Всего страниц: 2
Влад Воронов (RedSun): Господин плотник
Размещено: 05.11.2020, 20:56
  
Влад Воронов (RedSun)
Господин плотник
Аннотация: Карибы семнадцатого века. Пираты, галеоны с золотом, крокодилы, пальмы... И неведомо как угодивший в те лихие времена лейтенант-ракетчик.

Влад Воронов

Господин плотник

Пролог

Если человек очень хочет спать, заставить его проснуться непросто. Еще тяжелее не дать уснуть снова. Рецептов не так много - холодная вода, крепкий чай, регулярные пинки начальства. Сегодня я узнал еще один – сидеть в кабине «Урала»[Советский полноприводный грузовик, на базе которого изготавливалось множество специальных автомобилей военного и гражданского назначения.], идущего по лесной дороге, построенной стройбатом[Жаргонное обозначение военных строителей. Те самые страшные войска, которым даже оружия не выдают.]. Головы доблестных рыцарей лома и лопаты при строительстве были заняты чем угодно, только не гладкостью покрытия. Старожилы говорили, что при сдаче позиционного района[Местность, где размещены боевые позиции. Применительно к ракетным войскам – ракетные шахты, командные пункты, вспомогательные объекты.] дороги уже не блистали качеством. С тех пор прошло немало лет и проехало немало тяжеленных агрегатов, плиты частью поломались, частью перекосились. Починкой никто толком не занимался. У несчастной роты обеспечения, что в ответе за любое строительство и ремонт на всей территории размером с Люксембург, банально не хватало рук. Разве что особо выдающиеся ямы засыпали. Одна радость – техника у нас как раз на такие дороги и рассчитана. Как говорится: по Москве - на "Москвиче", по Уралу – на «Урале».
Закончился затяжной подъем, и прапорщик Тищенко переключился на другую передачу. Мотор заработал потише.
- Тащ лейтенант, просыпайтесь! Сейчас с горушки спустимся, а там уже и развилка, налево пятая, направо шестая.
- Спасибо, Семёныч! Я здесь и не был ни разу.
По правде говоря, я много где не был. Проще перечислить, где был. Полгода назад, пообщавшись со мной пару минут, прежний командир дивизии    сразу отправил свежеиспеченного лейтенанта-«пиджака»[«Пиджак» – насмешливое прозвище молодых лейтенантов, призванных в армию после окончания гражданского ВУЗа с военной кафедрой. По сравнению с кадровыми офицерами, закончившими военное училище, «пиджаки», как правило, хуже подготовлены по чисто военным дисциплинам, но лучше разбираются в технике.] в ТРБ[Техническая Ракетная База – одно из подразделений ракетной дивизии, занимающееся обслуживанием материальной части.]. За что ему большое человеческое спасибо. И, действительно, из меня офицер – как из говна пуля. Зато с железками ковыряться люблю. Вот и сидел себе тихонечко в мастерской за стендами, проводил всякие регламенты с ремонтами. За все время только два раза ездил на таком же «Урале» помогать старшим товарищам снимать и устанавливать таблетку АПБ[Агрегатно-Приборный Блок – отсек ракеты, в котором установлены приборы системы управления. Часто совмещается с агрегатами системы разведения.] на стоящей в шахте ракете[Баллистические ракеты шахтного базирования – конструкции довольно габаритные и тяжелые. Поэтому их перевозят незаправленными и частично разобранными. При установке в шахту ракету собирают и заправляют компонентами топлива.]. Но это было в полусотне километров отсюда, в другом полку.
«Урал» перевалил верхушку холма. Дорога спускалась вниз и разделялась на две – к пятой и к шестой шахтам. Внизу, у развилки, выстроился длинный ряд грузовиков и прицепов.
- Ого, что там за зверинец?
Прапорщик чуть слышно, но отчетливо матюгнулся.
- А вы не слышали, тащ? На пятой плановый регламент[Периодическое обслуживание, на время которого ракета снимается с боевого дежурства.], а сегодня утром шестая выдала отказ[Ракета стоит на дежурстве в частично включенном состоянии и регулярно проводит самодиагностику. При обнаружении проблем сообщает об этом на командный пункт, после чего ракета считается небоеспособной.]. Понижение боеготовности[Применительно к частям РВСН – снижение количества ракет, готовых к немедленному старту. ЧП вселенского масштаба, за такое в СССР летели звёзды с плеч и рушились карьеры офицеров.], должны понимать. На моей памяти такое только раз было, целый месяц потом на ушах стояли. А у нас еще и новый комдив, только в должность вступил. Ему это как нож острый. Вот и приказал проводить работы одновременно. И регламент завершать, и отказ искать. Максимально быстро.
Офигеть у нас прапорщики осведомленные! С другой стороны, Семёныч здесь служит с момента формирования дивизии, всех знает. Меня же просто утром посыльный разбудил и передал приказ командира группы немедленно грузить подготовленный АПБ и выдвигаться. Ничего не объясняя.
- Быстрее все равно не получится. Там же технологические карты, строгая последовательность операций. Да и по технике безопасности не положено совмещать.
- А никто и не совмещает. Приказано все агрегаты подогнать максимально близко, чтобы интервалы между операциями сократить. У нас в гараже всех водил выгнали, даже пацанов зелёных.
- А зачем это столпотворение здесь, на развилке?
- Дальше узкая дорога, на обочине не встать. И на БСП[Боевая Стартовая Позиция. Для ракетных комплексов шахтного базирования – сама шахта и непосредственно примыкающая к ней территория], как вы сами говорили, лишние агрегаты не нужны. Техника безопасности.
- А ставить вплотную два разных «кузнечика»[Заправщики компонентов ракетного топлива, прозванные так за весёленькую салатовую окраску и характерную изломанную форму] – нормально? Там же один с окислителем, другой с топливом! Рядом!
- Пока они оба целые – волноваться не о чем[На современных боевых жидкостных ракетах в качестве горючего обычно используется несимметричный диметилгидразин (он же НДМГ, он же гептил). В качестве окислителя – азотный тетраксид (он же АТ, он же амил). Оба этих вещества крайне ядовиты. При смешивании самовоспламеняются с выделением большого количества тепла и ядовитого оранжевого дыма].
Незнакомый майор вылез из УАЗика с антеннами и жестом приказал нам остановиться.
- Третья группа? Пока встаньте вон там, по команде выдвинетесь на БСП!
И пошел к следующей машине.
Прапорщик вылез на подножку, осмотрелся.
- Тащ лейтенант, если не затруднит…Возьмите топорик, рубаните то деревце! Сильно мешает.
Можно было бы, наверно, возмутиться, что прапорщик командует целым лейтенантом. Но зачем? Одно дело делаем. Мой командир группы наверняка сам сел бы за руль, отправив водителя на лесозаготовку, а у меня так руки и не дошли научиться водить. Так что по умениям и труды.
Взял топор и невольно залюбовался. Не инструмент, а произведение искусства, от режущей кромки до кончика топорища.
- Семёныч, а где такую красоту продают?
- А вам зачем, тащ?
Вроде бы и действительно незачем. Городской я житель. Был бы дед жив – хороший подарок получился бы. Но увы.
- Извечная мужская любовь к хорошему инструменту. Это ж не топор, это произведение искусства!
Прапорщик улыбнулся.
- Тащ лейтенант, вы все-таки деревцем займитесь, а то стоим здесь враскоряку…
Я спрыгнул с подножки и занялся уничтожением зеленых насаждений. Прапорщик тем временем подал «Урал» вперед, дождался моей отмашки и задним ходом ловко втиснул грузовик на указанное майором место. Вылез из кабины и достал сигареты.
- Если топориком интересуетесь, могу и вам сделать. Правда, быстро не обещаю. И, извините, не бесплатно.
- Так ты их сам делаешь? Мастер, уважаю!
Сказать по правде, я почти не удивился. Тищенко и сам был аккуратист, и машина выглядела ухоженной. Явно у мужика из правильного места руки растут.
- Вам какой именно топорик нужен? Могу сделать плотницкий, типа    этого. Могу поменьше, походный вариант, на рыбалку или на охоту ходить. Или, если нужно, кухонный, с бойком для отбивки мяса. Всякие хитрые варианты тоже делаю, но там уже чертеж требуется, что конкретно хотите.
Точно, я похожий топорик видел раньше, когда один лейтенант из нашей группы проставлялся за третьи звёздочки. Видимо, как раз походно-шашлычный.
- Это же явно ковка? Тоже сам?
- Ну да. Я ж до армии на кузнеца учился. Если бы на сверхсрочную не остался… Так что балуюсь иногда. Начальство не против, временами тоже заказами озадачивает. Что ж он делает, урод!?
Я обернулся и посмотрел на дорогу. С холма спускался очередной ядовито-зеленый «кузнечик». Всё логично, для заправки одной ракеты нужно тридцать тонн гептила и шестьдесят амила, поэтому заправщиков окислителя два. Вот только не слишком ли быстро летит с горы эта бандура?
Прапорщику происходящее тоже не понравилось.
- Передачу! Пониженную![Здесь знатоки могли бы возразить, что у таскавшего «кузнечики» МАЗа-тягача трансмиссия гидромеханическая. Это, безусловно, так, вот только она гидромеханическая с ручным переключением. Не АКПП ни разу. Больше на типтроник похоже.]
Сомнительно, чтобы водитель мог слышать его крики, но не участвовать в процессе Тищенко не мог.
- Вчера на этом тягаче тормоза перебирали, могли сегодня в спешке забыть проверить. А за рулем пацан молодой. Передачу!
Чем дальше, тем меньше верилось в благополучный исход этого спуска. «Кузнечик» летел вниз, прямиком в скопление грузовиков на обочине. Из кабин выскакивали люди и разбегались кто куда.
- Семёныч, а ведь он не остановится. Хоть одна бочка, но треснет. А противогазов у нас нет. Побежали, а?
Прапорщик не отвечал, уставившись на несущийся заправщик.
Я сунул мешавший топор сзади за ремень, вцепился Тищенке в плечо, развернул его лицом к себе.
- Мы все равно помочь не сможем, а так хоть живы останемся. ПРАПОРЩИК, ЗА МНОЙ, БЕГОМ, МАРШ!
Но было уже поздно. Мы успели пробежать метров двадцать, когда ёлки впереди осветились желтым. В спину упруго толкнуло, и все вокруг затянулось клубящейся оранжевой пеленой. Сразу обожгло глаза. Сколько мог, задерживал дыхание, но… Лёгкие вспыхнули нестерпимым жаром. Следующий вдох я сделать уже не смог.

Часть первая.

