Пролог
Из низко стелящегося над темной почти черной водой, плотного тумана, вынырнул большой парусный трехмачтовый корабль. Любой корабел пятнадцатого века, вполне уверенно соотнес бы его к классу боевых коггов, однако, достаточно большие несоответствия в парусном вооружении и силуэте судна, а также, странные ряды квадратных окошек по бортам, обязательно вызвали бы сильную озадаченность.
Следом за ним появились другие суда, размером поменьше, идущие след в след, словно цыплята за квочкой.
И сразу же, словно кто-то щелкнул переключателем, включился шумовой фон. Захлопали паруса, заскрипел такелаж, раздался плеск воды, где-то в клубах тумана надтреснутым старческим голосом заорала чайка.
- Пятнадцать футов... – пронзительно выкрикнул на носу головного судна матрос, быстро наматывая на локоть линь с грузом. Он говорил на фламандском языке, а если точнее, на фризском его диалекте.
- Не сомлевайся княже, – на мостике флагмана, кряжистый словно столетний дуб, седобородый мужчина в длинном плаще из тюленьих шкур, почтительно обратился на русском языке к стоявшему рядом с ним и одетому точно так же мужчине. – Тутой отродясь мелины не водилось, а к полдню мряку солнышко разгонит, так дело шибчей пойдет. Глядишь, к вечеру уже дома будем.
- Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, Пров Петрович, – недовольно ответил ему второй мужчина. – Я не сомневаюсь, просто муторно мне, свербит что-то на душе...
Этот был не так высок и тоньше статью и, несмотря на то, что обращался к своему собеседнику по имени отчеству, повелительные нотки в его голосе безошибочно указывали, что он стоит несоизмеримо выше на иерархической лестнице. Отвечал тоже на русском языке, правильном, без акцента, но, худое и смуглое властное лицо с резковатыми чертами и бородкой клинышком, больше приличествовали французскому дворянину или испанскому дону.
- Ну, дык, княже, как скажешь... – здоровяк не нашелся, что ответить и замолчал.
- А если я неладное чувствую, – уверенно продолжил князь, – то будь уверен, Петрович, это неладное, обязательно случится... – после чего, повысив голос, бросил уже на фламандском наречии: – Капитан Веренвен...
- Да, ваше сиятельство! – не отрывая рук от штурвала, отозвался высокий здоровяк.
- Команде товсь по боевому расписанию, – уверенно, но не повышая голоса бросил князь. – Канонирам раздуть фитили и обновить затравки. Командирам боевых частей по готовности ко мне с докладом. Передать команду на остальные суда. Выполнять...
- Всем по местам стоять! – басом заревел капитан.
- Стоять, стоять... – эхом раздалось по всему кораблю.
Знатоку эпохи, все эти команды показались бы чересчур современными, однако, быстрота их выполнения, свидетельствовала о том, что команда все вполне понимает.
На корабле мгновенно возникла организованная суматоха. Матросы сноровисто поднимали щиты по бортам, вооруженные люди топоча латными башмаками выстраивались на палубе, с треском открывались пушечные порты.
Князь кивнул сам себе и бросил русскому.
- И ты чего стоишь. Петрович? Живо к своим. И чтобы брони вздели.
- Это я мигом!
Неожиданно сквозь стоявшую над водой плотную морось пробился неуверенный лучик солнца. И почти сразу же, как будто по мановению волшебной палочки, туман стал быстро расползаться и таять.
А еще через пару минут, с верхушки мачты раздался истошный вопль:
- Вижу, вижу, по левому борту, эскадра кораблей!!! Поднимают паруса... пять, десять... Матерь Господня, пятнадцать вымпелов!

Глава 1
- Итак... - я раздвинул подзорную трубу и поднес ее к глазам. – Что тут у нас?
И сразу же привычно выматерился. Зараза, ну никак не получается приличную оптику соорудить. Мутно, изображение искажается, увеличение всего ничего, а у меня еще лучший образец от моих же мастеров из Гуттена. Уже точат линзы из горного хрусталя, редкого и дорогущего, между прочим, один хрен, та же самая история. Да и бог с ним, видно, да и видно.
Так, паруса уже подняли, перестраиваются в боевой порядок. Видимо специально болтались здесь, чтобы встретить нас. Неожиданно не получилось, прошляпили, туман помешал.
Кто такие? Кто-кто, ганзейские, мать их так перетак... Сначала сами объявили полную торговую блокаду Руси, потом штрафами перекрыли кислород всем европейским купцам, а когда Иван не поддался, решили зайти с козырей, перерезать наш единственный торговый путь. Ну что же, в их положении совершенно правильное решение и я его еще давно предвидел, правда, оказался не совсем готов. Ну нет у нас еще достаточно военных кораблей, чтобы обеспечить полную безопасность северным торговым караванам. Строится только, команды набираются, опять же, Средиземноморье тоже очень важный регион, и там солидный флот нужно держать, так сказать, для обеспечения доминирующего положения. Ну да ладно, будем выходить из положения наличными силами.
С пятнадцатью вымпелами наблюдатель конечно погорячился, на полноценные боевые единицы претендуют только шесть... нет, семь. Стандартные ганзейские военные когги, неуклюжие двухмачтовые коробки, с высоченными надстройками на носу и корме. Пушечное вооружение отсутствует, либо в мизерном количестве, а вот по паре требушетов и аркбаллестр на каждом борту точно найдется. Ну и ручное оружие команды: стрелы и болты с горящей промасленной паклей, сейчас вполне действенно работают по деревянным кораблям. И будут работать еще долго.

Требушет, также требюше (от фр. trébuchet — «(рычажные) весы с коромыслом») — средневековая метательная машина гравитационного действия
Аркбаллиста - средневековая двухплечевая деформационная тенсионная метательная машина, представляющая собой большой станковый арбалет на колёсном лафете.

Остальные посудины обычные грузопассажирские суда, мобилизованные для военных нужд, скорее всего с десантом. Не исключаю, что для высадки в Холмогорах, так сказать, для окончательного приведения Ивана к повиновению.
План у вражин простой, загнать тяжелогруженые торговые суда на мелководье, после чего брать на абордаж, либо жечь к чертовой матери. Если не получится, будут расчленять караван в море, а потом то же самое, что в первом варианте.
А что у нас? Я иду на своем флагмане, поименованном «Александра», в честь любимой женушки. Наш совместный проект с Фебом, сами чертили, едва не передрались в процессе, а сколько мастерам нервов вымотали, прямо ужас. Да еще несколько раз перестраивали в процессе испытаний. В том числе почти заново. Зараза, полного залпа ну никак не хотел держать, набор расшивался вдрызг, а корапь все затонуть норовил. Впрочем, с божьей помощью довели до ума, так сказать, положили начало новому классу кораблей.
Получилось у нас что-то среднее между каравеллой и галеоном*, ближе к последнему. Длинной в сорок пять метров, шириной в четырнадцать, водоизмещение – четыреста тонн с копейками. Двухпалубник, три составные мачты, паруса прямые, на бизани – косой. На длинном бушприте – тоже парус – блинд.

Галеон (исп. galeón, также галион, от фр. galion) — большое многопалубное парусное судно XVI—XVIII веков с достаточно сильным артиллерийским вооружением, использовавшееся как военное и торговое.

