| Всего страниц: 2 |
| скрывает (Pferd Im Mantel): Колокола Обречённых | ||
|
||
| ТЕПЕРЬ.ИЮЛЬ – АВГУСТ 2017 ГОДА. ТВЕРСКАЯ ОБЛАСТЬ, КУШАЛИНО. ФЁДОР СРАМНОВ. Последние дни пекло так, что впору самому задымиться. Июльская жара согнала с полей бригады, а мужики из охранных команд, заступая в смену, приходили на базу в майках и шортах, вопреки правилам, установленными Советом. Под палящими лучами солнца пожухла даже трава, а лишь наступали вечерние часы, к колодцам выстраивались очереди селян с вёдрами и бидонами на тележках – наступала пора поливать огороды. Хорошо тем, у кого во дворе собственный колодец или скважина! Но таких дворов – единицы, поэтому к общим выстраивались очереди. Ну ладно бы ещё отстоял, набрал воды, принёс – и всё; так нет же! Приходится возвращаться вновь, и опять, и снова. Мучение и трата времени! А другого пути нет – подсохли даже пруды, не черпнешь. Питьевую воду уж несколько лет как развозят, на то и человек приставлен к делу, и лошадка с телегой. Но на полив-то воды сколько нужно! А дерзни не поливать: вспомнишь зимой, как есть вспомнишь. И самыми последними словами по себе, ленивому, словно кнут пройдёшься. Эх, да чего говорить: сельская жизнь российская сама по себе не для ленивых. А уж в нынешнее-то время… Как пала жара, текущие работы на Селе встали. Шутка ли: тридцать семь в тени! Понимая, что в такую лютую жарищу затевать что – только себя гробить, Срамнов, переговорив с Русковым и батюшкой, выбил для своей команды нечто вроде отпуска. Да и то сказать, если б даже и не жара, всё одно – Село замерло в ожидании переезда людей с Центра. Совет, не взирая ни на какие погодные аномалии, кипел – и тех, что приехали первой волной, разместить и по работам расставить, поставить на довольствие, помочь вжиться в уклад. А лесные – что лесные? Они свою работу сделали, да так, что теперь всему анклаву дай Бог управиться! Можно и передохнуть несколько дней… «Отпуск» пришёлся к месту и ко времени. Внутренних вопросов понакипело, плюс к тому новый человек в команде – Сева. Так-то, конечно, какой он новый… Но вышло так, что в команду лесных Сева влился нетрадиционно немножко, в процессе. И надо бы, наконец, расставить все точки. И людей послушать надо – каждому есть что сказать-то. Больно много всего произошло в последнее время, существенного, важного. С появлением вояк на Селе многое изменится и задачи встанут уже более масштабные. Готовиться к этому надо уже сейчас, продумать всё, посоветоваться. И тот день, запавший в память каждому из лесных, вся команда провела на реке, соорудив подобие навеса и новых мостков, чтоб удобнее в воду слезать. Кушалка - река только по названию, а реально – ручей. Два, ну, три метра шириной, и то, в самых широких местах. А берега – обрывистые, да и илом изрядно заплыла речушка с тех пор, как колхоз, дыша уже на ладан, замыслил зачем-то вложиться в затратную ирригацию прилегающих к полям лесных болот. Вложился. И сдох ; по этой причине, или иной какой – уже и несущественно, а если кому досконально и известно, так это только Рускову. Теперь-то что? Уже не исправишь, а река затягивается и мелеет. А старики говорят, что раньше, в царские времена, Кушалка была судоходной даже. Это наврядли, больно извилиста – какое тут судоходство. Думать надо, прежде чем лепить в белый свет, как в копейку. Тут искупаться бы – большего-то и не надо теперь! Ну вот, натянули брезентовый тент, собрались под ним всем составом. Окунулись раз, второй, пообсохли. Каждому понятно – не детство вспоминать и былые времена собрались, другая всему причина, и причина вполне понятная. Ожидаемая. -Ладно, мужики. – ковыряя в зубах травинкой, начал разговор Федя, усевшийся на один из раскладных стульчиков, принесённых из дому, голый, бронзовый от загара, только лысая голова банданой перетянута да тёмные очки на носу. Команда вся, под стать старшему, расселась под тентом, слушая. – Чего вокруг да около шариться. Пора нам свериться уже, мужики. Считай, с Лихославля мы кто где, порознь. Как в старых фильмах ужасов – как ни ответственный момент, они там разделяются. Ну, это может, для того, чтоб интереснее кино было; но у нас кино другое тут, нам оно и ни к чему вроде как. А когда такое, то множатся непонятки. Надо нам разрулить теперь всё это. Чтобы ни у кого в голове непоняток никаких не осталось. Но дело-то даже и не в этом: мы, считай, как семья – сели, разобрались, всё разрулили. Это не вопрос… -А в чём тада вопрос, Федя? – сделав заинтересованную мину, спросил Политыч. - А то сам не знаешь, Степан Политыч?! – удивлённо переспросил старика Срамнов. – Все в курсе, по-моему. Но озвучить всё равно стоит. Мы с вами, мужики, вроде как кинули хоро-о-оший такой пакет с дрожжами в выгребную яму на дворе. Образно. А сейчас жара! Того и гляди, оттуда полезет. И кого первыми то, что полезет оттуда, изваляет? Мы кидали, нам и разгребать. Звиад завтра – крайне послезавтра – со своими парнями окончательно нагрянет. Не то, чтоб я вдруг начал считать, что это плохо как-то. Нет. Всё это хорошо, и нашими же руками сделано. Но для нас – я так думаю, и произойдёт это очень быстро, не успеешь «а!» сказать – всё изменится. Понимаете, о чём я тут распинаюсь? Все молча закивали. Конечно, Фёдор тут никого своими откровениями не удивил – небось, не детишки, сами всё понимают. Политыч, комкая в пальцах папиросину, продолжил начатый обстрел старшего: -Это-то понятно, Федь. Ты вот лучше скажи конкретнее, что сам обо всём этом думаешь. А там и мы свои пятикопеешные вбросим… -Так – так так. Я-то хотел начать чуток с другого… - почесав шею рукой, ответил Срамнов. -Зачем с другого? – переспросил его Аслан. – Сам сейчас сказал: это самое главное. Раз это главное, давай и говорить. Зачем скакать – туда-сюда, туда-сюда? -Точняк, Аслик. –вклинился Папа. – Поле реально не паханное, с остальным и в процессе разберёмся. Фёдор снова почесал шею, бросив взгляд на Ивана, но тот только пожал плечами – рули, мол, сам, не подписывай. -Ладно. Но позвольте донести мысль. – подумав, кивнул Фёдор.- Моя философия простая: движение от меньшего к большему. Разрешив все мелкие дела, в итоге останется одно – главное. В противном случае выйдет херня: взявшись за главное и положив все силы, будешь отвлекаться на всякое дерьмо. В итоге, сам обгадишься. И коли уж речь пошла о дерьме, то наглядный пример вам. Вот ты, Аслан, и ты, Сань. Когда идёте в сортир, что первым делом делаете? - Портки спускаю и на стульчак сажусь. – захохотав, ответил Папа, а Аслан просто развёл руками – тема поганая, не достойная. - А удивительно было бы, если бы ты сначала гадить начал, а уж потом за портки хватался, не? – спросил его Срамнов с совершенно серьёзным выражением лица. – Нет, так у нас не принято: сначала портки, а затем дефекация. -Что-то ты, Федь, больно стрёмный какой-то пример выбрал. – посмеявшись, вставил Ким. -Нихрена не стрёмный. Жизненный. – ответил ему Федя. – Садиться сейчас обсуждать нашу стратегию дальнейшей работы и взаимодействия с вояками Звиада, всё равно, что гадить не снимая порток. Вывозимся в дерьме, мужики. Поэтому давайте всё же начнём с малого, с того, что у нас внутри накопилось. Все задумались. Может, и прав Фёдор? Какая, в сущности, разница с чего начинать. Если всё придёт к одному: как делать дело, когда со дня на день в Село придёт, пусть и небольшая, но вполне кадровая войсковая часть? Вопрос встанет сразу – когда приходят профессионалы, любители удаляются. В лучшем случае, остаются на должности с функционалом «подай-принеси», шнырями становятся, как Папа скажет. Сделав большое и полезное дело, быть слитыми как-то не улыбается. А к тому придёт, дайте время. Вояки – они есть вояки, всё, что делали до того лесные, могут делать и они. И, наверное, лучше делать. Селу от того только польза; Селу польза от всего, что эффективно. Это тоже надо учитывать. Но всё же! А природу людскую никто не отменял – какой была, такой и останется. Рыба ищет где глубже, а человек – где комфортнее. Теперь зависимость выходит прямая – по делам и статус. А статус у лесных есть – но это только пока его никто не оспаривает. Но дайте срок, опять же! Месяц – второй, вояки на Селе обживутся, и вполне отчётливо можно предполагать, когда должность Гриши Алпатова, Царство ему небесное, пустующая со дня его гибели, перестанет пустовать. Кто её займёт – в Ведное ходить не нужно спрашивать: займёт её Звиад, это очевидно. Ясно и то, что все рейды и разведка попадут в его епархию. А что делает новый командир, занимая высокую вакантную должность? Первым делом, на все ответственные посты ставит своих людей. Проверенных. Предсказуемых, тех, кому доверяет. И это будет не Фёдор. Итак, вырисовывается вековечный конфликт личного с общественным, а когда так, у людей личное всегда поперёд идёт. Да, задачка! И задали её себе сами. Всё это Фёдор битый час втолковылал и разжёвывал своим мужикам, и те серьёзно задумались. Даже Политыч, поначалу ехидный, закручинившись, курил одну за одной. Чего и говорить, мужикам слова Фёдора таки доставили головной боли. -Но это всё лишь для того, чтобы обозначить проблему. – подытожил Срамнов. – А вот как её нам решать – вот тут уже надо думать. И думать хорошо, напрягая все извилины. С одной стороны, может, и правильно, если Звиада поставят. С другой – нам, хлопцы, придётся к новой жизни приспосабливаться, а мы ведь не хотим, так? Мы не хотим?! Один за другим, молча, мужики закивали. Вроде как и стыдно немного, но люди-то все свои, чего тут рылом крутить? -Да, Федь…, - протянул недовольно Папа. – Нелицеприятная херня на горизонте чернеет. -Не то слово. – поддакнул ему Ваня. – И ведь сами наживку закидывали… -Нет. Тут всё правильно, Вань, чё ты…, - махнул рукой Фёдор. – Мы-то всё правильно сделали. Но когда деревья рубят, то и щепки, соответственно… -Хрена се щепки, Федь! – округлил глаза Папа. – Это какие-то стволы, бля. Смотри, только уворачивайся теперь. -Будем крутиться. – хлопнул его по плечу Срамнов. – Чтоб не зашибло. И самое первое, что нам предстоит, это лишить Звиада главного козыря, соберись он нас понерфить… -Чё? – прищурившись, переспросил Папа. -Распустить, перераспределить, употребить по собственному желанию в личных целях. Так понятнее? -Уй, бля…. -Ничего, вкуришь. Так вот, други