Прижав дуло отобранного револьвера к его виску, я потянул спуск. Грохнуло, голова Кошелька дернулась, кровь вперемешку с мозгами забрызгала серую стену. Я успел схватить листы бумаги до того, как его лоб со стуком врезался в столешницу.
- С собой бы тебя забрать, да не сможем через город провезти, - сказал я уже мертвецу. - Так что только вот так.
В дверь заскочил Барат, уставился на меня.
- Что суетишься? - обернулся я к нему. - Сторожи. Не всполошились?
- Нет, тихо вроде.
Звуков, стука всякого и грохота вокруг много, за всем этим револьверный выстрел легко не услышать. Платком обтер рукоятку револьвера, вложил в руку мертвеца и его пальцы сжал. Слышал, что умеют толковые дознаватели графитным порошком следы пальцев выявлять, вот и берегусь. Затем его нож в крови Пузыря испачкал и на стол перед убитым бросил. Думаю, что следов его пальцев на ноже и так хватает.
Все. Глядишь и решат, что Сэт сам себя жизни лишил, а перед этим убил Пузыря. Собрал со стола бумаги, убрал их в сумку, да и вышел из сарая, в котором все сильнее и сильнее пахло кровью.
- Уходим, Барат.
Вскарабкавшись в седло, огляделся. Нет, никто не бежит сюда, никто не паникует. Похоже, что все прошло незамеченным для окружающих. Мы даже коней гнать не стали, шагом с места пустили, чтобы лишнего внимания не привлекать.
- Маст… Арвин, - спохватился Барат, вспомнив, что обращение по уставу я запретил. - Узнал что от них?
- Похоже, что узнал, - кивнул я. - Проедем мимо одного места, потом во второе заглянем - а дальше и из города можно. Дел у нас еще много.
Я намеренно свернул на главную, самую широкую улицу, ведущую от порта к лабазам. На ней и людей много, и коней, и на конях этих самых люди с оружием, самые разные, так что ничьего внимания мы не привлечем. Тянуть ломовые лошади и быки большие возы с товаром, кричат обозники, идут бригады грузчиков на работу, шум, гам, где-то за забором еще и целая свора собак лает, в общем, день в разгаре.
А хорошо, что все путешествие сюда нас по городской карте гоняли и приметы описывали. Еду сейчас если и не как у себя дома, то в знакомом месте. Знаю куда свернуть, знаю что искать.
Секретаря члена городского Совета Албина звали Пателем. Жил он не в доме своего старшего, чего я опасался, а отдельно, в чистом квартале за Ратушной площадью, почти у самого собора Сестры Скорбящей. Жил неплохо - двухэтажный дом с маленьким палисадником пусть роскошью и не поражал, но был добротным, оштукатуренным насвежо, оградка покрашена, мостовая перед домом гладкая, да и соседи все такие же, с достатком, уважаемые люди. У калитки, на почтовом ящике, табличка висит латунная, начищенная как зеркало: "Секретарь городского советника Патель". Вот так, и уточнять ничего не нужно.
Поэтому мы даже шага коней не замедлили, просто проехали мимо неторопливым шагом, запомнив место.
- На дом самого советника глянем, Барат, - сказал я своему спутнику, поворачивая мерина в узкий переулок Фонарщиков, который должен был вывести нас на широкую Большую улицу, на которой находились и самые дорогие в городе лавки, и самые хорошие рестораны, и где, насколько мне рассказали, в дырявых, скажем, портках, или без сапог, так и по самой улице не дали бы пройти, забрали бы в участок.
В переулке стук копыт по мостовой плитке стал громче, возвращаясь эхом от стен. В одном месте с трудом разминулись с большой, груженной мебелью телегой, потом за нами погнался какой-то лохматый пес, отчаянно облаивая, но близко не подбираясь.
На Большой же улице людно не было, разве что у лавок и заведений портных стояли экипажи с дремлющими на облучках кучерами, дожидаясь, похоже, хозяек, отправившихся за покупками. Посередине улицы неторопливо ехал конный патруль стражи, поглядывая по сторонам. Видать, следили за тем, чтобы никто в дырявый портках сюда не забрел. Дворник тротуар мел. В одном месте девушка в белом переднике шваброй мыла крыльцо обувной лавки. Окна кафе открыты на улицу, за ними видно все больше дам, сидящих стайками за круглыми столиками и попивающих кофе с пирожными. А между столиками девочки-подавальщицы в белом носятся.
В самой своей середине Большая улица пересекала площадь Согласия, в середине которой был большой сквер, полный нянек с колясками. В песочницах и на деревянных горках играли дети, одетые чисто и даже обутые, что нормальному человеку сперва и видеть странно. От площади мы свернули направо, на бульвар Второго Благодарения, где увидели мраморную статую преклонившей колено Блаженной Матери, положившей правую руку на алтарь.
Если на Большой улице дома были сплошь трехэтажные, построенные вплотную, то здесь они сменились роскошными городскими особняками. Да такими, в которых, наверное, и владетельный князь жить бы не постеснялся - стоящими в глубине просторных дворов, за высокими чугунными решетчатыми заборами, с мощеными дорожками, идущими к широкими подъездам, на которых должны были разворачиваться экипажи гостей, высаживая седоков.
Стражи еще прибавилось, в нескольких местах мы увидели полосатые будки, укрывавшие вооруженных стражников, лениво поглядывавших по сторонам. Тут уж точно никого лишнего не любят, не зря улица почти пустая.
Особняк городского советника Албина я узнал легко, по отлитому в чугуне гербу, висящему над воротами - надутому парусу под раскинувшим лучи солнцем. Насколько я помнил из того, что мне по пути сюда рассказывали, состояние рода Албина пошло с морской торговли. И основные покупатели его торгового дома жительствовали в Валаше, так что городского советника Албина никак нельзя было считать рисским союзником.
Сам же дом был огромным, длинным, в два этажа строенным, покрашенным по штукатурке в желтоватый цвет, с белыми колоннами и фронтоном над ними. У высокого, в пять ступеней, подъезда, стояла роскошная лакированная коляска с гербами, запряженная парой великолепных лошадей. Похоже, что советник куда-то собирается.
Посмотрели. Запомнили. Остался последний адрес, в куда менее благостном районе Улле - Холмах. Город возник на пересечении двух торговых путей. Один из них направлен на север, или с севера, это как угодно, а второй - с востока на запад. И если на северном пути, больше речном, расположен порт, лабазы и склады, один из базаров и все к ним прилегающее, то вдоль пути западного вытянулись все бедные районы города, трущобы, и там же нашлось место для еще одного базара и прибазарного района. Вот там, если верить тому, что написал покойный ныне Сэт, и устроилась на жительство бывшая банда Вилана Дятла, благодаря мне ставшая бандой Мака Шустрого.
Чистые кварталы закончились, мощеные улицы сменились пыльными дорогами из укатанного в глину гравия. Сначала шли кварталы, где за каждыми воротами была или фабрика, или мастерская, а если лавка, так все больше скобяная или с инструментом. Публика тоже была одета по-рабочему, кто рваный, кто в масле испачкан, кто в известке, а кто и в краске. Громыхало железо, где-то что-то сверлили, пахло то чем-то едким, то гарью, то и вовсе дрянью какой-то. Коляски сменились снова телегами, а кучера - возницами. Затем мы выехали на Западный тракт, в этом месте рассекавший окраину города пополам. Слева, ближе к берегу, лежали жилые кварталы мастеровых, застроенные маленькими домиками и большими доходными домами, и на самой окраине был базар и торговый район вокруг него, а справа от тракта, до самых предгорий, тянулась Босяцкая Долина - местная трущоба, куда городская стража обычно даже не совалась. А если уж приходилось устраивать облавы, то шли туда они в сопровождении солдат.
В Босяцкую Долину мы и свернули.

