Утренний туман рваными клочьями сползал со склонов гор, покрытых густой сибирской тайгой. Он скапливался мутно–серой неподвижной массой в низинах и лощинах, зябкой влагой пробирался под воротник ветровки, заставляя ёжиться и мечтать о тёплом одеяле, а лучше — натопленной баньке. Но, ни одеяла, ни баньки в ближайшей перспективе не было. Было пасмурное, низко нависшее над горами небо, разбитая «бетонка», тянувшаяся по краю заповедника и угрюмый, притихший лес. Хлюпали насквозь промокшие туристические ботинки, плечи ныли от тяжести рюкзака, а ещё — безумно хотелось выкурить сигарету. Впрочем, найти сигареты не так уж и сложно, было бы желание. Сколько времени прошло с тех пор, как я тут оказался, около месяца? Чуть меньше даже, хотя по ощущениям — целая вечность. Промозглая осенняя вечность, пропитанная запахами леса, дождя и… гниющей плоти.

***

Через пару километров «бетонка» упиралась в визит–центр Национального парка «Сопки», занимавшего внушительную часть заповедника. Оттуда уже хорошая, недавно отремонтированная дорога вела к городку с уютным названием Лисий Лог, паре деревушек и автомобильному мосту через могучий, неторопливый Енисей. Ну а на другом берегу… всё вроде как было нормально. Не факт, конечно: живых людей я не встречал уже больше недели, да и предыдущая встреча ничем хорошим не закончилась, но других вариантов нет. Вечно скитаться по местным лесам не получится, рано или поздно всё равно поймают. Только вот, до моста ещё нужно добраться: на словах–то всё просто, а вот если по карте — до городка километров десять выходит, а от него до моста ещё пятнадцать.

От раздумий отвлёк приближающийся звук вертолётных двигателей. Я выругался и судорожно осмотрелся: сосны, редкие кедры, валежник. Это в фильмах герои могут с лёгкостью спрятаться от винтокрылой машины под первым попавшимся кустиком. Реальность сурова: в прохладную погоду банальный тепловизор, установленный на борту, может серьезно осложнить жизнь человеку, желающему остаться незамеченным. А там что такое? На обочине, метрах в ста от меня, стоял уткнувшийся в дерево серый микроавтобус. Вполне себе вариант, если добежать успею. Главное, чтобы в нём… впрочем, это не так важно, на месте разберусь! Я поправил рюкзак и со всех ног припустил к микроавтобусу.

Водительская дверь старенькой «Хонды» была приоткрыта, поэтому я не поленился аккуратно проверить салон, прежде чем забраться внутрь. В микроавтобусе — никого, характерный запах мертвечины тоже отсутствует. Только вещи по салону раскиданы: одежда, дорожные сумки, разная мелочёвка. Капот сильно помят, это заметно даже с водительского места. Скорей всего, автомобиль не на ходу и хозяева покидали его в спешке. Главное — крови нигде не видно. Пригнувшись к рулю, я спрятал кисти рук под приборную панель и, натянув капюшон, осторожно глянул на небо. Вертолёт не заставил себя долго ждать: камуфлированный «Ми–8» прошёл низко над дорогой, держа курс примерно в том направлении, откуда я пришёл. На хвостовой балке — широкая белая полоса, характерная для техники, работающей в зоне так называемого «эпидемического очага», другие опознавательные знаки и бортовые номера наспех закрашены, по бокам — пилоны с подвесным вооружением. Неуправляемые ракеты, вроде как, я толком не разглядел. Не зря прятался, получается: спасатели на таких вертолётах не летают. Да и спасать тут особо некого. Отдышавшись, я дождался, пока натужно бухающее в груди сердце успокоится и решил на всякий случай изучить содержимое бардачка. С одной стороны — мародёрство, с другой — хозяин микроавтобуса вряд ли вернётся, а мне ещё шагать и шагать. В рюкзаке лежала пара трофейных сухих пайков, но я планировал вскрывать их только на длинных привалах, поэтому какой-нибудь шоколадный батончик был бы кстати. Увы, ничего съедобного в бардачке не оказалось: я обнаружил чехол с солнцезащитными очками, бумажник, в который даже не стал заглядывать, набор отверток, документы на автомобиль, и… о, чудо! Почти полную пачку сигарет! «Кент» с кнопкой — то ещё удовольствие, но мне ли придираться? В предвкушении утренней сигареты, без которой день просто не может нормально начаться, я на всякий случай заблокировал двери, откинул сиденье и с наслаждением закурил.

В микроавтобусе я просидел чуть больше часа. Выкурил пару сигарет и всё–таки позавтракал, вскрыв один из сухих пайков. Фруктовая палочка, галеты с яблочным повидлом и кусочек «Гвардейского» шоколада немного подняли настроение. Отчаянно хотелось запить всё это удовольствие крепким обжигающим кофе, но у меня была только фляга с водой. Вода мерзко отдавала химией, зато наклейка с печатью и многообещающей надписью: «Проверено», немного успокаивала. Такую воду можно пить, а привкус… к нему со временем привыкаешь и перестаешь замечать. Так же, как перестаешь замечать мерзкий гнилостный запах, сыпь от уколов по всему телу и тоскливую обречённость вокруг. В «очаге» иначе нельзя: либо ты привыкаешь, либо то, что от тебя осталось, вывозят в чёрном пакете на полигон, для дальнейшей утилизации. Я глянул на часы: половина десятого. Пора идти дальше.

***

Парковка перед Национальным парком была забита брошенными автомобилями посетителей. Чуть в стороне стояли пара «скорых» и фирменный грузовик «Бристоля», на борту которого чернели жирный крест и цифра: «200». Подобные грузовики здесь явление повсеместное. Вытащив из кобуры пистолет, я опустил вниз флажок предохранителя и дослал патрон в патронник. Полезная привычка, хотя стрелять отчаянно не хотелось: шум мог привлечь совершенно ненужное внимание. «Макаров» и три снаряженных магазина я обнаружил на стихийно возведённом блокпосте и пока, к счастью, по назначению не применял. Блокпостом, конечно, то недоразумение можно было назвать с натяжкой: пара патрульных «Фордов», лента с шипами, дорожные конусы… судьба полицейских легко угадывалась по множеству стреляных гильз и пятнам крови на асфальте. Вообще, в нынешних обстоятельствах оружие — сомнительный помощник, да и стрелок из меня посредственный. Хоть пистолет в руках и даёт ложное ощущение безопасности, мои главные друзья — тишина и незаметность.

Осмотревшись, я двинулся к двухэтажному бревенчатому зданию визит–центра, осторожно лавируя между распахнутых дверей автомобилей и не забывая посматривать по сторонам. Днём, конечно, безопасней, чем ночью, но бдительность терять нельзя. Как там было сказано в памятке, которую настоятельно требовали выучить перед командировкой сюда?

«…в светлое время суток осмотр тёмного помещения на наличие агрессивно настроенных лиц из числа пострадавших рекомендуется начинать с окон. Периодически стоит издавать редкие отчетливые звуки (постукивания по стёклам, дверям) для выявления признаков нахождения в помещении агрессивно настроенных лиц из числа пострадавших. Передвигаться рекомендуется медленно, внимательно осматривая пространство под ногами и вокруг себя…»

Больше всего забавлял термин: «агрессивно настроенные лица из числа пострадавших». От него за километр несло казёнщиной и штабной глупостью, но в остальном памятка оказалась вполне полезной. В соответствии с рекомендациями, я медленно обошёл вокруг здания, попытался разглядеть хоть что–то через мутные стёкла и даже постучал рукоятью пистолета по двери. Тишина. Только ветер завывал среди причудливо изогнутых скал–останцев, да поскрипывали стволы могучих сосен. Я подошёл к раздвижным дверям главного входа, держа пистолет наготове. Сработал фотоэлемент, и двери бесшумно разъехались в стороны. Электричество в зоне «эпидемического очага» имелось практически везде — видимо оставили для тех, кто не успел эвакуироваться. Другое дело, что от перегрузок подстанции часто вышибало, а восстанавливать их было некому. «Сопки» эта участь пока миновала, чему я несказанно обрадовался: значит, помимо сытного обеда получится зарядить телефон, радиостанцию и аккумуляторы для фонарика. Однако стоило мне шагнуть внутрь, как в нос ударил сладковатый запах гниющей плоти.

— Бляха! — сквозь зубы процедил я. Воняло в темном вестибюле основательно: источник запаха либо находился поблизости, либо их было несколько, что стремительно сокращало шансы на уютный отдых. Прищурившись, я увидел на стене оранжевый огонёк выключателя.

«…агрессивно настроенные лица из числа пострадавших склонны негативно воспринимать дневной, электрический, иной яркий свет. В светлое время суток они стремятся укрыться в тёмных помещениях, подземных инженерных коммуникациях, подвалах зданий и сооружений…»

Мозг услужливо подкинул соответствующий отрывок из памятки. Чуть помедлив, я нажал выключатель. Под потолком, затрещав, вспыхнули лампы дневного света, заставив с непривычки зажмурится. Открыв глаза, я не увидел ни горы трупов, ни забрызганных кровью стен: такое чаще бывает в третьесортных фильмах ужасов, а не в жизни. Вестибюль и стойка администратора выглядели так, будто ничего не случилось: книжки и брошюры аккуратно расставлены на полках, с плаката на стене машет лапкой толстая, довольная жизнью белка, мягко горит подсветка в холодильнике с прохладительными напитками. Картину портили только размашистый крест на стекле холодильника и труп, к счастью — только один. Грузный лысый мужик в тёмно–зеленой форме инспектора лесной охраны сидел, привалившись спиной к оранжевому дивану у стойки администратора. Кожа воскового цвета, безвольно опущенная на грудь голова, в правой руке зажат охотничий нож, клинок которого измазан чем–то бурым, чуть в стороне лежит на полу карабин «Сайга» с отомкнутым магазином. Длинные латунные патроны 410–го калибра сиротливо разбросаны вокруг. Гильз нет, пулевых отверстий на стенах нет. Что же с тобой случилось, мужик? Нагнувшись к трупу, я осторожно приподнял его голову дулом пистолета и хмыкнул: конечно же, шея. Самый незащищённый участок тела и самая характерная травма: в районе ярёмной вены отсутствовал кусок плоти. На форменной куртке инспектора крови не так уж много: значит, мужика выпили, высосали как маринованный помидор. Так себе сравнение, да и вообще человек я довольно брезгливый, но что поделать: в «очаге» цинизм как–то быстро и незаметно берёт верх над брезгливостью. С раной, правда, что–то не так: понятно, что вырвано зубами, но обычно укусы выглядят покрупнее. Я опасливо повернул голову в коридор, ведущий вглубь здания и… замер. Стараясь не делать резких движений, медленно поднял пистолет, чувствуя, как волосы на затылке начинают шевелиться, а в груди разливается неприятный холодок.

— Привет… — растерянно выдохнул я. — Ты чего, одна здесь? Где родители?

Стоявшая шагах в десяти от меня девочка в жёлтом дождевике и ярко–зелёных резиновых сапожках ничего не ответила. Мне вдруг очень захотелось вглядеться в её лицо, посмотреть в глаза, но уже упомянутая памятка крайне не рекомендовала заниматься подобными глупостями. К тому же, я и так знал, что там увижу. Девочка молча рванула на меня, одновременно с этим указательный палец вдавил спусковой крючок. пистолет дёрнуло в руках, по зданию эхом раскатился грохнувший выстрел. В стойку администратора со звоном стукнула гильза, и вдруг стало очень тихо.



***

Пообедать получилось только через час. Сначала я ждал, не прибежит ли кто на звук выстрела, потом не без труда вытащил на улицу инспектора лесной охраны, следом осторожно вытянул девочку найденной в здании верёвкой. Пока тащил её, старался не смотреть на заляпанный кровью из развороченной шеи розовый рюкзачок со смешным мультяшным мышонком. Подозреваю, этот мышонок ещё не раз приснится мне в ночных кошмарах. После забил в магазин «Сайги» найденные на полу четыре патрона, примкнул его к карабину и положил на самое видное место — тот самый оранжевый диван, возле которого инспектор лесной охраны, видимо, совершил роковую ошибку, взяв на руки испуганного, потерявшего родителей ребёнка. Не самый безопасный способ оставлять бесхозное оружие, но и смысла таскать с собой тяжёлый карабин нет. 410–й калибр слабо распространён, а четыре патрона мне погоды не сделают. К тому же, это своеобразное проявление вежливости к тому, кто окажется тут после меня: может «Сайга» так и останется лежать на диване, а может, спасёт кому–то жизнь. Нож инспектора я тоже брать не стал — оставил на полу.

Обед получился сытным, но аппетита не было. Я кое-как прожевал гречку с говядиной, галеты с колбасным фаршем и смешал остатки чистой воды с якобы тонизирующим порошковым напитком. Прилива сил после его употребления не случилось, зато желудок отреагировал недовольным урчанием.

— Извини, пока только сухпайки, — я похлопал себя по животу. — Выберемся — нормально питаться начнём, обещаю.

Больше всего напрягало отсутствие воды. Точнее, воды вокруг хватало, но вот последствия её употребления могли быть довольно печальными. Вскрыв холодильник, я порылся среди бутылок с местной продукцией, старательно выискивая хотя бы одну, произведённую раньше августа. Почти все оказались уже из «проблемных» партий, однако на нижней полке удалось найти пару бутылок с минералкой, выпущенных ещё прошлой весной. Вполне себе вариант, особенно если обеззараживающих таблеток добавить. Пискнули часы на руке — полдень. Надо бы поставить укол. Потом дождаться, пока зарядятся аккумуляторы фонарика и радиостанции, привычно включить телефон, чтобы увидеть надпись: «Нет сети», и можно топать дальше.

***

С трудом переборов себя, я воткнул в ногу очередной шприц–тюбик из ампульницы. Вроде ничего сложного: провернуть колпачок, чтобы специальная игла наколола флакон, и со всей силы уколоть прямо в бедро. Сложность у меня стабильно возникала на последнем этапе: ну не может здоровый, адекватный человек взять, и что–то в себя воткнуть. Однако, приходилось — шприц–тюбики, выдававшиеся военным под роспись в бакелитовых, советских ещё ампульницах, в этих краях стали залогом относительно долгой жизни, наравне с умением быть тихим и незаметным. Справившись с накатившей после укола волной болезненного тепла, я отправился коротать время к огромному информационному щиту, наспех установленному прямо под вывеской: «Флора и фауна заповедника». Надпись красной краской по верху щита сухо сообщала, что в здании находится сборный эвакуационный пункт, а сам щит был усеян всевозможными объявлениями, фотографиями и ксерокопиями паспортов. Непонятно, кто и зачем занимался тут бумажной чепухой, когда нужно было проводить массовые мероприятия по эвакуации, но у щита я завис надолго — как раз до того момента, как звуковой сигнал зарядного устройства сообщил мне, что можно забирать аккумуляторы и валить куда подальше. В планах на предстоящий день было добраться до окраины города и устроиться на ночлег в частном секторе, чтобы завтра, если повезёт, перейти мост.

***

Суть одной очень правильной народной мудрости заключается в том, чтобы не рассказывать никому о своих планах. Видимо, даже самому себе. Мол, не сбываются от этого планы, не идёт им такое на пользу. Собрав пожитки, я бодро покинул территорию «Сопок», вышел на асфальтированную дорогу, набрал полные лёгкие прохладного горного воздуха и… на ровном месте подвернул ногу.

— Сукааа! — Заорал я от неожиданности, но тут же спохватился: шуметь–то нельзя, а от моего крика с ближайшего кедра даже взметнулась пара перепуганных ворон. Не переставая материться, я торопливо покинул место происшествия, подволакивая ногу и прикидывая, насколько серьёзно её подвернул. Наверняка банальный вывих, но по ощущениям, левую ступню будто оторвало: боль была сильная и пульсирующая, от неё бросало в пот и темнело в глазах. С трудом прохромав метров триста, я забрался в кузов удачно подвернувшейся бортовой «Газели», устроился на полу и какое–то время просто лежал, приходя в себя. Боль в ноге не утихала, накатывала волнами, поэтому первым делом я снова преодолел себя и воткнул в другое бедро шприц–тюбик с «Нефопамом». Это примерно, как «Промедол», только действует не так долго и легально продаётся в любой аптеке. Минут через пятнадцать должно стать легче, правда побочный эффект у «Нефомапа» неприятный — тошнота, иногда долгая и беспощадная. Опытные санитарные инструкторы в зонах боевых действий справляются с этим при помощи любых противорвотных препаратов, вот только до опытного санитарного инструктора мне ещё дальше, чем до моста, поэтому в аптечке ничего противорвотного не водилось. Чтобы хоть как–то отвлечься, я улёгся на бок, достал из нагрудного кармана ветровки туристическую карту и, подсвечивая фонариком, принялся внимательно её изучать. Ночевать в кузове «Газели» категорически не хотелось.

С обедом, как я и думал, пришлось скоропостижно расстаться. Зато боль в ступне утихла: не ушла полностью, а будто бы спряталась. Прятаться она будет часов пять, и за это время вполне можно пройти четыре с половиной километра до нового места, определённого мной, как «ночлег» — железнодорожной станции с красивым названием «о.п. Сосны». Скорей всего, это и не станция даже, а действительно «о.п.» — то есть остановочная платформа, но, если верить карте, какие–то постройки вокруг неё имелись.

