Когда проснулся на шум в коридоре, к моему удивлению, почувствовал, что хорошо выспался, хотя было ещё совсем темно.
Наташка, уткнувшись в мою подмышку, сладко сопела, причмокивая губами.
Да…Оказия, однако. Хотела - не хотела Наташа, а трахнула меня со всей страстью неземной, как любимого мужа в первую брачную ночь. Что о ней сказать? Искренна. Страстна. И неумела. Да и откуда взять умелость, если есть устоявшаяся уже привычка, что именно её очень долго обхаживают, и ещё дольше домогаются. После обхаживания. И с благодарностью принимают от неё всё, что дают и сколько дают. Потому что Наташа очень красивая. С такой внешностью никакой «Камасутры» не надо. Как она это всё со школьной юности в своей провинции усвоила, так и живёт.
С типичным поведением проститутки в постели у неё нет ничего общего. Может она и не врала, когда в первый день заявляла мне с возмущением, что никогда не путанила. Тогда я не поверил: невозможно в бардаке жить и целочкой остаться. А эскорт, хоть и не проституция в чистом виде, но всё же близок к ней. По крайней мере, репутационно. А там уже, как фишка ляжет. Жизнь она всегда сложнее наших о ней представлений. Она большая и в ней есть место всему. Даже тому, что не придумать.
Вот вам и весь внутренний конфликт Наталии. Когда её, нет – ЕЁ, по жребию, практически насильно, не спрашивая желаний и предпочтений, безо всякого конфетно-букетного периода отношений, сорвав трусы и лифчик, обрядив в один только халат, впихнули в мой номер и наказали до утра оттуда не появляться, иначе применят санкции, она и поплыла. Потому, как совсем по-другому себе представляла развитие отношений между мужчиной и женщиной, где секс достигнутая вершина, а не начало пути, у её подножия.
Все это Наташа в перерыве между соитиями мне со всей своей искренностью и выложила.
Оказалось, что сам вопрос с перераспределением мужского ресурса в гареме подняла Галя Антоненкова во время нашего с Ингеборгой шоп-тура по Базам. И после нашего возвращения, этот бухтёж перманентно тихо тлел по кулуарам. А потом прорвало всех разом.
Если бы я только с Розой спал, то никто бы ничего и не вякнул. Сделал чувак свой выбор и сделал. Флаг ему в руку и барабан на шею. А тут в гареме образовалась привилегированная группа, пользующаяся мной, когда остальные голодают. И такой непорядок решили устранить волюнтаристскими методами. Удивительным для меня оказалось только то, что наиболее спокойной частью гарема была его мусульманско-таежная часть. У остальных девчат обладание моей тушкой выросло в вопрос статуса в коллективе.
Практически их договоренность выглядела окончательно так. Полгарема пользуют меня по составленной очереди, потом две ночи я провожу с Ингеборге и Розой. Потом радуются остатние полгарема и опять Ингеборге и Роза. Очередность была выявлена примитивным жребием, для пущей справедливости. Мое мнение никого даже не интересовало. Как и мое право на отдых.
Оба-на! Картина Репина «Приплыли».
Думай, башка, думай, а то панаму напялят, амазонки, блин. Причём не все такие неискушённые и искренние, как Наташка. Наверное, есть и мастера подлянок.
Так вот, от шума, точнее от стука, в коридоре я проснулся. Когда же он превратился в звуки возни и топтаний, не выдержал, встал и, как был в костюме Адама, выглянул в коридор. Любопытство одолело.
А там творилось сущее безобразие. Двое неизвестных тягали Сажи к лестнице, зажав лапой ей рот. Сажи усиленно сопротивлялась, пытаясь одновременно что-то мычать и кусать пальцы, сдавливающие её красивые губы.
Это мне очень не понравилось. Настолько не понравилось, что я вопреки своему обыкновения, даже не стал никого окликать, предупреждать и ругаться. Просто взял короткую лыжную палку, стоящую в номере у двери, (чего только не нашлось у запасливого школьного водителя, когда мы разгружали автобус перед ремонтом), открыл дверь, сделал два шага и воткнул эту палку острием в спину одного из напавших на Сажи. Тот кротко хрюкнул и упал. Палка осталась в нём торчать.