Глава

Трущобы во всех больших городах устроены одинаково. Никто не планирует улицы и никто не смотрит за тем, как строятся дома. И из чего они строятся. Скопление покосившихся халуп, скворечников и как там еще можно все это назвать, из чего состоят берега, сжимающие узкие и извилистые то ли улицы, то ли ущелья. Строения эти прижимаются друг к другу боками, заборами, дворами, углами, крышами, а где-то и с крыши на крышу переходы виднеются, по каким, наверное, можно все эти трущобы насквозь пробежать, если знать путь через этот лабиринт.
Иные считают, что живет в таких местах самый обездоленный и несчастный народ, но это не так - населены трущобы именно что босяками, то есть бездельниками, преступниками, потаскухами и прочим подобным людом. Те, у кого есть человеческая работа, живут в других районах, рабочих или торговых слободках, и в трущобы их никакими пряниками не заманишь.
Грязь на здешних улицах и не высыхает никогда, похоже. У калиток, дверей и ворот кучками стоят оборванцы и бездельники, бегают босые чумазые дети, откуда-то пахнет дурь-травой, и думаю, что это не самое гадкое из того, что здесь купить можно, откуда-то прет самогоном, который тут гонят, похоже, открыто, невзирая на запреты и законы. Грязные и мерзкие, похожие на то ли сараи, то ли на склепы трактиры тут тоже имеются, увидел и бордель, возле которого сидели на лавке, зевая и почесываясь, несколько отвратительно вида немолодых шлюх.
Но есть в таких местах и настоящие дворцы, разве что их с улицы разглядеть сложно. Увидишь просто забор, а за ним глинобитные стены небольшого дома, прижавшегося к другому, соседнему дому, а тот еще к одному, и так, случайно, даже не догадаешься, что дом это на самом деле один, просто выходов у него много, да все на разные дворы, да еще и подземный ход из него наверняка имеется. И только заглянув за этот забор, увидишь и конюшню с хорошими лошадьми, и удобную мебель на кривой террасе, а затем обратишь внимание, что пробегающие оборванцы на всякий случай стараются от забора подальше держаться.
В таких дворцах живут те, кто определяет порядок вещей в таких вот трущобах. Из тех, кто разбоем живет, или контрабандой, или торгуя маковой пастой, вызывающей сны и скорую смерть курильщика. Денег у таких людей хватает и на то, чтобы переселиться в чистый район, да изменчива фортуна, не повезет, придут за тобой - и куда потом денешься? А здесь выходов много, и на крышах в разных местах мальчишки сидят, которым такие вот воротилы местные малую денежку приплачивают за то, чтобы те следили за подступами. Подняли тревогу - и ищи ветра в поле. Вот и остаются такие "черные владетели" жить там, где выросли, в своем кругу.
Сэт описал путь детально, что хорошо, потому что названий улиц в таких местах не водилось, а все попытки городских властей хотя бы номера проходам присвоить заканчивались ничем - босота таблички сбивала и уничтожала. Кому надо, тот и так дорогу найдет, а если кто тут не нужен, так нечего ему и шляться. Или расспросами внимание привлечет.
Посторонних в сердце трущоб обычно не любят, если кто и приходит из других районов за чем-то запретным, тот делает свои дела, глубоко в такие места не удаляясь. Зайти в них просто, а вот выйти может оказаться куда труднее. Можно и просто не выйти, и никто тебя никогда не найдет. Но это обычного человека касается. Мы же с Баратом заставляли встречных отводить взгляды, уступать дорогу и прятаться по переулкам. Одетые как сейчас и вооруженные до зубов, выглядели мы "стрелками", а такие в подобных местах гости частые. И связываться с подобными людьми мало кто рискует, потому что стреляют они обычно раньше, чем задаются вопросом о том, стоило ли это делать.
Со слов Сэта выходило, что жила банда Мака Шустрого в самом сердце Босяцкой слободы, на единственной более или менее широкой улице. Приглядевшись, я понял, что и все остальные местные "дворцы" на этой же улице и расположились. Только сюда можно телегу пригнать и в ворота загнать, а в других местах так и не получится.
- Вон их ворота, - первым заметил Барат, которому я заранее описал место, куда мы едем.
Нужные ворота были серыми, с виду даже ветхими, хоть и совсем не покосившимися, врезанными в высокий облупленный глинобитный забор, заглянуть за который можно было только встав на стременах, да и то видно немного. Опознали по каменным столбикам, защищавшим воротный проем от тележных колес. У всех других они были деревянными, а здесь вот такие - гранитные. И тут, получается, Сэт не соврал. Похоже, что всерьез рассчитывал выжить, а то и сотрудничать начать. Может и ошибся я, его застрелив? Нет, не ошибся, нельзя нам сейчас рисковать, слишком много на карте стоит. Хочет Арио единым ударом всякое влияние Валаша в этом городе прекратить, так что нет возможности очень разборчивым быть.
Останавливаться опять не не стали, потому что остановишься - Мак сразу узнает о том, что кто-то его двором интересовался сильно. Вон двое мальчишек сидят на крыше какого-то сарая и на нас глазеют. Могу золотой поставить против старой портянки, что они тут за часовых. При первой возможности с окладом побегут.
Так что я просто на стременах привстал и за стену заглянул, это все же не так подозрительно. Увидел довольно просторный двор, глинобитную, опять же, стену дома чуть поодаль, заметил, что двор подметен начисто, что для таких мест необычно. Окошки в доме маленькие, прикрыты ставнями со щелями, и от солнца, и от врага, враз такие не вышибешь и внутрь дома не заглянешь.
А вот конюшни нет. И коновязь вида запущенного. Что это значит? Да то, что выходы отсюда еще есть. И на случай бегства, например, выход у них другой. Как Сэт и описывал, собственно говоря.
- В проулок налево, а потом опять налево, - сказал я Барату негромко.
- Понял.
По сторонам он поглядывал внимательно, даже этого не скрывая, но для такого места это нормально, тут все оглядываются. Я и сам головой крутил во все стороны, запоминая дорогу, приметы, выискивая, может быть, скрытых наблюдателей, да и просто желающих на нас напасть да разжиться лошадьми и имуществом. Это тоже со счетов сбрасывать не следует.
Проулок был таким тесным, что мы, сидя в седлах, едва ногами за стены не цеплялись. С обеих сторон в этих самых стенах были какие-то то ли дыры, то ли маленькие окошки, через которые можно было и стрельнуть запросто, а то и гранату бросить. Воняло мочой, помоями, под копытами хлюпала грязь, хотя погода стояла жаркая и во всех других местах земля засохла до каменного состояния.
В своем конце проулок вильнул, образовывая замечательное место для засады, но засады на нас там пока не было. И затем мы выехали в проход чуток пошире, как раз телеге проехать и с пешеходом разминуться. По крайней мере, сюда солнце светило, что уже радовало. Какие-то две нечесаные и, кажется, пьяные оборванки, быстро смылись в двери в глиняной стене, увидев нас. Интересно, чего они так испугались?
Конюшня обнаружилась, мне даже в стременах вставать не понадобилось. Кобыла под Баратом неожиданно заржала, а ей из-за забора ответила другая лошадь. Ну и запах почуял, куда от него денешься, если конюшня рядом. А вот ворот я не вижу.
Стоп, а это что? С какой стати забор сначала идет глинобитный, а затем дощатый? И потом снова глинобитный? Чуть придержав лошадь, огляделся, зашарив взглядом по земле. Точно, вон след от чего-то в сухой глине отпечатался, словно давило что-то сверху. Хитро, ничего не скажешь. Они могут просто кусок забора наружу уронить да и ускакать через место, через какое их не ждут. Это если конными. А пешими?
Пешими они могу через тот проулок, из которого мы только что выбрались, крышами перескочить. А ведь еще и тоннель может быть здесь запросто. И выходы… на сколько сторон? Да на сколько угодно. И еще вопрос: а точно здесь Мак со своей бандой или Сэт перед смертью все же обманул? Как бы это проверить-то? А впрочем… не надо ничего усложнять.
Сунув руку в кошелек, я выудил из него золотую монету. Золотой - это очень много здесь, целое состояние. Особенно для вон того грязного и сопливого мальчишки, что стоит в конце улицы и на нас поглядывает. Я, подъехав чуть ближе, аккуратно показал ему золотой и у того глаза как эта самая монета на солнце загорелись.
- Видишь? - спросил я его, с седла не нагибаясь. - Хочешь?
- А что надо?
Он даже на меня не глядел, только на деньги.
- Скажи, вон за тем деревянным забором, где конюшня во дворе, кто живет?
- Мак Шустрый со своими ребятами, - сразу же ответил мальчишка.
Я щелчком перекинул монету ему и он сразу сунул ее в рот, чтобы не потерять и не отняли. А потом развернулся и побежал в проулок, похожий больше на пещеру.
Вот так все просто. Золото и города берет, бывает.

