Поздно вечером, вместо уже ожидаемой Розы, ко мне в номер пришла Наташа Синевич. В одном гостиничном халате махровом.
Тихо прикрыв дверь, молча, встала у неё, переминаясь красивыми ногами. А руками теребит концы пояса.
Я как раз, в ноутбуке на карте северного континента маркировал разные маршруты до Новой Одессы. Это занятие уже заняло много времени и требовало фанатичной усидчивости, так как максимальный масштаб был все-таки тут, скорее, для летчиков, нежели пехотинцев. Да и не космическая это съемка, ни разу, а аэро, а значит и полосы неконтактные или слабо читаемые обязательно есть. Так что всё надо по два-три раза проверить.
Самолёт летит на заданной высоте со скоростью 400 километров в час, и снимает, по строгому маршруту, на специальный аэрофотоаппарат узкую полосу местности под собой. Потом отпечатанные на фотобумаге кадры этой съемки склеивают в маршрутные полосы, а полосы, в свою очередь, склеивают уже между собой и получают планшетную фотокарту. Вот края таких полос (хотя по требованиям они должны перекрывать друг друга минимум на 30 процентов) часто идут впритык и снимаются краем объектива, так что часто разобрать, что, где и как может только очень опытный специалист.
К тому же многие места (наверное, они Орденом считались маловажными) снимались с большой высоты площадным способом, а затем пристыковывались к более подробным маршрутным полосам, отчего при совмещении масштаба резкость изображения была разной. Вот и крутись.
Я хоть и не спец, ни разу, вот этим самым и занимался (если подобрать приличное слово), сравнивая фотокарту (которая также была любезно представлена на диске, спасибо Ордену за это) с картой, прорисованной уже компьютером, а в некоторых местах ещё и с кроками буров.
Поднятая же до состояния топографической, эта компьютерная карта хорошо работала только вблизи крупных населенных пунктов, а в остальных местах больше напоминала картинку с дешевого маршрутизатора GPS, чем карту, даже туристическую, которая неточна по определению.
Потом по выверенным маршрутам надо будет рассчитать возможные стоянки, нашу потребность в топливе, воде и всем прочем. Тот ещё головняк. Техника вождения войск на такой случай хоть генштабовские справочники имеет на всё про всё. А у меня только сокращение мозговой мышцы и «Памятка переселенцу».
Сижу, молча, работаю.
Наташа стоит, молчит, стесняется.
Я терпеливо жду, когда она сама что-нибудь скажет. Она же пришла, не я.
Так прошло минуты три.
Потом я не выдержал и повернулся.
- Наташ, ты, может, чего сказать хотела, или спросить об чём?
Стоит, молчит. Только ноздри раздувает.
- Ну, что молчишь? – подстегиваю её к активности.
- Хочу и молчу, - Наташа резко отвернула голову, чтобы я не видел её лица.
- Надо же: хочет – и молчит, - засмеялся я, вспомнив старый анекдот про грузина.
- Да не хочу я, - взвизгнула и даже ножкой топнула в раздражении.
- Чего не хочешь?
- Ничего не хочу.
- А что пришла?
- Не знаю, как и сказать.
- А ты с самого начала попробуй.
Видно, что Наташа сильно волнуется, и действительно что-то вертится у неё на языке, но что-то препятствует, желаемое реализовать. Внутри неё, похоже. А проблема важная, но не решенная, взбухла уже и выхода требует, как из пушки. Не лопнуть же её разуму – всё наружу плеснёт. Ладно просто криком разрядится, а то, не дай Бог, включит с полпинка программу «псих-самовзвод» и начнёт себя дальше накручивать, а потом как… Тут уж на кого Бог пошлёт. А кроме меня в номере и посылать то не на кого. И на фига мне скандал с истерикой на пустом месте?
Но пронесло. Наташа помялась ещё, и выпалила.
- В гареме произошел бунт.
- И кто кого взбунтил? Неужто, старшую жену с поста свергли?
- Не свергли, а ограничили в правах. И её, и Розу.
- И в чём же таком ограничили? Вроде живут все в одинаковых номерах. Едят все одно и то же. И винтовки всем одинаково хорошие купили. И форму…
- Да в тебе и ограничили! - Наташа, чуть на крик не срывается, хотя голос понизила и говорит всё почти шепотом. Даже слух напрягать приходится.
- Интересно-интересно…
- А что интересного? Интересного, как раз, ничего не нашли. Всё тривиально.
