21 мая 1943 года.
- Фрау оберштурмбанфюрерин – это весь материал, который может удовлетворить вашим требованиям.
Невысокий, толстый штурмбанфюрер СС стоял на вытяжку перед молодой, не смотря на высокое звание женщиной, тоже одетой в эсесовский мундир. Только у нее на рукаве, в отличии от мужчины, была другой шеврон. Серебрянный овал, в котором лезвие меча обвивала лента а по краям шла надпись на немецком , стилизованными под руны буквами. «Deutsche Ahnenerbe». Значок с точно такими же символами висел на груди.
Возможно именно эта эмблема и заставляла штурмбанфюрера стоять на вытяжку перед женщиной младше его по званию и еще протирать носовым платком каждую минуту, покрывающуюся от волнения испариной лысину. Еще одной причиной волнения могла быть телеграмма от самого Рейхсфюрера СС Гиммлера, в которой предписывалось оказать любое содействие оберштурмбанфюреру СС Герде Гедин. Тоже весьма немаловажный сигнал для того, что бы постараться исполнить все требования необычного визитера.
Остальные находившиеся в кабинете эсесовцы, тоже стояли в струнку, но особого волнения не проявляли. Они больше пожирали глазами точеную фигурку гостьи и ее очень красивое, хотя и неимоверно холодное и надменное лицо. Женщина действительно была очень красива, именно красива, а не привлекательна. Для идеологов нацизма она показалась бы идеалом женского представителя арийской расы. Русые волосы, заплетенные в толстую косу. Большие глаза, напоминавшие оттенком морской лед и нереально идеальные черты лица. Форма, явно пошитая на заказ, ловко облегала крепкую, но очень стройную, явно спортивную фигуру...
- Вы называете это материалом? – угрожающе протянула женщина и сделала пару шажков по кабинету звякнув подкованными каблучками сапог.
- Фрау оберштурмбанфюрерин, но у меня же не санаторий, – попробовал возразить начальник лагеря. – Я и так отобрал для вас самые лучшие образцы.
- Мне нужен не истощенный, здоровый материал мужского пола, в хорошей физической форме и разной расовой принадлежности. А это что? Толпа доходяг. Сколько придется потратить ресурсов для приведение их в более-менее пригодную форму? Особенно когда эти ресурсы нужны для наших солдат сражающихся на фронте с ордами восточных варваров. – Женщина не обращая внимания на собеседника брезгливо ткнула рукой в неровный строй заключенный одетых в полосатую робу и выстроенных перед домиком начальника лагеря «Дора».
Заключенные действительно представляли собой удручающее зрелище. Очень истощенные, сломленные, понуро сгорбленные, с потухшими глазами, в которых не прослеживалось ни капельки жизни. Единственным определением для их описания может служить фраза: «живые трупы». Как раз их, они больше всего и напоминали. Впрочем, один из заключенных, не смотря на болезненную худобу выглядел получше остальных; за счет строевой осанки и как не парадоксально, веселых глаз.
- Поверьте, это самый лучший материал! – опять залебезил начальник лагеря. – Они из последнего этапа и еще не успели...
- Ладно, выхода пока у меня все равно другого нет... – Немного смягчилась лицом женщина, вызвав непроизвольный вздох облегчения у начальника лагеря. – Обеспечьте погрузку на баржу. У нас охрана своя, но сопровождение до причала возьмите на себя и не забудьте приказать передать личные дела обер-лейтенанту Крюггеру . Я отмечу Рейсхфюреру, что вы со своим заданием справились...
- Чертовы яйцеголовые... – тихо пробормотал штурмбанфюрер, когда гостья вышла из кабинета. – Что бы вас вместе с вашим островом, в вашу долбаную Вальхаллу унесло...


Глава 1.

- Рудик мать твою, ты хоть представляешь где мы находимся? И какого хрена нас так кормят? – Я посмотрел на жестяную тарелку полную комковатого картофельного пюре, политого растопленным маргарином и непроизвольно застонал от голодных спазмов скрутивших желудок.