мои: и у нас на руках, и у него будут определённые козыри. Сверим их. Звиадовы: он командир боеспособного подразделения армии, опытный, обученный, подкованный. И люди его тоже, в целом выше нас по уровню своих знаний и умений. По сравнению с ними, мы так, любители. Вот разве что только Аслан… Мы – отряд партизан, сельские сталкеры по случаю, вот кто мы такие. По вопросам стратегии и тактики боеывх действий и Звиад, и его парни, заткнут нас всех вместе за пояс, достанут, прожуют и выплюнут. Вот разве что только Аслан… -Ну что Аслан? – развёл тот руками. -Да всё просто, друг – повернулся конкретно к нему Фёдор. – Я верно понимаю, что пока капитан Гамишвили аэродромы охранял и гонял своих парней на строевую, ты успел на трёх войнах побывать? – тот, не до конца ещё понимая нити рассуждений Фёдора, кивнул, а Срамнов продолжил: - Раз так, то боевого опыта у тебя, наверное, поболее выйдет, не? Помню, мимоходом говорил он что-то такое, Звиад. Был в Чечне, вроде бы. Но это он сам, а парни его что? Срочники, в основном. Вероятно, самый опытный человек в военных этих вопросах не Звиад всё же, а ты, Аслан. И если встанет вопрос, точнее, если Звиад его поставит, или Русков, скажем, то мы делаем удивлённое рыло и тупо выдвигаем встречное – раз так, почему не Алкоев? Тем более, что история твоя на Селе кому надо – известна, и человек ты тут прижившийся… Ты – и есть наш первый козырь, Асланчик. Все дружно закивали – а что, верная подача. Главное самим не лезть с предложением, а если что, нате вам. Есть и у нас достойный человек. А там уж пусть бороды чешут в Совете. -Нохчо я. Не русский. – парировал выдвижение Аслан. – Не примут. -И что? Кругом все русские? – удивился Ваня. – Ты, между прочим, за них воевал. К тому же – ты крещёный, верующий. Отче подтвердит, а это веско. А Звиад – тот человек как раз новый, неизвестный. Поэтому – тут как раз минус ему. -Верно. – согласился с Ваниным доводом Сева. – А слово отца Паисия на Совете – самое веское. -Это точно. – кивнул Политыч. – В итоге последнее слово за батюшкой всегда. -Сам видишь. – сказал Аслану Федя. – Не так уж всё и однозначно, как ты решил. Но если, скажем, ты против, и не готов, то… -Мне это не надо. – скривился Алкоев. – Но я тут что? Если от этого людям польза, пойду. Радуясь, все хлопали Аслана по плечам, а тот виновато отговаривался: -Ладно вам, э! Ещё никто не предлагал, а вы… Это мы тут вместе все думаем, а там…! -Вот и главное, чтобы вместе мы думали, а даже - нет. Чтобы общее мнение имели на каждый вопрос. А вопросы будут. – добавил Федя. – Но это так, для затравки я червячка вам закинул. Пошли дальше, про козыри говорить. -Не, Федь. Всё ж ты башка! – хлопнул по коленке Политыч. – Я вот до такого с роду бы не дотумкал. Видать, не зря всё ж старшим ты у нас, лесных. Фёдор в ответ хмыкнул. -То-то ты с недовольным варажением лица всё чаще ходишь, Степан Политыч! -Это не потому. – отмахнулся старик. -А почему тогда? -А потому. -Вот я и говорю – сложно иной раз понять тебя, Политыч. А сам не говоришь. Прикольно, наверное, тебе чтобы люди в непонятках пребывали. Но мы тут все свои – самое время выложить всё как на духу. В чём не правы – исправимся, проблемы какие – поможем. Я так говорю, мужики? Присутствие закивало, соглашаясь со старшим, Политыч же насупился, словно обиженный. -Так чё, Степан Политыч? Поделишься? -Федь, вот ты всегда – как банный лист к заднице. Можа, личное у меня – пытать станете? -Можа и станем. Ты старый, а мы плохие. Очень надо нам в чужой душе покопаться, от того имеем великое удовлетворение. Мы ж ведь кто? Так, соседи всякие и шапошные знакомцы. Увидел, поздоровался, слава Богу, что не остановили языком почесать. А так-то у тебя и друзей пол-Села и дом полная чаша… -Зря ты так, Федя. – подняв на Срамнова обиженные глаза, тихо проговорил Степан Политыч. _ ненавижу тебя в такие времена. Как скажешь ядовитым языком своим, кажется, словно чужой ты кто… -Ну так да, Политыч. – кивнул Федя. – Так-то оно удобнее: когда надо, то свой, а как до другого дела – чужой. Понятно. -Опять ты… -А что опять-то? Вроде как сговорились ещё когда, чтобы проблемы свои по головам не прятать, не? Было? Было! Кто со всеми по рукам хлопал, сговариваясь? Правильно – ты, Политыч. Так что я лишнего от тебя и не требую, а так, для пользы нашего общего дела, поделиться лишь прошу. К тому же – самое время, в свете сказанного ранее. Вот и давай, излагай. В Перелогах, что ли не так что пошло? -Да там-то – слава Богу. – отмахнулся старик. – Там-то путём. Да больно много худого всякого лезет в последнее время… Вот ты, Федь, помнишь разговор наш с тобой у торговальни в Лихославле? -Который? Напомни: столько всего рухнуло в последние дни, может и забыл чего… -Про Машу. -Ну да. Помню, конечно. Мужики, слушая старшего и Политыча, мигом навострили уши, чуя интересное. -Так-так. Отсюда давайте поподробнее. – бросил Папа. -Ты слушай, что не поймёшь - спросишь. – зыркнул на него Политыч. – А старших не перебивай, не имей такой манеры! -Да я что… - развёл руками Саня, состроив обиженную мину. -Вот и сиди. -Сидел уж. -Не перебивай, кому говорю! – рявкнул Политыч, а Федя добавил к его рыку: -Ты это, в натуре, Сань…. Погодь-ка. Так чё, Степан Политыч, разговор-то тот? -А помнишь тогда, что намерялись мы с тобой хлопца того отыскать. С колдуевского хутора. -Ага. Только ведь сам знаешь, как всё вышло… -Знаю. – кивнул Политыч. – И пока вы там, в Торжке, у вояк были, я его отыскал. -Опа! -Жопа. – передразнил Срамнова старик. – Хороший такой паренёк оказался. Видать, вспоминать то время тяжко ему, но мы всё ж поговорили. И рассказал он мне всё, как на духу. И я чем дальше паренька-то слушал, всё больше Машу-то нашу вспоминал. Больно многое сходилось. Пошёл до хаты, много думал об этом обо всём. Неужто и впрямь Маша – Смертная Вдова? -Да вы чё, мужики? – вскочил на этих словах с места Ваня. – Наша Маша – Вдова?! Ды вы Бога побойтесь! -Сядь, Ванька, не мельтеши! – махнул на него Степан Политыч. – Слушай не перебиваючи! -Да Федь! – попробовал аппелировать к другу Калина, но Срамнов тихо ответил: -Давай послушаем, а? Продолжай, бать… -Ладно. Дак я и задумался. Ерунда какая-то выходит. И решил за самой Марией тогда понаблюдать, а ужо кое-какие мысли в голове завелись. Ну, я походил, поспрашивал. С Акимовной вот поболтал. И выяснилась вот какая штука, мужики. Вот вы знали, например, что никто не видел, чтоб Маша когда ела или пила?! -А в натуре! – хлопнул в ладоши Папа. – Продолжай, отец! -Вот и подумал – никто ведь и не припомнит такого, даже и Акимовна. А у той она жила ить! Поставлю, говорит, ей стакан с водой – а прихожу, а он всё полный. Сразу-то и не подумаешь о таком, правда? Вот. Тогда подозрения мое и укоренилися… -Чё за подозрения, деда Степан? – удивлённо спросил Илья. -А ты слушай больше, оголец – а спросишь потом. Ну, дак вот. И пошёл я тогда к Зине Красовой, помните такую женщину? -Как же. Из которой отче Феофан каспера изгнал, после того как тот в Волково в неё вселился, что-ли? – уточнил Сева. -Её самую, Сев… - А на кой?! - А ты слушай дальше. Поплёлся к ней, да и говорю: давай, мол, Зина, рассказывай – помнишь что, как оно было с тобой, когда дух одолел. Та, понятно, ни в какую: мол, батюшке нажалуюсь. А он говорил, чтоб к бабе не приставали. Ну, я с ней и так, и эдак. Говорю, мол, мне-то что за интерес? А для дела нужно. Мол, есть подозрение, что участились случаи… А она стала больно набожной, да и я в Храме-то, небось, бываю… И, короче, разговорил. И сообщила она мне, мужики, вот что. Словно, говорит, кто мною – ею – управлял. Я думаю, говорит, одно – а делаю совершенно другое, и не понимаю, что я делаю. А потом, говорит, делаю что-то, и тут понимаю, что вижу себя со стороны! Чистит картошку, например, и знает, что, да, вот чистит. Вот картоха, вот нож – а глянь-кось, а она сама себя видит при этом, словно в зеркале. Это что значит? Это значит тот дух, что паразитирует её, уж выталкивать саму её из тела начал! Вон оно как. И говорю – она мне говорит – не пойми что, а люди глаза вылупляют. Добро, говорит, что отче Феофан с отцом Паисием вовремя призрели, да исторгнуть смогли. А иным ведь и не повезло… -Ну это ясно, а каким боком тут Маша, Царство ей Небесное? – удивился Иван. -Небесное либо нет – тут ещё разобраться предстоит. После всего озадачил я всем этим отца Александра. Спрашиваю его: как думаете, отче, вот мы знаем, что ходуны – тела без души, а призраки – души бестелесные. Так, говорю? Он порассуждал немного, говорит – так. И, говорю, бывает, что призрак может в живого человека вселение сделать, как мы знаем. А, допустим, в ходуна отчего не может вселиться призрак? А он мне: а отчего не может? Может. Тут я присел! И долго рассуждали мы с ним о такой возможности. Отец Александр – больно мудрый батюшка. И историю мне рассказал одну, что вроде как давно, в советские ещё времена, был у него насельник один, а до того был он на приходе где-то в Сибири. И вроде как тот столкнулся с таким делом. Помер, мол, мужик, а на следующий день прямо из морга явился к чужим людям. А там дед был, да помер давно уже. И вроде ведёт себя – чисто тот дед, а личина – мертвеца… Насельник тот, что батюшкой там был, значит, куда надо обо всём доложил, через что и пострадал. С прихода его сняли, ну и в конце, в монастырь попал… Ну, теперь дотумкали, бездари?! -Не, чего-то непонятно всё это, бать. – покрутил башкой Папа. – Ты конкретно скажи, а Маша тут где? -Экий ты болван всё же, Сашка. – удивился вопросу Политыч. - Не было и нет никаких Смертных Вдов, мужики. Случай колдуйский в другом: дух вселился в мертвицу, и дух сильно злой. Оттого и порезала она весь хутор. А теперь про Машу. Та, кого мы так звали, в первые дни ещё померла, если не до них. А вот дух, что вселился в неё, был уже другим. Оттого и дела её такие были, что навсегда запомнятся. А вот как вышло так, что при этом память жизненная у неё сохранилась – это вот вопрос… Все в изумлении примолкли, нервно закуривали, качали головами. -Ну ты, бать, силён! – похлопал по голому плечу старика Фёдор. – Пока мы там, ты тут словно Шерлок Холмс, всё выправил. -Дак ведь интересно мне было: отчего так? И вот, Бог помог. -Теперь понятно, откуда дар этот был у неё. – вставил Сева