ГЛАВА ПЯТАЯ
Сидеть было даже приятно, в уставших ногах что-то пульсировало. Паша сначала побеспокоился, что это за пульсация, но сил даже на беспокойство надолго не хватило. Поэтому он просто сидел, откинувшись назад, и подходящий камень нашелся, чтобы на него опереться. Ноги приятно пульсируют или в них что-то приятно пульсирует, они какое-то тяжелые, и, может, даже теплые. Паша потрогал их-и правда, теплые. А к чему это? Да какая разница, не горят же, а просто теплые, да и тяжелые тоже, В мышцах поясницы и спины нарастает приятная тоже усталость, лучше бы, конечно, устроиться на кресле или диване, но сойдет и так, вот и руки тоже тяжелеют и ощущаются теплыми… Паша купался в этих ощущениях и не заметил, как оказался в совсем другом месте. Оно знакомо- через улицу от питерского Дома Книги. Вокруг петербургская белая ночь, и вправду, в такую ночь только смотреть на будильник, когда же надо будет вставать на работу или выйти и гулять по пустынным дворам и мостовым. Оба раза, что Павел прожил в Питере период белых ночей, это с ним и было. Первую ночь по инерции спалось, а дальше -сон, как троллейбусный «рог» с провода, соскакивал с него. Когда был тут зимой-погода, конечно, была мерзкой, но спалось не хуже обычного.
И сейчас вокруг стояла тишина-никаких тебе машин или троллейбусов. Неужели такое возможно в историческом центре, а не где-то там за Охтой? Впрочем, Паша окраины города не знал, а, возможно, уже за Охтой вырос пятый по направлению на восток жилой район, уже упирающийся во Всеволожск? А спросить было не у кого- вон там какой-то мужик чешет (по-другому и не скажешь) в сторону Спаса -на Крови. Второй явно обнимает столб, пытаясь удержаться ровно. Воон там и третий, правда, его место нахождения определяется по огоньку сигареты. Больше ничего не видно. Безлюдье. Наверное, сейчас часа три ночи, раз так тихо и почти никого. А есть дли здесь где-то рядом какой-то кабак? Паша не знал. Место вроде как козырное, но украшает ли его ресторан или хоть «Грибоедбургер»?
Нет, стоп, бургерная так поздно работать не будет. Или здесь, в Питере, свои изощрения?
Не то, что Паше чего-то хотелось, да и денег у него совсем не было, ни наличных, ни карточек, но вот отчего-то приспичило узнать, есть ли тут место, куда он так и не пойдет, но узнает, что оно есть. У пьяного при столбе спрашивать не стоит, А, вот вдоль канала навстречу Паше какой-то прыгающей походкой что-то движется. На человека вроде как не похоже. Или похоже? Рост фигуры метра полтора, не собака же, но она очень причудливая, как будто чего-то не хватает. То плащ кутает всю фигуру, и явно женскую. а вот подул ветерок с ее стороны, так и фигура снова выглядит неполною.
Но стук каблучка или каблучков отчетливо слышен. Ну что еще может вспомниться, кроме как Ахматовское:
И топтала торцы площадей
Ослепительной ножкой своей?
А все мама-без ума до сих пор от Ахматовой, любит до сих пор цитировать ее, и в свое время Пашу заставила выучить наизусть «Поэму без героя». Отец по этому поводу говорил. что ему повезло, что мама не Пушкина любила, а то бы сейчас зубрил «Евгения Онегина» от и до
Вот и сейчас лезет в голову строчка про то, что она, то есть Ахматова, с детства ряженых боялась. И не зря лезет, потому как встречная фигура действительно некомплектна. Идет себе, плащ то облегает женское по пропорциям тело, а потом ветерок подбросит его полу, а внутри плаща пустота. Точнее, почти пустота- только левая нога шагает, стучит каблучком красной туфельки, и ведь не падает, хотя идет на одной, вторая ножка, хоть не видна, но она идет. Головы, естественно, нет. Капюшон плаща то опадет, обнажив пустоту под собой, то снова станет на место. Мрак, только не в смысле отсутствия света, а в смысле помрачения мозгов. Как это может быть и есть ли оно?