На артиллерийской палубе – двадцать двадцатичетырехфунтовых пушек, то есть, калибром примерно сто пятьдесят миллиметров, еще по две на носу и корме, а сверху по каждому борту, десять трехфунтовых фальконетов на вертлюгах.
Строили его больше года и закончили только после моего прибытия из России. Денег и ресурсов вбухали – не счесть, но получилась вполне приличная посудина, быстрая, маневренная и остойчивая.
В общем, совершеннейшая вундервафля по нынешним временам. Еще бы один такой и разогнал бы всю ганзейскую шоблу как надоедливых тараканов. Но есть одно весомое «но», второго такого у меня нет. Этот пока первый и единственный. Остальные в Биаррице на верфях пока строятся.
Есть еще два кораблика, мурманских, из тех, что год назад со мной ходили на Русь, эти вполне подходят под определение боевые, с пушечным вооружением и специально обученной командой, но их только два. То есть, нас всего трое против ганзейской армады. Верней двое, потому что один из них останется на всякий случай при торговцах.
Остальные – это десять неуклюжих, вдобавок загруженных до предела, грузовых каракк, почти ничем не отличающихся от ганзейских коггов. Разве что усиленным набором для плаванья в северных широтах, слегка усовершенствованными парусами и парой жалких фальконетов на каждом.

каракка (итал. Carасса, исп. Carraca) — большое парусное судно XV—XVI веков, распространённое во всей Европе. Отличалось исключительно хорошей по тем временам мореходностью.

Каков выход? Опять же, вполне очевидный. Будем отсекать татей от торговцев, пойдем навстречу и завяжем бой, а наши в это время попробуют проскользнуть на полных парусах в устье Двины, благо до него осталось совсем немного. Невеликий у меня опыт флотовождения, но кое чему за годы корсарства научился. Плюс талант, ептыть!
В общем, особых проблем не предвижу, на моей стороне гигантское преимущество в скорости, маневренности и огневой мощи. Просто вражин слишком много, кое-кто из них может проскочить в караван и наделать делов, пока я буду разбираться с остальными. Но будем надеяться на лучшее.
Блядь, опять геройствовать... Вот честно, достало. Ну почему так складывается? Живу, никого не трогаю...
Н-да... вот это я сейчас соврал, конечно. Трогаю, да еще и как. Вопрос выживания. В противном случае сожрут самого и не поморщатся. Страшно, не без этого, понимаю, что в постели от старости не помру, но как-то уже свыкся. Жизнь такая, но, надо сказать, весьма интересная.
- Держи... – я сунул трубу Ванятке, принял от него заряженные пистоли, сунул за кушак и обернулся к собравшимся на мостике корабельным офицерам, как я их шутливо называю по современному подобию, командирам боевых частей. – Ну, не слышу доклада? Стоп, Ян... сначала ты... Передай каравану следовать своим курсом. «Святому Петру» – делать как я – кильватер в кильватер, дистанция – пятьдесят туазов*. «Святой Иаков» остается со всеми. Сам немедленно выходишь из строя и на всех парусах берешь мористей, пересекая курс ганзейским, но так, чтобы держать их по левому борту. Дальше по ситуации. Выполнять...

туаз – французская мера длины до введения метрической системы, равно примерно 1,85 метра

Веренвен кивнул и ревя команды как медведь, сбежал с мостика. Через несколько мгновений с грот-мачты засверкали сигналы. Мое изобретение, ибо ничего подобного еще не существует. Нет, сигналы в ходу, в том числе световые, но совершенно примитивные.
Получилась эдакая сильно ухудшенная копия фонаря Ратьера: источник света и система бронзовых зеркал. Слабенько, но видно достаточно далеко, особенно в сумерках. Работает морзянкой. Сигнальщики признаны секретоносителями высшей категории, сидят на двойном жаловании и под страхом четвертования в случае сдачи сей тайны. В том числе и членов семей. А в случае опасности попадания в плен, их прирежут свои же, без малейшего колебания. Ибо нехрен.
- Теперь вы... – я обвел взглядом присутствующих.
Суровые битые жизнью мужики в ответ преданно уставились на меня. И правильно, а как смотреть на кормильца и благодетеля? Без стеснения именую себя таковым, ибо к судьбе упомянутых товарищей непосредственно приложил руку.
Итак, по списку, начнем с низов.
Капитан флагмана, он же обер-сержант-адмирал – Яков Веренвен, старый соратник, из моих личных холопов, если выражаться в русской реальности. Давно на свободе, выслужил верной службой. Старый пират, голос как из трубы, рожа злодейская, капитан каких еще поискать надо. Лучшую кандидатуру на пост капитана «Александры», я не нашел.
Андре Мунк, корабельный обер-канонир, скромный и неказистый, еще молодой фламандец, один из лучших учеников самого мастера Пелегрини. Если не превзошел своего учителя, то сравнялся с ним точно. И что мне особенно нравится, подходит к делу исключительно с точки зрения военной науки, педантично и скрупулезно. Пишет трактат по артиллерийскому делу.
Маттеус Кёллер по прозвищу Суконщик– добродушный гигант из Бремена, бывший ремесленник, изгнанный из цеха по совокупности прегрешений, коих набралось уж очень много. Ныне обер-сержант абордажной команды. Раньше в путешествиях головорезами командовал братец Тук, но сейчас его нет, остался дома, разгребать мои дела. Но и Маттеус справляется не хуже.
Все они из простолюдинов, за свое нынешнее положение глотки грызть будут.
Стоп... опять я разошелся, хватит лирики, пора делом заниматься.
- Мунк, работаешь строго по команде, полубатареями, залпами, исключительно чугунными болванками. Фальконеты пока молчат. Свободен.
Фламандец сдержанно поклонился и убрался с мостика.
- Келлер, твое дело известное. Стрелки работают, остальные пусть приготовятся тушить пожары, ежели таковые случатся. Если дойдет до абордажа, сам знаешь, что делать. Свободен... – я кинул взгляд на четверку русских купцов, скромно жавшихся у борта, и остановил дойча. – Стой, русы в твоем распоряжении. Слышал, Пров Петрович?
- Как скажешь, князь, – купцы степенно поклонились и потянулись за немцем.
Ежели посажу в трюм для пущего сбережения – обидятся. А так при деле будут и пользу принесут, если дойдет до рукопашной сшибки. Принесут несомненно, мужики они тертые, без напоминаний доспех и оружье с собой взяли, когда я их забрал с собой для ознакомления с европейскими торговыми реалиями. Офисных сидельцев среди торговцев сейчас почти не наблюдается. Разве что в преклонных годах, когда кочевая жизнь уже не по силам.
Есть еще со мной русские, три десятка парней, проходят морскую стажировку, но они на грузовых судах.
Кто остался? Конечно Штирлиц, капитан моей личной дружины.
- Отто, вы со своими дружинниками по необходимости окажете помощь абордажной партии. А пока в моем личном резерве.
Шваб молча поклонился. Удивительно немногословный мужик и служака до мозгов костей.
Так... вроде все. Теперь обратиться к личному составу. Перед каждым боем так делаю, еще с рутьерских времен повелось.
Ванятка подал бронзовый рупор. Я стал, чтобы всем было видно.
