Моя и двадцать пятая рота состоявшая из испанцев и португальцев, приняли основной удар и на себе познали свирепость швисов. Нет, мы совсем не уступали им в воинском мастерстве, даже наоборот, но такой способности к самопожертвованию все же не имели. Швисы реально бросались на пики ломающиеся под тяжестью мертвых тел. Я реально стоял по щиколотку во вражеской крови. А горы трупов, в некоторых особо горячих местах, даже превышали мой рост... А вообще у меня появилась идея! Надо выпросить у государя именной указ дарующий моим молодцам носить алые сапоги в ознаменование их подвига. Кажется в российской истории был уже такой прецедент. А чем я хуже? Стоп... опять занесло...
К тому времени, как подоспел корпус де Ромона, от наших рот осталось едва ли треть личного состава. Но без ложной скромности могу заявить – мы выстояли и не отступили. Новоиспеченный шевалье ван Брескенс дрался как тысяча горных кретьенов и лично зарубил знаменосца форхута, попутно покромсав окружавших его доппельсольднеров. Однако, в итоге все же получил алебардой по башке и теперь только мычит. Ходит, жрет, гадит, а речь у бедняги отняло...
- Вина мать вашу... кх-р-р... мля...
О, уже не мычит! Просит вина, значит явно идет на поправку. Да и что с ним сделается – черепушки у скоттов крепкие.
Так... о чем это я? Так вот... Когда ваш покорный слуга уже опять засобирался на тот свет, Карлуша Ясно Солнышко... тьфу ты... Карл Смелый, перегруппировал жандармов в один мощный отряд и ударил во фланг конфедератам. Швисы связанные свалкой с нашей пехотой, не смогли перестроиться и смешались. Жандармы прорезали их строй как раскаленный нож кусок масла и в буквальном смысле слова смешали с дерьмом. Но на этом все не закончилось. Швисы не были бы швисами, если бы так просто отступились. Вторая и третья фаланга перестроились и порубив алебардами рогатки попытались зайти к нам во фланг. Но тут подоспел корпус Жака Савойского и связал их боем, а жандармы рассеяв форхут принялись беспощадно клевать новую цель.
Но опять же, не помогло. Клятые конфедераты, все же прорвались через вагенбург и даже не знаю чем бы дело закончилось, если бы не новоиспеченный рыцарь Эдвард Бошан и мой Клаус. Данные товарищи подорвали две повозки с огневым припасом и устроили маленький филиал ада испепелив почти весь прорвавшийся швейцарский отряд. Ну и за компанию угробили половину наших ломбардских арбалетчиков и еще немного английских лучников. Ну это дело такое... бывает... Главное, оба живы, но попалило их конечно знатно. Особенно Эдварда – бритт в реальности стал похож на печеную картофелину.
В итоге, швисов мы остановили. И под покровом ночи отступили ввиду полной бесперспективности продолжения сражения, а конфедераты нас отпустили, формально приняв свою победу.
Да, вот еще. По воле случая Жак Савойский мог спокойно взять Муртен. Защитники города неслыханно воодушевились, углядев что подошла подмога, а осадный корпус ушел с позиций и организовали лихую вылазку почти всеми своими силами. Вот только не учли того, что Жак предусмотрительно оставил пять сотен жандармов в засаде. И конечно конкретно попали под раздачу. Бургунды нещадно избивая гнали их обратно в город как стадо баранов и едва ли не заскочили за герсу. Но все же остановились – сообразив, что ничего хорошего их в уличных боях не ждет.
Черт... жуткая была сеча. Даже не знаю, как сам уцелел. С нашей стороны полегло очень много достойных дворян. В том числе и Жорж де Розюмбо, с которым не миновать бы мне поединка, если бы этот благородный человек остался в живых. Вечная тебе слава кабальеро! Зараза... опять на слезу прошибает... Где там мой кубок?
- Слава кондюктору всей гвардии великой Бургундии!!! – проревел в сиську бухой сэр Джон Миддлетон и выхлебав кубок рухнул куда-то под стол.
- Слава!!! – ор бургундских вельмож заставил рухнуть целый пласт штукатурки.
Конт Филипп де Круа для пущего эффекта выпалил из пистоля целясь в каблук хозяйки борделя, а конты: де Ромон, то есть Жак Савойский и де Ла-Рош- Арденн, то есть Великий бастард Антуан, затеяли плясать что-то вроде джиги, прямо на столах.