Не то девушка, не то видение прошло мимо Паши, не заметив его, а у него приветствие застряло еще в глотке. И правда, как говорить с девушкой, от которой осталась только нога и плащ? Чем она тебе ответит, и чем улыбнется? Паша хотел поглядеть ей вслед, и не смог решиться глянуть. Стук каблучка затих вдали, наверное, она дальше пойдет вдоль канала, и снов кто-то ее увидит. И у него, как у Паши, начнет выскакивать сердце и во рту пересохнет. А потом снова соберется жидкость из-за стресса, и будет он размышлять, где найти туалет в полчетвертого ночи и не стоит ли осквернить угол дома, мимо которого ходили десятки деятелей культуры, некультурным мокрым следом! А то ведь не выдержит и сделает совсем некультурно, то есть в штаны!
Правда, теперь выйдет совсем уважительная причина, потому как, если увидишь вот ЭТО на другой стороне канала, мирно шествующее к перекрестку, то это извинит, что не удержался. Трехметровый орган, который местные спешно нарисовали на Литейном мосту, тут собственной персоной! Нет, наверное, не он, а демонстрационная модель, вроде как мост шире, оттого и рисунок должен быть побольше. Бледная тень или не тень, переваливаясь, словно утка, шествовала в сторону Невского. Не то, что Паша испугался того, что будет, когда арт-объект обратит на него внимание, просто в мозгу билось: «Это еще не все! Не все!» А раз не все–что еще родит «желтый пар петербургской тьмы»? Или не тьмы, а зимы?
Паша шагнул к ограждению канала и глянул в его воды. Желтого пара не было, зато среди сигаретных окурков и пустых пластиковых бутылок плавало нечто, которое он сначала принял за карнавальную маску, но, приглядевшись, понял, что это лицо, а отнюдь не маска.
И в воды канала попали две струи из Паши, и их было не сдержать, как ни стыдно это ощущалось. И стало еще стыднее, когда прозвучал знакомый смешок. Трехглазый знакомец буквально обвивал парапет чуть в стороне, хотя Паша был готов поклясться, что только что никого там не было.
–Хи-хи! Привет, персик! Вижу, вижу, как твое личико стало краснее светофора, но говорить по поводу осквернения культурного символа страны ничего не буду- терзайся и дальше.
Хотя мог бы и не. Тебя фраппирует, как говорили жители Петербурга Достоевского, изобилие человеческих деталей? К этому все шло, а теперь в человеческом Пандемониуме, который стыдливо называют социальными сетями, город уже зовут Санкт-Расчленинбургом. И поделом. А то, что видишь ты–это прошлое. настоящее и будущее-для кого как. К активистам «Войны» этот трехметровый придет, как кара-кому предсмертная, кому посмертная, хи-хи. А вот это в воде–это воздаяние тем болтунам, что говорили и писали про электрическую мясорубку в подвале Большого дома для переработки тел расстрелянных. Им в Пандемониуме, который мировой, предназначено пить из каналов и рек воду пополам с молотыми трупами и питаться ими же. У Иссахаара оригинальное чувство юмора. Воображаю, что ждет доцента-расчленителя, когда часы пробьют, хи-хи.
Ты уже не пытаешься что-то сказать? Хороший мальчик, понимающий.
Тебе вон туда, мимо Спаса на Крови и императорском фарше, в сторону Невы, к Литейному мосту. Если забыл, где это, сворачивай направо и снова направо. Если утратишь правый путь, и пойдешь налево, хи-хи, кто-то появится. Может, черный пес города, может, пантера и загонит в нужном направлении. Чао, персик! Не пей сырую воду из каналов!
Паша кое-как отклеился от ограды набережной и пошагал на подкашивающихся ногах в нужную сторону. Когда-то он с девушкой здесь садился на прогулочный катер и совершил экскурсию по каналам города.