Личный состав замер, не сводя с меня глаз. Бравые парни. Ничего не скажешь. Исправно экипированы, морды сытые и довольные.
Я выждал пару секунд и рявкнул в трубу:
- Ну что, желудки, небось в шоссы успели нагадить?
Дружный рев и улюлюканье засвидетельствовали принятую шутку.
- Ничего, вам не привыкать. Сейчас мы быстренько надерем белые пухлые зады ганзейской сволочи, а вечером дружно нажремся.
Всем своим видом демонстрировал абсолютную уверенность в исходе сражения. Ну а как, народ верит в отца командира, нельзя показывать свои сомнения.
- Знаете какая разница между ганзейским купчиной и боровом? – как бы невзначай поинтересовался я, сделал паузу, а потом проникновенно сообщил: – А никакой.
Бойцы оглушительно заржали и заколотили рукоятками абордажных тесаков об щиты.
- И еще, – продолжил я. – так уж и быть, половину своей доли в добыче отдаю на общий котел! Слышали, желудки? – а потом, подождав, когда всеобщее ликование стихнет, строго и истово добавил. – Да хранит нас Святая дева Мария!
Ну вот, обязательный момент соблюден. Надо успеть еще со своим ближним кругом пообщаться. Я дал сигнал судовому капеллану служить молитву, а сам посмотрел на уже развернувшиеся в линию ганзейские когги. Идут на полных парусах, стервецы, но пересечемся мы минут через двадцать, не раньше, а значит, время еще есть.
Свиты с недавних пор у меня стало гораздо больше. Помимо Ванятки, появилось два новых пажа – Антуан де Лорен и Томас де Гаркур – младшие отпрыски именитых дворянских семейств из Арманьяка.
Крепкие приземистые бутузы двенадцати и тринадцати лет, соответственно, стоят рядом, ловят ухом каждое слово, глаза горят как угольки. Еще бы – грядет настоящая битва. А вдруг сюзерен разрешит хоть краешком поучаствовать.
И оруженосцев тоже прибыло: Александр де Лонак и Шарль де Пардейян – тоже дворянские сыны из моей родовой вотчины. По восемнадцать лет им, по нынешним временам взрослые детины. Невысокие кривоногие парни с буйной смоляной шевелюрой и зачетными горбатыми носищами. Смелые и пылкие, как все гасконцы, порой чрезмерно, но с головой вроде как дружат. Тоже рубиться не терпится, даже конечностями аки кони перебирают.
Взяв парней к себе на службу, я оказал их семьям великую честь, чем в ответ заслужил прочную признательность, но по сути, парнишки оказались у меня в заложниках. Теперь их родные сто раз подумают перед тем как мутить против своего сюзерена в его отсутствие. А семьи из самых родовитых в Арманьяке, основа гасконского дворянства. Вот такой средневековый политес получается: очень рациональный и практичный.
- Шлем и щит...
Александр и Шарль по очереди вручили искомое. Луиджи у них старший, и часть его функций перешла к новичкам.
- Теперь вы... – я строго обратился к пажам. – Сидим на мостике, старательно прикрываемся павезами и в случае необходимости палим из арбалетов. Понятно?
Иван, Антуан и Томас с разочарованием на мордашках дружно исполнили поклон. Но смолчали, знают, стервецы, что со мной спорить бесполезно, а временами даже больно. Только попробуют ослушаться, вздую так, что неделю сесть не смогут.
- Вы... – я снова обратил взгляд на эскудеро. – Прикрываете меня в бою. Так как я показывал. Вперед не рвемся, в первую очередь думаем головой, а потом машем мечом. Понятно?
- Да, сир.
- То-то же. Ну, с Богом! Разбавим водичку кровушкой!

"После застолья, Федора с дитем отправилась с дитем к Александре, ну а мы, потихоньку прихлебывая хмельное, перешли к делу."

Эпилог
В богато обставленной комнате на невысоком постаменте стояло большое резное кресло, очень похожее на трон. На его спинке с одной стороны небрежно висела горностаевая мантия, а с другой – простая, по виду очень старинная, корона о пяти зубцах. В самом кресле сидел худощавый пожилой мужчина. С его шеи свешивалась на шитый серебром и драгоценными камнями колет черного бархата, простая золотая цепочка, заканчивающаяся маленьким скромным медальоном в виде овечьего руна, в котором любой знаток геральдики мгновенно опознал бы один из самых значимых орденов Европы – Орден Золотого Руна. На коленях у мужчины лежал узкий длинный меч с причудливой гардой изысканной работы, в богато украшенных ножнах.
Глубоко изборожденное частыми морщинами лицо с хищным, гордым профилем и густая седина в волосах, лихо закрученных усах и бородке клинышком, свидетельствовали о том, что мужчина уже очень стар.
Глаза его были закрыты, судя по всему, хозяин кресла мирно спал или просто дремал.
Неожиданно на лице старика проявилось какое-то странное выражение, он напрягся и нащупал рукой рукоятку меча.
- Что, опять? – не открывая глаз, с безмерным удивлением прошептал он, но тут же безвольно обмяк в кресле.
Скрипнула дверь, в комнату вошел еще один пожилой мужчина, в богатой, расшитой золотом ливрее, но совершенно гражданского вида. Неслышно ступая он подошел к креслу и почтительно прошептал:
- Ваше величество, прибыл посол с верительными грамотами от испанского короля...
Старик в кресле не ответил.
- Ваше величество, вы сами назначили... – мужчина вдруг осекся, упал на колени перед троном, схватил за руку старика и приложил палец его запястью. – Господи... – лихорадочно шептал он. – Господи, молю тебя...
Но его молитвы были тщетны, старик так и остался неподвижным.
Тогда мужчина встал, смахнул обшлагом ливреи слезы с глаз и торжественно сказал:
- Король умер! Да здравствует король!
Так и закончилась длинная и богатая неимоверными приключениями, история бастарда Арманьяка. Или началась новая? Кто его знает. Возможно, со временем, кто-нибудь нам об этом расскажет.

Пролог
В изысканно обставленном, но небольшом кабинете мягко мерцали восковые свечи в причудливых кованых шандалах. В камине изредка потрескивали поленья, заставляя чутко прядать ушами здоровенных черных кудлатых псов, растянувшихся во весь свой гигантский рост, на палисандровом паркете возле каминной решетки. За небольшим, сервированным изящной серебряной посудой столиком, в резных креслах с высокими спинками, сидели два дворянина, на первый взгляд, являвшиеся полной противоположностью друг друга.
У первого – иссиня-черные, смоляные волосы, были забраны в хвост на затылке – у второго, роскошная волнистая шевелюра, густого золотистого цвета, наоборот, распушена по плечам.
Брюнет был старше, его худощавое лицо с лихо закрученными усиками и бородкой клинышком, напоминало собой профиль хищной птицы – золотоволосый - совсем еще юноша, отличался необыкновенной красотой, его лицо с мягкими благородными чертами, больше приличествовало ангельскому облику, чем обычному человеку.
Первый был облачен в шитый серебром дублет черного бархата – второй – в пурпуэн из золотой парчи.
Оба были вооружены – на коленях у брюнета лежал длинный, узкий меч с причудливой гардой – на поясе золотоволосого висел кинжал в инкрустированных золотом и драгоценными камнями ножнах.