- Братья!!! – я решительно постучал рукояткой кинжала по кубку. – Я почту за честь, принять под командование самых лихих вояк в этом мире....

- Братья!!! – я решительно постучал рукояткой кинжала по кубку. – Я почту за честь, принять под командование самых лихих вояк в этом мире. Виват!!!
Да, вот такие дела. Оливье де ла Марш, будучи в опале остался только главным метрдотелем двора, де Розюмбо на небесах пляшет с ангелами, а я сегодня получил из рук государя перевитый лазурными атласными лентами капитанский жезл и принял под командование все гвардейские подразделения бургундской армии. В том числе и бодигардов Тела. А свою роту благополучно сплавил Логану. Заслужил чертяка. Вот как-то так. Празднуем теперь, оккупировав лучший бордель в Нанси. В основном избавляемся от стресса, до чертиков натерпевшись страху на поле битвы, но и не забываем заложить за воротник по поводу новых представлений. Зараза.... только бы еще и этот бордель не спалить...
Не спалили, но оттянулись знатно. Так знатно, что я даже не помню как оказался у себя в особняке. А события вчерашнего дня пришлось воспринимать со слов тетушки Лилит. Старая цыганка с материнской заботой поутру притащила мне кастрюльку огненного бульончика и бережно потчевала с ложечки.
- Ну и зачем ты это сделал Жан? – цыганка укоризненно покачала головой.
- Что? – я подержав во рту горячий бульон и обрел возможность говорить.
- Что? – Лилит экспрессивно всплеснула руками и опять нырнула ложкой в кастрюльку. – Вот это! Себя не любишь, мозги свои не любишь, живот свой не любишь. Зачем?
- Знаешь даи* - я попробовал привстать и с удивлением обнаружил, что сие действие произвел без особых болезненных ощущений. – Знаешь, иногда хочется просто забыться и спрятаться. Вокруг бывает так страшно...

*Даи(цыг.) – мама.

Цыганка понимающе кивнула, пристально посмотрела в мои глаза и вдруг поинтересовалась:
- Я же тебе никогда не гадала сыночек?
- Нет. А ты можешь?
- Конечно. – Лилит кивнула с серьезным выражением лица. – Я же ведь немножечко чувихани*.

*Чувихани(цыг.) – ведьма.

- Ведьма? Никому не говори об этом.
- Я и не говорю... – улыбнулась Лилит и откуда-то выудила пустую серебряную мисочку и клубок шерсти утыканный множеством иголок. – Теперь закрой глаза и спокойно лежи. Я буду говорить, а ты, если захочешь, можешь спрашивать.
После потребления супчика, мое бренное тельце почувствовало себя гораздо лучше, поэтому, я спокойно откинулся на подушку и прикрыл глаза. Интересно...
Послышался звон воды и через мгновение цыганка стала говорить:
- Вай, вай, мальчик мой, ты недавно взял много жизней, но нужные так и не взял...
- Что с ними?
- Один совсем плохой, но будет жить. А второй, целехонек, хотя ты его первым должен был...
В голове родилось понимание слов цыганки. Тот, что плохой, но будет жить – это Рене, а второй, который целый – это клятый Кампобассо. Хитрый ломбардец куда-то исчез во время битвы бросив своих людей, но к концу ее, вполне нарисовался – даже умудрился засветиться перед Карлом, устроив бесполезную, показушную атаку с горсточкой своих приближенных. Вот же сука...
- Есть еще один... – голос цыганки мне показался немного встревоженным. – Но он мертвый и живой одновременно. Кто это сыночек? Расскажи мне.
- Когда-то очень давно, я убил очень плохого человека. И вот совсем недавно узнал что он живой. Или восстал из ада...
- Что он сделал сыночек?
- Он убил моего отца, а потом и мою мачеху, вместе с ее, еще не родившимся ребенком... – руки невольно сжались в кулаки.
- Ты его встретишь еще не скоро... – цыганка успокаивающе положила руку мне плечо. – Но ладно о плохом. Ничего особенного я не вижу, а то что вижу, пока тебе не надо знать.
- Многие знания – есть многие печали?
- Ты очень умный сыночек. И со временем сам во всем разберешься.

- Ты очень умный сыночек. А вообще, лучше сначала разберись со своими сердечными делами.
- Не начинай даи... – я спустил ноги с кровати, поежился от осознания необходимости заняться делами и попросил Лилит. – Помоги лучше одеться...
