Глава 1 Хулиганы и наркоманы.
Чертова бессонница. Федор Ефимович потер сухими ладонями опухшие глаза. Ночь была тяжелой.
Изначально совсем наоборот, ночь обещала быть просто волшебной, он начал дремать прямо в кресле под меланхоличное бормотание старого телевизора. Мягкое покрывало теплой дремоты наползало на него неспешно, заволакивая собой звуки, свет и запах подгоревшего ужина, доносившийся с лестничной клетки. Но уснуть у него так и не получилось. Не в меру страстная молодая пара, снимавшая квартиру прямо над его малогабариткой, опять завела свою порнографию с визгами, воплями и ритмичным битьем спинкой кровати в стену.
Уснуть у него так и не получилось. Ему не помогли ни теплое молоко, ни прогулка, ни счет овец и мытье полов, которое он терпеть не мог из-за больных коленей. Но блаженный сон, который вспугнули бесстыжие соседи, пугливо убежал и не возвращался ну никак. Старик сдался уже во втором часу. Вытащив из ящика прикроватной тумбочки заветную продолговатую капсулу, он проглотил ее, не запивая. Тяжелый дурманящий сон сорвало в пять часов утра нудным дребезжанием старого механического будильника.
Старик сел на кровати, скривившись от боли в коленях. Весна мать ее. Измученные суставы особенно беспокоили в сырую погоду.
А вот день, совершенно предсказуемо, должен быть тяжелым. После приступа бессонницы он всегда чувствовал себя старым, больным и разбитым, тогда у него все не клеилось и валилось из рук. Да еще химия эта. Приняв снотворное, нужно было спать часов шесть, а то и восемь. Ох, и даст ему сегодня жизни еще и химия эта поганая, теперь целый день с чугунной головой ходить.
Трое прошедших суток были наполнены скучной маятой перед телевизором и старательным созиданием очередного альбома для потомков. Увидят ли они их? Смогут ли оценить ту трепетную любовь, которую он вложил в эти альбомы? Сможет ли понять и простить его дочка? Фотографии, письма, вырезки из газет и журналов, записи от руки, старые театральные и киношные билеты, высохшие цветы и прочие дорогие сердцу мелочи наполняли альбом постепенно, как зреющее яблоко наливается румянцем. Вчера он целый день с помощью карандаша, фломастеров и линейки рисовал без устали генеалогическое древо их семьи.
Сегодня нужно было заступать на смену. Не выспавшемуся выходить на сутки было тяжело, но в работе он находил ту спасительную отдушину, лекарство от одиночества. По большему счету он был безразличен, проходящим мимо него людям, но уж лучше так, чем в четырех стенах сидеть. Он работал охранником уже пятый год. Заработок был безобразно маленький, но дома в одиночестве он просто не находил себе места. Его должность только называлась охранником, на самом деле он был обычным консьержем в новом высоченном красивом доме на соседней улице. Пожалуй, вся его работа сводилась к торчанию за широченным столом с пятью мониторами и телефоном на своем посту. Пост располагался в стеклянном аквариуме между лифтовым холлом и вестибюлем под странным названием «лобби» на первом этаже подъезда. Да! И еще ему нужно было качать головой, когда с ним здороваются. Все остальное было даже не работой, а спасением от, набившей оскомину, рутины. Иногда он придерживал двери, когда заносили что-то крупное. Периодически работу разнообразила всякая приятная мелочевка. У него оставляли ключи, записки, коробки, сумки, просили проследить за детьми, во сколько они возвращаются из школы, наполнить о том и о сем, а также множество других мелких поручений, которые делали его причастным к жизни людей, населявших большой дом.
Раньше они менялись в семь утра, но месяц назад график сдвинули, и теперь он должен был заступать на смену в шесть утра. Кого-то это устраивало, кого-то - нет, старику этот было безразлично. Да и причиной таких фатальных изменений он совершенно не интересовался.
Он померил давление, сделал зарядку, умылся, позавтракал, а потом приступил к стандартному ритуалу сборов на работу. Он долго собирал себе еду, тщательно ее упаковывал и укладывал в старый, видавший виды, портфель, полировал начищенные ботинки, придирчиво осматривал, отглаженную с вечера форму. Потом укладывал в портфель, завернутые в газету тапочки, старое застиранное полотенце, заветный мешочек с лекарствами и прочий мелкий скарб, который брал с собой на смену.
Вышел он, как обычно, за двадцать минут до начала смены. Склизкая весенняя погода его не радовала, и он пошел напрямую через дворы, а не через сквер.
Сменщик встретил его без обычной тупой шутки: «А чего тебе тут надова, Ефимыч?». Значит у пузатого Пети какие-то неприятности, он, когда не шутит, значит у него какие-то нелады в жизни. Наверное, опять с женой поругался или сын пришел домой пьяный в стельку. Старик из вежливости поинтересовался у Пети как его дела, и, услышав в ответ очередной многоэтажный пассаж, где упоминалась Петина жена, сразу успокоился.
Они расписались в журналах, предали ключи и карточки, и Федор Ефимович занял боевой пост за столом напротив большого раздвижного окна. Передача смены прошла как обычно. На мониторах бегали черно-белые фигурки, по кабельному он вполглаза смотрел какую-то скучную передачу про ловлю жемчуга в каком-то южном море, а потом про природу Антарктиды. Ему было все равно, что смотреть. Не любил он только новости. Стариковское сердце всегда сжималось, когда он слышал всякие неприятности про спад в экономике, катастрофы, гибель людей, грядущий конец света. Возраст, наверное.
практически сразу он заметил некоторые странности, выбивающиеся из ритма стандартной как бой курантов смены.
Старик условно делил проходящие потоки жильцов на несколько групп. Сначала уходила первая смена - жаворонки. Это он так назвал тех жильцов и их ненаглядных чад, которые проходили мимо него с семи до половины девятого, поток практически затихал к девяти. Потом до одиннадцати было затишье с редкими проплывающими за стеклом фигурами. А затем где-то без четверти одиннадцать выходила вторая смена жильцов - утки. Ее на такой уж значительный поток иссякал уже в половине одиннадцатого, а в полдень сходил на нет.
И так далее. Люди уходили и приходили.
А вот сегодня поток первой смены был многочисленным и рваным. Люди почти в равном количестве и приходили и уходили! Такой хаос в людском движении перед его окном комкал обычный ритм. А перемены старик не любил. Жизнь научила не ждать от них ничего хорошего.
«Эх, как бы давление не скакануло.» - меланхолично подумал он.
Вторым, пачкавшим день, пятном были подростки. Они странноватой стайкой кучковались около второго входа в его подъезд. Так бы их тут не оказалось, но нерадивые строители демонтировали почти всю ограду вокруг жилого комплекса и по-советски неторопливо стали заливать могучий фундамент под новый забор. Судя по размеру и форме фундамента, на нем должна была быть возведена высоченная крепостная стена с бастионами, капонирами, казематами и редутами.
Появление маргинальной компании лежало на совести внешней охраны - все-таки это их упущение. Вообще-то сейчас подростки толкались совсем рядом с выездом из подземного паркинга.
Подростки были какие-то совсем уж отвратительные – в грязной рваной одежде, с отвратительными большими пятнами. Да и двигались они совсем уж странно – волочили ноги, вытягивали руки, качались, падали, запнувшись за низенькие клумбы. Их можно было принять за очень пьяных, но даже для набухавшихся алкашей это было слишком.
- Лимита поганая, понаплодили наркоманов, житья теперь совсем нет, - заворчал в полголоса старик, стравливая закипающую злобу.
Дед поставил настольный календарь так, чтобы тот закрывал не цветную картинку на крайнем мониторе. Пусть с этими отбросами разбираются охранники из подземной парковки или от ворот пусть придут.
- Пусть эти лбы здоровенные хоть разок зады свои от кресел оторвут. А то понаели морды бегемотские, хоть в плуг запрягай, а толку от них как от пугала огородного. С виду только страшные, - бубнил он себе под нос.
Привычка говорить самому с собой пришла к нему одновременно с бессонницей, практически сразу после смерти ненаглядной Сонечки. Ну почему тогда Господь его тоже не прибрал? Ведь говорят, что старики друг без друга не живут долго. А вот оно опровержение в его лице. Уже который год старик бобылевал в одиночестве, почти каждый день, вспоминая Сонечку.
Вдруг в дверь забарабанили. Громко так, настойчиво. Вот наглецы! Там же домофон есть. На экране монитора стояла черно-белая растрепанная девчонка и молотила ногами в дверь. Вот дура. Дверь отмывать придется. На другом мониторе появился пьяный вдрызг парень. Разорванная грязная одежда и шатающаяся походка парня, да еще то, что он шел с вытянутыми вперед руками, качнули весы выбора в пользу тарабанящей в дверь хулиганки. В другой ситуации он бы ни за что не открыл дверь, хоть затарабанься. Ходят тут всякие. Сначала кнопку интеркома нужно нажать, потом вежливо объяснить чего нужно, а вот уже после этого он решит: пускать гостя или не пускать. Во всем должен быть порядок.
Щелкнул магнитный замок, запищал интерком, сообщая о том, что дверь открыта. Девка запрыгнула в подъезд как ошпаренная. Дверь хлопнула с громким металлическим лязгом. Ах, ты ж лярва непутевая! Доводчик двери только две недели назад новый поставили. Если сломают, то опять чинить придется.
Дед встал из вертлявого кресла и с грозным видом высунул голову в свое открытое окошко. Но резкий окрик так и остался у него в легких. Девка, со всей силы, тянула ручку подъездной двери на себя, нелепо уперевшись ногами в порожек под дверью. Можно было сказать, что девка практически висит на ручке двери, отклячив налитую крепкую задницу в сторону деда. Девка еще подвывала от жути и визгливо кричала на дверь:
- Чего тебе надо, дебил?! Отстань от меня! У меня папа милиционер! Вы-ы-ы-у-у-у-ы-ы-ы. Мама-а-а-а!
Крики девки сорвались на истеричный визг. Дед отклонился назад и посмотрел в мониторы входной группы. Перед дверью стоял тот самый пьяный парень, который топал вслед за девкой.
- Вот блудня, сначала задом крутят, сиськами трясут, а потом сопли кулачком размазывают, - забубнил он себе под нос.
Почему-то старик решил, что пьяный пристал к девке, польстившись на ее окормленный зад и прочие прелести.
- Скромнее надо быть. Тогда и алкаши всякие клеиться не будут, - продолжил он тихий диалог сам с собой.
- Ты дверь-то не держи, я замок заблокировал! Милицию сейчас позовем! Да заткнись ты дуреха! Весь подъезд переполошишь! - крикнул старик визжащей девке.
Девка оторвалась от двери и, мухой заскочив на площадку, прилипла к его окошку.
- Дедушка, миленький. Меня убить хотят. Спасите меня, укройте куда-нибудь, - затараторила беглянка.