Очнулся оттого, что кто-то дергал меня за ремень. Стоило повернуть голову и открыть глаза, как шевеление прекратилось. Темно. Но я дышу. Дышу свободно, во рту нет кислого привкуса. Ни одного симптома отравления из тех, что нам рассказывали на занятиях по технике безопасности при работе с компонентами ракетного топлива. А я отлично помню, как резало болью глаза и горело в груди. И прекрасно понимаю, что после такого не выживают. Либо, если сильно повезет, остаются полуживыми, ежеминутно заходящимися бесконечным кашлем инвалидами. Но я-то дышу, дышу полной грудью без малейших проблем. И воздух густой, влажный, полный необычных запахов. Запахи различаю, значит, и носоглотка не обожжена. То есть не было никакой аварии, не сталкивались заправщики, выжигая и заражая всё вокруг. Приснилось мне это. Сейчас проснусь, и окажется, что никакой посыльный не поднимал меня в несусветную рань, и мы с Тищенкой не везли АПБ по лесной дороге. Вот открою глаза, и снова надо мной потолок в комнате офицерской общаги…
Я перевернулся на спину и открыл глаза. Светлее не стало, разве что появились какие-то яркие белые точки. Больше всего это напоминало ночное небо со звёздами. Слишком черное, словно из плотного бархата, небо, с непривычно яркими звёздами. Что-то похожее я видел только дома, в маленьком южном приморском городке. Еще бы запах моря и шум прибоя для полноты картины…
Потянул носом. Среди множества пряных запахов йод едва различим, но    он определённо чувствовался. И еле-еле, на грани слышимости, шум ласкового ночного прибоя.
Потом кто-то аккуратно тронул меня за плечо и произнёс: «Comment allez vous?»[Как вы? (фр.)]. По-французски. Я точно сплю. И никак не проснусь.
Ну, а раз это все равно сон, почему бы и не подыграть? Хоть французский вспомню, а то последние полгода общался исключительно на русском или русском матерном.
Спросите, откуда лейтенант-«пиджак» из затерянной в тайге ракетной дивизии может знать французский язык? Сейчас расскажу. Это интересная история.
Дело в том, что моя мама изучала в институте иностранных языков французскую литературу. Звучит странно, но факт, была такая специализация в советском ВУЗе. Читала Корнеля и Вольтера, анализировала Мотескье и заучивала наизусть «Севильского цирюльника» и «Кармен». Всё в оригинале, естественно. А потом встретила папу… И променяла спокойную жизнь столичной аспирантки на кочевую неустроенность офицерской жены. И ни разу не пожалела об этом. Настоящая любовь существует, я знаю один пример.
Ну, а мне досталась вся неутоленная мамина страсть к французскому языку. Не сказать, чтобы я испытывал какие-то неудобства от этого. Иностранный просто стал частью жизни. Память у меня хорошая, мозги тоже всегда работали, поэтому учился я легко и быстро. Особенно когда мама начала подсовывать интересные книжки, сперва адаптированные, а потом и оригинальные. Не знаю, чего стоило маме их добывать, но «Трех Мушкетеров» я впервые прочел на языке Дюма. Потом были Жюль Верн, Гюго, Доде… Я даже Стивенсона и Сабатини какое-то время считал французами, пока не оказалось, что читал переводы.
Жаль, в школе блеснуть навыками лингвиста не получилось - пришлось пойти в английскую подгруппу. Папа сказал, что обязательно нужно знать язык вероятного противника. Учили там на уровне «Май нэйм из Васья, ай лив ин Совьет Юнион». Мама морщилась, но утешала: «Припрёт – сам выучишь. Ничего сложного в этом убогом языке торгашей и адвокатов нет».
Потом, в старших классах и в институте, свободного времени стало поменьше, но я старался французский не забрасывать. Мама продолжала снабжать книжками, да и институт выписывал иностранные журналы. В армии поначалу было не до того, но в последний свой визит в райцентр я наткнулся на крохотный букинистический магазинчик на рынке. И там, среди пыли и пожелтевшей бумаги, нашел русско-французский морской словарь аж 1895 года издания. Точнее, только второй том, да и тот без обложки. Первый том так и канул в лету. Купил по цене макулатуры и таскал с собой в планшете, перелистывая, когда выдавалась свободная минутка. Так что проблем с общением не предвиделось.
А собеседник все не унимался. Говорил он забавно – как в старых книжках. Но друг друга мы понимали, пусть и не всегда с первого раза.
- Вы целы?
- Да, вроде бы.
- Вы прибыли сегодня с голландским кораблём?
Я же сплю, так почему не согласиться?
- Да.
- Можете встать?
- Сейчас попробую.
Голова немного кружилась, но это было единственное неприятное ощущение. Я встал почти самостоятельно и, наконец, решил рассмотреть моего неожиданного помощника, благо глаза привыкли к темноте.
Сильно ниже меня, немолод, судя по круглой седой бороде. И странно одет – шляпа с широкими полями, жилет поверх белой рубахи, короткие штаны в облипку, а от колена вниз – то ли носки, то ли гольфы. И смешные полуботинки с пряжками. Просто гном с картинки из сказок Андерсена. Хотя… я же сплю, правильно?
Не стоило так сильно наклонять голову. Перед глазами опять завертелось, и моему собеседнику пришлось изрядно постараться, чтобы я не упал.
Старикан втянул воздух носом раз, другой. Явно его причина моей неустойчивости занимает.
- Плохо переносите качку?
Ну как может мальчишка из приморского городка плохо переносить качку? Оказалось – запросто. Пока ветер в лицо дует, никаких неудобств волнение на море не вызывает, но стоит спуститься вниз… Из-за этого в свое время я и не рискнул идти в мореходку, хотя почти все мои соратники по детской парусной секции стали моряками, военными или гражданскими.
- Если на палубе – ничего.
- На таком длинном пути кого угодно укачает! Ничего, день, максимум два на нашем прекрасном острове, и будете как огурчик.
Уже и остров какой-то нарисовался! Первый раз у меня такой складный сон. Да еще и с полным комплектом ощущений, включая запахи. От старика, кстати, заметно тянет какой-то паршивой выпивкой и, гораздо сильнее, крепким табаком. Не сигаретами, а горлодёрным самосадом, как от дедовых самокруток.
- Скажите, а вы – плотник?
Вот еще вопрос! Я, вообще-то, инженер-приборостроитель по специальности. Да вдобавок еще и лейтенант ракетных войск стратегического назначения. Но это подозрительному незнакомцу знать ни к чему. Благо, в «техничке» и ватнике меня от сельского тракториста трудно отличить. Чай, не на строевой смотр ехал, а в железе ковыряться. Но почему именно плотник?
Старикан, видимо, принял мое молчание за согласие.
- Я как ваш топор увидел, сразу понял – этот человек точно плотник. Дровосеки другими пользуются, а абордажники палаши предпочитают.
Значит, мне не мерещилось, что кто-то за ремень тянул. Примеривался этот хитрый гном замечательный тищенковский топор у меня спереть, да вот незадача – я очнулся не вовремя. Оттого и заливается соловьем. Про плотников, дровосеков и кого? Абордажников? С палашами?
- Скажите, уважаемый, а какое сегодня число? Что-то я совсем счет дням потерял… на корабле. Сами понимаете – когда мутит…
- Конечно понимаю. Сегодня у нас пятнадцатое мая одна тысяча шестьсот … … года. Судя по вашей одежде, вы отправлялись из Европы, когда там еще было холодно? В конце февраля или в начале марта? Ну ничего, в этих благословенных краях тёплые вещи ни к чему.
Я молча кивнул. Что-то сон мой все запутаннее и запутаннее. Хотя, если приснилось другое место, почему бы не присниться и другому времени? 16 … … год… Францией правит Ришельё, хотя королем числится Людовик XIII. Франция воюет с Испанией, и они еще долго будут бодаться с переменным успехом в Голландии, в Каталонии и в Италии. Из России выгнали поляков, у власти Михаил Романов, вскоре его сменит Алексей Михайлович. Страна развивается и прирастает новыми землями. Вроде всё, что вспомнил. Ну не историк я, хоть и любил книжки исторические почитывать. Правда, беллетристику в основном, вроде тех же «Трёх мушкетёров»
Ладно, со временем разобрались, разобраться бы еще и с местом. До какого острова можно было доплыть в 17 веке из Европы за два месяца? Да так, чтобы там не требовалась тёплая одежда? Попробую уточнить.
- Мне разное рассказывали о здешнем климате…
- Что тут может быть разного? Возле экватора, да еще и на островах? Погода меняется, конечно, но от нежаркой до жаркой. Холодно не бывает. В сезон дождей идут дожди, куда ж без них. Случаются ураганы, но, по счастью, нечасто. В августе иной раз по неделе не бывает ветра. Ни дуновения. У нас здесь, на Тортуге, еще терпимо, а на Эспаньоле два шага от берега – и просто нечем дышать.
Всю прошлую ночь книжку про капитана Блада перечитывал. Неудивительно, что приснились именно Карибы 17 века. Что дальше будет? Морские сражения, пиратские сокровища и флибустьерские моря? Кем мне здесь предстоит быть – зрителем или участником? Будет обидно, если проснусь раньше времени.
- Скажите, а у вас не осталось… никаких обязательств перед губернатором?
Вопрос поставил меня в тупик. Про губернатора Тортуги, мсье д’Ожерона, я читал в книжке у Сабатини. Но история про Питера Блада случится только через полвека, так что сейчас здесь явно кто-то другой на хозяйстве.
- Нет, насколько мне известно. Я вашего губернатора и не видел никогда. И дел с ним никаких не вёл.
- Ну и слава Богу. Просто большая часть пассажиров пришедшего сегодня голландского корабля – «слуги Компании».
Увидев недоумение на моём лице, он продолжил:
-    Так мы называем людей, продавшиеся Вест-Индской компании во временное рабство в качестве оплаты за переезд[Вполне реальная история, между прочим. Люди продавались в рабство на определенный срок, но договора были составлены хитро, так что многие так и умирали на плантациях, тем более смертность среди европейцев там была очень высокая. Но люди все равно бежали из «просвещенной» Европы тысячами даже на таких условиях.]. Но у вас, как я понимаю, было чем заплатить.
- Как видите, на мне ни клейма, ни ошейника.
Ничего себе порядки в этих краях! Добровольно продаться в рабство… С другой стороны, в Европе уже много лет идут вялотекущие войны. Банды своих и чужих солдат кормятся, грабя местное население. До кучи еще религиозные распри, когда просто режут всех, от стариков до грудных младенцев... В таких условиях не до свободолюбивых мыслей. Живым бы остаться!
- Это очень хорошо. Вы уже задумывались над тем, что будете делать на новом месте?
- Хотите что-то предложить?
- В идеале мне нужен человек, понимающий в дереве, кораблях, и при том умеющий командовать. Но на первых порах подойдет и обычный плотник. У меня здесь… не то, чтобы верфь, но небольшая мастерская по ремонту кораблей. Кренгование[Наклон корпуса корабля с целью осмотра, очистки и минимального ремонта подводной части. Обычно корабль буксировался на мелководье с ровным песчаным дном, от мачт к берегу заводились тали и натягивались, корпус наклонялся. В тех местах, где были заметные приливы и отливы, использовались они.], простая тимберовка[Ремонт корпуса деревянного судна, в первую очередь - обшивки.], другой ремонт корпуса и рангоута. Заказов, как вы понимаете, много.
Я не понимал, но кивнул.
- Неквалифицированных рабочих найти нетрудно. Тех же негров купить, привлечь команды судов. Вот с мастерами хуже. У меня остался только один плотник и два конопатчика.
- Никто не хочет сидеть на берегу, когда можно уйти в плавание и вернуться богатым человеком?
Мой пробный шар попал в цель. Старик скривился.
- Богатым возвращается хорошо, если один из дюжины. Остальные либо кормят акул, либо рабами горбатятся на испанских плантациях. Иной после первого похода и рад бы остаться на берегу, но хитрые капитаны заключают контракты сразу на сезон. Так что, пойдёте ко мне, или тоже хотите попытать удачи на кораблях?
Чем дальше, тем интереснее! Конечно, неплохо было бы вкусить морской романтики, вот только корабельный плотник должен знать и уметь гораздо больше, чем знаю и умею я. И по конструкции кораблей, и по материалам, и по инструментам семнадцатого века. Сарай самостоятельно поставить или табуретку выстругать я в состоянии и сейчас. Спасибо за то деду и поклон земной, много он с внуком возился. «Финн» или «Луч»[Классы гоночных одноместных яхт.] починить, а какой-нибудь «Оптимист»[Крохотный детский учебный парусник.] или новомодный «Виндгляйдер»[Одна из первых моделей парусных досок, появившаяся в начале 80х годов.] с нуля построить – тоже справлюсь. Основное занятие в парусной секции по зиме было. Правда, при наличии фанеры, клея, циркулярной пилы и еще множества вещей, которые в этом времени наверняка отсутствуют. Так что наберусь пока знаний и опыта на земле, а дальше посмотрим. Надеюсь, сон раньше не кончится.
- Боюсь вас огорчить, но я не корабельный плотник. Мне приходилось ремонтировать шлюпки и строить лодки, но с большими кораблями я дела не имел. И в дереве разбираюсь только в европейском – дуб, сосна, ель, бук. Тропическую древесину только видел пару раз.
Видно было, что старикан не очень доволен, но гримасы на его лице я не увидел. Хотя уже давно на небо вылезла здоровенная белая луна и было довольно светло.
- Так что, я предпочел бы работать у вас. Если возьмете, конечно.
- Возьму. Только сперва посмотрю, что ты умеешь. Тогда и с жалованием определимся. И имей в виду - договор подпишем сразу на три года. Чтобы не было желания убежать на корабль, едва чему-то научившись!
Я хмыкнул, но промолчал. Не рассказывать же потенциальному нанимателю, что и в моём времени были такие же правила![В советские времена практиковалось т.н. «распределение», когда выпускник ВУЗа первые три года после получения диплома должен был отработать на том предприятии, куда его направляла специальная комиссия, зачастую в другом городе или даже союзной республике.]
- Ты уже нашел, где будешь жить?
Забавно, в голосе старика уже появились хозяйские нотки.
- Зачем? Вы же обеспечите жильём ценного работника?
Старик поперхнулся, посмотрел на меня, покачал головой, но возмущаться не стал.
- Как тебя звать-то, ценный работник?
- Александр. Александр Дубофф. Александр де Шэн, если пробовать перевести на французский.
Мой собеседник захохотал, хлопая ладонями по коленям.
- Отличная фамилия для плотника! Ты немец?
- Нет, русский. Но немного учился у голландцев.
А как еще объяснить, что привычная мне корабельная терминология имеет голландские корни? Через полсотни лет государь Пётр Алексеич именно у них будет перенимать морские премудрости.
- Меня здесь все зовут мэтр Кассель. Пошли. Я дела в Бас-Тэре закончил, пора домой.
- Домой?
- В Пор-дю-Пэ. Стараниями нашего замечательного губернатора господина Лё Вассёра постоянно жить на Тортуге стало слишком накладно.