— Четыре километра — не десять, — бормотал я под нос, ковыряясь на обочине в поисках подходящей палки. Ступня побаливала, иногда неприятно щёлкала и, кажется, опухла. В лесу перекрикивались птицы, туман всё ещё клочьями висел над дорогой, путаясь в раскидистых ветвях деревьев. Пахло сыростью и грибами, налетевший вдруг порыв ветра принёс далёкий запах костра. Отыскав подходящую палку, я обломал с неё сучки и, кряхтя как древний дед, захромал по дороге.

***

Людей, ни живых ни… других, по пути не встретилось, вертолёт обратно тоже не пролетал. Только гладкий как зеркало асфальт со свежей разметкой, неприветливый лес вокруг, да брошенные легковушки и автобусы, распиханные по обочинам военной техникой. Ближе к остановочной платформе, на перекрёстке с просёлочной дорогой, я увидел бронетранспортёр с распахнутыми десантными люками. Бортовые номера замазаны, на башне — знакомая белая полоса и буквы: «КС». Внешне БТР выглядел вполне прилично, у меня даже возникло желание заглянуть внутрь, чтобы поискать что–нибудь полезное. Однако, стоило подойти ближе, как желание моментально исчезло: из бронемашины, помимо свойственных ей запахов масла и дизеля, отчётливо несло мертвечиной. Интересно, что следов боя с неизвестным противником не было: бронетранспортёр просто аккуратно стоял у края дороги, задрав в небо зачехлённые брезентом стволы башенных пулемётов. Справедливо посчитав ситуацию подозрительной, я решил не выяснять судьбу экипажа, чтобы лишний раз случайно не проверить собственную. Боль в повреждённой ступне нарастала, а солнце медленно катилось к верхушкам деревьев. Минут через тридцать оно спрячется окончательно, сменившись тревожными сумерками, а следом наступит долгая и опасная ночь. За это время жизненно необходимо найти надежное укрытие для ночлега, иначе… об «иначе» думать не следовало. За месяц командировки, которая должна была продлиться максимум пару дней, я накрепко усвоил одно простое правило: если хочешь выжить — не допускай даже мыслей о том, что можешь погибнуть. Мысли, они ведь материальны, верно? Вот и приходится держаться на позитиве, больше похожем на стремительно надвигающееся безумие.

***

До Сосен я добрался без приключений, хотя ноги гудели так, будто шагать пришлось на другой конец света. Это действительно оказалась «остановочная платформа» — заасфальтированный прямоугольник возле железнодорожных путей, с лавочками, невысоким забором и парой уже загоревшихся оранжевых фонарей. Здесь не было даже будки билетной кассы, а отмеченные на карте постройки оказались наполовину развалившимися бетонными коробками, изначальное назначение которых даже угадать теперь не представлялось возможным. Моё положение можно было бы назвать «крайне затруднительным», если бы не замерший у путевого знака «Остановка первого вагона» небольшой состав из маневрового тепловоза и трёх красно–серых пассажирских вагонов. В сгущающихся сумерках подсвеченная фонарями платформа выглядела, словно островок безопасности, а тёмный поезд, наоборот, отталкивал, пугая неизвестностью, но мысль о том, чтобы заночевать на платформе, даже не рассматривалась. Час–два протяну, а вот потом… боль в ноге вспыхнула с новой силой и я, стиснув зубы, захромал к составу.

***

Торцевая дверь хвостового вагона была не заперта. Это оказался старенький купейник, произведённый ещё в ГДР, и впоследствии слегка модернизированный. Несмотря на почтенный возраст, такие старички частенько встречались на просторах железных дорог страны, эксплуатационный срок позволял. Мне они всегда нравились больше, чем современные: есть в старых вагонах своя, особенная атмосфера. Даже сейчас я невольно улыбнулся, увидев знакомую с детства обшивку стен «под дерево» и выцветшую ковровую дорожку на полу. В вагоне было уютно и, надеюсь, безопасно.

Осматривать весь состав я не стал. Времени на это уже не было, поэтому я проверил купе хвостового вагона, оба туалета, заблокировал двери, ведущие в соседний вагон и на улицу, а для верности — вышел в тамбур и до упора закрутил вентиль ручного тормоза. Не то чтобы я беспокоился о том, что посреди ночи меня куда–то укатят, просто так было немного спокойней. Да и вообще, с вагоном мне повезло: следов недавнего пребывания других людей внутри не обнаружилось. Рундуки для багажа пустые, запаянные пакеты с постельным бельём аккуратно разложены по полкам. На двери служебного купе я заметил табличку: «Ваш проводник: Хисматуллин Т.Р.», с фотографией улыбчивого кудрявого парня в форменной рубашке. Вот бы сейчас провалиться в сон, а проснуться под мерный перестук колес. Выйти покурить на каком–нибудь ночном полустанке, заварить острый «Доширак», насыпать в фирменный гранёный стакан мерзкий в повседневной жизни, но такой вкусный в дороге растворимый кофе… Ничего. Всё ещё будет. А пока — нужно привести себя в порядок и постараться уснуть до того, как за окнами вагона начнут шуметь «безбилетные пассажиры».

***

«…необходимо обращать внимание на первые признаки заражения. Как правило, они наступают через 72 часа, однако, в зависимости от индивидуальных особенностей организма, могут не проявлять себя до двух–трёх недель. К первым признакам заражения относятся:

Незначительное повышение температуры тела, слабость, тремор конечностей, спутанность сознания;Навязчивое чувство легкого голода, жажды;Слуховые, зрительные, иные галлюцинации, повышенная агрессия…»

Местами ничего, кроме улыбки, памятка не вызывала. Множество военнослужащих, временно командированных специалистов и вообще всех, кого занесло в этот проклятый «эпидемический очаг», наверняка запросто находили у себя и температуру, и тремор, и постоянное чувство голода. Потому что на дворе — промозглая осень, работа тяжелая и изматывающая, а если питаться сухими пайками каждый день в течение месяца — чувство голода станет постоянным спутником, проверено на себе. Я поморщился, уселся на полку в служебном купе и осторожно стянул с вывихнутой ноги ботинок с носком. Распухла. И гематома виднеется. Неприятно, но не критично. Разувшись, я снял ветровку, закатал штаны и занялся личной гигиеной, вооружившись упаковкой влажных салфеток. Не полноценный душ, но лучше, чем совсем зарасти грязью. Чтобы не было скучно, включил трофейную радиостанцию, настроенную на частоту так называемого «Контингента Сдерживания». Сквозь шум статических помех пробивался далёкий уставший голос:

«…всем подразделениям, работающим в зоне эпидемического очага — прекратить работы до девяти часов утра. По возможности — вернуться в пункты временной дислокации, обеспечить безопасность личного состава. Повторяю: „Енисей“ — всем подразделениям, работающим в зоне эпидемического очага…»

Всё, теперь точно наружу нельзя. Теперь любой посторонний для военных — законная цель. Будут открывать огонь на поражение, а уже утром разбираться, кого они завалили.

«…передали, что завтра, ближе к обеду подвезут. Пока экономьте, но таблетками не пользуйтесь — завтра вода будет точно. „Кубок“, организуй до полуночи сводку по метеоусловиям для авиации. „Енисей“ — всем: тишина. Ближайшие полчаса по частотам будет работать АСО. Канал для экстренной связи…»

Закончив умываться, я выглянул в окно. Убедившись, что на платформе и возле неё пока никого нет, наглухо закрыл сдвижную штору. Что бы там ни происходило ночью, наблюдать за этим не было никакого желания. Достав из рундука одеяло, я застелил полку свежим бельём, мысленно радуясь удачно подвернувшемуся поезду. Люди вообще недооценивают сон на мягком матрасе и чистых простынях, для меня сейчас это было просто верхом наслаждения. Есть не хотелось, поэтому я достал из рюкзака флягу с водой и пластиковый пенал с экспресс–тестом для выявления местной заразы. Такой тест у меня был только один, поэтому я сознательно тянул с его применением: проверить себя хотелось уже непосредственно перед выходом из «очага», где–нибудь возле моста. Задумчиво повертев пенал в руках, я переложил его в нагрудный карман ветровки, подёргал дверь купе, проверяя замок и улегся на полку, сунув на всякий случай под подушку кобуру с пистолетом. Радиостанция начала бормотать что–то про санитарно–защитную зону и уголовную ответственность за незаконное проникновение на её территорию. О, АСО заработала. Автоматизированная система оповещения, если точнее. Да–да, знаю. Нельзя употреблять напитки местного производства, выпущенные позднее августа, воду из–под крана кипятить минимум два раза, не приближаться к агрессивно настроенным лицам из числа пострадавших, чётко и неукоснительно выполнять приказы органов правопорядка и прочее неинтересное, слышанное уже множество раз. Лучше бы музыку включили, честное слово. Вырубив радиостанцию, я улегся на бок и задумался. Стоит ли вообще идти к этому мосту? Что там, на другом берегу? Может, на опыты заберут, или пристрелят без лишних разговоров. Временный пропуск давно закончился, все допустимые сроки пребывания гражданских лиц в «очаге» — нарушены. Тут штрафом в пару тысяч не отделаться, факт. К тому же, коллеги и немногочисленные друзья наверняка меня уже похоронили. Если вдуматься, мне ведь даже комфортно слоняться по местной глуши с рюкзаком за плечами. Одиночество что в «очаге», что во внешнем мире — дело привычное. И вроде должность неплохая, ростом и лицом вышел, а вечером всё равно приезжаю в пустую квартиру, чтобы сидеть в кресле и смотреть в одну точку. Работа, дом, работа… в пятницу напиться в баре до поросячьего визга, в субботу болеть, воскресенье пролетит и всё по новой. А тут как–то… проще, что ли. Есть ты, есть непростые условия, есть желание проснуться утром живым и, желательно, здоровым. Адреналин, мать его. Приключения! В стенку вагона вдруг что–то ударило, с улицы раздался приглушённый, надрывный крик. Нет уж, на хер эти приключения. Я домой, пожалуй. Натянув на голову тонкое поездное одеяло, я закрыл глаза и почти сразу провалился в тяжёлый сон без сновидений.

Инструктаж перед командировкой проходил в актовом зале двухэтажной гостиницы небольшого рабочего посёлка Логовской. Здесь, в пяти километрах от моста, ведущего в зону «эпидемического очага», расположился временный штаб сводной группировки войск РХБЗ, МЧС и ряда других структур, привлечённых скорее даже не для ликвидации, а для сдерживания вспышки загадочной инфекции. Узкие улочки посёлка кишели всевозможной техникой: сновали туда–сюда белые «КАМАЗы» спасателей и бронетранспортёры, бульдозеры и подъемные краны. В небе с шумом проносились вертолёты, а на окраине посёлка оперативно возводили внушительных размеров палаточный городок. Всю эту ревущую двигателями, шипящую радиостанциями и устало матерящуюся человеческую массу назвали «Контингент Сдерживания» и поставили задачу наглухо перекрыть территорию, радиусом примерно в пятьдесят километров. Судя по тому, что непонятная инфекция до сих пор не заняла первое место в топе утренних новостей, сдерживать худо–бедно получалось, хотя вокруг, как водится, творился форменный бардак. Инструктаж, по идее направленный на то, чтобы сугубо гражданские лица примерно поняли, как правильно себя вести в зоне «эпидемического очага», затянулся на два с лишним часа. Гражданских лиц в зале было всего трое: я, угрюмый мужик в спецовке «Россетей» и миловидная блондинка в туристическом камуфляжном костюме. Все остальные места занимали военные и спасатели. Усатый подполковник с забавной фамилией Лихой, внешность которого будто нарочно украли с советского агитационного плаката, большую часть инструктажа решал с личным составом текущие вопросы. Обсуждались вещевое обеспечение, меню полевых кухонь, ротация подразделений и прочие, абсолютно неинтересные мне моменты. Наконец, когда мужик из «Россетей» склонил голову и громко, выразительно захрапел, Лихой отвлёкся от рассуждений. Задумчиво почесав усы, он посмотрел на мужика и поинтересовался:

— Вам что, неинтересно?

— Так это, командир, — мужик прокашлялся и пожал плечами. — Мне бы генераторы в райбольнице проверить до завтра. Там по всему району свет моргает, мало ли чего. Сказали, только с вашими доехать можно. Ну, и инструктаж прослушать отправили. Под роспись. Начальство требует…

— Инструктаж… — Лихой, кажется, даже немного завис, осознав, что в зале присутствует кто–то, кроме людей в погонах. — Так, а почему я с него не начал? Ладно. Товарищи, давайте тогда ещё раз пройдемся по основному. Тех, кто у нас в первый раз, предупреждаю: никаких записей не делаем. Слушаем, запоминаем. На выходе получите памятки. Они номерные: терять и применять как средство личной гигиены — крайне не рекомендую.

***

Прослушав инструктаж, занявший от силы минут пятнадцать и не особо прояснивший обстановку в «эпидемическом очаге», я получил у сонного дежурного прапорщика, сидевшего за стойкой администратора гостиницы, распечатанную на принтере памятку. На обложке памятки стоял штамп с номером и аж три печати с эмблемами разных ведомств, а все листы были прошиты и пронумерованы. Серьёзный подход, сразу чувствуется мощь родного бюрократического аппарата. Расписавшись в соответствующих журналах, я поинтересовался у дежурного, где можно найти курилку и столовую. Выезд военные запланировали на завтрашнее утро, а ложиться спать, не покурив и с пустым желудком — последнее дело. Прапорщик коротко сообщил, что столовая уже не работает, а место для курения находится прямо у крыльца. Поблагодарив его, я убрал памятку в рюкзак и направился в сторону выхода.

В курилке ко мне подошла та самая блондинка с инструктажа. Представилась Еленой, попросила зажигалку и с важным видом сообщила, что приехала изучать то ли местный водоносный слой, то ли горизонт. Спросила, каким ветром меня сюда занесло.

— Попутным, — мрачно хохотнул я. — Нужно решить несколько бюрократических вопросов с Министерством обороны. Сметы предоставить, планы, калькуляцию…

— Вы строитель, получается? — поинтересовалась Елена, приподняв бровь и затянувшись сигаретой.

— Строители, простите за каламбур, строят, — ответил я. — Скорее, консультант. Ну, в трудовой так написано.

— Звучит интересно, — ухмыльнулась Елена. — И что же там такого строят, в «очаге»?

— Об этом распространяться не могу, — я глубоко затянулся и отправил окурок в урну. — Усиливают меры безопасности в рамках довольно скромного бюджета, скажем так.

— Разве у военных нет своих специалистов? — удивилась Елена.

— Видимо, не нашлось, — улыбнувшись, предположил я. — Так бывает: я, например, не могу за сутки пройти сорок километров с автоматом по тайге, а военные — не могут строить разные специфические объекты.

Разговор внезапно прервала сирена, протяжно завывшая вдалеке.

— Что это? — Елена взволнованно посмотрела на меня.

— Тревога, гражданочка, — появившийся в дверях гостиницы подполковник Лихой, уже с автоматом на плече и в расстёгнутом разгрузочном жилете, забитом запасными магазинами, неторопливо подошел к нам.

— Вы не переживайте, здесь безопасно, — успокоил он нас. Достал из кармана сигарету, чиркнул зажигалкой и с явным наслаждением затянулся. Спустя несколько минут тяжело загрохотали далёкие, приглушённые разрывы. Мне показалось, что даже асфальт под ногами вздрогнул. Лихой прищурился, ухмыльнулся в усы.

— Накрыло, — удовлетворенно сообщил он.

— Кого накрыло? — тихо спросила Елена.

— Так это, артиллерия, — ответил подполковник. — Понимать надо. Хорошо пристрелялись, молодцы. Шли бы вы в гостиницу, вечереет уже. Всё нормально.

Рядом заскрипели тормоза. Лихой бросил сигарету на крыльцо и, кивнув на прощание, торопливо зашагал к подъехавшему «УАЗику» с белыми надписями «штаб КС» на дверях.

— Костя, ну чего там?

— Снова под вечер полезли, товарищ подполковник! «Грады» нормально отработали вроде, пока уточняем. Группа выехала уже…

— Ну, дай Бог!

Хлопнула дверь, «УАЗик» взревел двигателем, сорвался с места и скрылся за поворотом.

— Как впечатления? — поинтересовался я у Елены, которая выглядела, мягко говоря, удивлённой.

— Это они сейчас кого–то… артиллерией? Там же город…

— Может, учения такие, — попытался улыбнуться я, но получилась только кривая ухмылка. Руки ощутимо дрожали. Это куда меня, блять, отправили? На войну? Подписывать бумажки?!

— А знаете, чего я больше всего боюсь? — Елена подкурила ещё одну сигарету.

— Чего?

— Ну, вот в памятке про галлюцинации написано, например… Мне кажется, это самое страшное! Представляете: слышать и видеть то, чего на самом деле нет? Ладно, монстры всякие, призраки. А если наоборот: что–нибудь хорошее привидится? Вы обрадуетесь, а оно вдруг возьмёт… и исчезнет!

Я пожал плечами и тоже закурил. Конечно, в галлюцинациях приятного мало, но ведь есть вещи куда страшнее. Например — местная зараза. Галлюцинации навредить никак не могут, в теории. И по ним точно не будут долбить артиллерией. Сирена тем временем стихла, на парковке перед гостиницей зажглись уличные фонари.

— Лен, утро вечера мудренее, — сказал я. — Идите спать, и постарайтесь ни о чём плохом не думать. Всё будет хорошо.

— Надеюсь, — кивнула девушка и слабо улыбнулась. Словно в подтверждение того, что «всё будет хорошо», в небе, заложив над посёлком крутой вираж, с рёвом пронеслась по своим делам пара истребителей.