Ким. – Это многое объясняет. -Это – да. – кивнул Политыч. – Но крайний, кто убедил меня, был татарин, который новый врач, с Баевым…. -Рашид? – напомнил Федя. -Да, вот он. Он же ведь этот…. Которые трупы в моргах потрошат… -Патологоанатом. – помог ему Сева. -Точно. Вот он и осматривал Машино тело перед похоронами. Мы ведь ещё боялись тогда, что встанет… А я к нему подошёл потом, покурили. Я, говорит, ничего такого сказать не хочу, мол, новый человек, а только померло не вчерась еёное тело. Давно, говорит, уже померло… -Век живи – век учись. – сокрушённо проговорил Аслан. -И дураком помрёшь. – добавил Папа. -Вот вам и раскрытие ещё одной тайны. – кивнул Федя. – Только думается мне, что не стоит её в Село выносить. У народа должны быть свои, настоящие герои. Ну, Маша много чего доброго и важного сделала…. При жизни, хотел сказать, а теперь язык и не поворачивается. -А у меня в голове не укладывается. Как так? – бормотал Ваня. -Давайте, мужики. Об этом молчок. Мы знаем – и ладно, а другим – неполезно. Может быть, это тоже может стать неким козырем… -А кстати, дядя Федя! – вдруг подал голос обычно молчащий Илья. – Тебе-то она напоследок предсказала, дядь Ваня-то ведь рассказывал. Про жену вашу, и про войну… Когда появится она, что будешь делать? Останешься? Уйдёшь? Фёдор примолк, разминая в пальцах сигарету. Размял, чиркнул спичкой, глубоко затянулся… Он ждал этого вопроса. Рано или поздно, но он должен был прозвучать; и что сказать в ответ? Подробности того, последнего визита Срамнова и Калины к Маше ни для кого не секрет, не секрет и то, что предрекла она анклаву и лично Фёдору в тот день. Скрывать глупо, да и бесполезно: сам не расскажешь, досужие языки разнесут, да и приправят к тому же так, что суть станет другой, выдуманной. К тому же, практически всё, сказанное ею в тот день напрямую связано именно с ним, Фёдором. Понятно, что вопрос должен быть поднят… И сколько не молчи, выдыхая дымные колечки, ничего не изменится – время что-то сказать. Лесные молча сверлили Фёдора глазами… -Это… мужики. – крякнув, начал Федя. – Ну, вы все, наверное, вкурсе как там что было… у Маши. На этих словах, сделав испуганные глаза, Ваня зашевелил перед собою руками – мол, я чего, я молчал честно. Федя, глянув на него, отмахнулся: -Да ладно, Вань… Чё ты. Знаю я. Пора разобрать вопрос… …После того злосчастного дня был разговор у них ночью. Иван первым спросил – слышали, мол, Машу. А дальше что? Ты – что? И Фёдор тогда поделился с другом, рассказал, что думает. С кем, как не с Ванькой? Но поговорив, решили пыль пока не поднимать. Мало ли как всё ещё обернётся… Маша, конечно, никогда не ошибалась, но мало ли! И Калина, скрипя зубами, дал зарок тогда молчать. Молчать, пока Фёдор сам не решится поговорить со всей командой. -Ты это, Федь… Не тяни. – подбодрил друга Аслан, положив руку на плечо. - Что решил – говори, не томи, а? -Если всё выйдет так, как Маша сказала, я… я уйду с женой. Сами понимаете, мужики. – обвёл взглядом каждого Фёдор. – Выбора никакого, ребят… Лесные примолкли, притупив глаза в землю. Курили. Вот и прозвучал ответ, вот и отмеряна черта. Всё, что было раньше – было, теперь все сказанное и сделанное будет за нею. Ещё впереди есть время, ещё есть дела, которые они будут делать вместе, но… Всё уже будет по-другому. Фёдор, сказав главное , тоже замолчал. -Спасибо, что сказал, брат. – встал с места Аслан. – Не говори ничего, да? Всё понятно. -А как же мы, дядь Федь?! – поднял на него мокрые глаза Илья. – Как лесные?! -Я ничего не знаю, мужики. – развёл руками Срамнов. – Как оно будет, когда? Там, - махнул он рукой за горизонт, - там, видимо, они смогли сохранить что-то. Семь лет прошло… Если есть армия – а Маша это чётко дала понять – значит, не всё потеряно. Там моя семья, жена, дочь, мама… Сами всё понимаете. Алька, если в армии она, значит, не останется. Да и явится, скорее всего, не для того, чтоб меня повидать. Скорее всего, Село перестанет быть само по себе, осаждённой крепостью. Всё изменится, только вот в лучшую ли сторону? Маша говорила про войну… Что за война, с нежитью, с натовцами? Отсидеться на своих харчах уже вряд ли получится в любом случае. Привлекут: с людьми сейчас напряжёнка, товар на вес золота. Поэтому… вот так. Ну а вы, если это возможно в принципе, можете со мной. Тут пусть каждый сам решит. -Чего решать, я с тобой. – не раздумывая, встал Ваня. -Я тоже. Я присягу говорил. – кивнул, вставая, Аслан. -И я! – вскочил с места Илья, его глаза сияли. – Дядь Федя и Ваня – моя семья, куда ж я?! -Я подумаю, но – возможно. – степенно сказал Сева Ким. – Всё к тому, что команда наша самораспускается. А я на Селе чужой… -А мне никак, мужики. – схватился за голову Папа. – Я своё отсидел, с меня довольно. Остаюсь. -Ну а со мной понятно. – вздохнув, сказал Политыч. – Тут мой дом, родился я тут и жизнь всю прожил. Мои все – вон, на горке лежат… Придёт время, и сам лягу. Да и Витька мой… может, жив всё же? Куда придёт? Сказав про себя, все снова умолкли, обдумывая, как быстро всё вышло. Начинали за здравие, а заканчивают за упокой. Именно за упокой – реквием по лесным, реквием по семи годам трудов и опасностей, плечом к плечу. Сколько всего пройдено, сколько сделано ими за все эти годы! И что, вот так?! -Только вот с этого и начинать надо было, Федя. – укоризненно посмотрев на него, вымолвил Политыч. – А то мы планы строим, да как быть думаем. А только нет нас уже больше, мужики. А я и не думал, что всё так выйдет… - С чего не начни, разговора всё равно не избежать было, Степан Политыч. – подсел к нему Срамнов. – И кроить от вас я тоже не хочу. Тянул, да – нелегко мне об этом, отец. Сам всё понимаешь же… -Да понимаю. – тяжело вздохнул старик. -Вот только унывать давайте не будем. Мы – лесные, и будем ими до последнего дня, какой уж он там будет. Не надо гадать, Бог всё управит. Наше дело – известное, вот и давайте его делать. А как выйдет, так и выйдет. И на Селе обо всём – могила! Возвращались в Вельшино молчаливые, понурые. Дойдя до деревни, разбрелись по домам, скупо попрощавшись – тяжело на душе у каждого. Вот так вот жили-жили, дело вместе делали, и, казалось, так будет всегда. Но нет ничего вечного, всему конец и придел под солнцем положен. Только как теперь жить?! Провожать и ждать – нет хуже креста. Так и засели все, каждый за своим забором, а кое-кто и бутылку почал… Тяжёлый день, жаркий, томительный. Словно похоронили кого… А на следующее утро Село зашевелилось, как муравейник – на площадь выезжала техника. Люди Звиада прибыли! $$$ Для людей капитана Гамишвили Совет отвёл самую настоящую закрытую территорию, или «усадьбу», как её называли местные. «Усадьба» представляла из себя почти два гектара территории, обнесённой полноценным бетонным забором по всему периметру и «егозой» поверху, несколькими зданиями и подсобными строениями внутри. В прошлой жизни всё это хозяйство принадлежало какому-то местному нуворишу, владевшему несколькими АЗС на трассе и чем-то ещё, уже никто и не помнит конкретно. Как ему удалось урвать этакий кусок земли – вопрос идиотский. Воровство, коррупция, всё на продажу. На вопрос, куда подевался нувориш с присными – а на него трудилось немного-немало около двадцати человек только в «усадьбе» - тоже уже никто не ответит. Свалил куда-то, и о его судьбе теперь можно только гадать, да надо ли? Кому она интересна и кого волнует? Короче, когда вся канитель вдруг неожиданно началась, бывших хозяев и след простыл, и вотчина вполне естественным образом перешла в пользование Села. Место-то больно удачное: на перекрёстке двух дорог – из Русино на Ляхово, и дальше, на Корнево, известному уже по памятному рейду за фермерской техникой; и второй, которая на Пески, как раз той, по которой команда Срамнова и уходила в рейд на Лихославль. Фактически, «усадьба» была крайним форпостом анклава с этой стороны, а дальше – деревни уже не жилые. К тому же, на территории были вкопаны три топливных цистерны, в которых и хранилась большая часть топливного запаса анклава, а потому территория круглосуточно охранялась нарядами ребят Паратова. В главный дом – бывшие хоромы нувориша – связисты даже протащили провод прямой телефонной связи с Советом, когда стало ясно, что на беспроводную связь уже рассчитывать не стоит. Если постараться, то можно было разместить в «усадьбе» народу и побольше, нежели неполная рота Гамишвили, а потому поселили его людей удобно, с комфортом и прицелом: освободили парней Парата от несения службы на объекте и тем самым усилили остальные посты, наконец-то вздохнули свободно оттого, что одно из самых опасных направлений наконец-то было закрыто – ведь вояки взяли на себя заодно и контроль ближайших выселов, а именно оттуда порой и забредала, заползала всякая нехорошая пожить. До Села с «усадьбы» - пятнадцать минут пешком, но, невзирая на то, Село щедро снабдило новопереселенцев не только примитивными средствами передвижения – велосипедами, но даже и выделило два квадроцикла и пять мотоциклов. В общем, всё разрешилось до нельзя кстати, а ведь поначалу весь Совет крепко ломал головы по вопросу размещения людей. Тут отдельное спасибо находчивому Парату – стараясь решить свои вопросы, Валера как снег на голову вывалил предложение отдать «усадьбу» воякам, и качественно аргументировал своё предложение. Видимо, параллельно росту паратовской бороды, росла хитрость, находчивость и смекалка – хитёр жук! Но контраргументов ни у кого не нашлось, хотя искать и пытались. Но, рассуждая здраво, какие ещё варианты? Звиад чётко сказал: казарменное положение, из этого и исходите. А где расселить ещё роту компактно? Предлагалось выделить какую-ни-то деревню из выселенных, да незадача – за годы запустения жильё тамошнее, и без того ветхое, стало уже не жильём, а руинами. К тому же, всё что ещё как-то могло использоваться и имело хоть какую-то ценность и применимость в хозяйстве, ушлые кушалы уже подрастащили. Восстанавливать эти руины – сизифов труд, проще новую деревню отстроить. Да ещё там, где надо, поближе: ведь все ближайшие выселы далековато от Села, оттого местные их и покинули, перебираясь поближе к людям, к храмам. Если люди откуда-то ушли, это не значит, что жильё запустело – явились другие «жители», быть им неладными. Днём вся эта погань