Второго нападавшего отоварив подъёмом стопы по яйцам, стал отрывать от Сажи, крича в открытую дверь номера.
- Наташа! Звони Борису! Мобильник на столе!
Мужичек попался в мои руки жилистый и не слабый, но к его несчастью, малого веса, потому оторвать от девчонки его удалось быстро, хоть этот гад и влепил мне, не глядя, каблуком по голой плюсне. Больно!!!
Освобожденная женщина востока, заревев, как гудок морского парохода, выдернула лыжную палку из первого налётчика, который так и валялся на полу, стала ей бить второго налетчика, которого держал я, попадая при этом по мне каждый третий раз. Нее… Ну, мать вашу так, козу горную!
Потом оказалось, что Сажи мне, наверное, жизнь спасла. Потому что била того кренделя по рукам, которыми он пытался достать пистолет. Смог бы достать – пристрел меня на хер в упор. И всё… Но это выяснилось потом, а пока два удара ему, один – мне. Бамбуковой палкой!
На сажкин рёв, как чёртик из табакерки, явился большой и страшный Борис, с топотом, грохотом и нервическим русским ором.
- Все на пол, бля! Работает ОМОН!
И с ходу пробил хорошее пенальти находнику по копчику, отчего тот в моих руках обмяк.
«Бля, цирк с конями!» - подумал я, заламывая бандиту руки. Что-то больно быстро Боря по звонку прибежал, Наташка, наверное, только-только отзвониться успела.
Потом внимательно посмотрел на Бориса и начал сползать по стенке, карябая спину и нервически хихикая, пока тот вязал налётчика поясом от халата Сажи. Боря был обут в форменные берцы, одет в красные трусы-боксёры и ремень с кобурой и мобильником, накинутый на плечо на манер берендейки. Форма «ноль» - трусы в скатку!
Картина маслом. Глухая ночь. Экономный ночной светильник. Гостиничный коридор. В нём я - абсолютно голый. Сажи в халатике, распахнутом торчащими сосками, открывая нашему взору православный крестик между холмами грудей, плоский живот и красивое место схождения ног, покрытое курчавым волосом. Боря в неглиже. И пара поверженных дуболомов под нашими ногами.
Посмотрели мы друг на друга и заржали, как кони.
Потом Боря профессионально обшмонал находников, отложив к стене два пистолета «Глок-17», два запасных магазина и маленький пистолетик из кобуры на щиколотке пронзённого бамбуком. В ту же кучу полетели два бумажника, никелированные наручники, связка ключей и охотничий манок, в качестве брелока.
Связанному локтями за спиной бандиту, его же наручниками зафиксировали ноги. При этом Сажи умудрилась голой пяткой расквасить ему нос, отправив в нокаут. Сломала, наерное…
Под другим кренделем, которого я пырнул лыжной палкой, растеклась приличная лужа черной крови.
Боря приложил два пальца к его сонной артерии.
Я вопросительно посмотрел на него.
Сержант отрицательно покачал головой.
- Труп. Ты ему печень пробил.
Встал, отцепил мобильник и стал по нему вызывать патруль.
В это время на лестнице послышался скрип обуви на деревянных ступеньках.
Боря кивнул мне на кучу пистолетов и показал рукой хватательное движение, не переставая общаться с дежурным.
Я быстро подхватил в правую руку «Глок», а в левую запасной магазин, и переместился к выходу на лестницу, где неожиданно, лицом к лицу, столкнулся с ещё одним поздним посетителем, который держал наготове большой черный пистолет. Между прочим, нацеленный мне в низ живота.
У меня яйца скукожились и попытались залезть внутрь организма под лобковую кость.
«Ну, вот и всё…» - пролетело под черепной коробкой, потому как своё оружие я даже не снял с предохранителя.
Рядом распахнулась дверь, и грохнул выстрел, отзываясь звоном в ушах.