***

Наша небольшая колонна, состоявшая из двух оранжевых вахтовых «КАМАЗов» и бронеавтомобиля «Тигр», подъехала к мосту рано утром. Протянувшаяся на пару километров монументальная конструкция из ферм, выкрашенных синей краской, терялась в непроглядном тумане, стоявшем над рекой. Въезд на мост преграждали шлагбаум и расставленные в шахматном порядке бетонные блоки, слева располагался хорошо укреплённый стационарный блокпост, справа — большой ярко–желтый указатель:

«ВОДИТЕЛЬ, ВНИМАНИЕ!

Зона эпидемического очага!

Заглуши двигатель, приготовь документы,

не выходи из автомобиля!».

— Серьёзно они тут окопались, — отметил я, разглядывая укрытое маскировочной сетью сооружение из бетонных блоков.

— На этом берегу так, для порядка больше, — пояснил Валера, водитель нашего «КАМАЗа». Со спального места что–то невразумительное пробурчал Борис Семёнович — так звали усатого мужика из «Россетей». Мы поехали в кабине одной из вахтовок, справедливо решив, что так трясти будет меньше, чем в кузове. Увидев, что кабина «КАМАЗа» располагает таким предметом роскоши, как спальное место, хитрый Семёныч сразу его занял, сообщив, что до самого пункта назначения планирует «давить массу». Я же попытался сосредоточиться на созерцании местных пейзажей. Кто знает, вдруг книгу потом напишу, о невероятном приключении простого парня, отправившегося в пугающий и загадочный «эпидемический очаг».

Со стороны блокпоста к колонне неторопливо подошли двое военных. Экипированы они были внушительно: автоматы, бронежилеты, сдвинутые на шею маски респираторов. Один, приветливо махнув рукой, сразу направился к «Тигру», второй двинул к нам. Валера достал из бардачка папку с документами и открыл водительскую дверь.

— Тут быстро проверяют, — сказал он. — Сейчас поедем.

— Доброго утра! Прапорщик Савельев, — представился высокий военный, весь вид которого, начиная от мешков под глазами и заканчивая торчавшим из противогазного подсумка термосом весёленького рыжего цвета, говорил о том, что утро было каким угодно, только не добрым.

— Сержант Митьков, батальон материально–технического обеспечения, — представился в ответ Валера, протягивая Савельеву папку. Тот кивнул и ненадолго углубился в её содержимое, внимательно разглядывая сопроводительные документы.

— С бумагами всё в порядке, — сообщил прапорщик. — По пассажирам, что у вас, сержант?

— Вахтовки пустые, обратно гражданских повезём. Со мной двое: электрик в городскую больницу и сотрудник «Спецстроя», но ему до конечной ехать. По «Тигру» — сами знаете, ребята не первый раз туда…

— А пассажиры ваши — в первый? — усмехнулся Савельев. — Пропуска и паспорта пусть передадут, проверим.

Я растолкал Семёныча, забрал у него документы, и вместе со своими передал прапорщику. Тот достал из планшета какие–то бумаги, быстро сверил данные, и кивнул, протягивая документы обратно.

— Порядок. По технике безопасности напомню: пассажиров не брать, из машин лишний раз не выходить, к зданиям не подходить. Воду пить только из ваших фляг, о любом подозрительном движении — сообщать сопровождению. И вообще, ребята в том «Тигре» на ближайшие тридцать километров — ваши мамы, папы и боги. Тесты у медиков на въезде и выезде, вакцинация — в обязательном порядке. Талоны с отметкой о тестировании сохраните, без них обратно не выпустим. Да, кстати, Митьков: там для меня посылок не было?

— Виноват, товарищ прапорщик, забыл, — Валера смутился и достал из–под сиденья блок сигарет. — Вот, держите…

— Другое дело! — Савельев улыбнулся и сунул сигареты в подсумок к термосу. — Больше не забывай, а то к себе служить заберу, ага. У меня тут знаешь, весело и увлекательно!

Судя по побледневшему лицу Валеры, перспектива служить под началом Савельева не очень ему понравилась.

— Да ладно, шучу! — махнул рукой прапорщик. — Своих дурней хватает. Значит, смотрите: до следующего поста дорога чистая, но сегодня туман, так что не гоните. Давайте мужики, всё будет в ёлочку!

Савельев похлопал на прощание ладонью по кабине «КАМАЗа» и, подкурив сигарету, зашагал обратно к блокпосту.

— Мрачный какой–то прапор, — заметил я.

— Здесь всё мрачное, — тихо сказал Валера, медленно тронув «вахтовку» за объезжавшим бетонные блоки «Тигром». — Мост переедем — сами увидите. Стругацких читали? Ну, про Зону. Так вот, тут почти так же, только страшнее.

— Почему страшнее? — спросил я.

— Потому что по–настоящему…

Шлагбаум, бетонные блоки и мрачный прапорщик Савельев остались позади. Колонна въехала на мост и, набирая скорость, покатила сквозь утренний туман.

***

До следующего КПП, находившегося на въезде в Лисий Лог, я усиленно разглядывал окрестности, пытаясь ощутить атмосферу «той самой» Зоны. Атмосфера ощущалась не очень: обычная асфальтированная дорога, километровые столбики, указатели с названиями деревень, да угрюмый осенний лес вдоль обочин. Никаких аномалий, мутантов и прочей нечисти. По пути, правда, попались парочка закрытых придорожных кафе, заправка «Газпрома», въезд на которую перекрывал бензовоз и сгоревший пост ДПС, возле которого стояли брошенные патрульная «Шкода» и «скорая». Впрочем, а что я вообще знал об «эпидемическом очаге»? Я ведь и не интересовался им особо: ну, проскакивало что–то в новостях то ли о вспышке бешенства, то ли сибирской язвы. Внимание СМИ было приковано к очередному вооружённому конфликту на Ближнем Востоке, поэтому мир мало интересовали проблемы небольшого городка, затерянного в таёжной глуши. Да и МЧС, вроде бы, ситуацию контролировало.

— Слушай, Валер, а чего вообще тут творится? — спросил я у водителя. — В общих чертах, конечно, понятно, но я не особо в курсе.

— Мне болтать сильно нельзя, — уклончиво ответил Валера. — Если коротко: в местной воде заразу нашли, неизвестную. Откуда она взялась — непонятно: говорят, из болот появилась, некоторые даже про лабораторию заброшенную рассказывали. Но, зараза убойная. Начинается, как обычная простуда, а через пару дней наступает эта… смерть клиническая, вроде как. Но человек не умирает, с ним что–то другое происходит. Как очухается — бросается на всех, орёт. Жрать постоянно хочет, или типа того. Ну, я сам не сталкивался, только видео на инструктаже видел.

— Это как зомби, получается? — с недоверием поинтересовался я.

— Да нет, какие зомби, — Валера помотал головой. — Живые они. Пульс, дыхание, всё присутствует. Не тупые, соображают вроде. Ну и пули их берут, без проблем. Не помнят только ни хрена, и злые, как черти. Врачи говорят, зараза нервную систему поражает. Необратимо.

— Весело тут у вас, — протянул я. — Почти как в кино.

— Так себе веселье, знаешь, — Валера подкурил сигарету. — У меня вот год до конца контракта оставался, и что ты думаешь? Заморозили. Да, платят нормально, конечно, плюс «боевые» за выезды капают солидные. Но свалить отсюда всё равно жуть как хочется.

— Понимаю, — кивнул я. — Мне командировочных за два дня перевели — чуть меньше месячной зарплаты. Слушай, а вот этот лагерь, куда мы едем, там что вообще?

— Ну, там сборный пункт и карантин. Народу в «очаге» ещё куча, по домам сидят, в деревнях прячутся. Здесь же, считай, только по ночам опасно, заражённые дневной свет не любят. Местных наши находят, туда привозят, берут анализы и держат дня три. Если всё нормально — отправляют на Большую землю, в больницы.

— А если… нет? — спросил я, но Валера не ответил: только сжал руль так, что костяшки пальцев побелели.

***

На городском КПП мы застряли почти на час. Сначала дежурный, почему–то одетый в куртку с нашивками службы безопасности «Росатома», долго и придирчиво проверял документы. На обратную сторону моего пропуска поставили штамп с надписью: «Зелёная зона», пояснив, что мне разрешено перемещаться только по дорогам и находиться только в местах, контролируемых «Контингентом Сдерживания», а пропуск с таким доступом хоть и розовый, но в народе называется: «Зелёнка». Естественно, по этому поводу нужно было расписаться в специальном журнале. Потом уже военные устроили досмотр личных вещей, забрав у меня складной ножик, а у яростно сопротивлявшегося Семёныча — плоскую фляжку с коньяком. Телефоны заставили выключить, а на кнопки включения наклеили специальные пломбы, меняющие цвет при попытке хоть как–то с ними взаимодействовать. Дальше был короткий медицинский осмотр, закончившийся экспресс–тестом крови. Талон о прохождении тестирования прицепили к пропуску, снова заставив расписаться уже в другом журнале. Оказавшись, наконец, по другую сторону КПП, мы дружно выдохнули.

— На выезде ещё больше мурыжить будут, — «обрадовал» меня Валера.

***

— Сейчас поедем по окраине, — сообщил Валера. — Чуть дальше свернём на Первомайскую, высадим электрика у больницы. К лагерю по грунтовке поедем, чтобы мимо химкомбината не кататься лишний раз. На улицах не очень опасно, патрули есть. Ну и с нами «Тигр» зубастый, если вдруг что…

Валеру я особо не слушал. Немного напрягала необходимость тащиться в чудовищную глушь ради того, чтобы некий полковник санитарной службы Бекешев соизволил расписаться в бумагах. Все остальные вопросы удалось решить в Логовском, в штабе «Контингента Сдерживания», а с Бекешевым вышел конфуз: из «очага» он практически не вылезал, находясь либо в эвакуационном лагере, либо на химкомбинате. Колонна проехала кольцо, в центре которого стояла высокая стела сообщавшая, что мы въезжаем в ЗАТО «Лисий Лог». От верхушки стелы расходились три остроконечных луча, между которыми была зажата конструкция, изображающая атом. Чуть дальше на постаменте замер огромный карьерный самосвал, напротив — аккуратное здание с надписью «Автовокзал» на крыше. Я завороженно разглядывал городок, выглядевший, будто ожившая советская открытка. Широкие улицы с хорошим асфальтом, аллеи, густо засаженные соснами и тополями, аккуратные свежевыкрашенные коробки панельных пятиэтажек, девятиэтажные дома с магазинами внизу. Много, где сохранились советские вывески: «Универмаг», «Берёзка», «Фотоателье». Почему–то в таких закрытых городках время словно останавливается: нет уродливых новостроек, кричащей рекламы и прочих прелестей двадцать первого века. Даже сейчас тут было очень уютно. На мгновение стало обидно, что не приезжал сюда раньше: всего сотня километров от дома и такая красота! А ведь как здорово было бы прогуляться по этому городку тёплым летним вечером. Взять пару бутылочек пива и бродить до поздней ночи по дворам, наслаждаясь атмосферой. Мечта! А сейчас даже кабину «КАМАЗа» лишний раз покидать запрещено. Впрочем, отвлёкшись от местных красот и уделив больше внимания деталям, я сильно погрустнел: погулять по городку в ближайшее время вряд ли получится. На первых этажах большинства домов не уцелело ни одного оконного стекла, тротуары заставлены покрытыми толстым слоем пыли автомобилями, а повороты на примыкающие улицы перегорожены бетонными блоками. Светофоры моргают жёлтыми огнями, повсюду какие–то предупреждающие таблички, на дверях подъездов — странные красные метки с цифрами. Взгляд зацепился за грязно–белую простыню на одном из балконов. Чёрной краской на ней было выведено: «Здесь живут люди!». Я нервно выдохнул и полез в карман за сигаретами. Приятный душевный настрой как ветром сдуло: что бы там не говорил Валера, Лисий Лог точно был опасным местом. Чертовски опасным.

***

Эвакуационный лагерь поразил меня своими масштабами. На окружённом сеткой–рабицей огромном поле стояли несколько десятков армейских групповых палаток, часть из которых была огорожена колючей проволокой с жёлтыми табличками: «Карантин!», мобильные дизельные электростанции, полевые кухни, медицинские модули, «КАМАЗы» МЧС с экранами, по которым ползли списки находившихся здесь людей. Рычали двигатели, перекрикивались военные, периодически что–то объявляли по громкой связи. Обстановка вокруг была крайне гнетущая: мозг никак не хотел верить, что в современном мире может происходить нечто подобное. Правда, особо поглазеть мне не дали: почти сразу пересадили в «УАЗик» и повезли к палатке, в которой находился Бекешев.

Полковник оказался на удивление адекватным и спокойным человеком, что на фоне окружающего хаоса сильно меня удивило. Изучив документацию, он грамотно уточнил несколько технических моментов и расписался в нужных местах, после чего, сославшись на занятость, отправил меня в соседнюю, медицинскую палатку. Там предстояло сделать профилактическую прививку от местной заразы, получить справку и после этого в «очаге» меня больше ничего не задерживало. Пожав плечами, я пошёл в палатку к медикам. Укол — так укол, ничего страшного. Здоровее буду.

В медицинской палатке, разделённой непрозрачными ширмами на множество небольших помещений, было людно и шумно. Сновали врачи с капельницами и какими–то бумагами, наперебой матерились пациенты, солдаты перетаскивали связки брезентовых складных носилок. Поначалу я растерялся, но невысокий седой мужчина в круглых очках и красной куртке «Медицины катастроф», ловко выдернул меня за локоть из людской массы. Подвёл к стоявшему в углу складному столику с ноутбуком, принтером и оранжевым чемоданчиком медицинской укладки, вежливо поздоровался и поинтересовался:

— Впервые у нас?

— Да, и задерживаться как–то не хочется, — ответил я.

— Понимаю. Можно ваш пропуск?

Я протянул медику розовый прямоугольник пропуска. Он вбил мои данные в ноутбук, тут же распечатав на принтере нужную справку.

— Аллергия есть на что–нибудь? Хронические заболевания?

— С утра не было, вроде.

— Тогда присаживайтесь, — медик указал на туристический стул, стоявший возле стола. — Закатывайте рукав.

Ловко накинув мне на руку жгут, он достал из укладки опечатанный бакелитовый футляр, извлёк шприц–тюбик и провернул колпачок.

— Кулачком поработайте… будет немного жечь, но быстро пройдёт, имейте в виду. Посидите минут пять, и можете идти.

— Ага, спасибо, — кивнул я. — А этот препарат…

Договорить я не успел, потому что как только содержимое шприц–тюбика перекочевало в руку, её будто кипятком обожгло.

— Бляха… — выдавил я. — Чего так больно–то?!

— Тише, тише, сейчас пройдет, — успокаивающе произнес медик. — Дышите, ровно и спокойно.

Я сделал глубокий вдох. Задержал дыхание, медленно выдохнул, стараясь не думать о волне жара, поднимавшейся к плечу. Мир перед глазами предательски качнулся.

— Кажется вырубаюсь… — пробормотал я.

— Так бывает, терпите, — кивнул медик, заполняя справку и прикрепляя её к пропуску. Следом за жаром по организму поползла волна вязкой слабости.

— Док… держите… — из последних сил выдавил я, чувствуя, что начинаю падать со стула. В глазах потемнело. Меня тут же подхватили крепкие руки.

— Ребята! Носилки готовьте! — Голос медика прозвучал приглушённо, будто издалека. Я из последних сил старался оставаться в сознании, но понимал, что натурально «уплываю». За мгновение до того, как отключиться, я услышал взревевшую снаружи сирену. Рявкнул пулемёт, часто застрекотали автоматы, а потом… всё резко погрузилось в темноту.

Меня разбудила неожиданно затрещавшая радиостанция. Выругавшись, я машинально попытался дотянуться до источника шума, но умудрился только скинуть радиостанцию со стола. Пластиковый корпус жалобно хрустнул, встретившись с полом, и в купе наступила тишина. Молодец, что ещё сказать. Недовольно поворочавшись, я вздохнул и уселся, разминая затёкшую на твердой полке спину. Осторожно пошевелил ногой и удивился: боли почти не было, только сустав неприятно хрустнул. Опухоль на щиколотке даже выглядела гораздо лучше, чем вчера. Натянув штаны и, практически без труда надев ботинки, зашнуровав левый чуть слабее, я встал и поднял сдвижную штору, пуская в полутёмное душное купе солнечный свет. Прищурившись, осмотрел платформу: там ожидаемо никого не было. Ярко, совсем не по–осеннему светило солнце, ветер шевелил высокую траву за облупившимся ограждением, а по ясному небу неспешно ползли редкие кучевые облака. Практически идиллия, если не обращать внимание на мрачные бетонные руины вдалеке. Опасность, исходившая от них, ощущалась почти физически, заставляя шевелиться волосы на затылке и жалеть, что в моём скромном арсенале нет ничего, кроме пистолета.

— Нормальные герои всегда идут в обход, — пробормотал я, откидывая форточку. Впрочем, двигаться мимо подозрительных развалин нужды не было: я планировал продолжить свой путь по железнодорожной ветке, ведущей прямиком в город. Наспех перекусив галетами с яблочным повидлом, я запил их остатками воды из фляги и принялся было собираться, как вдруг радиостанция снова затрещала, противно и требовательно. Мысленно уже распрощавшийся с ней, я удивлённо посмотрел на пол: работает! Мигает из–под стола зелёным индикатором приёма–передачи. Подняв радиостанцию, я подкрутил регулятор частоты и вздрогнул от неожиданности, услышав чёткий и ясный женский голос.