шкерится в темноте – чердаках, подвалах, сараях – ну, а ночью – здравствуйте! Кому понравится такое общежитие?! А между тем, люди Гамишвили, как оказалось, к противостоянию со всей этой нежитью не особо-то и готовы… Другой вариант был, собственно, банальным – отстроить ребятам «конец», как говорили местные. Не надо грязи: это значит совсем не то, что напрашивается само собой. К мужскому естеству отношения тут никакого – просто так уж повелось, что кушалы именуют «концом» тупиковую улочку. Звучит, конечно, с вопросами, но извините – традиция. Но как бы всё не понималось и не звучало, решения у данного предложения не было. На дворе – конец лета; не лучшее время для начала масштабных строек. Если даже допустить возможность чуда, что Михалычевы мужики, плюнув на всё, и нарубят лес на срубы, то по самым скромным подсчётам им времени нужно ну никак не меньше пары месяцев, а это уже октябрь. Да и какой идиот ставит сруб из летнего леса?! Только самый замшелый олух. В общем, дальше этот поток сознания можно было и не продолжать… Поэтому Паратов всадил своё предложение ровнёхонько в «десяточку». И что бы кто не думал, и как бы не пытался упираться, возразить тут было нечего. Русков, зависнув над столом тучей, махнул рукой: «Пущай вселяются…». И на этих его словах отец Паисий, зыркнув на старика и пробормотав что-то под нос, несколько раз перекрестился. Слово – не воробей; следить бы надо… Но дело было сделано, и на следующий день Паратов повёз парней Звиада, заехавших первой волной, на новое место жительства. Вместе с манатками. К моменту прибытия основной группы из Центра, парни Семчука уже освоились на новом месте и с помощью выделенных Русковым местных мужиков – древоделов кое-как к их прибытию подготовились. Не абы что, но сколотили добротные двухярусные кровати, привезли какую-никакую мебелюшку, привели в чувство скважину и баню, а что ещё солдату нужно? Особым распоряжением Совета в «усадьбу» на постоянное проживание и трудовое участие были командированы трое сельских поваров, обустраивать кухню. Приезжайте, ребята, все вам рады… Гамишвили явился с людьми как и сказал – день в день, только вот сам он явился нехороший. Двое суток без сна, подготовка, сборы и переезд сделали своё дело – по дороге из Центра в Село Звиада несколько раз вырвало, голова раскалывалась от боли. Посмотришь – и отшатнёшься; личина серая, как у ходуна; глаза – красные. Пока народ на площади орал и радовался, Срамнов выудил капитана из толпы. -Здорово, брат! - Не так уж и здорОво, наик. Привет, Федь. – вымучено выдавил Звиад, пожимая руку Фёдора. -Э, да на тебе лица нет. Никто не покусал? -Херово шутишь. Башка раскалывается. Таблетку, наик, пил - без толку. В глазах всё крУгом идёт… И без его слов было видно, что Звиаду нехорошо. А тут ещё Семчук набежал, счастьем весь прямо светится: -Зурабыч! Ну, слава Богу, добрались! Гамишвили, скорчив мину страдальца, поздоровался с Семчуком, и тут радость с его лица как смыло. -Уй, мля!!! – выдавил из себя Семчук, подхватывая пошатнувшегося командира. А народ напирал, орал и толкался, им всем не было дела до соматического состояния капитана. Поэтому Федя кивнул своим, и лесные, вместе с Семчуком, обступив Гамишвили, вывели его из толпы и посадили на лавочку у магазина. Откуда-то вынырнул Сергач, и, протирая очки, в непонимании уставился на Звиада: -Тащ капитан! Не полегчало? Звиад отмахнулся. -Ты, наик, давай сам рули, Богдан. Считай, я выпал. И это… вещи мои сам подхвати, ладно? А я потом… -Так точно… - растерянно ответил Богдан, но переспросил всё же: - А ты то что? -К себе отвезём, пусть отлежится. – ответил за него Федя, и поманив Илью, шепнул ему: -Дуй-ка ты за Баевым, Илья. Пусть к нам на Вельшино подтягивается… Илья, кивнув, испарился, а Фёдор подсел к капитану и протянул ему флягу с водой: -На-ка вот, холодненькой. Звиад глотнул и передал сосуд обратно. -До Вельшина доедешь со мной, спать положу. – безапелляционно заявил Срамнов. – Лепилу нашего Илюха отыщет, посмотрет он тебя. Выспишься, отмоешься, поешь – тогда будут дела. Пойдёт? -Да как скажешь, наик. – безразлично кивнул Звиад. -Ну и хорошо. Вань, найди Парата, будь другом. Он стопроцентно тут где-то ошивается, пусть «буханку» даст. А потом квад домой пригони. А я пока со Звиадом посижу. «Буханку» Паратов выделил без слов, кроме того, сам, участливый, сел за руль. По дороге к Вельшину капитана снова стошнило, и когда, скрипнув тормозами и подняв облако пыли, машина остановилась у калитки срамновского дома, Гамишвили пришлось доставать из неё под белы руки – мужика совсем укатало. Фёдор, скинув с кровати своё бельишко, прям так и положил на неё капитана – в чём явился – и полог задёрнул. -Если чё – зови. – подытожил Срамнов Звиаду. – Мы тут, на крыльце посидим. Стало быть, Баев, медик наш, ещё подъедет тебя осмотреть. Вода – на тумбочке, блевать потянет – вон таз. Оставив страдальца Гамишвили отдыхать – или мучаться, это уж как сказать – Фёдор с Валерой присели на крыльце, Паратов протянул другу открытую пачку сигарет. -Будешь? -Не, спасибо. В такую жарищу сил нет курить… -Тогда и я за компанию. – убирая обратно в пачку выуженную уже оттуда сигарету, пробормотал Паратов. -Бросать надо… - начал было Срамнов, но Валера сделал удивлённое лицо: -А как?! -Не знаю, брат. Но надо. -Надо… Вон, глянь, как этого укатало. А с виду крепкий мужик… -Попустит. Отоспится, и попустит его. Но надо, чтоб Баев всё же посмотрел… -Посмотрит, только толку-то?! Теперь-то… Это, Федь… Пока двое нас, давай поговорим? -Эк ты. – отстранился от Парата Фёдор и деланно округлил глаза. – Пугаешь. Но, в целом можно; а ты о чём? -А ты не догадываешься типа? -Есть несколько вопросов – выбирай. -Ну мы с тобой оба на Совете были, так что… Сам что решил? -Валер, да что… Ждать, а какие варианты?! -Это понятно. Ну, а когда «дождёшься»? -А ну-ка, пачку вон свою доставай. Придётся курить. -Придётся. Тут по-другому никак. – улыбнувшись другу, кивнул Валера и ловким движением выщелкнул из пачки ровно две сигареты. Закурили. – Так что? -Уйду. – покрутив несколько секунд дымящуюся сигарету в пальцах, ровно отрезал Срамнов. Паратов, глядя в глаза другу, молчал. -Уйдёшь… - перевёл свой взгляд в сторону Валера. – Жаль. Правда жаль, брат. Нет, даже не так – плакать хочется… -Ты это, не надо…. – хлопнул его по плечу Федя. – О себе подумай лучше. -А я что? – удивлённо пожал плечами Паратов. – У меня-то что изменится? -Всё. И не только у тебя – у всех. К слову сказать, у тебя уже всё изменилось, только как я погляжу, ты ещё в это не вник. -Что имеешь ввиду?! – удивился Валера. -А вон на мосту у меня кто катается на кровати? -Ну, Звиад. А я-то тут причём? – продолжал недоумевать Парат. -Ну как – причём?! – хмыкнул Срамнов. – При всём. Чё, реально не догоняешь, Валер? -Ты давай без ребусов и кроссвордов этих своих, Федя! -Ну ё-моё, братан! Солдапёры в Селе поселились. Ну…?! -И чё?! -Ну ты… Блин. На семь лет назад вернись, братан. В дни, когда Гриши не стало… Кто на его место метил? -Ну, я. И чё? -А вышло как? А главное – почему?! -Да потому, бля! А то не помнишь… -А теперь с начала: кто у меня на мосту появился?! -Да Федь! – вскочил и неперносимо выругался Паратов. – Ведь в натуре! А я-то, дебил….! -Догнал? Понял теперь, кто Гришино кресло займёт? Не завтра, конечно, но в обозримой перспективе? Ещё говорить нужно?! А ты спрашиваешь: что я буду делать… Паратов нервно тёр виски. -Ну а чего ты переживаешь? – участливо спросил убивающегося друга Фёдор. – Мужик с возу – кобыле легче. Всё не та ответственность. К тому же, тебя может и не затронет, а вот мы… -А тебе чего париться? Ты-то свалишь! -И не я один, видимо. С ребятами нашими говорил. Вроде как, почти все со мной. Ну, и ты, если надумаешь… -Куда мне?! – отшатнулся Валера. - А я так и думал. -И чё? Я местный. Да и семья… -Да я понимаю, Валер. Есть, правда, альтернатива… -Какая?! -Ну, ты вот про Аслана Алкоева что думаешь? В непонимании Паратов покрутил головой. -Подожди. Аслана – вместо… - указал он пальцем на мост. -Ну да. -А это…. А это – мысль! -И парировать тут нечем, Валер. Ну, и человек наш, свой. Хотя, Аслан со мной собирается, но ты ж его знаешь – долг, всё такое. Попросите – встанет. Главное – убедить. -Это дело, это – мысль. – нервно тряся указательным пальцем заходил кругами перед крыльцом Паратов. – Но ты-то уйдёшь, а это… -Что тут у вас за консилиум? Может, поучаствую? – прервал рассуждения и беготню Паратова ехидный голос из-за калитки. Баев явился пешком, а забор – высокий, его и не видно. Сколько он там стоял, навострив локаторы свои? -А мы непротив. Ты это, давай заходи. – отпер Баеву калитку и, пропуская во двор, пожал ему руку Срамнов. – Чё пешком-то, да один? У нас тут не клиническая больница – врач один на всю округу. Незрело! -Теперь двое. – поздоровавшись с Паратовым, к слову покрасневшим, парировал Баев. – Чё красный такой, Валер? -Жара. – отмахнулся Парат. -Ага, жара и заговор до кучи. – ухмыльнулся врач. -Ты это, поменьше трещи там, на Селе, понял? -Да мне насрать на ваши тайны, мужики. Они меня не касаются. Я не участвую. Я лечу. Хотя, собственно, кому это теперь нужно?! Где пациент-то? -Вон, в дом проходи. – указал на дверь Срамнов. – Там, на мосту в пологе. -Ну, пошли, посмотрим. Гамишвили спал, но пришлось разбудить. Недовольный, Звиад бурчал что-то пока Баев мерял давление и осматривал его, длилось это недолго, вынув из ушей стетоскоп, Баев поднялся с кровати. -Голимое переутомление. – изрёк он. – Давление – сто десять на пятьдесят. Пусть спит, и не кормить. -Вообще? – ухмыльнулся Фёдор. -Ага, ведь теперь какбэ не умирают. Чё прикалываешься? Пока не очухается. Сам говоришь – рвало, и не раз. Сразу не скажешь, но возможно и отравление, а при нём лучшее лекарство – голод. Слушай, дай чего-нить пожрать, Срамнов. За еду заговорили, так желудок аж подвело, с утра на ногах скачу, как тот конь. И это, поставь, не каждый день у старшего лесных в гостях. -О как. – покачал головой Фёдор. -Да, вот так. -Ну, проходи, Баев, садись. Сейчас спроворю харч какой-нибудь. Ты, Валер, тоже проходи давай. -Да я… -Да проходи, говорю. – подтолкнул его в спину вслед за Баевым Фёдор. На столе появилась вчерашняя сковорода жареной картошки – готовили по-очереди и сразу по