Они на той стороне вод садились, плыли до места, где вроде бы три моста через канал. Потом поворачивали налево, двигались до очередного поворота на Зимнюю канавку, после выплывали в Неву и спускались до Васильевского острова. Обратно огибали остров с Петропавловкой и по какому-то каналу, но, уже с другой стороны, подплывали сюда же. Значит, ему не надо сворачивать налево вдоль, кажется, Мойки, а надо направо.
Там он пойдет снова вдоль канала, с одной стороны будет Михайловский сад и Михайловский замок. а с другой-кажется, Летний сад. Или Марсово поле? Но Летний там тоже будет. Дойдет он до Невы, там тоже будет мост, только не Литейный, который нужен ему, а, кажется, Кировский. Экскурсовод тогда сыпала этими названиями в мегафон, а он целовал Дашу, поэтому многое явно путалось. И по набережной Невы, свернув направо, он выйдет к нужному мосту, но не сразу же. Где-то будет и «Аврора», вроде как на другом берегу Невы.
Улицы и набережные каналов по-прежнему были пусты. Город уже заснул, но еще не проснулся. Даже машины не попадались. Это было немного подозрительно, но ведь место какое- хоть и центр, но, если здесь нет ночных клубов или других мест для веселой жизни, то и посетители не явятся. Хотя зачем Паше питерские жители? Он и так дойдет туда, куда нужно. Так он попробовал успокоить себя, но пустота улиц продолжала действовать на нервы. И даже полиции нет! Вот до чего довел Пашу ночной Питер- до тоски по полиции!
Вообще-то ему с полицией делить было нечего, просто он справедливо полагал, что пока ничего не случилось, то и туда обращаться не нужно. А знакомых, что там работают-таких не было. Разве что кто-то из одноклассников, которых он давно потерял из виду.
Паша решил пересечь Марсово поле по диагонали, он, как и многие, считал, что так ходить удобнее, и, если есть такая возможность, то всегда так и делать. Иногда это требовалось делать через дворы с неприятными типами, что там кучковались, но герой всегда ощущал, что так ему хочется, несмотря на реальную опасность.
А здесь он ее не видел и не чувствовал- открытое место, никого нет и торжествует в душе геометрия, что гипотенуза короче суммы двух катетов. Не было бы готовых дорожек, так дернул бы из угла к углу ровно и четко. Правда, за площадью высились два здания, которые тоже препятствуют «срезанию угла», но уж ладно. Павел бодро вышел к центральному месту Поля и остановился, как вкопанный. Слева чувствовалось что-то опасное. Просто чувствовалось, что оно есть и все, а ничего не было видно, хотя освещение получше, чем возле Дома Книги. Нечто опасное не двигалось и до него было, ну, полрасстояния до границы Поля, то есть оно не в трехэтажном здании вроде дворца, оно вот тут. Может очень быстро добраться и до центрального пятачка, может и атаковать Пашу с фланга, когда он дальше двинется по диагонали. Но его просто не видно. А не скрывается ли оно под землей, в каких-то там могилах?
Интересная идея. Неужели таки правда? Паша попытался вспомнить, кто из здесь похороненных мог быть зародышем этого демонического? Ну, если, конечно, это все зависит от личных заслуг, а не висит, как карма, имманентно и непреодолимо-вот предписано тебе вампиром быть, так и пойдешь пить кровь, даже если не хочешь.
Паша стоял и лихорадочно вспоминал, кто тут «из ху». Командир бронепоезда Иван Газа? Сомнительно что-то. Юный артист. Мгебров-Чекан, попавший под трамвай? Не укладывается. Красный командир Сиверс? Вроде бы он там кого-то расстреливал, хотя Паша подозревал, что это случалось с любым командиром выше некоего уровня. И он даже читал воспоминания белого артиллериста, что как только они захватывали пленных, то так и разбирались-эти вот согласны служить у них в армии, чтобы не быть расстрелянными, а эти не готовы или им просто не давали выбора изначально. «Комиссары и евреи, выходи из строя». Тогда получается, что все тогдашние. кто старше командира батареи или батальона-такие.