Я двинулся за нанимателем. Через пару минут тропинка между пальм привела к берегу. Сильнее запахло свежестью и йодом. Левее виднелись какие-то хижины, крытые не то соломой, не то теми самыми пальмовыми листьями. Там тускло светились огоньки, слышны были вскрики и нестройное пение.    На рейде темнел силуэт довольно большого трехмачтового корабля с убранными парусами. Как в книжке.
Старик уверенно подошел к… даже не знаю, в наших краях такого размера суденышко называлось баркасом. Метров двенадцать в длину, с довольно высокими бортами и    одной мачтой. Свистнул. Через борт спрыгнули два негра в штанах по колено, по пояс голых и босых. Подставили руки и помогли старику забраться в лодку. Потом повернулись ко мне.
Странновато человеку, выросшему в Советском Союзе, чувствовать себя белым господином, которого черные слуги носят на руках. Но, при этом, чертовски приятно. Не пришлось мочить ноги в прибое и карабкаться через высокий борт. Комфорт!
Баркас, неожиданно для меня, оказался с палубой. По бортам были установлены непонятные крепления. Старик прошел на корму и уселся.
- Удивился, увидев лесовоз? А древесину для верфи я откуда на Тортуге возьму? Здесь приличный лес извели давным-давно. За остатками бразильского дерева еще имеет смысл по горам лазить, а корабельную древесину приходится с Эспаньолы возить. Да и то, отдельные породы там не растут, их покупаем втридорога.
Негры тем временем столкнули нос баркаса с песчаной отмели и забрались на борт. Минуту повозились со снастями, а потом в четыре руки подняли здоровенный латинский парус[Парус в форме прямоугольного треугольника, гипотенуза которого прикреплена к наклонному деревянному рейку. Реёк крепится к мачте. Парус управляется тремя снастями. Брасы задают положение рейка относительно корпуса корабля, шкот оттягивает нижний угол. Латинские паруса достаточно универсальны, позволяют ходить разными курсами относительно ветра, но управление ими имеет ряд особенностей и требует квалифицированного экипажа.]. Слабый бриз вяло шевельнул треугольное полотнище, и баркас потихоньку двинулся от берега.
Ладно, море, песок и пальмы я видел раньше. И даже негров встречал пару раз, будучи в Москве проездом. Но латинский парус… Я точно сплю.
Один из негров убежал на нос и свесился наружу. Пару раз он кричал что-то на непонятном языке, а его товарищ подправлял курс рулем. Стало прохладнее, прибой уже не шуршал ласково, а довольно громко шумел.
- Выходим из бухты. Сейчас, по низкой воде, да еще ночью, приходится смотреть.
Еще пара минут, и мы вышли на открытую воду. Ветер посвежел, парус выгнулся красивым завитком. Вернувшийся с бака негр поиграл шкотами. Парус еще натянулся, баркас заметно накренило. Скорость нарастала. Сзади, из-под кормы, зашелестела вода. Длинный кильватерный след засеребрился в лунном свете.
Я смотрел по сторонам, ощущал лицом ветер с запахом моря и был абсолютно счастлив. Даже не знаю, с чем сравнить этот восторг. Лучший сон, что у меня был!
Я откинулся назад и вдруг ощутил спиной заткнутый за ремень топор. Топор, который дал мне прапорщик Тищенко. Топор, про который я не мог знать до поездки на пятую шахту. Твёрдый, холодный, безумно острый и вполне реальный. Сунул в рот порезанный палец, ощутил солёный привкус крови. Так что же получается – это не сон? Я не проснусь и не вернусь в свое время, в неуютную офицерскую общагу в военном городке посреди Сибири? Не увижу больше друзей и родителей? Как так? Что же делать?
«Ничего не делать», - ответил мне голос в голове, холодный, лишенный любых эмоций. - «Жить и радоваться, что ты здесь, а не там, среди обгорелых трупов. И суток не прошло с тех пор, как ты читал книжку про капитана Блада и всё был готов отдать, лишь бы только покинуть скучную службу и оказаться здесь, среди тёплых морей, пальм и парусов. Мечтал? Получи. И думай в следующий раз, кого и о чем просишь».