- Натуль, ты не ходи вокруг да около, ты прямо скажи. Ты же для этого пришла.
- Да. То есть, нет. Вернее, да. Я запуталась.
- Может мне кого другого позвать, чтобы прояснил?
- Не надо. Я сама скажу.
- Говори.
- Не знаю, как сказать.
- Да как есть, так и скажи. Хватит рок-н-ролл крутить.
- Как есть?…- удивлённо спрашивает.
- Ну да, как есть.
- Как есть…- протягивает задумчиво.
- Как есть, как есть, - подбадриваю.
- Ну… Девчонки решили…
- Давай-давай, смелее: что решили?
- Не знаю, как сказать, - опять убрала глаза в сторону, а сама краснеет.
Мне тут только стеснительных путан не хватает. Скопом они все наглые, посмотрю, а вот поодиночке очень даже разные.
- Может, простыми словами сказать попробуешь?
- Как это?
- Очень просто. Взяла и сказала, что произошло, и что девчата решили такого этакого.
- Я попробую.
- Я слушаю.
- Ну, не получается у меня, не знаю, как такое говорить, - опять пошла себя накручивать.
- Ну, тогда не говори. Иди себе. У меня работы по горло, - и отвернулся от неё к ноутбуку.
И тут же услышал в спину.
- Теперь ты будешь спать с нами по жребию.
Я обернулся.
- А моё мнение не учитывается?
- Нет. Все решили, что так будет лучше.
- Каким образом лучше?
- Я была против, но большинство настояло. Только Бисянка сачканула. Сказала, что у неё критические дни. Хотя первый жребий был её.
- А ты?
- Я не хотела, - снова голову в сторону, чтоб не смотреть на меня.
И от двери не отходит.
- Не хотела, так не хотела. Я не в претензии. Если тебя обратно не пустят, то вон на ту кровать ложись, - показал рукой, - Это Розина. И спи. А я на другую койку лягу, когда работать закончу. Свет верхний выключи, мне и экрана хватит, - и опять отвернулся от неё к компьютеру.
Погас верхний свет.
Фууууу… Пронесло. А ведь на миллиметрах с истерикой разошлись.
Проскрипела кровать за спиной и всё стихло.
И тут же подумал: началось! Коллектив почуял свою силу и пробует свои острые зубки на мне, таком нежном, трепетном и ранимом.
Минут пятнадцать я спокойно работал, периодически слыша поскрипывание койки за спиной. Быстро выкинув этот водевиль из головы, (о нем подумать можно и завтра), полчаса плодотворно работал с картами и даже забыл о Наташе, проблема, которую я решал, была важнее для всех нас.
Вчерне было разработано все возможные пять путей доставки наших тушек в Одессу, осталось только их маршрутизировать и посчитать нужные ресурсы. Но это уже потом, вместе с Ингеборге.
Я уже потягивался, настраиваясь на крепкий сон. Когда услышал за спиной сердитое шипение.
- Жора, что ты за человек такой?
- Не понял?
- Блин, такая красивая деваха рядом лежит, а ты в компьютер уткнулся.
Ути-ути, какие мы раздраженные. Тут меня на смех пробило. Буквально за день до нашего попаданства в этот мир посмотрел я на видаке старую итальянскую комедию «Не промахнись, Асунта», целиком построенную на культурном непонимании англичан и итальянцев. Так там была почти аналогичная сцена.
- Наташ, - спрашиваю, - Тебя, случаем, не Асунта зовут?
- Причем тут Асунта? Не знаю такую. А вот твоё поведение оскорбительно для женщины.
- Чем?
- Тем самым. Я тут, понимаешь… А этот ботаник в монитор уткнулся. И только не говори мне, что я тебе не нравлюсь. Не поверю. Я вижу, какими глазами ты на меня смотришь.
Дорогая редакция… Мне шестнадцать лет и я охуеваю… Нет, я вообще отказываюсь понимать женщин. И это, между прочим, довольно больно бьёт по моей самооценке, так как всегда считал себя достаточно проницательным человеком и искушённым ходоком по бабам. А тут туплю, как первогодок.
- Ну, ты же сама сказала, что не хочешь ничего.
- Мало, что я сказала! Может я от тебя действий ждала, а ты… Даже слов не подобрать... Чурбан!
Вот как. Однако, нам гол.

Поздно вечером, вместо уже ожидаемой Розы, ко мне в номер пришла Наташа Синевич. В одном гостиничном халате махровом.