А вот кто здесь есть! Тут где-то есть могила красных финнов, погибших в результате каких-то внутренних усобиц, и один из застреленных в 18 году запретил пленных брать!И их не брали. Может, это он? Кто его знает, но ведь финнов давно считали жителями страны колдунов, и похороненный здесь происходил из нужной семьи, что многим поколениями якшалась с демонами? Ну, вот хоть какая-то рабочая версия. Нельзя исключить, что кто-то из захороненных здесь евреев тоже из потомственных каббалистов и тоже кого-то там убил лично или подписал приговор. С другой стороны, а вот это за дворец, что слева по ходу-может, зло приходит оттуда, поскольку там нечто злое творилось в 18 или 19веке. Скажем, убийство новорожденного какой-то служанкой.
Но, что бы там не было давным-давно, важнее, что оно сейчас собирается делать? И чем с ним бороться, если ему захочется Паши? Проклятые вопросы. И решать их придется так-идти дальше. Не нападет, так и не нападет, а коли атакует, хоть он увидит, кто именно там. Вдруг дзен придет, кем или чем Это Самое заклинать. Меча-кладенца все равно нет, и изогнутой палки тоже. Куда-то запропастилась. Даже сигара пропала из кармана. Опасная Сущность вновь себя проявила и пошла на сближение. Теперь уже стало видно, что она величиной с собаку, правда, крупную собаку, а не с карликовую тварь. Может, это и не собака, тогда, значит, пума. Крокодилы так не ходят, зайцы тоже. Расстояние до нее уменьшилось, теперь это какое-то пятно мрака, которое на ходу несколько похоже на дога, но дог ли это? А деталей не понять. Оно или она сокращает дистанцию и почему-то кажется, что в беге она или оно получше Паши. И еще-от нее исходит какая-то волна страха. Но не постоянно, а периодически, словно на том, что черное, установлена мигалка, что гонит волну страха при повороте нужной стороной. А чем бы это ее можно загнать в бутылку? Думай, Паша, думай! Большим морским загибом? Не пойдет. Плуцер-Сарно здесь опубликовал несколько исследований матерных выражений, так что привычка есть.
А что, если снова Иваном Терриблем его? А из чего выбирать-то? Не из чего. Кстати, многие питерские веками считали, что Питер–это клево, ново, европейски продвинуто и безбашенно, а Москва– заплесневело и недостойно. Как политически, так и в смысле художественного. Паша, хоть в Москве и не родился, но ментально был ближе к москвичам, нежели к петербуржцам, оттого и решил, что таки надо.
Я ударю по двери -
Отзывается в Твери!
Превращается в обломки,
И труху боярский дом!
Я ль не Цезарь,
Я ль не царь,-
Православный государь!
Черное пятно на Поле присело и остановилось. Ага, получи теперь Казанью по всей морде!
И Паша запел дальше. Конечно, пением это назвать было сложно, скорее, криком, где владение голосом заменялось громкостью, но лучше у него не выходило.
Пятно после второго куплета стало оползать назад. Ага, черный пес Северной Пальмиры, теперь получи еще заряд:
Не возьму землю в пригоршню,
Так полоном уведу!
Я ль не Цезарь,
Я ль не царь,-
Православный государь!
Поднимайтесь, купола,
В честь двуглавого орла!
Упоминание про двуглавого орла обратил местное темное существо в бегство.
Паша же рванул, куда ему нужно, продолжая на бегу выкрикивать антидемоническую песенку. Черное его не преследовало, оно чесало в сторону этого вот дворца.
«Счастливый путь в загробную обитель!
Под солнцем остается победитель!»
Тут Паша перешел на трусцу, а потом на шаг, отчего-то ноги не хотели дальше бежать и прямо-таки стонали, что не в силах организм удержать вертикально. Но он героически заставил их вынести себя на берег Невы, где оперся на парапет (тем, чем и Пушкин) и стал приходить в себя.
Пока у него возникла мысль, что он малость ослаб и бегать разучился. И правильно, оттого, что он лежа или сидя тяжести поднимает, то дыхательная система и сердце тренируется меньше, чем если бы он километры накручивал по беговой дорожке или вокруг соседних домов. Пора вернуться к этой практике. Тем более, что бегать вокруг квартала вообще можно бесплатно.
