- Что это было, Георгий Дмитриевич? - спросила вдовая баронесса громким шепотом, с трудом усмиряя учащенное дыхание.
  
- Любовь, милая Наталия Васильевна, - ответил так же порывисто отдышливо. - Может даже страсть. Взаимная.
  
- С ума сойти. До сих пор голова кружиться. Почему это так? Почему только сегодня? Почему у меня такого наслаждения не было никогда раньше?
  
- Потому, милая моя, что сегодня вы отдавались мне без оглядки на что либо, как последний раз в жизни.
  
- Но, это же не в последний раз было? - спросила она с надеждой.
  
- До утра еще далеко, - успокоил я ее. - А там, как Бог рассудит.
  
Как только прошла торопливая отдышка от безумного страстного секса, которого я никак не ожидал от такой скромницы, я вдруг решил напоследок жизни похулиганить, и нашептал на ухо баронессе, что мы могли бы здорово разнообразить это занятие и даже предложил как.
  
- Георгий Дмитриевич, - возмущенно прошипела мне в ухо баронесса, - что вы такое мне предлагаете? Я порядочная женщина, а не кокотка. Я хоть и медичка, но все-таки не готова к таким половым экспериментам, на которые и не каждая кокотка-то согласиться.
  
Пользуясь тем, что в темноте моего масленого выражения лица не видно, я без зазрения совести продолжил развращать молодую женщину.
  
- Наталия Васильевна, завтра утром нас расстреляют, - привел я неубиваемый резон. - На какой период времени вы желаете отложить своё знакомство с этими, как вы выразились, половыми экспериментами?
  
- Где вы всему этому научились? - прошипела сестра милосердия уже заинтересовано.
  
- Да шатало меня по свету. Одно время у меня даже гарем был из очень развратных женщин. Временно.
  
- Простой фельдшер, а какая загадка, - она потянулась в сладкой истоме, - Тогда Георгий Дмитриевич, поцелуйте меня... ТАМ. Всю жизнь мечтала о таком наслаждении с мужчиной, а сознаться в этом мужу было очень стыдно, вот и молчала.
  
Она прыснула коротким застенчивым смешком.
  
Мне осталось только явить свой аспект и поднять атрибут.
  
А в тихом омуте Наталии Васильевны водилось целое стадо чертей. Их стоило только выпустить на волю.
  
  
  
  
  

Утром нас, как ни странно, никто не потревожил.
Даже принесли завтрак: хлеб и воду. Хлеба фунт на двоих и котелок колодезной воды. Вот и все события, не считая оправки в дощатом сортире во дворе. Под прицелом.
Время на сеновале тянулось медленно и как-то тягуче.
Мы молчали, стараясь не говорить о приближающемся неизбежном. Только Наталия Васильевна встречаясь со мной взглядом, неожиданно рдела и отводила глаза.
Когда меня достало это напряжение, я попытался развеселить ее байками. А когда они не прошли, то откровенно антисоветскими анекдотами про Ленина, Крупскую и Дзержинского, которые выдумали потомки к столетнему юбилею вождя революции. Получилось. Смеялись над ними не только баронесса, но и конвоир за дверью. Тот просто угорал, хотя понимал не все.
Часам в десяти – часы у меня не отобрали, даже не обыскивали, за нами наконец-то явились товарищи с винтовками числом в пять штук. И одной лопатой. Командовал ими Михалыч с шашкой.
Прямо во дворе нас стрелять не стали – повели за околицу, через все село, напоказ. Видимо в качестве дополнительного устрашения местных обывателей.
Обыватели ничем свое отношение к нашей процессии не выражали, разве что мне некоторые – из тех, кого я пользовал по медицинской части, кланялись прощаясь.
За околицей на лугу возле плакучей березки уже образовалось маленькое кладбище. Я насчитал восемь могильных холмиков без каких-либо обозначений.
Михалыч мне выдал лопату и приказал копать в этом рядке девятую яму.
- Одной на двоих хватит, - ухмыльнулся при этом глумливо. - Вам не привыкать вместях лежать.
Да, сплетни по деревни разносятся быстрее скорости звука. Или это мы так ночью от страсти рычали, что все село переполошили? Наталья Васильевна, когда согласилась на «половые эксперименты» любила меня в полный голос, не стесняясь в своих порывах. Вот и сейчас ее щеки стыдливо вспыхнули при словах Михалыча. А в глазах бесенята скачут.
Не успел я снять дерн и углубиться в землю на штык, как за спиной раздался клаксон автомобиля.
Оглянувшись, увидел открытый «руссо-балт ландоле» на деревянных спицах. В нем в полный рост стоял невысокий чисто выбритый человек в кожаной куртке, весь перечеркнутый ремнями. На голове его из-под маленькой кожаной фуражки во все стороны вырывались жесткие кудрявые волосы. На околыше фуражки ярко рдела красная звезда.
Убедившись, что все обратили на него внимание, этот человек выкрикнул.
- Я Лев Мехлис, комиссар запасной дивизии, в которую входит ваш полк. Я желаю знать, что тут происходит.
- Расстрел врагов народа, товарищ комиссар, - бойко ответил Михалыч, но воинского приветствия начальству не отдал, хотя и вытянулся в струнку.
- Дайте мне постановление трибунала, - приказал комиссар, требовательно протягивая руку.
- Нет никакого постановления, товарищ комиссар, - ответил Михалыч, впрочем, осознавая себя в полном праве, - Расстрел производится по приказу товарища Фактора.
- Я отменяю расстрел до заседания Ревтрибунала, - отрезал Мехлис и сел на сидение.
Потом повернувшись, добавил:
- Ведите этих задержанных в штаб, будем разбираться