У брюнета на груди поблескивал золотой медальон в виде овечьего руна, на цепочке со звеньями в виде миниатюрных кресал – а у юноши подвеска в виде стилизованной фигурки горностая. Что свидетельствовало о том, что оба собеседника принадлежат к когорте высшей знати.
Умудренный знаток средневековья, глянув мельком на обстановку, одежду дворян, на их ордена и оружие, мгновенно сделал бы вывод, что действие происходит в Западной Европе, примерно в середине пятнадцатого века. Однако, один момент обязательно привел бы его в сильное замешательство.
Причем весьма странный момент – оба кавалера разговаривали на чистом русском языке, мало того, на его современной версии.
- Не подскажешь, Феб Гастоныч... – брюнет посмотрел сквозь хрустальный бокал с вином густого рубинового цвета, на шандал со свечами. – Когда чертов Паук, чтоб ему пусто стало, в реальной истории откинул копыта?
- В тысяча четыреста восемьдесят третьем году, Жан Жаныч, – спокойно ответил его собеседник, не отрывая глаз от мерцающего в камине огня. Жесткие властные нотки в его голосе слегка диссонировали с его ангельской внешностью. – То есть, чуть больше чем через полтора года от сегодняшнего дня. И самое обидное, Луи в данный момент должен быть прикован к постели, но, согласно моих данных – ничего подобного – здоров, бодр и скачет козликом. Почему так, увы, не знаю. Или современные историки налажали, либо мы с тобой историю изменили. Может его грохнуть, козла душного? В лучших традициях наших святых девяностых?
- Ваше величество... – брюнет иронично вздернул бровь. – Что за низменные умыслы в отношении коллеги по божьему помазанью? – но тут же резко стал серьезным и жестко сказал: – Я пробовал и не один раз. Как заговоренный, паразит. Ни одно покушение не удалось, а пробовал я раз шесть. К тому же, Луй сейчас сидит у себя в замке Плесси-ля-Тур и даже носу из-за стен не кажет. Так что, задачка для камикадзе, но такого еще найти надо. Да еще умудриться самому не засветиться, ибо не поймут.
Юноша согласно кивнул.
- Да уж, не поймут – это еще мягко сказано. В общем, нет у нас времени ждать пока он помрет. Если дело пойдет такими темпами, война грянет гораздо раньше. А мы к ней пока совсем не готовы, и не факт, что успеем подготовиться.
- Следовательно?
- Следовательно, нам предстоит в самое ближайшее время обзавестись надежными союзниками, – уверенно ответил золотоволосый. – Создать аналог почившей в лету Лиги Общественного блага.
- Я еще успел в ней поучаствовать... – небрежно заметил брюнет. – Верней не я, а хозяин моей тушки, в своем юношестве. Но не суть, кого ты видишь союзниками?
- Так... – юноша ненадолго задумался. – От Испании помощи ждать не стоит, но Паука они не поддержат в любом случае. С Фердинандом, реем Арагона, я разберусь сам, он и так наш перманентный союзник. А что скажешь о Максимилиане Бургундском?
- Макс спит и видит, как побольней наподдать Луи, – усмехнулся его собеседник. – Потому что часть его владений все еще оккупированы франками. Но Генеральные штаты будет очень трудно уговорить на войну. Война – это расходы, а чертовы фламандцы скупы как еврейские ростовщики. Хотя все реально. Пожалуй, Максимилиана я возьму на себя.
- С Бретанью особых проблем не возникнет... – задумчиво заметил юноша. – Но потребуются сложные согласования. Заскочишь к моей тетке и ее муженьку дюку Франциску де Бре?
- Не вопрос, Франциск Гастоныч, – кивнул черноволосый, – заскочу. Мне как раз не помешает навестить свою сеньорию в Бретани.
- Британский кинг? – задал очередной вопрос юноша.
- Вмешиваться не станет, – уверенно ответил брюнет. – Паук и у него в печенках сидит. В наглую платит половине придворных за лоббирование своих интересов. К тому же, Эдик на пороге грандиозного шухера, ему бы со своими разобраться.
- Швейцарская конфедерация?
- Сама конфедерация официально не поддержит, но закроет глаза на самостоятельные действия своих городов. Золото – и они твои. Козопасы за монету наймутся хоть к самому дьяволу. Я договорюсь. Можно еще нанять шотландцев и валлийцев. И вообще, не помешает собрать со всей Европы наемных головорезов. Могу поспособствовать. Есть нужные контакты. Но все это деньги и немалые. По последним расценкам жалование одного наемного пикинера в неделю – половина флорена, не меньше.
- Золото-золото... – недовольно буркнул золотоволосый. – Золото будет, как раз везут его сюда сейчас. Но и расходы зашкаливают, боюсь не уложусь. А как у тебя с золотишком, Жан Жаныч?
- Есть, Франциск Гастоныч, – невозмутимо ответил Жан. – Но все в деле. А вытаскивать его оттуда будет глупо и долго. Хотя, чем смогу – помогу. И есть еще одно соображение. Забегать вперед не буду, посмотрим, может что и получится.
- А если поднять против Паука всю Гасконь? Так сказать, превратить империалистическую войну в гражданскую освободительную? – Франциск пристально посмотрел на собеседника. – Как у тебя с дворянами в Арманьяке?
- Все очень сложно... – нахмурился брюнет. – Я официально признан отцом, но есть одно жирное «но». За мной никто не пойдет, потому что папан в свое время был отлучен от церкви за кровосмесительную связь с собственной сестрой. А я, как раз плод этой связи. Вот ежели сей момент устранить, то бишь отменить отлучение, вдобавок если церковь признает меня законным наследником – дело может выгореть. Гасконцы вечно всем недовольны, Пауком особенно, а у меня есть что им предложить. В любом случае, рано или поздно, придется возвращать владения. Кстати, ты очень вовремя унасекомил д`Альбре, так как именно ему Луй отдал почти всю мою вотчину. Подвязки в Ватикане имеются, следовательно, есть с чего начать. А еще, мне потребуется пронырливый легист.
- Есть такой. Самый пронырливый из всех пронырливых. Завтра предоставлю его тебе, – юноша почему-то улыбнулся.
- Твой Капулетти? – поинтересовался брюнет.
- Нет, Капулетти мне пока самому нужен, но и этот не хуже, останешься доволен, – пообещал золотоволосый юноша. – Так, о чем это мы? Ага... Так вот, есть чем заинтересовать папу. Мне тоже не помешает его поддержка. Но пока поговорим о другом. Я смотрю, ты на короткой ноге едва ли не со всеми европейскими государями. Что скажешь насчет Рене Лотарингского?
- Есть такое дело, – без ложной скромности признался брюнет. – Правда далеко не со всеми. Но на этого рассчитывать не стоит – он сторонник Паука. А перекупать разоримся, да и особо нечего ему предложить. Кстати, в свое время я всадил в него заряд картечи в битве при Нанси. Чудом жив остался, щенок...
Далее последовал длительный разговор, за время которого слуги успели сделать две перемены блюд и даже сменить свечи в шандалах. А закончился он тем, что юноша сам налил в бокалы вина, подал один черноволосому кавалеру и поинтересовался у него:
- Ну что, когда в путь, бастард Арманьяк? И учти, у нас на все про все всего полгода. Письма и грамоты к утру уже будут готовы.