- Да не переживай ты. Тут знаешь, какая охрана. А двери какие! О-о-о. А камер сколько понаставлено. Сейчас все безобразия твоего ухажера запишут, а потом отправим его куда положено. Пусть ума наберется.
- Да никакой он не мой. Дедушка, а можно я у вас посижу?
Старик задумался. Опасной девка не выглядела. Скорее жалкой и разумеется испуганной.
- Ладно, давай.
Пускать ее не хотелось, дед снимал на работе начищенные до блеска ботинки и сидел в мягких замшевых тапочках. Вид у него от этого делался комично не серьезный. Он старался, что бы никто ни заметил его маленькое нарушение дисциплины.
- Да успокойся ты, милая. Уже все позади. Никто тебя здесь не тронет.
Девка уселась на топчан. Слезки градом катились из ее голубых глуповатых глазок. Он протянул ей пачку обычных столовых салфеток.
Напустив на себя серьезный внушительный вид, старик вернулся к мониторам. Парень толкался в дверь всем телом. Он даже рассек себе лоб о металлические декоративные завитушки на двери. Вот это да! Наверное, тоже наркоман. Старик нажал кнопку вызова старшего смены на аппарате внутренней связи.
- Здравия желаю. Терешкин говорит. Третий дом первый подъезд. Докладываю: во входную дверь пьяный какой-то ломится, а у второго выхода какие-то подростки толкуться. Пьяные, наверное.
- Принято, ждите, - прозвучало в трубке, и запищали частые гудки.
В милицию пора звонить. Он набрал «02» на телефоне. Девка за спиной звонко сморкалась в салфетки и жалобно всхлипывала. Шел гудок за гудком, но трубку никто не поднимал. Совсем обленились взяточники!
Наконец в трубке щелкнуло, приятный женский голос осведомился о его персоне и о причине вызова. Старик церемонно назвал свои должность, фамилию имя и отчество, назвал адрес и пожаловался на хулигана, сообщил о потерпевшей.
- Вызов принят. Ждите экипаж патрульно-постовой службы.
Парень все также стоял у двери, но биться перестал. По идее его уже должны были заметить. Старик нехотя всунул ноги в начищенные ботинки и туго завязал шнурки. Нужно было выглядеть, как следует, когда начальство появится или милиция приедет.
Дед налил из чайника воду в кружку и принес ее икающей девке. Она уже не плакала, но губы у нее дрожали по-прежнему, да она вообще вся дрожала. Вот непутевая. Тут солнце только пригревать стало, а она уже с голыми коленками по улицам прыгает, да и курточка совсем коротенькая. Наверное, чтобы пирсингами своими сверкать. Это ж надо, моду, какую вывели. Пупки себе прокалывают! В стародавние времена, только патлы да клеши носили, чтобы выпендриться, теперь уж и резать да колоть себя стали. А что дальше будет? Руки-ноги отрезать начнут для оригинальности?
Старик услышал звук открывающихся дверей лифта. По плитке лифтового холла звонко зацокали женские каблучки.
Старик суетливо выглянул в окно. Мимо него быстрым шагом прошла молоденькая фифа из самой дорогой квартиры всего жилого комплекса.
- Здравствуйте! – поздоровался с ней старик.
Фифа демонстративно проигнорировал его. Он не обиделся. Его это даже не задело. Уже после первого месяца работы на этом месте он отгородился своим стеклом от всякого негатива со стороны жильцов. Он как будто смотрел сериал, который шел на громадном экране его окна. Люди играли там роли плохих и хороших, добрых и злых персонажей. Без негодяев и злодеев сериал был бы пресным и скучным. Фифа играла роль высокомерной противной особы с мерзким характером.
Как и любой из зрителей сериала, он всегда старался предугадать события, которые произойдут. Он пытался разгадать каждого персонажа, как кроссворд или ребус. Ему было интересно. Со временем он начинал подмечать такие тонкости, которых не замечали окружающие. Допустим, он знал, что бизнесмен с четвертого этажа воспитывает не своего сына. Его жена согрешила с его же самым близким другом. Никто не знал, а старик знал, то есть догадывался. Мальчик был очень похож на мать, но нос. Нос был точной детской копией носа лучшего друга бизнесмена. Старик еще в молодости замети, что близкие родственники похожи носами. Человек худеет и толстеет, отращивает усы и бороду, но нос у него меняется незначительно.
Сейчас старик смотрел на спину фифы в яркой спортивной жилетке.
- Девушка, - он не помнил, как ее зовут, – там хулиган за дверью опасный. Я милицию вызвал.
Она смерила его презрительным взглядом высшего существа и пошла дальше.
- Он девушку чуть не убил. Преступник там, - успел крикнуть он ей в след. Старик недолюбливал высокомерную особу, но не хотел, что бы с ней что-нибудь случилось.
Дамочка замерла прямо перед самой дверью. Она раздраженно развернулась на каблучках, кинула на него уже гневный уничтожающий взгляд, как будто это он притащил туда пьяного хулигана специально для нее.
- Так вот не сказал бы этой мандели про хулигана. Вот попрыгала бы она тогда, - пробурчал старик себе под нос. Слово «мандель» он подобрал из лексикона завсегдатаев приподъездных скамеек его старого дома, которые в любую погоду сидели там как куры на насесте, перемывая кости соседям и родственникам. Сплетницы еще любили обсуждать сериалы и здоровье, но перемывание костей и наклейка ярлыков, стали для них неким высшим служением на этом свете.
Мандель опять молча процокала по плиткам пола мимо него в сторону второго выхода.
- Там тоже хулиганы, но их там человек пять. Наркоманы, по-моему.
- А вы чего тут сидите? Я опаздываю! Вам за что деньги платят? Будьте любезны выполнять свои обязанности. Боже мой, проклятая Рашка. А еще говорят, что страна европейского уровня.
Фифа остановилась прямо перед ним.
- Делайте же что-нибудь! Я не собираюсь по вашей милости опаздывать. У меня запись. Понимаете?
Ответить он не успел. Запищал домофон, послышалась возня и ругань.
- Да чтоб тебя…!!! Отвяжись пи… сраный!!! Иди на х…!!!
В подъезд заскочил композитор Лернер. Франтоватое короткое пальто на нем было испачкано грязью и кровью. Очки слетели с головы и покатились по полу.
- Безобразие! Что тут твориться?! От бомжей уже житья не стало. Скоро из своих помоек на кухню ко мне переберутся.
Он на ходу вытирал окровавленную руку. Плотный коренастый, весь заросший волосами, Лернер напоминал сейчас разозленного медведя, которого нарядили в дорогие шмотки и лакированные туфли. Он даже очки с пола не поднял от возмущения.
- Вы, почему такое допускаете? На меня напали прямо у дверей моего дома, - Лернер наскочил на деда с другой стороны.
- Я уже милицию вызвал, - старик оторопело попятился внутрь своего аквариума.
«Эх, плакала моя работа. Выпрут, как пить дать» - подумал старик. Зная склочный характер обидчивого деятеля искусств, он не сомневался, что его с шумом и помпой выпрут из охранной фирмы, чтобы ублажить пылающего праведным гневом Лернера.
Разжалобив кадровичку, он убедил ее скинуть ему пять лет при устройстве на работу. Сейчас ему было уже семьдесят, но он всегда выглядел моложе своих лет. Его развеселило, когда его поздравили с 65-летием и вручили грамоту за безупречную службу на протяжении пяти лет. Три знаменательные даты, как-никак: 70-летие, 65-летие и 5-летие безупречной службы. Анекдот, одним словом. Кадровичка давным-давно уволилась, а карточка Т-1 у него в личном деле так и осталась прежней. Да на «сторожей», так их называли в охранной фирме, вообще мало внимания обращали.
- А если у меня заражение крови будет? Или этот сумасшедший пиз…к больным каким-нибудь окажется? Вы за это отвечать будете? – композитор махал своими толстыми волосатыми окровавленными пальцами перед лицом старика. – Да я вашу контору дяди Никанора по миру пущу. Руки - это мой инструмент. Они бесценны. Вы можете это понять?
- Да что они вообще понимать могут? Бездарный народ, элементарную охрану организовать не могут. Вот в Швейцарии ….- вторила композитору фифа.
Экзекуцию стрика прервали выстрелы с обратной стороны дома. Все участники безобразной сцены переглянулись. Старик, сразу бросив своих «собеседников», быстрым шагом прошел через лифтовой холл и тамбур лестничной клетки ко второму выходу из подъезда. Приложив болтавшуюся у него на шее карточку к белой коробочке, он открыл дверь.
На грязном газоне с мокрой прошлогодней травой валялись трое хулиганов. Четвертого ломали мордовороты из охраны парковки. Пятый хулиган беззвучно трепыхался на земле, скованный наручниками. Лоб у него был рассечен до кости. Двое охранников бросили связанного брючным ремнем хулигана рядом с его подельником. А вот затем они кинулись к третьему охраннику. Он лежал на спине практически вплотную к бетонному крыльцу черного хода, и старик его, поэтому сразу не заметил.
- Старый, ху… ли встал? Скорую, милицию вызывай! - крикнул ему высокий охранник, кажется, Володя его звали.
Руки и ноги раненого охранника мелко и часто тряслись. Охранники зажимаю ему обильно кровоточащую рану на шее.
Старик побежал в свой аквариум. Дрожащие пальцы предательски попадали мимо кнопок. Набрать злосчастный спасительный номер никак не получалось. Наконец он дозвонился до скорой и сделал вызов. Второй раз вызвать милицию он не успел. Запищал сигнал двери. Мимо остолбеневших жителей порывисто прошел охранник Володя. Вся одежда охранника была заляпана кровью и какими-то ошметками, еще от него несло резким противным запахом. Композитор закатил глаза и боком завалился на фифу. Мандель взвизгнула от неожиданности и обеими руками оттолкнула от себя сомлевшего Лернера. Композитор кулем плюхнулся на твердый пол, крепко приложившись об него косматой головой, но дела до него никому не было.
Володя кинул на стол черную обрезиненную дубинку-фонарь и вырвал телефонную трубку у деда из рук и набрал номер.
- Семенов, старший смены говорит. Директору доложи. На третьем доме ЧП. Нападение на охранников. Трое убиты, двое задержаны. Личный состав понес потери. Я ранен, Богомольцев ранен, но легко, Сивоша убит. … Убит говорю. Трупы млять! Давай вызывай, кого положено, людей пришлите на усиление.
Фонарь охранника практически бесшумно прокатился по столу, оставляя рубчатый кровяной след, и упал за стол. Трубка легла на стол. Охранник выдернул кипу салфеток у, замершей как соляной столб, девки и приложил их к кровоточащей руке. Было так тихо, что легкое шуршание салфеток казалось скрипом наждачной бумаги.
На ремне охранника зашипела рация.
- Владик, прием, слышишь меня?