Глава

- Ладно, пусть так, - вздохнул Арио.
Вид у него был совсем изможденный, боль замучила. Днем ему врач дал что-то болеутоляющего и он спал, а сейчас ему опять нужно было думать, так что ничего не принимал.
- Может и прав ты, - говорить он мог сейчас только короткими фразами, на выдохе. - Но только не в мести дело, за всех не отомстишь, - протянув дрожащую руку, он взял с со столика кружку с водой, поднес ко рту, расплескав немного, сделал три больших глотка. - У нас служба такая, что не до мести и не до чести. Своих убитых бросаем как собак, похоронить не можем, подчас целоваться должны с теми, из кого кишки вымотать хочется. Но здесь…
- Я про месть и не говорю, - вмешался я, пока он снова духу набирался для продолжения. - Просто эта цепочка привести может к тому, кто нас выдал. Вас выдал, если точнее.
Арио посмотрел на меня внимательно, затем кивнул.
- Верно, именно это я сказать и хотел. Месть не для нас, а вот утечку сведений вычислить нужно. Но только боюсь, что даже секретарь Албина всей цепочки может и не знать. Тут сам Албин нужен.
- Сейчас Албин сила, - подал голос Злой, уже привычно устроившийся на подоконнике и покачивавший ногой в начищенном рыжем сапоге. - Его тронуть никак. Да и вообще не очень представляю, как до него добраться можно, у него и дом что крепость, и людей вокруг много. И без охраны он никуда.
- Так понимаю, что Албин один из главных врагов здесь? - спросил я у него.
Ответил Арио:
- Главный. У него все благополучие от торговли с Валашем, да и другого там много, похоже, что близкие самого Орбеля с Албином в доле в каких-то делах, - он снова перевел дух. - Так что чуть ли не кровно связан. А что сказать хочешь? - посмотрел он на меня внимательно. - Вижу же, что не так просто интересуешься.
Я помолчал, продумывая, как сказать короче и понятней.
- Думаю, что если все с… преосвященным, как мы планируем, пройдет, то власть валашской фракции в городе пошатнется сильно?
- Верно, такой план, - подтвердил Арио.
- А если Албин не просто из валашской фракции, но и в заговор вступил для убийства рисского эмиссара, - я показал на самого Арио, - то после смены власти арестовать его смогут?
- Смогут, - ответил тот. - Соберется совет и даст добро. Но только улики какие против него? Здесь же не Альмара, княжеской власти нет. Никто советника над жаровней на дыбе не повесит, чтобы тот все поведал, даже чего не знает. Тут Свободные Города, тут Закон, все доказывать надо.
Это я и сам знаю. Недаром все, кто княжьей властью тяготился, старались в такие вот города уехать. Изгнанники, беглецы, несогласные с властью - все жили в Свободных, от Улле до Рюгеля. Пусть закон в этих местах мягкостью тоже не отличался, и если докажут твою преступную суть, кончишь ты не лучше, чем где-нибудь в диком Северном княжестве, но только доказать надо. И суд тебя будет судить. А указа владетеля недостаточно. Да и нет тут владетелей.
- Думаю, что если взять секретаря и банду Мака Шустрого, то доказать что-то сможем. И вот это еще, - я кивнул на листы бумаги, исписанные Сэтом, которые теперь лежали на кровати под рукой Арио. - Никто не докажет, что это не посмертное его письмо. Совесть его замучила, понимал, что бороться с Риссом - дело богомерзкое.
Злой гоготнул коротко, Арио тоже кривовато усмехнулся. Но при этом сказал:
- Чего-то эти бумаги стоят, верно. Можно и почерк подтвердить, и написано здесь такого много, что только этот Сэт Кошелек и мог знать. Учтут дознаватели, если до них дойдет. Но недостаточно этого будет.
- А для достатка нам нужны и Мак с бандой, и секретарь Патель, - я чуть подался вперед, опершись локтями на колени. - Из тех, если прижать, можно много интересного будет выдавить.
- И кто их прижмет? О чем ты?
- Валашцы приедут, они и займутся… происшествием с преосвященным, так?
Арио помолчал немного, потом едва заметно кивнул.
- Моих людей рядом держать не следует, если что-то всплывет, то тогда все ясным станет, так?
Арио опять кивнул, не размыкая губ.
- Тогда мой отряд на другие дела нацелить можно, - подвел я мысль к финалу. - Будем искать пути захватить… свидетелей. Да, свидетелей предательства городского советника Албина.
- Как именно? - спросил он хрипло.
- Не знаю, - ответил я совершенно честно. - Но мы подумаем и, может быть, до чего-нибудь додумаемся. Про нас ведь так до сих пор никто и не знает, верно?
Арио скосил глаза на Злого и тот отрицательно покачал головой. Интересно, с кем это он сегодня в городе встречался?
- Не знают, получается, - подвел я итог. - Тогда бы я своих людей на это и кинул. А скажи, мастер Арио, - чуть улыбнулся я ему, - у тебя среди местного лихого люда ведь должны быть связи, так?
- Должны.
- Как бы побольше про банду Мака узнать? Как к ним в Босяцкой Долине относятся и вообще всякое? Они ведь не из местных, насколько я понял, относительно недавно появились. Вот и хотелось бы узнать, кто их прикрывает. Не может быть, чтобы чужая банда в самом сердце местных трущоб сама по себе королями жила, верно?
- Верно, - ответил за Арио Злой. - Не бывает так. Покровительством одного из трех "черных владетелей" они заручиться должны были бы. Если они действительно не из местных.
- А уточнить это как-то можно?
- Можно. - Злой обернулся к Арио с вопросительным видом.
- Этим тоже займись, - вздохнул тот тяжело. - Насколько за остальным сможешь. Арвин, ты тогда берись за это дело, - посмотрел он на меня. - Ум у тебя правильно работает, видят боги, что не ошибся я, на тебя поставив. Бери это дело на себя, дальше… дальше видно будет. По своему разумению действуй. А пока идите и доктора покличьте, а то сдохну сейчас от боли… пусть усыпит меня, что ли.
Мы встали со своих мест и вышли из комнаты. В небольшой гостиной дома увидели доктора, сидевшего в кресле с книгой. Он молча посмотрел на нас, Злой кивнул и доктор сразу поспешил к Арио. А мы вышли во двор, уже привычно усевшись у колодца.
- Правильно ты все думаешь, Арвин, - сказал Злой. - И что бы Круглый не говорил, а нападение спускать тоже нельзя, а то у кого-то в привычку войдет. Завтра с утра можем с тобой к одному человеку поехать, который про Мака и банду его рассказать многое сможет. Прямо с утра и направимся. Мне все равно к нему, по другим делам надо. И мой совет тебе: ты пока в город переберись на жительство.
- До этого и сам додумался, - усмехнулся я, поднявшись и начав опускать воротом ведро в колодец. - Не надо, чтобы кто-то мне на хвост сел да досюда все разведал. Возьму Барата пока и переедем на постоялый двор какой-нибудь. Где меня никто не знает.
- Это правильно.
Злой достал из сумки небольшой брусок точильного камня и взялся на нем править лезвие своего ножа, и без того как бритва острого. Я же между тем поднял наверх ведро, полное воды, поднял, напился прямо через край, поморщившись от того, что из-за ледяной воды зубы заломило, затем предложил Злому. И когда он отрицательно покачал головой, вылил остатки воды в поилку для лошадей.
- Сегодня уедем, - сказал я. - Так, чтобы даже на въезде в город нас вместе не видели. Говори только где встретимся.
- Нам Западный базар нужен, вот возле въезда на него, на площади. Не потеряемся.
- Во сколько?
- А как девять пробьет.