Из битвы я вышел абсолютно целехоньким, но все равно тело напоминало собой один сплошной синяк и теперь, особенно поутру, пока не расхожусь, некоторые телодвижения представляли собой сущие мучения.
- Вот еще... – фыркнула цыганка. – И без меня есть кому помогать.
И хлопнула пару раз в ладоши.
Дверь в спальню скрипнула, я повернулся, но вместо ожидаемых близнецов, с легким охренением, узрел восточную красавицу. Или гурию...
Впереди двух служанок нагруженных подносами застыла неимоверно красивая девушка в восточном наряде.
Длинный парчовый камзольчик стянутый кушаком на удивительно тонкой талии, длинные стройные ножки в шальварах и тапочках с загнутыми носками. Черные волосы стянуты узенькой диадемой, а нижняя часть лица прикрыта легкой газовой тканью...
- Я приветствую тебя мой господин... – молвила гурия голосом Земфиры и звякнув многочисленными браслетами на руках и ногах склонилась в поклоне.
- Ну вы тут разбирайтесь, а у меня есть чем заняться, – Лилит быстро исчезла из комнаты.
Вот те раз... Когда уезжал из Нанси, Земфира напоминала собой сущую замухрышку, причем, в крайне истощенном виде. Конечно, с намеком на симпатичность, но эта девушка... Даже не знаю что сказать... Стоп! А что имела ввиду Лилит, под словами: «... разберись со своими сердечными делами...»? М-да... опять сговор...
Служанки по знаку девушки тоже покинули спальню, а сама сирийка проворненько приблизилась и плюхнулась на колени передо мной. А потом, спрятав лицо в моих ладонях прошептала:
- Я приготовила завтрак для господина...
- Г-м... – я от чего-то смутился. – М-м-м... ну тогда корми что ли...
Мгновенно на низеньком столике возле кровати появился поднос... мама дорогая... поднос с горкой самых настоящих чебуреков, множество пиал с соусами, пахлава, еще что-то неопознанное и кофейный сервиз.
- Очень фкусно... – я с наслаждением впился в сочный, хрустящий чебурек.
- Ваша недостойная рабыня долго искала подходящего барашка, а потом три месяца заставляла его правильно откармливать... – счастливо пискнула девушка и прикрыла лицо ладошками от смущения.
- Принеси мне вон ту шкатулку, – я показал чашечкой с кофе на стол. – И если еще раз назовешь себя рабыней, я тебя... я тебя...
Что с ней сделаю, я так и не договорил. И некоторые видения появившиеся у меня в голове, тоже не озвучил. Из соображения моральности. И вообще...
- Все что угодно мой господин... – девушка мгновенно выполнила поручение и опять застыла на коленях протягивая на вытянутых руках коробочку.
- Это тебе. И твой господин желает, чтобы ты разделила с ним завтрак...
- Мне?.. – громадные, миндалевидные глаза сирийки полыхнули радостью, но потом неожиданно налились слезами. – Но, я недостойна вашей милости, господин...
- Ты достойна большего девушка... – я осторожно убрал слезы на щечках Земфиры. – Приказываю тебе больше не плакать.
- Не буду господин... – сирийка мгновенно украсила себя ожерельем и серьгами из шкатулки, мазнула губками мою руку и устроилась за столиком.
- Вот так гораздо лучше... – я откровенно любовался девушкой и лихорадочно искал выход из сложившегося положения.
Какого положения? А такого... Черт возьми, я вижу ее глаза полные искренней любви и обожания. Да и сам... зараза... А не пустить ли мне все на самотек? А, действительно, пусть случится, все, что должно случиться.
- Господин... я должна рассказать вам свою историю...
- Мне все известно... – я провел рукой по ладони девушки. – И я не осуждаю тебя.
Я действительно все знаю – Хоттабыч поделился некоторыми подробностями. Что скажешь? Нет предела человеческой подлости и глупостям совершенным во имя любви. Но это уже совсем другая история и я донесу ее до вас немного позже. Как по мне, человека, в душе которого еще осталась чуточка современной цивилизованности, ничего страшного не случилось. Все склонны ошибаться, особенно в молодости. А португальского рыцаря обманувшего девчонку и отдавшего ее в монастырь, после того как она, разобравшись, отвергла его притязания, накажет сама жизнь. Или я – буде он встретится на моем пути.
- Я не предавала свою веру... – Земфира решила прояснить еще один, очень важный для нее, момент. – Моя семья и я сама, христиане – нас еще называют маронитами*. Так что...