- На связи, прием, - отозвался охранник.
- Сейчас Кожин к тебе должен подъехать. Они еще людей к нам отправляют.
- Принято. Я сейчас в первом подъезде. Потери у меня: двухсотый есть.
Дальнейшего разговора старик не мог разобрать. Охранник вышел из его комнатки и остановился возле лестничной клетки. Голос и звуки рации рикошетили эхом от бетонных стен, сливаясь в чудовищную какофонию.
«Так он Владислав оказывается. Вот чертова память» - пронеслось в голове старика. Он уже достал аптечку и начал распаковывать вату и перевязочные пакеты. Пластмассовые флакончики с хлоргексидином и перекисью мокрыми карасями выскользнули из рук стрика. Ему на помощь пришла спасенная им беглянка.
Владик вернулся в аквариум и вопросительно посмотрел на ползающих по полу старика и девку.
- Позвольте, я вам ранку обработаю и повязочку наложу. Вы так инфекцию можете подхватить, - начала, отошедшая от истерики, девка.
Охранник, оценив прищуренным взглядом, степень своего доверия к юной пигалице, подобрел лицом и протянул ей окровавленную руку. Она как-то уж совсем сноровисто покрутила его кисть и взяла из рук старика пластмассовый флакончик.
Охранник внимательно рассматривал, скрючившегося на площадке, Лернера.
- А с этим, что? Ой, больно!- Владик выдернул окровавленную кисть из руки девки.
- На его тоже напали, но на другой стороне. С главного входа…- начал было старик.
Охранник взглянул на мониторы, там было пусто, а вот на гостевой парковке перед домом пусто не было, там все тот же, напавший на девку, парень ломился в дверь припаркованного джипа. Водитель джипа не стал испытывать свою машину на прочность, а просто сорвался с места, опрокинув хулигана на соседнюю машину. Противно завыла сигнализация.
- Твою ж мать! - крикнул охранник и побежал на улицу. Хлопнула дверь.
Подбежав к настырному хулигану, охранник со всей силы ударил того рукой в голову. Монитор не мог передать звук, но по разеваемому рту можно было понять, что охранник кроет матом этого наркомана. В том, что он наркоман, Ефимыч уже не сомневался. От увесистых ударов охранника парня мотало из стороны в сторону, но он даже не уклонялся от ударов и не пытался закрыться. Несмотря на боль, он лез на Владислава с тупой и неумолимой упертостью.
«А может он совсем боли не чувствует? Под кайфом, наверное, наркоманище несчастный» - подумал дед.
- Мамочка-а-а, - за спиной старика снова начала подвывать, спасенная им, девка.
Взбешенный охранник бросил наркомана через бедро. Старик аж зажмурился, такой страшный ему показался удар тела об асфальт. Дальше началось совсем невообразимое. Наркоман поднялся на руках и пополз в сторону охранника. Наверняка ему перебило хребет от удара. Владик пятился спиной к двери, а наркоман полз, вслед за ним, волоча безжизненные ноги. Крепкий с виду охранник ударил несгибаемого наркомана ногой по голове, потом еще и еще раз. Каждый пинок, на какое-то время, останавливал наркомана, его голова моталась от ударов, он падал, но все равно поднимался и полз. Челюсть у наркомана отвисла вниз и свободно болталась. Неверное, ему охранник и челюсть сломал. Затем охранник и непобедимый наркоман исчезли из поля зрения камер.
Примерно через минуту в дверь опять замолотили. Это охранник подошел к двери вдоль стены по отмостке. Старик торопясь нажал на кнопку.
Когда охранник зашел, на нем лица не было. Здоровый мужик был бледен как полотно, зрачки глаз были расширены почти на всю радужку, его покачивало. Кулаки у него была изодраны, на пол густыми каплями сочилась кровь. Старик вышел ему на встречу, боясь, что он упадет.
- Слышь, дед. Это чего такое твориться? Я его в отбивную размесил. Я же об него руку себе сломал. А ему хоть бы хны. Да мне в горах так страшно не было!
Владик сел на небольшой мягкий пуфик из ряда таких же пуфиков вдоль стены и замер с округлившимися глазами.
- А ты его, куда дел то, милок? – осторожно спросил старик.
- А? - вынырнув из прострации охранник. - А я его это. Я его в приямок сбросил. Решетку поднял и туда его на бетон бросил. А решетку потом закрыл. Мы же сегодня троих из ружья положили. На смерть! Дед, что же будет?
- А давайте, я вам ранки обработаю. Мы же не закончили, - опять вмешалась девка со своей инфекцией.
Со стороны лифтового холла резкий пукающий звук. Лернер пустил ветры. Старик вздрогнул от неожиданности. На самой верхней ступеньки коротенькой лестницы маячил композитор лохматый и страшный как бабайка. Похоже, что девка уже успела привести его в чувства.
- Ага. Надо обработать, - бесцветным голосом отозвался охранник.
Это окончательно вывело ситуацию из кратковременного ступора. Девушка легкой пружинкой подскочила к охраннику и склонилась над ним. Она сноровисто закатала рукава куртки и рубашки на обеих руках и продолжила осмотр. Она ловко ощупала руки Владислава.
- У вас на правой руке пястные кости сломаны и мизинец вывихнут. Это как минимум. Вправить нужно и кости на место поставить.
- Делай, что знаешь, - совершенно безразлично сказал охранник.
Старик не видел что происходит. Охранник сначала весь вскинулся и зашипел от боли, а через некоторое время заорал благим матом.
- Ничего, ничего, сейчас только повязочки наложим и все. Вам обязательно в тарвму сегодня обратиться надо. И еще ренген нужно сделать. Вдруг еще повреждения есть.
Охранник зарычал.
- А у вас еще бинты есть? - спросила девка у старика.
- Нет. Это все.
- Хорошо, что у вас хлоргексидин оказался и перекись есть, - сказала она старику.
- А на рассечение швы накладывать придется, края стягивать, травмпункта вам не миновать, - обратилась она уже к охраннику.
- Угу, - отозвался охранник.
Композитор голосом умирающего лебедя запричитал, уперевшись головой в белую бетонную стену:
- У меня же тонкая душевная организация. Я даже ужасы не смотрю и криминальные новости пропускаю. А тут такое твориться!
- Заткнись, тонкая организация. Живой остался – радуйся значить. У меня сейчас бойца насмерть загрызли, а ты тут о пальцах ноешь, рявкнул на композитора Владик.
- Не ругайтесь на него. У него тоже ранение, связки и суставы повреждены к тому же. А вы дяденька домой идите умыться и переодеться, а потом тоже в травмпункт, - осадила обоих мужиков девица.
- Ты, наверное, врач, красавишна? - спросил у нее охранник.
- Нет, я медсестра из детской поликлиники. Сегодня по плану грудничков на своем участке обходила.
- А где ж ты, милая, того младенца то подцепила? - участливо спросил у нее старик.
- Он прямо перед домом стоял. Голова в крови, одежда в крови. Я просто подошла спросить, думала, ему помощь нужна, а он меня хватать стал. Я как увидела его глаза, так и пустилась бежать. Ужас такой жуткий. Сумку в него бросила и побежала. А с другой стороны такой же идет. Я вот к вам и стала стучать.
- Да, глаза, - встрепенулся охранник. - Я такого ужаса в жизни не видел. В глаза смотрел человеку, которому голову отрезали, а такого не видел. Не было у меня такого в жизни.
- Убирать их надо, а то скоро дети из школы пойдут. Напугаются или еще что похуже случиться, - забеспокоился старик.
Милиция все не ехала. Но появился микроавтобус охранной фирмы. Приехал зам директора и какой-то человек в военной форме без знаков различия, сними было два вооруженных охранника.
Трупы на газоне накрыли черной пленкой и огородили участок импровизированным заборчиком из строительных поддонов. В помощи охранникам председатель ТСЖ прислала двух дворников и недовольного электрика.
Скрученных хулиганов закрыли в техническом подполье. Там клетка из арматуры была типа обезьянника, в ней раньше строители свой хлам хранили, а теперь как камеру решили использовать. Непробиваемого наркомана оставили там же в приямке. Вроде как сам решетку поднял и спрыгнул туда. А загрызенный охранник к счастью живым оказался, только умом повредился, на всех кидаться стал. Его связали и вместе с Владиком отправили на микроавтобусе в больницу.
Появившийся охранник с замом и незнакомым полувоенным остались дожидаться милицию. Председатель ТСЖ крутилась вокруг них, кудахча, как квочка на яйцах.
Медсестра повела трясущегося как желе композитора в его квартиру.
Только сейчас старик понял, что фифа исчезла.
- И куда эта мандель делась? – забурчал старик. – Убегла, как только жареным запахло. Вот так упадешь на улице, и все перешагивать тебя будут.
Жила она на самом верхнем этаже в двухэтажной квартире с большими лоджиями и террасой на крыше. Во всех четырех домах-близнецах была только одна такая квартира. Сами хоромы принадлежали странному лысоватому мужику за сорок с совершенно безликим лицом. Утром он уезжал около десяти часов в сопровождении водителя и двух охранников, а вечером около десяти возвращался с той же обслугой. Старик был уверен, что если увидит его без охранников и в обычном тренировочном костюме или свитере, то ни за что не узнает. О нем было известно только то, что фамилия его Петров. Кем ему доводилась фифа, старик не знал.
Зам потребовал от него рапорт, а полувоенный долго и тщательно объяснял ему, что и как нужно говорить милиции, а чего не нужно говорить. Потом председатель ТСЖ его долго расспрашивала о том, что произошло.
Вдруг в дверь опять забарабанили. Старик в испуге кинул взгляд на экран. Ох, слава Богу. Приехала Роза Марковна – мать композитора Лернера.
- Где мой мальчик? Что случилось? На него напали? Федор Ефимович, что тут произошло? Миленький, что с моим мальчиком. Вы же его знаете, он так заботится о моем больном сердце, он мне опять будет тайны делать. Но неизвестность меня ножиком терзает. Скажите мне что случилось. Мне врач звонила, какая-то молоденькая девочка. Не томите, что с ним?
Розу Марковну старик любил. Тучная и безмерно энергичная дама, всегда появлялось как торнадо, неизменно поднимая вокруг беспорядочную суету. Сноху она грызла хуже хорька в курятнике, а двоих внучек буквально душила своей необъятной любовью. Возникал один вопрос, как она успела, за такое короткое время, добраться сюда из Звенигорода, куда ее отправили в подмосковную ссылку?
- Не беспокойтесь, пожалуйста, Роза Марковна. У наст тут хулиганы….
- Ой, ой, ой! Мое сердце! Я чувствовала, я знала, добром это не кончится. Он жив? Скажите, его сильно убили?