В селе Мехлис не медля машиной отправил очнувшегося Нахамкеса в Пензу.
Перед отъездом тот потребовал меня пред свои светлы очи. Оказывается, он узрел так и неубранные в каретном сарае свои отрезанные ноги в медном тазу и понял, что ему грозило.
Благодарил.
Вменяемый товарищ.
В ответ я ему не преминул наябедничать, что его ноги были бы целые, если бы товарищ Фактор не расстрелял доктора Болхова. Мне же не оставалось ничего другого, как их ампутировать. Иначе - хана.
- Разберемся, - мрачно сказал Мехлис, стоящий у автомобиля рядом со мной.
- Ты уж разберись, как следует по партийному, Лев Захарыч, - попросил его товарищ Нахамкес. - Без сантиментов.
И подозвав меня к себе, вложил в мои руки кобуру на ремне.
- Владей, - усмехнулся, - Чтоб было чем от контры отстреливаться красному фельдшеру.
И откинулся на подушки заднего сидения.
Автомобиль взрыкнул мотором, и поднимая тяжелую пыль, укатил в сторону губернского центра.
Прошли в каретный сарай, в котором Наталия Васильевна проводила уборку, ведь после вчерашней операции это почему-то никому не пришло в голову. Несмотря на то, что в том же помещении находился сам товарищ Нахамкес.
Мехлис тут же спросил, поднявшуюся с корточек баронессу.
- Вас как зовут?
- Наталия Васильевна Зайцева, - тут же за нее ответил я, и сделал женщине страшные глаза из-за плеча комиссара.
Умница все поняла и сделала молчаливый книксен.
- Так вот, товарищи Зайцева и Волынский, - сказал комиссар бригады, - Теперь вы мобилизованные бойцы Революционной Красной армии, доказавшие ей свою полезность. Но учтите: дезертиров у нас расстреливают.
После чего круто повернулся и ушел в здание волостного правления. Наверное, с Фактором общаться.

.

Положил подаренную Нахамкесом кобуру на стол и, освободив руки, стал помогать Наталии Васильевне с приборкой, потихоньку ей выговаривая.
- Милая Наталия Васильевна, вопрос категорически серьезный...
Она посмотрела на меня внимательно, ничего не говоря, ожидая продолжения.
- Никогда и нигде не упоминайте того, что вы баронесса. Вы простая сестра милосердия из мещан, ваша фамилия теперь Зайцева. Если кто и услышал ранее, что вы Зайтц, то посчитает, что попутал. Не так много внимания было к вам от товарищей. Им в большом селе вдовушек и солдаток хватало. Не говорите, что были замужем, тем более за полковником. Надеюсь, что это ненадолго и скоро с товарищами мы расстанемся.
- Но ведь комиссар предупредил, что за дезертирство нас расстреляют, - напомнила мне баронесса.
- А сегодня с нами, что хотели сделать? Да и не уживусь я с ними. И вас бросить у них не смогу.
Молодая женщина встала, убрала ведро с мусором к входной двери, вымыла ладони у рукомойника, и лишь потом сказала.
- Давайте будем чай пить. Там все и обсудим... - и через паузу добавила, улыбнувшись, - Милый.
- С удовольствием, - ответил я, направляюсь к рукомойнику.
Пока Наталия Васильевна готовила морковный чай, я рассмотрел гонорар за лечение от товарища Нахамкеса. Длинная кобура была формованной рыжей кожи. Ее откидное крыло крепилось шлейкой, которая продевалась через нашитый кожаный штрипчик и закреплялась в прорезь на медную кобурную кнопку. Надежно закрывает, но когда требуется скорость выхватывания ствола, может быть критично.
В кобуре был австрийский автоматический пистолет системы Манлихера, изящный, как хортая.## С длинным стволом и неотъемным магазином на десяток патронов. Изогнутая рукоять в руке сидит удобно, как влитая. Дорогая, статусная машинка. Не у каждого австро-венгерского офицера такая была. Они больше с более дешевыми пистолетами 'штайр' или револьверами Гасера бегали. Или с немецкими 'парабеллумами' под гражданский патрон 7,65 миллиметров.


## Хортая борзая. Южнорусская порода охотничьих собак. Отличалась от русской борзой гладкой шерстью. (подробнее - см. Глоссарий)

Оттянул затвор и попробовал продавить патрон в магазин - полный, не давится.
На хорошем кожаном ремне с орлёной латунной бляхой (орел тоже двуглавый, но несколько другой, чем российский) висело два кожаных длинных и узких подсумка в которых оказалось по заправленной обойме к пистолету. Патроны в них блестели ровненькими бочонками. В каждой обойме было по десять патронов калибра 7,63 миллиметра.
Тридцать патронов - негусто. И брать из тут негде. Может оттого и подарил товарищ Нахамкес мне эту машинку с барского плеча. Куда ее девать, когда патроны кончатся? Но, как говорится, дареному коню...
Засунул все обратно по подсумкам и кобурам, и опоясался этим ремнем поверх пиджака.
Наталия Васильевна, увидев меня в этом парамилитаристком виде, неожиданно прыснула.
- Георгий Дмитриевич, вы сейчас небритый да с этим оружием очень похожи на армянского маузериста.##


## Маузеристы - люди, вооруженные маузерами. Боевые отряды дашнаков, но часто просто бандиты. (подробнее - см. Глоссарий)

Я провел ладонью по подбородку. Бриться пора, однако.
- Вы правы, Наталия Васильевна, только с этими арестами да расстрелами и не о таком забудешь.
И мы дружно засмеялись, радуясь тому, что, несмотря на все, остались живы.
И тому, что мы взаимно очень нравимся друг другу.