На шею упала капля воды. Потом вторая-на рукав. Паша задрал лицо к небу и получил пяток капель прямо в него, в том числе и в открывшийся рот. Но этот квазидождичек длился менее минуты, после чего тучки по-прежнему нависали над мостом и рекой, но дождем не разродились. А бежать от дождя, которого нет, было как-то несолидно.
Ноги малость отпустило, и Паша медленно пошел вдоль берега. Над речной водой висел редкий туман. Впрочем, другой берег сквозь него просматривался. Вокруг-никого. Лишь как-то впереди сверкнули фары, но к нему не приблизились. От воды сильно тянуло сыростью. Паша аж поеживался-отчего-то холод неприятно касался области кадыка. Он там даже пощупал-нет ли на коже какого-то раздражения, которое так реагирует, но ничего такого под пальцами не ощущалось. Снизу донесся какой-то шум. Паша подошел к парапету и глянул, что там. А внизу к урезу воды были пришвартованы бортами друг к другу две шлюпки, а в воде, рядом с крайней, кто-то плескался, уходя то глубже, то выныривая. Неужели тонет?
–Эй, ты! Что с тобой?
Сидящий в воде что-то непонятно ответил. И снова ушел по шею в воду. Паш сбежал вниз, заскочил в шлюпку, перескочил в следующую. Вот и видно человека в воде-Лицо бледное, скорее восточного типа, мокрые длинные волосы облепили лоб. Обе руки держатся за борт шлюпки. Кожа рук тоже бледная. Замерз, наверное.
Ну, раз держится, то не тонет.
–Что с тобой?
Снова неразборчивые слова. Это что- перед ним тонущий гастарбайтер? Или его скинули в реку? Про разные опасные для жизни и здоровья «шутки» над гастарбайтерами Паша не раз слышал и читал.
–Да ответь, что с тобой и какая тебе нужна помощь?
Тут изо рта страдальца вырвалось что-то вроде «Черпак». А зачем он ему? Вот, как раз в лодке и лежит. Паша поднял черпак и протянул бедняге.
Тот благодарно глянул на Пашу, принял черпак, и через секунду порция воды угодила благодетелю в лицо. Следующая угодила на тело, дальше поток воды стал безостановочным, как будто включилась мотопомпа. Паша отшатнулся назад. нога в чем-то застряла, оттого и рухнул, но тело встретило не дерево шлюпки, а холодную воду Невы. Он не успел удивиться этому, как вода залила открывшийся рот, и Паша ухнул в глубину. Сопротивляться не было сил, потому он тупо, но внимательно пытался рассмотреть в мутной воде что-то. Перед глазами медленно проплыла стая рыбешек, но подумать о них тоже не было сил.
«Это конец. Настроение бодрое, идем ко дну.»
«Не хватает Родины и воздуха.
Всё осталось где-то наверху.»
Чьи это стихи? Что-то такое знакомое…Но вспомнить тоже не хватает сил
«Отозваться не хватает голоса.
Отвечает только тишина.»
Это, пожалуй, конец. Интересно, это тут Распутина утопили в проруби? Мозг мерцает, как рассыпающийся углями костер
Последней мыслью было: скоро ли дно?
Но дна он не достиг, что-то повлекло вверх. Как кота за шкирку (как отмечало гаснущее сознание). Он пассивно созерцал, как его выдернули багром из воды (или это называется отпорный крюк?), выволокли на воздух через планширь, проверили, не забит ли рот, а потом опрокинули, и набранная им вода пошла обратно. Вот тут-то Паша прочувствовал вкус к жизни, и как прочувствовал! Ну, почти так, как бывало в молодости, когда он перебирал до рвоты. Давно такого не случалось, забыл уже. Но кто это поймал его, как золотую рыбку и выгнал изнутри воду, как демонов из одержимой?