Глава

В город с Баратом мы приехали уже затемно. Заселяться мы все же решили по Северному тракту, тут удобней, выбрав постоялый двор "Добрый отдых" - не из самых дешевых, с добротной конюшней, да еще и с баней не хуже чем та, в Рюгеле, в которой я купцов встретил, сказавших мне о начинающейся войне. Пристроили лошадей, карабины сдали на хранение хозяину, который отнес их в комнатку с решетчатой дверью, в которой хранил всякое ценное, взятое у постояльцев, а потом получили небольшую комнатенку с двумя койками на втором этаже, с видом на сам постоялый двор. Все лучше, чем на другую сторону, откуда заметно потягивало запахом помойки, когда ветер менялся.
- Старший, как насчет поужинать? - поинтересовался Барат после того, как мы расположились в снятой комнате. - С ура ведь не евши.
Он долго пытался подобрать замену уставному "мастеру взводному". По имени никак не мог решиться называть, из уважения к возрасту, а как положено - теперь нельзя. Вот и придумал теперь этого самого "старшего".
- А что, можно и поужинать, - согласился я. - Даже караулить комнату не нужно. Пошли, раз так.
Есть и вправду хотелось, мы только на винодельне с утра перекусили, а потом все время так, натощак катались. Тем более, что на этом дворе свой собственный трактир был, пусть небольшой, но с виду совсем приличный, даже идти никуда не надо. Прошли через двор, обходя груженные всевозможным товаром телеги, толкнулись в низенькую дверь в беленной глинобитной стене, оказавшись в полутемном зале с тростниковой крышей, лежащей на массивных деревянных стропилах. А так все обычно и привычно, трактир как трактир - тяжелые столы из потемневшего от старости дерева, возле них такие же тяжелые лавки, пахнет едой с кухни - и только. Значит чисто.
И людно, так особо и не приткнешься никуда, если рассчитываешь сам посидеть. Везде люди, пьют да едят. Ну да, самое время ужина как раз, не зря же и мы сюда пришли.
- Вон там, в углу место есть, - сказал Барат, показав пальцем на дальний от нас, самый темный угол трактирного зала.
- Точно, - согласился я.
Протиснулись между столами и спинами сидящих за ними и оказались возле свободного куска лавки, как раз для двоих людей достаточного.
- Не помешаем, уважаемый? - спросил я у пожилого человека в монашеском балахоне.
- Присаживайтесь, рад соседству буду, - ответил он вежливо, показав сухой ладонью с тонкими пальцами на свободные места.
- Благодарствуем.
Подавальщики в трактире работали расторопные. Не успели мы присесть, как один из них, одетый в белую рубаху и белые же штаны, оказался рядом, спросил, нагнувшись:
- Что заказать изволите?
- Красного вина и воды, - сразу сказал я, потом уточнил: - А что быстрее всего поесть подадите?
- Свинина с фасолью есть, и еще говядина с фасолью же, с перцем всяким и помидорами, такая острая, что во рту пожар, - заулыбался тот.
Подавальщику было лет четырнадцать, не более.
- Вот и принеси нам чтобы пожар, - кивнул я, заодно глянув на Барата: - Не против?
- В самый раз, старший.
- Все? - уточнил половой и сразу же бросился на кухню.
Сидели молча, устали оба и говорить как-то не хотелось, больно уж много людей вокруг. Сосед наш, монах, с едой покончил и сейчас просто пил травяной чай, наливая его из жестяного чайника в высокую белую кружку и закусывая хрусткими пресными галетами. На столе перед ним лежала открытая книга, которую он и читал. Чуть дальше от нас, уже за ним, сидели двое приказчиков, оба пьяненькие, громко обсуждавшие какую-то удачную сделку, что они сегодня днем провернули. В разговоре все время упоминался какой-то Лург, которого они то недотепой величали, то просто дураком. Похоже, что этот самый Лург и был их то ли покупателем, то ли продавцом.
А вообще в трактире было шумно, больно уж много народу собралось. Прибежал подавальщик с подносом, быстро расставил перед нами кувшины, тарелки, бросил вилки с ложками, принял от меня деньги и умчался к следующему заказчику, махавшему ему рукой из другого угла.
Не обманул он, мясо с фасолью и перцем и вправду было острым, таким, что слезы на глаза, но вкусным. Тут, на побережье, вообще любили перец куда попало сыпать, традиция здесь вроде такая. Поели не торопясь, а к концу ужина Барата заметно в сон потянуло, устал.
- Пойдем, старший?
- Ты иди, я тут посижу.
Не хотелось пока спать, да и надо бы подумать спокойно над тем, как нам дальше быть, так что пусть идет.
Помощник мой ушел, а я себе палил из кувшина остатки вина, смешав его с холодной водой, откинулся спиной на стену и задумался. Днем ничего еще, а к вечеру картинки прошлой жизни все чаще в голову приходят. Степь, жена во дворе, купающая младшего в большом корыте, сын, гоняющий кругами молодую лошадку, дочь, помогающая матери. И река, текущая сквозь луга, у которой они меня ждут.
Стоит ли месть того, чтобы они ждали меня? Нет, самоубийство грех, но бойцу такой грех обойти не трудно. Начни меньше беречься да злее в драку лезь - вот и без всякого греха твой жизненный путь закончился. Только где он закончится? Встречу я их или нет? Если да, то и… но клятва на мне, кровавая клятва. Я сам себе руку резал над могилой во рву и сам слова произносил. Кто меня от нее освободит? Думаю, что и Брат с Сестрой не смогли бы тяжесть кровавой клятвы снять.
Поэтому надо жить. И надо идти к цели. Страшна была смерть моей семьи, но еще страшнее то, что погибли они со всем народом. И осталось нас, вольных, мало, а мести на уцелевших легло много. Как такую тяжесть тащить? И как бросить, когда больше некому? Мы же последние из народа. Я - последний. И Барат - последний. И те ничтожные десятки вольных, которые как-то прибиваются к армиям Вайма и Дикого Барона - они тоже последние. Совсем. Был народ, и не стало. И никогда уже не будет. Если и даст потомство кто-то из уцелевших, все равно это уже не вольные будут, а кто-то другой.
Велик соблазн прекратить это все и прямо сейчас, не дрогнет рука, и сердце не дрогнет, с радостью бы смерть принял - но нельзя. Нельзя.
Сначала я даже не понял, что сосед мой по столу, тот самый монах, что книгу читал, ко мне обращается. Наклонился, переспросил:
- Простите, преподобный брат, не расслышал вас.
- Я спрашивал, могу ли я помочь? - с легкой улыбкой спросил он.
Только сейчас разглядел у него на плече балахона вышитый простой серой нитью знак Реки Времен. Вот так, из Ордена Реки монах, вот с кем судьба меня здесь свела.
- Не думаю, преподобный брат, что помочь сможете.
- Разговор и понимание - уже помощь, - все так же неуловимо улыбнулся он. - Вы же, уважаемый, из вольных будете, правильно я вижу?
- Правильно, - чуть помолчав, ответил я.
Не хотелось мне разговора, но и грубостью отвечать тоже не хотелось. Располагал этот монах как-то к себе.
- Думаю, и семья… была? - осторожно спросил он.
Я опять помолчал, думая о том, следует ли отвечать, и опять ответил:
- Была, преподобный брат.
- У меня вот тоже была… братия, - неожиданно сказал он. - В баронстве Свирре, что здесь через границу, рядом. Был монастырь, была жизнь в нем. Кормились от трудов своих, берегли то, что вокруг нас, молились о милости всем, живущим в этом времени и в этом мире. А потом пришли люди, которым хотелось забрать землю. Земля могла давать деньги, а деньги они любили, - монах прикрыл глаза, словно вызывая воспоминания, потом продолжил: - И убили всех братьев. Прикрывшись для своей совести, если она у них была, словами о том, что там, где правит их вера, не может быть места другой. Хотя мы веры одной, на самом деле, - усмехнулся он.
Вот как. Как огнем лицо опалило. Хорошо, что темно здесь, да и не смотрит собеседник сейчас на меня, а то и не знаю даже, что делать бы стал.
- А меня в те дни с поручением в Римм послали, в нашу орденскую обитель, какая там в горах. Так и выжил, не разделил судьбу, спасли меня силы небесные. А для чего - и сам не знаю, - он протянул руку за уже остывшим чайником, налил снова кружку до верха. - Разве узнал, что новая власть такого рвения не одобрила, повесили всех, кто братию убивал. Но не думаю, что для этого я выжил.
- А для чего, преподобный брат?
- Может ли мне быть это ведомо? - усмехнулся он. - Могу лишь предполагать. И делать то, что сочту правильным, как совесть подскажет.
- И что подсказала?
- Основать новую обитель хочу. Уже здесь, в Улле. Трое братьев из риммского монастыря присоединиться готовы, так и заложим. В горах, у Хрустальной речки, знаете где такая?
- Нет, я здесь недавно и ненадолго, - покачал я головой.
- Хорошее место, словно благословенное от создания. Покой и свет - это про него. Речка звенит, трава как изумруд, над рекой деревья стоят, ей кланяются, - он посмотрел на стену у меня за спиной, словно ожидая того, что на ней проступит картина, им описанная. - Там и начнем все заново. Насколько нам хватит отпущенного времени. Пока Река Времен не понесет нас дальше, как сорванные ветром сухие листья с деревьев.
- Куда понесет?
- В новые миры. В новые жизни. Мир - бесконечное колесо, вращающееся вокруг божественного начала, и ни один путь не охватит все миры и все времена. Малые пути наши заканчиваются, иногда в глубокой старости, а иногда и раньше, подчас страшно и несправедливо, но Большой Путь…, - монах посмотрел мне в глаза, - Большой Путь может длиться вечно, если ты не прервешь его сам, подлостью ли, злобой ли, бесчестьем. В это мы верим и верой в это живем.
Я долил из без того разбавленное вино водой, пригубил из глиняного стакана, не перебивая монаха. Видно было, что он пока еще не все сказал.
- Они… те люди, что убили братьев, не успели разорить монастырь, - снова заговорил он. - не стали его разорять. Зачем им? И я зашел в свою келью, забрал пожитки. - монах развязал горловину вещевого мешка, тощего и маленького, лежавшего рядом с ним на лавке, вытащил оттуда маленькую блестящую вещицу. - Вот это со мной с детства, удивительно, что до сих пор она не сломалась.
Положив вещицу на ладонь, он показал ее мне. Оказалось, что это маленькая пружинная музыкальная шкатулка, из тех, что на ярмарках продавали. Такие женихи, выбрав любимую мелодию, любили дарить невестам.
Когда монах начал крутить крошечную ручку завода, я заметил, что пальцы у него мелко дрожали. Затрещала пружинка внутри крошечной коробочки, а затем монах выложил ее на стол между нами. Тонкие стальные пластинки, задевая за маленькие пеньки, побежали по медленно вращающемуся кругу, зазвучала, просто и как-то наивно, несложная мелодия.
- Приходилось слышать? - спросил монах, глядя на шкатулку.
- Что-то знакомое, - прислушавшись, сказал я. - Как будто даже в детстве слышал, да вот вспомнить не получается.
- Мне это звук Хрустальной речки на перекатах напоминает, - сказал он. - В том месте, где мы обитель новую заложим. А песенка сама… не знаю, пели ли ее в ваших краях…
Река звенит, река журчит
Вода что твой хрусталь
Она кораблик слабый мчит
В неведомую даль

Нырнет в пещеру под горой -
Страшнее места нет
Там толща тьмы над головой
И вынесет на свет

В теснинах скал зажмет поток
И нет пути назад
Быстрее бег и вот прыжок -
Летим мы в водопад

А дальше снова темнота
И снова солнца свет
Несет река сквозь времена
Конца и края нет

- Там было больше куплетов, я помню. Не помню куплетов, но…, - запутался я.
- Я тоже, - улыбнулся монах. - Но когда мне совсем плохо, я напеваю про себя то, что помню. Вроде бы и детская песенка, неуклюжая и немного нескладная, но… она почему-то помогает мне выжить. Просто потому, что напоминает о том, что река течет далеко-далеко, и не раз еще пронесет и сквозь тьму, и сквозь свет, и сбросит в водопад, и даст отдохнуть на тихом плесе.
- И куда принесет? - спросил я, вдруг ощутив, как неожиданно сел мой голос.
- Туда, куда ты заслужил, я думаю. Река помнит все, потому что все, что ты бросаешь в нее, в ней так и остается, так и несет это течением рядом с тобой. И добро, и зло, и честное, и подлое. И место, куда тебе прибьет течением… я думаю, что это будет награда. Или кара.
Пружинка музыкальной шкатулки докрутила свой завод и мелодия смолкла. Вокруг было непривычно тихо. Я оглянулся, и увидел, что двое подвыпивших приказчиков смотрят на нее молча, не отрывая взгляда.