- Хулиганов обезвредили охранники. А он…
- Вот несносный мальчишка. Я же говорила, что он всегда сует нос не в свое дело. Зоей Космодемьянской себя почувствовал. Он же такой правдолюб, да еще горячий как мамина каша. Всегда ему достается за других. Да-да-да. Ему рядом нужен друг и советчик. Я сегодня же возвращаюсь к нему. И теперь, он не отвертится.
- Его за палец укусили.
- Откусили палец?
- Нет. Просто укусили.
- Собака? Бешеная собака?
- Нет, хулиган укусил. Здоровый, в смысле не больной, хулиган-наркоман.
- Наркоман? Божечки. Я вылечу своего мальчика.
Не дождавшись лифта, Роза Марковна затопала вверх по лестнице. В каком виде она доберется до третьего этажа? Что она доберется, старик нисколечко не сомневался. Роза Марковна была доброй женщиной, очень доброй, пусть даже по-своему, но только от нее старик получал ту искреннюю доброту, которой так не хватало. Каждый раз, когда она приезжала, она угощала его котлетами, тефтелями, печеньями, салатами. Пусть это даже было то, что не съели ее сыночек со снохой и внучками, и что жалко было выбрасывать. Но все было по-домашнему вкусным и свежим. Хотя дело было совершенно не в этом. Она всегда интересовалась его здоровьем, искренне сопереживала его суставам и повышенному холестерину, а давление и гипертония были ее любимейшей темой. Теплое участливое внимание к одинокому старику, вот что было важно. Только это было самым ценным в его одинокой жизни. Самым ценным после дочери, которой он уже не видел больше десяти лет, и внуков, которых он никогда не видел вообще, кроме как на фотографиях.
Утихшее было, броуновское движение в подъезде возобновилось. И началась какая-то нездоровая суета.
Появились люди с сумками и баулами. Было похоже, что начался массовый переезд или все собирались уехать пожить на дачу, а может в путешествие собирались или турпоход. Все четыре лифта двигались непрерывно. Старик выкрутил болтик из рычагов автоматического доводчика двери, чтобы не сломали, и распахнул дверь настежь. Другие что-то выспрашивали и выясняли у отъезжающих. Появились еще охранники уже с ружьями.
Старик вежливо здоровался с жильцами. Но по растерянным, испуганным или напряженным лицам он понимал, что разговаривать с ними не стоит.
Вернулась фифа. Она вела себя так, как будто ничего не произошло.
Около четырех подъехал здоровенный тонированный Cadillac Escalade, из него выкатился армянин Казарян. Он выходил прямо около подъезда, а в паркинг водитель уже ехал без него. Он единственный, кто никогда не спускался в подземную парковку.
- Здравствуйте, Тамар Саркисович.
Казарян растерянно кивнул ему и зачем-то положил в окно стодолларовую купюру, но потом вернулся от лифта и забрал ее.
Сегодня с ними тоже было, что-то не то. Сверкающий огнями, как новогодняя елка, кадиллак остался у подъезда, да и шел Казарян молча. Он обычно вышагивал, шумно решая все свои бизнес-вопросы громко, на весь двор. Он орал в трубку так, что, наверное, его собеседники моли услышать его и без телефона. Каждый божий день он шел из дома в машину и из машины домой, оглушая весь двор своими важнейшими беседами по телефону. Говорил он на армянском, на русском и на корявейшем английском, перемежая свой диалог толерантным русским матом. Старик слышал, как над ним украдкой потешались подростки, особенно над его английскими разговорами. На английском он говорил что-то особенно смешное.
Казарян со всеми вел себя или надменно или заискивающе, а со стариком он всегда разговаривал подчеркнуто уважительно, тем он и ему нравился. Еще, Казарян до умопомрачения любил своих толстых детей, засыпая их подарками и заграничными поездками.
Казарян спустился вниз минут через пятнадцать вместе со своим семейством: маленькой тихой улыбчивой женой и тремя толстыми закормленными отпрысками. Обычно шумные и эмоциональные, дети вели себя необычно тихо.
Черный Кадиллак сорвался с места и исчез.
Уже в половине четвертого приехала жена композитора с дочками. Она не стала спрашивать старика о том, что тут произошло, а сразу прошла в лифтовой холл. Увидев там очередь, она потащила детишек на лестницу. Его удивило, что до сих пор не вернулась медсестра от композитора.

Глава 2 Заразное бешенство
Милиция так и не приехала. С улицы доносились выстрелы, завывание сирен. Подъезжала скорая.
Стрик по-прежнему смотрел свой бесконечный сериал по жильцов этого дома. Сегодня сериал ему не нравился, возникало гнетущее впечатление. Он прекрасно помнил начало войны, хотя был еще ребенком. Сначала была какая-то напряженная бравада, все говорили о том, что две недели, ну месяц и Гитлера сраной метлой отправят в его Берлин. А время все шло и шло, а Гитлер все не выметался и не выметался. Наступила холодная страшная зима. Тогда он почувствовал вокруг страх и какую-то беспомощную безысходность. Сейчас вокруг происходило то же самое. По крайней мере, внутреннее ощущение было таким же.
За трупами убитых хулиганов так никто и не приехал. С улицы доносились выстрелы.
Сериал продолжился очень плохо. С лестничной клетки донеслись дикие крики, как будто кого-то режут живьем. Крик не только не прекращался, а нарастал и приобретал новые обертона и оттенки. Слышался топот нескольких пар ног. Происходило нечто действительно ужасное
Двери, закрывавшие лестничную клетку, распахнулись. Стоящие в лифтовом, холе жители прижались к стенам. С лестничной клетки выскочила жена Лернера. Вся растрепанная, без пальто. На одной руке она несла младшенькую девочку, а на второй тащила за шиворот старшую. Дико орали и визжали все трое. Девчонки еще и слезами обливались. Жена Лернера с дико выкаченными из орбит глазами живым тараном ударила подъездную дверь. Дверь была закрыта на магнитный замок. Женщину аж отбросило обратно от удара об массивную дверь. Не сговариваясь, все кинулись к ней. Младшенькую девочку безумная женщина прижимала к себе спереди и со всей силы ударила ее в дверь, да еще припечатала своим телом. Как можно дверь не увидеть? Малышка не шевелилась. Старшая девочка не ударилась о дверь, она упала на пол, в руках у матери остался воротник детского пальто. Но старшая девочка тоже лежала неподвижно.
Все, ждущие лифт, жители кинулись к безумной женщине и детям. Но тут дверь лестничной клетки распахнулась второй раз. В лифтовой холл заскочило чудовище. Именно заскочило, а не зашло или забежало. Чудовище было Лернером. Было похоже, что его окунули в кровавую ванну. Густая шапка волос на голове и беспорядочно торчащая во все стороны борода сейчас слиплись на голове в жуткую африканскую маску. На композиторе был его нелепый халат, напоминающий шубу из цигейки. Только по этому халату, да бочкообразной фигуре старик опознал Лернера. Халат был весь залит кровью.
В вестибюле поднялась жуткая паника. Жильцы и гости, толкая друг друга, бросились к двери. Поднялся жуткий гвалт. Лернер динамичной приседающей походкой прошел мимо аквариума старика. Дверь хлопнула за последним убегающим. Лернер на несколько мгновений замер у самого низа ступеней и двинулся в сторону зарешёченного окна на улицу. Под окно на скамеечку уложили его маленькую дочку. Беззащитное детское тельце в розовой теплой кофточке, джинсовом платьице и в беленьких теплых колготках лежало, беспорядочно раскинув ручки в стороны.
Вид маленькой розовой ладошки впился старику в душу огненным клеймом. Кровавая мохнатая туша двигалась в сторону ребенка.
- Нет, нет, не-е-е-ет!!! - заорал старик.
Он распахнул окно и кинул в спину кошмара журнал, тяжелую металлическую карандашницу и чайник с кипятком. Оно среагировало только на удар пластмассового чайника по голове. Композитор замер и медленно всем телом повернулся в его сторону.
- Иди сюда! Иди! Иди ко мне! – кричал старик.
В чудовище полетели томик Есенина и связка ключей. Жуткая маска монстра раскрылась. Это не маска раскрылась – это распахнулась здоровенная кровавая пасть. Жуткий оскал разорвал слипшуюся от обилия крови бороду.
Сердце старика замерло. Он весь заледенел. Чудовище кинулось к нему. Единственное, что успел сделать старик, так это упасть на подкосившихся ногах. Жалобно заскрипели подоконник и, выдираемая весом чудища, алюминиевая рама. Туша плюхнулась на стол. Старик, инстинктивно спасаясь от монстра, закатился под стол. Вжавшись спиной в тонкую перегородку под окном, он наблюдал, как две окровавленные босые ноги столбами встали прямо перед столом.
Старик в панике зашарил вокруг себя. На гладком полу не было ничего кроме фонаря-дубинки охранника. Старик подхватил смешное оружие и выставил его в сторону твари. Чудовище присело на корточки. Совсем по-человечески так присело, как ребенок в песочнице. Только не куличики тварина собралась лепить. Оно лезло жрать. Это уже не вызывало никаких сомнений. Пасть снова распахнулась, и тварь, опустившись на четвереньки, полезла под стол.
Старик единственное что смог сделать, так это ткнуть в пасть монстра фонарем. Раздался треск и щелчки. Пасть монстра сжала фонарь. Треск все равно был слышен. Тварь стала заваливаться на бок. Старик отпустил дубинку, и чудовище гигантским снопом завалилось на пол, перегородив выход из-под стола.
Старик собрался с духом и полез через тварь. Его гнал животный ужас. Его всего колотило. Он сильно ударился головой об крышку стола, но даже не почувствовал ударов. О том, что он ударился, ему сообщили только звуки ударов головой об столешницу.
Внезапно его что-то подхватило и вынесло в коридор. Его спасли руки высокого крепкого охранника. Крупный парень одной рукой со все силы вогнал в голову чудовища пожарный топор, но не лезвием, а обратной колообразной частью. Страшный зловещий хруст неприятно резанул слух.
- Дед, как ты? Живой? Он тебя укусил? – охранник вернулся над ним и навис как мать над ребенком.
- Девочка. Что с девочкой? Ребенок. Дурак, ребенка спасай! – голос деда клокотал и хрипел, как перегретый тракторный радиатор.
Парень поднял старика за шиворот и покрутил как тушку кролика на базаре, рассматривая со всех сторон. Усадил на пол у стены и внимательно осмотрел руки деда.
- Дед, все в порядке. А на это ты внимания не обращай. Со всеми бывает. Я белвал сегодня с утра, а сейчас ничего.
Парень оставил деда, а сам пошел к девочке. Только сейчас старик понял, что обмочился. В штанах было мокро и тепло. Волна накатившего стыда неожиданно выбила наполнявший его ужас. Взгляд старика упал на неподвижно лежащую тушу монстра. Тем временем в подъезд зашли трое охранников в черной форме. Впереди шел Акулин – начальник по режиму ЧОПа.
