Церковь оказалась маленькой – я откровенно ожидал большего размаха. Но видать даже испанцев – этот последний оплот католицизма, покинула рвение в вере. Просто на Старой Земле с ее многочисленными памятниками культовой архитектуры это не так заметно.
Внутри было тихо настолько, что гулко под потолком отзывались мои шаги по каменным плитам.
Прямо напротив входа стояла большая каменная чаша со святой водой. Опустив в нее правую руку, я перекрестился по православному.
Свечи никто не продавал. Она на столе у стены лежали невысоким штабелем, походим на поленницу дров около деревенского сарая сразу за чашей. Сбоку со стены на цепочке свисала церковная кружка под замком. Бери, сколько хочешь, плати - насколько совесть позволяет.
И свечку взял и купюру опустил первую, попавшуюся в кармане, не посмотрев даже на номинал.
Затеплил свечу на тетраподе перед распятием.
- Упокой, Господи, рабу твою Наталию и укрой ее в райских кущах своих, - произнес ритуальную фразу.
И тихонько запел.
- Со святыми упокой… - и осекся, не вспомнив дальше слов молитвы песенной, и заплакал от собственного умственного бессилия.
Даже этот последний долг я Наташке отдать не смог. Да что я за урод такой?
И слезы стыда покатились обильно из глаз. Не столько стыда даже, сколько острой жалости к себе самому, сирым оставшимся на чужой земле.
- Что тебя так беспокоит, сын мой, - ладонь, наполовину скрытая фиолетовым рукавом легла мне на плечо.
- Молитву забыл, - всхлипнул я, еще не осознав что ко мне обратились по-русски.
- Не страшно это, - утешил меня священник. – Господу нашему не сухой формуляр требуется, а искреннее слово твое, как бы оно ни было сказано. Формуляры они людьми придуманы для людей же, чтобы легче было скопом молиться. Пройдем в исповедальню, облегчи душу свою. Нельзя нести непосильный груз, хотя Господь в мудрости своей никогда не дает человеку креста не по силам его. Но взывать о малых силах своих свойственно нестойкой душе.
И меня прорвало. Исповедоваться я начал сразу, не отходя от тетрапода. Просто ««как на духу»» рассказал ему все, что произошло со мной за последний месяц. В том числе и про гарем, и про войну, и про видения свои в госпитале.
Священник был стар. Очень стар. Лет, наверное, восьмидесяти. Сухой очень. С желтоватым пушком вокруг тонзуры, пергаментной морщинистой кожей на лице, но удивительно пронзительными черными глазами, в которых чуялась немалая сила.
- Нехорошо это, сын мой, - взял слово падре, когда я закончил исповедоваться, - взяв на себя благородную миссию: вернуть блудниц к нормальной жизни самому же при этом блудить с ними. Осознай это. А вот что замуж их отдаешь – это благо. Греха же убийства на тебе нет, так как защищал ты пасомых своих от дорожных бандитов - пособников Диавола на этой земле. Именем Отца и Сына и Духа Святого отпускаю тебе все грехи твои. Иди, сын мой, и больше не греши по возможности.
Я сделал три шага в отрытых дверям церкви, но тут же обернулся.
- А как же заупокойная молитва, святой отец? Треба на похоронах?
- Не беспокойся ни о чем, сын мой. Епископ Коринфский Феодул гостит у меня для подготовки Собора сестринский церквей, он и проведет все службы по ортодоксальному обряду, не откажет.
- Сколько это будет стоить?
- Господь сказал: ««когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно»» - и улыбнулся глазами.

Место было на зависть. Самому бы на таком лежать, окончив дни свои.
На освященную территорию кладбища втиснулся скальный ««язык»». Его все прошедшее время старательно обходили – землю все же копать легче, чем скалу долбить. Так и оказалось пустое место почти на середине кладбища. Но в прошлом году кто-то из пришлых и богатеньких заказал могилку именно на этом месте. Ее выдолбили, а заказчик, заплативший только небольшой аванс, исчез и более полугода уже не появлялся. Весь мокрый сезон мортусы старательно могилку укрывали от затопления. Поэтому епископ решил передать это место мне, если понравится. А коли появится прежний заказчик, то вернуть ему аванс за вычетом амортизации расходов.
Мне понравилось.
С мортусами местными договорился обо всем быстро и большим удивлением осознал, что они меня ни на чем не пытаются разводить, как копатели российских кладбищ давно из своей профессии устроивших криминальную кормушку на вымогательстве денег у безутешных родственников.