многу, на несколько дней – а к ней Фёдор открыл две банки тушёнки из своих запасов, не найденные, найденное всё лесные честно сдавали на Село. Вздохнув, выставил на стол трёлитровую банку маринованых огурцов с томатами, ну, и царицу застолья – пыльную бутылку рома. -Ого как. – покрутил головой Баев. – Значит, не зря говорят, что вы тут как сыр в масле. -Говорят – что кур доят. – ответил Федя. – Накладывай вон больше, а говори – меньше. А ты, Валер, чё замер? Стаканы вот – разливай давай. Но не успел Паратов разлить, как дверь, скрипнув, отворилась, а предварил это топот на мосту. Пригнувшись, в комнату вошёл Иван, и тут же замер, озирая собрание. -Жрёте, значит? Что за повод? О, да с алкоголем!!! -Садись давай. – отодвинул другу стул Федя. – А чё как исчезник подкрался? -Илюха на дороге высадил. – усаживаясь, пояснил Ваня. – А сам обратно на кваде укатил. Там такое на Центре… Ну-ка, кинь картофана, врач, вот сюда, в тарелку. Да побольше, голодный как чёрт, наливайте давайте! В итоге, поговорили по душам. О том, об этом, обо всём. Позже явились и Аслан с Саней, и Политыч подтянулся. Дёрганый и грязный, явился на велосипеде Волчок. Во главе группы из пятерых военных пришёл Сергач, чисто поинтересоваться – а как там капитан? Остались… Приехал и Илья с Семчуком, и тогда переместились в огород, за большой стол. На смех и крики из срамновского огорода потянулись и деревенские, несли с собой что было у кого, и в целом, организовалось очень даже широкое, шумное застолье. Было что вспомнить. Больше так уж и не сидели… $$$ Разошлись за полночь, и то, неверно сказать. Кто и расходился, а некоторые, можно сказать, и расползались. Срамновские «винные погреба», о которых ходило среди местных столько досужих слухов и домыслов, конечно, сильно проредились. Но ещё не вечер, найдётся это пойло, быть ему не ладным. Не жалко, и главное – повод есть. Конечно, отец Паисий за это всё по голове не погладит: спаивание православных однако – большой грех, но это уж мы как-нибудь переживём. Иных, ввиду текущего соматического состояния под влиянием принятого алкоголя, пришлось размещать по месту, на Вельшине. Но ведь мир не без добрых людей, так?! Кто не остался у Фёдора, всех разобрали по домам добрые жители Вельшина. Часы тик-тик, тик-так… Завтра будет суровое похмелье, однозначно. Разложив своих, Фёдор, кровать которого была порабощена спящим и бормочущим что-то во сне Звиадом, закрыл дом, проверил все двери. Лечь негде, куда не глянь, все предметы мебели бухими товарищами заняты. Храпят. Дух стоит такой, что… Завтра надо дом проветривать будет. Значит, в огород? Ночи тёплые стоят… Федя подхватил свою «Сайгу», достал из подсумка рожок, проверил – ага, полный. Патроны Политыч снаряжал, дробь мочёная в святой воде. Невесть что, но явись по ночи какой ревенант, всё надёжнее. Не любят они это. Вот и думай потом про то, что батюшки талдычат… Пристегнул рожок, дослал патрон. Порылся в шкафу, извлёк подушку с пледом, да и пошёл ночевать в огород. Остатки пиршества, не задумываяясь, смахнул в траву, завтра разберётся. Устроился прямо на столе. Жестковато, конечно, на досках, но ничего, сколько её осталось, этой ночи? Улёгся, аккуратно подложив карабин под руку, скинул ботинки. В ботинках спать – ну это… Закурил и уставился в небеса… Раньше такого великолепия и не увидеть было, в ТЕ времена. Если только в планетарии. В планетарий Федя любил ходить с детства, каждые выходные, считай, бегал. Это пока в школе учился, а дошло до того, что бабка, сидевшая в те времена на кассе – кассирша – как-то раз его прямо-таки отчитала. Мол, что шляешься, лучше бы учился. Ну и что, мало ли что какая-то бабка вякает? Ничего ей не сказал, а ходить продолжал. Почему? Так вот и не скажешь теперь. Пристрастил его дед, Царство ему Небесное, взял как-то мальца зимним вечером развлечь, а вышло оно вон как. И дед давно уж убрался, и годы пролетели, но интерес к звёздам, небу, небесным сферам у Срамнова не угас. Хорошо было тогда. Какая-то особая, умиротворяющая атмосфера витала в старом здании планетария. Придёшь – народу мало, не кино про милицию, однако. Тихое, полутёмное фойе, и – экспонаты… А потом – лекция, предваряемая демонстрацией звёздного неба. Успокаивающий, бормочущий голос лектора, и так спокойно на душе, так хорошо! Конечно, в жизни такого неба Фёдор не видел нигде, кроме планетария. До того, КАК. А теперь – пожалуйста, любуйся. А может и вправду должна была закончиться эта цивилизация, чтобы остатки её могли любоваться величественной картиной, и где-то там – Бог? Э нет, шалишь, чувак! Если бы он был там, какое могло у Него быть отношение к тому, что здесь?! ТАМ – и здесь!!! Несравнимо! Бескрайний звёздный океан, полный чудес и тайн, и – толпа беснующихся бесхребетных клопов, не осознающих где верх и низ, право и лево. Зачем мы Ему?! Ерунда какая-то. Если Бог есть – а в то, что Он есть, Срамнов вполне, гипотетически верил – Он наш, местный, земной. Тот, звёздный Бог, такой ерундой наподобие людей, заниматься бы не стал. А, с другой стороны, представить, что вот, Бог, Всесильный и Всемогущий. Значит, может решать, всё в Его власти! И предпочесть этому чуду, бескрайней бездне ковыряние в исторгающих гной и смрад людских душах… Да ну. А если всё же?! Да нет…! И получается тогда, прости Господи… невсесилен? Замкнут, как и мы тут, на дне гравитационного колодца?! Да что такое только в голову по пьяни не лезет… А вот звёзды, скажем. Вот он лежит и смотрит, а может где-то там, сейчас и Алька смотрит на них? И видит тоже, что и он, те же созвездия, ту же Луну – вон она, зараза, крадётся по горизонту. Мешает, тварь, светом своим ворованым, тоже мне, солнце мёртвых… Что, если смотрит? А вообще, Алька вот. Вон сколько лет прошло, да и есть ли ей дело до Фёдора? Может, уже отплакала своё, списала, забыла? Ну нет, забыла – это вряд ли, конечно. Да и Маша говорила… Но мужика могла завести, природа, что тут скажешь. Алька – она такая, да и он хорош. Ходил ведь, гнида… Да что ж теперь? Даже если и так, что – оттолкнуть? Да нет! А мама как?! Она ж ведь старенькая! И что, что старенькая: Бармалевна вон вообще древняя по сравнению с ней, а как бегает! В общем, в угнетённой алкоголем голове Фёдора Срамнова был полный сумбур. С ним он и заснул. $$$ А пробуждение выдалось тяжёлым, что и неудивительно. Лучше уж вовсе не пить, чем пить редко, но помногу. Может, болезни теперь людей и перестали угнетать, только вот к похмелью это уж никак не относится. Оно каким было, таким и осталось: вязкое, тошное, обидное. Это известно, почитай, каждому, кто меру пития свою превышал: пока алкоголь на столе и дым столбом – и море по колено, вон мы какие, сам чёрт нам не брат. А с утра уже другое в голове – ну как так-то?! Зачем?! Зачем вчера так обожрался-то?! Вот и Фёдор с подобными мыслями глаза открыл. Утро. Но утро недоброе. Встал кое-как, доплёлся до колодца, умылся и долго глотал ледяную воду мелкими глотками. Напившись, тут же и присел, на скамью для вёдер. Тошно; а не хватало ещё чтобы кто из деревенских в таком вот виде застал. Мало того, что вчера устроили из хаты сквот, орали на всю деревню, так ещё и соседей напоили в хлам, а те домой в негожем виде явились, а там бабы. Скандалы в семьях, помилуй Господи, железобетонно вчера по деревне прошли, грех один. На том дело не закончится, ждите гостей – с криком, матом и упрёками. А там и до Бати дойдёт, и тогда держись! Не, надо в дом, да закрыться пока в конец не попустит. Выспаться лечь, всё одно: с таким здоровьем дел не наделаешь. Этих вон всех по домам разогнать, пусть плетутся себе, у него тут не ночлежка. Проспались с опою, ночь прочь, и то добро: ни гбырь не пожрал, ни иное что худое не случилось. Пора и восвояси. А ещё разгребать срач после застолья – и в хате, и на огороде, о, Господи… Прошёл в дом, затворив за собою, постоял у полога, где храпел Звиад. Счастливый человек – он не участвовал. Это надо же, как мужика разморило. Но и неплохо, с другой стороны: проспится – человеком встанет. Пусть себе спит… А в доме словно Мамай прошёл. Обозрев всю картину, Срамнова аж передёрнуло. Срач, лютый срач в доме. И дух такой, что наизнанку выворачивает. Разбудил своих незадачливых гостей-собутыльников: Баева, Парата, Семчука. Мол, всё, мужчины – новогодняя ночь хоть и удалась, но – закончилась, давайте-ка валите себе с миром. В лица товарищей смотреть и вовсе противно, не лица – личины какие-то. Мятые, серые, глаза мутные. У Паратова вон крошки в бороде застряли, противные такие. Охая и извиняясь за причинённые неудобства, товарищи убрались восвояси, а у Фёдора на душе мерзко – нехорошо вышло как-то, вроде как проститутку с утра из квартиры выставляешь; и стыдно, и вроде как от проблемы избавляешься. Куда такое сравнение годится? И действительно впору сильно задуматься – ведь не зря батюшка так обличает этот грех, винопитие. Затворив калитку, дёрнулся было закурить, да не стал – мало головной боли похмельной, так с дыма ещё больше развезёт. Умылся под умывальником ещё раз, постелил себе на диване, с которого согнал недовольного похмельного Баева, разделся и отрубился в миг. Разбудил его Илья, и, судя по яркости света из окон, день перевалил уже на вторую половину. -Дядь Федь, просыпайся! Слышь, дядь Федь! Степан Макарыч кличет тебя! -Который час, Илюх? – натирая кулаками глаза, спросил парня Срамнов. -Да уж четвёртый! -Ваня где? Звиад проснулся? – собравшись, спросил Фёдор. -Ваня баню топить уплёлся с Севкой, а дядя Звиад в огороде. -Что он там делает? – удивился Срамнов. – Ну-ка, Илюх, воды набери мне поди. Не, постой. Скажи мне: убрался в доме кто? И вправду, в доме ничто не напоминало уже о последствиях вчерашней ночи. Всё чистенько, аккуратненько и на своих местах. Окошко над диваном приоткрыто и ветерок покачивает занавеску. Дух попойки безвозвратно покинул дом Фёдора. -Так дядя Звиад и убирался, а я помогал. Ваня, тот еле встал после вчерашнего. -Ну вы молодцы тогда, чё. Воды дай, да иди старосте скажи, что явлюсь сейчас. Только соберусь вот… Макар Степаныч явился с претензией, как и следовало ожидать, ещё с утра деревенские бабы прожужжали старосте все уши. А общественное устроение на деревне – как раз его обязанность, за нею следить он и поставлен. Следовательно, угнетать