- Млядь!... – выдохнул воздух, еле справившись с болью. – Етить Гитлерюгу в печёнку. Прям на убой!
Чудеса да и только... Со вчерашнего дня, то есть со дня прибытия, работать не заставляют, не бьют, кормят три раза в день, причем с каждым разом все лучше, вернее порции больше и даже в баню сводили.
Млядь, с горячей водой и эрзац мылом! Робу новую выдали – не полосатую, а обычную черную спецовку. Не новую, но чистую. Тюфяки в камере приличные... И медосмотр, прямо как в летчики набирали, провели. Сука… витаминки два раза в день дают. В натуре витамины, я аскорбинку ни с чем не перепутаю. Сука, нутром чую, ничем хорошим это не закончится. Млядь... лучше бы остались в «Доре» – штреки* в скалах рубить. Там хоть сдохнешь нормальной смертью, без особых извращений...
- Тише Сашка... – прошипел мой сокамерник и опасливо глянул на дверь камеры. – Услышат же... Опять бить будут...
М-да... а Рудик уже давно сломался. С тех самых пор, как на него натравили трех здоровенных овчарок в Заксенхаузене*. Еле выжил парень... Да и не мудрено. Да и я сломался – но только в другую сторону. С тех самых пор, как сам попал в плен. Хотя по большому счету меня можно назвать везунчиком... Или наоборот?
Вот какого фуя группу отправили на убой? Сука, чуть ли не лучшие кадры в ОМСБОНе*.
Макет, а не установка! И не было никого в бункере! Совсем никого, млядь! Зуб, даю пустой он был и нас возле него ждали! Я же добрался туда, уже после того как все мои легли! Добрался...
Сука, везунчик долбаный... Лучше бы и я там с ними...
Оторвался от воспоминаний и потряс головой прогоняя окончательно дурные мысли.
Так... надо отожраться, а там посмотрим. Оторвал кусочек от селедочного хвоста и осторожно закинул в рот стараясь не потревожить разбитые губы. Курт, млядий сын, все-таки засадил прикладом карабина перед отправкой.
- Узедом!.. Узедом, Сашка!.. – донеслось из угла куда забился Рудик. Парень всегда старался расположится спиной к чему-то твердому и монолитному. Переклинило его на свой спине после того как собаки чуть шкуру с нее не спустили.
- Какой нафуй Узедом? Что за хрень?
- Остров в Северном море... – горячечно зашептал мой сокамерник и зачем-то прикрылся локтем. – Я слышал... Слышал, как эсесманы разговаривали...
- Остров? – невольно озадачился я.
Млядь... это меняет дело совсем. Правильно, грузили нас на баржу, потом часа три мы шли... потом выгрузка, тоже понятное дело у причала на берегу. А вот то что мы на острове я так и не понял. Везли до места в машинах...
Кормушка в двери брякнула открываясь и чей-то голос проревел на немецком языке:
- Achtung! Die Fresse zur Mauer!*(Внимание. Мордой к стене)
Это я понимаю. Мордой к стене значит. Языком вражеским я владею свободно. Спасибо Мирре Исааковне, моей учительнице в детдоме. Она мне говорила, что способный я. Бутербродами подкармливала... Дай бог ей здоровья. Да и в училище тоже постарались, хотя произношение не ставили. Не тот факультет. Но на карандаш взяли, отметили что легче всего поставить гамбургский акцент. Хотя в плену хочешь-не хочешь и китайский выучишь. Когда репетиторы уроки прикладами и плетями подкрепляют, все очень быстро учатся. Условный рефлекс на пиндюлины вырабатывается. Млядь, педагоги, в душу вас ети...
С пронзительным скрежетом отворилась дверь, затем протопали чьи-то башмаки по кафелю. Опять скрежет и жесткая команда за дверью:
- Rührt euch!* (Вольно)
Я обернулся и увидел, что вернулись сокамерники... Четверо нас в камере. Обычной крошечной тюремной камере, хотя после завшивленного барака в лагере она по комфорту мне напоминает апартаменты люкс в гостинице «Метрополь». Бывали, знаете ли...