33 Глава.

Когда-нибудь, ученые, умудренные знаниями, мужи, от корки до корки разберут сражение при Муртене и несомненно решат, что Карл Смелый проиграл это битву. И не мудрено, трудно его назвать победителем, если бургунды потеряли только убитыми около восьми тысяч человек и всю свою наличную артиллерию. Правда, отступив в полном порядке и при развернутых знаменах. При этом, несомненно будет отмечено, что применив мудрую тактику, Карл умудрился все же сравнительно выровнять ход сражения, выбить цвет эльзасского и лотарингского рыцарства, нанести страшные потери конфедерации, очень сильно поколебав славу непобедимости швейцарской фаланги.
А я... А я что? Я ничего... Барон ван Гуттен в меру своих сил помогал своему сюзерену. Вдохновлял, поддерживал, плечом в плечу со своей ротой колол и рубил. Ну и конечно, самолично нанес тяжелое ранение герцогу Лотарингии. К несчастью... или к счастью – не смертельное.
Короче... Если без помпезности, то случилось примерно так. Потеряв практически все свою кавалерию, конфедераты сильно затормозились вынужденные постоянно перестраиваться, отражая со всех сторон лихие наскоки бургундских жандармов. Причем, в данном случае, учитывая свои прежние ошибки, никто на них не лез нахрапом, предпочитая беспокоящие уколы и строго придерживаясь лишь одной цели, задержать продвижение и при возможности смешать построение фаланги. Как вы понимаете, до конца выполнить этот план не получилось, но все же, дало время подойти корпусу Жака Савойского и еще кое-каким подкреплениям.
Метр Пелегрини оказался на высоте и положил в густые ряды противника все что смог, угробив и искалечив по крайней мере с пятьсот кантонцев. Или около того – возможно даже и больше. Крайний выстрел, он совершил самолично, выпалив из последней, уже слетевшей с лафета, серпентины. После чего, с остатками орудийной обслуги почетно отступил, резонно решив не ввязываться в рукопашную схватку.
Моя и двадцать пятая рота состоявшая из испанцев и португальцев, приняли основной удар и на себе познали свирепость швисов. Нет, мы совсем не уступали им в воинском мастерстве, даже наоборот, но такой способности к самопожертвованию все же не имели. Швисы тупо бросались на пики ломающиеся под тяжестью мертвых тел. Я реально стоял по щиколотку во вражеской крови. А горы трупов, в некоторых особо горячих местах, даже превышали мой рост... А вообще у меня появилась идея! Надо выпросить у государя именной указ дарующий право моим молодцам носить алые сапоги в ознаменование их подвига. Кажется в российской истории был уже такой прецедент. А чем я хуже? Стоп... опять занесло...
К тому времени, как подоспел корпус де Ромона, от наших рот осталось едва ли треть личного состава. Но без ложной скромности могу заявить – мы выстояли и не отступили. Новоиспеченный шевалье ван Брескенс дрался как тысяча горных кретьенов и лично зарубил знаменосца форхута, попутно покромсав окружавших его доппельсольднеров. Однако, в итоге все же получил алебардой по башке и теперь только мычит. Ходит, жрет, гадит, а речь у бедняги отняло...
- Вина мать вашу... кх-р-р... мля...
О, уже не мычит! Просит вина, значит явно идет на поправку. Да и что с ним сделается – черепушки у скоттов крепкие.
Так... о чем это я? Так вот... Когда ваш покорный слуга уже опять засобирался на тот свет, Карлуша Ясно Солнышко... тьфу ты... Карл Смелый, перегруппировал жандармов в один мощный отряд и ударил во фланг конфедератам. Швисы связанные свалкой с нашей пехотой, не смогли перестроиться и смешались. Жандармы прорезали их строй как раскаленный нож кусок масла и в буквальном смысле слова смешали с дерьмом. Но на этом все не закончилось. Швисы не были бы швисами, если бы так просто отступились. Вторая и третья фаланга перестроились и порубив алебардами рогатки попытались зайти к нам во фланг. Но тут подоспел корпус Жака Савойского и связал их боем, а жандармы рассеяв форхут принялись беспощадно клевать новую цель.