***

— …меня кто–нибудь слышит, приём? Эй, отзовитесь!

Вообще–то, радиостанцию я вытащил из «разгрузки» покойника, и отвечать, наверное, не стоило. Слушать — да, можно, но отвечать… с другой стороны, что если человек попал в беду и кроме меня помочь некому? Слышно-то вон как хорошо, значит девушка где-то поблизости. В тех бетонных развалинах, например. Впрочем, пока мозг обдумывал все «за» и «против», большой палец уже с усилием вдавил ребристую кнопку на боку корпуса.

— На приёме, — сказал я. — Кто говорит?

Радиостанция замолчала, мне даже показалось, что треск помех в эфире зазвучал как–то удивлённо.

— Эм… привет, — раздалось после непродолжительной паузы. — Не думала, что тут кто–то есть.

— Тогда зачем эфир засоряешь? — поинтересовался я.

— А что ещё делать, — недовольно ответила случайная собеседница. — Военные меня не слышат, наверное, у них там по–другому всё настроено. А мне вот скучно, даже поговорить не с кем.

Я задумался. Ситуация выглядела крайне абсурдно: получается, прямо сейчас, где–то в карантинной зоне сидела девушка с радиостанцией и искала себе собеседника. Вот так, запросто, как будто выбралась летним вечером на набережную и листала анкеты в приложении для знакомств. И тут ей внезапно подвернулся я. Глупо, нелогично. Может, вояки таким хитрым способом выманивают оставшихся в «очаге»?

— Эй, ты ещё там?

— Так…, а тут ты что делаешь? — спросил я.

— К друзьям приехала, на шашлыки, — ответила девушка. — Вечером ребята в город уехали, в магазин, а я на садах у них осталась. Тут классно: баня, домик небольшой. Ночью Ленка звонила, подруга моя, но телефон на «беззвучном» стоял, не услышала. Утром увидела кучу пропущенных и сообщение, что их из города эвакуируют. Пыталась перезвонить — а связь уже отключили.

— И ты всё это время в садах просидела? — удивился я, с трудом пытаясь переварить внушительный объем информации, искаженный слабеньким динамиком. Да и мозг за прошедший месяц явно отвык от разговоров.

— Что за сады такие? Посёлок местный?

— Деревня.

— Ну, я и говорю — посёлок.

— Ты — деревня, — голос девушки заметно повеселел. — А садами тут дачи называют. «Сады–1», «Сады–2». Ну да, сидела там, еды полный погреб. Только на прошлой неделе психи эти совсем задолбали: начали рядом шастать, один даже в дом залезть пытался…

— И чего с ним?

— Да ничего: получил кочергой и свалил. Ну а утром я сама свалить решила.

— К мосту? — уточнил я.

— Конечно, других дорог отсюда ведь нет, — голос собеседницы помрачнел. — Пару дней назад наткнулась на… брошенный лагерь. Военный, наверное. Ну, знаешь: палатки, еды немного и грузовик. Большой такой, с будкой и антенной. Я всё полезное в него перетащила и закрылась. Отдохну немного, отлежусь — и дальше топать. А пока вот, развлекаюсь, как могу… ты сам–то, как тут оказался? На военного не похож, они не так разговаривают.

— Дурацкая история, на самом деле, — ответил я, почесав затылок. — Приключение на пять минут, блин, зашёл и вышел.

— Рассказывай, — потребовала девушка. — Интересно же.

Я коротко рассказал свою нехитрую историю. На моменте с уколом девушка меня прервала и поинтересовалась:

— Иголок боишься?

— Да нет… вроде говорили, что в первый раз бывает такое. Волна жара по всему телу, а потом — темнота. В общем, вырубило. Успел услышать, как сирена завыла и стрельба началась. Очнулся уже в «скорой», далеко от лагеря. Меня, видимо, успели в неё затащить.

— «Скорая» без водителя тебя увезла? — недоверчиво уточнила девушка.

— Водитель был, — ответил я. — Валера, который нас в лагерь привёз. Я так понял, психи на лагерь специально днём напали, когда их не ждал никто. Замотались в какое–то тряпьё с ног до головы, и пошли на штурм. А в «скорую» Валера случайно попал: бежал, увидел «Газель». Дверь распахнута, ключи в замке. Прыгнул за руль и рванул куда подальше. Он даже не знал, что в «скорой» кто-то есть, представляешь: когда я за спиной в окошке появился, он перес… пугался дико, чуть руля в сосну не дал.

— А почему вы с ним сразу отсюда не уехали?

— Его укусить успели, — я поморщился, снова прокручивая в голове события того дня. — Не сильно, за руку цапнули. Мы думали не страшно — продезинфицировали, повязку наложили, но, чтобы не рисковать, поехали в объезд заповедника, по старой дороге. На карте её нашли. В город соваться не стали: там патрули, Валеру с его укусом сразу бы забрали.

Я ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Не хотелось грузить незнакомого человека лишними, и к тому же довольно жуткими подробностями.

— Ну, а дальше… заехали в самую глушь, в буферную зону заповедника, почти. Валера резко стало хуже: трясло, потел сильно. Всё кричал кому–то, чтобы с дороги ушли, сигналил. Потом остановился на обочине. Аккуратно так ещё, знаешь, «аварийку» зачем–то включил. Стучит, говорит, что–то сзади. Сходит, посмотрит, и дальше поедем. Вышел, с собой автомат взял. Я даже не понял, что он задумал, пока за «скорой» выстрел не грохнул…

— Зато он сам выбрал не становиться таким, как эти… — сказала девушка. Я в очередной раз уловил, как изменился её голос.

— Да просто обидно, знаешь. Нормальный парень… был. Сейчас себя виню: надо было заставить его ехать через город. Может, врачи бы помогли. А так, глупо вышло.

— И ты после этого почти месяц бродил? — спросила девушка. — Дурак. Мог ведь вернуться в город, к военным пойти, рассказать всё. Автомат–то хоть взял?

— Он в крови был, я побоялся. На «скорой» тоже из–за этого дальше не поехал. У Валеры рука сильно кровоточила поначалу, а зараза наверняка через кровь передается. Так что, взял из «Газели», что смог: шприц–тюбики в ампульницах, «перевязки» немного. Ну и пошёл по дороге, пока не заметил домики в лесу. Там пост лесной охраны был, заповедник же. В общем, обосновался, думал на пару дней. И как–то… втянулся, что-ли. Может, просто стало страшно возвращаться. Нашёл сарай с припасами: крупа, консервы. Даже вода была, уже очищенная, представляешь? Видимо, заранее кто–то привёз.

— А чего ушёл оттуда?

— Достало до чёртиков. Я же любил раньше книжки читать про подобные приключения. Зомби, вирусы, апокалипсис… Даже сам писать пытался, но для этого нужны усидчивость, мотивация и вдохновение. По всем трём пунктам у меня серьёзные проблемы. А выживание в реальной жизни оказалось… не таким уж приключением. Вот и решил вернуться домой.

— Тебя же там похоронили уже, наверное? — в голосе девушки промелькнуло сочувствие.

— А тебя, думаешь, нет?

— Не важно, — сухо ответила девушка. — Слушай, мне отойти надо. Свяжемся чуть позже, ладно?

— Подожди! — спохватился я. — Как тебя зовут хоть?

— Ну… пусть будет Удача.

— Пусть будет Удача? — переспросил я. — Ты его только что придумала? Что за имя такое, вообще?

— Какая разница? Кажется, сейчас тебе нужна именно удача, так что…

Радиостанция щелкнула и зеленый индикатор погас. Я удивлённо приподнял бровь, собираясь сказать что–нибудь в ответ, но эфир снова ожил. Правда, теперь какой–то «Компас» вызывал «Ладогу» и интересовался, как ему лучше проехать на старый водозабор…

***

До города я решил добираться по железнодорожной ветке — так безопасней, чем по дорогам, меньше шансов нарваться на патрули. Судя по карте, других остановочных платформ по пути не было: скорей всего, большая часть ветки принадлежала местному химкомбинату и строилась под его нужды, а Сосны появились сильно позже, рядом со строящимся коттеджным посёлком. Лисий Лог я планировал как можно быстрее пройти по окраине, ну а дальше — прямиком к мосту. Больше всего смущал КПП на въезде в город. До моста попадаться военным категорически не хотелось: там хотя бы имелся шанс, что попытаются разобраться кто я и откуда, а в «очаге» мне с большой долей вероятности достанется только пуля.

Нога болела не так сильно, как вчера, но всё равно сильно замедляла и мешала сосредоточиться на окружающей обстановке. К тому же странная Удача, обосновавшаяся, видимо, в какой–то брошенной командно–штабной машине, прочно засела в мыслях. Не как объект интереса к противоположному полу, скорее просто из любопытства. На связь я выйти не пытался, но радиостанцию не выключал: только приглушил немного звук, чтобы не посадить батарею и случайно себя не выдать. Всё–таки, какого лешего она ещё тут? И какое срочное дело заставило её отойти?

Спустя пару часов, когда между редеющих сосен показались серые коробки пятиэтажек, а левее них — красно–белые трубы химкомбината, мне пришлось ненадолго спрятаться в зарослях сухой травы. Впереди был железнодорожный переезд, по которому лениво ползла, чадя двигателями, длинная колонна техники. Старенькие армейские «Уралы» с чёрной цифрой «200» на тентах шли в сопровождении нескольких бронетранспортёров и «скорых» с включёнными проблесковыми маяками. Наверное, везли «груз» на полигон. Если прикинуть, что каждый «Урал» загружен хотя бы на половину, это сколько же народу не смогли эвакуировать… Я уже видел пару раз такие колонны, и полигон видел, правда издалека. Крайне мрачное зрелище: бескрайнее обугленное поле, затянутое дымом и бьющее по горлу запахом горелого мяса.

Замыкающий бронетранспортёр скрылся из виду и шум двигателей стал постепенно отдаляться. Выждав для верности ещё несколько минут, я двинулись дальше, стремясь как можно быстрее пересечь переезд и скрыться в городской застройке.

***

Город встретил меня неестественной, звенящей тишиной. Наверное, так выглядела печально известная Припять сразу после аварии на Чернобыльской АЭС. Середина осени расщедрилась на хорошую погоду, даже солнце стало потихоньку припекать. Несмотря на это, с каждым шагом росло ощущение непонятной тревоги и внутреннего дискомфорта: мне всегда казалось, что города, поражённые эпидемией, почему–то должны быть похожи на декорации к фильмам про апокалипсис. С руинами, выжженной землёй, кучами трупов и военными в костюмах химзащиты на каждом углу. На деле, если не приглядываться, всё вокруг выглядело совершенно нормально. Солнце сверкало в окнах стареньких, но ухоженных панельных многоэтажек, у подъездов стояли аккуратно припаркованные автомобили, а возле остановки замер знакомый с детства бело–синий «Икарус» с открытыми дверьми. Плакат с красной надписью: «Выборы», на котором не было ни одной фотографии кандидатов, причудливое, похожее на юрту кафе «Степное», чуть дальше — зелёный фасад «Пятёрочки». И вот в этой нормальности заключался самый страшный кошмар, который способна породить реальность: настоящая беда никогда не спрашивает, не даёт времени на подготовку. Она просто приходит, а жизнь — будто бы останавливается. Тут не пели птицы, не смеялись дети, не было слышно шума автомобилей и не играла музыка из открытых окон домов. Тут, на первый взгляд, вообще ничего и никого не было.

— Неприветливое местечко… — сказал я вслух, чтобы хоть немного разбавить навалившуюся тишину. Собственный голос прозвучал глухо и неестественно. Достав из кармана туристическую карту, на которой город был изображен довольно схематично, даже без названий улиц, я прикинул предстоящий маршрут. Всё–таки придётся идти по набережной. Шанс наткнуться на патрули там выше, но срезать через заросшие густой зеленью дворы, в которых наверняка хватало всевозможных тёмных закоулков, абсолютно не хотелось. Я, конечно, парень рисковый, если не сказать — дурной, но на самоубийцу точно не похож.

***

Разобравшись с маршрутом, я решил быстренько заглянуть в «Пятёрочку». Путь предстоял неблизкий, а воды практически не осталось. Кто знает, когда в следующий раз получится пополнить запасы? Как мне уже было известно, напитки, произведённые не здесь и местные, но до определённой даты, были вполне пригодны к употреблению, а стоявший чуть в стороне от домов супермаркет выглядел как место, где можно было попробовать их найти. Если его, конечно, уже не разграбили мародеры: всё–таки целый месяц прошёл. Когда я поднялся на невысокое крыльцо, первым делом в глаза бросился приклеенный к стеклянной двери грязный лист ватмана с предупреждением:

«ГРАЖДАНЕ!

Магазин временно закрыт!

Незаконное проникновение грозит

уголовной ответственностью!

(ст. 356.1 УК РФ — Мародерство)».

Судя по распахнутым внутренним дверям, сорванным пломбам с гербовыми печатями и обилию всевозможного мусора в тамбуре, последним посетителям магазина было глубоко плевать на уголовную ответственность. Об этом же говорили и видневшиеся возле входа пустые перевёрнутые стеллажи для продуктов. Однако, свет внутри до сих пор горел, а значит заражённых можно было сильно не опасаться. Пистолет на всякий случай я всё же достал и снял с предохранителя: расслабляться нельзя. Вздохнув, я потянул входную дверь на себя и вошёл в магазин.

Стоило мне оказаться в тамбуре, как в нос ударил омерзительный запах гниющих овощей и мяса. Я сглотнул образовавшийся в горле комок и, прикрыв рукой нос, двинулся вперёд. Под ногами зашуршали смятые картонные коробки, разъезжающиеся на чём–то склизком. Идти далеко я не собирался: лампы дневного света горели только над кассами у входа и на пару рядов вперёд, остальная часть торгового зала была погружена в тревожный полумрак. Из динамиков под потолком тихо играла знакомая навязчивая мелодия, голос диктора рассказывал о небывалых скидках на мясную и молочную продукцию, где–то в глубине здания капала вода и потрескивали морозильные камеры. Обстановка, достойная фильма ужасов — задерживаться и детально осматривать полки на предмет наличия возможных полезностей совершенно не хотелось. Где тут у них напитки? Кучи сморщенных, покрывшихся белым налётом плесени овощей и фруктов, напрочь пустые полки, на которых когда–то размещались товары для кемпинга, беспорядочно раскиданная бытовая химия, пара одиноких банок с консервами… Чёрт. Скорей всего, отдел с напитками где–нибудь возле алкогольного — в глубине супермаркета. А там темно. Вскинув пистолет, я неуверенно двинулся дальше и почти добрался до холодильников с остатками полуфабрикатов, как вдруг отчётливо понял — в темноте кто–то есть. Я буквально ощутил на себе голодный, полный злобы взгляд, от которого по рукам пробежали мурашки. Палец лёг на спусковой крючок, и я замер, готовый к тому, что в любой момент на меня бросится то, что совсем недавно было местным директором по свежести, например. Сходил за покупками, блин! Нахер эту воду! Я стал медленно отступать, нащупывая свободной рукой фонарик в кармане ветровки. Очень не хотелось выяснять, кто или что скрывается в глубине торгового зала, но оставлять за спиной неизвестность было ещё страшнее. Уже у самого выхода я достал фонарик и включил его. Мощный свет тёплого диода выхватил из темноты два стеллажа, заваленных друг на друга, между которыми слабо подёргивалась фигура, похожая на большую сломанную куклу со спутанными, перепачканными кровью волосами. Как только свет попал на фигуру, она задёргалась и протяжно, тоскливо взвыла, пытаясь закрыть голову руками с остатками ярко–красного маникюра на грязных пальцах. Стеллаж, которым она была придавлена, со скрипом пополз в сторону.

— Тише, тише, ухожу… — сухо выдавил я, сжав рукоять пистолета резко вспотевшими пальцами. — Уже ухожу…

Фигура задёргалась сильнее, со стеллажа с шумом посыпались на пол коробки. Нервы сдали и я, резко развернувшись, рванул прочь из супермаркета. Выскочил на улицу, чуть было не споткнулся на крыльце и побежал, не разбирая дороги. Встреча лицом к лицу с очередным «агрессивно настроенным лицом из числа пострадавших» на этот раз вызвала натуральный приступ панического страха. Сердце колотилось в груди, в горле застрял тугой комок, пот градом катился по лицу, но я упрямо бежал, не особо глядя по сторонам. Покалеченной ноги, впрочем, хватило только на пару перекрестков, после чего ступня полыхнула болью. Вскрикнув, я неловко ухватился за ближайший фонарный столб, пролетел по инерции пару метров и с размаху шлёпнулся на удачно подвернувшуюся лавочку автобусной остановки. Так всё: отдышаться, проверить, не бежит ли кто следом. Выдохнуть. Выдохнуть, блять! Наружу эта баба не полезет, во всяком случае днём. Улица пустая, даже автомобилей не видно. Дома — далеко от обочины, остановка прикрывает с трех сторон. Нормально. Предохранитель. Флажок вверх, пистолет в кобуру. Я же не хочу случайно прострелить себе ногу? Ещё немного подышать. Ровно, спокойно, не обращая внимания на боль в ноге.

— Кенийский, сука, бегун… — пробормотал я, вытянув ноги и откинувшись на стенку остановки. В голову вдруг пришла мысль о том, как нелепо смотрелся мой забег со стороны. Наверное, примерно так носятся по огороду куры, если гоняться за ними с лопатой.