Череп бандита с правой стороны вмиг разлетелся на куски, как от внутреннего взрыва, обильно орошая стену кровью и мозгом. В воздухе вспухло облачко кровяной пыли. Бандит, имея полголовы, на удивление, крепко стоял на ногах, как бы ещё раздумывая о смысле бытия. Потом разом рухнул, выронив большой тяжелый пистолет на мою многострадальную ногу и так уже отдавленную.
В проёме открытой двери на пределе ультразвука визжала Ингеборге, заваливаясь на дверной косяк. На полу дымился одним стволом её маленький ювелирный деринжер, подаренный Кин-Конгом Рональдом на американской Базе. Одета Инга была в свои роскошные волосы и чёрные трусики в мелкий цветочек, из-под которых по её красивой ноге стекала желтая струйка.
Я кинулся, желая успеть подхватить девушку, которая на грани обморока грозилась упасть на пол. Подхватил подмышки, удержал.
Поцеловал, хрипло приговаривая.
- Я твой должник, любимая.
Но она меня, кажется, не слышала. Радужной оболочки в глазах практически не было видно – один большой зрачок.
- Убери пестик подальше, - крикнул Борис, - Щас патруль примчится.
- Не видишь – руки заняты, - рыкнул ему, не оборачиваюсь, так как руки мои удерживали девушку, а губы мои скользило по глазам Ингеборге, пытаясь унять её шок.
- Всё хорошо, родная, всё уже кончилось, - приговаривал я, встряхивая её крупную тушку и пытаясь увести в сторону кровати.
На соседней койке сидела в позе лотоса Антонекова, глядя на меня широко распахнутыми глазами, и, казалось, тоже сейчас завоет, как волчица на Луну.
- Что сидишь, - крикнул я ей, - Помогай, давай.
- Давай или помогай, – переспросила она совершенно спокойным голосом.
- Нашла время для шуток, - прошипел я, - Подхватывай. Быстро!
Положив с помощью Гали Ингеборге на кровать, я вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Борис стоял рядом с Сажи в позе буквы Зю, пытаясь засунуть ингин деринжер за голенище плотно зашнурованного берца.
А по лестнице уже грохотало несколько пар тяжелых ботинок.
Фууууу… Успели.
- Всем стать на колени, бросить оружие и сложить руки за голову! – раздалась резкая команда безапелляционным голосом. По-английски.
Мы все трое, оставшихся в коридоре, моментально подчинились приказу.
Нас окружили патрульные, надевая пластиковые наручники.
- Борис, а ты тут какими судьбами? – удивленно воскликнул капрал, делая в его имени ударение на первый слог.
Борис поморщился.

Когда проснулся на шум в коридоре, к моему удивлению, почувствовал, что хорошо выспался, хотя было ещё совсем темно.
Наташка, уткнувшись в мою подмышку, сладко сопела, причмокивая губами.
Да…Оказия, однако. Хотела - не хотела Наташа, а трахнула меня со всей страстью неземной, как любимого мужа в первую брачную ночь. Что о ней сказать? Искренна. Страстна. И неумела. Да и откуда взять умелость, если есть устоявшаяся уже привычка, что именно её очень долго обхаживают.
И ещё дольше домогаются.
После обхаживания.
И с благодарностью принимают от неё всё, что дают и сколько дают.
Потому что Наташа очень красивая. С такой внешностью никакой «Камасутры» не надо. Как она это всё со школьной юности в своей провинции усвоила, так и живёт.
С типичным поведением проститутки в постели у неё нет ничего общего. Может она и не врала, когда в первый день заявляла мне с возмущением, что никогда не путанила. Тогда я не поверил: невозможно в бардаке жить и целочкой остаться. А эскорт, хоть и не проституция в чистом виде, но всё же близок к ней. По крайней мере, репутационно. А там уже, как фишка ляжет. Жизнь она всегда сложнее наших о ней представлений. Она большая и в ней есть место всему. Даже тому, что не придумать.
Вот вам и весь внутренний конфликт Наталии. Когда её, нет – ЕЁ, по жребию, практически насильно, не спрашивая желаний и предпочтений, безо всякого конфетно-букетного периода отношений, сорвав трусы и лифчик, обрядив в один только халат, впихнули в мой номер и наказали до утра оттуда не появляться, иначе применят санкции, она и поплыла. Потому, как совсем по-другому себе представляла развитие отношений между мужчиной и женщиной, где секс достигнутая вершина, а не начало пути, у её подножия.