Глава

Первый колокол во дворе постоялого дора прозвучал в шесть утра, и сразу же началась суета. Торговый люд встает рано, ленивому купцу кроме убытка жизнь ничего не дарит. Слышно было, как выводят лошадей из конюшен, как запрягают телеги. Мы с Баратом выскочили во двор, поприседали, поотжимались от пыльного камня, которым мощен двор, потом нашли прибитую между столбами трубу, на которой удалось еще и подтянуть себя, сколько получилось. Затем, толкаясь с другими постояльцами, помылись у колодца ледяной водой.
- А завтракать не будем? - забеспокоился Барат, когда мы уже выводили лошадей из конюшни, одарив мелкой монетой местного конюха.
- Возле базара будем Злого ждать, там наверняка найдется чем перекусить.
Выехали мы с постоялого двора рановато, поэтому и вели всю дорогу лошадей неторопливым шагом. Хотя пересечь пришлось половину города, все равно рано добрались. Зато вышло так, что я Барата не обманул - прямо у самых ворот рынка чем только не кормили. Остановились мы у прилавка, за которым маленький суетливый мужик с рыжей бородой ловко вылавливал из кипящего масла воздушные мучные колобки, бросал их в маленькие корзинки, сколько покупатель скажет, посыпал белоснежной сахарной пудрой через маленькое сито и быстро принимал деньги, не забывая напоминать:
- Корзинки возвращайте или покупайте!
Предпочитали возвращать, забирая залог, но мы купили, перебравшись с ними поближе к другому прилавку, где разливали горячий чай с лимоном и медом. Все вместе как полноценный завтрак получилось, ну и место было удобное для наблюдения за площадью.
Народу здесь было уже много, причем сейчас самая суета царила - в ворота закатывались телеги с товаром, причем на въезде их целая очередь собралась, шумели зазывалы, неподалеку стучали молотки - плотники сколачивали небольшой павильон, сразу обтягивая его яркой тканью - новое торговое место для кого-то строили.
Злой появился минут через двадцать, когда мы успели и чай допить, и пончики доесть, и даже остатки сахарной пудры с пальцев смыть, по очереди отойдя от лошадей к колодцу, который заметили неподалеку. Приехал он верхом, один, поискал нас взглядом, потом кивнул, увидев, как я помахал ему рукой. И показал на проулок на противоположной стороне площади, мол, туда нам надо.
Мы вскарабкались в седла и медленно повели лошадей, пересекая поток телег. Злой дождался нас и не утруждая себя какими-нибудь приветствиями, сказал:
- За мной давайте, ждать нас должны.
Узкий переулок у этого базара был точно таким же, как и переулки у базара северного - слева и справа ворота лабазных дворов, мастерские, скобяные лавки и все такое прочее. Остановились мы скоро, у лавки с вывеской "Ножи, топоры, прочий инструмент. Продаем, чиним и точим".
- Сюда нам, - сказал он, спрыгивая с седла.
Я последовал его примеру, накинув поводья своего мерина на балку короткой коновязи поблизости. Барату же сказал:
- Приглядывай.
- Хорошо, старший, - кивнул он.
Злой толкнул тяжелую деревянную дверь и первым шагнул в полумрак, пахнущий металлом, маслом и чем-то еще, чем обычно в подобных местах и пахнет. За прилавком стоял рослый и широкий мужик с могучими ручищами, ногой толкавший педаль точильного станка и время от времени прикладывавший к вращающемуся кругу небольшой топор. На нас он посмотрел без особого интереса и без всякого дружелюбия.
- От повара Нила за заказом, пять ножей должно быть готово, - сказал Злой.
Мужик за точильным станком чуток нахмурился, вглядываясь в нас, потом кивнул на дверь у себя за спиной, пробасив:
- Должно быть готово давно, там спросите.
Мы обошли прилавок, Злой дважды по три раза стукнул в низку дверь. Я оглянулся - мужик на нас внимания уже не обращал. Под прилавком у него лежало ружье-насос вроде того, какое я тогда ночью во время нападения на постоялый двор подобрал. Страшная штука в такой тесноте.
Из-за двери что-то ответили, Злой толкнул створку и мы оказались в следующей комнате, на удивление просторной и тоже полутемной. Обстановка в ней была тоже неожиданно приличной - низкий столик с несколькими кувшинами на нем, блюда с фруктами, мягкие кресла не из дешевых. В одном из таких кресел, спиной к единственному окошку, сидел невысокий, немолодой человек с лицом церковного служки, постным и равнодушным. Редкие седоватые волосы, чуть обвисшие щеки, мешки под глазами - вид нездоровый вообще-то.
- Злой, - ухмыльнулся "служка", обнажив в улыбке желтые зубы. - Давно не виделись, давно.
- Так все поводов не было, твое воровское величество, - осклабился и Злой, протягивая руку. - Товарищ мой хороший, Арвин, - указал он на меня. - А это один из трех властителей Босяцкой Долины, Хек Заточка, без ведома которого ни единого мешка контрабанды на этом базаре продать нельзя.
- Мог бы поскромничать, но не стану, - сказал Хек, протягивая мне руку. - Так оно и есть, тут мой присмотр везде.

Из-за двери что-то ответили, Злой толкнул створку и мы оказались в следующей комнате, на удивление просторной и тоже полутемной. Обстановка в ней была тоже неожиданно приличной - низкий столик с несколькими кувшинами на нем, блюда с фруктами, мягкие кресла не из дешевых. В одном из таких кресел, спиной к единственному окошку, сидел невысокий, немолодой человек с лицом церковного служки, постным и равнодушным. Редкие седоватые волосы, чуть обвисшие щеки, мешки под глазами - вид нездоровый вообще-то.
- Злой, - ухмыльнулся "служка", обнажив в улыбке желтые зубы. - Давно не виделись, давно.
- Так все поводов не было, твое воровское величество, - осклабился и Злой, протягивая руку. - Товарищ мой хороший, Арвин, - указал он на меня. - А это один из трех властителей Босяцкой Долины, Хек Заточка, без ведома которого ни единого мешка контрабанды на этом базаре продать нельзя.
- Мог бы поскромничать, но не стану, - сказал Хек, протягивая мне руку. - Так оно и есть, тут мой присмотр везде.
- Большое хозяйство получается, - усмехнулся я.
- Угадал, - снова быстрая улыбка. - Но справляюсь, справляюсь, хотя уже и возраст, и здоровье не то… А вы присаживайтесь, не стоя же гостей принимают, - показал он на кресла напротив.
Кресла оказались на диво мягкими и удобными, сядешь - и тонешь. Из такого и не вскочишь быстро, и до кобуры в нем так просто не доберешься. Впрочем, это если кобура на поясе, а у меня второй револьвер под жилетом висит, подлокотники помехой не станут, если мне до него дотянуться потребуется.
- Я, Злой, признаться, тебя одного ожидал, - сказал Хек, наливая воду из кувшина в две кружки. - Вина с утра не пью, но если хотите…
- Нет, все в порядке, - Злой протянул руку за своей кружкой. - Просто я к тебе по одному делу, о каком мы раньше говорили, а тут новое возникло неожиданно. И мы к тебе даже не с просьбой, а скорее так, с вопросом, вроде как за советом.
- За советом? - иронично поднял тот бровь. - Ну-ну, чем смогу - помогу. Посоветую.
Злой глянул в мою сторону, кивнул, предлагая продолжить разговор.
- Мастер Хек, свела нас судьба… не лучшим образом, с разу скажу, с бандой Мака Шустрого, - начал я осторожно. - Знаком тебе этот человек?
- Знаком, как же иначе, - не стал тот долго размышлять над ответом. - Стрельба в "Благословении путникам" - это с вами была?
- Можно и так сказать, - кивнул я. - И Мак ее начал, без всякого повода с нашей стороны.
- Повод был, - спокойно ответил Хек. - Мак Шустрый заказ взял, за деньги. Так что винить его в этом по нашим законам нельзя, все он сделал так, как законы определяют. Ищи, кто вас заказал, и с ним разбирайся.
- Боюсь, что не выйдет так, мастер Хек, - все так же вежливо продолжил я. - Потому что Мак взял заказ на таких людей, которые живут по другим законам, и эти законы создают сами. Мак сделал ошибку. Причем уже вторую, в первый раз он пытался это же сделать в городе Рюгеле.
- Рюгеле? - чуть нахмурился Хек, словно бы озадачившись.
- Тогда банда была не Мака Шустрого, а Вилана Дятла.
- Вот оно что, - кивнул он. - Что-то такое слышал, это когда Дятла и убили. А с ним еще и Вея Погонщика хлопнули, насколько я помню. Второй раз неудача, получается?
- Получается, что влезли они туда, куда бы им лезть не стоило, - вмешался в разговор Злой. - И оставлять это без наказания мы не будем.
- А от меня что хотите? - Хек разломил оранжевый абрикос, большой и спелый, вытащил косточку и затем откусил половину одной из долек.
- Мы хотим, чтобы ты и впредь сохранял с нами добрые отношения, - сказал, глядя ему в глаза, Злой. - И когда власть в городе… изменится, так скажем, ты и дальше мог вести свою тихую коммерцию. Люди ведь запомнят то, что ты нам помог.
- Если я вам помогу, - чуть помолчав, заговорил Хек Заточка, - то это могут узнать и в Босяцкой Долине. И это будет нарушением всех тех законов, которые управляют нашей жизнью. А я, как один из "темных владетелей", обязан еще и за соблюдением закона следить. Мак не враг вам, Мак просто инструмент…
- Мак - дурак, - прервал его Злой. - Если инструмент из слабого железа, им нельзя обрабатывать сталь. Мак взял заказ на тех, кто не прощает ничего. Потому что играет в такие игры, в каких Маку Шустрому места нет. И Мак Шустрый должен стать понятным намеком для тех, кто хотел бы брать подобные заказы впредь, - Злой, подавшись вперед, уставился Хеку в глаза. - А если Мак не сможет ответить, то пусть отвечает тот, кто его покрывает. Нам нет дела до законов Босяцкой Долины, Хек. Нет. Мы меняем мир, а не одну поганую трущобу в торговом городе. Ты или с нами, как мы думаем сейчас, или становишься против нас. Решай. Сейчас решай, пока мы все в этой комнате.
Злой протянул руку за кувшином и долил себе воды, потом сказал:
- Пока я пью эту воду - ты думай. Потом я встану и выйду за дверь. Ты можешь подумать, что знаешь достаточно о наших планах и теперь, поссорившись, сможешь этими знаниями себя защитить. Но я бы на твоем месте не стал на это сильно рассчитывать. Колеса истории вращают из таких мест, что никто из нас не в силах этому помешать.
Хек не разозлился, хоть я этого и ожидал, а даже засмеялся, пусть и не слишком весело.
- Ну что, ты места для непонимания не оставил, - вздохнув, Хек Заточка посмотрел сперва в окошко, потом снова повернулся к Злому. - Выбирая между законом и своим благополучием, я выберу, разумеется, благополучие. Но подставив меня, Злой, ты потеряешь союзника в Босяцкой Долине. Думал об этом?
- А никто и не собирается тебя просить выдать Мака с его ребятами силой, - Злой надавил на слово "просить", явно стараясь подсластить пилюлю. - Когда начнутся… те события, о которых мы будем говорить сейчас, Мак Шустрый наверняка попытается в них участвовать, верно?
Хек даже развел руками в знак великого удивления:
- Кто в Долине пропустит такой момент?
- Нам нужно сделать так, чтобы к Маку на тот момент информация попала.
Хек помял подбородок в ладони, пожевал губами, потом сказал, осторожно эдак:
- Пожалуй что можно будет подкинуть наколку. Знаю как сделать, потому что человек, который им вообще сведения сливает, мне каждым своим вздохом обязан. И долг я взыскать могу очень строго.
- Тогда мы тебе скажем через пару дней, где Мак сможет взять большую добычу во время бунта.
Хек, прикрыв веки, кивнул и затем сказал:
- Если Мак пойдет туда, то вернуться он уже не должен. Ни он, ни кто-то из его людей. Ни один.
- В этом и смысл.
- Именно в этом.
- Значит, мы договорились? - решил подвести итог Злой.
- Мы договорились, Злой. Хоть мне это совсем не нравится.
- Я всю жизнь делаю то, что мне совсем не нравится. Ничего, из того, что я делаю, мне не нравится, вообще. Но приходится делать.
- Ты на службе.
- А ты хочешь получать выгоду. А платить надо за все.
- Верно, - кивнул Хек и откинулся на спинку кресла. - Давай теперь обсудим что я заработаю таким своим согласием.
- Ты ведь имеешь в виду Луи Сонного?
- Верно, - подтвердил Хек. - Луи вошел в большую силу и тоже хочет долю в контрабанде. Но мне почему-то больше нравится, когда все доли у меня. Так, понимаешь, легче за всем присматривать, - улыбнулся он Злому.
- На Луи есть материал, который ты нам дал. Его будет все время хотеть городская стража.
- Она его хочет последние двадцать лет, а Луи даже не скрывается, - удивленно развел руками Хек. - И я не скрываюсь.
- А теперь она будет хотеть его достаточно для того, чтобы привести в Босяцкую Долину даже солдат. Чтобы арестовывать его людей только за то, что они попали в списки. Чтобы не давать работать его заведениям. Считай, что это станет личным. Это я могу тебе обещать.
- Луи может и уйти, - задумчиво протянул Хек, - но мне, пожалуй, все равно. Главное, ему станет не до моей коммерции. Что и требуется. Хорошо, - хлопнул он ладонью по поручню кресла, словно ставя точку под этим пунктом разговора. - А когда следует ждать беспорядков?
- Беспорядки ты и начнешь. А вот сигнала жди… где-то через неделю. И выведи как можно больше людей.
- Люди из трущоб любят беспорядки, можно многое украсть и много заработать.