Стены крашенные шаровой краской, покатый низкий потолок, мощная железная дверь с прорезанной кормушкой на петлях. На полу кафель и две двухъярусные шконки сваренные из массивных железных полос. Забранный в решетку неугасаемый, тусклый плафон над дверью. Да... еще умывальник и параша. Комфорт, ептыть...
- Ну что? – не утерпел Рудик.
- Дай пожрать! – со злостью буркнул на него Камиль и с лязгом запустил ложку в тарелку.
Губайдуллин Камиль. Татарин из Казани. Лейтенант танкист. С самого начала войны в плену. Аккурат, двадцать шестого июня его БТшку* сожгли. С тех пор и мыкается по лагерям. Вступать в татарский освободительный батальон отказался, хотя и крепко ненавидит Советскую власть. Десятый сын, какого-то там бая. Сам признался. Падла... В общем, мутноватый товарищ, и злющий как собака, но только за то что не стал предателем, достоин уважения. Сейчас его наверно даже мама не узнает. Обгорел сильно. Все лицо красными страшными шрамами взялось...
- Нормально Рудька. Не кипешуй. Будем жить... пока. А ну дай-ка мне мою шлемку*. – Улыбнулся Рудику невысокий кряжистый мужчина. Хотя сейчас кряжистым его можно назвать только с большим преувеличением.
Это Хацкевич Иван Иванович. Белорус. Строевая косточка до мозга костей. Старшина пограничник. Коллега по наркомату едрить... Уже мужик, сорока лет, повторивший судьбу тысяч пограничников в первые дни войны. Обороняли они свою заставу до последнего патрона, а потом оставшиеся в живых пошли в штыковую атаку с прогнозированным исходом. Хотя вот Иваныч выжил. Но повезло ему или нет, сразу не скажешь. Это для кого как.
Хацкевич мужик основательный, неторопливый в словах и движениях. И спокойный как слон. Вот и сейчас неторопливо загребает ложкой пюрешку, хотя дико голодный как и мы все.
- Тоже на медкомиссии были? – с непонятной надеждой опять поинтересовался Рудик.
Рудик... Звонковский Рудольф Валентинович. Высоченный, почти два метра, нескладный парень с длинными руками, которые он всегда не знает куда деть. Он совсем молодой – едва девятнадцать лет исполнилось. Будучи студентом мединститута, вопреки воле своих родителей, решивших вопрос с бронью, пошел добровольцем на фронт. Служил военфельдшером. Он самый свежий из нас. Всего полгода в плену. Очень начитанный, практически эрудит. И еще он еврей... но не типичный. Никто и никогда, посмотрев на этого светловолосого парня с характерными славянскими чертами лица, не заподозрит в нем семита. Не знаю как так получилось, но факт на лицо. Все вопросы к его мамаше. Кстати она, так же, как и его отец, врач.
Рудька панически боится, что его раскроют и отправят в «газенваген», но как-то пока не случилось. Он грешит по факту своей славянской внешности на еврейские погромы, в свое время прокатившиеся по Украине, но это как по мне маловероятно. Мамаша его коренная москвичка. А вот бабка действительно со Жмеринки. Рудька говорит какие-то гены. Но всем известно что это псевдонаучная хрень. Так что не иначе чудеса...
- Да, Рудик. Да... – Иваныч степенно облизал ложку и положил ее в пустую миску. Собрал со стола последние крошки хлеба и отправил в рот. – Вот и повечеряли хлопцы. День прошел и ладно.
- А какие анализы брали? – опять полез с вопросами Рудик.
- Да ты заткнешься наконец! – рыкнул на него Камиль, но живо сбавил пыл под взглядом Иваныча.