Все это Наташа в перерыве между соитиями мне со всей своей искренностью и выложила.
Оказалось, что сам вопрос с перераспределением мужского ресурса в гареме подняла Галя Антоненкова во время нашего с Ингеборгой шоп-тура по Базам. И после нашего возвращения, этот бухтёж перманентно тихо тлел по кулуарам. А потом прорвало всех разом.
Если бы я только с Розой спал, то никто бы ничего и не вякнул. Сделал чувак свой выбор и сделал. Флаг ему в руку и барабан на шею. А тут в гареме образовалась привилегированная группа, пользующаяся мной, когда остальные голодают. И такой непорядок решили устранить волюнтаристскими методами. Удивительным для меня оказалось только то, что наиболее спокойной частью гарема была его мусульманско-таежная часть. У остальных девчат обладание моей тушкой выросло в вопрос статуса в коллективе.
Практически их договоренность выглядела окончательно так. Полгарема пользуют меня по составленной очереди, потом две ночи я провожу с Ингеборге и Розой. Потом радуются остатние полгарема и опять Ингеборге и Роза. Очередность была выявлена примитивным жребием, для пущей справедливости. Мое мнение никого даже не интересовало. Как и мое право на отдых. Оба-на! Картина Репина «Приплыли».
Думай, башка, думай, а то панаму напялят, амазонки, блин. Причём не все такие неискушённые и искренние, как Наташка. Наверное, есть и мастера подлянок.
Так вот, от шума, точнее от стука, в коридоре я проснулся. Когда же он превратился в звуки возни и топтаний, не выдержал, встал и, как был в костюме Адама, выглянул в коридор. Любопытство одолело.
А там творилось сущее безобразие. Двое неизвестных мужиков тягали Сажи к лестнице, зажав лапой ей рот. Сажи усиленно сопротивлялась, пытаясь одновременно что-то мычать и кусать пальцы, сдавливающие её красивые губы.
Это мне очень не понравилось. Настолько не понравилось, что я вопреки своему обыкновения, даже не стал никого окликать, предупреждать и ругаться. Просто взял короткую лыжную палку, стоящую в номере у двери, (чего только не нашлось у запасливого школьного водителя, когда мы разгружали автобус перед ремонтом), открыл дверь, сделал два шага и воткнул эту палку острием в бок одного из напавших на Сажи. Тот кротко хрюкнул и упал. Палка осталась в нём торчать.
Второго нападавшего попытался отоварить подъёмом стопы по яйцам, но в этом не преуспел, попав ему только по внутренней стороне бедра, и, пожалев босые ноги, стал отрывать его от Сажи руками, крича в открытую дверь номера.
- Наташа! Звони Борису! Мобильник на столе!
Мужичек попался в мои руки жилистый и не слабый, но к его несчастью, малого веса, потому оторвать от девчонки его удалось быстро, хоть этот гад и влепил мне, не глядя, каблуком по голой плюсне.
Больно!!!
Освобожденная женщина востока, заревев, как гудок морского парохода, выдернула лыжную палку из первого налётчика, который так и валялся на полу, стала ей бить второго налетчика, которого держал я, попадая при этом по мне каждый третий раз. Нее… Ну, мать вашу так, козу горную!
Потом оказалось, что Сажи мне, наверное, жизнь спасла. Потому что била того кренделя по рукам, которыми он пытался достать пистолет. Смог бы достать – пристрел меня на хер в упор. И всё… Но это выяснилось потом, а пока два удара ему, один – мне. Бамбуковой палкой!
На сажкин рёв, как чёртик из табакерки, явился большой и страшный Борис, с топотом, грохотом и нервическим русским ором.
- Все на пол, бля! Работает ОМОН!
«Цирк с конями!» - подумал я, удерживая выворачивающегося бандита и заламывая ему руки за голову, - «Что-то больно быстро Боря по звонку прибежал, Наташка, наверное, только-только отзвониться успела».