Глава

Круглый чуть-чуть оклемался, хоть и мучился болью, а прогноз доктора особенно радужным не был - похоже, что рукой своей действовать он уже никогда не сможет полноценно, пуля повредила сустав. Но руководил всем он все так же с кровати, был слаб и выглядел очень плохо, как покойник оживший.
После того, как он решил с бандой Мака разобраться, задача эта стала если и не главной, то и не последней в списке нужного. Мелочиться Круглый не стал, несмотря на то, что людей на все не хватало, послал двоих из валашской группы, что прискакала на винодельню, снять помещение под ломбард у Старого Форта. Именно валашцев, их по говору ни с кем не спутаешь. Маку Шустрому ведь нажива важна, ему все равно, кого грабить, но грабить и громить в этот приближающийся день должны были именно валашцев, так что усомниться в подсовываемой наживке он был не должен. И эти же двое, Варел и Дро, должны были изображать в этом ломбарде хозяев, Дарий порекомендовал их как самых гладкоречивых и сообразительных.
Понятное дело, что изображать ломбард без нормальных денег нельзя, но ведь пока откроется место, пока его покрасят, да пока новые прилавки сколотят - путевая казна Арио такой расход вынести вполне могла. Равно как и новую, богатую одежду для валашцев, образу соответствовать надо.
Исходя из того, что Хек обещал подкинуть Шустрому весть про ломбард заранее, мы решили, что слежка за местом наверняка уже установлена. И осталось только изобразить завоз большой кассы с золотом как раз за ночь до того, как все начнется. Все должно происходить вовремя.
Злой же сумел через какие-то свои связи найти и поставить на углу храма Сестры Скорбящей продавца медового печенья, подмазав местных стражей, чтобы смотрели в другую сторону. Место оказалось не слишком выгодным, но главное дело соглядатай сделал - узнал, что секретарь советника Патель выходит из дому каждый день в половину восьмого утра и каждый вечер, примерно после девяти, возвращается обратно. Получается, что у своего нанимателя в особняке не живет, что часто бывает.
Шел он на службу и со службы самым простым и коротким путем, почти все время на виду у других прохожих, так что просто схватить и затолкать его в фургон не получилось бы, запросто могли бы тревогу поднять. Да и сам секретарь, похоже, под форменным сюртуком держал небольшой револьвер, мог, случись чего, еще и сопротивление оказать. Так что здесь нужно было хорошо думать. Сомнений же в том, что секретарь Патель нам действительно нужен, не было ни у кого. Он и есть последнее звено в той цепи, за которую можно будет подвести к эшафоту городского советника Албина.
Да и не так важен сам Албин на эшафоте, как вскрытый заговор Валаша в свободном городе Улле. И ведь на самом деле такой заговор есть, это не борьба за трон в Риссе, где признания заговорщиков были написаны еще до их арестов.
Не нравился мне Ниган. Я специально взял его с собой в этот раз для того, чтобы поближе был, и теперь даже пожалел об этом. Лучше бы ему было с отрядом остаться, глядишь и успокоился бы на обычной службе. Не дает десятнику совесть воспринимать все то, что мы делаем, спокойно, все это через силу идет у него.
- Брат с Сестрой видят, Арвин, что не все мы в плане этом знаем, - шептал он мне, когда мы однажды вечером сидели во дворе винодельни, чистя оружие. - Преосвященный с Арио хотят горожан местных поразить валашской мерзостью, такое сделать, чтобы тех тут потом еще многие поколения ненавидели, а одним покушением на Берга такое не исполнишь ведь, а? Как думаешь?
- Не знаю я, Ниган, - уклонился я от прямого ответа. - Ничего не знаю. Наша задача сам знаешь - с бандой Мака разобраться и Пателя захватить. С делами преосвященного мы ничего общего не имеем и иметь не будем.
- Нет, не так, - замотал головой десятник. - Мы с ними в одной шайке теперь, не важно то, кто где стоять будет! Грабить и убивать тоже не всей бандой ходят, кто-то режет, а кто-то на свистке стоит, следит, чтобы не мешали, но живодеры в банде все! Все, понимаешь ты, Арвин? И будет на нас с тобой грех такой, какой уже никогда не отмолить и никакой своей кровью не смыть!
- Хочешь ты чего, Ниган?
Тот вздохнул, посмотрел с тоской на звезды, которых высыпало столько, что все небо над головой переливалось, потом сказал тихо:
- Не знаю я уже. Не знаю.
- Ниган, как решишь - ты мне скажи, - я попытался посмотреть ему в глаза, но было темно и тень закрывала его лицо. - Сперва скажи, до того, как ты что-то сделаешь, хорошо? Надо будет - отпущу я тебя, обещаю, не буду с нами держать. Земля велика и найдешь ты свой способ мстить, я знаю, так что не делай такого, что… ну ты сам понял, не буду я это вслух говорить.
- Арвин, ты бы и о себе подумал, а? - подался он ко мне. - Забыл ты свой путь, потерялся, вспомни о той присяге, какую принимал, когда в совершенные годы вошел. Было ли для вольного такое разрешено, что мы сейчас делаем?
- А нет вольных больше, Ниган! - прервал его я. - Нет! Убили всех. Всю семью мою убили и бросили падальщикам, я сам их хоронил, понял? И на их могилу во рву свою кровь лил, клялся добраться до того, с кого все зло пошло. И с этой дороги я не сверну.
- А с кого оно пошло, Арвин? - неожиданно тихо и спокойно переспросил Ниган. - С Орбеля? Да не смеши, до него лучше не было. С Орбелем оно до нас дошло, а так весь мир этот во зле таком живет и жить будет. И что, придет замест Орбеля Вайм и наступит благодать? Ты этого ждешь?
Я закрыл глаза, задавив в себе вспышку злости, отбросил клочок ветоши, воткнул шомпол в рамку револьвера.
- Ниган, мне все равно, что будет, - сказал я ему так же тихо. - Не верю я в лучшее. Но я сделаю все для того, чтобы Орбель сдох. И проживу достаточно долго для того, чтобы это увидеть. А потом… потом можно отправиться к реке.
- О чем ты? - не понял он.
- Неважно, - отмахнулся я, заталкивая патроны в барабан и убирая оружие в кобуру. - Главное ты понял. И не смей мне мешать, Ниган, слышишь? Не смей.
- Твоя месть, твое право, - буркнул он, отворачиваясь. - Только ты все же подумай над моими словами, оцени, какая цена для твоей мести хороша, а какая уже… ты тоже меня понял.
Я не сумел расценить этот как обещание. Для себя Ниган все решил и с нами лишь потому, что не может отряд бросить, потому как будет это предательство из тех, какому прощения нет никогда. Но вот могу ли я положиться на нем во всем - не знаю уже. Не знаю. Предать - не предаст, это точно, а вот подвести, даже нехотя…
Впрочем, отстранять его от дела сейчас точно не нужно. Что бы он сейчас не говорил, а драка у нас с обычными бандитами и душегубами намечается, и Ниган там на своем месте будет. Не подведет. Сейчас - не подведет.
Из моего отделения Арио сначала хотел забрать Болло, помочь с бомбой для покушения на Берга, но потом почему-то передумал, решил людей из отрядов не смешивать, и так двое валашцев уже другим делом заняты, не тем, что планировалось. На банду Мака Шустрого и так немного людей осталось, не то что каждая рука - палец каждый на счету. А я, в общем, и рад был даже, что самая мерзкая часть нашего дела не на нас легла, а на других. Пусть они эту ношу тащат. Тем более, что зная дезертиров Дария, уже уверенно сказать могу - им оно и не ноша, наверное. Это мы к войску Дикого Барона примкнули без году неделя, а Дарий, насколько мне слышать довелось, еще с Северной войны с ним, ко всему уже привык и все повидал. Может Арио поэтому мнение и поменял, не рискнул вольных в такое дело запустить.
У меня же главной заботой был поиск места, в котором Пателя можно будет захватить и в тихое место увезти. Вроде и не такая сложная задача, а вот поди же ты, никак не находится решение. Много стражи вокруг, чуть что не так пойди - сразу тревога поднимется, а истории с погонями нам тоже не нужны, никак, тихо все должно быть.
Решение нашел Вилан, которого я за редкую сообразительность с собой и взял. Когда мы с ним пешком шли по тому пути, по какому каждое утро в одну сторону, а каждый вечер в другую шел Патель, он обратил внимание на лавку, торговавшую всякой настольной бронзой по немалым ценам, от ламп до пресс-папье и чернильниц. Располагалась она в коротком, всего в три дома, переулке, с противоположной стороны зажатом высокой каменной стеной. И этот переулок был единственным местом, в котором Патель хотя бы не был виден со всех сторон. И людей здесь ходило мало.
Заправлял в лавке один единственный старикан, маленького роста, с длинными седыми волосами, собранными в хвост на затылке и с аккуратно стриженной бородой, одетый дорого и чисто, из чего я заключил, что или дела все же в лавке хорошо идут, или торгует он на самом деле чем-то иным, не бронзой этой самой, или у него и так деньги есть, а лавкой он занимается чтобы не скучать, такое тоже бывает. Посетителей было мало, а если точнее, то мы их вовсе не видели.
- А что, Арвин, может нам этой лавкой воспользоваться? - спросил Вилан. - Затолкать этого Пателя внутрь, да вместе с хозяином загнать в пристройку, вон дверь в нее.
- А из пристройки другая дверь есть? - спросил я.
- Не знаю пока.
- А надо узнать. И последить за хозяином, что он с утра и по вечерам делает. Хотя бы денек.
Торговец медовым печеньем передвинул свою тележку, а заодно успел поболтать с людьми, из чего мы узнали, что старикан и вправду денежный, дохода с лавки имеет немного, но продавать ее не собирается. Открывает ее рано, часов в семь утра, бессонница у него, а закрывает поздно, каждый день по-разному. Иногда пораньше, после чего идет в таверну "Тихий вечер", где играет в шашки с такими же стариками, а иногда закрывает поздно и идет домой. Живет он в том же самом доме, только на втором этаже.
