День первый. Туман


По речному простору стелился густой туман, постепенно вязкими языками охватывая предутреннюю гладь воды. Для августа, когда северное лето потихоньку прощается с природой, такое явление совсем не редкость. Но именно этот туман был на изумление диковинным: свежайшего молочного отлива, глухой, без малейших просветов. Он стремительно пожирал широкое пространство над излучиной реки. Сначала сизоватыми клубами покрыл противоположный берег, следом блеклый песчаный островок, выросший на середине стремнины, а затем почти полностью закрыл и саму зеркальную гладь речной воды. Пробивавшееся, было утреннее солнышко так и пропало в глухом мареве накатившей ниоткуда белёсой мглы.

- Глико, бель каковской на реке выпал, никак водян с бодуна ваганит, - мужчина, возраст которого вроде как и вышел из разряда среднего, но и стариком его было называть рановато, положил на корму плоскодонки рыболовную снасть и подслеповато сощурился. – Видатьца, холода с полноци надувает. Но почто тодысь кости на погоду не кретат?
- Дед, не заменяй Гидромет, им тоже зарплату получать хочется, – со смешком ответил ему совсем еще молодой мужчина, такой же широкий в плечах и чем-то схожий на лицо с пожилым северянином. – Видатьця шабаш удьбе! – он испытующе глянул в сторону исчезнувшего в гуще молочной мглы берега и озабоченно поинтересовался. – В такой туман и паром, небось, не пойдет?
- Быват, и не ходит, - утвердительно кивнул старик Пименов, затем придвинул к себе ведерко. – Есть улов, с собой в город возьмешь.
- Да зачем мне, деда Миша, ваша рыба, в наших магазинах её полным-полно. Хошь белая, хошь красная, а если очень хошь, то и акулу прямо к порогу доставят. Провоняет на весь вагон, пока довезу. Баба Таня с вечера подорожники печет, мне до дома их с лихвой хватит.
- Ну, дело твоё, - свел недовольно густые, пшеничного цвета брови Пименов. - Эх, хорошо живетице в вашенских городах.
- Да живем, уж не тужим! - широко улыбнулся молодой человек. В его крепкой фигуре и спокойном выражении лица проглядывалась природная сила и уверенность в себе. Такие люди обычно слов зазря на ветер не бросают, но горы маленько-помаленьку сворачивают. – Давай, я на весла сяду, шибче пойдем. Я, знаешь, дожидаться дневного парома не буду, на лодке и уйду на тот берег. Ты потом заберешь её, или кто по пути подхватит. О вергой, и связь пропала!
Пименов осуждающе покачал головой, лишний раз поминать болотную нечисть считалось не к добру. Даже в век интернета и космических технологий жители этого глухого угла были подвержены древним суевериям. Да как тут в них не поверишь где-нибудь в чаще глухой да непролазной? Или когда лешак начнет тебя, старого лесника по топям, да гарям кружить! Тут и матушку вспомнишь, и Богородицу, и черта лысого!

Хотя старым себя Михаил Иваныч не ощущал. Давно ли сам бревна ворочал и мешки таскал центнерами? В деревенской жизни разную работу делать приходится, здесь особая сила и природная сноровка требуется. Вот в городе да, неумехам и лентяям выжить намного легче, да и сама жизнь слаще, да проще. Наверное, потому молодежь нынче в деревне и не остается, уж какой десяток лет поддерживая касту горожан свежей и физически здоровой кровью. И ведь никто из правителей за все это время так и не смог остановить одностороннее течение.
Вот и Колька Пименов, как перебрался в область на учебу, так там и остался. А чего ему? Работы по его специальности в городе хватает, без куска хлеба он точно не останется. Вот в ком из их большой семьи Михаил Иваныч был уверен, так это в своем внучатом племяннике, внуке старшего брата. Нет давно ни самого брата, ни его сына, который Пименову приходился родным племянником, но старинный род Пименовых продолжает существовать на белом свете. И это главное, что держит крепким якорем пожившего на земле человека. Старость ведь не радость. Тут скрипнет, там стрельнет, так и плетешься до вечера.