Но опять же, не помогло. Клятые конфедераты, все же прорвались через вагенбург и даже не знаю чем бы дело закончилось, если бы не новоиспеченный рыцарь Эдвард Бошан и мой Клаус. Данные товарищи подорвали две повозки с огневым припасом и устроили маленький филиал ада, испепелив почти весь прорвавшийся швейцарский отряд. Ну и за компанию угробили половину наших ломбардских арбалетчиков и еще немного английских лучников. Ну это дело такое... бывает... Главное, оба живы, но попалило их конечно знатно. Особенно Эдварда – бритт в реальности стал похож на печеную картофелину.
В итоге, швисов мы остановили. И под покровом ночи отступили ввиду полной бесперспективности продолжения сражения, а конфедераты нас отпустили, формально приняв свою победу.
Да, вот еще. По воле случая Жак Савойский мог спокойно взять Муртен. Защитники города неслыханно воодушевились, углядев подошедшую подмогу, а осадный корпус ушел с позиций и организовали лихую вылазку почти всеми своими силами. Вот только не учли того, что Жак предусмотрительно оставил пять сотен жандармов в засаде. И конечно конкретно попали под раздачу. Бургунды, нещадно избивая гнали их обратно в город как стадо баранов и едва ли не заскочили за герсу. Но все же остановились – сообразив, что ничего хорошего их в уличных боях не ждет.
Черт... жуткая была сеча. И красивая... Говорят, понимание красоты отличает нас от животных. А понимание такой красоты? Граненый, изящный в своей лаконичной завершенности, арбалетный болт, с полным музыки звоном входит в стальной нагрудник украшенный скупой чеканкой. Отсверки солнечных лучей на мече выпавшем из уже мертвой руки. Моменты просветления и понимания чего-то недоступного для нас живых, на лице когда-то могучего, полного сил воина, пронзенного бритвенно острым наконечником списы. Веер живописных кровавых брызг...
Тьфу зараза... вот это торкнуло. Нет, я не псих, просто каждая битва, каждая смерть откладывает на наших душах неизгладимые отпечатки попутно деформируя восприятие бытия. И я тому не исключение. А может действительно свихнулся и превратился в кровожадного маньяка? В общем, неважно...
Даже не знаю, как сам уцелел. С нашей стороны полегло очень много достойных дворян. В том числе и Жорж де Розюмбо, с которым мне не миновать поединка, если бы этот благородный человек остался в живых. Вечная тебе слава кабальеро! Зараза... опять на слезу прошибает... Где там мой кубок?
- Слава шефу гвардии великой Бургундии!!! – проревел в сиську бухой сэр Джон Миддлетон и выхлебав кубок рухнул куда-то под стол.
- Слава!!! – ор бургундских вельмож заставил рухнуть целый пласт штукатурки.
Конт Филипп де Круа для пущего эффекта выпалил из пистоля целясь в каблук хозяйки борделя, а конты, де Ромон, то есть Жак Савойский и де Ла-Рош- Арденн, то есть Великий бастард Антуан, затеяли плясать что-то вроде джиги прямо на столах.
- Братья!!! – я решительно постучал рукояткой кинжала по кубку. – Я почту за честь, принять под командование самых лихих вояк в этом мире. Виват!!!
Да, вот такие дела. Оливье де ла Марш, будучи в опале, остался только главным метрдотелем двора, де Розюмбо на небесах пляшет с ангелами, а я сегодня получил из рук государя перевитый лазурными атласными лентами капитанский жезл и принял под командование все гвардейские подразделения бургундской армии. В том числе и бодигардов Тела. А свою роту благополучно сплавил Логану. Заслужил чертяка. Вот как-то так. Празднуем теперь, оккупировав лучший бордель в Нанси. В основном избавляемся от стресса, до чертиков натерпевшись страху на поле битвы, поминаем павших, но и не забываем заложить за воротник по поводу новых представлений. Зараза.... только бы еще и этот бордель не спалить...
Не спалили, но оттянулись знатно. Так знатно, что я даже не помню как оказался у себя в особняке. А события вчерашнего дня пришлось воспринимать со слов тетушки Лилит. Старая цыганка с материнской заботой поутру притащила мне кастрюльку огненного бульончика и бережно потчевала с ложечки.
- Ну и зачем ты это сделал Жан? – цыганка укоризненно покачала головой.
- Что? – я подержав во рту горячий бульон и обрел возможность говорить.
- Что? – Лилит экспрессивно всплеснула руками и опять нырнула ложкой в кастрюльку. – Вот это! Себя не любишь, мозги свои не любишь, живот свой не любишь. Зачем?
- Знаешь даи* - я попробовал привстать и с удивлением обнаружил, что сие действие произвел без особых болезненных ощущений. – Знаешь, иногда хочется просто забыться и спрятаться. Вокруг бывает так страшно...