Тихо прикрыв дверь, молча, встала у неё, переминаясь красивыми ногами. А руками теребит концы пояса.
Я как раз, в ноутбуке на карте северного континента маркировал разные маршруты до Новой Одессы. Это занятие уже заняло много времени и требовало фанатичной усидчивости, так как максимальный масштаб был все-таки тут, скорее, для летчиков, нежели пехотинцев. Да и не космическая это съемка, ни разу, а аэро, а значит и полосы неконтактные или слабо читаемые обязательно есть. Так что всё надо по два-три раза проверить.
Самолёт летит на заданной высоте со скоростью 400 километров в час, и снимает, по строгому маршруту, на специальный аэрофотоаппарат узкую полосу местности под собой. Потом отпечатанные на фотобумаге кадры этой съемки склеивают в маршрутные полосы, а полосы, в свою очередь, склеивают уже между собой и получают планшетную фотокарту. Вот края таких полос (хотя по требованиям они должны перекрывать друг друга минимум на 30 процентов) часто идут впритык и снимаются краем объектива, так что часто разобрать, что, где и как может только очень опытный специалист.
К тому же многие места (наверное, они Орденом считались маловажными) снимались с большой высоты площадным способом, а затем пристыковывались к более подробным маршрутным полосам, отчего при совмещении масштаба резкость изображения была разной. Вот и крутись.
Я хоть и не спец, ни разу, вот этим самым и занимался (если подобрать приличное слово), сравнивая фотокарту (которая также была любезно представлена на диске, спасибо Ордену за это) с картой, прорисованной уже компьютером, а в некоторых местах ещё и с кроками буров.
Поднятая же до состояния топографической, эта компьютерная карта хорошо работала только вблизи крупных населенных пунктов, а в остальных местах больше напоминала картинку с дешевого маршрутизатора GPS, чем карту, даже туристическую, которая неточна по определению.
Потом по выверенным маршрутам надо будет рассчитать возможные стоянки, нашу потребность в топливе, воде и всем прочем. Тот ещё головняк. Техника вождения войск на такой случай хоть генштабовские справочники имеет на всё про всё. А у меня только сокращение мозговой мышцы и «Памятка переселенцу».
Сижу, молча, работаю.
Наташа стоит, молчит, стесняется.
Я терпеливо жду, когда она сама что-нибудь скажет. Она же пришла, не я.
Так прошло минуты три.
Потом я не выдержал и повернулся.
- Наташ, ты, может, чего сказать хотела, или спросить об чём?
Стоит, молчит. Только ноздри раздувает.
- Ну, что молчишь? – подстегиваю её к активности.
- Хочу и молчу, - Наташа резко отвернула голову, чтобы я не видел её лица.
- Надо же: хочет – и молчит, - засмеялся я, вспомнив старый анекдот про грузина.
- Да не хочу я, - взвизгнула и даже ножкой топнула в раздражении.
- Чего не хочешь?
- Ничего не хочу.
- А что пришла?
- Не знаю, как и сказать.
- А ты с самого начала попробуй.
Видно, что Наташа сильно волнуется, и действительно что-то вертится у неё на языке, но что-то препятствует, желаемое реализовать. Внутри неё, похоже. А проблема важная, но не решенная, взбухла уже и выхода требует, как из пушки. Не лопнуть же её разуму – всё наружу плеснёт. Ладно просто криком разрядится, а то, не дай Бог, включит с полпинка программу «псих-самовзвод» и начнёт себя дальше накручивать, а потом как… Тут уж на кого Бог пошлёт. А кроме меня в номере и посылать то не на кого. И на фига мне скандал с истерикой на пустом месте?
Но пронесло. Наташа помялась ещё, и выпалила.
- В гареме произошел бунт.
- И кто кого взбунтил? Неужто, старшую жену с поста свергли?
- Не свергли, а ограничили в правах. И её, и Розу.
- И в чём же таком ограничили? Вроде живут все в одинаковых номерах. Едят все одно и то же. И винтовки всем одинаково хорошие купили. И форму…
- Да в тебе и ограничили! - Наташа, чуть на крик не срывается, хотя голос понизила и говорит всё почти шепотом. Даже слух напрягать приходится.
- Интересно-интересно…
- А что интересного? Интересного, как раз, ничего не нашли. Всё тривиально.
- Натуль, ты не ходи вокруг да около, ты прямо скажи. Ты же для этого пришла.
- Да. То есть, нет. Вернее, да. Я запуталась.
- Может мне кого другого позвать, чтобы прояснил?