Борис с ходу пробил хорошее пенальти находнику по копчику, отчего тот в моих руках сразу обмяк.
Потом, мимоходом содрав с Сажи пояс, он стал им вязать бандиту руки.
Внимательно посмотрев на Бориса, я начал сползать по стенке, карябая спину и нервически хихикая. Он был обут в форменные берцы, одет в красные трусы-боксёры и ремень с кобурой и мобильником, накинутым на плечо на манер берендейки. Форма «ноль» - трусы в скатку!
Картина маслом.
Глухая ночь.
Экономный ночной светильник.
Гостиничный коридор.
В нём я - абсолютно голый.
Сажи в халатике, распахнутом торчащими сосками, открывая нашему взору православный крестик между холмами грудей, плоский живот и красивое место схождения ног, покрытое курчавым каштановым волосом.
Боря в омоновском неглиже.
И пара поверженных дуболомов под нашими ногами.
Посмотрели мы друг на друга и заржали, как кони. Точно – цирк!
Потом Боря профессионально обшмонал находников, отложив к стене два пистолета «Глок-17», два запасных магазина к ним, маленький пистолетик из кобуры, найденной на щиколотке пронзённого бамбуком. В ту же кучу полетели складная наваха, два бумажника, никелированные наручники, нехилый кастет, связка ключей и охотничий манок на них, в качестве брелока.
Связанному локтями за спиной полуживому бандиту, его же наручниками зафиксировали ноги. По ходу этого действия Сажи умудрилась голой пяткой расквасить тому нос, отправив в нокаут.
Под другим кренделем, которого я пырнул лыжной палкой, растеклась приличная лужа черной крови.
Боря приложил два пальца к его сонной артерии.
Я вопросительно посмотрел на него.
Сержант отрицательно покачал головой.
- Труп. Ты ему печень пробил.
Встал, отцепил мобильник и стал по нему вызывать патруль.
В это время на лестнице послышался скрип обуви на деревянных ступеньках.
Боря кивнул мне на кучу пистолетов и показал рукой хватательное движение, не переставая вполголоса общаться с дежурным.
Я быстро подхватил в правую руку «Глок», а в левую запасной магазин, и переместился к выходу на лестницу, где неожиданно, лицом к лицу, столкнулся с ещё одним поздним посетителем, который держал наготове большой черный пистолет. Нацеленный в мой живот!
У меня яйца скукожились и попытались залезть внутрь организма под лобковую кость.
«Ну, вот и всё…» - пролетело под черепной коробкой, потому как своё оружие я даже не удосужился проверить на наличие патрона в стволе.
Вдруг рядом распахнулась дверь, и грохнул выстрел, отзываясь гулким звоном в ушах.
Череп бандита с правой стороны от глаза до уха вмиг разлетелся на куски, как от внутреннего взрыва, обильно орошая стену кровью и мозгом. В воздухе вспухло облачко кровяной пыли. Бандит, даже без части головы, на удивление, крепко стоял на ногах, как бы ещё раздумывая о смысле бытия. Потом разом рухнул, выронив большой тяжелый пистолет на мою многострадальную ногу и так уже отдавленную.
Напротив лестницы, в проёме открытой двери, стояла Ингеборге с распущенными волосами и в чёрных трусиках в мелкий цветочек. В её руке дымился верхним стволом маленький ювелирный деринжер, подаренный ей Кин-Конгом Рональдом на американской Базе. Грудь часто вздымалась. Глаза горели. Валькирия!
- Убери пестик подальше, - крикнул ей Борис, - Щас патруль примчится.
Я шагнул к Ингеборге, страстно поцеловал её в губы и хрипло прошептал.
- Я твой должник, любимая.
Ингеборге ответила на мой поцелуй, но меня, кажется, не расслышала. Радужной оболочки в глазах практически не было видно – один большой зрачок. Как только мои руки её обняли, так сразу она обмякла и повисла на них.
Деринжер со стуком упал на пол. Вслед за ним последовал «глок».
- Всё хорошо, родная, всё уже кончилось, - приговаривал, встряхивая её крупную тушку и пытаясь увести в сторону кровати. Но это было тяжело. Инга была, как не на своих ногах.