— …или с вилами, — я нервно хохотнул и полез в карман за сигаретами. — Как же всё это заеба…

— Ты там живой? — внезапно ожившая радиостанция заставила подскочить и неловко дёрнуть больной ногой. Удача. Сжав зубы, я вытащил радиостанцию и ответил максимально спокойным голосом:

— Не дождёшься, в канале. Барахтаюсь потихоньку. Ты как?

— Терпимо, — ответила девушка. — В городе барахтаешься, полагаю?

— Именно, — я ухмыльнулся. — Неудачно сходил за покупками, автобус вот жду.

— Так и думала, — Удача ненадолго замолчала. — Тут такое дело: по городу военная техника идёт. Ты бы спрятался пока где-нибудь, ладно?

— Техника? — переспросил я. — Много? Куда идёт?

— Достаточно. Я так поняла, они местный морг хотят зачистить, там в подвале психи поселились. Короче, перескочи на два канала вниз, сам всё услышишь!

— Я понял, а ты… ладно, спасибо! Свяжемся позже?

— Конечно, — ответила девушка и эфир затих. Я торопливо сменил частоту. Эх, наушники бы сейчас!

— …приняли, «Кубок»! С Пушкина на Студенческую, и налево, до упора по Линейной…

— «Пионер», правильно принял! Как свернёте на Линейную — сразу доложи! Там недалеко будет, метров триста…

— «Пионер» — «Кубку», да! С Энергетиков на Пушкина пока заходим…

Ого! Вовремя я в город на прогулку выбрался. Везёт, как утопленнику! Где я вообще нахожусь? Опёршись на здоровую ногу, я подскочил и, прихрамывая, обошёл остановку, вглядываясь в таблички на домах. Прямо возле остановки стояла панельная пятиэтажка с зелёной крышей.

— Линейная… двадцать, — мрачно прочитал я и прислушался. Тишину, ставшую уже привычной, теперь нарушал мерный, приближающийся рокот двигателей. А вместе с ним, видимо, приближался и весьма неоднозначный финал моего приключения. Скинув с плеча рюкзак, я торопливо зашарил по карманам в поисках ампульницы. Вытащил последний шприц–тюбик «Нефопама», торопливо вколол его куда–то в голеностоп и, не дожидаясь эффекта, похромал вдоль улицы.

***

Снаружи рвануло так, что квартиру, в которой я спрятался, ощутимо тряхнуло. На кухне звонко посыпалось стекло, во дворе противно заверещали автомобильные сигнализации. Я чертыхнулся и на всякий случай перебежал вглубь комнаты, подальше от окна. Не хватало ещё, чтобы зацепило! Усевшись на пол за боковушкой дивана, я вытянул ноги и прикрыл глаза, понимая, что ближайшие несколько часов мне предстоит провести здесь. Достал из кармана сигарету, подкурил и прибавил громкости на радиостанции. Послушаем, что там у военных творится, хоть не так скучно будет. Интересно, из чего они по моргу так засадили, из танка?

— Нормально, Серёг! Прям в окно! Давай ещё одним туда же…

— Работаю! Уши берегите, пацаны!

— Полезли! Полезли, блять! Первый этаж, окна левее крыльца!..

В эфире начался активный радиообмен. «Контингент Сдерживания» работал жёстко, видимо не особо задумываясь о сохранности местной больницы в целом и морга в частности. Резко загрохотали автоматические пушки, снова что–то взорвалось.

— …перекрой «бронёй» улицу, «Двести второй»! Толя, вперёд протяни свою «коробку», говорю!

— Делаю, Николаич, делаю! Я к забору прижмусь, бетонному, и «крупным» по крыльцу дам! Что–то их там совсем дохуя!

— Давай, давай… Хмурый! Хмурый, блять, пулемётчика ко мне, быстро! Надо проход к приёмному отрезать, пока не попрятались…

— …вы бляха не рассыпайтесь, удерживайте цепь! Они продавят — и пиздец…

— «Кубок», «Кубок»! Я «Пионер»! У больницы «гнездо», пиздец большое! Пытаюсь локализовать…

— «Пионер», я «Кубок». Понял тебя! Работай аккуратно, если прижмёт — дай знать, в воздухе дежурная пара «двадцать четвёртых»!

Я напрягся. Видимо, речь шла о боевых вертолётах «Ми-24», появление в воздухе которых резко снижало мои шансы пересидеть заварушку в квартире. Кто знает, чем и как вертолётчики накроют больничный комплекс? Судя по грохочущему снаружи бою, «агрессивно настроенные лица из числа пострадавших» окончательно перешли в разряд противника, стало быть, скромничать военные не будут. Интересно, а подвал в этом доме есть? Понятное дело, памятка не рекомендовала соваться в подобные места, но оказаться под завалом из бетонных плит — тоже так себе удовольствие. Тем более, что забрался я аж на пятый этаж, в надежде незаметно понаблюдать за зачисткой морга. Мысль о погребении заживо настолько внезапно разгорелась в мозгу, что я подскочил, накинул на плечи рюкзак и застыл, обдумывая дальнейшие действия. Мозг упорно требовал выскочить на лестничную клетку и бежать вниз на поиски подвала, но природное любопытство сопротивлялось, заставляя хотя бы ненадолго выглянуть на улицу. Чертыхнувшись, я аккуратно двинулся к окну, готовый в любой момент развернуться и рвануть прочь из квартиры.

Над приземистым грязно-серым зданием морга поднимался густой чёрный столб дыма. Языки пламени вырывались из окон и огромного пролома на месте крыльца, а прилегающая территория была завалена мешаниной из поваленных деревьев, бетонных обломков и изломанных, окровавленных тел. Два бронетранспортёра били по зданию короткими очередями крупнокалиберных пулемётов почти в упор, вдоль забора цепью рассыпались по укрытиям бойцы. А из горящего морга… ползла, в прямом смысле ползла нескончаемая человеческая масса. Истошно вопя сотнями глоток, охваченные пламенем фигуры упрямо пёрли на военных, медленно, но решительно сокращая дистанцию. Я замер, поражённый увиденным, не в силах ни отойти от окна, ни проглотить тугой комок, подступивший к горлу.

— Не удержим, Николаич! Не удержим!!! Оттягиваться надо…

— Вижу, вижу, блять! Не ори! «Двести второй», давай задним, потихоньку… Хмурый, бери пацанов и отходи под прикрытием «Двести второго», Чулым с «Двести пятым» — сразу за ними!

— Чулым «триста», тяжелый! Эвакуируем!

— Николаич! У крыльца наши есть?!

— Нету, там только эти… да блять! Хмурый! Шевели колготками!

— Принял! Саня, правее пять и чуть ниже! Гасись, пацаны! Выстрел!..

Из-за угла соседнего дома оглушительно грохнуло и фасад морга исчез в облаке разрыва. Многоголосый визг моментально стих, будто бы захлебнувшись. Взревев мощным газотурбинным двигателем, на проезжую часть резво выкатился окутанный сизым облаком выхлопных газов танк.

— Заебись, Серёга! Мужики, оттягиваемся!..

— По левой стороне улицы отходите! Я эту здравницу сейчас нахер сложу! Саня! Заряжай!..

— «Кубок», я «Пионер»! Не справляемся! Под больницей — аншлаг, лезут из подвалов без остановки! Нужны самолёты!..

— «Пионер», я «Кубок»! Принял! «Триста десятый», ответь «Кубку»…

Самолёты! Значит, речь шла не о вертолётах, а о фронтовых бомбардировщиках. Бляха, тут у них натуральная война намечается. Плохо дело, очень плохо! События развивались слишком стремительно, а в центре их безумного водоворота стоял я, отчаянно пытающийся удержать в желудке остатки скудного завтрака. Танк снова шарахнул по полыхающим руинам, окончательно потерявшим какое-либо сходство со зданием, бронетранспортёры поползли задним ходом по тротуару, прикрывая отчаянно стрелявшую во всё, что движется, пехоту. Я сделал глубокий вдох, пошевелил ступнёй, окончательно потерявшей чувствительность от «Нефопама». А потом со всех ног бросился в подъезд.

Пять этажей вниз я пролетел на одном дыхании. Площадка перед спуском в подвал была заставлена велосипедами и колясками, некоторые из которых были ещё и пристегнуты к батарее отопления, кроме них хватало другого хлама. Чертыхнувшись, я стал упрямо пробираться к двери подвала, стараясь гнать прочь мысль о том, что катастрофически не успеваю укрыться. Не думаю, что многим доводилось оказаться в самом центре предстоящего авиаудара и не скажу, что когда-либо вообще горел желанием получить подобный сомнительный опыт. Розовая коляска полетела в сторону, жалобно зазвенели высыпавшиеся на бетонный пол погремушки. Старую доску объявлений — туда же. Сложенные коробки, пакеты с каким-то тряпьем… дверь! Вот она, прямо передо мной! Обшарпанная голубая дверь с трафаретными красными буквами:

«Бомбоубежище № 9, ключ в кв. 11».

Осмотрев петли, я приободрился: деревянная дверь открывалась вовнутрь, а вместо привычного для таких мест навесного замка имелся лишь врезной, с виду — довольно хиленький. Получается, если приложить по двери со всей силы — вход в подвал мне обеспечен! Пока я прикидывал, как лучше открыть дверь, радиостанция в кармане снова забубнила:

— «Пионер» — «Триста десятому»!

— «Триста десятый», ответил «Пионеру». Мы в вашем районе. Будем работать с ходу, прошу координаты на упреждение…

— Передаю, «Триста десятый»!

Волосы на затылке зашевелились. Времени-то у меня, оказывается, совсем нет! Заорав от отчаяния, я со всей силы саданул в дверь плечом. Отошёл, ударил ещё раз. Ещё! Покалеченной ногой — в район замка, снова плечом… Дверь скрипела, ходила ходуном, но никак не открывалась!

— Командир, цель наблюдаю! Цель в перекрестии, привязку выполнил. Сброс по готовности!

После очередного удара дверь вдруг поразительно легко поддалась и распахнулась. Не удержавшись на ногах, я вскрикнул и кубарем полетел в темноту.

— Сброс!

— Есть сброс! Корректирую…

Скатившись по ступенькам, я мощно приложился спиной об пол и замер. Воздух вышибло из лёгких, перед глазами поплыли красные круги. Хорошо хоть сгруппироваться успел, в последнюю секунду прижал голову к груди. Теперь главное — отползти в сторону, желательно за угол, чтобы взрывная волна не размазала меня по стенке. Шарить по карманам в поисках фонарика было некогда. Перевернувшись на живот, я наощупь пополз подальше от лестницы. Боль в спине была такой сильной, что хотелось кричать, но изо рта вырывался только неразборчивый хрип, словно у загнанного в ловушку зверя. Подтягиваясь на руках, хрипя и кашляя от забившей горло многолетней пыли, я полз. Полз слишком медленно, вырывая у темноты безопасное расстояние буквально по сантиметру. Ещё чуток, ну же… теперь направо, где прощупывается какой-то закуток. Заползти в него, спрятаться, и всё будет хорошо…

Перевернувшись обратно на спину, я закрыл глаза. Всё, это максимум, на который я способен. Больше сил нет. На секунду стало очень тихо и невероятно спокойно, будто все проблемы и тревоги больше не имеют ко мне никого отношения. А потом подвал содрогнулся от невероятной силы грохота.

Трудно сказать, сколько времени я пролежал без движения, то открывая глаза, чтобы увидеть непроглядную темноту, то проваливаясь в неё же, путаясь и теряясь в лабиринтах собственных мыслей. Вспышки боли во всём теле ненадолго возвращали в реальность, выдавливая из груди хриплый стон, в горле пересохло от нестерпимой жажды. Спустя бесконечное количество попыток собраться с силами, я осторожно приподнялся на локтях. Голова кружилась, в ушах стоял противный монотонный писк. Оно и неудивительно: лётчики явно шарахнули по больнице от всей своей широкой души. Нащупав левой рукой влажный бетон стены, я кое-как переполз к ней и уселся. В вертикальном положении, как ни странно, спина болела не так сильно. Посидев ещё несколько минут, я ощупал ноги, аккуратно шевеля ступнями и коленями. Переломов нет, это уже хорошая новость. Чуть погодя можно будет попробовать встать, а пока надо понять, где я вообще оказался. Непослушными руками я вытащил из кармана ветровки фонарик и, молясь всем богам, чтобы он не пострадал во время падения, вдавил прорезиненную кнопку. Яркий свет диода беспощадно резанул по глазам, заставив прищурится. Пыль вокруг до сих пор оседала, но я смог разглядеть небольшой тамбур, один проход из которого вёл в подъезд, а другой — к массивной герметичной двери. На фоне обшарпанных стен тамбура, дверь выделялась свежей ярко-зелёной краской, на которой виднелись какие-то белые надписи. Интересно, получится ли её открыть? Хотя, сперва нужно проверить выход на улицу, чтобы оценить последствия авиаудара. На секунду представилось, что подвал завален, герметичная дверь заблокирована изнутри, а сам я фактически замурован в небольшом промежутке между ними. Страх накатил волной, сжав зубы я резко поднялся, прижался к стене, чтобы не упасть и неловко поковылял к лестнице, пытаясь справится с головокружением.

Выход оказался наглухо заблокирован рухнувшим лестничным пролётом, из-под которого торчала раздавленный велосипед. Выбраться наружу здесь можно было даже не пытаться, поэтому я, не переставая отчаянно кашлять от пыли, переместился к двери в бомбоубежище. Настораживал тот факт, что дверь была мягко говоря — нетипичная для бомбоубежищ в жилых домах. В силу своей профессиональной деятельности, я повидал немало защитных сооружений и с уверенностью могу сказать, что подобные мощные двери чаще встречаются на крупных промышленных объектах, в бомбоубежищах совершенно другого класса. А ещё, в таких местах обязан быть второй выход или аварийный лаз, ведущий в расположенный на безопасном удалении от здания оголовок. Этот факт косвенно подтверждался надписью: «Дверь № 1» над ярко-красным штурвалом. Нарисованные рядом белые стрелки подсказывали, что, если провернуть штурвал вправо, дверь откроется.

— Ну давай, пожалуйста… не подведи… — пробормотал я, отчётливо понимая, что исправность запорного механизма двери — единственный возможный путь к спасению. К моему удивлению, штурвал без какого-либо усилия провернулся несколько раз и замер в крайнем правом положении. Не веря своей удаче, я осторожно потянул дверь на себя. Дверь поддалась сразу, мягко приоткрывшись на явно смазанных петлях, а изнутри потянуло прохладным чистым воздухом.

— Спасибо… — выдохнул я, благодаря то ли Вселенную, то ли тех, кто обслуживал дверь. Чистый воздух и немного отдыха — это именно то, что мне сейчас нужно. А после можно будет и поисками выхода заняться.

***

Частичный осмотр бомбоубежища, по ощущениям казавшегося сильно больше находившегося над ним здания, затянул меня так, что мысль об отдыхе временно отошла на второй план. Убежище оказалось вполне обжитым, и пользовались им точно уже после того, как появилась странная зараза и «эпидемический очаг». Зал для укрываемых был плотно заставлен туристическими палатками, кое-где спальные мешки лежали прямо на матрасах, наверняка притащенных из опустевших квартир. У палаток попадались всевозможные рюкзаки, дорожные сумки, нехитрые предметы быта, копаться в которых, несмотря на перспективу найти что-нибудь полезное, не было совершенно никакого желания. Люди словно ушли отсюда за несколько часов до того, как я появился, и вот-вот должны были вернуться. Оставили детские игрушки, одежду, даже инъекторы с инсулином для диабетиков, бросать которые в принципе — последнее дело. В медицинском кабинете, переоборудованном в импровизированную кухню, я обнаружил несколько газовых плиток с запасными баллонами, внушительные запасы крупы и консервов, а в техническом помещении кроме штатных баков стояли несколько десятков запечатанных баллонов воды для кулеров. К моей огромной радости, с пометками о том, что вода проверена и пригодна к употреблению. Окончательно меня добил и поставил в тупик дизель-генератор. Сам факт его наличия в бомбоубежище — вещь абсолютно правильная и нормальная, но здесь… он был ещё теплый.

Закончив игру в матроса, единолично нашедшего печально известную «Марию Селесту», я уселся на деревянные нары, закурил и крепко задумался. Куда, чёрт подери, все делись? Отсутствие людей не то, чтобы огорчало, но тот факт, что совсем недавно здесь была целая куча народа, ощутимо тревожил. Я осмотрел все помещения несколько раз, нашёл множество предметов, которые ни один нормальный человек бы не бросил, однако никого не обнаружил. Из бомбоубежища явно уходили в спешке. Почему? Сомневаюсь, что дело в рейде «Контингента Сдерживания». Убежище на секундочку — противоатомное, тут не обойтись без специальных боеприпасов, которые никто не будет тратить на то, чтобы разобраться с кучкой гражданских. Значит, им угрожало что-то ещё. Вряд ли все дружно отправились подышать свежим воздухом. Может, нашли другой выход? Какой-нибудь тоннель, например. Всего в бомбоубежище было три двери, это если считать ту, через которую я сюда вошёл. Дверь № 2 в противоположном тамбуре вела скорей всего во двор или соседнее здание, а вот третья, без каких-либо обозначений, но с предупреждающей табличкой: «Не входить, работает СОВ», вызывала интерес. Закрыта она была изнутри, то есть при желании я мог запросто выяснить, что за ней находится. Знать бы ещё, что это за «СОВ» такой загадочный. Ответ на этот вопрос мог находиться в кабинете коменданта бомбоубежища, но он единственный был заперт, причём, в отличие от других кабинетов, дверь там была массивная, с надёжным замком. Ключей я не обнаружил, поэтому сделал вывод, что неизвестный комендант забрал их с собой. Глубоко вздохнув, я потянулся к рюкзаку. Сплошные вопросы, загадки, трудности. Будто я герой простенького рассказа, написанного не слишком покладистым писателем.