У самого же Михаила Иваныча с детьми как-то не задалось. Видимо, слишком много времени он уделял своей работе, стараясь в лихие девяностые сполна обеспечить семью, вот и упустил из рук саму семью-то. Старший сын Петр благополучно окончил школу, сходил в армию, да так там и задержался. В Подмосковье, где служил, ему предложили остаться по контракту в элитной части. Куда еще возьмут здорового, но не шибко образованного деревенского детину?
Сын же благодаря армии выучился, а затем в столице нашел и работу. Хотя какая это работа? Михаил Иваныч с досады сплюнул, вспомнив, как самолично съездил в Москву, будь она не ладна! Чтобы попасть на свое рабочее место, сыну приходилось каждый день по полтора часа трястись сначала на маршрутке, потом на электричке. Теснота, духота, дикие толпы разномастного народу! Шум и гам неимоверный! Какая ж это жизнь?
Сам Пименов младший устроился в некоей шарашке менеджером по продажам. Так он самолично свою трудовую деятельность обозвал. Старик же никак не мог понять - как это взрослый и здоровый мужик станет работать обычным продавцом бумаг? Сидит цельный день за компьютером и только кнопки нажимает, пузо отращивает.
- Батя, - задорно смеялся в ответ Петр, - для Москвы это самая наилепшая работа. Да у меня премия в квартал больше, чем у тебя лучший тракторист за год зарабатывает, а ведь еще и зарплата капает, прочие бонусы.
Так и есть! В столице этой бешеные деньжища крутятся! Все вокруг застроено бетоном, закроено асфальтом, куда взгляд не бросишь - одни автомобили и магазины.
Михаил Иванович по дурости своей деревенской зашел как-то в один из них. Лапоть лапотный, а купился на дешевую заморскую мишуру! Цены на шмотки прямо-таки поразили старика – это же цельный дом в деревне можно прикупить с баней в придачу. Это за две то цветастые тряпочки, что срам еле прикрывают! Люди бают, что тех миллионеров в Москве больше, чем во всей Америке. Вот и транжирят богатства направо и налево.
Петр понемногу устроился в суматошной жизни столицы, купил в пригородном бетонном муравейнике квартиру в ипотеку, машину в кредит, зажил как все москвичи. Работа, дом, отпуск на теплом море, шопинг. Все в гости зазывал обновками похвастаться, но старик Пименов твердо порешал, что туда уж больше ни ногой. К себе в деревню зазывал, да, был случай.

Один только раз и приехали гости московские с внучком, родину предков повидать. Жена Петра, такая же босоногая лимита с Костромы, крикливая блондинка только что носом крутила, завидев Койдагорье. По приезде сразу же заявив, что местная грязь её совсем не интересует, а хочется на пляжи в Турцию или Таиланд. На речку купаться она так и не сходила, в лес за ягодами тем более. Местные таежные комары, видите ли, ей сильно досаждали, постоянно чем-то вонючим мазалась и «хумигаторы» по всей избе наставила. Но родному внучку в деревне очень даже понравилось, Пименовская в нем проснулась порода! Жаль, что как его увезли, так старик его видел только на экране планшета, подаренного на прощание сыном.
Эту достаточно сложную для пожилого человека технику помог освоить уже Николай. Он как раз компьютерными сетями в городе занимался. Молодой специалист поставил деду симку от местного оператора, настроил технику и показал, как в Ынтернете по страницам поисковиков бегать. Михаил Иваныч потом уже и не рад был, что получил клятое «Окно в мир». Больно уж много всяческого зла на Земле завелось, или это публичный люд так бесконечно смаковать его любит? Хлеба ведь нынче в мире хватает, вот и кинулись людишки во все тяжкие в поисках невиданных зрелищ. Неразумен человек в удовольствиях. Это ведь в труде да заботе лишний раз подумаешь, как лучше сделать, развлечения же чаще, по сути своей бестолковы изначально.

Туман рассеиваться вовсе и не собирался, а казалось, что становился только гуще. Таковской ярой байги давненько в их краях не случалось, она обычно ближе к морю накатывает. Оглянувшись еще раз в сторону реки, Пименов, не спеша, побрел по поросшей травой дорожке, взбираясь на койдагорскую вараку. Только что он проводил Кольку, тот торопился на поезд, даже не позавтракал, сказал, что в вагоне отоспится и перекусит.
После обеда сосед Пименова Осип Никанорыч по своим делам на тот берег собирался, обещал по случаю пименовскую лодку обратно свезть. Опять, небось, стервец за оловиной намылился. «Бизнес» у него! В больших двадцатилитровых канистрах эту дрянь к себе в сарай перетаскивает, там через самодельный фильтр перегоняет, на травах настаивает, а затем потпоршшикам климовским на лесопилку продает. Товар качественный, лучше водки, голова с него не болит, посему хорошо берут.
Эх, нет на «бизнесмена» никакой управы! Что за власть пошла нынче такая - за тридцать лет вовсе свой новый порядок навести не могут. Нынче Пименов еще острее понимал древних стариков с их разговорами о Сталине. Ведь без порядка в государстве простому человеку ох как нелегко приходится! Сильные да наглые завсегда локтями к кормушке пробиваются. Тех, кто посовестливей да послабее на обочину жизни сталкивают. Сколько так младых, да старых, да немощных в могилу свезли ранее времени? Беда стране, где закона людского нет, погибнет она, как обры.