- Да откуда же нам знать Рудольф. Из вены кровь брали, из пальца и в пасть какой-то ложкой лазили. Волос по клочку остригли и ногти обрезали. И в конец, падлы, тоже забрались. Такой палочкой на конце плоской. Вот вроде и все. Чудно... – Иваныч тяжело плюхнулся на шконку и заворочался устраиваясь поудобнее.
Еще одно невиданное дело. Можешь валяться на койке хоть целый день. Не гоняют. Как же странно все...
- Ага... это на микрофлору и билирубин... – тихонечко забормотал сам себе Рудик.
Ладно пусть бормочет. Парень по ему одному понятным признакам, хочет определить что нас ждет. Зачем только? Понятно что ничего хорошего. Изменить он все равно ничего не сможет. И я не могу... пока. Но хочу. Черт, как же я хочу. И всегда хотел. С того самого момента, когда очнулся и увидел перед собой германские морды. Как наяву те события перед глазами стоят...
Линию фронта перелетели без происшествий. Старенький «Ли» тенью скользнул над самыми деревьями, набрал высоту в нужном квадрате и мы благополучно десантировались. Марш к объекту тоже никаких проблем не принес. Объект... Якобы новейшая радиолокационная станция позволяющая обнаруживать наши бомбардировщики направляющиеся к Берлину. Задача поставили: радарную станцию уничтожить, комплект документов находящихся при ней изъять...
А вот станции на месте не оказалось. Верней оказалась, но только в виде макета. И никаких документов естественно тоже. И нас там ждали. Отборные волкодавы... Вот так млять...
Запустили на территорию... предложили сдаться и потом... в общем, положили всех. Я почти ушел... но... попался. Контузило меня сильно, месяц заикался и почти глухой был. Да рожицу осколком маненько попортило. В добавок к шраму на лбу, скулу распороло качественно. Так что я теперь урод-уродом.
А потом... Потом дойчи меня подлечили немного и взяли в работу. Основательно так, с толком и расстановкой. Для начала подтянутый оберст* на отличном русском языке выложил мне почти всю мою биографию, вплоть до номеров приказов о присвоении воинских званий и награждений...

21 мая 1943 года.
- Фрау оберштурмбанфюрерин – это весь материал, который может удовлетворить вашим требованиям.
Невысокий, толстый штурмбанфюрер СС стоял на вытяжку перед молодой, не смотря на высокое звание женщиной, тоже одетой в эсесовский мундир. Только у нее на рукаве, в отличии от мужчины, была другой шеврон. Серебрянный овал, в котором лезвие меча обвивала лента а по краям шла надпись на немецком , стилизованными под руны буквами. «Deutsche Ahnenerbe». Значок с точно такими же символами висел на груди.
Возможно именно эта эмблема и заставляла штурмбанфюрера стоять на вытяжку перед женщиной младше его по званию и еще протирать носовым платком каждую минуту, покрывающуюся от волнения испариной лысину. Еще одной причиной волнения могла быть телеграмма от самого Рейхсфюрера СС Гиммлера, в которой предписывалось оказать любое содействие оберштурмбанфюреру СС Герде Гедин. Тоже весьма немаловажный сигнал для того, что бы постараться исполнить все требования необычного визитера.
Остальные находившиеся в кабинете эсесовцы, тоже стояли в струнку, но особого волнения не проявляли. Они больше пожирали глазами точеную фигурку гостьи и ее очень красивое, хотя и неимоверно холодное и надменное лицо. Женщина действительно была очень красива, именно красива, а не привлекательна. Для идеологов нацизма она показалась бы идеалом женского представителя арийской расы. Русые волосы, заплетенные в толстую косу. Большие глаза, напоминавшие оттенком морской лед и нереально идеальные черты лица. Форма, явно пошитая на заказ, ловко облегала крепкую, но очень стройную, явно спортивную фигуру...
- Вы называете это материалом? – угрожающе протянула женщина и сделала пару шажков по кабинету звякнув подкованными каблучками сапог.
- Фрау оберштурмбанфюрерин, но у меня же не санаторий, – попробовал возразить начальник лагеря. – Я и так отобрал для вас самые лучшие образцы.
