону рассказывать мой план, только уже со своими комментариями и советами.
Он согласился, что бодаться ни в коем случае нельзя. Меня собрались прикрыть по статье «развратные действия в отношении несовершеннолетнего». Она сейчас в моде. И вариант беспроигрышный – дело заводится без заявления потерпевшей, И в ста процентах случаев доходит до суда. Оправдательных приговоров не бывает. И не нужны ни улики, ни свидетели. Подвести под эту статью можно практически любого. Достаточно нескольких неосторожно брошенных слов или сообщений в сети, или любой другой мелочи. В законах нет четко обозначенного понятия, что относится к развратным действиям. Поэтому под них можно подвести очень многое. Нет, не буду наговаривать, подавляющее большинство таких дел заводятся правильно, грамотно расследуются и справедливо рассматриваются в суде. Но есть и такие, которые используются для мести, достижения каких-то темных целей, как у вас, или просто для заработка особо умными мамашами, а то и самими малолетними акселератами. Ведь с такими делами идет еще и гражданский иск на компенсацию морального вреда, и суммы там фигурируют ой какие немаленькие. В общем ты правильно сообразил не пытаться действовать по закону. Теперь твой вариант. Уехать самому, а потом твоя Нона прилетит к тебе. Как мне кажется, он самый выигрышный, но не стопроцентный. Со злости твой генерал может и во всероссийский розыск тебя объявить, с него станется. И тогда очень большая вероятность, что вас в итоге найдут, куда бы вы ни уехали. Разве что в тайгу без документов и средств связи. И то это не даст полной гарантии, вопрос только времени. Розыск снимают только тогда, когда находят преступника, а так он может висеть и много лет. Добравшись до места, тебе сразу нужно будет озаботиться способом исчезнуть вам совсем. Во всяком случае, юридически. И придется отказаться от любых контактов с родными и знакомыми. Неприятно, но так вы себя лучше обезопасите. Дальше, запас по времени у вас есть. Еще пара недель до выпускного, и там не сразу все начнется. Но, давай брать по минимуму. Две недели до окончания школы и одна на то, пока она сбежит, пока сообразят, пока оформят розыск и все разойдется по стране. В общем, берем грубо двадцать дней. Из них тебе десять на дорогу, если едешь на машине, как собрался на Дальний Восток. До этого несколько дней на продажу дома, оформление документов, сборы. Значит, у вас останется дней пять на то, чтобы исчезнуть. Машину лучше не продавать, или продать по доверенности, иначе если пройдет по базе ГАИ, то очень легко вычисляется место, где вы есть. Продажу дома могут тоже заметить, но тут я помогу, протяну время. До твоего отъезда встретитесь только один раз, чтобы договориться обо всем. Переписку понемногу продолжайте, если резко прекратите, то могут насторожиться, но чтобы в ней ни буквы, ни слова о планах. Перед отъездом купишь ей телефон и чистую симку на левый паспорт. Хотя я это и сам сделаю. Если что, то я его потерял. Но и по нему звоните по минимуму. Только по делу. Потерпите. Себе сделай то же самое. И не забывай, как только она уезжает, у вас пять дней. Все, после этого вы должны исчезнуть. Во всех этих действиях девяносто процентов паранойи, но, как говорится, параноики умирают последними. И еще, улетать ей надо из другой области. Туда хоть на чем, но лучше на такси или на частнике. А оттуда уже на самолете. Вот и все, вроде, по вашему бегству. Там, на месте, думаю, найдешь, кто вам поможет?
- Найду. Там я дома. При необходимости и в областном МВД найдем, кто поможет на какое-то время притормозить активность.
- Вот и хорошо. Теперь что тебе надо сделать до отъезда. Про встречу с твоей любовью я уже сказал. Когда она приезжает?
- Обещала завтра к обеду. И вообще, Казимирыч, какая любовь? Просто хочу девчонке помочь. Она мне как дочь, - возмутился я.
- Ну да. Ты говорил у тебя еще бабушка живая?
- Да, в прошлом году девяностолетний юбилей отметила, но еще ого-го, многие пятидесятилетние позавидуют. И живет там же куда я еду.
- Вот. Как приедешь, так и рассказывай ей сказки про отцовскую любовь. А мне не надо. Я тебя насквозь вижу и знаю о тебе даже то, о чем ты сам не догадываешься. Но ладно. Это ваше дело. Хорошо что ты до сих пор ничего себе с ней не позволял. Уважаю. Не знаю, смог бы я при таком прессинге с ее стороны. Ей уже сколько?
- Зимой восемнадцать исполнилось.
- Вот, я и говорю что мужик. Умеешь держаться. Так когда она приезжает? Завтра? Постарайся завтра и увидеться, в крайнем случае, послезавтра. И после этого все, только переписка. А я завтра прозвоню кое-кому. Меня уже несколько раз спрашивали, не собираешься ли ты дом продавать. Вот и порадую кое-кого. Рассчитаются наличными. И нотариус знакомый есть. Все оформит по-тихому, а покупатель подождет месячишко с регистрацией. Так что можешь не переживать. Еще, завтра и начинай готовиться. Из вещей бери самый минимум, и машине легче, и внимания в дороге привлекать не будешь. Деньги поснимай, если есть на счетах, для тебя сейчас безопаснее наличка. Только не все кучей, а частями в разных банкоматах. Ну, то, что с выпиской, воинским учетом заморачиваться нельзя, думаю, сам понимаешь. Все должно выглядеть так, будто ты в гости поехал. Перед отъездом сообщишь номер твоего нового телефона. Если тебя объявят в розыск, я по нему сообщу. Я вроде как не последний человек, связи старые остались. Мешать твоему врагу они не станут, им еще жить и служить, а вот информировать меня будут. Так что пока не сообщу, можешь быть спокоен. Но не затягивайте, мало ли что, я не вечный и далеко не молод, и вообще от форс-мажоров в этой жизни никто не застрахован.
- Хватит прибедняться, адвокат, хотя, это, наверное, профессиональное. Чтобы суд разжалобить. Но это не ко мне. Я не суд, а скорее наоборот.
- Ну да, похоже, а вообще, кроме смеха. Позвоню – хорошо, нет, все равно делай все по плану.
- Понял я. Так будем делать. Паранойи мне тоже не занимать.
В общем-то все было уже оговорено, но мы просидели еще долго. Домой я зашел с рассветом. Это уже становится привычкой – ложиться спать под утро. Но ближайшие дни и даже недели о каком-то режиме дня можно забыть. И на время обращать внимание только для того чтобы узнать что сейчас работает. А так, захотел спать – лег, остальное время торопиться успеть все сделать и ничего не упустить. Все у нас получится и боги нам помогут. Они любят своих детей и внуков.