Дольше него в охранной фирме не работал никто. Акулин перешагнул через старика и склонился над тушей твари с топором в черепе.
- Опять такое же. Везде одно и то же. Тришаков, ты как его умудрился топором то завалить? Мы втроем такого красавца сорок минут назад только из вепря успокоили.
- А он неподвижно лежал. Его дед чем-то оглушил, - донеслось от входной двери в подъезд.
Акулин обернулся и с интересом посмотрел на старика.
- А ты чего скажешь, старый? – обратился он к деду.
- Я ему фонарик в пасть засунул, - слабым голосом ответил старик.
- Фонарик говоришь, - усмехнулся Акулин.
Любое слово этого человека было наполнено сарказмом, глумливой издевкой или хамоватым цинизмом. Других интонаций в голосе Акулина старик так и не заметил за все время работы.
Акулин уперся ботинком в торчащий из головы трупа топор, затем пошатав, вытащил из пасти монстра фонарь. Он покрутил его в руках, тщательно протер салфетками и прочел:
- Мейд ин ю эс эй.
Затем раздались знакомый треск и щелчки, только более громко и отчетливо. Но черной коронке вокруг отражателя фонаря запрыгали маленькие голубые молнии.
- Старый, ты знаешь, что это такое? – спросил Акулин.
- Да. Это электрошокер.
- Бля, электрожопер! Это твой билет в колонию для дебильных малолеток. Уголовка это понимаешь? У нас в стране такие запрещены. Ты че совсем тупой? И где взял то такой. Титановый нах... Оружие это. Запрещенное оружие, склеротик.
Старик попытался собраться с мыслями, что бы ответить Акулину, но не успел.
- А, ладно, - махнул рукой начальник по режиму. – Теперь уже, похоже, все равно.
Фонарь исчез за пазухой у Акулина.
- Э, орлы. Тащите этого в яму. И это. Старому чего-нибудь подберите. А то шмониной от него разит. Еще этих уродов приманит ароматом своим.
Закончив раздавать указивки, начальник склонился над стариком.
- Э, старый. Тебя кусал этот? – Акулин махнул рукой в сторону трупа. – Дед, ты все правильно сделал. Их только в башку успокоить можно. Герой, молодец-огурец бля! Смотри. По улицам психи бешенные бегают. Если тебя такой укусит, то все звездец, скоро таким же станешь. Понял меня? Стрелять в таких можно. Но убить их можно только в голову. Милиция сама таких отстреливает. Трупы уже на улице просто так валяются. Укушенных и окровавленных не пускай. Понял меня?
Акулин выпрямился:
- А чего с тобой говорить. Балласт бесполезный.
Начальник направился к выходу из подъезда.
- Э, Тришаков, я вот че подумал. Там в аквариуме за шкафом дверь есть как в буратине бля. Там помещение охраны должно было быть, а эта грымза каким-то еб…чим колдунам в аренду его сдала. Там второй выход на улицу есть. Ломайте дверь. Пусть хреноманты обомнуться. Систему туда тащите. Там даже кабель есть. Если чего, там обороняться можно. И это. Там еще люк в полу есть, в подвал можно попасть и на парковку. Понял меня?
- Есть. Дверь ломать, систему установить. Принято к исполнению.
- Доложишь, как у колдунов освоитесь, чмуродей!
- Есть, - крупный парень вытянулся по струнке.
Акулин вышел из подъезда.
Около маленькой девочки уже суетился другой мужик в белом халате.
Тришаков, подошел и поднял деда с пола.
- Не дрейфь, дедуля, все в порядке будет. Ты не меньжуйся. Я бы тоже обделался, если бы такой на меня попер, а у меня один фонарик в руках.
Парень дружелюбно увесисто похлопал его по плечу. В подъезд стали осторожно заходить люди. Мужик в белом халате вынес на руках маленькую девочку на улицу.
Появились трое охранников со складской тележкой. Бывшего композитора упаковали в черный полиэтилен, погрузили на тележку и повезли из подъезда. На кровавые пятна на полу в аквариуме постелили старое оделяло.
Тем временем, двое охранников во главе с крупным парнем пошли по лестнице наверх. На лестничной клетке раздались громовые выстрелы. Много выстрелов.
Вторая тройка бросила тележку с бывшим композитором и побежала наверх. Через пятнадцать минут. Появилась первая тройка. Тришаков тащили на руках второго бойца, а третий зажимал рукой рану на голове. Он был весь в крови. С улицы забежали еще два человека. Через двадцать минут с лестничной клетки вытащили обглоданный труп девки, которую утром спас старик. Он узнал ее только по забавным красным коротким сапожкам. Вместо головы у нее торчал безобразный кровавый обрубок. Вся верхняя часть туловища зияла страшными ранами. Девку сразу вытащили на улицу.
Затем вынесли остатки трупа Розы Марковны. Это были именно остатки. Все тело было изгрызено. Жутко воняло испражнениями. Лицо у нее практически не пострадало по сравнению со всем остальным. Шея был неестественно выгнута, скальп наполовину содран и сквозь эту рану виднелась глубокая вмятина в черепе. Все остальное было превращено в освежёванную и наполовину обваленную тушу, только обвалку проводили не острыми мясницкими ножами, а ЗУБАМИ! Ее труп сразу выкинули во второй выход и сверху накрыли каким-то покрывалом. Она так и осталась лежать там.
У деда замерзли внутри все чувства и эмоции. Он не чувствовал ничего, совсем ничего. Он смотрел на все как на картинку с экрана телевизора. Он опять смотрел свой сериал.
В этом сериале Тришаков с товарищем отодвинул от стены его коморки здоровенный офисный шкаф с папками. За ним оказался не очаг, нарисованный на куске старого холста, а обычная металлическая дверь, покрашенная серой грунтовкой. Дверь открыли весьма своеобразно. Рядом с замком выломали кусок газобетонной пеергородки. Тришаков просунул туда руку, отодвинул засов и открыл замок.
Небольшая комната за дверью действительно оказалось похожа на вертеп чернокнижников. В помещении господствовали все тона черного и бордового. Вдоль стен стояли старинные шкафы и этажерки с книгами и непонятными предметами. Черные кожаные диван и два кресла поражали своей пафосностью. Но напротив них стояло прямо таки королевское кресло, обитое пурпурным бархатом за таким же королевским столом. На столе в беспорядке стояли подсвечники, валялись амулеты, прозрачные и цветные стеклянные шары, карты, непонятные рисунки и прочий хлам. Называлась эта кладовка диковин – салон магии мадам Ядвиги.
Охранников не впечатлил вид колдовской обители. Они свалили все со стола и установили там мониторы, клавиатуры, пульты и системные блоки, принесенные с улицы.
Громоздкое королевское кресло выкинули в лобби. Кресло почти развалилось от удара об пол. Старик, пораженный красотой мебели, заохал. Ведь раритет, наверное, зачем такую вещь портить. Один из жильцов усмехнувшись, прокомментировал вандализм охранников:
- Во! Так это же театральный реквизит списанный. Инвентарный номер вот краской написан. Штамп театра и подписи с обратной стороны. Это примета есть у актеров такая.
Старик посмотрел на торчащий из пробитой обшивки кусок второсортной фанеры и шляпки обычных гвоздей. Ему впервые за сегодняшний день стало смешно. Выходит у них тут под боком представления проходили.
Старика тоже не забыли. Ему принесли комплект формы, но не такой добротной тактической с обилием карманов, ремешков, кулисок и прочей нужной канители, как у охранников, а старую форму таких же как и он сторожей. Но только этот комплект был на два размера больше. Ему даже дали уединится в салоне магии мадам Ядвиги, вежливо подождав, когда он переоденется и приведет себя в порядок.
К вечеру процедура отбытия жильцов на отдых перешагнула стадию переезда и свалилась в паническое бегство. По лестницам и в лифтах тащили сумки, чемоданы баулы. Кто-то пытался вывезти мебель, но его избили вместе с помощниками, а мебель разломали. Теперь вместе с бутафорской мебелью в лобби валялся разбитый стол и разломанное кресло из красного дерева.
Перед домом творилось что-то невообразимое. Машины ставили на клумбы и в альпинарий. Машины сталкивались. Люди лезли в драку. В итоге одна из машин полыхнула ярким пламенем. Никто ее тушить не стал. Ее просто столкнули грузовиком в яму для фундамента забора, где она и догорела. Самое интересное, что бак у машины не взорвался. Но еще интереснее то, что никто никак не прореагировал на горящую машину. Пожарные также не приехали.
На, устроенном в салоне магии, посту охраны охранники так и не разместились. Они бегали по этажам. Стреляли на улице. Несколько раз выносили трупы из подъезда и бросали их прямо у второго выхода. А потом охранники вообще исчезли, оставив включенные мониторы и пульты.
Уже в третьем часу ночи с поста из подземной парковки поступил звонок. В телефонной трубке слышался какой-то подозрительный шум и сипящее скуление, по-другому старик не мог описать этот новый звук. Он кричал в трубку: « Алло, алло», но на другом конце провода ничего кроме этого шума не было. Помучавшись пару минут выбором между тем, чтобы проверить, что там твориться, и тем, чтобы остаться на своем посту, старик несколько раз набрал номер поста на парковке, потом позвонил на пост на въезде. Везде было занято. Рации у него не было, сотового телефона тоже.
«А может там кому с сердцем плохо или иная хворь какая? У меня ведь с собой и валидол, и корвалол есть. Наверное, лекарства хотели попросить. Помощи от меня ждут» - подумал он. Последняя мысль сорвала его с места и погнала в темный подземный паркинг.
Паркинг темным не был, скорее всего, там было сумеречно. Голубоватый неоновый свет заполнял все пространство. Машин на парковке практически не было. По всей парковке валялись какие-то вещи.
Будка на выезде была пустая. Шлагбаум был поднят. Внизу тоже было помещение охраны в виде стеклянного павильончика. Звонили оттуда. Старик бодрой походкой шел к ярко освещенной стеклянной будке. Там стоял один единственный охранник. Будка возвышалась над бетонным покрытием примерно на метр. Охранник смотрел на него сверху вниз.
«Разве он там один должен быть?» - подумал старик.
- Опять, наверное, около цирюльни отираются. Курят с тамошними профурсетками. А ведь, наверное, женатые и дети у них есть, – привычно забубнил старик.
Цирюльней старик называл спа-салон и салон красоты «Гармония» на первом этаже стилобата соседнего корпуса. Курящих женщин он не любил, считая их вульгарными и доступными. Охранники частенько отирались возле «Гармонии» и флиртовали с тамошними сотрудницами.
Охранник прилип к стеклу и приветственно поднял руки. Старик смутился и помахал ему рукой в ответ. Охранник всем телом толкнулся в большое стекло и замер.
«Дурной, что ли? А, может, напился?» – озабоченно подумал старик.