нарушителей деревенского спокойствия ему и идти, как бы хорошо к Срамнову он не относился. Вот и стоит от того туча тучей, дилемма у него: не хочется, а надо. Бабы – ещё те стервы, с живого не слезут. -Здорово, Макар Степаныч! – протянул руку старосте Срамнов. – С чем пожаловал? -А то сам не знаешь… Чего вчера ночью-то учудили, что спозаранку вся деревня стонет? -Это кто стонет-то, Степаныч?! Чё-то вчера стонущих не встречал, все здоровы были. Правда, если с бодуна – то оно понятно… - попытался перевести тему в шутку Федя. -А смешного я тут не вижу. – колко зыркнул старик. – Нечему радоваться. Бабы как с цепи сорвались, лютуют. Если не пресечёшь, говорят, к самому батюшке пойдём. Мол, мужики влёжку лежат… -Это они отвыкли, деда Макар. Забыли напрочь прошлые времена, когда мужей своих трезвыми и не видели. Что, неправ я? К хорошему быстро привыкаешь, и кажется, что так всегда было и так будет. -Мне-то не объясняй. – отмахнулся старик. – Мне-то чего? Мне ничего. Худо, конечно, что не позвали, а так-то я… -Это ты меня прости, деда Макар. – хлопнул себя по ногам Фёдор. – Чё ж это я? Да и это… Спонтанно как-то всё получилось. Мы с Паратом говорили сидели, потом Баев явился, ну, сели за стол, потом ещё люди подошли. И, как-то само собой… -Да ладно, Федь. Ну что ты оправдываешься? Я-то – ничего… Бабы всё… -Да и хрен тогда с ними, скандальными. А, Макар Степаныч? – подмигнул старику Срамнов. -Да и хрен с ними, Федя! – махнул старик. – Мне наказали тебя распечь и упредить, я распёк, упредил. Так ведь? -Так. -Тады, больше тебя не задерживаю. – протянул Срамнову руку старик. – А ещё вопрос: кто это у тебя в огороде бродит? С усами такой. -А. Пошли, познакомлю тебя с капитаном Гамишвили… -Вот оно чё! – округлил глаза Колычев. – И что: он тоже с вами? Вчера, это? -Вот как раз Звиад не участвовал. Худо было ему, оттого и Баев явился, понимаешь? – объяснил Срамнов. -Ты подумай! – продолжал удивляться старик. – И что же с ним такое? -Устал. Да ты ступай, проходи. – подтолкнул старосту Федя. Колычев протиснулся мимо державшего для него калитку Фёдора, и сняв свой картуз, замер как вкопанный. -Чего встал-то, деда Макар? Иди в огород, а я вот пока дверь запру. – подтолкнул старика Федя. -Давай уж сам веди, а то неловко как-то… Но, заметив толкающихся у калитки Срамнова и старосту, капитан подошёл сам. Протерев руки тряпкой, протянул руку старику. -Добрый день. -Добрый. – поклонился капитану Колычев. -Знакомься, Звиад – Макар Степаныч Колычев, велешинский староста наш. Администрация. – пояснил Гамишвили Федя. -Очень приятно. – снова пожал руку старику Звиад. – Звиад Гамишвили. Чайку попьёте, только вскипел? -Куда мне?! – замахал руками Колычев. – Я ж ведь на минутку зашёл только. А теперь пора, нужно на Совет собираться. Вам-то тоже туда, я путаю? Капитан с вопросом посмотрел на Фёдора. -Надо? -Тебе точно надо. А меня не звал никто. Вот и иди с дедом Макаром. Как самочувствие, кстати? -Лучше твоего, наик, если судить по тому, чем я с утра у тебя в доме и на огороде занимался. – поддел Фёдора капитан и захохотал. Колычев переминался с ноги на ногу, силясь уйти, и Федя попросил старика: -Ты тогда, деда Макар, как на село отправишься, Звиада с собой захвати, ладно? -Ладно. – кивнул старик, надевая свой картуз. – Только ведь я пешком, транспорту-то старосте село не выделяет… -Это ничего. Пешком – так пешком. – отмахнулся Звиад, а Колычев, пятясь, исчез за калиткой. Когда калитка хлопнула за ушедшим старостой, Звиад кивнул Срамнову: -Проспался? -А… Спасибо тебе, Звиад, что дом в порядок привёл. -Э, да что ты, наик. Это тебе спасибо, Федь. Без тебя вчера бы я… А у тебя отоспался, считай, первый раз за долгое время, наик. Так что это тебе спасибо. Хорошо тут у вас, не, правда. Лёг вчера – как в омут провалился… Но надо идти: как там мои бойцы, пока я тут у тебя на курорте? И это, Федь. С Окулистом надо решать, не хочу тянуть, наик. Ты давай это, к ванге этой вашей меня отведи, я ей объясню всё, что мне надо, и… - Постой, Звиад. – наморщив физиономию, стал тереть лоб рукой Федя. – Ты понимаешь, какое тут дело… Ты это, сядь. Сядь вон на крыльцо. -Что такое, наик? – удивлённо округлил глаза капитан. -Короче, умерла она. – выпалил Срамнов. - Вот так вот. -Как – умерла??? – не понимая смысла, сказанного Фёдором, развёл руки Звиад. - Своей смертью. -Как – своей?! – ещё более удивлённо пробормотал капитан. – Ведь теперь же уже давно… Нет, ты мне, наик, скажи: ты ничего, Федя, не путаешь?! -Не путаю. – покрутил головой Федя. – На руках у Ваньки умерла… -Но это ведь… - ошарашенный, плюхнулся на ступеньку крыльца Звиад. – Как это вообще, наик?! А нам что теперь делать?! Как с Окулистом быть?! -Как планировал – так и делай. К двум берёзам за ноги, и… Вышло так, Звиад. Кто виноват? Капитан сидел обхватив голову руками, а Фёдор, которому нечего было сказать, присел рядом. Пару минут спустя Гамишвили поднял на него глаза: -И как теперь нам информацию из него доставать?! -А как ты собирался до этого? Звиад снова ушёл в ступор, но не прошло и трёх минут, как вскочил. -Собирайся давай. Вместе пойдём на Совет. -Я тебе там зачем? -Затем. Собирайся, наик. $$$ Когда Фёдор, Звиад и старик Колычев явились на Совет, заседание уже началось. Докладывал Русков: о том, как идёт процесс размещения гражданских, прибывших из Центра, и какие всвязи с этим обрисовываются проблемы. Когда, постучавшись, в дверь вошёл Звиад, а за ним Фёдор с Колычевым, Пётр Василич споткнулся на полуслове. -Извините, мы задержались. – виновато развёл руками Срамнов. -Хорошо, что вообще пришли. – уничижающе посмотрел на него Отец Паисий. – Наслышаны о вашей вакханалии вчерашней. Не стыдно? -Стыдно. –кротко ответил Фёдор, и тихо добавил: - Да уж. Мир не без добрых людей… -Не без добрых. – согласился батюшка. – А ты, Федя, пожалуйста, собери своих людей завтра к службе. Поговорить с вами хочу. -Вот там и продолжите этот свой разговор. – махнул на них рукой Русков, недовольный тем, что его прервали. – Дисциплина – вопрос важный; но тута у нас совет, а не этот, как его – трибунал. И время не резиновое – его не растянешь, а дел по последнему времени множество, вот и давайте о них говорить. Это хорошо, что вы пришли, командир. Так как вы человек, получается, теперь далеко не последний, надобно чтоб вы на советах этих наших теперь обязательно присутствовали. Окромя того, к вам у нас отцом Паисием ещё отдельный разговор имеется, после совета. -Понял. – кивнул Звиад. -Вот и ладно. – снова водрузил на нос уже не нужные ему очки Русков. – А пока вот на чём я остановился: надобно без промедления ставить прибывших людей к делу. Вроде бы, анкеты эти со всех собрали. Вон оне лежат на бюро, эти анкеты. Худо – бедно, людей мы расселили всех. Пора работать. Нет времени в потолок плевать – осень на носу. Потому, всех бригадиров усиленно прошу: собраться завтра в совете до работ, анкеты эти разобрать, и выделить людей, которые, по вашему мнению и своим, значит, умениям, к каждому из вас пойдут. Понятно это? Бригадиры, сидящие за столом, закивали, пошёл шёпот, обмен мнениями. -Тихо! – поднял вверх руку Русков. – Поспорите об этом завтра. Отберёте людей, и мне списки каждый подаст, чтобы я, значит, дал поручение всех людей известить когда и куда являться и как быть готовыми. А там уж сами… Теперь, значит, с тобой что, командир. -Звиад. – уточнил Гамишвили. -Да. – кивнул, соглашаясь, Русков. – Жильё, значит, мы тебе отдельное на селе выделим.. -Извините, Пётр Василич. – поднялся с места Звиад. – Извините, что перебиваю. Но лучше сразу: жить я буду со своими людьми. Там, где они, точка, наик. Так правильнее, и так мы привыкли. Поэтому за жильё спасибо большое, но оно мне ни к чему. Ребята и вещи мои перевезли. А то, что я у Феди вот вчера остался, то это от того что еле живым приехал. Спасибо ему большое. А вовсе не потому, что мне жильё какое-то особое нужно. Вы не обижайтесь, пожалуйста, но этот вопрос – решённый. Русков развёл руками: -Это уж как сам пожелаешь. Навязываться не будем. Так – так так. Обустраивайтесь пока, а как обустроетесь, давайте думать, как будем действовать. Нужд на селе огромное количество, а теперь и людей прибавилось. Вот со Срамновым, как раз, собирайтесь, думайте, предлагайте. И на Совет, значит, выносите. Ты пока тут человек новый – присматривайся, понимай, чем село наше дышет, как у нас всё тут устроено. А там… Я, наверное, не буду вокруг да около ходить, Звиад, а только получается, что придётся тебе с какого-то момента возглавить всё это хозяйство. Ты офицер, человек военный, такого нам и не достаёт все эти годы. Как Алпатов погиб, всей канителью этой заправляет Совет, да вот Паратов со Срамновым. И вроде как получается, что нет единого руководства, а это неправильно. Тебе, получается, всё это и предстоит. Звиад, внимательно выслушав Рускова, поднялся с места. -За доверие спасибо, Пётр Василич, только я командовать не рвусь. Мы тут люди новые – и хорошо будет, если мы в ваш строй вживёмся и от того будет польза и нам, военным, и селу. У себя накомандывался я. Погодить теперь надо, наик. И если сравнить достижения – руководства людьми тут, советом, и у нас в Центре, то мне, как старшему там, похвастаться нечем. Не от хорошей жизни мы к вам перебрались, и проблем у нас было выше крыши. Быть офицером в армии – не значит ещё иметь житейскую хватку. У нас и ресурс был, а много ли мы добились? Не очень. Так что я сразу об этом скажу, чтобы эйфории никто не испытывал. Про себя скажу. Ни мест ваших не знаю, и со всей этой бесовщиной и чертовщиной у нас проблемы. Стрелять – да, это мы. Но так, как вот Федины ребята с ней управляются – нет, так мы не можем… -Вы извините, что перебиваю. – обратился к Звиаду отец Паисий. - Это хорошо, что вы понимаете, что оружие не всесильно. Я бы предложил организовать ваших людей в группы и пройти обучение у нас в храме. Да, жаль, что отче Феофан командирован к вам, он в этом деле лучший. Но вот когда вернётся… -Степан Политыч может вести занятия с бойцами, батюшка. – вдруг вставил реплику Федор. – Я считаю, что Политыч один из самых опытных людей у нас по части нечисть отчитать. Второго такого лично я не знаю. Срамнову слова никто не давал, а тут все взгляды устремились на него, что