- Мне нужен не истощенный, здоровый материал мужского пола, в хорошей физической форме и разной расовой принадлежности. А это что? Толпа доходяг. Сколько придется потратить ресурсов для приведение их в более-менее пригодную форму? Особенно когда эти ресурсы нужны для наших солдат сражающихся на фронте с ордами восточных варваров. – Женщина не обращая внимания на собеседника брезгливо ткнула рукой в неровный строй заключенный одетых в полосатую робу и выстроенных перед домиком начальника лагеря «Дора».
Заключенные действительно представляли собой удручающее зрелище. Очень истощенные, сломленные, понуро сгорбленные, с потухшими глазами, в которых не прослеживалось ни капельки жизни. Единственным определением для их описания может служить фраза: «живые трупы». Как раз их, они больше всего и напоминали. Впрочем, один из заключенных, не смотря на болезненную худобу выглядел получше остальных; за счет строевой осанки и как не парадоксально, веселых глаз.
- Поверьте, это самый лучший материал! – опять залебезил начальник лагеря. – Они из последнего этапа и еще не успели...
- Ладно, выхода пока у меня все равно другого нет... – Немного смягчилась лицом женщина, вызвав непроизвольный вздох облегчения у начальника лагеря. – Обеспечьте погрузку на баржу. У нас охрана своя, но сопровождение до причала возьмите на себя и не забудьте приказать передать личные дела обер-лейтенанту Крюггеру . Я отмечу Рейсхфюреру, что вы со своим заданием справились...
- Чертовы яйцеголовые... – тихо пробормотал штурмбанфюрер, когда гостья вышла из кабинета. – Что бы вас вместе с вашим островом, в вашу долбаную Вальхаллу унесло...


Глава 1.

- Рудик мать твою, ты хоть представляешь где мы находимся? И какого хрена нас так кормят? – Я посмотрел на жестяную тарелку полную комковатого картофельного пюре, политого растопленным маргарином и непроизвольно застонал от голодных спазмов скрутивших желудок.
- Млядь!... – выдохнул воздух, еле справившись с болью. – Етить Гитлерюгу в печёнку. Прям на убой!
Чудеса да и только... Со вчерашнего дня, то есть со дня прибытия, работать не заставляют, не бьют, кормят три раза в день, причем с каждым разом все лучше, вернее порции больше и даже в баню сводили.
Млядь, с горячей водой и эрзац мылом! Робу новую выдали – не полосатую, а обычную черную спецовку. Не новую, но чистую. Тюфяки в камере приличные... И медосмотр, прямо как в летчики набирали, провели. Сука… витаминки два раза в день дают. В натуре витамины, я аскорбинку ни с чем не перепутаю. Сука, нутром чую, ничем хорошим это не закончится. Млядь... лучше бы остались в «Доре» – штреки* в скалах рубить. Там хоть сдохнешь нормальной смертью, без особых извращений...
- Тише Сашка... – прошипел мой сокамерник и опасливо глянул на дверь камеры. – Услышат же... Опять бить будут...
М-да... а Рудик уже давно сломался. С тех самых пор, как на него натравили трех здоровенных овчарок в Заксенхаузене*. Еле выжил парень... Да и не мудрено. Да и я сломался – но только в другую сторону. С тех самых пор, как сам попал в плен. Хотя по большому счету меня можно назвать везунчиком... Или наоборот?
Вот какого фуя группу отправили на убой? Сука, чуть ли не лучшие кадры в ОМСБОНе*.
Макет, а не установка! И не было никого в бункере! Совсем никого, млядь! Зуб, даю пустой он был и нас возле него ждали! Я же добрался туда, уже после того как все мои легли! Добрался...
Сука, везунчик долбаный... Лучше бы и я там с ними...
Оторвался от воспоминаний и потряс головой прогоняя окончательно дурные мысли.