- Не надо. Я сама скажу.
- Говори.
- Не знаю, как сказать.
- Да как есть, так и скажи. Хватит рок-н-ролл крутить.
- Как есть?…- удивлённо спрашивает.
- Ну да, как есть.
- Как есть…- протягивает задумчиво.
- Как есть, как есть, - подбадриваю.
- Ну… Девчонки решили…
- Давай-давай, смелее: что решили?
- Не знаю, как сказать, - опять убрала глаза в сторону, а сама краснеет.
Мне тут только стеснительных путан не хватает. Скопом они все наглые, посмотрю, а вот поодиночке очень даже разные.
- Может, простыми словами сказать попробуешь?
- Как это?
- Очень просто. Взяла и сказала, что произошло, и что девчата решили такого этакого.
- Я попробую.
- Я слушаю.
- Ну, не получается у меня, не знаю, как такое говорить, - опять пошла себя накручивать.
- Ну, тогда не говори. Иди себе. У меня работы по горло, - и отвернулся от неё к ноутбуку.
И тут же услышал в спину.
- Теперь ты будешь спать с нами по жребию.
Я обернулся.
- А моё мнение не учитывается?
- Нет. Все решили, что так будет лучше.
- Каким образом лучше?
- Я была против, но большинство настояло. Только Бисянка сачканула. Сказала, что у неё критические дни. Хотя первый жребий был её.
- А ты?
- Я не хотела, - снова голову в сторону, чтоб не смотреть на меня.
И от двери не отходит.
- Не хотела, так не хотела. Я не в претензии. Если тебя обратно не пустят, то вон на ту кровать ложись, - показал рукой, - Это Розина. И спи. А я на другую койку лягу, когда работать закончу. Свет верхний выключи, мне и экрана хватит, - и опять отвернулся от неё к компьютеру.
Погас верхний свет.
Фууууу… Пронесло. А ведь на миллиметрах с истерикой разошлись.
Проскрипела кровать за спиной и всё стихло.
И тут же подумал: началось! Коллектив почуял свою силу и пробует свои острые зубки на мне, таком нежном, трепетном и ранимом.
Минут пятнадцать я спокойно работал, периодически слыша поскрипывание койки за спиной. Но, выкинув этот водевиль из головы, (о нем подумать можно и завтра), ещё с полчаса корпел над картами и даже забыл о Наташе, проблема, которую я решал, была важнее для всех нас.
Вчерне было разработано все возможные пять путей доставки наших тушек в Одессу, осталось только их маршрутизировать и посчитать нужные ресурсы. Но это уже потом, вместе с Ингеборге.
Я уже потягивался, настраиваясь на крепкий сон. Когда услышал за спиной сердитое шипение.
- Жора, что ты за человек такой?
- Не понял?
- Блин, такая красивая деваха рядом лежит, а ты в компьютер уткнулся.
Ути-пуси, какие мы раздраженные. Тут меня на смех пробило. Буквально за день до нашего попаданства в этот мир посмотрел я на видаке старую итальянскую комедию «Не промахнись, Асунта», целиком построенную на культурном непонимании англичан и итальянцев. Так там была почти аналогичная сцена.
- Наташ, - спрашиваю, - Тебя, случаем, не Асунта зовут?
- Причем тут Асунта? Не знаю такую. А вот твоё поведение оскорбительно для женщины.
- Чем?
- Тем самым. Я тут, понимаешь… А этот ботаник в монитор уткнулся. И только не говори мне, что я тебе не нравлюсь. Не поверю. Я вижу, какими глазами ты на меня смотришь.
Дорогая редакция… Мне шестнадцать лет и я охуеваю… Нет, я вообще отказываюсь понимать женщин. И это, между прочим, довольно больно бьёт по моей самооценке, так как всегда считал себя достаточно проницательным человеком и искушённым ходоком по бабам. А тут туплю, как первогодок.
- Ну, ты же сама сказала, что не хочешь ничего.
- Мало, что я сказала! Может я от тебя действий ждала, а ты…
- А что я? Я, как современный цивилизованный человек, так вообще против какого-либо «сексуал харасмент».
Наташа от возмущения чуть не задохнулась.
- Ты… Даже слов не подобрать... Чурбан!
Вот как. Однако, Георгий Дмитриевич, нам гол.

Когда проснулся на шум в коридоре, к моему удивлению, почувствовал, что хорошо выспался, хотя было ещё совсем темно.
Наташка, уткнувшись в мою подмышку, сладко сопела, причмокивая губами.