Додумать ему не дали. Из тени за будкой появилась женщина приличного вида, но вся испачканная в крови. Стрик попятился назад. Она молча двинулась в его сторону. Охранник всем телом стал биться в стекло. «Тум, тум, тум» - гулко разносилось по паркингу.
Старик развернулся и торопливой походкой пошел прочь. Жуть опять овладевала им. Он незаметно на себя перешел на стариковскую шаркающую трусцу. Шаркал не только он. За ним шагала, волоча ноги, окровавленная женщина.
- Господи, Боже мой. За всю жизнь такого не было, - запричитал старик. - Да откуда напасть-то такая. Сначала наркоманы, потом композитор-чудовище, да бешенство это страшное.
Сзади завизжала автомобильная сигнализация.
Старик закричал:
- На помощь! Спасите!
Его голос в беспомощной панике метался под бетонным потолком. До старика дошло, что охранник тоже бешеный. Наверное, это из тех, кто утром наркоманов пострелял. От них и заразился.
«А может встать вот так, и пусть кусает» - всплыла паническая мысль. Сразу захотелось сдаться. Он сам себя ударил по щеке.
- Ты, что это, дурак старый?! Хочешь точно также на людей кидаться, как и мордатый тот? – прикрикнул он на себя и проворнее заработал ногами.
Никто не появился. Помощи ждать было не откуда.
«Ну, погоди тварь поганая» - я тебе сейчас устрою. Злобный азарт заставил деда крепко сжать зубы и кулаки.
- В голову вас значит надо. Сейчас, сейчас. Если очень просишь, то получишь, - он уже говорил в полный голос.
Он побежал не к выходу, а к пожарному щиту на парковке. На самом деле там висели муляжи и топоров и багров, а вот огнетушители и ведра были настоящими. Он подбежал к щиту и дернул на себя самый маленький огнетушитель с черным шлангом и блестящим хромированным раструбом. Он не поддался. Старик дергал все сильнее и сильнее, но злосчастный красный баллон был намертво привинчен к щиту. Он грязно выругался.
Бешеная женщина была уже совсем рядом. Она приближалась неминуемо как сама смерть. Старик задыхался. Сил бежать уже не было.
- Врешь! Не возьмешь! – крикнул он в ее сторону.
Собственный голос добавил ему сил. Он кинулся мимо мертвяки в сторону выхода. Скользкая мертвая рука схватила его за рукав, но он дернул руки изо всех сил. Тетка потеряла равновесие и упала на асфальтовое покрытие.
Старик полубезумно хохотнул, но через два шага он упал сам, больно ударившись локтем и больными коленями. Он запнулся об металлический башмак, который валялся на парковке. Их подставляли под колеса автомобилей, которые останавливались на наклонном пандусе, чтобы не покатились вниз. Сначала были пластмассовые башмаки, но их быстро раздолбали. Эти башмаки гнул и варил местный сантехник.
Морщась от боли, старик сел на пятую точку. Сумасшедшая тетка ползла к нему, разинув рот. Он видел ее глаза. Вот это было по-настоящему страшно. Два глубокие мутные буркала, не мигающие, замершие. Казалось, что свозь эти мутные стеклянные шарики кто-то смотри на тебя с той стороны голодный и злой. Это нечто начинает тебя жрать уже одним взглядом.
Тетка схватила старика за ботинок. И начала подтягиваться к нему. Старик схватил роковой металлический башмак и со всей силы ударил им по ободранной руке с обломками маникюра. Ударил еще. Потом бил снова и снова. Кости страшно трещали и хрустели под ударами. Старик подался вперед всем телом и ударил тетку по голове. Она упала на бок, но опять начала подниматься. Старик размахнулся и со всей силы ударил ей железным башмаком за ухо. Острый угол стального башмака воткнулся в череп и застрял. Дама сразу свалилась на асфальт и больше не двигалась. Старик медленно поднялся. Ушибленные места болезненно саднили. В его сторону со стороны улицы шел еще один покачивающийся силуэт.
Старик не стал дожидаться второго претендента на схватку, а со всей возможной скоростью.
Зайдя в подъезд он дождался пока успокоиться бешенное сердцебиение. Два такие нападения в один день было уже более чем чересчур. Никуда он больше не пойдет.
В его аквариуме сидел Тришаков.
- Привет, деда. Ты куда это запропастился?
- Я в паркинг ходил подземный. Мне ваш оттуда позвонил.
- Как позвонил? Он же мертвый.
- Никакой он не мертвый. Я сам видел, как он в будке у стекла стоит. Он мне еще руками махал и в стекло стучал. Наверное, о женщине бешеной хотел предупредить.
- Дедушка, апокалипсис вокруг. Мертвые оживают. Конец мира пришел. Они не бешенные, они мертвые. А если тебя такой укусит, то и ты сам таким станешь. Эпидемия дед в городе. Войска ввели. Ты разуй глаза, что вокруг твориться. Я сегодня мертвяка ходячего убил, так у него в груди дыра размером с мой кулак была сквозная. А он ко мне еще бегом побежал.
Старик молча перекрестился. Он верил в Бога, но как-то неуверенно, сказывалась комсомольская юность и коммунистические установки зрелого возраста. Библия у него была. Но читал он ее редко и кусками, только когда находило на него такое настроение. А из молитв он знал только «Отче наш». Не было у него того религиозного оголтелого рвения, как у престарелых соседок. А вот сейчас на его глазах наступал конец времен. Нечего ему было сказать. Он принял это как должное.
- Дедуля, я сейчас уеду отсюда и не вернусь сюда никогда. Давай я тебя с собой заберу или к твоим тебя увезу. Погибнешь ты тут.
- Не-е-е, я не могу. Тут утром Герыч должен появиться. Так я прихода ждать буду.
Гера был его сменщиком. Бывший преподаватель теории Марксизма-Ленинизма и политической экономии. Не мог его старик подвести. Гера выгодно отличался от хамоватого и несдержанного Пети. С Герой они работали уже года два, а то и три. Их можно было назвать даже друзьями. Они часто созванивались и делились друг с другом новостями, хворями и прочими стариковскими разговорами, поздравляли друг друга с праздниками.
- Чего? – глаза крупного парня полезли на лоб.
- В шесть у меня сменщик должен подойти. Гера его зовут. Так я ….
Пояснения деда прервал гомерический хохот Тришакова.
- А я уж решил, что ты наркоман, - выдавил из себя красный как рак бугай.
Он смеялся и вытирал слезы на раскрасневшемся лице.
- Ладно, дедушка, рассмешил. Но сейчас решай: со мной поедешь или приход от герыча ждать будешь.
- Нет, сынок. Зачем тебе я. Сейчас ты меня пожалел, а потом жалость твоя во что превратиться? То-то и оно. Но все равно, спасибо тебе. Дай Бог тебе здоровья и деткам твоим.
- Да не женатый я еще. Полгода как с армии пришел. Дедушка, сотовая связь еще работает. Я тебе на столе номер свой оставил. Если к родственникам увезти или в деревню.
- Городской я, сынок. И дачу продал давным-давно. А дочка у меня в Германии живет, а сын со сношкой и внученком погибли еще в девяностые. Вот такая вот петрушка. Один я как перст. Да и сколько мне жить осталось, сам посуди. Не хочу обузой быть. Жил как-то до этого, да и жить буду, пока Бог не приберёт.
- До свидания дедушка. Не прощаюсь, заметь.
Парень помахал ему рукой и пошел размашистой походкой на улицу.
Старик заплакал. Сейчас он был счастлив. Ему сделали самый лучший подарок за последние годы.
Старик просидел так до утра. Мимо него бегали люди, таскали вещи, но их становилось все меньше и меньше.

Глава 3 Брошенные
Ни в шесть, ни позже сменщик так и не подошел. Но появился Казарян. Пришёл он пешком и весь избитый. Он плакал, он даже не плакал, он рыдал громко и драматично. Слезы катились градом. Он причитал по-бабски. Жирное тело сотрясалось от рыданий как студень.
- Дедушка, они не подходили? - кинулся он к старику, только завидев его.
- Кто, они?
- Детишки мои и жена? - Тамар снова затрясся в приступе рыданий.
- Нет, Тамар Саркисович.
- Тамик. Тамик меня зовите, пожалуйста, дедушка.
- Нет, Тамик, они не появлялись.
Армянин грузно опустился на ступеньки. Старик поспешил к нему. Он завел его в салон магии с охранной аппаратурой и налил ему горячего чая.
С подвываниями и причитаниями Тамик поведал ему свою трагичную историю. О наступающем конце света он узнал от важного человека. Сначала он купил билеты для всей семьи в Лондон, но потом выяснилось, что там твориться то же самое. Тогда он решил вывезти семью к своему другу и партнеру по бизнесу Григорию. Пришлось задержаться в Москве, чтобы снять наличные деньги, забрать кой-какие накопления от нелегкого труда. Но все забрать не получилось. Ситуация на глазах выходила из-под контроля. Тогда он решил плюнуть на терзающую его жабу и бежать вместе с семьей к Григорию, но оставалось еще одно дело. Нужно было забрать некоторые вещички у себя в офисе. Он созвонился с Анушаваном, вместе с которым они вели юридический бизнес и, забрав семью, поехал на встречу в офис. Но по дороге водитель завез его с семьей в какие-то гаражи и, угрожая пистолетом, выкинули их из машины, уехав на ней со всем добром. Тамик кое-как нашел водителя, который согласился его с семьей отвезти в его офис. Тамик отдал ему свой перстень с изумрудом. В офисе его ждали другие неприятности. Ануш ждал его не один, а со своими друзьями уголовного вида. Тамика избили и под угрозой жизни детей и жены заставили отдать его «пенсионный фонд». Тамик любил золото. Не брюлики, не машины, не деньги. Он по-настоящему любил золото. Он скупал царские червонцы, нелегальные слитки, золотой песок, лом золотых изделий. Все это он хранил в трех тайниках. Как Анушаван узнал про три клада, Тамик не знал. Но результатом было то, что он вместе с Анушаваном и двумя его быками объехали тайники и собрали все золото. Пока они катались по Москве, семья и друзья Анушавана оставались в офисе. Тамик очень боялся, что его и его семью просто убьют, но его не убили. Когда они уже ночью вернулись в офис, ни его семьи, ни друзей Анушавана там не было. Были следы стрельбы и много крови. Они вместе облазили всю округу, рискуя попасть в лапы бешеных мертвецов. Но никаких других следов не нашли. Тамик надеялся, что его детям и жене удалось бежать, а вот идти им было некуда, кроме как вернуться домой. Он весь остаток ночи шел пешком в свою московскую квартиру, уворачиваясь и отбиваясь от ходячих мертвецов, надеясь найти там жену и детей. Вот такую грустную историю поведал старику Тамик.
Армянин просто водопадом выплескивал из себя горе, надежды, страх и отчаяние. Старику было очень жаль Тамика. Так убивается бедный. Толстяк вытирал глаза и нос бумажными салфетками, всхлипывал и вздрагивал плечами, а потом задремал в большом черном кресле.