Пор-дю-Пэ оказался очередным скопищем крытых пальмовыми листьями хижин. Как объяснил мой наниматель, испанцы иногда устраивают антипиратские    рейды – обстреливают побережье и разоряют поселения. Поэтому никто не строит на берегу нормальных домов, а всё ценное люди держат в глубине джунглей, куда испанцы лезть обычно не рискуют. Благо в здешнем климате капитальные строения не сильно-то и нужны.
В его правоте я вскоре убедился, прекрасно выспавшись на охапке какой-то сухой травы под навесом.
Проснулся от криков во дворе. Шум издавал мелкий, но шустрый негритенок. Ему, похоже, было запрещено заходить в дом, где спал Кассель, вот он и орал с порога. Что-то про упавшее дерево и сломанную ногу господина Бертье. Судя по озабоченному виду проснувшегося мэтра, эта новость тому не слишком понравилась.
- Александр, планы меняются. Сейчас поедем на лесопилку.
Я пожал плечами. Собственных планов на сегодняшнее утро у меня не было. И на вечер тоже.
До лесопилки мы добирались вверх по течению небольшой, метров десяти шириной, медленной речки. Двое вчерашних негров лихо шуровали короткими веслами. Узкая длинная пирога летела, как под мотором. На корягах и ветвях деревьев сидели пеликаны, высоко в небе кружила какая-то птица вроде чайки, только раз в десять крупнее и с красным горлом. В кустах орали и дрались разноцветные попугаи. Невероятно.
- Бертье у меня присматривает за лесопилкой. Присматривал. Вчера вечером ему бревном придавило ногу. Ничего страшного, насколько я понял, но пару месяцев ходить он не сможет. А за неграми надо смотреть. Поэтому я тебя оставлю ему помогать. Заодно разберешься с местной древесиной и с её заготовкой для корабельных нужд. Ну и работу организуешь. Если Бертье начнет чудить – докладывай мне.
- А как я пойму, что он чудит?
- Не маленький, справишься.
Несколько раз по берегам показывались остатки каких-то строений. Спросил Касселя.
- Старые места лесозаготовок. Весь полезный лес вокруг выбрали, пришлось двигаться выше по течению.
Как по мне, так джунгли везде стояли одинаковой густой зеленой стеной. Но специалисту виднее.
Так прошло с полчаса. Речка сузилась метров до семи и побежала быстрее. В какой-то момент джунгли отступили слева, освободив небольшую полянку. Несколько штабелей досок под навесами, и кОзлы выше человеческого роста, на которых лежало бревно в добрых полтора, а то и два обхвата. Четверо негров в набедренных повязках – двое сверху, двое снизу – орудовали могучей ручной пилой. Красные опилки летели во все стороны.
Еще один негр – ниже ростом и скорее коричневого, чем черного оттенка, в штанах и даже в рубашке - принял швартовый конец и ловко притянул лодку к берегу, после чего помог вылезти мне и Касселю. Мэтр сразу устремился вперед, где под кронами деревьев виднелись крытые пальмовым листом крыши.
Бертье оказался здоровенным, заросшим черной щетиной амбалом лет сорока. Он был нам не рад. По правде сказать, он ничему не был рад, кроме вонючей жижи из кожаной фляги, к которой регулярно прикладывался. Да и от нее вздрагивал и кривил морду.
Мэтр заговорил первым:
- Бертье, ты меня подвёл. Сильно подвёл, Бертье. Из-за этого у нас у всех могут начаться проблемы. Большие проблемы.
Бертье взорвался:
- Вы хотите сказать, что я сам уронил на себя это проклятое бревно? Всю жизнь мечтал скакать на одной ножке!
Он сплюнул и снова приложился к бурдюку.
- Ты мог бы быть поаккуратнее…
- В следующий раз обязательно буду! Кого вы привезли, мэтр? Нашли мне замену?
- Тебя разве можно заменить? Нет, это Александр, наш новый плотник. Пока ты будешь лечить свою ногу, он тебе поможет. А заодно подучится немного. Расскажешь ему про корабельные премудрости, про здешнее дерево…
Амбал подозрительно посмотрел на меня.
- Обойдусь без помощничка.
- Это не обсуждается, Бертье. И поторопись с четырехдюймовыми досками, они мне будут нужны завтра. Всё, я уехал.
Кассель повернулся и вышел. Мы остались вдвоём со смотрителем лесопилки.
- Как бишь тебя зовут?
- Александр.
- Подойди, сядь! Охота орать через всю комнату?
Я доверчиво подошел. Не успел еще опуститься на стоящий возле кровати обрубок бревна, как мощная смуглая рука сгребла меня за грудки.
- Слушай сюда, малыш! Я не настолько наивен, чтобы поверить во всю эту хрень…
- Вам действительно нужна дырка в брюхе?
- …так вот… Что?
Я чуть двинул лезвие топора. На животе Бертье, обильно поросшем буйным черным волосом, появилась кровоточащая царапина. Амбал дернулся и медленно разжал пальцы. Я поправил «техничку» и уселся на другой пенек, подальше от кровати. Топор положил на колени.
- Так вот, меня зовут Александр. Что еще вы хотите знать?
Бертье плеснул на живот из бурдюка, размазал пятернёй, поморщился. Отхлебнул, поморщился еще раз и посмотрел на меня.
- А ты ничего! Яйца дома не забыл. Поладим, я думаю. Выпьешь?
- Выпью.
Противно, но надо. Очередная проверка на вшивость, которую нужно пройти. Протер горлышко, отхлебнул… Было бы о чем говорить! И тридцати градусов нет. Обычная паршивая самогонка, разве что привкус странный. Не очень понятно, из чего ее делали.
- Поладим.
Это Бертье проговорил уже утвердительно, после чего сел на кровати и посмотрел на меня неожиданно трезвым взглядом.
- Давай сразу договоримся, чтобы потом не было… обид. Это место, - он обвел пальцем вокруг, - мне нравится. Мне нравится здесь жить и делать то, что я делаю. И если ты нацелился меня здесь сменить, я буду против. Я буду настолько против, что даже твой острый топорик тебе не поможет. Усёк?
- Понял. Но я…
- Очень может быть, что ты хороший парень, Александр. И у тебя нет никаких дурных мыслей. Но у нашего тихого мэтра Касселя они есть. И на тебя, и на меня. Пока он не может меня заменить, и его это бесит. Ему наверняка захочется посадить сюда кого-то молодого, послушного… Смекаешь?
- Вы предлагаете мне собирать шмотки и выметаться?
- Нет. Мне пригодится здесь еще одна пара глаз. И я даже расскажу, что где растет и для чего годится. Но два условия – не пытаться меня подсидеть и не «петь» начальству про здешние дела. Мы договорились?
- Договорились.
Рукопожатие у мужика было под стать габаритам, но я чего-то подобного ожидал и успел напрячь кисть. Секунд десять он давил со всей дури, потом убедился в бесполезности и ослабил хватку.
- Определенно поладим! Можешь называть меня Жаном.
Ладно, дядька убедился, что он всё еще главный бегемот в этом пруду. Теперь надо ему что-нибудь приятное сделать, чтобы совсем расслабился.
- А как ваша нога? Может быть сделать лубки или костыль?
Бертье вскочил. Присел. Подпрыгнул, сперва на одной ноге, потом на другой.
- Какой ты еще ребенок, Александр!
- То есть… У вас все нормально? Не было никакого бревна?
- Как тебе сказать… Наш губернатор, чтоб его черти в аду без масла жарили – жуткий скряга. Жаден настолько, что экономит даже на себе. Давно мог бы в Париже особняк купить, но ему все мало. Всех, до кого дотянулся, обложил налогами. Запрещает торговать напрямую с купцами, только через его магазин. Продаёт налево и направо каперские свидетельства[Каперство – способ увеличить военно-морской флот государства за счет добровольцев-частников со своими кораблями. Капер получает от государства каперский патент (или свидетельство), после чего волен занимается банальным пиратством, но грабить и топить он должен только корабли державы-противника, и действует этот патент только на время войны. Преимущество каперства перед пиратством – в том, что пиратов без разговоров вешают или продают в рабство, а к каперам должны относиться, как к военнопленным. Поскольку в Европе вечно кто-то с кем-то воевал, у многих пиратов этих каперских свидетельств было, как у дурня фантиков. Да еще и новости о прекращении войн доходили с опозданием, так что практически пираты нападали на всех, кого могли захватить. Юридический казус с каперскими свидетельствами Лё Вассёра был в том, что у него не было полномочий их выдавать.] и сам организует «экспедиции». Ну а нашего мэтра Касселя за право держать на Тортуге верфь не только заставляет снаряжать свои корабли, но и нанимать туда судовых плотников. А это недешево, поверь. Тому тоже денег жаль, вот он и пытался отправить меня. А заодно и от кормушки оттолкнуть. Не понимает, придурок, что новый человек на этом месте не справится. Хватает своих… тонкостей
- Тогда проще всего было бы меня на корабль отправить.
- У тебя, как я понял, пока опыта маловато. Или нет совсем. Напорется корабль на риф – сумеешь быстро пробоину залатать? Мачту сломанную заменить? Не в доке, а в открытом море? То-то же! На обычном корабле облажаешься – тебя просто прирежут да за борт выкинут, а если это на губернаторском произойдёт – губернатор нашему славному мэтру кишки к столбу прибьёт и бегать вокруг заставит. А Кассель своими кишками дорожит.
Похоже, не будет моя будущая жизнь лёгкой прогулкой. Нравы здесь уж больно простые.
- Ладно, не будем зря время терять. Вряд ли наш с тобой хозяин позволит долго штаны просиживать. Расскажи-ка мне, Александр, какие ты знаешь породы дерева?
- Европейские. Ель, сосну, березу, дуб, бук, лиственницу…
- Понятно. В этих краях, как ты понимаешь, такой лес не растёт. Дуб иногда привозят из Виржинии, но обходится он… Поэтому мы здесь строим в основном из акажу. Его еще называют махогани, красное дерево. Да, да, не удивляйся. В Европе оно идет только на мебель и отделку, а мы из него корабли строим. Сучков мало, слои мелкие, деревья крупные и высокие. И их здесь много. Красота, да и только.
- Пока много.
- Да, увы. Много, но не бесконечно. Но и у нас не верфь Ля-Рош-Бернар. Где-то за год мы изводим все деревья в округе, и приходится перебираться выше.
- Только акажу заготавливаете, или другое дерево тоже?
- Шефа, понятно, интересует в основном акажу. Но есть и другие интересные породы. Палисандр, пау-бразил, кампешевое. Их с удовольствием скупают купцы и везут в Европу. Наш вездесущий губернатор со всего хочет иметь свой процент, поэтому официально мы их не заготавливаем. Чтобы не дразнить гусей.
- А неофициально?
- А это пока не твоё дело. Пойдем, я покажу тебе эти деревья живьем.
Бертье влез в сапоги и перекинул через плечо перевязь с… не знаю, как назвать эту широкую саблю со здоровенной сплошной гардой? Кортик, палаш, тесак? Спросил его самого и получил странный ответ: «ложка для горшка». В принципе, конечно, гарда ковшик напоминает… Ладно, пусть будет тесак. Еще он сунул за пояс здоровенный, в локоть длиной, пистолет.
В пути нас сопровождал Брюн – тот самый коричневокожий негр, что привязывал лодку. Как я понял, наличие большего или меньшего числа предметов одежды однозначно определяет положение негра в здешней иерархии. Брюн был главным из рабов и носил рубаху со штанами. Обувь полагалась только белым.
- А ничего, что мы уходим все вместе? Негры не разбегутся?
- Они же не идиоты! У них хорошая нетрудная работа, их нормально кормят и есть крыша над головой. А в джунглях с едой паршиво. Попробует воровать – буканьеры[Охотники, заготавливавшие на продажу мясо и другие съестные припасы. Как правило, хорошие стрелки, не брезгующие разбоем и пиратством. Название своё получили от букана – решетки для копчения мяса.] затравят собаками и повесят в назидание остальным. Ты пойми, в здешних местах негр, который болтается без дела – преступник. Любой свободный человек может с ним сделать всё, что захочет.
- Не уверен, что пилить тупой пилой твердое бревно – такая уж лёгкая работа…
- Поверь, на плантациях гораздо хуже. А здесь они даже в тени большую часть дня.
Джунгли возле лесопилки были здорово вытоптаны. Дальше в заросли уходили широкие тропинки со следами колес. Метров через двести Бертье остановился у крупного куста.
- Вот от этого растения, Александр, держись подальше. Называется метопиум, Запомни эти круглые листья, красные плоды, как у нашего шиповника. Оно ядовито, даже касаться не стоит.
Я пожал плечами. Не стоит так не стоит. Хотя ягодки красивые.
Чуть дальше с развесистого дерева свисали плоды размером с небольшой огурец, только коричневые.
- Это курбарил. Его плоды есть можно, если не обращать внимания на вонь. Древесина тоже неплохая, но мы ее не берем. Самое главное – сок. Он помогает, когда болит живот. А если намазать одежду – комары не кусают.
- Здесь много комаров?
- В этой части острова – нет. А вот западнее… Там болота и мелкие озёра, комарам есть где откладывать яйца.
- А какие здесь есть хищники? Змеи? Опасные насекомые?
- Ядовитых змей нет точно. Питончики иногда встречаются, но мелкие и трусливые. Самый страшный хищник – человек.
- А… никаких ягуаров или пум?
- На континенте бывают, а здесь точно нет. Когда-то давно выпустили на волю коров и свиней, так их здесь расплодилось огромное множество. Никто, кроме людей, на них не охотится[Эти одичавшие быки и свиньи и были основной добычей буканьеров.]. Благодатное место!
Бертье шагал впереди, временами делая удар-другой своим тесаком, чтобы освободить дорогу от нависающих веток и лиан. Показал громадные стволы акажу, кемпешевое дерево со смешными, похожими на клевер листьями, пау-бразил, покрытое колючками и изящными желтыми цветами.
- Запомнил? Теперь пойдём, покажу тебе заготовку. Брюн, где сегодня вальщики работают?
Негр тут же выскочил вперед и ходко двинул напрямик через джунгли, временами пуская в ход свой тесак. Как же это называется-то… Вспомнил! Мачете! Надо и себе что-то подобное завести, а то топором лианы рубить не всегда удобно.
Шли мы недолго. Вскоре где-то впереди заскрипело, затрещало, зашуршало, а потом послышался тяжелый удар. Земля под ногами дрогнула. Мои спутники никак на это не отреагировали, значит, и мне волноваться не след.
Бертье снизошел до объяснений:
- Очередное дерево уронили. Сейчас зачистят от веток и поволокут пилить.
И точно. Через пару минут впереди показался здоровенный ствол, облепленный неграми, как соломинка муравьями. Большинство махало мачете, но были рабочие и с топорами, и с пилами.
- А как они эту громадину к реке попрут?
- Давай поглядим. Это недолго.
Действительно, не прошло и пятнадцати минут, как ствол освободили от веток и верхушки и расчистили место вокруг. Негры пригнали откуда-то П-образную тележку на двух здоровенных, в рост человека, колёсах. Установили над лесиной ближе к комлю, привязали бревно снизу и покатили по тропинке. Верхняя часть бревна волочилась по земле.
- Ловко. А почему не взять две таких тележки? Чтобы ничего не волочить?
- Знаешь, сколько они стоят? Дешевле пяток лишних негров в хозяйстве иметь. Их и к другим работам применить можно.
- А еще их надо кормить…
- Знаешь, Александр, есть такая пословица… Про свои правила и чужой монастырь. Наёмных лесорубов и пильщиков в нужном количестве здесь взять просто неоткуда. Да и на жаловании разоришься. Негры дешевле. А если их нормально кормить и не мордовать почём зря, они еще и работают хорошо.
- А если кто-то работает плохо? Человек – скотина ленивая.
- Тогда я перестаю нормально кормить. Причем всех. И обещаю продать на плантацию. На следующее утро все снова работают хорошо, только вчерашний смутьян немного побит.
- Ловко!
- А ты думал! Поживи здесь с моё, научишься управляться со всяким сбродом.
Брюн умчался вперед командовать перевозкой, мы вдвоем неторопливо шли следом.
- А дальше что?
- Ну, по-хорошему, надо бы этому бревну торцы закрасить и на годик-другой    под крышу в неплотный штабель. И чтобы это все хорошо продувалось, причем сухим ветром. И лишь потом пилить.
- А что мешает?
- Во-первых, климат. Здесь, в глубине джунглей, влажно круглый год. И продувается плохо. Древесина раньше сгниёт, чем высохнет. На берегу было бы получше, но там начинается во-вторых. Ты в курсе, что мы здесь, в общем-то, на птичьих правах?
- Почему? Это же, насколько я знаю, французская колония? Как там Кассель говорил – «Остров Тортуга и берег Сан-Доменг».
- Боюсь тебя разочаровать, но за прошедшие четверть века жители этих краёв успели продаться и французам, и англичанам, и даже голландцам. Так что юридически все они имеют полное право на побережье[Исторический факт.]. А на самом деле - кто смел, тот и съел. Пока испанцам не сильно интересен этот угол их Эспаньолы и маленький бесполезный островок рядом с ее побережьем, здешние жители считаются подданными христианнейшего короля Людовика, позабыл, которого по счету. И его верного пса Ришельё. Естественно, здесь есть назначенный французский губернатор, чтобы собирать налоги и обеспечивать интересы Вест-Индской компании, у которой монополия на торговлю с колониями. То есть деньги-то собирать они готовы, а вот вписаться за нас, когда сюда припрутся испанцы, никто не рискнет. Особенно если учесть, что Лё Вассёр последнее время считает себя первым после Бога и на Париж плюёт с присвистом, собирая налоги исключительно в свой карман[И нова исторический факт.]. И вот представь, мои негры валят лес, несколько лет сушат, пилят, а потом приходят испанцы… Или англичане. Да и голландцы тоже могут, сволочи жадные. Что станет с моими штабелями? В лучшем случае сожгут. И оно мне надо?
- А что делать тогда?
- Пилить сырые брёвна, складывать в штабели прямо в лесу и молиться, чтобы доски не сильно повело и не растрескало. И чтобы они успели хоть немного высохнуть до того, как очередной корабль придет сюда на тимберовку.
- Вы не боитесь ставить на обшивку сырое дерево? Оно же гниёт?
- В этих водах оно и сухое гниёт очень быстро. Опять же, здешние корабли, в отличие от королевских фрегатов, годами у причалов не стоят и в парадах не участвуют. Они постоянно в море. И возвращается их сильно меньше, чем ушло. Так что мало кому удается сгнить. Да и ремонтироваться, случись такое, они опять придут к нам.
Я вспомнил истории про механиков, которые лили воду вместо тормозной жидкости, и вздохнул. Века проходят, а люди всё те же.