Да…Оказия, однако. Хотела - не хотела Наташа, а трахнула меня со всей страстью неземной, как любимого мужа в первую брачную ночь. Что о ней сказать? Искренна. Страстна. И неумела. Да и откуда взять умелость, если есть устоявшаяся уже привычка, что именно её очень долго обхаживают, и ещё дольше домогаются. После обхаживания. И с благодарностью принимают от неё всё, что дают и сколько дают. Потому что Наташа очень красивая. С такой внешностью никакой «Камасутры» не надо. Как она это всё со школьной юности в своей провинции усвоила, так и живёт.
С типичным поведением проститутки в постели у неё нет ничего общего. Может она и не врала, когда в первый день заявляла мне с возмущением, что никогда не путанила. Тогда я не поверил: невозможно в бардаке жить и целочкой остаться. А эскорт, хоть и не проституция в чистом виде, но всё же близок к ней. По крайней мере, репутационно. А там уже, как фишка ляжет. Жизнь она всегда сложнее наших о ней представлений. Она большая и в ней есть место всему. Даже тому, что не придумать.
Вот вам и весь внутренний конфликт Наталии. Когда её, нет – ЕЁ, по жребию, практически насильно, не спрашивая желаний и предпочтений, безо всякого конфетно-букетного периода отношений, сорвав трусы и лифчик, обрядив в один только халат, впихнули в мой номер и наказали до утра оттуда не появляться, иначе применят санкции, она и поплыла. Потому, как совсем по-другому себе представляла развитие отношений между мужчиной и женщиной, где секс достигнутая вершина, а не начало пути, у её подножия.
Все это Наташа в перерыве между соитиями мне со всей своей искренностью и выложила.
Оказалось, что сам вопрос с перераспределением мужского ресурса в гареме подняла Галя Антоненкова во время нашего с Ингеборгой шоп-тура по Базам. И после нашего возвращения, этот бухтёж перманентно тихо тлел по кулуарам. А потом прорвало всех разом.
Если бы я только с Розой спал, то никто бы ничего и не вякнул. Сделал чувак свой выбор и сделал. Флаг ему в руку и барабан на шею. А тут в гареме образовалась привилегированная группа, пользующаяся мной, когда остальные голодают. И такой непорядок решили устранить волюнтаристскими методами. Удивительным для меня оказалось только то, что наиболее спокойной частью гарема была его мусульманско-таежная часть. У остальных девчат обладание моей тушкой выросло в вопрос статуса в коллективе.
Практически их договоренность выглядела окончательно так. Полгарема пользуют меня по составленной очереди, потом две ночи я провожу с Ингеборге и Розой. Потом радуются остатние полгарема и опять Ингеборге и Роза. Очередность была выявлена примитивным жребием, для пущей справедливости. Мое мнение никого даже не интересовало. Как и мое право на отдых.
Оба-на! Картина Репина «Приплыли».
Думай, башка, думай, а то панаму напялят, амазонки, блин. Причём не все такие неискушённые и искренние, как Наташка. Наверное, есть и мастера подлянок.
Так вот, от шума, точнее от стука, в коридоре я проснулся. Когда же он превратился в звуки возни и топтаний, не выдержал, встал и, как был в костюме Адама, выглянул в коридор. Любопытство одолело.
А там творилось сущее безобразие. Двое неизвестных тягали Сажи к лестнице, зажав лапой ей рот. Сажи усиленно сопротивлялась, пытаясь одновременно что-то мычать и кусать пальцы, сдавливающие её красивые губы.
Это мне очень не понравилось. Настолько не понравилось, что я вопреки своему обыкновения, даже не стал никого окликать, предупреждать и ругаться. Просто взял короткую лыжную палку, стоящую в номере у двери, (чего только не нашлось у запасливого школьного водителя, когда мы разгружали автобус перед ремонтом), открыл дверь, сделал два шага и воткнул эту палку острием в спину одного из напавших на Сажи. Тот кротко хрюкнул и упал.
Отрывая от Сажи второго ниньзю, крикнул в открытую дверь номера.
- Наташа! Звони Борису! Мобильник на столе!
Мужичек попался в мои руки жилистый и не слабый, но к его несчастью, малого веса, потому оторвать от девчонки его удалось быстро, хоть этот гад и влепил мне, не глядя, каблуком по голой плюсне. Больно!!!