Но старика не оставили в одиночестве. У него внезапно появился третий компаньон.
- Блядь! Сука, сука, сука!!! – раздалось из лифтового холла.
В аквариум к старику заскочил адвокат Блидевский.
- Доброе утро, Олег Вениаминович, - вежливо поздоровался с ним старик.
- Да какое, нахрен, доброе. Где эта сука? Где эта тварь? Где моя жена? – выпалил он прямо в лицо старику.
Дед утер рукавом слюнявые брызги адвоката с лица.
- Не могу знать, Олег Вениаминович, не видел я ее, - ответил он.
- Как не видел?! Как не видел?!!! Эта тварь опять замки поменяла. Паскуда сраная, - щуплый низкорослый адвокат махал узкими холеными ладонями.
Твердый палец с наманикюренным ногтем уперся в грудь старика.
- Ты не мог ее не видеть. Она должна была мне что-нибудь передать. Она и телефон тварь отключила и Мишу моего забрала.
Миша был водителем, который работал на обоих супругов. Зарплату платила ему Блидевская из своей конторы, но адвокат упорно считал его своим персональным водителем. Блидевский сам машину не водил, да и прав у него не было.
И адвокат, и его жена старательно окружали себя блеском внешнего лоска. Но весь это лоск был таким же поддельным, как и вся их жизнь. Помощники, охранники, сотрудники менялись у Блидевских с непередаваемой скоростью. Постоянно работал только молчаливый флегматичный Миша.
Адвокат выскочил в вестибюль и забегал по периметру лобби, грызя ногти и распинывая по грязному полу попадающиеся под ноги шмотки и осколки мебели. Техничка утром уже не пришла. Внезапно адвокат высоко взвизгнул и запрыгал на одной ноге. Допрыгав, он плюхнулся на остатки кресла из красного дерева. Обеими руками он обхватил стопу в грязном модельном ботинке и жалобно заскулил. Он со всего маху умудрился пнуть тяжелое каменное пресс-папье, выпавшее из специального ящичка в дорогущем столе из красного дерева. Зловредная каменюка отлетела в одну сторону, а адвокат упрыгал в противоположную.
Старик поспешил к ноющему адвокату.
- Пойдемте ко мне. Я вам из холодильника лед приложу. Легче будет.
- Сука, тварь неблагодарная. Вокруг такое происходит, а она в очередной раз поиздеваться надо мной решила. Мразь такая. Чтоб она сдохла с риэлторами своими. Коза драная.
Жена адвоката владела собственным риэлтерским агентством. Успешная бизнес-вумен постоянно конфликтовала со своим менее успешным супругом. Супружеская война периодически выплескивалась из их квартиры. К сценам на парковке и в подъезде все уже привыкли, но были и более драматичные события в сериале, который смотрел дед из своего аквариума. Например, сразу после Новогодних праздников весь дом и окрестности наблюдали, как адвокат бегает в махровом банном халатике и шлепанцах на босу ногу, подбирая из грязного подтаявшего снега свои костюмы и рубашки. Но Блидевский не остался в долгу. Он порезал колеса ее машины в какой-то самый неподходящий момент и уехал с Мишей. Встрепанная раскрасневшаяся Блидевская в панике бегала, маша руками и выкрикивая матерные ругательства, по парковке и двору дома. От нее тогда досталось и охранникам и дворникам и даже председателю ТСЖ. Периодически война перемежалась трогательными перемириями. Тогда супруги ходили за ручку и оказывали друг другу всяческие знаки внимания.
Старик помог хромающему уже на обе ноги адвокату добраться до своей кондейки и усадил его на топчан.
- У вас камеры работают?
- Да конечно, - опешил дед. Вопрос адвоката выбил его из колеи, он просто не ожидал такого.
- Вы свидетелем будете. Я их раком поставлю. Они нарушили все нормы эксплуатации зданий. Да! Я потерпевший. Они не просто не обеспечили безопасные и комфортные условия для проживания, они создали условия опасные для жизни и здоровья граждан. Это преступная халатность. Нет, они намеренно это сделали. Это косвенный умысел, - глаза адвоката уже блистали праведным гневом.
Но разогнаться ему не дали.
- Э, батон. Че за херня. Домой пусти, - на входе в аквариум стоял крупный подросток в широченных приспущенных штанах и распахнутой теплой парке со сложноописуемым узором.
- Ты как с отцом разговариваешь, сопляк? – адвокат повернулся всем телом к подростку.
Это был его четырнадцатилетний сын Кирилл.
- Че ты опять напрягаешься? Опять мозги плющить будешь? – на детском лице подростка появилась страдальческая гримаса.
- Нет. Вы посмотрите на него. Ты где был? Придурок. Опять пьяный. Мне опять за тебя в школе краснеть, бестолочь, - распалялся адвокат.
- Ты че аще попутал? Батон, сейчас каникулы у нас. Весенние каникулы. Мы у калоши два дня зависали. Музыка там, культура всякая. Че ты гонишь? – искренне возмутился подросток. – Сами с биологической матерью хотите, чтоб я культурно развитым был и вас не позорил.
Адвокат подскочил к нему вплотную.
- Не смей так маму называть, дебил. Ты как к родителям относишься? Скотина неблагодарная.
Подросток нависал над тщедушным адвокатом. Не нужно было смотреть на носы, что бы понять, что в подросте ни грамма нет от Блидевского. Подросток уже в четырнадцать лет значительно превосходил его по комплекции. Широкие плечи и мощные конечности вкупе с блондинистыми волосами разительно контрастировали с лысеющим тщедушным брюнетом Блидевским.
- Ты меня просто домой пусти, мне переодеться надо. Мы сегодня в клуб идти хотели. Я дверь открыть не могу.
- Фу, как пивищем то разит. Мамашу-идиотку свою спроси.
- Ну, че ты опять начал, - загундел подросток. – Ну, баночку выпил. Че такого? А вы опять, что ли до развода поссорились? Во шиздец то. А я чего?
- Ты вообще дома должен был спать, придурок. Носит тебя где-то.
- Ну как спать. Я еще не ложился. Дверь откроешь, тогда посплю часок другой. А вообще-то меня люди ждут.
- Не открою дверь. Твоя биологическая гнида замки опять поменяла. Я по ее милости на перекладных из Питера только сейчас добирался. Машина, видите ли, ей нужна.
- Слышь, а че тут у вас? Война что ли была? Стреляют везде.
- Тупой ты, как твоя мамаша. Эпидемия вокруг. Люди с ума сходят и убивать начинают. Ничего на улице не заметил.
- А че замечать-то? Нас Каркуша возит, а он вечно обдолбанный. Ну, че? За мной скоро приедут.
- Даже не скоро, даже сейчас можешь катиться, дармоед.
Оба члена скандальной семьи внезапно застыли в молчании. На пороге появилась мандель из дорогой квартиры. Она куталась в теплую курточку. У фифы был встревоженный и, вместе с тем, надменный вид, еще можно было сказать, что она выглядела растерянной.
- Простите, а Игорь не подъезжал? Я никак ни до него, ни до охранников дозвониться не могу.
- Нет миленькая. Не было его, точно не было. Задерживается, наверное, - ответил старик.
- Как задерживается? Утро уже. Игорь вообще очень обязательный человек. Настоящий мужчина.
Ответом ей был богатырский храп из салона магии. Все не сговариваясь, повернули головы в сторону открытой металлической двери. Громовы трели опять повторились.
- Э, слышь, дед. Ты че, там бегемота прячешь? Вместо охранной собаки, епть, - подросток глумливо заржал.
Старик бросил гневный взгляд на подонковатого недоросля.
- Человек там. Казарян. Горе у него. Семья пропала. Его избили и ограбили, а семья пропала. Так убивается бедный, - старик сокрушенно покачал головой. – Всю ночь он не спал.
- Во, бля, - прокомментировал сказанное подросток. – Какрапузы, наверное, в горы убежали, дикий народ.
Глумливый смех подростка оборвала звонкая пощечина. Фифа так врезала ладонью по мордатому лицу, что у Кирилла зубы лязгнули. Ее острый как шило взгляд уперся в детские глазенки недоросля.
- Ты что несешь, ублюдок. Совсем забылся? Ты над горем чужим глумиться решил? Весельчак наш недоделанный.
Подросток от неожиданности шлепнулся пухлой задницей на топчан. Бейсболка с блестящей металлической пластиной на козырьке слетела с его головы, и он сам на нее наступил.
- Простите, простите. Я пошутил, - выпучил глаза подросток.
- Вы как ребенка воспитываете? Он что себе позволяет? – нависла она над адвокатом.
Прекрасное лицо породистой богини пылало гневом. Адвокат оторопело попятился назад.
- Ты за языком следи, придурок, - Блидевский визгливо крикнул на сына и боязливо покосился на мандель.
- Ребенка воспитывать надо. А то уже по улицам пройти невозможно, гневно сказала она.
Фифа тут же забыла по отца и сына. К ней снова вернулся растерянно-встревоженный вид, но надменность испарилась, как утренний туман.
- Может он звонил или просил передать что-нибудь? - в ее голосе сквозила хрупкая надежда.
- Нет, милая, ничего не передавал. Я его вообще не видел, как вчера на смену заступил.
- А может, говорили о нем что-нибудь? Напарник ваш, толстый такой, - она смутилась. – Упитанный такой, справный мужчинка. По-моему, Петя его зовут? Так?
Надо же, она, оказывается, их замечает и, даже, помнит. Вид у модели был уже испуганной. Казалось, она сейчас заплачет. В больших томных глазах, с красиво приподнятыми уголками, начали расти горькие прозрачные капли слез.
- Нет, миленькая. Петя ничего не передавал, - ответил старик. - Он вообще с женой сильно поссорился. Может, забыл.
- А вы не могли бы ему позвонить? Или может он придет? – надежда искоркой ожила в ее голосе.
- Сейчас, милая, конечно.
Старик придвинул к себе аппарат и стал искать в длинном списке под стеклом телефон Пети. Девушка опустилась на топчан рядом с, еще не отошедшим от экзекуции, подростком. Он обалдело пялился на нее все еще круглыми от удивления глазами. Она по-детсадовски положила ладошки на колени и, кусая губы, ела глазами консьержа.
Из трубки донеслись длинные гудки вызова. Старик нажал на кнопку громкой связи. Трубку долго никто не брал. Гудки смешивались со звуками шагов периодически проходящих людей, храпом Казаряна, хлопающими дверьми и выстрелами на улице. Наконец трубка щелкнула, и с другого конца линии послышался хриплый прокуренный голос Пети:
- Алло.
- Петя, здравствуй. Это Федор Ефимович, сменщик твой.
- Ну.
- Петя, ты вчера Петрова видел? Ну, из квартиры на крыше.