Каменщики и скульпторы находились рядом, их белёные ложи сверкали черепицей через ограду с местом упокоения горожан Виго.
Там тоже все решилось быстро – вопрос только цене. За срочность – дороже. И тоже никакого разводилова.
Для начала предлагали мне готовые памятники типа мраморного скорбящего ангела над урной с прахом. Красиво, профессионально, под антик, но не в тему.
Нарисовал им обычную позднесоветскую стелу из вертикально стоящей плиты черного камня, на которую просто перенести скарпелью Наташкину фотографию в берете, комке и тельняшке. С ее неподражаемой улыбкой. В стиле гиперреализма. И надписи. На трех языках.
Нарисовал я им, что от них хочу. Они поняли. И свои предложения внесли. Так даже лучше стало. Не только памятник, но и территория вокруг него будет благоустроена.
Скульптор сразу заслал человечка обмеры делать на месте, и мы с хозяином мастерской прошлись по двору подходящий камень выбирать. Лабрадорита из-за ленточки, конечно же, не было. Дурных тут нема, еще камни со Старой Земли таскать, когда тут все не хуже и совсем не тронуто. Правда, добывают пока поделочный камень только по берегам судоходных рек. Но и так выбор был великолепный.
Нашли кусок черного камня два метра тридцать сантиметров длинной и в площади семьдесят сантиметров на шестьдесят.
Тут же мне показали маленькую плитку, которая демонстрировала, как этот камень выгладит под полировкой. Благородный теплый оттенок черного с едва различимым зерном. Нормально.
Ударили по рукам.
Когда уходил с каменного двора, в спину мне уже ударили визги скульптурных пил, отсекающих от выбранного мною камня все лишнее.


Чурочники, как и ожидалось, располагались рядом с каменщиками, через забор.
Кроме гробов они там еще и мебель делали, как на заказ, так и на холодную - самые расхожие предметы. Хорошую мебель. Из местного аналога красного дерева, впрочем, скорее - розового. С резьбой.
А вот готовых гробов там не было, но на этот товар у них как в лучших домах существовал фотокаталог. Осталось только ткнуть пальцем и размер сказать.
Цветочницу они также брали на себя. Ей я написал тексты для веночных лент.
И по срокам успевали.


Каптан-генерала нашел на стрельбище. Заехал пригласить его на похороны, заодно попросить шестерых ««казадорес»» - гроб нести.
Отказа не получил.
Уходя, случайно увидел в бурьяне лесополосы за периметром колеса со станинами.
Вернулся – узнал, что это лафет от 37-мм пушки, качающуюся часть которой поставили на самодельный броневик. Давно уже.
Поделился идеей, которая и дону Паулино пришлась по душе.


Дальше завертелись хлопоты калейдоскопом. Не успел появиться я в нашем пункте временной дислокации, как всем разу я стал нужен. Как будто без моего ««мудрого»» совета ничего не могло с места сдвинуться. Я понимаю, что вопрос о количестве присутствующих на поминках они не могли решить сами. Но что купить и что на стол поставить… Не маленькие уже.
Валлийцев я припахал на всякий случай сколотить козлы, столешницы и лавки из досок, найденных в сарае. Лишнее - не ««нехватает»».
Вроде все успели и в назначенное время я, мои девочки и охраняющие их валлийцы, стояли строем перед входом в госпиталь.
Мы с девчатами ««наганы»» все взяли для последнего салюта Синевич. Пусть он прозвучит для нее из отечественного оружия.
Гроб из госпитальных дверей вынесли шесть ««казадорес»» в парадной форме и аккуратно опустили на станины пушечного лафета, который прицепили к колесному броневику. И накрыли российским триколором, оставив только лицо Синевич открытым. По бокам шли ««казадорес»», неся винтовки со штыками в последнем карауле.
За ними несли знамя ««милисианос рэкете»».
Потом шел я с большим портретом Наташи в руках.
За мной девчата мои с венками.
Валлийский кирасиры.
И остальные ««Казадорес»» с крышкой от гроба.
Даже кто-то из госпитальных в хвост пристроился.
И вся эта процессия медленно пошла в сторону кладбища. Броневик ехал, не превышая скорости пешехода.
Вскоре улица по обеим сторонам дорожного полотна была плотно забита зеваками и прохожими, провожающими нас хоть и скорбными, но весьма любопытными взглядами.
Неожиданно на перекрестке. Выехав с боковой улицы впереди процессии пристроился небольшой трак, в кузове которого расположился скрипичный квартет – три скрипки и виолончель. Музыканты как бы возглавили нашу колонну.
И через минуту, выбивая слезы у всего города, выматывая душу грянул ««Третий Бранденбургский концерт»» Бетховена.


Новая земля. Европейский союз. Город Виго.
22 год 5 число 6 месяца, четверг, 22:27

Держался я долго. Весь это длинный день. Но вечером, на поминках, когда официальные гости уже ушли, набрался разного спиртного выше бровей.
До изумления.
До забытья.
Только чтобы быстрее отключиться и избавить себя от этой нестерпимой боли, что весь день сжимает мне сердце.