— Ну здравствуй, дорогой читатель, — я ухмыльнулся и вытащил из рюкзака смятую коробку с сухим пайком. — Нравится за моими злоключениями наблюдать? Лучше бы чего приятного почитал. Про море, там, про путешествия, про любовь. Ты извини, у меня тут сплошной мрак. Погода дрянь, стреляют иногда и покойники по улицам шастают.

Мысль о том, что и я, и «агрессивные лица из числа пострадавших», и этот злосчастный «эпидемический очаг» можем быть всего лишь чьей-то нехитрой фантазией, позабавила и слегка разгрузила уставший мозг. Ведь тогда получается не было ни эвакуации, ни огромного количества жертв, ни фронтовых бомбардировщиков, раскатывающих районную больницу корректируемыми авиабомбами. Мне надо просто немного поднапрячься, пройти задуманный автором путь и получить заслуженный «хэппи энд». Все составляющие для этого уже имеются: суровый главный герой с синдромом самозванца, попавший в трудные обстоятельства, антагонисты в лице заражённых и «Контингента Сдерживания», даже загадочная девушка имеется. Правда, пока я слышал только её голос, но чем чёрт не шутит…

Чёрт. Радиостанция. Отложив в сторону упаковку холодной гречки с говядиной, я полез в нагрудный карман ветровки. Достав радиостанцию, повертел её в руках, попытался включить. Логика подсказывала, что с почти оторвавшейся антенной, болтающейся на тонком проводке и трещиной, протянувшейся через половину корпуса, нормальное функционирование устройства вряд ли возможно. Внутри что-то неприятно ёкнуло. Несмотря на два коротких сеанса связи, к Удаче, или как там её зовут на самом деле, я успел привязаться. В условиях дефицита общения и постоянного, давящего одиночества — дело нехитрое. Кажется, девушку из сюжета можно исключать. Я отбросил в сторону бесполезную радиостанцию, без аппетита дожевал гречку и облокотился на стену, прикрыв глаза.

Из тревожной, скомканной дремоты меня выдернул непонятный треск. Помотав головой, я включил фонарик и, вытащив пистолет, судорожно осмотрелся по сторонам.

— Кто здесь? — тихо спросил я. Темнота вокруг казалась густой и вязкой, длинные тени от бетонных колонн будто бы медленно ползли ко мне. Треск повторился, резкий, настойчивый. Я скосил глаза на радиостанцию и удивлённо приподнял бровь: на передней панели моргал зелёный индикатор приёма-передачи. Как это возможно? Надо мной — слой армированного бетона и руины пятиэтажки, никакой сигнал не пробьётся сквозь них на простенькую портативную радиостанцию! Может, повреждённое устройство просто чудит?

— Привет детям подземелья! — раздавшийся из динамика чёткий и ясный голос девушки окончательно ввёл меня в ступор.

— Ваше благородие, госпожа Удача, — осторожно ответил я. — Скажи честно, у меня галлюцинации, да?

— Сам ты галлюцинация, — обиженным тоном произнесла девушка. — С чего ты вообще так решил?

— Я как-бы… слегка ниже уровня земли, — мрачно сообщил я. — Не думаю, что тут может быть связь.

— У меня свои секретики, — Удача усмехнулась. — И да, я в курсе, что ты в бомбоубежище на Линейной и тебя… кхм, слегка завалило.

— Что? Откуда? — я недоумённо уставился на радиостанцию. Да кто вообще такая эта Удача?!

— Говорю же, свои секретики, — девушку явно веселил наш разговор. — Впрочем, ты там не замурован, выбраться сможешь. Я по другому поводу. Мне скучно.

— Скучно? — переспросил я.

— Ну да… с собеседниками у меня не густо, как и у тебя. Я решила, что ты ничем серьёзным не занят и найдешь немного времени, чтобы поболтать.

— Эм… наверное да. Как дела?

— Неплохо, хотя могло быть и лучше. А твои?

— Терпимо. Я сижу в бомбоубежище, смотрю на кучу пустых палаток и… чёрт, я сегодня представлял, что всё, что происходит — это просто сюжет рассказа. Знаешь, из тех, что публикуют на второсортных сайтах для любителей фантастики…

— Точно! А ещё автор сам не знает, что хотел написать, поэтому с тобой происходит куча неприятностей, которые решаются в самый последний момент!

— Да, и даже загадочная незнакомка в сюжете присутствует, прикинь? — я сам не заметил, как рассмеялся. Такая простая и, в сущности, непримечательная в обычной жизни эмоция, сейчас накрыла меня волной самой настоящей эйфории.

— Серьезно? И кто же она? — Удача тоже засмеялась.

— Ты с ней знакома, — ответил я. — Чёрт, я уже и забыл, когда смеялся в последний раз.

— Я тоже. Знаешь, с тобой очень легко общаться. Будто со старым знакомым.

— Не приходится подбирать слова? — спросил я. — Мне вот не приходится. У меня вообще такое странное ощущение, будто мы тысячу лет знакомы.

— Именно так. Но, смотри, не настрой там себе воздушных замков раньше времени. Скажи честно, тебе одиноко?

— Одиноко. Каждый чёртов день, каждую минуту, — признался я. — Иногда мне кажется, что на Земле вообще не осталось людей, а все эти переговоры в эфире, самолёты в небе и зараженные вокруг — просто иллюзия, которая стремится заполнить образовавшуюся пустоту.

— Выходит, я тоже иллюзия? — тон Удачи вдруг стал очень серьёзным.

— Не знаю, — вздохнул я. — Зато знаю, что радиостанция разбита, а сигнал не смог бы пройти через армированный спецбетон без дополнительных технических средств. В этом я, к сожалению, разбираюсь слишком хорошо.

— Ты много думаешь и это не идёт тебе на пользу, — сказала девушка. — Я понимаю твои сомнения, но ничего не смогу объяснить, пока мы не встретимся.

— Почему не сейчас? — спросил я.

— Потому что сейчас — я просто голос из разбитой радиостанции, — Удача снова усмехнулась.

— А… как мы встретимся? — осторожно поинтересовался я. — Ты ведь тоже где-то в «очаге», может попробуем выбраться вместе?

— Ты сможешь помочь мне, только когда выберешься сам, — уклончиво ответила Удача. — Доберись до моста, перейди на другую сторону, а дальше — разберёмся. Всё будет хорошо, просто поверь.

— Пока не совсем понимаю, — ответил я. — Но, если ты и правда говоришь, что всё будет хорошо… попробую.

— Тогда — договорились! Кстати, не забудь посетить кабинет коменданта убежища.

— Что? Как ты… там закрыто, между прочим!

— Стучаться не пробовал? Помимо ретранслятора, благодаря которому ты меня слышишь, там можно найти ещё что-нибудь интересненькое! Чао!..

Радиостанция щёлкнула и отключилась. Всезнающая Удача в очередной раз умудрилась меня удивить. Но, надо сказать, пообщались мы довольно мило. Стучаться… бред же! Как будто там кто-то сидит и ждёт, когда я приду. И как она узнала, что я не замурован и смогу выбраться? Да, я ещё не проверял, что находится за дверью № 2 и той, за которой работает загадочный «СОВ», но всё же… Погружённый в свои мысли я дошел до двери коменданта и, внутренне посмеиваясь над бессмысленностью затеи, уже занес было кулак, чтобы постучать, как вдруг из кабинета раздался приглушённый оклик:

— От двери отошёл, сука! Завалю нахер!

Я резко рванул в сторону и прижался к стене слева от кабинета, ожидая выстрела. Там что, всё это время правда кто-то сидел?!

— Ты кто? — Крикнул я в ответ.

— Старший лейтенант полиции Фадеев! Участковый уполномоченный! Сам-то кто?

— Я… я случайно здесь оказался! Прятался от авиаудара!..

— Чего, блять? Это авиаудар был?!

Я коротко рассказал участковому о событиях на поверхности, после чего за дверью наступило гнетущее молчание.

— Слышишь, старлей? — я постучал костяшками пальцев по двери. — А ты нафига вообще там закрылся?

— А ты как думаешь? — огрызнулся Фадеев. — Уроды эти покусали, заразные. Вот я и самоизолировался, чтобы не навредить никому. Думал, помощи дождусь, Сергеич обещал врача привести. Но, раз по нам уже с воздуха херанули… пиздец мне тут, по ходу.

— Сергеич? — уточнил я.

— Ну да, Сергеич. Комендант. Ночью сообщили, что в районе рейд будет, он решил людей на всякий случай подальше увести. Сказал, вернётся с вирусологом каким-то…

Так вот почему тут никого нет. Комендант увёл людей. Вот только куда? Вряд ли он повёл бы их через город, значит, есть другой способ.

— Старлей, вопрос есть. Там возле дизельной — дверь. На ней написано, что работает какой-то «СОВ». Это что вообще за штука такая?

— На лыжи встать хочешь? — спросил участковый и вдруг надрывно закашлялся. — Сука, по ходу всё. Я бы тоже свалил. Сижу тут, как в гробу, даже с лавки встать не могу.

— Может помочь чем?

— А чем ты поможешь? Вакцины нет, это ещё в первые дни сообщили. Неофициально. Уколы, которые у военных, это так — считай физраствор с примесями. Чтобы личный состав меньше нервничал. Херня всё. Даже вирусолог Сергеича — говно на палке, поверь.

— Должен быть способ, — неуверенно предположил я. — Не бывает так, чтобы…

— Система. Очистки. Воздуха.

— Что?

— «СОВ». Система очистки воздуха. Там принудительная вентиляция, обработка… обработка веществами. Ионизация, ещё хер знает что…

Говорить Фадееву резко стало тяжелей. Он делал длинные паузы между фразами, язык заплетался, как у сильно подвыпившего человека. Я не перебивал. Только прикрыл глаза, стараясь не думать, что участковый, вероятно, доживает свои последние часы, если не минуты. А потом он станет… другим.

— Коммуникации, понимаешь… тоннели химкомбината. На случай войны… из всех старых домов люди могли под землей… на комбинат попасть. Там убежища серьёзней… пункт управления ГО, склады. Есть аварийных ход до городского КПП… к парковке для автобусов. Ты не подумай… это не бред. Я… свой участок хорошо знаю.

— То есть, по этому тоннелю я могу за пределы города выбраться?

— Гений, блять, — Фадеев снова закашлялся. — Там всё, куда тебе не надо… запечатано наглухо. Просто… иди по стрелкам. Аварийный выход номер… три.

— А охрана? — спросил я.

— Охрана обосралась, — участковый попытался рассмеяться, но кашель ему помешал. — Заперлись у себя на объектах… и сидят. В тоннелях их нет. Но «СОВ»… запомни: отключится в семь утра. У тебя будет… часа два, не больше. Сейчас она в аварийном режиме, пашет постоянно… дождись семи часов и пиздуй по стрелкам, со всех ног. Типа, как за белым кроликом…

Вот значит как. Тоннели. Исключая тот факт, что заражённые имеют привычку прятаться в подземных коммуникациях, план имел право на жизнь. С другой стороны, система очистки воздуха могла отпугнуть их от местных подземелий. Рискнуть? А у меня нет других вариантов. Я глянул на часы: десять вечера. Прийти в норму, проверить вещи, попытаться выспаться. Если тоннель выведет меня за городской КПП, к вечеру получится добраться до моста через Енисей. Волнительно. Даже очень. Сделать экспресс-тест сейчас или лучше утром? И как на другой стороне связаться с Удачей? Вопросы, будто назойливые мухи, завертелись в голове.

— Слушай… ты тут ещё? — Слабо спросил участковый.

— Тут, — кивнул я.

— Дело к тебе есть. Одна… одна услуга, хорошая. За две. Звучит невыгодно…, но мы можем помочь друг другу.

— Что нужно сделать? — Спросил я.

— Да знаешь, мелочь по сути… я тут письмо накатал. Передай по адресу, если выберешься…

— Не вопрос. Что ещё?

— Ты патронами не богат? «Девятку» бы. «Макаровскую». В количестве одной штуки. И сигаретку.

В груди неприятно похолодело. Патроны у меня были, почти три магазина. Как раз под «Макаров». Но от мысли, зачем Фадееву патрон, стало жутко.

— Я свои все… в первые дни расстрелял. Не сберёг, дурак. Извини, если помочь нечем… всё нормально. Разберусь.

— Патрон есть, сигарета тоже, — ответил я далёким, будто бы не своим голосом.

— Заебись. Тогда делаем так: положи патрон с сигаретой у двери и съеби… ну, в зал для укрываемых, например. Я выйду, заберу… оставлю письмо и небольшой презент. Награду тебе… за содействие органам.

Я вытащил из кармана магазин, повертел в руках. Никогда бы не подумал, что… блять. Что вообще окажусь в такой ситуации. В который раз меня уже посещает эта мысль? Выщелкнув патрон, отошёл и аккуратно положил на пол.

— Готово, старлей, — сообщил я и быстро зашагал по коридору.

Спустя пару минут в темноте хлопнула дверь. Забрал. Выждав немного для верности, я вернулся к кабинету коменданта. Патрона и сигареты на полу не было. На их месте лежали почтовый конверт и ключи с эмблемой «УАЗа». Я бездумно уставился на обшарпанный брелок сигнализации и две подвески: с гербом МВД и, внезапно, мультяшным полосатым котёнком.

— Чуть дальше парковки, — раздалось из-за двери. — Патрульный «Патриот», номер… десять двадцать два. Хотя он там один такой… машина моя, на ходу. Берёг на всякий. Бензина — нормально. Тебе как раз… до моста хватит. Будешь подъезжать — включи «маяки». Тогда сразу стрелять не начнут…

— Спасибо, старлей, — сдавленно произнёс я. — Правда, спасибо.

— Игорь. Игорь я. Тебе спасибо, братишка… хороший ты человек. Только это… там брелок есть, с котёнком. Положи в конверт, лады? Не забудь.

— Не забуду, — пообещал я. — Слушай… можно вопрос?

— Валяй.

— Там, в кабинете, есть ретранслятор?

— Ретранслятор? — переспросил Фадеев. — Тебе нахера?

— Это важно, Игорь. Просто нужно знать.

— Ретранслятор… по норме положен. Есть. Всё, иди давай.

— Слушай, а ты уверен, что…

— Уверен. Пиздуй уже.

За дверью чиркнула зажигалка. Участковый больше ничего не говорил, только изредка кашлял. Видимо, наш разговор был окончен. Я вернулся в зал для укрываемых, улёгся на первый попавшийся спальный мешок и свернулся клубком. Думать ни о чем не хотелось, подумать можно будет завтра. Сейчас хотелось просто спрятаться от всего, что творилось вокруг, оказаться за сотни, тысячи километров от проклятого «очага». Завтра. Завтра всё закончится. Достав из внутреннего кармана телефон, я поставил будильник на пять утра. Выключил фонарик, убрав его под левую руку, рядом положил пистолет. Бомбоубежище погрузилось в непроглядную темноту. Спустя несколько минут грохнул выстрел, эхом раскатившийся по пустым коридорам.

Эвакуационный тоннель оказался не самым уютным местом. Грязно-зелёные бетонные стены в лучших традициях советских подъездов, выкрашенные в разные цвета вентиляционные трубы под потолком, работающие через одну лампы дневного света. Каждые метров сто — таблички, сообщающие об опасности системы очистки воздуха, плакаты с приёмами оказания первой помощи и защиты от оружия массового поражения, перевёрнутые столы постов безопасности. Гермодвери, ведущие в другие тоннели или сооружения были наглухо закрыты, трубки висевших возле них старых дисковых телефонов срезаны, да и в целом, следов присутствия людей не наблюдалось. В воздухе стоял спёртый запах с лёгкой примесью чего-то кислого, одновременно напоминавший старое овощехранилище и больницу. Запах был непривычным, от него покалывало в носу и хотелось надеть хотя-бы респиратор, а ещё лучше — противогаз. Такими предметами роскоши я не располагал, не нашлось их, вопреки ожиданиям, и в бомбоубежище. Оставалось только смириться и ускорить шаг, в надежде, что тоннель скоро закончится. Однообразность окружения начала давить на нервы уже минут через десять ходьбы по бесконечной бетонной кишке. Ни спусков, ни подъемов, ни каких-либо изгибов. Сначала я пытался считать шаги, но сбился на второй сотне и махнул рукой на это неблагодарное дело. Пару раз я переходил на бег, однако травмированная нога быстро напоминала о себе, пробовал закурить, но сигарета вызвала приступ надрывного сухого кашля. В какой-то момент мне начало казаться, что я, сам того не замечая, хожу по кругу: дверь с надписью: «Сооружение № 5А — 150 метров» вроде уже была, и стол, возле которого раскиданы какие-то папки, и пожарный щит, с прикрученными саморезами топором и лопатой… Нарастающее чувство паники, пока ещё совсем легкое, поселилось где-то под рёбрами.

— Заканчивайся, сука, заканчивайся, — пробормотал я, упрямо ускоряя шаг. Сколько я уже так шагаю? Полчаса, час? Наверняка, я уже где-то за городом, значит ещё немного и КПП, а там до выхода… блять! Что за херня тут случилась?!