На соседней койке в номере сидела в позе лотоса Антоненкова, глядя на меня широко распахнутыми глазами, и, казалось, сейчас завоет, как волчица на Луну.
- Что сидишь, - крикнул я ей, - Помогай, давай.
- Давай или помогай, – переспросила она совершенно спокойным голосом. Даже слегка кокетливым.
- Нашла время для шуток, - прошипел я, - Быстро!
Положив с помощью Гали Ингеборге на кровать, я вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
В коридоре Борис стоял рядом с Сажи в позе буквы Зю, пытаясь засунуть ингин деринжер за голенище плотно зашнурованного берца. «Глок», который был у меня, вновь лежал в куче трофеев.
А по лестнице уже уверенно грохотало несколько пар тяжелых ботинок.
Фууууу… Успели.
- Всем стать на колени, бросить оружие и сложить руки за голову! – раздалась резкая команда безапелляционным голосом. По-английски.
Мы трое, оставшиеся в коридоре, моментально подчинились приказу.
Нас окружили патрульные, надевая пластиковые наручники.
- Борис, а ты тут какими судьбами? – удивленно воскликнул капрал, делая в его имени ударение на первый слог.
Борис поморщился.

Наконец-то закончились эти нудные два с половиной часа всякой мутотени с допросами и следственным экспериментом. Вымотался не по-детски.
Патрульные, дежурно поблагодарив за сотрудничество, отбыли восвояси, грохоча тяжёлыми ботиками по деревянной лестнице, захватив с собой трупы и пленного.
В моем номере остался только Ной, прижимающий к своему затылку полотенце со льдом.
- И как так могло случиться, Ной? – спросил его «с наездом».
Ной, которого патрульные нашли за стойкой портье связанным по рукам и ногам с кляпом во рту, наверное, всё ещё не пришел в себя, поэтому только пожал плечами, скорчив страдальческую рожу.
- Иди тогда отсюда. Толку от тебя сейчас, как с козла молока, - отпустил я его.
И тот с видимым удовольствием побрел к себе на первый этаж.
- Стой! - крикнул я ему в спину, - Виски принеси. Бутылку!
А сам прошел в номер, напротив лестницы.
Ингеборге спала, свернувшись под одеялом в позе эмбриона. Галя сидела рядом на стуле, держась руками за виски, уперев локти в колени.
Я подошел, поглядел на Ингу, и успокоился. Эту отпаивать было не нужно. Сон самое лучшее лекарство. Не удержался, наклонился и поцеловал в висок свою спасительницу.
Повернулся и погладил Галю по волосам.
- Как она? – спросил, кивая на Ингеборге.
Галя встрепенусь, резко обняла меня за бедра, и, прижавшись щекой к моей рубашке, сказала дрожащим голосом.
- Жорик, когда это всё кончиться?
А об Ингеборге ни с полслова. Ладно, сам вижу, вроде ничего страшного.
Продолжая гладить Галю по голове, лишь печально вздохнул.
- Боюсь, что ЭТО только началось. Зря, что ли, тебя учат стрелять из пулемёта?
Притопал Ной, крича в коридоре.
- Джордж, твой заказ.
- Поставь там, в моём номере, и не шуми, народ только только-только улёгся, - шикнул ему в открытую дверь, продолжая гладить Галю по волосам.
Галя подняла лицо, глядя мне в глаза.
Я наклонился и поцеловал её. Губы её были холодные и «резиновые».
- Останься со мной, - попросила она.
- Не могу. У меня серьезный разговор с Борисом. А с тобой я и так останусь… Только порядке очереди, - метнул я в неё парфянскую стрелу, - Сама же на ней настояла.
- Уже знаешь?
- А то!
Галя отвела глаза.
- Если хочешь, Галка, я вискарика тебе сейчас накапаю. Капель четыреста.
- Хочу, - встрепенулась она.
- Бери стакан, пошли со мной.
Мы выдвинулись к моему номеру. По дороге я постучал в соседнюю комнату. Раньше её занимали Штирлиц с Бандерой, а теперь там был склад имущества, которое нам влом было держать в жилых помещениях. Ныне в ней томился Борис.