Освобожденная женщина востока, заревев, как гудок морского парохода, выдернула лыжную палку из первого налётчика, который так и валялся на полу, стала ей бить второго налетчика, которого держал я, попадая при этом по мне каждый третий раз. Нее… Ну, мать вашу так, козу горную!
Потом оказалось, что Сажи мне, наверное, жизнь спасла. Потому что била того кренделя по рукам, которыми он пытался достать пистолет. Смог бы достать – пристрел меня на хер в упор. И всё… Но это выяснилось потом, а пока два удара ему, один – мне. Бамбуковой палкой!
На сажкин рёв явился, как чёртик из табакерки, большой и страшный Борис, с топотом и нервическим ором. Рыкнув по-русски.
- Всем на пол! Работает ОМОН! - он с ходу пробил хорошее пенальти находнику по копчику, отчего тот в моих руках обмяк.
Что-то быстро Боря по звонку прибежал, подумал я, заламывая бандиту руки. Наташка, наверное, только-только позвонить успела.
Потом внимательно посмотрел на Бориса и начал сползать по стенке, нервически хихикая, пока он вязал налётчика поясом от халата Сажи. Боря был обут в форменные берцы, одет в красные трусы-боксёры и ремень с кобурой и мобильником, накинутый на плечо на манер берендейки. Форма «ноль» - трусы в скатку!
Картина маслом. Глухая ночь. Экономный ночной светильник. Гостиничный коридор. В нём я - абсолютно голый. Сажи в халатике, распахнутом торчащими сосками, открывая нашему взору плоский живот и красивое место схождения ног, покрытое курчавым волосом. Боря в неглиже. И пара поверженных дуболомов под нашими ногами.
Посмотрели мы друг на друга и заржали, как кони.
Потом Боря профессионально обшмонал находников, отложив к стене два пистолета «Глок-17», два запасных магазина и маленький пистолетик из кобуры на щиколотке пронзённого бамбуком. В ту же кучу полетели два бумажника, связка ключей и судейский свиток-тройник.
Под тем кренделем, которого я пырнул лыжной палкой, растеклась приличная лужа черной крови.
Боря приложил два пальца к его сонной артерии.
Я вопросительно посмотрел на него.
Сержант отрицательно покачал головой.
- Труп. Ты ему печень пробил.
Встал, отцепил мобильник и стал по нему вызывать патруль.
В это время на лестнице послышался скрип обуви на деревянных ступеньках.
Боря кивнул мне на кучу пистолетов и показал рукой хватательное движение, не переставая общаться с дежурным.
Я быстро подхватил в правую руку «Глок», а в левую запасной магазин, и переместился к выходу на лестницу, где, лицом к лицу, столкнулся с ещё одним поздним посетителем, который держал наготове большой черный пистолет.
Нацеленный мне в живот.
У меня яйца скукожились и попытались залезть внутрь организма под лобковую кость.
«Ну, вот и всё…» - пролетело под черепной коробкой, потому как своё оружие я даже не снял с предохранителя.
Рядом раскрылась дверь, и грохнул выстрел, отзываясь звоном в ушах.
Череп бандита вмиг разлетелся на куски, обильно орошая кровью и мозгом противоположную стену. В воздухе вспухло облачко кровяной пыли. Бандит, имея полголовы, на удивление, крепко стоял на ногах, как бы ещё раздумывая о смысле бытия. Потом разом рухнул, выронив большой тяжелый пистолет на мою многострадальную ногу и так уже отдавленную.
В проёме открытой двери стояла Ингеборге с распущенными волосами и в чёрных трусах в мелкий цветочек. В её руке дымился одним стволом её маленький ювелирный деринжер, подаренный ей Кин-Конгом Рональдом на американской Базе. Грудь часто вздымалась. Глаза горели. Валькирия!
- Убери пестик подальше, - крикнул ей Борис, - Щас патруль примчится.
И выстрелил в потолок из своей «беретты».
Я шагнул к Ингеборге, страстно поцеловал её в губы и хрипло прошептал.
- Я твой должник, любимая.
Ингеборге ответила мой поцелуй, молча, хлопнула длинными ресницами и закрыла дверь.
По лестнице уже грохотало несколько пар тяжелых ботинок.
- Всем стать на колени, бросить оружие и сложить руки за голову! – раздалась резкая команда безапелляционным голосом.
Мы трое моментально подчинились приказу.
Нас окружили патрульные, надевая пластиковые наручники.
- Борис, а ты тут какими судьбами? – удивленно воскликнул капрал, делая в его имени ударение на первый слог.
Борис поморщился.