Я уставился на пол. Перевёл взгляд на стены, зачем-то посмотрел на потолок. Отошёл на несколько шагов назад, провёл рукой по запертой гермодвери, на которой было написано: «Рефрижератор». А потом меня стошнило.

Метров двадцать тоннеля впереди представляли собой что-то, отдалённо напоминающее внутренности плохо отмытой мясорубки. Стены покрывали десятки выбоин от пуль, вперемешку с бурыми брызгами и ошмётками, о происхождении которых не хотелось даже думать. Потолок, где горели от силы пара-тройка уцелевших ламп, выглядел примерно так же, а пол… в полумраке казалось, что он покрыт чёрной, маслянистой массой. На поверхности этой массы виднелась всевозможная мелочёвка, которой там совсем не должно было быть: вывернутая дамская сумочка, мобильный телефон, связка ключей, оторванная лямка от рюкзака, детская кепка… Страшный, сладковатый запах железа резко ударил в нос, ноги предательски дрогнули, а перед глазами всё поплыло. Я прекрасно понимал, что здесь произошло, но верить упрямо отказывался. Так не бывает, так просто не бывает! Да, «очаг» раз за разом подкидывал чудовищные, невообразимые ситуации, но какую бы опасность не представляли эти люди, никто просто не мог… Из груди вырвался протяжный, нечеловеческий стон, и я побежал. Разбрызгивая вязкую жижу, хватаясь за склизкие стены, поскальзываясь на ковре из стрелянных гильз я упрямо бежал вперёд, мечтая оказаться как можно дальше от страшного места. Ногу прорезала вспышка нестерпимой боли, я вскрикнул и упал, прокатившись по инерции ещё пару метров. Жёстко врезавшись плечом в бетонный выступ, я замер, переводя дыхание. Сука, да что ж такое? Когда всё это закончится?! Сколько ещё херни я должен увидеть, чтобы выбраться отсюда, и как после неё потом спокойно спать?!

— Выберись сначала, — ответил я сам себе и закашлялся. — Они ведь тоже хотели. И даже почти смогли.

Я кое-как уселся, осмотрелся по сторонам. Тоннель снова выглядел как прежде: тусклый свет ламп, плакаты с гордыми и сильными людьми, разбирающими завалы на месте какого-то дома. «Это должен знать и уметь каждый» — гласила надпись над плакатами. Чуть в стороне стояла школьная парта, возле которой были аккуратно составлены вскрытые цинки от патронов. Закрыв глаза, я помотал головой. Нужно постараться не думать об увиденном, хотя бы сейчас. Лучше вообще ни о чём не думать. Шеи вдруг едва коснулся прохладный сквозняк, но даже его хватило, чтобы по рукам от неожиданности побежали мурашки. Я неловко развернулся и уставился на бетонный выступ, в который врезался. Это была… лестница наверх.

***

Я выбрался на небольшую поляну, посреди которой стояла кирпичная будка аварийного выхода. Ржавая табличка на двери сообщала, что в будке находится ничем не примечательная насосная станция «Водоканала», а саму поляну со всех сторон окружал сосновый лес. На траве отчетливо виднелись следы тяжелой машины, побывавшей тут совсем недавно. Широкие и глубокие, скорей всего от грузовика или бронетранспортёра. Впрочем, какая разница? Всё, что мне нужно — «Патриот» Фадеева и немного удачи. Совсем чуть-чуть, лишь бы мост перескочить. Я на всякий случай вытащил пистолет, поправил рюкзак и, прихрамывая зашагал по следам.

Спустя минут десять неторопливой прогулки, грунтовая дорога вывела меня к парковке. Автомобилей на ней почти не было, только вдалеке, возле приземистого здания КПП, стояли несколько тёмно-зелёных «УАЗиков» и автобус. Я вдруг вспомнил, как целую вечность назад лениво выбирался из тёплой кабины «вахтовки» и проходил на этом КПП санитарный контроль. Вспомнились Валера и электрик Семёныч. Или, Степаныч? Вылетело из головы. Странно память устроена: помню лицо, помню, как он возмущался, когда вояки отбирали его заначку с алкоголем, а отчество забыл. Валера… он ведь спас меня, сам того не зная. Тряхнув головой, я отогнал мрачные мысли и присел на корточки, внимательно осматривая территорию пропускного пункта. Приближаться к нему точно не стоит, а вот понять, каковы мои шансы быть замеченным, будет не лишним. К тому же, нужно сообразить, где именно участковый оставил «Патриот». Явно, не на видном месте.

Просидев без движения минут пятнадцать, я пришел к выводу, что на КПП либо все вымерли, либо просто не хотели высовываться наружу. Оно и неудивительно: утро выдалось промозглым, дождливым. Дежурная смена наверняка расслаблено пила чай в тепле и комфорте. Впрочем, нельзя исключать наличия поблизости камер видеонаблюдения или датчиков движения: всё-таки обстановка вокруг не самая подходящая для расслабленных посиделок. Решив, что более подходящего момента, чем сейчас, выждать не удастся, я осторожно двинулся вдоль края парковки, поглядывая то на пропускной пункт, то на ведущую к нему дорогу. Перебравшись через бетонный жёлоб ливневого стока и в который раз неудачно дёрнув многострадальную ногу, я достал из кармана ключи. Подняв их над головой, нажал кнопку разблокировки дверей и прислушался. Характерный писк автомобильной сигнализации, непривычно громкий и резкий посреди притихшего леса, раздался буквально метрах в двадцати. Бинго! Я тревожно обернулся, но никакой реакции со стороны КПП не заметил. Решив, что удача сегодня на моей стороне я, неловко прихрамывая, заспешил к автомобилю.

***

«Патриот» Фадеева обнаружился на обочине ведущей к пропускному пункту дороги. Кроме него тут стояли несколько легковушек, какой-то грузовичок и разбитая «скорая». Видимо, участковый руководствовался принципом: «если хочешь что-то спрятать, спрячь это у всех на виду», потому что среди брошенных здесь автомобилей «УАЗ» не вызывал совершенно никаких подозрений. Такой же серый, грязный, присыпанный опавшей листвой и ветками. Если бы Фадеев не сказал, что поддерживал патрульный внедорожник в исправном состоянии, я в жизни бы не подумал, что он на ходу. Смахнув листья с лобового стекла, я уселся на водительское место и с некоторой опаской провернул ключ в замке зажигания. Приборная панель моргнула лампочками, двигатель без проблем запустился и сыто заурчал на холостых оборотах. Так, теперь нужно немного его прогреть и согреться самому. Подождав минут десять, я выкрутил печку на максимум и, настроив обдув, расстегнул воротник ветровки. Сейчас, когда до моста оставалось всего ничего, ехать к нему было, откровенно говоря, страшно. Может, лучше сдаться военным на городском КПП? Пройти досмотр, сдать кровь на анализ… у меня ведь даже пропуск сохранился, хоть и просроченный. Вдруг не всё так плохо, как я себе нафантазировал? Хотя, местную больницу фактически разобрали при помощи танка и авиации прямо у меня на глазах, а мясорубка в эвакуационном тоннеле — вообще отдельная история. Вряд ли военные сделали бы исключение и обеспечили тёплый приём заросшему оборванцу с чужим табельным пистолетом и армейской радиостанцией. Я посмотрел на свою физиономию в зеркало заднего вида и хмыкнул: сходства с человеком, фотографии которого были в моём паспорте и служебном удостоверении, практически не наблюдалось. Побриться бы, поваляться в горячей ванной и как следует выспаться. Наверное, на карантине, в который меня обязательно определят, у меня будет куча времени, чтобы этим заняться. А сейчас нужно собраться с силами и совершить последний рывок. Отъехать подальше от Лисьего Лога, выбросить пистолет, сделать экспресс-тест и… сдаваться. Только радиостанцию на всякий случай оставлю. Если спросят откуда — честно признаюсь, что нашёл. Удача всё ещё была там, по другую сторону радиоэфира, и мне очень хотелось услышать её голос снова. Сделав глубокий вдох, я выжал сцепление, включил передачу и, осторожно объехав «скорую», вырулил на дорогу.

Согревшись за рулём, я успокоился и заметно приободрился. По обе стороны дороги тянулся осенний лес, мелькали километровые столбики, подвеска мягко отрабатывала неровности асфальта, которых в этих краях явно стало больше с появлением тяжёлой гусеничной техники. Достав пачку сигарет, я закурил и включил магнитолу. Вряд ли кто-то стал бы глушить местное радио, да и вообще, дорога без музыки — не дорога, а сплошная скукотища. Услышав на первой попавшейся волне голос ведущего новостей, я невольно улыбнулся: значит, за мостом и правда всё по-прежнему, мир не умер и никуда не делся!

«…для вас в студии как всегда работает Антон Мельников, и коротко о главном к этому часу. По-прежнему напряжённая обстановка сохраняется в городе Лисий Лог и прилегающих районах. По сообщениям пресс-службы краевого Министерства здравоохранения, локализация сильнейшей за последние несколько десятков лет вспышки сибирской язвы серьёзно осложнена обширной площадью эпидемического очага, и говорить об ослаблении карантинных мер пока рано. Всё ещё проводится временная эвакуация населения, формируются дополнительные подразделения Министерства обороны, которые войдут в состав „Контингента Сдерживания“. Однако, экстренные службы полностью контролируют ситуацию и располагают всем необходимым, чтобы предотвратить дальнейшее распространение опасного заболевания. На связи со студией — подполковник внутренней службы МЧС России Александр Андреевич Демьяненко, который даст актуальные комментарии о текущей ситуации в эпидемическом очаге. Александр Андреевич, вам слово:

— Антон, добрый день! Да, вы правы, речи об угрозе распространения сибирской язвы за пределы города Лисий Лог, а тем более эпидемии, быть не может. Ситуация полностью контролируется сводной группировкой Министерства по чрезвычайным ситуациям и Министерства обороны Российской Федерации, задействованы все необходимые силы и средства. На данном этапе организован ряд карантинных зон и временных пунктов размещения населения, налажена бесперебойная работа предприятий, оказавшихся в эпидемическом очаге. Действуют местные учреждения здравоохранения, экстренные службы и органы правопорядка работают в режиме повышенной готовности. Хочу отметить, что слухи о бедственном положении в городе Лисий Лог сильно преувеличены. Мы своевременно предоставляем всю актуальную информацию, и напоминаем гражданам, что в период введения карантинных мер необходимо уделять особое внимание личной гигиене, продуктам питания, а также напиткам…

Я не выдержал и засмеялся. Сибирская, мать её, язва, вот что это такое! Конечно, всё под контролем, всё хорошо. Понятное дело, что реальная информация о положении дел в «очаге» вызовет в лучшем случае — массовую панику, но… сибирская язва, серьезно? Спасибо, что не бубонная чума! Могли бы придумать что-то более похожее на правду, если сами не знаете, с чем имеете дело. Бешенство, например. Не переставая улыбаться, я переключил волну, чтобы остаток пути не пришлось слушать, как целый подполковник МЧС учит людей правильно мыть руки.

«…конечно, Алина, полностью согласен! В такую погоду всем нужна мотивация, нужны силы, чтобы двигаться вперёд. А впереди, напомню, выходные, осталось только пережить пятницу, друзья! Ну а поможет нам в этом группа „Суп Харчо“ с композицией „В лучшем случае“. Сейчас и всегда — время хорошей музыки на волнах нашего радио…»

Бодрый голос ведущего сменился приятным гитарным перебором. Ну вот, так гораздо лучше. Кивая в такт и постукивая пальцами по рулю, я позволил себе окончательно расслабиться. Слева промелькнул сгоревший пост ГАИ, чуть дальше, кажется, должна быть заправка. Бензин я там точно не найду, а вот худо-бедно привести себя в порядок и сделать экспресс-тест… почему нет?

— Искать, в лучшем случае свой бой, в лучшем случае найти… в лучшем случае — покой… — напевал я слова, казалось бы, давно забытой песни. Она уже появлялась в моей жизни, и времена тогда тоже были непростые. Может быть, я законченный романтик, но в том, что именно эта песня заиграла сейчас по радио, чувствовался некий смысл. Своеобразный намёк от Вселенной, мол: «не мороси, дружище, всё будет хорошо!».

Въезд на заправку по-прежнему преграждал бензовоз, на цистерне которого чернела размашистая надпись: «Бензина нет!». «Патриот» это обстоятельство не слишком беспокоило, поэтому я нагло объехал бензовоз прямо по газону и спрятал за ним внедорожник от лишних глаз. Заглушив двигатель, выбрался наружу и, прихватив рюкзак, зашагал к мини-маркету, приветливо моргающему вывеской: «Круглосуточно».

Мини-маркет оказался вынесен подчистую, на опустевших полках остался только бесполезный хлам, вроде автомобильных ароматизаторов и мягких игрушек. Кроме того, неизвестные мародёры зачем-то вырвали с корнем кассовый аппарат и бросили посреди торгового зала, а висевшие над кассой плазменные телевизоры просто расколотили. Впрочем, всё необходимое, а именно — одноразовый станок, пена для бритья и небольшой запас воды имелись в моём рюкзаке. Подойдя к закрытой двери туалета, я первым делом прислушался. Тишина. Несмотря на то, что в мини-маркете горел свет, терять бдительность за считанные километры до цели было бы непростительно глупо. Вытащив пистолет, я аккуратно постучал рукоятью по стене, постоял ещё немного и, не дождавшись никакой реакции, осторожно потянул дверь на себя. Внутри никого не оказалось, только возле унитаза почему-то стояла недопитая бутылка коньяка. Зато слева, над умывальником, висело приличных размеров зеркало. Расстегнув рюкзак, я подмигнул своему растрёпанному, заросшему отражению и принялся выкладывать на край умывальника мыльно-рыльные принадлежности.

Спустя полчаса неравного боя недельной щетины и одноразового станка, я стал худо-бедно похож на человека. До идеала было, конечно, далеко, но во всяком случае мой внешний вид больше не вызывал немедленного желания открыть огонь на поражение. Да, в густой шевелюре появились целые пряди седых волос, которых отродясь там не было, впалые щёки пестрели свежими порезами, а мешки под глазами больше напоминали синяки, но в целом, отдалённое сходство с паспортом появилось. Выйдя из туалета, я подошел к стойке кассира. Покопавшись в рюкзаке, достал и выложил неиспользованные шприц-тюбики, сухой паёк, немного бинтов и упаковку пластырей. Рядом положил кобуру с «Макаровым», запасные магазины. Маркером, завалявшимся в боковом кармане, написал прямо на прилавке: «Бери, стреляй, беги!», чуть подумав, дорисовал рядом подмигивающий смайлик. Вот так. Вдруг ещё пригодится кому-нибудь. Я ласково провел ладонью по бакелитовой рукоятке пистолета, спасшего мне жизнь в визит-центре Национального парка. Инстинкт самосохранения требовал немедленно прицепить кобуру обратно на пояс, но разум подсказывал, что с оружием к военным лучше не соваться. В худшем случае — вернусь и заберу, посетителей на этой заправке не то, чтобы много. Так, теперь нужно переложить пропуск, паспорт и удостоверение поближе, в нагрудный карман. В соседний — до сих пор не издавшую ни звука радиостанцию и всё, можно топать. Присаживаться на дорожку не буду, тем более тут и некуда. Мир этому дому. А меня свой ждёт.

***

Вернувшись в «Патриот», я первым делом достал экспресс-тест. Видимо, пора было им воспользоваться, хотя этого теста я боялся даже больше, чем моста. Вскрыв герметичный пенал, пробежался взглядом по инструкции. Всё оказалось предельно просто: нужно было проколоть палец специальной иглой из комплекта, капнуть немного крови в отверстие на пластиковом корпусе и внимательно следить, как индикатор над отверстием поменяет цвет. Станет синим — всё замечательно, я здоров, станет красным… ну, тогда не повезло, где лежит пистолет — мне известно. Единственный минус, делавший само понятие «экспресс-тест» слегка неуместным, заключался в том, что для максимально точного результата нужно было дождаться реакции препарата на кровь, а время этой самой реакции… занимало от одного до трёх часов.

— Кажется, придётся задержаться, — пробормотал я, морщась от неприятной боли. Выдавив несколько крупных капель крови, я старательно прижал палец к нужному месту на корпусе и уставился на индикатор, надеясь, что он управится не за три часа, а секунд за пятнадцать, например. Не управился. Я положил тест на приборную панель и, откинув спинку сиденья, прикрыл глаза. Что ж, подождём…

— Вставай, горе луковое, проспишь всё на свете!

Дёрнувшись, я резко подскочил и врезался головой в потолок. Пару секунд мне потребовалось, чтобы понять, кто я и где вообще нахожусь, ещё несколько секунд чтобы сообразить, что разбудил меня звонкий девичий голос из кармана, а окончательно проснувшись, я с ужасом осознал, что снаружи уже стемнело. Единственным светлым островком в непроглядной темноте был мини-маркет, свет в окнах которого выглядел уютно и безопасно. А ещё, там лежал мой пистолет.

— Бляха, проспал… — выдохнул я сквозь зубы, нащупывая непослушной рукой ключ в замке зажигания. — Ну, где же ты, сука… нашёл!