Сержант моментально открыл дверь, уставившись на меня с Галей.
- Пошли вискарь трескать, - сказал я ему, - Нам, вроде, как наркомовская норма положена.
- Это мы завсегда, и с превеликим удовольствием, - встрепенулся Борис, запирая номер на ключ.
В моем номере на столе уже стоял живописный натюрморт: штоф «Одинокой звезды», лёдница и три стакана. Интересно, Ной всегда и всем по три стакана приносит, невзирая на численность населения?
- Ну, за удачу, - сказал Борис, наливая всем по соточке.
- Удача нужна дуракам, - ответил я, - Пьем за победу! За победу, как в случае удачи, так и в случае неудачи. Тем более, что нас устраивает только победа. Одна на всех.
- За вас, мальчики, за ваш рыцарский поступок по защите прекрасных дам, - прибавила Галя, торжественно улыбаясь.
- Тогда сюда, пожалуйста, - Борис постучал указательным пальцем в свою щёку.
На что Антоненкова не преминула поцеловать его в указанное место. С её ростом Боре не пришлось даже наклоняться. А потом поцеловать и меня, но уже в губы. Сладко.
Выпили.
Налили ещё.
И ещё выпили. Уже молча.
И только сейчас отпустило.
Расслабило.
Сделало добрым. Что совсем не ко времени.
- Галка, - сказал, гладя её по спине кончиками пальцев, слегка нажимая ногтями, на что она отзывалась под халатом лопатками, как породистая кошка, - Вали досыпать, а то у меня с Борей тут ещё разговор чисто мужской остался, обязательный, а поспать тоже хочется.
Когда Антоненкова ушла, я запер номер на ключ и подсел к столу.
- Наливай, что сидим? – это я уже Борису попенял.
Накатили ещё по песярику.
- А теперь, Боря, колись. С кем ночевал?
- Жор, а какой твой разница?
- Большой. Гладишь свою лысую голову и чувствуешь под рукой, что она чистая, а на самом деле ты уже рогат, как сохатый.
- Так это факт только твоей биографии. Других не касается, - настаивал сержант, ухмыляясь.
- Зайдем тогда, Боря, с другой стороны. Тебя я всегда понять могу, хоть ты и укусил кормящую руку, теперь пойми и ты меня. У меня тут семья, гарем, если хочешь. Допустить измены хоть одной жены я не вправе, иначе слетает вся дисциплина, и коллектив жен пойдет вразнос. И так я их держу из последних сил очень сложной системой сдержек и противовесов. С кем ты сегодня спал, завтра утром будет знать весь гарем, а, значит, и я. И первым, КРАЙНЕ НЕОБХОДИМЫМ, моим действием будет с этой женой немедленный развод. При всех.
- ??? – смотрел на меня Борис непонимающим взглядом.
- Очень просто. Сказал три раза «талах» и всё. И девочка пошла гулять одна, на свой страх и риск. И, как бы мне не хотелось обратного, в автобус я её больше не возьму. Сняв с себя всякую ответственность за неё. Остается она в Порто-Франко. Твои действия?
- А какие могут быть мои действия? – удивился Борис.
- Ну да, наше дело не рожать, сунул-вынул и бежать. Знакомо.
- Причем тут это? Всё было по согласию.
- Ну, раз по согласию, то я спокоен. С этой минуты за нее ответственность лежит на тебе. А я даю развод.
- Каким образом? – встрепенулся сержант.
- Ну, не знаю, как тут у вас принято, но придётся тебе жениться на ней.
- В моих планах такого не было, - сказал Боря жестко.
- А в моих планах было довезти всех девчат до русских земель без потерь. А теперь девочка остается тут один на один с бандитами. По твоей вине, между прочим. Вот так вот. Выбор твой и ответственность твоя. Я же жестко повязан категорическим императивом. Целое важнее частного. До утра тебе подумать. А теперь разливай остаток и рассказывай, как всё было тут на самом деле с бандитами, а то меня только допрашивали, но ни во что не посвящали.