*Даи(цыг.) – мама.

Цыганка понимающе кивнула, пристально посмотрела в мои глаза и вдруг поинтересовалась:
- Я же тебе никогда не гадала сыночек?
- Нет. А ты можешь?
- Конечно. – Лилит кивнула с серьезным выражением лица. – Я же ведь немножечко чувихани*.

*Чувихани(цыг.) – ведьма.

- Ведьма? Никому не говори об этом.
- Я и не говорю... – улыбнулась Лилит и откуда-то выудила пустую серебряную мисочку и клубок шерсти утыканный множеством иголок. – Теперь закрой глаза и спокойно лежи. Я буду говорить, а ты, если захочешь, можешь спрашивать.
После потребления супчика, мое бренное тельце почувствовало себя гораздо лучше, поэтому, я спокойно откинулся на подушку и прикрыл глаза. Интересно...
Послышался звон воды и через мгновение цыганка стала говорить:
- Вай, вай, мальчик мой, ты недавно взял много жизней, но нужные так и не взял...
- Что с ними?
- Один совсем плохой, но будет жить. А второй, целехонек, хотя ты его первым должен был...
В голове родилось понимание слов цыганки. Тот, что плохой, но будет жить – это Рене, а второй, который целый – это клятый Кампобассо. Хитрый ломбардец куда-то исчез во время битвы бросив своих людей, но к концу ее, вполне нарисовался – даже умудрился засветиться перед Карлом, устроив бесполезную, показушную атаку с горсточкой своих приближенных. Вот же сука...
- Есть еще один... – голос цыганки мне показался немного встревоженным. – Но он мертвый и живой одновременно. Кто это сыночек? Расскажи мне.
- Когда-то очень давно, я убил очень плохого человека. И вот совсем недавно узнал что он живой. Или восстал из ада...
- Что он сделал сыночек?
- Он убил моего отца, а потом и мою мачеху, вместе с ее, еще не родившимся ребенком... – руки невольно сжались в кулаки.
- Ты его встретишь еще не скоро... – цыганка успокаивающе положила руку мне плечо. – Но ладно о плохом. Ничего особенного я не вижу, а то что вижу, пока тебе не надо знать.
- Многие знания – есть многие печали?
- Ты очень умный сыночек. А вообще, лучше сначала разберись со своими сердечными делами.
- Не начинай даи... – я спустил ноги с кровати, поежился от осознания необходимости заняться делами и попросил Лилит. – Помоги лучше одеться...
Из битвы, моя персона вышла абсолютно целехонькой, но все равно тело напоминало собой один сплошной синяк и теперь, особенно поутру, пока не расхожусь, некоторые телодвижения представляли собой сущие мучения.
- Вот еще... – фыркнула цыганка. – И без меня есть кому помогать.
И хлопнула пару раз в ладоши.
Дверь в спальню скрипнула, я повернулся, но вместо ожидаемых близнецов, с легким охренением, узрел восточную красавицу. Или гурию...
Впереди двух служанок нагруженных подносами застыла неимоверно красивая девушка в восточном наряде.
Длинный парчовый камзольчик стянутый кушаком на удивительно тонкой талии, длинные стройные ножки в шальварах и тапочках с загнутыми носками. Черные волосы стянуты узенькой диадемой, а нижняя часть лица прикрыта легкой газовой тканью...
- Я приветствую тебя мой господин... – молвила гурия голосом Земфиры и звякнув многочисленными браслетами на руках и ногах склонилась в поклоне.
- Ну вы тут разбирайтесь, а у меня есть чем заняться, – Лилит быстро исчезла из комнаты.
Вот те раз... Когда уезжал из Нанси, Земфира напоминала собой сущую замухрышку, причем, в крайне истощенном виде. Конечно, с намеком на симпатичность, но эта девушка... Даже не знаю что сказать... Стоп! А что имела ввиду Лилит, под словами: «... разберись со своими сердечными делами...»? М-да... опять сговор...
Служанки по знаку девушки тоже покинули спальню, а сама сирийка проворненько приблизилась и плюхнулась на колени. А потом, спрятав лицо в моих ладонях прошептала:
- Я приготовила завтрак для господина...
- Г-м... – я от чего-то смутился. – Ну... ну, тогда корми что ли...