Второй выход из лавки через пристройку тоже был, но в как путь отхода вызвал большие сомнения: дворик там тесный и воротами закрыт. А сами ворота, это даже так видно оказалось, несколько лет не открывались. Загони фургон внутрь и на это могут городские стражники внимание обратить, странно будет выглядеть, а если тащить этого самого Пателя до ворот, то могут просто заметить.
- А мы никуда его и не потащим, - сказал я уже Злому, с которым мы сейчас проезжали верхами мимо лавки, причем я уже в который раз.
- Хочешь прямо в лавке его и спрятать? - сразу ухватил мысль он.
- В лавке. Или у старика дома. Даже старику самому не велик ущерб, потому что с утра следующего дня начаться должно, а там мы и Пателя увезти уже сможем. Или даже властям передать.
- Можно, - кивнул Злой. - Точно, можно. Заставить все закрыть аккуратно, да и все. Только одну трудность вижу: а если кроме Пателя в переулке еще кто-то будет? Как в лавку его потащишь?
- А не знаю пока, - ответил я честно. - Подманить бы надо как-то, да вот как - не знаю.
- Патель из приличного общества, так что если его дама попросит помочь - он не откажет, я думаю. Нужно ведь чтобы он только к двери подошел, верно?
- Лучше бы в лавку заглянул, - пожал я плечами, - но дам у меня в отряде нет. Ни одной. Не заметил?
- Даму я найду, - Злой одернул непривычно сидящий на нем приличного вида сюртук, потому как выглядели мы сейчас никак не бойцами и не охранниками, а скорее средней руки купцами, прогуливающимися по городу. - И будет она выглядеть именно дамой, а не потаскухой.
- А кто на самом деле? - решил я уточнить.
- А на самом деле воровка и мошенница, - засмеялся Злой. - Но именно такая, что приманивает жертв невинностью вида и умением держать себя княжеской дочерью. Никто пока не усомнился. Пошли, поищем ее, не будем времени терять.
- Пошли, коли так, - осталось согласиться мне.
Идти пришлось не близко, к самому порту, чему я и не удивился, весь темный люд, какой не совсем трущобный, в таких районах и обитал. Дело было к вечеру, начинало темнеть и над окнами похабных домов начинали зажигаться красные фонари, под которыми в окнах стояли, подмигивая проходящим мужчинам, местные шлюхи. Открывались те кабаки, которые только с вечера и работать начинают, толпа все гуще заполняла узкие улицы. В городе наоборот все затихает, до выходных как минимум, а в этом месте жизнь вверх тормашками, почитай, что утро настало.
Вел Злой уверенно, явно знал эти проулки хорошо и не так как я, по карте, а ногами хорошо исходив. Но его близкое знакомство с городом Улле я и так давно приметил. Сначала он толкнулся в потерявшееся в глубине темного переулка здание с вывеской "Пансион "Бриз", перекинулся парой фраз с хозяином, приоткрывшим дверь на массивную цепь, потом махнул мне рукой, мол, дальше пошли.
- Еще днем ушла, говорят. Пошли в "Зингарское счастье", там она может быть, посмотрим.
Дальше мы шли совсем извилистыми переулками, протискивались в какие-то даже незаметные со стороны проходы, пару раз прошли через пахнущие помоями задние дворы, а затем вдруг оказались на довольно ярко освещенной, хоть и неширокой улице, у входа в большой трактир, над крыльцом которого горела целая гирлянда масляных фонарей, а в дверях стояли аж двое вышибал, что уже само по себе показатель "чистого заведения в грязном месте". В хороших районах вышибалы так и вовсе не нужны, а в дешевых местах за таких обычно буфетчики.
Один из вышибал, смуглый, с черной кучерявой бородой, толкнул перед нами дверь, пропуская внутрь. Зал оказался неожиданно большим, заставленным круглыми столами под скатертями, что уже само по себе можно было роскошью считать. Стены крашены в темно-красное, пол под ногами чистый и выложен хорошей каменной плиткой, подавальщики в белом. И публика вокруг приличная, ни откровенно бандитских морд, ни загулявших мелких приказчиков.
Пока я глазел по сторонам, Злой зацепил за рукав пробегавшего мимо подавальщика, спросил того негромко:
- Мирки не вижу, здесь он?
Подавальщик огляделся, потом сказал:
- Здесь, отошел куда-то просто, подождите малое время, почтенные. Вон и столик как раз пустой, присаживайтесь.
- Садимся, - сказал Злой. - Ты нам пока вина красного и воды принеси. Малый кувшинчик, так, чтобы Мирку дождаться.
- Сделаем, - солидно кивнул подавальщик и убежал в сторону буфета.
Злой объяснил:
- Нечего торчком стоять, внимание привлекать, тут подождем.
- А Мирка - это кто?
- За распорядителя здесь. Без него в малый зал не попадешь, да и не скажет никто ничего, как бы не спрашивал. Кабак это не простой, сюда много серьезных людей ходит, из тех, что лишнего внимания не любят. К слову, Луи Сонный, так огорчающий нашего друга Хека Заточку, здесь тоже часто бывает. И ведет себя, к слову, здесь всегда прилично, что в других местах с ним редко случается.
- А что музыки нет? - удивился я. - Название вон какие, и имя опять же, Мирка… зингар ведь, так?
- Зингар, верно, - подтвердил Злой. - Но музыка здесь позже начинается, считается, что ранний посетитель любит в тишине посидеть, поговорить, и только когда совсем напьются, тогда им песни с плясками подавай. Солидное место, говорю же.
Мирка подошел к нам минут через пятнадцать - самый настоящий зингар, сумевший надеть под шитый золотом желтый жилет шитую красную рубаху, и подпоясать это все зеленым кушаком. Черные кудрявые волосы намаслены и назад зачесаны, усы завиты, улыбка в тридцать два зуба.
- Ай, мастер Злой, давно не навещали, - разулыбался он, отодвигая от стола свободный стул и усаживаясь с нами. - И что так скромно сидите? - он показал на наши кувшины. - Дела как всегда?
- Да почти что, - столь же приветливо осклабился Злой. - Мы Марелу ищем, нет ее здесь?
- Зачем тебе Марела, - притворно удивился Мирка, - мало красивых женщин в этом районе? Загляни под любой фонарь…
- Мирка, - поморщился Злой, - не сбивайся на пошлости. Мы же не с улицы пришли.
- Там, - зингар показал пальцем с надетым на него огромным перстнем на входную дверь, - как раз улица. И вы оттуда пришли. Но это я так, просто уточняю. Зачем тебе Марела? - зингар жестом подозвал подавальщика и сказал ему негромко: - Бутылку марайского, сам знаешь с какой полки. Я угощаю, - снова улыбнулся он нам.
- Мирка, я очень ценю твое гостеприимство, но нам надо искать Марелу, - сказал ему Злой. - В любой другой день я бы с удовольствием распил с тобой не то, что бутылку, а большой кувшин вина, но…
- Ты не ответил на мой вопрос, Злой, - Мирка откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. - Это невежливо, демон возьми.
- Мы ей работу предложить хотим.
Мирка просто прикрыл веки в знак того, что понял, потом сказал:
- Марела здесь, но она занята. Говорит с одним большим и важным человеком, который присматривает за тем, чтобы у нее всегда все было хорошо. Посидите со мной, расскажите что-нибудь, а потом я вас к ней проведу.
- Это Пик Шкипер, что ли, - усмехнулся Злой. - Вроде как он за портовый район перед темными владетелями отвечает. Или ошибаюсь?
- Ты редко ошибаешься, но сам знаешь, что давать ответы на такие вопросы здесь считается неприличным, могут не понять.
Разговор так и шел дальше, непонятный, состоящий из шуточек вперемешку с намеками и недомолвками. Принесли вино, оказавшееся на удивление хорошим, к вину сыр, нарезанный кубиками, разных сортов, пересыпанный красным и белым виноградом. Пили его уже не разбавляя, не тот сорт, такое разбавлять - только портить, но допить не успели - к Мирке подбежал подавальщик, прошептал что-то, после чего тот сказал, поднявшись из-за стола:
- Я вас к Мареле проведу, пошли.
И не дожидаясь ответа, направился вглубь зала, как оказалось - к тайной двери, прикрытой от нескромных взглядом портьерой и заодно ширмой. И за дверь, куда он вежливо пропустил нас, оказался еще один зал, поменьше главного, с деревянными кабинками на шестерых каждая, выстроившимися вдоль стен. Диваны в них были обиты синим бархатом, темно-синими же были и стены в зале, только светильники из начищенной бронзы, как те, какими торговал старика в лавке, куда нам надо Пателя заманить.
Мирка, широко, но совсем неслышно шагая по ковру, подошел к самой дальней кабинке, что справа, и сказал сидящей в ней женщине:
- К тебе гости. Ужин за ваш счет, - тут же повернулся он к нам.
- За наш, за наш, - засмеялся Злой. - Мы время отбираем, мы его и оплачиваем.
Зингар кивнул и, быстро повернувшись, ушел.
- Здоровья и благоденствия тебе, Марела, - сказал Злой, усаживаясь за стол без какого-либо приглашения. - Давно не виделись. Это товарищ мой, Арвином зовут.
- И тебе благоденствовать, Злой, - белозубо улыбнулась молодая женщина. - Зачем это я тебе понадобилась?
- Как зачем? Таланты твои всегда востребованы.
Она была красива, без всякого сомнения. На первый взгляд ей было годам к тридцати и приближалась она к возрасту самого своего расцвета. Темно-русые волосы, гладко зачесанные назад и собранные в аккуратный блестящий пучок, гладкая, чуть смуглая, удивительно нежная кожа лица, пухлые губы прихотливого изгиба, нос с едва-едва заметной горбинкой, большие темные глаза с длинными ресницами - идеальная красота. И ведь даже не поймешь, зингарка она или нет, совсем не похожа, если не учитывать обстоятельства встречи и имя.
Ухоженная, прекрасно одетая, никакой зингарской пышности - дочь владетеля, да и только, после лучшего пансиона в Улле. Кто бы поверил в то, что она живет в портовом районе, в пансионе со множеством запасных выходов.