ещё скажет старший лесной? Надо продолжать, раз так, а в мыслях сумбур, про Политыча ввернул сходу, ловя момент, сейчас начнётся, а Федя не подготовился. Конечно, всё это тысячу раз уже в голове обмусолено и так и этак, со всех сторон, но что главное, когда к тебе приковано внимание людей, которые должны будут решать дальнейшую судьбу? Подача. Мысли должны быть облечены в слова, веские слова, ораторское искусство - оно творит чудеса. А тут – пустота, со вчерашних посиделок. Но надо продолжать, и раз уж так неожиданно коснулся Совет такой больной для Фёдора темы, то что уж?! В омут, с головой… - Вы уж простите, что я перебил, Пётр Василич. – глянув на нависшего над столом недовольного Рускова, приложил руку к сердцу Фёдор. – И ты, Звиад, и Вы, батюшка. Да, считаю, что Степан Политыч наш нехуже, а то и лучше, справиться с озвученной задачей. И как человек, чуток понимающий о чём идёт тут речь, громко заявляю о том, что лучше Политыча на селе мракобора нет. Он нас ходить учить – и ребят Звиада обучит нехуже. Кроме того, в последнее время я, как старший у лесных, вижу, что требуется Политычу дело побольше, поответственнее. Не ошибусь, если предположу, что в ближайший месяц больших рейдов община не планирует. И это время, когда военные обживаются на новом месте, а село переустраивает свой быт, не должны оказаться пустыми для ребят. А вернётся отче Феофан – что же, окажет свою посильную помощь, она лишней не будет. Сказав, Фёдор перевёл взгляд на отца Паисия, тот кивнул. -Не лишним станет и самого Степана Политыча спросить, Федя. – сказал батюшка. – Но в целом – ты всё правильно сказал, Фёдор. -А кроме того, есть ещё одна причина, по которой Политыча к этой деятельности привлечь следует. – добавил Срамнов. -Какая такая причина? – удивлённо спросил его Русков. -Через некоторое время селу потребуется новый командир лесных, или того, чем лесные станут. – огорошил его Фёдор. – А ещё точнее, того чем они должны стать: полноценной командой разведчиков и добытчиков. Более крупной, нежели сейчас, более подготовленной к встрече с любой опасностью, способной решать любые задачи на горизонтах нашей общины. Я не говорю о том, чтобы вручать командование новыми лесными Степану Политычу, чтобы вы меня правильно поняли. Лучше капитана на эту должность вам никого не найти, его сам Бог послал, еслу уж хотите. Но правой руки ему в этом деле лучше нашего Политыча не найти – с его знанием окрестностей, лесного дела, борьбы с нечистью. Фёдор ещё не договорил, а в Совете уже поднялся гвалт. Как всегда, послышались выкрики с мест, и Паратов, понимающий, какую тему неожиданно поднял его друг, закрыл глаза руками. -Тихо, тихо, православные! – воздев руки, поднялся с места отец Паисий. – Тихо вы! Замолчите! Федя! Ты сказал сейчас всё вроде и правильно, но так, что остаётся ощущение, что тебя самого это всё не касается. Что относительно тебя мы должны знать, Фёдор? Повисла минутная пауза, во время которой Срамнов пытался подобрать слова так, чтобы не навредить. - Да, отче, ситуация такова, что я принял решение покинуть село. – медленно проговорил он. – Вы знаете, батюшка, что сказала Маша. Повода не доверять ей нет. И теперь, когда ребята наконец перебрались к нам, имеет смысл поднять этот вопрос. – сказал Срамнов и осмотрелся вокруг. В полной тишине, повисшей за столом, глаза всех присутствующих смотрели на него, Фёдора Срамнова. Для многих – да практически для каждого – Федя олицетворял не только себя самого, а всех лесных, весь тот привычный уклад, который повёлся с первых дней. Все новости, пусть и скудные, пусть и страшные, все заставляющие стынуть в жилах кровь открытия, приносил на село он, Срамнов. Все чаяния, все надежды, все планы на будущее – всё это Федя, так уж выходило, так получалось. И вдруг, как гром среди ясного неба – Срамнов покидает село… Но так не бывает, может чего не расслышали? Не так поняли? Так не бывает, нет: в село приходят, да. Но не уходят ведь! В своём ли разуме старший лесных, ради всего Святого?! - Вот тебе и раз…, - сильно выдохнув воздух, протянул застывший в недоумении Русков. – И что, давно надумал? -Мне ты ничего не говорил. – погрозил Феде пальцем Звиад с ошарашенным лицом. -А я никому ещё ничего не говорил. Разве что своим только. – ответил Федя, и махнув рукой, добавил: - Ну а что тянуть? На мне свет клином не сошёлся. И чем раньше Совет узнает, тем лучше, как я понимаю. Теперь, когда вы, Звиад, перебрались – самое время, а тут сейчас – самое место. А раз так, то правильно будет поставить вопрос о сложении с себя полномочий. И если Совет решит – передачи их тебе, Звиад. Принимай, чё… -Ну… ты…!!! – развёл руками Гамишвили, совершенно не готовый к такому повороту событий. Фёдор сел на место, а Совет снова взорвался шумным обсуждением. -Ну, так! – поднял руку Пётр Василич. – Давайте без криков! Федя повестку нам всю вверх дном перевернул.Надеюсь, ты подумал поперёд того, что сказал. – погрозил он Срамнову пальцем. -Да подумал, дядь Петь, подумал. Не думал только, что такой ажиотаж поднимется в Совете. И за то, что ни к месту и не ко времени – прости, пожалуйста. -А раз так, - повысил голос Русков, - тогда давайте решать. Все тут, а дело важное. Скажи нам, капитан. А вы, - обвёл он пальцем остальных присутствующих, - молчите все! Понимаю. Федька тут нам только что сугроб на голову скинул. И ты, я гляжу, недоумеваешь сидишь. Только приехал – а тут такое… Но раз уж ты с нами теперь, давай, говори. Я тебе общее командование предлагал – и не отступлюсь от своих слов. Ты самоотвод сделал. Как смотришь на Федькину должность? Хоть он и не вправе тут предлагать что-то, однако выходит так, что и выбор-то небольшой… Звиад, продолжая находиться в полном недоумении о сути происходящего, поднялся. - Ну я это… в шоке немного, наик. – с укоризной зыркнул он на Фёдора. – Интриги у вас тут, наик, венецианские какие-то. Ну, я понимаю, что пришли мы сюда не у печки отсиживаться. Просто поначалу хотелось бы осмотреться, наик, диспозицию прояснить. А тут… Но раз так пошло… Я верно понимаю, что Срамнов вот и люди его как бы разведкой у вас занимались, так? -Так. – кивнул Русков. – Ею и занимались. Места разведывали, где что осталось, что прибрать требуется, припасы, топливо, технику… Людей искали. Новое о всей этой бесовщине выясняли. Да много всего… - отмахнулся Русков, и потупив взгляд, вдруг подумал – а ведь немало, немало важного делал Срамнов со своими мужиками. -Ясно. – протянул Звиад. – И как я понимаю, задачи пока остаются, наик, прежними, так? -Так. – снова кивнул Пётр Василич. – Только объём увеличится. Поскольку возможности у села теперь появились. И задачи потому расширяются наши. -Возьмусь. – после минутной паузы ответил Звиад. – Возьмусь, наик. Но будут условия. Условия такие: моими людьми командую я сам. Команду разведчиков формировать буду из них, а он, - ткнул он снова пальцем в улыбающегося чему-то непонятному Срамнова, - пока тут, пусть помогает. Мы тут люди пришлые, наик, местности не знаем. -Слышал? – спросил Федора, указывая пальцем на капитана, спросил Русков. -Конечно, Пётр Василич. – кивнул Срамнов. – Всё, что могу, пока я на селе, сделаю. И люди, кто ходил со мной, все будут участвовать и помогать. А те, что решили остаться в селе, думаю, должны оставаться лесными. Оставь моих мужиков, Звиад. Баш на баш. -Ты ну-ка постой! – взвился из-за стола Русков, словно смерч. – Кого это ты намерялся ещё с собой утащить?! Я правильно тебя понял?! -Со мной пойдёт Ваня Калина, за других не скажу, люди взрослые – сами решат. – отрезал Федя. – За Ваню – скажу. У нас с ним одна дорога, с детства ещё. -Да что у вас тут за богодельня, наик?! – в раздражении повернулся к Фёдору Звиад. – Откуда ты наперёд всё знаешь, что завтра будет?! Где у вас тут дельфийский оракул, или я не знаю чего-то?! -Ты не заводись, капитан. – поднялся со стула Паратов. – Оракул у нас, как ты говоришь, был. Маша. Только умерла она, но Срамнов наверняка тебе уже это сказал и ты вкурсе. Я только одно скажу, капитан: всё, что предсказала при жизни Маша, всё сбылось. Я думаю, ты наслышан об этом. -Сядь, Валерка! – раздражённо указал Парату на стул Русков, и, глянув на капитана, спросил: - Ты, Звиад, что вообще о Маше знаешь? Тот почесал голову: -Да что знаю? Видеть – видел, да внимания много не обратил. Подумал ещё, наик – чё-то непорядок у мужиков какой-то, бабу с собой таскают. А вот потом, тут уже, когда она мне принялась по руке гадать, оторопь взяла, наик. Тут мне вообще непонятно: как всё это знахарство у вас с православными устоями уживается?! Может вы мне, батюшка, хоть ответите?! Отец Паисий, задумавшись на пару секунд, глубоко вздохнул: -Непростой вопрос, Звиад…. Очень непростой. Но вот послушай, чем я руководствуюсь. Истинно то, что всё в этом мире, каков бы он ни был, токмо от Господа. Согласен ли ты с этим утверждением? -Согласен, батюшка. -А по сему, всё, исходящее от него, нужно рассматривать в двух формах: посещения и попущения. Однако, если смотреть с этой стороны, то непонимания ещё больше возникает. Кто достаточно мудр среди нас, чтобы отделить одно от второго? Ты вот, Звиад, как считаешь? -Я? Нет, не возьмусь. -И я не возьмусь. – кивнув, согласился отец Паисий. – Но написано: «По плодам их узнаете их». Так и давай смотреть, отделяя агнцев от козлищ. И тогда увидим, что не требуется тут особой мудрости и благого рассуждения: плоды дара Машиного – сплошь плоды добрые, а иных мы не знаем. Вот и ответ тебе, Звиад… Звиад задумался. Легко и просто получилось у батюшки объяснить то, что не давало ему покоя вот уже несколько дней. Непонятное пугает, но с другой стороны, вокруг этого непонятного столько, что впору либо утонуть в пучине угнетённого разума, либо, взяв себя в руки, принять, что невозможно объять необъятное, и с этим как-то уживаться, сосредоточившись на том, что ты в силах изменить. Что сделано – то сделано: теперь здесь дом для него и его ребят. И он, Звиад, не допустит, чтобы этот дом запускался. - Я возьму на себя все дела, которые Совет сочтёт нужным поручить мне. Поручить нам. – прервал паузу капитан. – Любые дела. Мой дом там, где служу – этому меня ещё отец мой учил. И если нас ждут потрясения и изменения, наик – то мы будем к ним готовиться. Если мы