Мгновенно на низеньком столике возле кровати появился поднос... мама дорогая... поднос с горкой самых настоящих чебуреков, множество пиал с соусами, пахлава, еще что-то неопознанное и кофейный сервиз.
- Очень фкусно... – я с наслаждением впился в сочный, хрустящий чебурек.
- Ваша недостойная рабыня долго искала подходящего барашка, а потом три месяца заставляла его правильно откармливать... – счастливо пискнула девушка и прикрыла лицо ладошками от смущения.
- Принеси мне вон ту шкатулку, – я показал чашечкой с кофе на стол. – И если еще раз назовешь себя рабыней, я тебя... я тебя...
Что с ней сделаю, я так и не договорил. И некоторые видения появившиеся у меня в голове, тоже не озвучил. Из соображения моральности. И вообще...
- Все что угодно мой господин... – девушка мгновенно выполнила поручение и опять застыла на коленях протягивая на вытянутых руках коробочку.
- Это тебе. И твой господин желает, чтобы ты разделила с ним завтрак.
- Мне?.. – громадные, миндалевидные глаза сирийки полыхнули радостью, но потом неожиданно налились слезами. – Но, я недостойна вашей милости, господин...
- Ты достойна большего девушка, – я осторожно убрал слезы на щечках Земфиры. – Приказываю тебе больше не плакать.
- Не буду господин... – сирийка мгновенно украсила себя ожерельем и серьгами из шкатулки, мазнула губками мою руку и устроилась за столиком.
- Вот так гораздо лучше, – я откровенно любовался девушкой и лихорадочно искал выход из сложившегося положения.
Какого положения? А такого... Черт возьми, я вижу ее глаза полные искренней любви и обожания. Да и сам... зараза... А не пустить ли мне все на самотек? А, действительно, пусть случится, все что должно случиться.
- Господин... я должна рассказать вам свою историю...
- Мне все известно... – я провел рукой по ладони девушки. – И я не осуждаю тебя.
Я действительно все знаю – Хоттабыч поделился некоторыми подробностями. Что скажешь? Нет предела человеческой подлости и глупостям совершенным во имя любви. Но это уже совсем другая история и я донесу ее до вас немного позже. Как по мне, человеке, в котором еще осталась чуточка современной цивилизованности, ничего страшного не случилось. Все склонны ошибаться, особенно в молодости. А португальского рыцаря обманувшего девчонку и отдавшего ее в монастырь, после того как она, разобравшись, отвергла его притязания, накажет сама жизнь. Или я – буде он встретится на моем пути.
- Я не предавала свою веру... – очевидно, Земфира решила прояснить еще один, очень важный для нее, момент. – Моя семья и я сама, христиане – нас еще называют маронитами*. Так что...
- Для меня это не имеет никакого значения девочка, – я внимательно смотрел на сирийку и никак не мог понять, как умудрился проглядеть такую красоту. – Лучше скажи мне вот что. Ты хочешь к себе домой?
- Домой? – глазки сирийки испуганно блеснули. – Господин прогоняет меня?
- Нет девочка, у меня просто есть возможность переправить тебя к родителям, на родину.
- Нет!.. – Земфира в отчаянии бросилась на пол и обняла мои колени. – Я не хочу!..
- Почему? Ты боишься гнева отца? Не стоит – насколько мне известно, твой отец просто убит горем и с радостью примет тебя.
- Мое место у ваших ног господин! – сирийка еще крепче прижалась к моим ногам. – Не прогоняйте!!! Молю вас!!!
Вот-те раз. Прям какие-то бразильские страсти...
Поспешил понять ее с ковра, прижал к себе и успокаивающе прошептал на ушко:
- Ну что ты в самом деле. Никто тебя не отправит без твоего на то согласия. Успокойся...
- Правда? – всхлипнула сирийка.
- Чистая правда. Не плачь...
Вот правда не знаю, что с ней делать. Девчонка похоже влюблена по уши. А я? А я нет. Красива, притягательна, волнует нешуточно... и не более. Хотя... ведь никто не заставляет меня ее любить. Любовь очень странная штука. Бывает она сваливается на голову как гром с неба, а бывает приходит со временем. Причем, не факт, что в первом варианте она крепче и долговечней, чем во втором. Ладно, все равно раньше чем через год, отправить сирийку домой не получится. А за год много чего может случится.
Земфира после моих обещаний, расцвела как будто ее назначили любимой женой и убежала из спальни чуть и не вприпрыжку. М-да... сущее детство.