До вечера успел построить себе жильё. Вполне достойное по здешним понятиям – аэродромного размера лежанку под навесом, метра три в длину и такой же ширины. Колья, доски и пальмовые листья притащили негры под руководством Брюна, но потом Бертье разогнал их обратно на заготовку и распиловку. Похоже, ему было интересно посмотреть, как хорошо я справлюсь один. Ну я и справился, конечно – наука-то немудрёная. Только листья на крыше опять-таки негры хитрым образом укладывали, да траву для лежанки какую-то специальную притащили, в которой насекомые не заводятся.
Уже на второй день пребывания в 17 веке обзавелся собственной крышей над головой. Интересно, к концу недели на какой-нибудь принцессе женюсь, или нет?
С принцессами, правда, в этих краях было не очень. Ближе к вечеру нарисовалась весьма упитанная негритянка непонятных лет. Сварила нам вполне съедобное хлёбово из овощей, крупы и даже с парой кусочков мяса. Негры притащили охапку каких-то зелёных стеблей и радостно уселись их жевать вместо десерта. Бертье поманил Брюна пальцем и показал кулак. Тот развёл руками.
- Вот уроды! Не поленились украсть где-то тростника. Мало я их работой загружаю!
Еще плеснул себе и мне в кружки, на этот раз из глиняного кувшина.
- Я посмотрел сегодня… Топор ты определённо в руках держал, и мозги тоже есть. Вот и займись делом. Сначала поднови причал, мэтр скоро приедет за досками – грузить удобнее будет. Потом с тебя два навеса под тонкие доски. Еще стол маловат стал, нужно побольше сделать. Занимайся. За материалами и помощниками – к Брюну. Инструменты можешь брать.
Он кивнул на большой деревянный ящик с ручкой у стены. Я, естественно, пошел смотреть. Нормальный такой набор плотника. Две ножовки с разным размером зубьев. Рубанок обычный, рубанок под выборку четверти. Несколько буравов. Стамески. Топор обычный. Странный топор, напоминающий тяпку – с лезвием поперек топорища. Киянка. Бертье с интересом наблюдал за мной.
- Как тебе?
- Хороший набор. Только…
- Чего-то не хватает?
- Точильного камня для рубанков и стамесок. И не знаю, чем ты пилы точишь. Они… не в самом хорошем состоянии.
- Оселок там тоже валяется, а пилу мне проще кузнецу отдать в заточку и правку. Вот только кузнец в городе, а я здесь. По счастью, я сейчас нечасто мастерю сам.
- Большие пилы тоже кузнец точит?
- Да, хорошо, что напомнил. Надо будет отдать, чтобы привел в порядок. Приплывёт Кассель за досками – напросись с ним. Заодно и с кузнецом познакомишься. А то сам понимаешь – у меня нога сломана!
И Бертье гулко захохотал, хлопая себя ладонями по ляжкам.

Через пару дней я подарил Бертье роскошный костыль, с перекладиной подмышку и боковой ручкой. Увидел дерево подходящей формы и не удержался. Благо, роста мы практически одинакового и можно было примерять по собственной фигуре. Жан скептически повертел подарок в руках:
- Ну и на хрена?
- Вы не забыли, что у вас нога вроде как сломана? Скоро мэтр обещался быть, да и в посёлок вы собирались. С костылём убедительнее.
Бертье хмыкнул. Хлопнул меня по плечу.
- Я рад, что не ошибся в тебе. Настоящий сукин сын!
Так себе комплимент, на мой взгляд. Но какие времена, такие и нравы.

Мэтр появился только через неделю. Я успел и причал подновить, и навесы поставить, и постолярничать, и Бертье послушать, как сейчас корабли строят. Нда, корабельный плотник из меня еще не скоро получится. Я больше половины таких слов и не слышал никогда. В России, увы, корабельно-парусная терминология голландская. Сильно помог завалявшийся в планшетке словарик, как будто кто-то специально мне его с собой подкинул. Не удивлюсь, если и подкинул.
Познавательная неделя получилась, да.

Негры больше часа укладывали в баркас доски и брусья. Кассель топал ногами, ругался и руководил процессом, Бертье вяло отбрехивался и, в свою очередь, орал на Брюна, даже пару раз картинно вытянул его костылём по спине. Мне тоже прилетело начальственного внимания, но словесно, только для порядка. Было бы за что – убили бы, наверное.
Всё заканчивается, закончилась и погрузка. Мы с мэтром уселись на корме лесовоза, негры-матросы отдали швартовы и заработали вёслами. Хоть их сегодня и четверо, все равно слабо представляю, как они такую бандуру вверх по течению тащили.
Кассель еще минут десять поорал, потом начал успокаиваться. Повернулся ко мне:
- Рассказывай.
- Что?
- Что ты делал эту неделю?
Я добросовестно перечислил все свои подвиги и свершения, округляя в бОльшую сторону. Правда, честно признался, что пока не готов в одиночку строить фрегаты и галеоны.
- Этого и не требуется. Сегодня уже вряд ли, а завтра с утра отправишься на Тортугу. Есть заказ. Поможешь нашему плотнику, заодно сам подучишься.
- Как скажете. Только вот как с пилами быть? Их заточить надо бы и обратно привезти, а то лесопилка встанет.
- Отнесешь к кузнецу, а потом Бертье пришлёт негров забрать. Или я по пути захвачу. Ладно, это неважно. Теперь вот что расскажи… Бертье не делал ничего подозрительного?
- Не понимаю, если честно…
Вот еще, очень надо мне в разборки между ними влезать. Я, гражданин начальник, старательный, но тупой. И слепой вдобавок.
- Ну… не приезжают ли к нему посторонние люди?
Я как можно подробнее описал нашу кухарку. И что она каждый день ходит в поселок, и возвращается, и еду готовит, и Жана по ночам развлекает.
- А больше никого постороннего не видел…
Кассель вздохнул.
- Никуда Бертье не отлучался?
- Куда, со сломанной ногой-то? Он и вставать начал только пару дней назад.
Мэтр еще попыхтел, а потом задал, видимо, главный вопрос:
- Не видел, он на сторону древесину не продаёт?
- Не видел. А зачем? Тут целый лес кругом, пили – не хочу.
Интересно, я не переигрываю, идиота изображая? Разве что чуть-чуть. Зато Кассель прекратил свои дурацкие вопросы и заткнулся наконец.
Баркас ошвартовался к небольшому причалу недалеко от устья. Матросы помогли нам вылезти. Двоих мэтр направил со мной к кузнецу – и здоровенные железки отнести, и дорогу показать.
Кузнец, естественно, жил на отшибе. Несколько типичных местных хижин в глубине двора, и, ближе к улице – кузня под большим навесом. А ещё хозяйство кузнеца со стороны дороги было огорожено забором. Точнее, плетнем, как любят строить в Малороссии. Только горшков, на кольях висящих, не хватает.
Над кузней, как и полагается, поднимался дым. Весело стучали молотки.
Негры воспитанно остановились у проёма ворот. Я зашел во двор и двинулся к кузне. Остановился. Стоящий спиной ко мне мужчина отставил кувалду и обернулся.
- Тищенко? Семёныч?
- Тащ лейтенант? Какими судьбами?
- Подозреваю, что такими же, что и ты. Признайся, были у тебя мысли незадолго до… аварии, послать всё к черту и отправиться куда-нибудь подальше?
Прапорщик посмотрел на меня, покачал головой.
- Так вот в чем дело… Не надо было черта к ночи поминать. Когда меня разбудили… в то утро… хотелось уволиться на хрен из армии и пойти работать простым кузнецом. Чтобы с восьми до пяти молотом отмахать, а потом сам себе хозяин. Вот и сбылось. Только почему сюда-то?
- Это, боюсь, моя вина. Захотелось туда, где пальмы и паруса. Кто же знал, что это ТАК сбудется? Да еще и тебя захватит?
Мы оба помолчали. Тищенко кивнул на своего напарника.
- Видишь, прямо во дворе у него очнулся. Ксавьерыч – хороший мужик. Никаких документов спрашивать не стал, сразу работу предложил. Мало здесь мужиков рукастых, все воевать стремятся. Придурки.
- А как ты с ним общаешься? Умеешь по-французски?
- Нешто два кузнеца промеж собой не договорятся? Смешно даже. Вот с дочкой его посложнее, да.
Старикан с молотком в руках, видимо, понял, что говорят о нем, и подошел поближе. Я поклонился кузнецу.
- Здравствуйте, мэтр Ксавье!
- О, вы говорите по-французски! Ваш знакомый, он замечательный мастер, но общаться с ним так тяжело!
- Не беспокойтесь! Он быстро учится!
- Тащ лейтенант, а ты что, умеешь по-ихнему?
- Учился. Книжки читал. Наверно, потому мы и попали сюда, а не на Барбадос или Ямайку. Хотя нет, Ямайка еще испанская, англичане ее только лет через тридцать захватят.
Тищенко хмыкнул, посмотрел мне за спину.
- Ты, я смотрю, в эксплуататоры заделался? В рабовладельцы?
И точно, совсем я про негров забыл! Сидят себе дисциплинированно на корточках под плетнём.
- Семёныч, тут такое дело… Пилы большие надо в порядок привести. Сделаете?
Негры по сигналу вошли во двор и сгрузили железки на землю. Я махнул им, чтобы возвращались к хозяину. Прапорщик поднял пилу, посмотрел вдоль, щелкнул ногтем по зубьям.
- Уши бы оторвать этим пильщикам. Это ж надо, так инструмент засадить!
- Возьмётесь поправить?
- Возьмемся. Только имей в виду, здесь возни много. Так что быстро не жди. Пару-тройку дней.
- А по деньгам чего? Мне средства на это выделены.
- Это ты с хозяином обсуждай. По деньгам он главный.
Мэтр Ксавье тоже посетовал на забитость зубьев, большой объем работ и прочие трудности, но денег взял по-божески. У меня еще осталось, чтобы посидеть с Тищенкой вечером в местном кабаке.
- Ты, тащ, извини, что домой не зову, я сам там на птичьих правах пока. Хотя дед как родного принял. У него-то силенок уже немного, а у меня и руки из нужного места, и мозги работают. Дочка егойная уже и глазки строит. Так что, если все нормально пойдёт, женюсь, пожалуй, и здесь осяду. Дороги-то назад нам нет, получается. Как думаешь?
- А что, разумно. Надо как-то устраиваться. Только имей в виду – здесь, на берегу, временами испанцы шалят. Так что особенно серьёзным хозяйством обзаводиться не стоит.
- Это я с Ксавьерычем обговорю. Он тот еще жук, у него наверняка где-то в лесу схрон есть. А то и не один.
- Ну что, за будущее?
- За него!
Мы чокнулись и замахнули местной самогонки. Она здесь называется «рюм». Где-то дальше от берега есть плантации, там выращивают тростник, который наши негры на лесопилке так жевать любят. Из тростника добывают сахар, а из жмыха ставят брагу и гонят ром. Как Тищенко это узнал, прожив здесь всего неделю и не владея языком, я не понимаю. Хотя, такой хозяйственный мужик нигде не пропадет.
- Тащ лейтенант, а вы-то как?
- Семёныч, а давай на «ты» и по имени, а? Ты меня старше вдвое, неудобно даже. Саша меня зовут. Александр.
- Хорошо. Я понял, ты к лесопилке прибился? Как там?
- Не то, чтобы к лесопилке… С той стороны пролива, на Тортуге, есть небольшая верфь. Ей заправляет мэтр Кассель. Здешний. Видел, наверно, такой гном с седой бородой? У него вверх по речке лесопилка. Так что я пока при нем, буду учиться корабли строить.
- Хитро… Ну что, удачи, тащ Саша!
Мы выпили еще. Закусили жареной свининой, которую здесь делали с какими-то травками, отчего она получалась вкусной и душистой.
- Семёныч, слушай, а можно я тебе пока не буду топорик отдавать? Немного деньжат подзаработаю, тогда закажу полный комплект инструмента.
- Пользуйся, мне он пока не нужен. Но, чур, не терять. Где я здесь такую сталь найду? Она от… не знаю точно, как та штука называлась, но очень секретная.