- Охо-хо... – притворно заохал брюнет. – Бастард там, бастард здесь... Я только начал окучивать дам при твоем дворе в Памплоне. Некоторые, прям конфетки, ей-ей. Ну да ладно, волка ноги кормят. Завтра же отравлюсь обратно в Сибур, а оттуда дальше, – он подхватил бокал и звонко чокнулся со своим собеседником. – Ну что, за успех нашего безнадежного мероприятия, Франциск Гастоныч?

Глава 1
Проснулся, как всегда, без раскачки. Прислушался к себе и понял, что несмотря на вчерашние обильные возлияния, обошлось без постэффектов. Отличное вино в Наварре, как не крути. И дамы, гм, весьма неплохие...
Повернулся на бок, приподнялся на локте и провел кончиками пальцев по спине мирно дремавшей рядом черноволосой женщины. Та не просыпаясь замурлыкала и забросила на меня ногу.
Отложив ненадолго немедленный порыв совершить очередной акт любви, я провел взглядом по комнате. Угу, дамская спальня, совмещенная с будуаром, значит к себе привела. Обстановка роскошная, с изысками: на полу огромная медвежья шкура, дубовая мебель, на столике с ножками в виде львиных лап, чеканная серебряная посуда, и свечи в шандалах восковые, а не сальные. Даже простыни батистовые и подушки набиты пухом, а не соломой, как это сейчас водится. Хотя ничего удивительного, все-таки первая статс-дама мамаши самого короля. Как там ее... Мирабель де... Черт, из башки вылетело. Да и бог с ней, главное хороша собой, кровь с молоком, хотя далеко за тридцатник мадаме. И даже чистоплотная, что большая редкость для этого времени. Неимоверно страстная и жадная к ласке, как все южанки, хотя и дремучая в делах любви, как неандерталец.
Неожиданно, за гобеленом на стене раздался шорох, а потом отчетливый щелчок, как будто провернули ключ в замке.
- Твою мать... – ругнулся я шепотом. – Не дай бог мужа нелегкая принесла...
Протянул руку к прикроватной тумбочки и схватил с нее пистоль. Быстро проверил затравку, двумя оборотами ключа взвел колесцовый замок и прицелился в... в даму, решительно шагнувшую в комнату.
Забранные в серебряную сетку золотистые волосы, удивительно красивое надменное лицо, зеленые глаза, высокая грудь, в усыпанном драгоценными камнями лифе платья из небесно-голубого бархата – это была...
Черт побери – это была Мадлен де Фуа, дочь Франции, до недавних пор регина Вианская, Беарнская и Андоррская и по совместительству мамаша Феба. Та самая Мадлен, с которой у меня вспыхнул страстный стремительный роман при первом посещении Фуа. Закончившийся вместо пылкого траха дыркой от клинка даги в моем бедре и побегом из графства в чемодане. Та самая Мадлен, которую я старательно и успешно избегал с самого момента моего появления в Памплоне. Впрочем, она отвечала тем же, упорно не замечая своего несостоявшегося любовника, то бишь меня.
Хладнокровно проигнорировав пистолет, Мадлен процокала каблучками к креслу, изящно подобрав юбки уселась в него и небрежным жестом приказала вскочившей с постели Мирабель удалиться.
Статс-дама быстро присела в книксене, подхватила рубашку с пола и покорно свалила через потайную дверцу, а меня неожиданно осенило, что вчерашний бурный роман и последующее соитие были не чем иным, как спланированной акцией. Ну да, все верно... Сдалась Мирабель удивительно быстро, это как для своего положения при дворе и тем более для женатой дамы. А я лопух повелся. Заманили сучки! Вот только для чего? Для приватного разговора, дабы избежать огласки? Или захотела посадить на крючок на компре. Хотя, это вряд ли, должна понимать, что на такой компромат я плевал с высокой башни. Будет вербовать на сторону Пука? Тоже вряд ли, дурой ее никак не назовешь. Тут что-то иное...
«И какого хрена тебе надо?» – я положил рядом с собой пистоль, сел на постели, скрестив ноги по-турецки и уставился на Мадлен, приглашая начать разговор первой.
После недолгого молчания, графиня приняла приглашение.
- Рада видеть, что вы за прошедшие годы не растеряли своего пыла... – Мадлен едва заметно кивнула, словно соглашаясь сама с собой. – И мужественности, Жан...
- А вы свою красоту, контесса... – я вернул ей любезность вместе с куртуазным поклоном.
Правда, с учетом того, что сидел я сидел на кровати и был в чем мать родила, поклон смотрелся немного странновато.
- Вы всегда были отъявленным льстецом, Жан... – Мадлен поощрительно мне кивнула.
- Отнюдь, контесса, я честен перед собой и вами. Но чем обязан столь неожиданному визиту?
- Вы не рады? – Мадлен изобразила на личике насквозь притворное огорчение.
- Отчего же, весьма рад... – жизнерадостно соврал я. Одновременно подавив в себе желание затащить в койку условную мамашу коллеги по неожиданному вояжу в Средневековье. До сих пор чудо как хороша, зараза, но подобный мезальянс может создать лишние сложности. А нахрена они мне? Да и Феб не поймет, потому что с маман они если не враги, то точно не союзники. Бля, мамаша Стифлера в средневековом варианте...
- Знаете, Жан... – графиня пронзила меня откровенным взглядом. – Я часто вспоминаю вас и задумываюсь, как бы сложилась наша судьба, если...
Она томно вздохнула и замолчала.
Я не принял игры и резко сменил тему разговора.
- Контесса, вы не будете против, если я все-таки оденусь?
- Нет, что вы, граф... – Мадлен всплеснула руками. – Я даже... даже могу вам помочь...
И прикрыла веером порозовевшее от смущения личико.
- Не стоит утруждать себя, контесс... – я рывком встал и пошлепал босыми ногами к стулу, на котором висела моя одежда.
В Сибур я по дурости явился в наряде лет эдак на сто пятьдесят опережающем нынешнее время, но при дворе в Памплоне уже щеголял одетым по последней моде. Правда, слегка в усовершенствованном костюмчике для пущего удобства, то есть, без всяких этих шнурков и прочих подвязок, соединяющих запчасти костюма. Верней при них, но только декоративных.
Так... сначала плеснуть в морду водичкой из серебряного тазика и промокнуть полотенцем. Затем средневековые труселя-брэ, камиза, шоссы, ботфорты, колет... застегнуться на крючки, пояс, перевязь с мечом, пригладить патлы, напялить беретку, поправить перышки... Стоп, пистоль забыл. Пожалуй, на этом все.
- К вашим услугам, контесса... – облачившись, я растопырился перед Мадлен в придворном поклоне.
- Прошу граф... – контесса кивнула и указала на кресло перед собой.
- Итак? – я сел и вопросительно склонил голову.
К своей чести Мадлен не стала тратить время на экивоки и сразу приступила к делу.
- Для начала, прошу у вас прощения Жан, за столь бесцеремонное вторжение. Увы, мне было необходимо побеседовать с вами, не афишируя сего факта среди двора.
- Значит... – я скосил глаза на потайную дверцу, – ваша статс-дама...