предупреждены – мы вооружены, а это уже немало. Мы создадим эффективную разведгруппу, с помощью ваших лесных подготовим её, и поставим чёткие и ясные задачи. Мы поставим заслон всей этой нежити, вытравим её, как крыс, с нашей земли. Мы найдём транспорт и перевезём всё топливо до капли из нашего Центра, а далее, сольём тот состав, который застрял под Лихославлем. Мы организуем рейды и насытим село всем, что ещё можно найти. И будем ждать. А уж что нас ждёт – на то воля Божья. Вот что я скажу… Но начнём мы не с этого, немного с другого мы начнём. Молча слушавший расчувствовашегося капитана Совет вскипел и загремели апплодисменты, когда он договорил. Когда эйфория от сказанного Звиадом поутихла, подал голос Русков: -Добре. Иного и не ждал, сынок. Так с чего начать хочешь, позволь узнать? -Начнём с Окулиста, вот с чего. Надеялся я, что Маша ваша поможет нам в этом – но вышло так, как вышло, наик. И теперь его путь один – в ад. – сказав это, Звиад порылся в своей планшетке, и бросил на стол толстую тетрадь, повидавшую виды, перетянутую резинкой. – Вот то, что я обещал, наик. Изучайте, наследство майора это… Для того отдаю, чтобы не думал никто и грех на душу не брал. Как, Валера, изверг этот у тебя поживает? - Не шибко комфортно. – ответил Паратов. – Как и условились, посажен в яму, ждёт тебя, все глаза проглядел. - Ну ничего, ничего. Вот чего попрошу, Валер: отправь-ка ты несколько парней своих пару добрых берёз найти. И верёвку пусть с собой прихватят. Знаешь, как надо сделать это? -Можешь не объяснять. – ухмыльнулся Паратов, а отец Паисий, не сразу вникнув в то, о чём говорили эти двое, истово перекрестился. Звиад, заметив это, развёл руками: -А как по-другому? Собаке – собачья смерть. – а батюшка потупил взор, решив не вступать в спор с капитаном. -Но сперва, наик, всё же я с ним побеседую. – продолжил капитан. – Ты, Федь, вроде участвовать хотел, нет? -Не то, чтобы с радостью, но раз надо – то надо. – ответил Срамнов. -Другого и не ждал. – улыбнулся Звиад. – Тогда, значит, завтра, прямо с утра, ко мне подъезжай да и приступим, благословясь. $$$ Отец Паисий окликнул Фёдора, когда тот уже дошёл до дороги. Увидев настоятеля, спешащего к нему, стуча своим посохом, в мешающем быстрой ходьбе подряснике, Срамнов развернулся. -Постой-ка, Феденька! Уж и не думал, что догоню тебя! – выдохнув, улыбнулся старик. – Не сильно торопишься? -Я теперь вроде безработного, куда мне торопиться?! – с улыбкой ответил Федя. -Ну, «безработный»! Не торопись ещё. Пошли, пройдёмся тогда? – взял под руку Федю отец Паисий. – Поговорим? -Поговорим, батюшка… Соврешенно неожиданно старец повёл Фёдора не к храмам, куда он полагал, направится настоятель, а по дороге, на край села. Смеркалось, скоро наступит час, когда вся эта потусторонняя мерзость становится наиболее активной, и Федя забеспокоился. -Не дёргайся, далеко не пойдём. – ткнул его в спину отец Паисий. – Ну что, сынок, решился ты наконец? -На что, батюшка? -Ну как на что? Крест свой взять понести. -Да какой тут крест… Многие думают, что это бегство. -Пусть себе думают. Глупые: куда бежать-то? От себя не убежишь. -Не одобряете, батюшка? -Почему так решил?! Разве у тебя выбор был? -Да какой выбор! Все эти годы вставал и ложился с одной мыслью… Понимал, что надо что-то предпринимать - а что?! А тут Маша… - Понимаю. Сам бы также решил. - Правда что ли?! - А как иначе?! Я-то знаю, как ты себя за то, что вышло с семьёй твоей, коришь. Фёдор закурил, задумавшись. Они стояли посередине дороги, уводящей из села в сторону Бежецкого шоссе и небо темнело на глазах. -Хотел поделиться, отче, информацией с вами, да не знал как. – выдохнув дым в сторону от старика, наконец сказал Фёдор. -Ну, говори. -Маши это касается. Не знаю уж, что вы скажете, но у нас со Степан Политычем понимание следующее: Маша – она не совсем как бы Маша была… -Думаешь, америку мне открыл? – вдруг перебил его отец Паисий. – Давно знаю об этом, да молчу. Ждал, когда кто-нибудь ещё додумается. Сам дошёл, помог кто? -Разобрался во всём Политыч, често скажу. Это всё он. Я-то тут что… Вопрос в другом: как понимать это всё следует? -Как понимать? – переспросил, оглаживая бороду старец. – Да так и понимать, как отец Александр Политычу твоему объяснил. Думаешь, не знает Церковь об этом обо всём. Знает. И ещё до того знала, как Беда пришла. Да кто будет слушать только? Пока всё хорошо, скажут: мракобесы. Пальцем у виска покрутят. Материальный мир – он же понятный, а тут что? И я знал, скажу тебе. Мы с отцом Александром скоро во всём разобрались, присматриваясь к ней. А отчего молчали, спросишь? А зачем это людям?! И без того забот хватает. Кроме того, людям нужны герои в тяжёлое время. -Прямо как я сказал повторяете! -Значит, и ты это понимаешь… Но ведь не по душам поговорить повёл его старый настоятель, и не абы куда, а сюда, прочь из села, на эту дорогу? Фёдор чувствовал некоторую неопределённость. Ему казалось, что он сказал уже или может сказать что-то не то, не так, и разговор с батюшкой так и не состоится. Что нужно старику от него, после сегодняшнего Совета? Отрезанный ломоть, что, напутствовать его повёл? Да рано вроде бы. Что хотел сказать ему отче, о чём поговорить? Возможно, предостеречь от чего? -Не мучайся. – прервал его размышления старик. – Не поучать, не бранить тебя не стану, хоть и надо бы – за вчерашнее. -Тогда что? -Не первый раз снится мне сон один, Федя. И повторяется снова… Хотя ничего такого жуткого батюшка и не сказал, на голове Фёдора отчего-то начали подниматься дыбом волосы. -Сон? – сглотнув, переспросил он. -Сон. Снится мне старый друг мой один. Ты же знаешь, не один год провёл я в Печёрах, как пришёл туда в войну… Был там друг у меня, тоже монах, крепко мы с ним дружили. Потом я на службу пошёл, а он остался. Писали, конечно, другу другу. А потом…. Да не суть. Вот теперь снится он мне, Федя. Почитай, каждую ночь снится… Странный какой-то отец Паисий, подумал Срамнов. Что, правда решил с ним сны обсуждать? Почему тогда с ним? Кто он такой, Фёдор-то? Местный толкователь?! Да и вообще как-то странно обсуждать священнику такое скользкое понятие, как сны. -Спросишь, почему это я вдруг с тобой поделиться решил? -Спрошу. -Ну тогда дослушай, может и поймёшь. -Тогда рассказывайте, батюшка. Не знаю только, чем я могу быть полезен в этом деле? -Я помню его ещё вполне молодым мужчиной, а в моём сне он сед, как лунь, и стар, как я. Я вижу его где-то в еле освещённой комнате, и понимаю – во сне понимаю – что это где-то глубоко под землёй. Почему так – я не знаю. Знаю только, что это он, Зосимушка. И он тянет ко мне руки, а в руках – старая книга, и когда я вижу её, меня охватывает трепет, и я просыпаюсь в поту и больше не засыпаю. Такой ужас меня охватывает, что на амвон с утра выходить страшно… -Вам – страшно? Никогда не подумал бы. -Страшно, Федя, жутко страшно. Я же, хоть и рясу ношу, а всё ж – тоже человек живой. Или не знал? -Для меня вы, батюшка, человек особый. -Да ладно тебе, кому льстишь?! Но дело-то не в этом, думаешь страхами своими делиться тебя позвал? Слушай меня, сынок, да ноги крепко поставь: не всё Ивану твоему Маша тогда сказала, кое-что утаила. Фёдора как пробрало на этих словах. Сердце забилось так, словно собиралось из груди выскочить, разрывая грудь, и рухнуть вниз, на расстрескавшийся асфальт. К горлу подступил комок, и Федя непроизвольно сглотнул. Отец Паисий понимал, что паузы тут неуместны, поэтому вывалил всё на Фёдора быстро и скопом: - Когда вы у военных в Центре были, ко мне она пришла. Ночью, босая, трясётся вся. Один я в храме был. Словно время она такое выбирала. И рассказала мне тогда, что видела она, а уж потом я понял, что рассказанное тогда мне и Ивану – не совсем одно и тоже. Ты не дрожи, касаемо семьи твоей ты знаешь всё верно. И про войну ты слышал, и про вашу связь со Звиадом. Но было ещё то, чего ты знаешь. -Да не тяните вы, батюшка!!! -Прости, привык я так – пространно излагать. – взял под руку Фёдора старик. – Теперь и ты поймёшь природу моего страха… Где-то глубоко под землёй есть бункер. Такой, из которых в былые времена следили военные за своими спутниками. – поднял глаза в тёмное небо отец Паисий. – Раньше их было много, а теперь один этот остался, единственный. В этом бункере их трое: искалеченный офицер с ужасным лицом, старец – монах и его келейник. Пришли они зимой, как и было предречено неким Евлогием. -Кто это? -Я не знаю. Тот старый монах – и есть мой Зосимушка… Фёдор истово перекрестился. Вот дела! -Страшно? – прищурился отец Зосима. -До дрожи. Дальше рассказывайте! -Военным крайне нужно в него попасть, и придут они к нему осенью. Но сделать это непросто: по какой-то причине вокруг столько мертвых, что страх. И с ними – много таких, как у нас в леднике лежит, с хоботом. Военные прибудут издалека, и будут стараться проникнуть внутрь. Командовать будет женщина… -Алька… - как-то сразу догадался Фёдор и внутри него снова всё перевернулось. -Да. Твоя жена. Вот с какой целью появится она тут, так пояснила мне Маша. -Чем закончится всё, отче?! -Добром. Но многие падут… -Аля?! – резко перебил его Срамнов. -Нет, не она. -А кто? -Крепись, Феденька. Не могу тебе сказать этого. Ты меня понимаешь. Об одном лишь прошу тебя: привези мне Зосимушку. Неспроста он снится мне, и эта книга страшная…. У военных – свои дела, а у Церкви – свои, сынок. Никогда не пересекались они, и не пересекутся никогда. Сохрани его, защити, привези. Я знаю – ты можешь! – резко схватил Фёдора обеими руками за воротник куртки старец. – Обещай мне это! -Обещаю, отец. -Спасибо. – выдохнул старик и отпустил руки. – Да, и вот ещё что: помнишь, что сказала про тебя и капитана Мария? -Помню. – кивнул Срамнов. -Недолго он у нас задержится… -Значит, и я…? -И ты, сынок. Будет война. Но где бы ты не был, как бы худо тебе не стало, помни слова старика: каждый день, каждую минуту буду молиться за тебя! Всё село будет молиться! Теперь пошли. Неспешно и молча возвращались они в село. Уже перед храмом, прощаяясь со старым батюшкой, Фёдор спросил его: - Звиаду стоит рассказать? -А надо ли? Полезно ли ему будет это услышать? – ответил вопросами на вопрос отец Зосима, и, перекрестившись, начал подниматься на церковное крыльцо. | ||
|
| Всего страниц: 2 |