Запустив двигатель, я тут же включил фары. Яркий свет резанул по оранжевому борту бензовоза, а звук работающего двигателя прибавил уверенности. Стало немного спокойней. Чего это я, в самом деле? Тут не город, тут просто заправка. Жрать нечего и некого, вокруг только лес. Спокойствие, только спокойствие. Заблокировав двери, я пошевелил головой и плечами, разминая затёкшие мышцы. Удивило внезапное отсутствие боли в ноге и спине. Видимо, нервная система устала сигнализировать о неполадках в моём организме и объявила забастовку. Ну… я и не против. В целом состояние было гораздо лучше, чем днём, даже усталость куда-то пропала. Зато моя загадочная собеседница объявилась! Достав радиостанцию, я нажал кнопку:

— Спасибо, что разбудила, приём! Ты на связи?

Однако, ответа не последовало. Подождав ещё немного, я пожал плечами и положил радиостанцию на сиденье. Может, у меня галлюцинации начались? Кстати, о галлюцинациях. Я включил свет в салоне, осторожно, двумя пальцами, будто противное насекомое, взял экспресс-тест и… закрыл глаза. Смотреть на него отчаянно не хотелось, от вполне реальной перспективы бесславного самоубийства на заброшенной заправке меня сейчас отделяли только собственные веки. Осторожно приоткрыв один глаз, будто в детстве, когда смотрел с бабушкой фильмы ужасов, я глянул на тест… медленно выдохнул, выжал сцепление, включил передачу и, обрулив бензовоз, вдавил педаль газа. Синий. Синий, сука! Выкуси, «очаг» херов!

***

В свете фар на обочине промелькнул указатель:

«Красноярск — 95 км,

Логовской — 7 км,

мост через р. Енисей — 2 км».

Я напрягся и покрепче вцепился в руль резко вспотевшими ладонями. Два километра… два. Вспомнив совет участкового, включил проблесковые маячки, озарившие округу тревожными синими сполохами. Неприятный холодок появился в груди, поднимаясь к горлу вязким комком.

— Да не ссы ты, — подбодрил я себя. — Нормально всё будет…

Мелькнул километровый столбик, сразу за которым начинался поворот. Километр. Плавно выкручивая руль, я представлял, как вдалеке начинают моргать частые, короткие вспышки, и спустя мгновение кузов «Патриота», а вместе с ним моё тело, прошивают десятки пуль. Картинка в голове сменилась: вот меня уже кладут мордой в асфальт, кто-то кричит: «Руки! Руки, сука, чтоб я их видел!», в спину тычут автоматные стволы…, а потом поворот вдруг закончился. Я увидел огни моста, яркие прожектора и оранжевое зарево Логовского на другом, далеком берегу. Сбросив скорость, я прижался к обочине и остановился перед самым въездом на мост. Монументальная конструкция из ферм и бетона стояла на своем месте, внизу размеренно шумел могучий Енисей. Неторопливо выбравшись из «Патриота», я удивлённо осмотрелся по сторонам: с этой стороны почему-то не было ни блокпоста, ни ограждений. Задерживать меня тоже никто не спешил. Может быть, стоило проехать чуть подальше? Взгляд зацепился за ярко-жёлтую табличку на ближайшем фонарном столбе. Я подошёл ближе: под табличкой висела металлическая коробочка с динамиком и единственной кнопкой, чуть выше была закреплена камера видеонаблюдения.

— Для вызова дежурного офицера нажмите кнопку. Ждите ответа… — прочитал я. В кармане затрещала радиостанция.

— Молодец, добрался, — похвалила меня Удача. Её голос показался мне очень тихим и далёким.

— Ты снова проявляешь чудеса осведомленности, — ответил я.

— Немного магии, только и всего, — девушка явно усмехнулась.

— И что теперь? — поинтересовался я.

— Теперь… теперь тебе пора. Но, на другом берегу мы увидимся, обещаю. Ты мне очень помог.

— Что? — я удивлённо уставился на радиостанцию. — Чем помог? Как?!

— Конец связи. Береги себя, — в эфире что-то хрустнуло и зелёный огонёк на радиостанции погас. Ощущение нереальности происходящего кольнуло в груди, на меня одновременно нахлынули горькое одиночество и холодное, решительное спокойствие. Была ли вообще Удача? Или мой мозг просто выдумал её, чтобы не свихнуться? В общем-то, какая теперь разница. Покачав головой, я нажал кнопку на панели переговорного устройства.

— Дежурный по мосту, прапорщик Савельев, — рявкнул динамик, стоило мне убрать палец с кнопки. — Хуль в камеру вылупился? Фамилия, номер пропуска!

О, тот самый мрачный прапор! Я представился и продиктовал цифры, заученные ещё по приезду сюда. Прапорщик ненадолго замолчал, видимо, проверяя полученную информацию.

— Хера себе ты живучий! Так, десять шагов назад давай, и встань под прожектор, ага?

Я послушно отошел на десять шагов, пока не оказался под странного вида прожектором, стекло которого защищала мощная решётка. Сжечь он меня собрался, что ли? Инквизитор, мать его… Прожектор загудел, вспыхнула ослепительно мощная, розовая лампа. Я зажмурился и сжался, ощущая, как волосы на затылке зашевелились, а воздух вокруг резко запах озоном. Спустя несколько секунд прожектор погас.

— Так, слушай внимательно: от фонаря с камерой не отходить, понял? Рюкзак, на землю, все вещи из карманов — рядом. Жди, за тобой выехали! И не дёргайся никуда — снайперы работают.

— Покурить-то хоть можно? — на всякий случай уточнил я.

— Кури, мне не жалко, — ответил Савельев. — Пара минут у тебя есть.

Я подкурил сигарету и стал неторопливо выкладывать свои пожитки на асфальт. Повертев в руках письмо, которое передал Фадеев, сложил его пополам и убрал под обложку паспорта, чтобы не потерять. Брелок с котёнком я заранее положил внутрь, как и просил участковый. Обязательно постараюсь передать, если будет такая возможность. Глубоко затянувшись, я поднял голову и посмотрел на усыпанное звёздами небо. Неужели… всё? Неужели, я снова могу позволить себе просто стоять, курить и смотреть на звезды? Задумавшись, я даже не заметил, как подъехал «Тигр» дежурной группы. Скрипнули тормоза, захлопали двери. Тишина вокруг заполнилась топотом армейских ботинок и щелчками автоматных затворов.

— Повернулся! Руки поднял! К машине, медленно!

— Оглох? Давай к машине, кому говорю!

— Костя! Проверь, что там у него…

— Принял!

По бокам бронеавтомобиля ярко вспыхнули тактические фонари. Я опустил голову, поднял руки. И пошёл на свет.

Майор Белов в очередной раз внимательно изучал папку с материалами дела. Вроде бы, ничего странного: люди периодически возвращались из «эпидемического очага» целыми и невредимыми, некоторым даже удавалось протянуть там месяц, а то и больше, сохранив при этом рассудок. Но в случае с сотрудником «Спецстроя», самостоятельно добравшимся до моста через Енисей три дня назад, было много странностей.

— Не вяжется что-то, Дмитрий Игоревич, — Белов отложил папку и, подвинув поближе пепельницу, закурил.

— Ты всё с последним «пассажиром» мучаешься? — начальник отдела откинулся в кресле и посмотрел на Белова. — Чем он тебя так зацепил?

— Пока не могу понять, — майор устало потёр красные от недосыпа глаза. — Вроде как чувствую подвох, но где…

— Чуйка особиста-контрразведчика под вечер проснулась? — Дмитрий Игоревич достал из ящика стола пачку красного «Винстона». Силами Белова в кабинете и так было накурено сверх меры, да и курить на самом деле не хотелось. Но, как известно, в их узком профессиональном кругу не было лучшего средства для поддержания плодотворной беседы, чем сигарета.

— Я всё показания перечитываю. В частности, где он рассказывает, как с девчонкой по радиостанции общался. Имя ещё интересное такое: Удача.

— Читал я эту завиральную историю, — кивнул начальник отдела. — Там пятен белых — мама не горюй.

— Вот и я про тоже, — Белов задумчиво похлопал ладонью по папке. — Сегодня пришли ответы на наши запросы из службы материально-технического обеспечения и отдела радиоэлектронной разведки. Так вот…

Майор зашелестел бумагами и достал из папки два нужных листа, заверенных печатями.

— Удивляй, товарищ майор, — начальник отдела подкурил сигарету и отхлебнул из кружки остывший растворимый кофе.

— Удивляю. В общем, МТО сообщает, что сводная группировка не имеет потерь среди командно-штабных машин. Все КШМ работают штатно, по своим задачам. Соответственно, гипотетическая собеседница нашего «пассажира» в такой машине находиться никак не могла. Однако, он утверждает, что она нашла «военный грузовик с кучей антенн» и закрылась в нем. При этом, ещё и слушала переговоры «Контингента Сдерживания». Учитывая, что ведомственная охрана химического комбината такой техникой не располагает, а другие воинские подразделения в этом районе до инцидента не дислоцировались…

— …возникает вопрос: а не пиздит ли наш товарищ? — Дмитрий Игоревич закончил мысль и криво ухмыльнулся. — Связь у «Контингента», впрочем, то ещё дырявое говно. Их обычные «портативки» берут спокойно. Что там дальше?

— Именно такой вопрос и возникает, — согласился Белов. — Дальше у нас доклад от РЭР. Пишут, что за период, когда наш вернувшийся находился в зоне «эпидемического очага», никакой посторонней работы в радиоэфире зафиксировано не было. Причём, ни одним из видов технических средств.

— То есть, исключая зашифрованную цифровую связь, их общение в принципе было невозможно? — Дмитрий Игоревич заметно напрягся.

— Не исключая, — покачал головой Белов. — Её наши умельцы тоже определяют. Проблемы с дешифровкой имеются, но сам факт наличия сигнала можно установить…

На столе у начальника отдела требовательно зазвонил телефон. Дмитрий Игоревич чертыхнулся, отставил в сторону кружку с кофе и снял трубку:

— Слушаю. Да, я. Здравствуй, Сергей Данилович, узнал. Что?! Это точно? А кто проводил экспертизу? Ошибки быть не может? Понял. Мил человек, если всё так, как ты говоришь…

Белов округлившимися глазами наблюдал за начальником отдела. Тот оживленно жестикулировал, кричал в трубку и в целом, вид имел весьма тревожный. Положив трубку, Дмитрий Игоревич ненадолго замолчал, растирая пальцами переносицу.

— Эксперты из технического отдела дали заключение по радиостанции нашего «пассажира», — задумчиво произнёс он. — Если коротко: микрофон на ней неисправен, причём давно. Плата от влаги окислилась. Технически, он мог слышать переговоры, но вот отвечать… не мог.

В кабинете повисло гробовое молчание. Первым его нарушил щелчок зажигалки Белова. Пробормотав что-то неразборчивое, он кашлянул и принялся усиленно листать дело.

— Анализы ищешь? — Сухо поинтересовался Дмитрий Игоревич. Майор молча кивнул, не отрываясь от папки.

— Не трать время. Здоров он. Ссадины, ушибы, вывих лодыжки…, а в остальном — хоть в космос отправляй. Никаких признаков заражения.

Белов вдруг замер. Остекленевшим взглядом он посмотрел на начальника отдела, покачал головой и потянулся к лежавшей на столе памятке для лиц, впервые посещавших «эпидемический очаг».

— Если радиостанция была неисправна, — медленно проговорил майор, открывая памятку на нужной странице. — Значит, этот шиложопый бегал по очагу в гордом одиночестве, а Удача…

— Галлюцинация… — Дмитрий Игоревич медленно вдохнул и покосился на телефон.

— …в зависимости от индивидуальных особенностей организма, могут не проявлять себя до двух–трёх недель… — голос Белова, зачитывающий строки из памятки, слегка дрогнул. — Слуховые, зрительные, иные галлюцинации. Дима…

— Где он сейчас? — Резко спросил начальник отдела.

— В Красноярске. В окружном военно-клиническом госпитале… — майор зашарил рукой по воротнику рубашки, пытаясь расстегнуть верхнюю пуговицу. В кабинете вдруг стало нестерпимо душно.

— Звони! — Дмитрий Игоревич хлопнул ладонью по столу. — Юра, блять, звони туда, срочно! Пусть объявляют карантин!..

***

Старший сержант контрактной службы Андрей Сорокин лениво брёл по аллее вдоль старинного здания госпиталя из красного кирпича. Лёгкое похмелье после вчерашнего мальчишника до сих пор кружило голову, а перспектива скорой свадьбы и пусть короткого, но отпуска, вызывала непроизвольную улыбку. Мысленно, старший сержант уже был дома, в родном Новосибирске, а оставшиеся до отпуска сорок минут воспринимались незначительным препятствием между ним и воротами КПП. Вечерело, на аллее зажглись неровным оранжевым светом уличные фонари. Осмотревшись по сторонам, Сорокин достал из кармана бушлата пачку сигарет и спички. Ловко выщелкнув сигарету, он подкурил её и с наслаждением затянулся. Все-таки, жизнь определённо налаживалась. После неспокойной срочной службы на границе, госпиталь, с его солидным окладом и нехитрыми задачами, воспринимался Сорокиным, как санаторий. Только проклятое похмелье никак не хотело отпускать, а идти в корпус, чтобы в который раз наполнить опустевшую флягу, не было никакого желания. Заметив на одной из лавочек парня в госпитальной пижаме и накинутой на плечи ветровке, старший сержант довольно хмыкнул и ускорил шаг. Собеседник его сейчас мало интересовал, в отличие от стоявшей возле него запотевшей, почти полной бутылки минеральной воды.

— Братишка, здорово! — Сорокин приветливо махнул рукой и уселся рядом с парнем.

— Привет, — чуть улыбнулся тот.

— Куришь?

Парень кивнул. Старший сержант протянул ему пачку сигарет.

— Угощайся. Оттуда?

— Оттуда, — кивнул парень.

— И как там? Страшно?

— Да, по-всякому. Мне повезло, считай. Месяц безвылазно по «очагу» топтался, и ничего.

— Дела… — понимающе протянул Сорокин. — Слушай, братишка, минералочкой не угостишь? Гульнули с пацанами вчера, до сих пор тяжко.

— Угощайся, мне не жалко. Я правда отпил уже…

— Да, фигня, — старший сержант махнул рукой и, открыв бутылку, сделал несколько больших, жадных глотков. — Тут же не «очаг» ваш, в самом деле! А ты сам-то чего тут? Отбой скоро.

— Девушку жду, — улыбнулся парень.

— О, дела амурные! — Сорокин засмеялся и посмотрел на часы. — Понимаю, у самого свадьба на носу! Вы это, долго не бродите: сегодня Яковлев дежурным заступает, он мужик строгий. Ладно, братишка, погнал я! Выздоравливай!

Старший сержант крепко пожал парню руку и уверенной походкой зашагал в сторону госпиталя.

***

Резкий звонок внутреннего телефона заставил дежурившего по КПП рядового Никитина оторваться от книги. Это был очередной бульварный роман из скудного ассортимента госпитальной библиотеки, но Никитин не жаловался: читать он любил с детства, поэтому радовался каждому незнакомому произведению, твёрдо уверенный в том, что плохих книг не бывает. Аккуратно вложив между страниц самодельную закладку, вырезанную из ярко-оранжевого пластикового корпуса индивидуальной аптечки, рядовой снял трубку:

— Дежурный по КПП рядовой Никитин! — заученной скороговоркой ответил он. Так точно, товарищ старший лейтенант. Есть обеспечить!

Положив трубку, рядовой задумчиво поправил очки и нащупал под столом кнопку, блокирующую турникет. Очередная тренировка по обеспечению в госпитале карантинных мероприятий его не радовала: лишняя беготня, суета с получением оружия, опостылевшие медицинские маски и тяжелый бронежилет… Кошмар, одним словом. Но, приказ есть приказ.

— Паша! — в окно КПП вдруг настойчиво застучали. — Паша, ты нахрена турникет закрыл?

— Так это, товарищ старший сержант, — Никитин удивлённо посмотрел на стоявшего снаружи Сорокина. — Юдин только что позвонил. Яковлев карантин объявил. Снова.

— Да блять… у меня поезд через сорок минут, Паш! Такси подъехало уже!

— Товарищ старший сержант…

— Паша! Если у меня из-за этого мудака Яковлева свадьба накроется, я его лично в подворотне захерачу! Но первым я захерачу тебя, за то, что «вертушку» эту сраную не открыл!..

Никитин задумался. За последний месяц карантин по госпиталю объявляли раза три, и каждый раз, по странному стечению обстоятельств, он приходился на дежурные сутки полковника Яковлева.

— Скучно ему, Паш, понимаешь? Развлекается мужик. Открой, а? Я тебе книжек из отпуска привезу. Любых, каких скажешь.

Книги стали решающим аргументом. Никитин улыбнулся и разблокировал турникет.

— Золотой ты человек, Паша! — обрадовался Сорокин. — У тебя же есть мой номер?

— Так точно, — кивнул рядовой.

— Напиши тогда, каких книг тебе захватить, лады? Всё, давай, я полетел!

Снова заблокировав турникет, Никитин подошёл к окну и с лёгкой завистью посмотрел, как старший сержант торопливо грузит в багажник белого «Соляриса» с шашечками на дверях спортивную сумку. Ничего. До дембеля осталось чуть меньше четырёх месяцев. Скоро и он точно так же выйдет на улицу, сядет в такси и вернётся к долгожданной гражданской жизни. А пока нужно подумать, какие книги попросить у Сорокина. Может быть, что-то из творчества Андрея Круза? Хлопнула пассажирская дверь, моргнув сигналом поворота, такси сорвалось с места и быстро растворилось в вечернем потоке автомобилей.

Красноярск, 13.10.2023 — 29.10.2024 г. г.