- Да, – не стала возражать Мадлен. – Но она сама была не против. Вы, Жан, действуете совершенно обольстительно на дам. Вся моя свита словно обезумела.
- Вы мне льстите, контесса.
- Бросьте, Жан... – Мадлен нетерпеливо отмахнулась. – Итак, перейдем к делу. Увы, я склонна связывать произошедшие перемены в моем сыне с вашим появлением. Поэтому буду просить вас объясниться. Вы настроили его против меня из-за своей вражды с моим братом? Уверяю...
- Думаю, ваш брат, сам настроил Франциска против себя... – я тактично прервал ее. – В тот самый момент, когда приказал проломить ему голову свинцовым шаром. А я в жизни Феба появился гораздо позже. И смею уверить, мои распри с Луи, никак не связаны с преображением вашего сына. Потому что, до недавних пор, я совершенно не знал Франциска. А когда встретил его, он уже был таким, как есть сейчас. То есть, совершенно состоявшимся для трона.
- Он очень изменился, боюсь, не в лучшую сторону... – пожаловалась Мадлен, начисто пропустив мои слова о приказе Паука.
- В лучшую, контесса, в лучшую.
- Хочется надеяться... – тяжело вздохнула Мадлен. – Но вы же не станете отрицать, что имеете непосредственное влияние на Франциска?
- Очень опосредованное, – я усмехнулся. – Повторюсь, Феб совершенно состоявшийся государь. И скорее он влияет на меня, чем я на него. Контесса, вы странным образом пропустили момент взросления вашего сына.
- Он повзрослел в один миг! – огрызнулась контесса. – Но не суть, что случилось, то случилось. У меня есть предложение к вам, Жан.
- Весь во внимании, контесса.
- Я могу стать посредником между вами и моим братом... – с легким намеком предложила Мадлен. – И вы вернете свои владения гораздо быстрей...
- Больше ни слова, контесса, иначе наша беседа закончится так и не начавшись.
Графиня досадливо закусила губу.
- Пусть так, Жан. Но не предложить я не могла. В таком случае, у меня будет к вам просьба.
- К вашим услугам.
- Молю, удержите Феба от необдуманных поступков! – горячо воскликнула Мадлен. – И защитите от опасностей, буде таковые возникнут! А они возникнут обязательно.
- Гм... в ваших устах довольно странная просьба, контесса...
- Я его мать! – гордо заявила Мадлен. – И даже при всех наших разногласиях, не могу не беспокоиться за своего сына.
- Но почему я?
- Поверьте, я разбираюсь в людях... – графиня усмехнулась. – К тому же, ваше благородство несравнимо ни с чьим другим. Если уж кому доверять Феба, то только вам. В ответ, я обещаю любое содействие со своей стороны и горячую признательность...
Я слегка задумался, поискал подвоха в ее словах, а потом кивнул.
- Хорошо, контесса. Обещаю, что приложу все свои силы для защиты Франциска. И по мере возможности буду удерживать его от необдуманных поступков. Взамен мне не надо ничего.
- Так уж ничего? – Мадлен с намеком заглянула мне в глаза.
- Ничего, ваше сиятельство. Разве что, кроме вашей дружбы.
- Вы остались таким, каким я вас запомнила, Жан... – графиня неожиданно тепло улыбнулась. – Господи, как бы мне хотелось...
- Что было – то прошло, контесса... – я тоже почувствовал нечто похожее на сожаление. – Я могу еще чем-нибудь быть вам полезным?
- При случае, намекните сыну, что я принимаю его таким как он есть... – тихо попросила Мадлен. – И пусть он не ждет от меня предательства. Но полное содержание нашей беседы не надо афишировать.
- Обещаю вам, контесса...
Совершенно неожиданно в коридоре раздался шум перепалки, потом дверь с треском распахнулась и в комнату ворвался, черт бы его побрал, шевалье Тараскон, фаворит вдовствующей графини Вианской.
- Я требую объяснений, Мадлен! – яростно заорал он, пытаясь освободиться от вцепившихся намертво в его колет двух придворных дам. – Как это понимать? Что вы делаете наедине с этим... этим...
- Советую подумать, прежде чем что-либо сказать, – холодно посоветовал я ему. – Ибо некоторые слова смываются только кровью.
Шевалье повел налитыми кровью глазами по разворошенной постели со смятыми женским чулкам на ней и заверещал с новой силой:
- Поединок! Я вызываю, как вас там...
- Немедленно замолчите, – холодно бросила Мадлен. – И ступайте к себе, Одар!
По графине было видно, что она едва сдерживает бешенство.
- Вы не вправе мне приказывать, ваше сиятельство! – напыщенно заявил Тараскон, положив руку на эфес золоченого парадного меча. – Поединок неизбежен. Я обрежу уши этому наглецу!
Я по инерции посмотрел на Мадлен, хотя ход событий уже не допускал ничего иного кроме поединка, и она ничем его не могла предотвратить. Разве что силой заставить извиниться мальчишку.
Графиня досадливо поморщилась и бросила мне.
- Постарайтесь не изувечить его ниже пояса, граф.
После чего встала и в сопровождении дам удалилась.
Вот так-так, я невольно залюбовался дочерью Франции. А мне сначала показалось, что этот хлыщ из нее веревки вьет. Н-да... королевская кровь не водица.
- Ваше сиятельство? Мадлен?!! – У Тараскона в буквальном смысле едва не отвалилась челюсть. – Но вы... как...
Видимо парень ну никак не рассчитывал на такую реакцию любовницы.
- Поздно, дружочек... – я едва не расхохотался. – Итак, перед вами два варианта. Подсказать, каких? И учтите, ваши извинения должны заставить оттаять мое сердце. А это будет очень непросто.
- Едва нашел вас, сир... – в комнату ввалился вовсю благоухающий перегаром Логан. – Все готово к отправлению... – скотт повел взглядом по комнате, а потом уставился на шевалье. – А этому щенку от вас чего надо?
- На поединок меня вызывает... – спокойно объяснил я.
- Кто? Этот? – шотландец презрительно осклабил похмельную рожу.
- Что вы себе позволяете! – гордо вздернул нос Тараскон. – Я...
- Ты уже труп, дурачок! – рявкнул Логан прямо ему в лицо. – Сир, дозвольте я ему яйца отчекрыжу...
- Тихо, тихо, братец Тук, – я остановил разбушевавшегося шотландца. – Давай сначала дадим молодому человеку возможность извиниться.
- Извиниться? – возмущенно заорал Тараскон. – Да никогда! Поединок! Сначала с вами, а потом с этим господином!
- В таком случае, прошу за мной... – я встал и пошел к двери. – И учтите, как вызываемый, я выбираю оружие, а вы, как вызвавший меня, обязаны испросить разрешения на поединок у его величества. А буде такового не поступит, мы будем обязаны покинуть пределы дворца, потому что не пристало порочить самовольной схваткой государевы покои...
Но едва спустились в сад, как наткнулись на самого Феба, в сопровождении его чернокожего гиганта, сержанта Эрасуны и амхарцев. Видимо кто-то из придворных уже стуканул по инстанции.
- Потрудитесь объясниться, – бросил Феб, холодно смотря на шевалье Тараскона.
- Я вызвал этого господина! – отчеканил парень. – И прошу вашего разрешения на поединок, ваше величество.
