Новая земля. Европейский союз. Город Виго.
22 год 6 число 6 месяца, пятница, 01:55

Ночью мне девчата вызвали врача из католической больнички, потому как я не подавал никаких признаков жизни, а сефардскому госпиталю они решили больше не доверять.
Врач, поколдовав надо пару минут мной, приведя меня в квазисознание, выматерил девчат по-испански, заявив.
- Дайте хоть проспаться мужчине, если позволили ему так напиться.


Новая земля. Европейский союз. Город Виго.
22 год 6 число 6 месяца, пятница, 07:16

Проснулся я у себя в комнате весь разбитый, уставший, похмельный и в постели с Розой. Одетой Розой. В смысле не я был одет Розой, а Роза спала в одежде.
Девушка тихонечко похрапывала во сне, и от нее выхлоп перегарный шел очень даже неслабый.
Что же мы вчера такого сотворили непоправимого?
Ах, да… Наташку мою схоронили.
Зарыли такую красоту неописуемую в чужую планету на новоиспанской сторонушке.
И помянули.
По-русски.
Точнее, по-новорусски. С размахом. Анфиса процессом рулила так, что приглашенные испанцы только удивлялись. Стол был больше под стать свадебному, нежели поминальному. И вино рекой. Бочонками закупали.
От осознания того что Наташки больше нет крупные слезы покатились непроизвольно по моему небритому подбородку от ощущения горечи утраты.
Непоправимой утраты.
Невосполнимой утраты.
Да как же я дальше жить-то буду, когда жить совсем не хочется?
И сушняк этот чертов привязался.
Но если поискать, то все можно найти. Фляжка плохого местного коньяка была там, куда я ее и положил вчера.
Четверть литра в одно рыло вошло без препятствий, только вот снова развезло и в сон кинуло со страшной силой. А я тому и рад. Может, во сне я снова с Наташкой встречусь? Да хоть на австралийской каторге, если все сюжеты с Россией кончились.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.
22 год 6 число 6 месяца, пятница, 12:23

Анфиса с Розой к моей действительной побудке подошли обстоятельно. Наверное, у Бульки консультировались как у самого опытного в нашем отряде доктора-похметолога. Но саму ее до моей тушки они не допустили. Допуск к телу теперь только для старших жен, оказывается. Началась, блин, бабавщина в гареме.
Так хотелось выматериться забористо, и послать всех к…
И даже в…
Объявить, что у меня траур и я никого не хочу видеть. Но слаб человек, и отказаться от лечения мучившей меня абстиненции было выше моих сил. Тем более что они в этой испанщине даже капустный рассол достали!
Потом холодная водочка русская из Новой Москвы. Без фанатизма – два писрика. Больше не дали. Сказали, что им для полного счастья только моего запоя не хватает.
Потом был горячий острый томатный суп местной кухни.
И что-то мясное типа грузинских купат, но вкуснее, хотя и острое до жути. До слез из глаз. Но огонь во рту благотворительницы дали мне залить холодным пивом.
Потом выдали халат и погнали на первый этаж - отмокать в джакузи. Пузырьками лечиться.

Новая земля. Европейский союз. Город Виго.
22 год 6 число 6 месяца, пятница, 17:32

Надо кладбищенским скульпторам кроме оплаты заказа еще и пузырь поставить, если уж совсем по-людски. Надо же, за сутки все успели сделать. Вчера только земляной холмик над могилой был, а сейчас вон – целый черный обелиск стоит, черными гранями на солнце отсверкивая. Надо спросить их, как они догадались сделать памятник в форме нашей фронтовой фанерной пирамидки. Только звезды сверху не хватает. А так все правильно. Как павшему русскому бойцу и положено.
И ступенька в основании пирамидки есть, куда цветы положить и стакан поставить.
И лавочка каменная рядом стоит для нас безутешных.
И крошкой мраморной вокруг посыпано, как гравием.
Черное с белым на фоне сизого неба. Лишь холмик могильный венками покрыт в разноцветье.
И Наташка как живая смотрит с обелиска на меня. Улыбается счастливо.
Что ж приступим как русские люди. Вынул пару пластмассовых стаканов. Заленточных. В которых на всяких презентациях плохое шампанское подают. Налил каждый до половины водкой. Свой стакан на лавочку поставил, а Наташкин - на приступочку обелиска. И покрыл ломтем серого хлеба. Ну, нет тут на этой испанщине ржаной черняжки, что поделаешь. Надеюсь, Наташка за это на меня не обидится.
- Пусть эта земля тебе будет пухом, любимая, - помянул ее успевшей нагреться водкой.
Хорошо тут мне с ней. Спокойно. Никуда уходить не хочется. Никого видеть.
- Сын мой, зачем вы пришли в эту юдоль упокоения с оружием? Вы же не хотите его применить к себе? Господь это очень не одобряет. А главное, вас не похоронят тогда рядом с ней, а закопают где-нибудь за городом. Вы же не хотите такого? Это все же освященная земля и в ней самоубийцам не место.
- Здравствуйте, падре, - поприветствовал я священника. - Присаживайтесь. Помяните по русскому обычаю новопреставившуюся рабу божию Наталию.
И достал из пакета третий стакан. Их только по полудюжине продавали в целлофан запечатанными. Я еще ругаться начал тогда с продавцом, что мне всего два стакана надо… А вот гляди ж ты пригодились.
Падре пытался протестовать руками, но под моим напором сдался.
- Разве что на самое донышко. Все же у меня уже не то здоровье, чтобы на такой жаре водку пить.
Я расстелил между нами на лавочке платок, выложил из пакета на него парочку помидорин. Порубил их напополам ««кабаром»». Потом налил водки. Падре - на палец и себе на два.
Молча выпили. Закусили помидоркой без соли.
- Какая она была? – спросил священник.
- Удивительная, светлая и правильная, - ответил я улыбнувшись. – Вся какая-то утренняя. Ее нельзя было не любить. И без нее я не представляю, как мне жить дальше. Что делать?
- Жить и помнить, - наставительно сказал падре, – чтобы быть достойным ее жертвы, которую она положила на алтарь любви и дружбы.
Аааа… Все мне сейчас одно и то же говорят. И нет в этих словах мне утешения. Ни в каких словах сейчас не будет утешения. Рана душевная также требует времени на заживление, как и рана телесная. Но все равно надо поблагодарить этого неравнодушного ко мне человека.
- Спасибо вам, святой отец, за участие. А я ведь даже не знаю, как вас зовут. Кого в молитвах поминать.
- Когда я монашеский постриг принимал, меня Ингацио назвали. А здесь я настоятель этого маленького храма и епископ этого большого города. Окормляю по мере сил свою паству.
- Святой отец, что с нами происходит? Куда мы катимся? В кого превращаемся? Со времен древнего Рима над покойником должны были сказать похвальное слово ему. А вчера? Я – ладно, у меня горло перехватило от горя, и то себя корю. Но остальные так стояли и молчали как отара ягнят. Никто даже слова о ней не сказал над ее могилкой. И я не потому это сейчас говорю, что мне за мою Наташку обидно, а потому что в последние годы это повсеместное явления у нас на Старой Земле. Словно мы не от своих родителей произошли.
- Каждой темпоре свой морес, - слегка улыбнулся отец Игнацио, собственной шутке юмора. – Лишь только слова Бога Живого остаются неизменными.