С утра отправились с лесовозом на Тортугу. Накануне я пришел к Касселю    довольно поздно и изрядно подвыпившим. Тот побухтел, но особо ругаться не стал. И сейчас свежий ветерок был очень кстати, приятно свистел в морду и выдувал остатки вчерашних злоупотреблений.
В проливе не то, чтобы штормило, но было довольно свежо. Баркас временами влетал носом в волну, окатывая водой сидящих на баке негров. Парус в этот раз подняли штормовой, меньшего размера, да и нагруженные выше бортов штабеля досок скорости не добавляли. До Бас-Тэра мы тащились часа два.
Я со скуки попробовал разговорить Касселя:
- Скажите, мэтр, а почему здесь латинский парус?
- Мне этот пинас[Парусно-гребное судно, чуть больше шлюпки. Аналог баркаса в отечественной терминологии. В 19 веке пинасами станут называть более крупные корабли.] нужен только для переходов через пролив. Остров высокий, поэтому ветер дует исключительно вдоль пролива. В основном – с востока. Так что ходить приходится в галфвинд[Курс парусного судна, при котором ветер дует преимущественно сбоку.]. Прямые паруса работают хуже косых.
- Но почему именно латинский? Не гафельный, не бермудский, не шпринтовый[Названия парусов более позднего времени.]?
- Ты сейчас наговорил много непонятных слов, а я объясню на пальцах. Что будет, если налетит шквал?
- Ну… Может перевернуть, может сломать мачту…
- Вот! А у нас просто сломает реёк чуть выше мачты, где двойное дерево переходит в одинарное[Реек изготавливается не из цельного куска дерева, а связывается из нескольких.]. И все. Парус станет вдвое меньше, но он будет. И мачта уцелеет. И корабль. И можно попробовать дойти до места.
- Ловко!
- А ты думал! Это мудрость веков! Под такими парусами еще финикийцы по Средиземному морю ходили. Там шквалы часто бывают. Не то, что этот твой… Как ты сказал?
- Бермудский парус. Высокий треугольный грот. Очень хорош для шлюпок и мелких лодок. Еще спереди ставится такой же треугольный стаксель, и получается бермудский шлюп.
- Что-то, парень, у тебя каша в голове. Шлюп – это нормальный двух или трёхмачтовик с прямыми парусами. Поменьше фрегата[Опять проблема терминологии в разные времена и на разных языках. В 17-19 веке шлюпом мог называться почти любой военный парусный корабль меньше фрегата размером. В 20 веке шлюпами стали называть маленькие кораблики с единым типом парусного вооружения    - два основных паруса, грот и стаксель, на одной мачте. Бермудский шлюп несет бермудские паруса – высокие и треугольные, наиболее эффективные из придуманных человечеством.].
- На Бермудских островах всё не как у людей, - сдался я.
Вот я дурак! Бермудское парусное вооружение, если не изменяет память, появилось только в начале 20 века. И терминология за три века изрядно поменялась. Аккуратней надо, а то ляпну невзначай, что во Франции теперь президент заправляет, а последнему королю давно башку отрубили, и привет. Психушек здесь нет, а вот веревка найдется наверняка.

В гавань Бас-Тэра мы зашли по правилам, через восточный проход. Как объяснил Кассель, при постоянном восточном ветре кораблям с прямыми парусами[Паруса прямоугольной или трапециевидной формы. Верхняя кромка паруса закреплена на специальном рее – горизонтальном рангоутном дереве. Рей крепится к мачте. Его положение в вертикальной плоскости задается топенантами, в горизонтальной – брасами. Нижние углы паруса оттягиваются шкотами. Для постановки и уборки прямых парусов матросы парусной команды должны забираться на мачты и работать на реях, высоко над палубой. Устанавливаются прямые паруса в основном перпендикулярно продольной оси корабля или близко к перпендикуляру. Хорошо работают при попутных и близких к ним ветрах (курсы фордевинд и бакштаг), на более острых курсах (галфвинд и бейдевинд) работают плохо или не работают совсем.] удобнее входить с востока, а выходить на западе. Сама акватория в длину не превышала метров восьмисот, при ширине в триста. И это на высокой воде. При отливе обнажалась песчаная отмель, отделяющая гавань от пролива, и площадь бассейна сокращалась вдвое.
Наш, как выразился мэтр, «пациент», расположился на песчаной отмели у берега. Шестипушечный шлюп «Бель Мадлен» под командованием капитана Шарля из Бреста. Издалека он казался игрушечным корабликом, забытым детьми возле лужи. Очень хорошо, тщательно сделанным, но – игрушечным. Правда, чем ближе мы подходили, тем реальнее он выглядел. Метров двадцать пять длиной, двухмачтовый. При ближайшем рассмотрении обнаружилась и третья мачта, сломанная у самой палубы бизань[На трехмачтовых кораблях первая с носа мачта называлась фок-мачта, вторая – грот-мачта, третья – бизань-мачта.]. Левый фальшборт[ограждение по краям палубы] был здорово размочален, а чуть выше ватерлинии[Условная линия, по которой проходит поверхность воды у стоящего корабля. Разделяет надводную и подводную части корпуса.] видна добрая – голову просунуть можно – рваная дыра.
Пока негры разгружали лес, мы с Касселем и подошедшим плотником по имени Кривой Пьер осматривали несчастную «Мадлен». Потом к нам присоединились местный боцман, корабельный плотник и сам капитан Шарль. Уж не знаю почему, но дефектовка[Поиск и оценка повреждений.] корпуса и рангоута[Деревянные конструкции, предназначенные для установки парусов. Включает мачты, стеньги, реи, гафели, гики… нет им числа.] превратилась в соревнования по сквернословию. Моряки с заметным перевесом победили. Пора учить французский мат.
Дальше мы целую неделю, как каторжные, восстанавливали набор и обшивку [Корпус корабля состоит из т.н. «силового набора» (киля, шпангоутов, стрингеров, бимсов), задающего форму корпуса и держащего основную нагрузку, и обшивки поверх него.] шлюпа. Было познавательно, но не очень интересно. Противнее всего оказалось ковыряться по жаре в вонючем душном трюме. Я себе иначе представлял пиратскую романтику.
Кассель тем временем привез детали мачты. Интересно, где он умудрился их добыть – точно не на нашей лесопилке. У нас в округе сосны просто не росли. Спросил Кривого Пьера – тот пожал плечами. Кстати, прозвище своё местный плотник вполне оправдывал бы, даже имея оба глаза. Аккуратностью он не отличался, и то, что выходило из-под его топора, было криво и косо. Зато с Колотушкой Полем, корабельным плотником с «Бель Мадлен», мы вполне сошлись. Руки у мужика росли из правильного места, и объяснять он умел отлично.
При установке колонны мачты[Мачты крупных парусных судов, как правило, состоят из нескольких частей. Нижняя часть мачты называется колонна, следующая – стеньга, потом – брам-стеньга, бом-брам-стеньга и т.д.] Кривой Пьер умудрился сунуть ладонь не туда и стал до кучи одноруким. Ну, а я впервые познакомился с местной медициной. Размозженную кисть ампутировали обычным, не очень острым топором. Потом замотали культю пропитанной ромом тряпицей и отправили бывшего плотника заливать горе, снабдив парой монет. Возникло огромное желание тоже тяпнуть чего-нибудь крепкого, чтобы унять тошноту, но появившийся, как чертик из шкатулки, мэтр Кассель ухватил меня за рукав:
- Ну что, Александр, поздравляю! Ты принят на работу! С сегодняшнего дня ты полноценный плотник на моей верфи!
- А что с Пьером?
- Я давно хотел выгнать этого криворукого придурка, но он все сделал сам. Получит расчет и пусть идет на все четыре стороны. У меня верфь, а не богадельня.
- А сколько вы мне будете платить?
- Ну… ты пока еще не очень опытен… Я думаю, песо в неделю будет в самый раз.
- Песо в неделю? Восемь реалов? С учетом того, что один раз поесть в кабаке стоит как раз реал?
- Ты можешь жить в помещении верфи.
Мэтр от щедрот предлагал поселиться в сарае на берегу, где хранился инструмент и припасы конопатчиков. Заодно, видимо, караулить паклю и смолу.
- Знаете, мэтр, как вы верно заметили, у меня пока мало опыта. Поэтому я сперва посоветуюсь с другими, а потом мы вернемся к вопросу о моём жаловании.
Кассель аж поперхнулся от такой наглости. А что делать – как себя с самого начала поставишь, так дальше и пойдет. Я более чем уверен, что при здешнем дефиците квалифицированных кадров даже помощник плотника не работает за будку и миску.
До вечера мы установили-таки нижнюю часть мачты. А я был принят на работу с жалованием пять песо в неделю. И даже аванс получил. Мэтр орал, топал ногами и пытался угрожать, но живо заткнулся, когда я ему сказал, что меня зовут на «Бель Мадлен» помощником плотника. Соврал, конечно, но с волками жить – по-волчьи выть.
Вечером пошел с командой шлюпа в кабак. Здешняя культурная программа особым разнообразием не отличается – четыре кабака и два борделя, так что они и так туда ходили, как на работу. Но сегодня я проставлялся по поводу успешного найма. В кабаке встретил Кривого Пьера. Тот уже успел просадить все свои инвалидные деньги и канючил выпивку у более удачливых коллег. Позвал его к нам за стол и, как оказалось, напрасно. Эта пьянь взялась меня обвинять в том, что я всё подстроил, чтобы занять его место. Буквально хватал за руки и совал их в степс[Гнездо, куда устанавливается шпор мачты.], под шпор[Нижний торец колонны мачты.] мачты. Идиот.
Жаль только, что семена раздора упали на плодородную почву. Сидевшие в кабаке были совсем не прочь подраться, а если не подворачивалось хорошего повода, махали кулаками просто так. В итоге за Пьера вступились местные забулдыги, за меня – команда «Мадлен», и пошло-поехало. Удивительно, но никто не доставал оружия и не пользовался подручными предметами.
Я даже успел рассадить костяшки на правой руке об чьи-то зубы, пнуть кого-то коленом… и на этом успехи закончились. Пудовый кулак врезался в живот, а когда а согнулся, что-то тяжелое врубилось в череп сбоку. Дальнейшая потеха пошла без меня.