- Михайло, кодысь впроходку обощол?
Старый дед, вот это был форменный, самый пренастоящий Дедко, девятый десяток разменял, коротал утро на ветхой скамейке. Закрыв от утреннего, низенько стоящего солнышка ладонью глаза, старик подслеповато уставился на Пименова.
- Здорово живешь, Ерофей Палыч! - вежливо поприветствовал старшего Пименов и присел рядом. Они степенно, как водится, несколько минут помолчали, оглядывая запустелую сей час дорожку. Это лет сорок назад по ней поутру уйма народа на работу спешила; с шутками, да прибаутками деревенские трудиться пёхали; с грохотом прокатывали трактора и завывали на подъеме натруженными движками грузовики. Сейчас же проезжая часть только что крапивой не заросла. Некому стало в заброшенном властями поселке землю обрабатывать.
- Вот внучка проводил, - продолжил неспешный стариковский разговор Пименов.
- Стало быть, не дождалси парома, поезжанин?
- Байга откудась и нашла, затянула оба берега. Так ему чего-ждать-то? Всякось успеет на дневной паровоз. Добрые люди до станции подбросят.
- Подбросят, - качнул головой старик Ерофей. – Твои-то сей год были?
- Да куда там! – досадливо дернулся Пименов. - Петька все по заграницам отдыхат. Варвара ж … семья у ей, все в делах заботах, девка.
Он тяжело вздохнул, будто бы только что выставал на высокий яр.

Дочка, любимейшая некогда и испотаченная излишней опекой дочурка по глупости ранёхонько выскочила замуж. Любовь у ней, видишь ли, образовалась беззаветная к прикомандированному к лесхозу специалисту. По этой причине профессии хорошей получить не успела, тот час рванув за мужем в другой район области. Там она как-то стремительно нарожала детишек, ведя нынче незатейливую жизнь обычной русской женщины. Нелюбимая работа, необходимая лишь для прокорма, муж выпивоха, дети неслухи. И все это безобразие, как водится, тащилось именно на женских плечах, которые, к слову, давно уже не те.
В условиях безразмерных северных просторов попасть в её поселок было сложнее, чем в областную столицу. Величайшая страна Советов с превеликим интернациональным апломбом отстраивала национальные окраины, позабыв в этом рвении о государственном становом хребте - кондовой исконно русской провинции, так и оставив в итоге её без дорог и прочего современного обустройства. Не любили излишне самостоятельных себе на уме поморов ни при Империи, ни при Советах, ни в нынешнем огрызке с совершенно нерусским названием. Фюдерация, что и за слово такое нехристи выискали?
По этой банальнейшей причине виделись отец и дочь довольно редко, где-то раз в три года. Да и оборвалась со временем бывшая некогда необычайно душевной связь между рано обабившейся молодухой и еще не старым сердцем мужчиной. Куда только и делось это все в потоке времени? На него-то самого жонки завсегда оглядывались, и молодые, да и не очень. Косая сажень в плечах, веселое лицо записного балагура, трудяга, каких мало. Но и Пименова согнуло, обтесало, обжевало и выплюнуло. Ох, времюшко…чересчур уж ты жестоко к нам, людишкам относишься.
- Надо быть один остался? - дед покачал головой, затем втянул носом воздух. – Чуешь, чем пахнет? Горит тойдысь где?
- Не слыхивал, вирать не буду, – Пименов поднялся с обтесанной колоды, заменявшей скамейку, и бросил на прощанье. – Итить надо до старухи. Как там пелось-то –« Я до тех пор любить тебя стану, Покуда не женюся». Бывай, сосед!


На причале, тонувшем в мареве странноватого белесого тумана, копошилось несколько призрачных фигур.
- Никанорыч, подбросишь до того берега?
- А ты его видишь, берег-то? Вот вергой каковскую байгу напустил! Уж не упомню таковской на своем веку.
Патлатый мужичок деловито укладывал на дно большой лодки пустые пластиковые канистры, веревки и какие-то мешки.
- Ничего, найдем, чай не море!
- Кто его нынче знает, - стоящий рядом с мужиками невзрачный тип, смоливший самокрутку, со значением выговорил, - можа и море. Никто ж не видит, что там дальше стряслось?
- Ну, ты, блин, Стивен Кинг доморощенный! Так перевезешь, Никанорыч? Парома сёдни, по всему видать, не будет.
- Не будет, - задумался мужичок. Его, вообще, накось обуяли мрачные сомнения. Может, и того - не стоит сегодня никуда плыть? Так, бизнес, однако, куда деваться! – Лады, сигай в лодку, только чур, вы на веслах. Перевоз отработаете!
Через пять минут лодка с самим хозяином на корме и двумя молодыми парнями, отдыхавшими в Койдагорье у родственников, отчалила от пристани. Через мгновение они скрылись в тумане и больше их никто и никогда не видел. Курильщик после исчезновения лодки в тусклой мгле зябко передернул плечами, жутко не нравилось ему это молочное марево, хоть тресни, и поспешил покинуть берег.