Так... надо отожраться, а там посмотрим. Оторвал кусочек от селедочного хвоста и осторожно закинул в рот стараясь не потревожить разбитые губы. Курт, млядий сын, все-таки засадил прикладом карабина перед отправкой.
- Узедом!.. Узедом, Сашка!.. – донеслось из угла куда забился Рудик. Парень всегда старался расположится спиной к чему-то твердому и монолитному. Переклинило его на свой спине после того как собаки чуть шкуру с нее не спустили.
- Какой нафуй Узедом? Что за хрень?
- Остров в Северном море... – горячечно зашептал мой сокамерник и зачем-то прикрылся локтем. – Я слышал... Слышал, как эсесманы разговаривали...
- Остров? – невольно озадачился я.
Млядь... это меняет дело совсем. Правильно, грузили нас на баржу, потом часа три мы шли... потом выгрузка, тоже понятное дело у причала на берегу. А вот то что мы на острове я так и не понял. Везли до места в машинах...
Кормушка в двери брякнула открываясь и чей-то голос проревел на немецком языке:
- Achtung! Die Fresse zur Mauer!*(Внимание. Мордой к стене)
Это я понимаю. Мордой к стене значит. Языком вражеским я владею свободно. Спасибо Мирре Исааковне, моей учительнице в детдоме. Она мне говорила, что способный я. Бутербродами подкармливала... Дай бог ей здоровья. Да и в училище тоже постарались, хотя произношение не ставили. Не тот факультет. Но на карандаш взяли, отметили что легче всего поставить гамбургский акцент. Хотя в плену хочешь-не хочешь и китайский выучишь. Когда репетиторы уроки прикладами и плетями подкрепляют, все очень быстро учатся. Условный рефлекс на пиндюлины вырабатывается. Млядь, педагоги, в душу вас ети...
С пронзительным скрежетом отворилась дверь, затем протопали чьи-то башмаки по кафелю. Опять скрежет и жесткая команда за дверью:
- Rührt euch!* (Вольно)
Я обернулся и увидел, что вернулись сокамерники... Четверо нас в камере. Обычной крошечной тюремной камере, хотя после завшивленного барака в лагере она по комфорту мне напоминает апартаменты люкс в гостинице «Метрополь». Бывали, знаете ли...
Стены крашенные шаровой краской, покатый низкий потолок, мощная железная дверь с прорезанной кормушкой на петлях. На полу кафель и две двухъярусные шконки сваренные из массивных железных полос. Забранный в решетку неугасаемый, тусклый плафон над дверью. Да... еще умывальник и параша. Комфорт, ептыть...
- Ну что? – не утерпел Рудик.
- Дай пожрать! – со злостью буркнул на него Камиль и с лязгом запустил ложку в тарелку.
Губайдуллин Камиль. Татарин из Казани. Лейтенант танкист. С самого начала войны в плену. Аккурат, двадцать шестого июня его БТшку* сожгли. С тех пор и мыкается по лагерям. Вступать в татарский освободительный батальон отказался, хотя и крепко ненавидит Советскую власть. Десятый сын, какого-то там бая. Сам признался. Падла... В общем, мутноватый товарищ, и злющий как собака, но только за то что не стал предателем, достоин уважения. Сейчас его наверно даже мама не узнает. Обгорел сильно. Все лицо красными страшными шрамами взялось...
- Нормально Рудька. Не кипешуй. Будем жить... пока. А ну дай-ка мне мою шлемку*. – Улыбнулся Рудику невысокий кряжистый мужчина. Хотя сейчас кряжистым его можно назвать только с большим преувеличением.
Это Хацкевич Иван Иванович. Белорус. Строевая косточка до мозга костей. Старшина пограничник. Коллега по наркомату едрить... Уже мужик, сорока лет, повторивший судьбу тысяч пограничников в первые дни войны. Обороняли они свою заставу до последнего патрона, а потом оставшиеся в живых пошли в штыковую атаку с прогнозированным исходом. Хотя вот Иваныч выжил. Но повезло ему или нет, сразу не скажешь. Это для кого как.