Вода и желчь в нем кончились, потому Паша смог перевернуться на спину и увидеть своего спасителя. Мужчина средних лет. Коротко стриженый, недлинные седые усы, бороды нет, только малость отросшие волосы под челюстью, но из завтра сбреют. Что интересно, на нем только тельняшка-и как это ему возле воды не холодно?
Паша открыл рот, чтобы поблагодарить спасителя, но тот положил ему палец на губы, словно запечатав их.
– Нет нужно ничего говорить о благодарности. Я это чувствую и того довольно. Слова не всегда нужны. Здесь, в Питере, избыток слов. Про Учредительное собрание слышал? Оно размещалось вон там, выше по течению. «Учредилка - место, где спорят пылко». Знаешь, кто написал? Маяковский, кто еще. Но тут он прав. Депутаты за потоками слов забыли, для чего их сюда избрали. Наверное, адвокатское прошлое так отзывалось. Потому дело решили люди дела. Ты как?
–Лучше, но еще хреново. Хотя это слабо сказано. А кто вы?
–Пелам. Ловлю рыбу, а иногда и кого-то побольше. «И Андрей доставал из воды пескарей…»
Паша припомнил эту песню и изо рта его вырвалось:
–Так вы…
–Нет, нет. Это не про меня. Я тут только краем, по границе, иногда руку протягиваю тонущим.
–А кто этот тип с черпаком?
–Случаются тут такие, фуна-юрей называются. Занесло их неведомым ветром, а то нам своих утопленников мало, еще японские прибыли. Сидят тут в воде и просят черпак. Кто не знает и даст, так они его зальют и утопят. Откуда нашим знать, что в воду нужно рисовые колобки кинуть, чтобы их ублажить? Да и у кого они в кармане встретятся? Бублик-другое дело.
Но куда ты шел? Я это к тому, что река течет, и мы уже ниже Зимнего. Если тебе надо обратно, то пора. А то нас так и снесет к Канонерскому острову.
–Мне сказали идти к Литейному мосту, и вроде бы недалеко оставалось.
–К Литейному, так к Литейному.
–А вы на веслах сможете? Я слышал, что против течения Невы викинги выгрести не могли…
–Я -не викинг, но мотор на лодке есть. Сейчас его заведу, и посрамим этих рогатошлемных!
Хозяин лодки укрыл Павла брезентом и сел на корму. Мотор негромко зарычал и двинул лодку вперед. И тут Паша обнаружил, что вокруг них густой туман. А как же они поймут, куда надо?
–Не боись, старые рыбаки дышат в такт волне, нюхом чуют, что там впереди и на зуб определяют, где находятся!
Видимо, у Паши отвисла челюсть, потому Пелам улыбнулся и сказал:
–Не везде, конечно, но в Северном море так можно. Галька на дне восточнее и западнее Доггер-Банки по твердости различаются. Так что если лотом со дна поднять гальку, то зубы покажут, что за галька на них. Так и называлось «на моряцкий зуб», ориентировка, в смысле. Прибудем и не заблудимся!
У Паши под языком вертелся вопрос, точнее два, о себе и о своем спасители.
А тот словно почувствовал мысли Паши и сказал:
–О тебе я ничего не скажу. Не должен. Ведут тебя другие, они говорить будут.
Так что и не спрашивай. До моста я тебя доставлю, а дальше помогай тебе твое счастье.
Ну ладно, про себя его нельзя спрашивать, тогда надо спросить про спасителя.
–А нога у вас не ноет в сырости и тумане?
– Гляди, догадался! Ноет, конечно, как все старые раны. Но у меня средство есть, невская вода из деревянной посуды. Только набирать ее надо не здесь, а за городом. Этот вот Питер, хоть гадит и поменьше твоего в воду, но и тут дерьма хватает!
–Так что, это другой Питер, а не мой?
–А то ж! Сколько ты за эту ночь повидал странного и опасного? Твой Питер этого не выдержит, хотя здешнее в него потихоньку проникает. Болота, они никуда не делись, хоть и засыпаны, и замощены, и капища, хоть и фундаментами перекрыты, но стоят. Потому, когда…ну, в общем, звезды так становятся, что дверцы отпираются и путь ложится, скажем так, для простоты, к герменевтике не прибегая. Особо страшное проходит не так часто, чаще в дверцу проскакивают …ну, бестелесные образы, тоже так скажем, и до человеков доходят.