- Электричества нет, а мяса склянной морозильник. Что ж деется-то? Страсть!
- И связь, как назло, пропала. Хотела дочери в город позвонить, ан, нет гудка-то! Опять, кодысь, авария?
- Куды только начальство поглядает? Заведеньё когда-нибудь у нас в стране наведут?
- Какой порядок на Руси? Окстись, старая!
- Какая я тебе старая, пеньшок трухлявый. Опять, небось, за бутылкой в тетрадку припёрси?
- Не твое собачье дело!
- Вот все твоей Нинке расскажу!
- Только попробуй, карга старая!
- Цыц, бисовы дети, разорались тут! Чего стоим, Ларка торговать сегодня будет?
- Так электричества нет, Илья Митрофанович, касса-то без него не фурычит. Кажет - Мне работать нонче низзя!
- И правда, как же …
- Ну а как так-то? У меня мука кончилась, да лавровый лист для солева купить надобно. Лариса, открывай калитку!
- Трубы горят! Ларка, давай торгуй!
- Паром пришел, али нет?

Бурлящие от утренних новостей, постоянно перемещающиеся по площади аравы койдагорцев сгуртовались перед широким крыльцом магазина. Здание некогда принадлежало Сельпо и было самым большим магазином в поселке. Люди разволновались так, как во времена сухого закона при Меченом, не при людях будь помянутым. Когда в те годы с барж отгружали спиртное, то такая на весь поселок готьба стояла! Дело даже до мордобития доходило.
Хотя винить людей в излишнем волнении никто бы не стал. Больно уж сей день утро в Койдагорье началось непривычно. Сельчане разом оказались отрезаны от всего внешнего мира. Странный и неимоверно густой туман на реке, обзываемый в этих местах байгой, такое впечатление, что вдобавок многим из жителей как будто и сознание затмил. Со стороны могло показаться, что некая потусторонняя мгла раз за разом накатывала на некогда большой и богатый поселок, вызывая в сердцах людских страх, а в головах помутнение.
Выросший в эпоху расцвета леспромхозов из нескольких деревень и подворий, поселок со временем начал скукоживаться взад. Срублены начисто все легкодоступные лесосеки, запрещен сплав по обмелевшим после этого решения речкам, закрылись лесозаготовительные конторы, лесопилки и гаражи. Судьба многих поселений, оставшихся догнивать свой век в таежной глуши Русского Севера. Государство успешно высосало отсюда все ресурсы, наплевав затем на нужды живущих в этих местах испокон веков северян. Что ему люди? Винтики в системе!

В проулке неподалеку от магазина остановился в немом недоумении высокий парень. Хотя, как сказать, парень? В былые времена двадцатидевятилетнего молодого человека уже степенно величали вполне взрослым мужчиной. В таком возраст стоило иметь нормальную работу, семью и «царя в голове». Но это в «хорошие» времена. Сергей Колмогоров собственную планиду проживал широко и просторно, в соответствие нормам нонешнего века.
Вернувшись из армии, где прослужил два года бравым десантником, захватив пару лет сверху, он возжелал богатой на события и приволья жизни. Парня с деревенской закалкой звали и дальше продолжить службу по контракту, но Серега больше всего на свете любил вольный простор, привычный его пылкой самобытности. В те молодецкие годы казалось, что вся жизнь буквально распахнута перед его настойчивым взором и решительной поступью. По факту же все получилось несколько иначе.
Так бывает в жизни: наши ожидания зачастую не стыкуются с текущей реальностью и вытекающими отсюда последствиями. Вот и судьба бывшего десантника сама собой свернула на заурядную поселковую колею: непостоянная работа где-то на стороне, незатейливые развлечения, ветреные в любви подруги. Сейчас же Колмогорова беспокоило решение чрезвычайно насущного вопроса – каким способом похмелиться? Нет, он не был записным деревенским колдырем, но «накатить» в веселой компании любил. Видимо, такая черта характера досталась ему от беспутного отца Сергея. Вчерашняя гулянка ощутимо давала о себе знать, а непонятная толкучка у поселкового магазина настроения не прибавляла.