- Ну, был он.
- А не знаешь, куда делся он?
- А куда он денется? Если вертолет свой не забрал, то вернется. Он весь вечер туда сумки какие-то таскал. Сам таскал.
- Петя….
- Иди на хер, Ефимыч. Горе у меня, водку я пью. Ночью сын жену мою насмерть загрыз. Милиция его убила, а потом и жену убили. Ожила она. Во как Ефимыч. Сейчас водку допью и с крыши прыгать пойду. Пачку с сигаретами я уже приговорил. Вот одна осталась. Счастья тебе Ефимыч. Лихом не поминай и прости, если чего не так. Ну, ты знаешь.
На другом конце линии раздались пьяные всхлипывания, а потом были грохот и звон. Наверное, Петя запустил аппарат в стену или об пол грохнул, а может телефон просто упал. Но на удивление связь не разъединилась. Старый советский телефон проявил свои непробиваемые качества простой железобетонной вещи. Из трубки донесся страшный рев:
- А-а-а-а-а-а-а!!!
Крик шел на одной ноте. Еще были слышны удары кулаков по стенам и дверям. А потом была тишина. Полная тишина. Только помехи электрической связи слегка шумели в трубке. Старик осторожно положил трубку на аппарат.
Она сидела на топчане, поджав ноги и слегка склонив колени в одну сторону, руки сжимали край топчана до белизны костяшек. Модель сильно сутулилась, свесив голову на грудь.
« Боже мой! Какая же она худенькая. Молочком бы да с медом тебя попоить и мясо каждый день» - не к месту подумал старик. Подросток все также сидел рядом с ней. Но он уже выглядел, как раскормленный испуганный воробей, весь всклоченный и какой-то потерянный. От тупого хамского выражения на лице не осталось и следа. Адвокат гаденько улыбался.
«Нервное это у него, наверное» - подумал дед про старшего Блидевского.
Надеясь разрядить обстановку, дед ткнул пальцем в монитор, указывая на один из немногих оставшихся автомобилей.
- Вон, милая. Смотри вертолет суженого твоего.
Петров обычно ездил на ауди А-8, а вертолетом они назвали здоровенный немецкий бронированный джип Петрова. Стоящий рядом на парковке, маленький спортивный автомобиль мандели резко контрастировал с брутально-угловатым немцем.
- Я знаю, - тихо сказала девушка и жалобно улыбнулась. - Можно я с вами посижу, а то в квартире совсем страшно. Из обслуги никто не появился. Я одна там сижу.
- Да побудь, миленькая, здесь. Пока ненаглядный твой не приехал. А на счет Пети вы не думайте. Он и так дурной, а как напьется совсем шальным становиться. Такое несет, просто рассказывать стыдно.
Мандель улыбнулась в ответ.
Время шло. Люди в подъезде уже практически не появлялись. Похоже, все жильцы разделились на тех, кто уже уехал и тех, кто носа за дверь не показывал.
С улицы периодически доносились выстрелы. Мониторы показывали страшные картинки. Трупы уже не только валялись. Они еще стояли и бродили. С дикой скоростью носились не многочисленные машины. Людей на улице уже не было видно. Все в аквариуме старательно избегали смотреть на экраны. Только модель периодически бросала взгляд на картинку с парковки.
Они чего-то ждали, но каждый своего. Ничего не ждал старик. Нечего ему было ждать. А смерти он не боялся.
Мрачно сопящий подросток обронил:
- Жрать охота. Я вчера вечером питцу схомячил и все.
- Так у меня только два печенья осталось, - старик торопливо достал из портфеля смятый полиэтиленовый пакет с печеньем и крошками. - Кушай, кушай. Ты же молодой, тебе сил набираться надо.
- У меня дома печенье и джем есть, - отозвалась мандель. - Я могу принести. Только страшно одной.
- Дже-е-ем, - мечтательно протянул недоросль.
- Сходишь со мной? – мандель положила руку на колено подростка.
Он вздрогнул и покраснел, а потом смущенно заозирался.
- Сходи с ней. Девушка все-таки, - сказал адвокат.
Кирилл встал, оправил парку и подтянул мешковатые джинсы. Кепка так и осталась блестеть козырьком под топчаном.
- Ну, это. Готов я.
Модель озарила его сногсшибательной улыбкой и потянула увальня за собой в лифтовой холл.
Вернулись они через полчаса. Подросток тащил две плетеные корзины. Есть очень хотелось, но вид за прозрачными стенками аквариума отбивал всякий аппетит. Поэтому вся компания ожидающих перешла в салон магии мадам Ядвиги. Армянин, наверное, почувствовав съестное или услышав шум, проснулся. Вид у него был обалделый.
- Тамарочка пришла?
- Нет, Тамик, твоих пока не было.
Он опять заохал и запричитал. Старик опять испугался, что он опять будет рыдать, но он сдержался. Все, что он чувствовал, было написано на лице Казаряна.
- Вы покушайте, пожалуйста. Вернуться ваши. Мы все тут кого-то ждем, - обратилась модель к армянину.
Подросток шмыгнул носом. На Казаряна он смотрел подозрительно хмуро.
- Ну что вы стоите? Берите, кушайте, - модель обратилась сразу ко всем.
Она забрала из рук подростка сначала одну корзину, потом вторую и начала вытаскивать продукты и напитки. Кроме джема и имбирного печенья в красивых жестяных коробках, парочка принесла свежеприготовленные сэндвичи с ветчиной и сыром, сок в стеклянных бутылках, большой кусок твердого хамона, хлеб для бутербродов и мытые фрукты. Все выставлялось на небольшой журнальный столик в китайском стиле. Мест на нем не хватило, и фрукты поставили на большой стол между мониторами системы охраны.
- Сейчас, минуточку. Я кипяточку из куллера принесу, - засуетился старик.
Подросток молча повернулся и вышел.
- А, это…- начал, было, старик, но шум мешковатой одежды подростка уверенно удалился. Вскоре Кирилл вернулся, прижимая к животу большой белый куллер с почти полной бутылью. Куллер установили около стола и включили в бесновато выглядящую розетку. Поверх обычной белой розетки были прилеплена нашлепка, одновременно напоминающая кладбищенский венок и воронье гнездо с куриными косточками. Вопрос с кипяточком был решен окончательно.
- Меня Тамик зовут, - представился Казарян. – Меня так все друзья зовут.
- Валентина. Можно просто Валя, - приняла эстафету модель.
- Меня Кирюха зовут, - представился подросток.
- Олег Вениаминович. Адвокат, - представился Блидевский, но смутился и поправился: Олег, просто Олег.
Все посмотрели на старика. Дед неожиданно растерялся. Пауза затягивалась. Он так привык к тому, что к нему обращаются «дед», «дедушка», «уважаемый» или просто «вы», что ему как-то не пришло в голову сразу представиться. Пауза затягивалась.
- Ефимыч, - выпалил он. – Ефимыч меня зовите.
Сразу как-то стало легче. Они ели, изредка переговариваясь. Казарян сыпал витиеватыми комплиментами в адрес хозяюшки Вали и ее стряпни. Валя аристократично улыбалась в ответ. Единственным смятым моментом в завтраке получилась попытка разлить напитки. Кружка была только у Ефимыча. Валя хотела было бежать за кружками, но галантный Казарян просто взял с полок магические артефакты, ополоснул их под струей кипятка из кулера и раздал всем.
Внутри двух замысловатых небольших емкостей оказались обычные граненые стаканы самого что ни наесть столовского вида. Цельность емкостей нарушили, вытащив стаканы на волю. Казарян взял себе небольшой керамический горшочек, вытряхнув из него обычную сушеную ромашку. Даме предложили изящную чайную фарфоровую чашечку с блюдцем, которые, вероятно, принадлежали таинственной мадам Ядвиге.
Утренняя трапеза заметно улучшила общее состояние людей. Все происходило обычно и буднично. Все страхи отошли на второй план. Даже настроение улучшилось. За дверью иногда были слышны чьи-то шаги. С улицы доносились выстрелы, но уже никто на это не реагировал. Только Валентина и Тамик поглядывала на установленные охранниками мониторы на столе, похожем на древний алтарь для кровавых жертвоприношений.
В обществе друг друга каждый присутствующий находил для себя поддержку в этом кошмаре, который творился вокруг. Но завтрак закончился, и нужно было что-то делать. Адвокат спросил, где можно руки помыть. Старик объясни ему, где находится помещение для техничек, там были и душ и туалет. Адвокат шагнул в дверной проем.
- Кристина! Кристина, стой тебе говорю.
- Ну чего тебе?
- Кристина, ты куда направляешься?
- А тебе какое дело.
Все сразу выбежали из салона магии.
- Кристина, объясни мне немедленно, что происходит, - адвокат махал руками на девицу среднего роста с крашеными лиловыми волосами.
Одета девица была подстать прическе. Кожаная черная куртка бомбер явно с мужского плеча, клетчатые штаны в обтяжку и высокие до колен шнурованные ботинки на толстенной рубчатой подошве. Рядом с девицей стояли два бугая в кожаных косухах. Каждый из них держал в руках по два баула. У бородатого бугая на плече висело ружье с магазином, напоминающим автоматный. У лысого бугая с шарфом на шее, из-за голенища остроносого сапога с высоким каблуком торчала рукоятка обреза. Был виден винтовочный затвор и обмотанная синей изолентой рукоятка. В руках помимо баулов лысый нес топор на длинной ручке.
- Кристина, ты что творишь?
- То, что маманя сказала, то и творю. Я теперь оказывается девочка неглупая, девочка взрослая и могу сама о себе позаботиться. О себе я забочусь, понятно?
- Кристина, где мама? - Блидевский преградил дочери путь.
- А где ей быть. Вчера на чартере в Испанию улетела со своим Эдиком. Удивлен? Да отвали ты, - девица ударила ладонью по протянутой к ней руке адвоката.
Тут внезапно включился бородатый. Он пнул адвоката в грудь. Даже не пнул, больше это походило на толчок ногой. Так толкают попавшийся на дороге стул или пустую бочку. Адвокат успел закрыться руками, но все равно пинок верзилы отбросил его в сторону.
- Ах ты дрянь неблагодарная. Я же тебя растил. Так с отцом, которому ты всем обязана, - зашипел адвокат.
Девица резко развернулась прямо перед дверью и резкими динамичными шагами прошла в сторону корчащегося в грязи на полу адвоката.
Девица склонилась над ним.
- Чем обязана? Отчеством своим, Олег Вениаминович? Фамилией? Задницей в рубцах? Тебе еще чего-нибудь напомнить? - девица бросала слова в лицо адвоката, как будто выплевывала их.
Она обидно толкнула его раскрытой ладонью в лоб. Поднимающийся Блидевский снова упал в грязь. Девица выпрямилась и кинула в его связку ключей.
- Как же я всех вас ненавижу, скоты! – бросила на последок девица.