Хацкевич мужик основательный, неторопливый в словах и движениях. И спокойный как слон. Вот и сейчас неторопливо загребает ложкой пюрешку, хотя дико голодный как и мы все.
- Тоже на медкомиссии были? – с непонятной надеждой опять поинтересовался Рудик.
Рудик... Звонковский Рудольф Валентинович. Высоченный, почти два метра, нескладный парень с длинными руками, которые он всегда не знает куда деть. Он совсем молодой – едва девятнадцать лет исполнилось. Будучи студентом мединститута, вопреки воле своих родителей, решивших вопрос с бронью, пошел добровольцем на фронт. Служил военфельдшером. Он самый свежий из нас. Всего полгода в плену. Очень начитанный, практически эрудит. И еще он еврей... но не типичный. Никто и никогда, посмотрев на этого светловолосого парня с характерными славянскими чертами лица, не заподозрит в нем семита. Не знаю как так получилось, но факт на лицо. Все вопросы к его мамаше. Кстати она, так же, как и его отец, врач.
Рудька панически боится, что его раскроют и отправят в «газенваген», но как-то пока не случилось. Он грешит по факту своей славянской внешности на еврейские погромы, в свое время прокатившиеся по Украине, но это как по мне маловероятно. Мамаша его коренная москвичка. А вот бабка действительно со Жмеринки. Рудька говорит какие-то гены. Но всем известно что это псевдонаучная хрень. Так что не иначе чудеса...
- Да, Рудик. Да... – Иваныч степенно облизал ложку и положил ее в пустую миску. Собрал со стола последние крошки хлеба и отправил в рот. – Вот и повечеряли хлопцы. День прошел и ладно.
- А какие анализы брали? – опять полез с вопросами Рудик.
- Да ты заткнешься наконец! – рыкнул на него Камиль, но живо сбавил пыл под взглядом Иваныча.
- Да откуда же нам знать Рудольф. Из вены кровь брали, из пальца и в пасть какой-то ложкой лазили. Волос по клочку остригли и ногти обрезали. И в конец, падлы, тоже забрались. Такой палочкой на конце плоской. Вот вроде и все. Чудно... – Иваныч тяжело плюхнулся на шконку и заворочался устраиваясь поудобнее.
Еще одно невиданное дело. Можешь валяться на койке хоть целый день. Не гоняют. Как же странно все...
- Ага... это на микрофлору и билирубин... – тихонечко забормотал сам себе Рудик.
Ладно пусть бормочет. Парень по ему одному понятным признакам, хочет определить что нас ждет. Зачем только? Понятно что ничего хорошего. Изменить он все равно ничего не сможет. И я не могу... пока. Но хочу. Черт, как же я хочу. И всегда хотел. С того самого момента, когда очнулся и увидел перед собой германские морды. Как наяву те события перед глазами стоят...
Линию фронта перелетели без происшествий. Старенький «Ли» тенью скользнул над самыми деревьями, набрал высоту в нужном квадрате и мы благополучно десантировались. Марш к объекту тоже никаких проблем не принес. Объект... Якобы новейшая радиолокационная станция позволяющая обнаруживать наши бомбардировщики направляющиеся к Берлину. Задача поставили: радарную станцию уничтожить, комплект документов находящихся при ней изъять...
А вот станции на месте не оказалось. Верней оказалась, но только в виде макета. И никаких документов естественно тоже. И нас там ждали. Отборные волкодавы... Вот так млять...
Запустили на территорию... предложили сдаться и потом... в общем, положили всех. Я почти ушел... но... попался. Контузило меня сильно, месяц заикался и почти глухой был. Да рожицу осколком маненько попортило. В добавок к шраму на лбу, скулу распороло качественно. Так что я теперь урод-уродом.
А потом... Потом дойчи меня подлечили немного и взяли в работу. Основательно так, с толком и расстановкой. Для начала подтянутый оберст* на отличном русском языке выложил мне почти всю мою биографию, вплоть до номеров приказов о присвоении воинских званий и награждений...