- По какой причине?
- Это мое дело! – гордо заявил Тараскон.
- Раз так... – по лицу Франциска пробежала едва уловимая улыбка. – Мы даем вам разрешение. Эрасуна...
Сержант с готовностью шагнул вперед.
- Да, ваше величество?
- Вы будете распорядителем.
- Как прикажете, ваше величество... – Эрасуна со всей дури шарахнул кулаком себя по груди.
Сержант свое дело знал назубок. Отчеканив необходимые формулировки и задав обязательные вопросы, он отдал команду готовиться к схватке.
Когда Логан стягивал с меня колет, к нам подошел Феб.
- Что случилось?
Я пожал плечами.
- Дурачок, приревновал меня к твоей мамаше. Причем абсолютно без причины. Ворвался, когда мы разговаривали, нагрубил и все такое.
- А вы разговаривали? – в голосе Феба проскочила льдинка. – Когда?
- Сегодня утром. Если вкратце, я трахнул ее статс-даму, но как дальше выяснилось, меня к ней просто заманили, чтобы без огласки поговорить. Все в стиле твоей маман.
- И о чем разговаривали?
- Увы, не могу сказать, – твердо ответил я. – Так как обещал не раскрывать сути беседы. Хотя... кое-какие слова Мадлен передам. Она сказала, цитирую дословно: «При случае, намекните сыну, что я принимаю его таким, как он есть. И пусть он не ждет от меня предательства...»
- Ой ли? – Франциск недоверчиво прищурился.
- Мое дело передать, а ты решай сам. Но мне показалось, что она говорила искренне. Хотя... с твоей мамашей ни в чем нельзя быть уверенным.
- Ладно, позже разберемся, – Феб с сомнением покачал головой. – Только не убивай щенка. Так, попорть ему шкурку и все.
- С чего бы это вдруг ты стал таким добреньким?
Франциск хмыкнул.
- От этого, я уже знаю, чего ждать, а нового фаворита, который очень скоро появится, уж будь уверен, придется заново просчитывать. И не факт, что он будет лучше, чем этот.
- Ну ты и жук, Франциск Гастоныч.
- Не я такой, жизнь такая... – лицемерно вздохнул Феб.
- Хорошо... – я вытащил эспаду из ножен и разминаясь сделал несколько веерных махов. – По просьбам заинтересованных сторон смертоубийство отменяется. Да-да, между прочим, оная дама Мадлен, тоже просила парню яйца не отрезать. Так что ваши желания совпали.
- Готовы? – выкрикнул Эрасуна. – Сходитесь, господа.
Описывать поединок не нужды, ничего особо интересного в нем не произошло. Тараскон имел некоторое представление о владении мечом, честно говоря, весьма посредственное, но отличился в первую очередь своей стойкостью. Мальчишку пришлось трижды пырнуть, прежде чем он лег. Далее оный фаворит совершенно искренне раскаялся, получил прощение, и был препровождён амхарцами к лекарю.
Мадлен наблюдала за нами из окна. А после того, как все закончилось, одна из ее фрейлин украдкой передала мне золотой перстень со здоровенным изумрудом и с надушенным платочком. Взял, конечно, почему не взять.
Далее, после очередного разговора с Франциском, мне представили обещанного легиста. И как только я его увидел, сразу понял, почему Феб улыбался, когда о нем говорил.
Правоведа я представлял собой сухеньким очкариком с въедливой физиономией, но доктор права Деннис де Брасье оказался шкафообразным верзилой с обширной жизнерадостной мордой. Могучая бычья шея, широченные плечи, бочкообразная грудь, черт, да у него только одна рука в бицепсе равнялась толщиной с моим бедром. На что боженька не обидел статью братца Тука, но этот был куда как здоровее. Причем, как я подметил, его могучесть, помимо природного происхождения, являлась еще результатом упорных спортивных упражнений. У меня глаз наметанный.
При этом, легист щегольски одевался и неслыханное дело, носил меч, так как был дворянином. Эдакий Портос от юридической науки. И даже в некотором роде однофамилец, так как данный книжный персонаж, стараниями его творца Дюма, после того, как отошел от дел, стал как раз де Брасье.
- Позвольте представить моего коллегу, ваше сиятельство, – главный легист Франциска мэтр Капулетти с гордостью презентовал гиганта. – Мэтр Деннис де Брасье, магистр римского* и канонического* права. Выпускник Болонского университета. Исключительный специалист своего дела.
«Исключительный специалист», немедля растопырился в изысканном придворном поклоне. Правда с грацией медведя, что и неудивительно при таких-то габаритах.
- Ваше сиятельство...
- Вы нобль? – поинтересовался я.
- Да, ваше сиятельство... – с гордостью ответствовал де Брасье.
- В таком случае, что побудило вас стать легистом? – задал я следующий вопрос.
Не то, чтобы в наше время дворянам прямо возбранялось учиться, но подобная практика среди благородных была чрезвычайно редка. Не те интересы. Хотя, ученые среди первого сословия все-таки встречаются.
Небось младший сын какого-нибудь захудалого рода, остался ни с чем, после того как все родовые владения по майоратному* принципу отошли старшему отпрыску, вот и решил податься в студиозусы. Между прочим, не самый худший вариант, так как у безземельных дворян выбор невелик. Либо приткнуться на службу куда-нибудь в ордонансные подразделения, что не так-то легко, ибо желающих пропасть, либо в наемники. В разбой тоже часто скатываются. Банальных бродяг среди них тоже хватает.
- С великим удовольствием поведаю вам сию историю, ваше сиятельство, – манерно порыкивая голосом, ответил легист. – Но она потребует довольно много времени для изложения.
Я слегка поколебался, но гиганта в свою команду принял. Турнуть за профнепригодностью никогда не поздно. Но, как мне кажется, этот верзила все-таки будет полезным.
А сразу после обеда, я отправился в Барселону в сопровождении Логана, своего оруженосца Клауса и оного доктора права. Пелегрини оставил в качестве инструктора при новоиспеченной школе артиллерийского дела. Нечего старику таскаться по дорогам, пусть слегка отдохнет. Моссарабы и негрилы в сопровождении людей Феба направились обратно в Сибур, где будут меня ждать из Испании.
Черт... а поинтересоваться о своей Франсуа-Франсуазе, я у Мадлен так и забыл, остолоп...

Меч размазался в матовую дугу, с сочным хрустом перерубил шею и пронесся дальше, увлекая за собой шлейф карминовых брызг.
Голова весело взлетела в воздух и несколько раз кувыркнувшись, смачно шлепнулась в лужу жидкого навоза. Удивленные глаза уставились в небо, по которому лениво проплывали грязно-серые клочки облаков. Разбитые губы шевельнулись, словно что-то хотели сказать и застыли в уродливом оскале.
Тучное тело в окровавленном армейском мундире ничком упало на залитую кровью землю.
- Красиво... – молоденький, румяный лейтенант в форме японской императорской армии, несколько раз хлопнул в ладони, затянутые в лайковые перчатки. – Это какой по счету за сегодня?
- Десятый, господин лейтенант, – плотный, наголо бритый крепыш, со знаками различия сержанта на кителе, вежливо поклонился офицеру. На его круглом лице застыла улыбка, а узкие глаза лучились самодовольством.