А те уже кто во что горазд- песню сочинит «Королевская сторона моей задницы», стих про «Жил-был в доме тридцать три единицы человек, страдающий болью в пояснице»,
создаст мелодию, от которой королевская сторона задницы первого превращается в парламентскую, причем половинки меняются местами через лысину.
Когда эманация посильнее, может и топор в руки попасть. А когда их особо много, то создаст партию «Яблоко» или институт психоанализа.
Паша только хлопал глазами и мысленно прикидывал, что именно действует на московских музыкантов, писателей и общественных деятелей, понуждая их к творчеству и распространению его плодов по стране.
Меж тем сквозь туман проступили очертания чего-то огромного.
–Вот и он, мост. как и все в городе, он построен на крови сорока с лишним строителей. Оттого гостям с Финляндского вокзала на Шпалерную не пройти.
–И даже по льду?
–И даже по нему, Нева до дна не промерзает, а над текущей водой гости не ходят. Ищут новый мост, при постройке которых никто не погиб.
Да, тебе куда надо–на северный берег реки или южный?
–Наверное, на южный.
–Держись за планшир, поворачиваем!
Лодка лихо развернулась. едва не сбросив Павла в невские воды и довольно быстро причалила к берегу.
–Прощай и ничего не говори на прощание. ни «спасибо», ни «до свидания». Иди и не оглядывайся. «А когда надоест- возвращайся назад». Со мною ты уже не встретишься, но найдется еще с кем.
Все, иди!
Паша удивился, но махнул рукой на прощание и стал подниматься вверх. Когда же оглянулся, то увидел, что лодки на воде уже не было. И тумана над водой тоже. Только черная вода с редкими огнями, отразившимися в ней. И луна- ну куда же без нее.
А ему теперь куда. да еще и промокшему? Почему-то кажется, что направо. А что там, на этом правом пути есть: Летний сад, снова Марсово поле, Михайловский замок? Кожа обуви от купания сильно раскисла, да и одежда неприятно облепляла тело. В самый раз тут гулять мокрым возле реки, да еще и после тумана! Все это пахнет не просто простудой, а чем-то посерьезнее, вроде воспаления легких. Но куда? Раз это чужой Питер, к кому там пойти? И на гостиницу денег нет в этом варианте действительности. Хорошо, что есть неохота, да и пить не хочется- хоть, наверное, и много воды потерял при рвоте. Или и на попить проглоченной хватило?
Он улыбнулся и продолжил восхождение. Сзади него вдруг послышалось тяжелое дыхание, как если бы некто бежал вверх по лестнице, буквально из последних сил. Паша обернулся и на автомате принял вправо, вдруг бегун его еще заденет, рвясь туда, куда он собрался. Вперед, к Литейному проспекту, бежал невысокий тип ярко монголоидной наружности, одетый в тренировочный костюм синего цвета и почти что сползшую на левое ухо шапочку с помпоном. Лицо бегуна было красно, как панцирь отварного рака, да и пот катился градом по лбу. Паша отодвинулся еще больше и не зря, потому как синий бегун едва не задел его даже после отхода вправо.
Но вот тип в синем миновал тоже мокрого Пашу, и обогнал его на десяток метров. А дальше случилось неожиданное. Бегун остановился, и резким движением стянул с себя штаны. На Пашу глянул глаз, разместившийся между половинок ниже спины незнакомца. После краткого «взгляда» в полном молчании, тип в синем поддернул штаны и побежал дальше. Паша же не знал, что делать. Его очень сильно тянуло вниз, на землю, но, с другой стороны, падать очень не хотелось, хотя повод для отключения сознания был и железный, и даже глазосодержащий.
Наконец, Паша решил не сопротивляться желанию-раз уж тянет свалиться, то зачем бороться с самим собой? И ощутил себя единым со своим желанием и асфальтом.