Помогли мне одеться вовремя появившиеся близнецы. После чего, я отправился проведывать болезных соратников. Не особняк, а лазарет какой-то. С Логаном все понятно, да и нет дома скотта – как мне доложили, не вернулся еще с попойки. Про Клауса вы тоже уже знаете – немного обгорел бедняга и теперь с ног до головы обляпан жутко вонючей мазью производства Исаака. Кстати, Исаак, сам в ранге пострадавших – иудейский лепила схлопотал в бедро стрелу. И это еще не все. Хорст лишился куска уха, а Фен схлопотал по загривку алебардой и теперь ходит скрючившись как столетний старик. Ван Риис примерно целый, только потерял мизинец, а Аскенсу сломали ключицу. В общем, как говорится, зла не хватает.
И поделом идиотам. Дело в том, что эта гоп-компания некоторым образом ослушалась моего приказа и вместо того, чтобы эвакуироваться в безопасное место затаилась совсем неподалеку от места битвы. И конечно попала под раздачу, когда на нее набрел во время своей рекогносцировки, эльзасский рыцарь Освальд фон Тиерстен со своей свитой. Спасло только-то, что я отправил с ними десяток арбалетчиков. Да и свиты у рыцаря оказалось не особо много. В общем, грянула жуткая сеча, во время которой пало шесть моих стрелков, а оные ближники получили свои боевые увечья. Да, единственными не пострадавшими остались Лидка и близнецы. Но признаю, отличились обормоты. Кнехтов-копейщиков порезали-порубили-покололи, а самого Освальда фон Тиерстена общими усилиями взяли в плен. Причем оный рыцарь оказался непростым дворянским голодранцем, а целым бальи Верхнего Эльзаса и чуть ли не вторым лицом среди командования эльзасскими рыцарями. Сидит сейчас в подвале, пребывая в великом отчаянии от такой позорной конфузии и ждет выкупа. Но ничего, вроде как за ним уже выехали, так что скоро пойдет с чистой совестью на свободу.
- Что мастер Фен, спинка болит? – я вошел в комнату китайца, которую он делил с Хорстом и хлопнул несчастного по спине.
-О-у-у-у... – взвыл механикус и утирая рукавом халата покатившиеся слезы попробовал мне поклонится. Но не преуспел в оном занятии, потому что и так пребывал в скрюченном состоянии.
- И не вой, скажи спасибо, что вообще башку не срубили. Где я себе нового китайца найду? То-то же... – я ткнул кулак под нос китайцу и обратил внимания на Хорста застывшего в поклоне. – Где ухо, я спрашиваю? Погулять отошло? Лишить второго? Я могу.
- Господин!..
- Хозяин!..
- Молчать! Порешу ослушников! – я особо не гневался, но орал по настоящему – в профилактических целях. – Вот чем вы сейчас занимаетесь? Бездельничаете?
- Изучаю вопрос конкубината... – выдавил из себя Хорст. – Возможно вам скоро понадобится.
- А я перевожу по памяти, на язык франков, труд великого полководца Сунь Чжи... – страдальчески кривясь проблеял Фен.
- Поубиваю urodov!.. – пообещал я увечным ближникам и остался доволен наведенным ужасом. – Смотрите у меня!
Следующими на вздрючку планировались ван Риис с Аскенсом, но решил помиловать ветеранов и просто с ними поболтал, выспросив подробности баталии и всласть похохотав на Феном попытавшемся в прыжке, ногой, выбить фон Тиерстена из седла.
- И значится, косоглазый завизжал так истошно и как подскочит... – Аскенс взорвался хохотом и со стоном ухватился за плечо.
- Да как брякнется... – взвыл Питер потрясая забинтованной кистью . – Идиот!..
- Да ладно тебе... – толкнул его отдышавшийся Аскенс. – Палашом-то он знатно махал. Тока верещал как недорезанная хрюня...
Почтенные ветераны опять дружно заржали.
- Ладно братцы, с вами хорошо, но дела сами по себе не делаются... – я похлопал по плечам старых товарищей и собрался уходить.
- Капитан. Это... – Аскенс почтительно остановил меня. – Вы бы мальцов своих отметили как-нить. Это ж они умудрились у дойчева коня ноги подсечь. Без них даже не знаю как сладили бы...
- Отмечу непременно. Держитесь тут и особо не бухайте... – я отправился проведывать Клауса.
А открыв дверь в его комнату, застыл в недоумении...
Это мне кажется?..
Да я...
Порвать что ли их?
Да нет, тут надо разобраться...