- Кого и на что надо развести? - опять с улыбкой спросила она.
Меня немного поразил контраст между внешностью и выражением "развести", и даже голос ему не соответствовал - мягкий и глубокий. Какая-то странная, даже преступная красота.
- Надо сделать так, чтобы человек на минуту свернул с привычного пути и зашел в лавку. И все.
- Интересно, - чуть приподняла и без того высокую бровь Марела. - И вы его там, насколько я понимаю…, - она сделала короткое движение ножом, которым разделывала большой ломтик дыни. - И я буду соучаствовать, так?
- Не так. Никто его не убьет. Я знаю твои правила, иначе не пришел бы.
- Когда и где?
- Примерно через три дня, вечером, неподалеку от храма Сестры Скорбящей.
- Только заманить?
- Только.
- Пятьдесят золотом, - сказала она, не слишком тратя время на обдумывание. - Половину вперед. И мне понадобится свой кучер с хорошей коляской, ему надо будет заплатить еще десять золотом, итого шестьдесят.
- Всегда приятно иметь дело, - вполне серьезно сказал Злой и потянулся за кошельком. - Знаю, что предупреждать тебя не надо, но подводить нас нельзя. Да, нельзя, совсем.
- Злой, я знаю, - так же серьезно сказала Марела. - И я не подвожу, я в своем ремесле еще с прабабки.

Глава

- Марела мошенничеством на жизнь зарабатывает с самого рождения, - рассказывал Злой, когда мы уже не торопясь шли по улицам в сторону набережной, где собирались остановить извозчика. - Для местных зингар она вроде легенды или божества, иначе и не скажу.
- Почему?
- Ты зингар не знаешь? - засмеялся Злой. - Если не знаешь, то вон, на Мирку посмотри, золото на бархате. Или на девок зингарских. А эта… ну ы сам видишь. Хотя, на самом деле, она по крови зингарка только наполовину, по отцу. Мать ее из Бакена, ушла с табором примерно тогда, когда и я… с Арио. В общем, Марела в Улле и не работает почти никогда, разве по мелочи, предпочитает в княжества выбираться разные, в города побогаче, где изображает богатую невесту. Крутит извилины дуракам-женихам, заставляет их делать глупости, тратить деньги туда, куда говорят… ну а потом невеста исчезает, чаще всего оставив счастливого избранника в дурацком положении, да еще зачастую и в розыске.
- Даже так?
Я увернулся от тележки развозчика, которую толкал перед собой разогнавшийся взмокший мальчишка. На улице было тесно и шумно, а к вечеру, похоже, еще и дождь наметился, парило так, что рубаха к телу прилипла.
- Даже так, - в тон мне повторил Злой. - Но сейчас, с началом войны, у нее дела сразу хуже пошли. И дороги опасней стали, и стража в княжествах бдительней, в общем, думаю, что деньги ей нужны. Поэтому так сразу и согласилась. Но хороша, а? - неожиданно спросил он.
- Это уж точно, прямо ангел, - согласился я. - С таким лицом е из тюрьмы выпусти и уже в воротах никто не поверит, что она там сидела.
- Тем и берет. Зингары, сам знаешь, вроде как гипнозом владеют, бабы их, по крайней мере. Все так говорят.
- Гипнозом, не гипнозом, но чем-то владеют, - согласился я, вспомнив историю своего похода с зингарским табором. - Была возможность убедиться и поверить в такое.
- Обобрали когда-то? - хохотнул Злой.
- Нет, другое совсем, - не стал я в подробности пускаться. - Но знаю, что это так.
- Вот этим и пользуется, - Злой остановился возле витрины под красным фонарем, в которой, подбоченившись, стояла девица в черном корсете и плетеных чулках, подмигнул той, да и дальше пошел. - И мы этим воспользуемся.
- Я так понимаю, что после того как… гм… все это случится, с нас уже все взятки будут гладки?
Как-то так все планируется, с расчетом на большие изменения. Вроде как сейчас хоронимся, а потом чуть ли не править в Улле собираемся. Такое у меня впечатление складывается.
- Верно, так и запланировано. Круглый же не просто сторонников торговли с Риссом пытается в Совете рассадить, но еще и сам Совет реформировать, вроде как исключить из него навсегда представителей тех домов, которые запятнали себя… ну ты понял, как там дальше.
- А получится? - я удивился такой решительности планов.
- Может и не получится, но у Арио обычно получается. Через просто выборы такое бы не вышло, а вот если заговор, и злодеи обозначатся, покажутся всему народу, то и дело другое. Как думаешь?
- Может и так.
Из-за угла показалась открытая извозчичья коляска, запряженная одной лошадью, и Злой свистнул в два пальца, подзывая ее. Сидевший на облучке кучер с готовностью закивал, останавливаясь перед нами.
- До рынка на Западном тракте, - сказал Злой, забираясь на сиденье.
Я вскарабкался следом, почувствовав, как коляска просела подо мной на мягких рессорах. Уселся на мягкое сиденье, откинулся, вытянув ноги - немало сегодня походили, даже устать успел.