Утром лучик солнца так тщательно пытался выжечь что-то на моей несчастной голове, что я поневоле проснулся. Повернул голову, потом прикрыл ее рукой. Голове эти маневры понравились не слишком, но и ощущения забитых в затылок гроздей отсутствовало. Нормальное такое утро после хорошей пьянки. Помню, начали как-то выпивать в общаге, а проснулся я в другом городе у одной барышни. Барышня не запомнилась совсем, а вот её настойчивый папа... Хорошо, что вынес только мозг… Боже, как это было давно! Или не очень? Почему рядом пахнет духами и… женским телом?
Я открыл глаза и встретился взглядом с женщиной… Постарше меня, пухленькой, по-своему симпатичной. Она сидела на кровати рядом и расчесывала короткие светлые волосы.
- Очухался! Ну слава Богу! Как себя чувствуешь?
Надо было что-то ответить, но я лежал и молча глазел. Просто никогда раньше не доводилось видеть женщин, одетых только в бантик на шее, и нисколько не стеснявшихся этого факта.
Похоже, ей польстило мое внимание. Она повела плечами, потянулась, как довольная кошка. Тяжелая грудь красиво колыхнулась.
- Что, малыш, Луиза всё еще красотка?
- Вы… вы прекрасны, мадам.
Интересно, во рту так сухо с бодуна, или это приятное соседство влияет?
Женщина улыбнулась, провела мне пальцем по груди.
- Если хочешь, сходи на двор. Там же можно умыться. И возвращайся.
Когда я пришел обратно, одежды на женщине не прибавилось. Зато появился большой запотевший кувшин на подносе. С восхитительно холодной вкусной водой, подкислённой каким-то соком.
- Понравилось?
- Божественно!
- Ну а теперь иди сюда, малыш, и я тебе покажу, что девочки в этом борделе не хуже напитков. Иди, не бойся, твои друзья за всё заплатили. Они так хорошо подрались вчера вечером, что сыпали серебром налево и направо. Давно мы не зарабатывали столько за одну ночь!

На работу я пришел ближе к обеду. Матросы набивали ванты[Ванты – оттяжки мачты, фиксирующие ее в боковом направлении и, частично, в продольном. Набивать ванты – натягивать ванты при помощи блоков.] на свежеустановленной бизань-мачте и пока обходились без плотников. Колотушка готовил к установке стеньгу[Просто стеньга, без префикса - вторая снизу часть мачты]. Как сейчас помню: на фок-мачте - фок-стеньга, на грот-мачте – грот-стеньга, на бизань-мачте, соответственно… А вот и не угадали. Нижняя стеньга на бизань мачте называется крюйс-стеньга. Голландская логика, ничего не поделать. В отличие от английской и французской, где всё, относящееся к одной мачте, имеет одинаковый префикс.
- Привет! Очухался?
- Да. Спасибо, что не бросили.
- Корсары своих не бросают!
Вот как интересно – я уже свой. У корсаров. Плюсы такого положения я ощутить успел, и хорошо бы обойтись без минусов.
- Как там Луиза?
- Потрясающая женщина!
- То-то же! А наши придурки твердят – «старуха», «старуха»!
- Понимали бы чего!
Мы рассмеялись и принялись за работу.

Через неделю «Бель Мадлен» щеголяла целым, заново проконопаченным корпусом и обновлённым рангоутом. Капитан Шарль снова готовился идти на промысел. Отходной пьянки не устраивали, денег к концу ремонта у экипажа почти не осталось. В долг в местных заведениях наливать было не принято, трезвая и злая команда осталась ночевать на борту. Так что ужинали мы в кабаке вдвоём с Колотушкой. Немолодой и разумный плотник денег налево-направо не    швырял, и в кармане у него еще позвякивало.
- Еще рома заказать?
- Нет, не надо. Завтра с утра отходим. Надоело здесь всё!
- Любишь море?
- Ненавижу! Но на берегу еще хуже.
- А зачем тогда пошел в корсары? С твоими руками и головой можно где угодно устроиться.
- Где угодно, говоришь? Ну-ну. Или память у тебя короткая? А я вот прекрасно помню, сколько лет пришлось унижаться в учениках, прежде чем допустили до экзаменов. Да и после не лучше – все места в цехе заняты, пока старый мастер не умрет, место не освободится. А у него свои дети и племянники. Так и не вышло из меня мастера-столяра. Когда Ришельё начал строить флот, я плюнул на все и подался в плотники. Тоже учеником, конечно. На верфи свои заморочки – хозяин хочет меньше потратиться, покупает паршивый лес. Используйте, что дали. Кардинальские комиссары[Да, была такая должность. Большевики не первые использовали этот термин.] такую работу бракуют, а виноваты мы! Штрафы, ругань… Надоело даром работать, записался на корабль в Новый свет. Хорошо, ребята встретили на подходе к Мартинике, а им плотник нужен был. Как оказалось, пассажиров собирались без зазрения совести продать в рабство на плантации. У пиратов, по крайней мере, всё честно – грабишь, пропиваешь добычу, и снова в море. Противно, но лучше уж так.
- А если на берегу осесть? Вон, мэтру плотники нужны…
- И что за радость? Жить в этом гадюшнике, где и поговорить-то толком не с кем? Ругаться с Касселем за каждый су? Терпеть самодурство губернатора, который Касселя пока терпит, но это, боюсь ненадолго. Они оба гугеноты из Ля-Рошели[Крупный город и порт на побережье Бискайского залива. В 16-17 веках – один из центров протестантского движения.], вместе сбежали от кардинальского гнева. Но Лё-Вассёр, дорвавшись до власти, чем дальше, тем сильнее сатанеет. Поднимает налоги, увеличивает пошлину на товары. За прямую торговлю с чужими купцами штрафует так, что впору сразу в петлю лезть.
- Так что теперь, только в море, и там ждать смерти от непогоды, пули или удара саблей? Других вариантов нет?
- Почему? Плотники получают офицерскую долю при дележе добычи. Если выгорит доходное дельце, можно спрятать неплохую кубышку. Пяток удачных абордажей – и ты довольно богатый человек. Можно сесть на корабль в Европу, найти место поспокойнее и поселиться там. Хотя, «Европа» и «спокойствие» сейчас – сильно разные слова.
- Это если раньше не убьют…
- Все под Богом ходим. Но, с другой стороны, плотник в абордаже не участвует. Шансов дожить до старости больше. Так что учись быстрее, будет лишний шанс свалить из этого гнилого места.
Нда… В книгах о пиратах побольше романтики было…

«Бель-Мадлен» отправилась по своим флибустьерским делам, и в Бас-Тэрре наступило затишье. Говорят, раньше в гавани одновременно могло стоять до десятка крупных судов и без счёта мелочи. Сейчас в это с трудом верится – поселок в явном запустении. Местные шепчутся, что большинству капитанов не нравится жадность и самодурство губернатора, и они предпочитают базироваться на Сен-Китсе или в Пти-Гоаве[Городок и порт на западном побережье Эспаньолы. В описываемые времена – одна из пиратских баз.].
Мэтр Кассель отправился к себе на Эспаньолу. Хитрый старикашка всё-таки меня обманул. Сказал, что пять песо в неделю – это безобразно много, и платить он будет только за работу. А если работы нет, то и оплаты нет. Зато не возбраняется    искать новых заказчиков.
Вот же сволочь жадная! Немудрено, что у него люди не задерживаются. Какие новые заказчики в этом сонном краю, где у жителей полторы шлюпки на весь посёлок? А каждый заход корабля в гавань – праздник. Одно радует - никакого контракта мы с Касселем так и не подписали. И я ему ничего не должен, волен уйти в любой момент. Вот только куда и как?
Мои тягостные раздумья прервал Длинный Пьер, один из двух наших конопатчиков. Длинным его зовут, чтобы отличать от второго Пьера, который Маленький. В сочетании с третьим Пьером – Кривым, нашим бывшим плотником, изумительная команда была.
Длинный посмотрел вслед уходящему баркасу хозяина, потом на меня.
- Александр, тебе деньги нужны?
- Кому же они не нужны? Но, конечно, зависит от работы.
- Работа всё та же – пилить, строгать и конопатить. Тебе мэтр сказал искать заказы?
- Сказал.
- Вот как раз и подвернулось одно дельце.
- А почему ты это говоришь мне сейчас, а не мэтру десять минут назад?
- Просто без плотника мы не обойдёмся. А без мэтра – запросто.
Обалдеть! Времена меняются, а люди – нет. Как это у нас называлось – «левак»? Или «халтурка»?    
- А сложностей никаких не будет потом? Если Кассель узнает?
- Обязательно узнает. Только официально мы ограничимся конопаткой, смолением и мелким ремонтом, а на деле там и частичная замена обшивки, и набор в паре мест надо подновить.
- А материалы? Понадобится древесина, причем разная.
Длинный Пьер улыбнулся.
- У нас обычно остаются… некоторые излишки. Должно хватить. А если нет – закажем у Бертье, он пришлет.
Еще лучше. Наш жучара-хозяин доэкономился до того, что у него воруют все сотрудники, без исключения. Ну что, сам дурак.
- А не боишься, что я хозяину напою про эту вашу хитрую коммерцию?
- Нет, не боюсь. Выгоды тебе с того никакой, а хорошего приработка лишишься. На идиота ты не похож, и на святого тоже. Так что соглашайся. А если совесть спать мешает, можешь ей сказать, что просто возвращаешь то, что у тебя украл хозяин.
Я подумал и согласился. Жить-то как-то надо. Тем более, с заказчиком договаривался сам Пьер, он же будет мэтру докладывать. С него и спрос, случись чего.