- И ни одной осечки... – лейтенант уважительно покивал. – Как насчет еще одной пятерки? Если и этих с первого удара, я представлю вас к медали, сержант Кобаяси.
- С удовольствием, господин лейтенант, – Кобаяси еще раз поклонился. – Но пять – это слишком легко, пусть будет еще десять.
Несколько солдат стоявших рядом одобрительно загудели, но тут же замолчали, когда взгляд офицера упал на них.
- Привести остальных, – небрежно бросил лейтенант.
- Извините, господин лейтенант, – один из солдат вытянулся в струнку. – Но приговоренных осталось всего трое.
- Не имеет никакого значения, – брезгливо скривился офицер. – Все равно это человеческие отбросы. Доберите количество среди остальных заключенных. Но не тащите их всех сразу, начните со смертников.
- Как прикажете... – солдаты гурьбой сорвались с места.
Через несколько минут привели еще трех человек. Пожилого мужчину в разорванном мундире полицейского урядника, со слипшейся окровавленной седой бородой и вытекшим глазом. Громадного сутулого детину в крестьянской поддевке и лаптях с распустившимися онучами. И молодого, но худого и сильно изможденного босого парня, в замызганной робе каторжанина.
Подталкивая штыками винтовок, приговоренных построили в ряд.
Урядник, мазнув взглядом по обезглавленным трупам, поднял глаза к небу и беззвучно, одними губами, зашептал молитву.
Крестьянин грязно выругался и сплюнул в сторону японских солдат.
А вот третий парень вдруг охнул и лицом вниз повалился на землю.
Лейтенант хмыкнул и приказал солдатам поднять упавшего, но тот, неожиданно встал сам на колени и с диким изумлением уставился на японцев.
- Что такое? – с издевкой поинтересовался у него офицер на хорошем русском языке. – Ты все забыл? Тогда я тебе любезно напомню. Я Такаси Таэда, лейтенант славной армии великого японского императора Муцухито, а это... – он показал стеком на крепыша с мечом. – Сержант Акира Кобаяси. Кто ты – увы, не знаю, но это и не важно. Мы находимся на исконно японской земле Карафуто, которую вы называли почему-то... – японец презрительно проговорил с нарочитым акцентом, – Сахалином. Через пару минут тебе отрубят голову. Пожалуй – на этом – все.
- Я понял... – после недолгой паузы прохрипел парень, неловко выговаривая слова, словно русский язык был для него чужой. – Благодарю вас, ваша милость... извините, господин лейтенант. Раз мне суждено умереть, не откажите в последнем желании. Ответьте всего на один вопрос.
- Почему нет? – офицер ухмыльнулся. – Что ты хотел узнать?
- Зачем вам мечи? – парень с усмешкой посмотрел на лейтенанта.
- Ты дурак, – с превосходством ответит японец. – Меч – душа самурая.
- Значит вы умеете ими пользоваться? – еще более насмешливо спросил парень.
- Сейчас тебе покажут, как мы умеем пользовать мечами... – зло буркнул Таэда и приказал солдатам. – Этого первого.
- Невелико искусство отрубить голову неподвижному человеку со связанными руками... – расхохотался каторжанин. – Гораздо труднее это сделать, когда у него в руках тоже меч. Впрочем, я всегда был очень скверного мнения о самураях...
- Подождите... – лейтенант жестом остановил солдат. – Ты хочешь сказать, что умеешь владеть мечом лучше японцев?
- Я побью вашего сержанта даже палкой, – расхохотался каторжанин. – Впрочем, вряд ли вы осмелитесь мне ее дать. Рубите уже...
- Кобаяси, – лейтенант перешел на японский. – Эта собака говорит, что побьет тебя даже палкой. Что думаешь?
- Так распорядитесь дать ему палку, господин лейтенант, – невозмутимо ответил сержант. – А лучше меч.
- Это будет интересно, – сам себе сказал Таэда. – И поучительно. Рядовой Сато, позовите сюда господина полковника Харуми и господина генерала Харагучи. Скажите, что я приглашаю их на очень забавное зрелище. Ах да... принесите сюда саблю... – он показал на урядника, – этого старика. Она в кабинете у меня. Русская свинья недостойна брать в руки японский меч.
Через несколько минут на заднем дворе собралась целая толпа японцев во главе с сухопарым генералом-майором.
Лейтенант выступил в роли распорядителя.
- Господин генерал... – он поклонился Харагучи. – Разрешите продемонстрировать вам неоспоримое превосходство японского духа и японского оружия. Русский пес утверждает, что может победить сержанта Кобаяси даже палкой. Но мы, японцы, благородная нация и я решил предоставить ему русскую саблю для уравнивания шансов.
Генерал с любопытством посмотрел на парня в каторжанской робе и кивнул.
Русскому развязали руки, затем бросили ему под ноги шашку в потертых ножнах, с оборванным темляком. Остальных смертников прикладами оттеснили в сторону.
- Храни тебя господь, сынок... – успел шепнуть урядник. – Напои кровушкой мою милушку. На Кавказе кована, дед с войны привел. Вострил ее давеча, не подведет...
- Ужо напою, отец, – парень поднял оружие, бережно снял с него ножны, ласково провел ладонью по клинку и повторил. – Ужо напою...
Солдаты выстроились перед генералом и офицерами, вскинули винтовки и стали на колено, чтобы не закрывать собой предстоящее зрелище. Трупы тоже растащили по сторонам, освободив импровизированную арену.
Сержант вышел в центр и ровным голосам сказал:
- Я посвящаю этот поединок его императорскому величеству Муцухито. Во славу Ямато!
После чего поклонился генералу и повернулся к русскому.
- Я уважаю смелых людей, поэтому убью тебя быстро и безболезненно.
- Я не понимаю, что ты там бормочешь косая обезьяна... – буркнул парень, показал клинком на смертников и крикнул лейтенанту. – Если я убью вашего человека с одного удара, вы отпустите этих людей?
Лейтенант перевел генералу, после чего поинтересовался у русского.
- Его превосходительство спрашивает, почему ты просишь не за себя, а за других?
Парень странно усмехнулся.
- Мне плевать, что со мной будет. Отчего-то кажется, что окончательно сдохнуть все равно не получится.
- Еще как получится, – усмехнулся японец и переговорив с начальством, сообщил русскому:
- Хорошо. Мы отпустим их. Но ты умрешь. Подумай хорошо.
- Я уже подумал... – парень кистевым движением крутнул клинок в руке, удовлетворенно кивнул и стал напротив японца.
Едва прозвучал сигнал, как сержант с резким гортанным возгласом, неуловимо быстро скользнул вперед.
А уже через мгновение все японцы взорвались возбужденными недоуменными криками.
Кобаяси упал на колени, катана с жалобным звяканьем выпала из рук, следом с шеи соскользнула его голова и повисла у груди на лоскуте кожи. Из гладкого среза рванула фонтаном черная кровь.
И только после этого на землю повалилось само тело.
- Экое мне неловкое тельце досталось... – парень тронул свое плечо и с усмешкой посмотрел на окровавленную ладонь. – Ну да ладно. Бароном, графом и королем – я уже был. Каторжником, получается, тоже успел. И куда меня дальше зафитилит?..
После чего молча бросился на японцев.
Грохотнул нестройный залп...