Заказчиком оказался владелец одного из местных кабаков. Свежее мясо, часть овощей и, самое главное, дешевый местный ром возили с Эспаньолы, так что пинас был ему жизненно необходим. Он слишком затянул с ремонтом, а гниль и древоточцы времени даром не теряли. В результате фронт работ у нас был немаленький, а времени в обрез – и заказчик подгонял, и не хотелось мэтру лишнего показывать. Но успели. Когда через неделю Кассель завернул нас проведать, два Пьера уже мазали днище какой-то жутко вонючей черной дрянью, а я старательно закрашивал новые деревяшки изнутри корпуса. Скипидаром в тесном трюме воняло невыносимо, но свалить эту мерзкую работёнку было не на кого. Мэтр заглянул, не нашел к чему придраться, и отправился общаться к конопатчикам. У них тоже воняло дай Бог, но хоть на открытом воздухе.
Вечером мы сидели с двумя Пьерами в кабаке и отмечали удачное завершение халтуры. За эту неделю все устали и вымотались, зато денег заработали немало. Как оказалось, цены на ремонт Кассель ломил безобразно, монополист хренов, а губернатор его прикрывал за долю немалую. Я про такое читал, вроде это и в моём времени бывает у капиталистов. Слияние власти и капитала, «коррупция» называется. Естественно, никто не хотел платить лишнего, а три Пьера в обход хозяина работали за полцены и быстро. Да еще и использовали левую древесину. ОБХСС на них нет! То есть уже на нас… Но деньги неплохие, не поспоришь.
Кстати, часть денег, по совету друзей, я оставил на хранение у кабатчика. Чтобы не таскать всё с собой и не потерять ненароком. Многие пираты так делают – боятся кражи или собственного пьяного азарта. Есть даже те, кто мечтает таким образом накопить на достойную старость. Вот только дожить бы до нее, до старости…
В разгар веселья к нам за стол подсел сам хозяин кабака.
- Приятного аппетита, господа! Всем ли вы довольны?
Я был недостаточно пьян, чтобы ответить честно. Ответить, что немного большего ждал от знаменитой французской кухни. Что доводилось есть и вкуснее, и разнообразнее, а уж про выпивку и говорить нечего! Но я промолчал. Мэтр Мартэн в этих краях – человек солидный и уважаемый, не стоит его злить понапрасну. Тем более, что во всех кабаках выбор блюд примерно одинаков. Жареное на огне мясо (местами подгорелое, местами сыроватое, на мой вкус), оно же, но тушеное с какими-то странными овощами вроде сладкой картошки, и похлёбка. Состав похлёбки не разглашался. Подозреваю, её готовили из всего, что не годилось для первых двух блюд.
Больше всего меня удивляло, что живущие возле моря люди почти не ели рыбы. Но потом кто-то рассказал жуткую историю, что в этих морях встречается у рыб какая-то зараза. Вроде как поймаешь пару одинаковых рыбок, одну съешь и спасибо скажешь, а от другой Богу душу отдашь. Никто точно не знает, правда это или нет, но стараются не рисковать. Ничего похожего из моего времени не припоминаю. Возможно, и правда байка пустопорожняя, но… проверять не хочется[Читал, что отравление вызывал какой-то грибок, поражающий только один из местных видов прибрежных рыб, а все остальные были годны в пищу. Но про несъедобность карибской рыбы упоминаний в исторической литературе немало.].
Так что уверили мэтра Мартэна, что у него лучшее заведение на острове, и пожелали долгих лет и процветания. И заведению, и хозяину. Нам нетрудно, а человеку приятно. Естественно, под такой тост стукнулись кружками, а потом заработали ложками. Но кабатчик не уходил. Дождался, пока я прожую, и произнёс:
- Александр, дело у меня, собственно, к вам. Ваш бывший коллега, увы, два дня назад покинул этот бренный мир. Не знаю, зачем ему вздумалось пьяному лезть в море, но… Нашли утром на берегу.
- Мне очень жаль…
- Бросьте, Александр. Все там будем, не он первый, не он последний. Но у меня возникла проблема. Последние свои дни он пил у меня, оставляя в залог вещи. И, если для приличного костюма и башмаков покупателя найти не составит труда, то для ящика с плотницким инструментом – увы. И тут небо посылает мне вас. Как я понял, с инструментом у вас небогато?
Сказать по правде, с инструментом у меня вовсе никак. Один топорик, да и тот взят на время. А работал я до сих пор хозяйскими пилами да рубанками, тупыми и неудобными. Не дело, прямо скажем. И возможность разом разбогатеть на целый комплект дорогого стоила.
Вот именно. Дорогого. Нет в округе магазина инструментов, а большинство милых сердцу плотника железок везут из-за океана. Что-то мастерят местные кузнецы. В любом разе, товар этот - штучный и недешевый.
И глупо предполагать, что хозяин кабака на пиратском острове не знает таких тонкостей.
- Я с удовольствием посмотрю на наследство Кривого Пьера. Вот только, боюсь, я не настолько богат, чтобы всё сразу купить.
- Договоримся. Идите за мной.
Честно признаюсь – торговля никогда не была моей сильной стороной. Да и опыта специфического нет. Где мне было торговаться? В советских магазинах, где на каждом товаре фабричным способом пропечатана цена? Я шел за Мартэном и лихорадочно вспоминал всё, что доводилось читать на эту тему. Надо ругать товар и постоянно делать вид, что собираешься уходить. И сразу предлагать продавцу четверть цены или меньше, чтобы потом сторговаться до нормальной.
Мартэн тем временем вышел во двор своего заведения и направился к одному из дальних сараев. Отдал мне горящую свечу, погремел здоровенным замком, поднатужился и отодвинул тяжелую дверь. Забрал свечу, скрылся внутри и выволок уже привычный деревянный плотницкий ящик.
- Смотри.
Я принялся доставать из ящика инструменты и разглядывать их в круге тёплого света свечки. Не понадобилось никакого притворства – разочарование было искренним. Инструмент и сам по себе не блистал качеством, да еще за ним и не следили. Железки покрыты слоем ржавчины, лезвия забитые и тупые. На пилы и вовсе без слёз не глянешь. Я сложил всё обратно в ящик и разогнулся.
- Мне жаль, но… Такое я покупать не буду.
Да еще за те деньжищи, что в этих краях железки стоят! Приличная сабля начиналась с пяти песо, но даже самая паршивая не стоила дешевле одного. С топорами та же история. Значит, весь ящик никак не может стоить дешевле полутора, а то и двух десятков песо. Это больше, чем у меня есть, даже после халтурки.
- Послушайте, Александр, мне это всё тоже ни к чему. Мне нужны деньги или что-то, что я смогу легко продать. Но деньги лучше. Поэтому говорите вашу цену, бьём по рукам и расходимся.
- У меня есть знакомый кузнец. Там, в Пор-де-Пэ. Может быть, он согласится сделать из этих железок что-то толковое?
- Цена, Александр! Скажи цену.
Как там говорил Ходжа Насреддин? Предложить цену четверти осла?
- Нууу… Пять реалов.
Мартэн захохотал. Он складывался пополам, хлопал себя по коленям, уронил на песок свечку. И продолжал смеяться. Долго, несколько минут. Потом разогнулся, хлопнул меня по плечу:
- Нет, ну каков наглец! Я сам дал Кривому за эти инструменты целый песо!
И кто из нас наглец, спрашивается? Он, заплативший прежнему хозяину одну двадцатую цены, или я, предложивший лишь немногим меньше?
Я достал из кармана тяжелую серебряную монету и протянул кабатчику:
- Песо так песо. По рукам?
Мартэн покрутил монету между пальцев, усмехнулся и сунул в кошель на поясе.
- По рукам. Но имей в виду – когда придешь ко мне обратно это всё закладывать, получишь пять реалов, не больше!
- Надеюсь, до такого не дойдёт.
- Посмотрим. Хотя, мне тоже больше по душе нормальные богатые клиенты, а не портовая шваль.
Он подобрал погасшую свечу и зашагал обратно в зал. Я шел следом, волоча тяжелый ящик.
Мои коллеги уже успели изрядно накидаться. Как они объяснили хором, за помин души Кривого Пьера. Пришлось выпить с ними и спеть старинную моряцкую песню. Я не понимал и четверти слов, но мычать в такт это не мешало. Всем понравилось.
- Так, Александр, слушай сюда! Ты с нами работал, мы с тобой работали. Ты доволен, мы довольны. И есть на примете новое дело. Но у нас заканчивается древесина. Завтра-послезавтра мы с Пьером конопатим шлюпку Пузырю Трюбо. Плотник там не нужен, Пузырь хорошо следит за лодкой. Поэтому отправляйся с утра к Бертье и договорись насчет досок. Лучше будет, если ты не попадешься на глаза Касселю.
- Может, проще будет как раз попасться и сказать, что к вам подкатывал какой-то тип насчет ремонта корпуса? Затребуем у мэтра побольше досок, а Бертье туда контрабандой докинет то, что нужно нам.
- А что потом скажем?
- Что мужик спросить-то спросил, но сам не пришел. А доски – вот они, никуда не делись. Можно проверить.
- Хорошо, попробуй.

Утром я надеялся упасть на хвост приказчику, что снабжал едой и выпивкой кабак Мартэна, но опоздал. Тот отправился на Эспаньолу еще затемно. После долгих поисков и расспросов мне присоветовали найти на берегу старого Рене. Вроде как шлюпка у него есть, а особенных дел – нет. Шлюпка оказалась старой и неухоженной, а ее хозяин - мрачным и сухим, словно щепка. Море было спокойно, ветер еле шевелил верхушки пальм. Зеленый берег Эспаньолы дразнил обманчивой близостью.
Старик смотрел на море и жаловался на жизнь, костерил губернатора, лавочников, кабатчиков, моряков и всех остальных. Ему не требовались слушатели, ему была безразлична моя реакция, он просто брюзжал. Раньше солнце было желтее, море мокрее, а девки краше. Знакомые песни.
Я пытался его отвлечь разговором про корабли. Получил в ответ лекцию про то, что корабли раньше тоже были лучше. И паруса. И, особенно, ветер. И шлюпки уже не те. Вот раньше у него была шлюпка так шлюпка, а сейчас… Давно пора утопить эту бесполезную гадость и жить на берегу.
- Не вопрос. Продайте мне эту вашу бесполезную гадость и живите на берегу.
Старик замер. Медленно повернул голову и уставился на меня водянистыми голубыми глазами.
- Ты шутишь? Зачем тебе лодка?
- Зачем люди покупают лодки? Ходить в море. У меня бывают дела с той и с этой стороны пролива. Очень неудобно каждый раз кого-то искать.
Это правда, лодка бы сейчас не помешала. И деньги какие-никакие у меня есть. А если и не выгорит с покупкой, старик может согласиться меня перевезти. Хотя бы туда.
- И сколько ты хочешь мне заплатить?
- Предлагайте цену. Это ваша лодка. Но сразу предупреждаю – задорого не куплю.
- Ну, моя красотка, конечно, уже не та, что прежде…
Угу, а кто мне только что заливал, что сейчас всё плохо? Хотя…
- Раньше хорошую шлюпку можно было купить за тридцать ливров. А сейчас…
- А сейчас и шлюпка плохая, и времена не те. Вот вам десять песо, и мы договорились[В ливре тех времен было порядка 8-10 граммов серебра, в песо - 28].
Старик с удивлением уставился на стопку серебряных монет. Пожал плечами. Пошевелил губами. Снова посмотрел на деньги.
- Нет, парень, эта лодка не продается.
- Хорошо, дайте мне ее напрокат. Вот вам десять песо в залог, и два реала оплаты. Через два дня верну лодку, вы мне вернете десять песо, заработаете два реала, не двигаясь с места. Мы договорились?
Старик снова пожал плечами. Повернулся и побрел в сторону хижин. Остановился. Махнул рукой.
- Пошли, я дам тебе мачту и парус. И весло.
И мачта, и парус тоже не были новыми, но, к чести хозяина, оказались вполне исправными. Сперва дотащил, установил и закрепил трехметровую мачту, потом скатанный парус. Латинский, треугольный. Не представляю, как бы я один управлялся с прямыми парусами. Просто не умею, не сталкивался никогда. В моем времени такая архаика только на крупных парусниках сохранилась.
В длину шлюпка не превышала пяти метров, но оказалась довольно увесистой. Сам я ее не смог даже сдвинуть. По счастью, на берегу хватало любителей заработать пару медяков. Сволокли суденышко в воду и дали бесплатный совет – следить за приливами и отходить в самом начале отлива, когда вода еще высоко, а течение в нужную сторону. Буду теперь знать. Радует, что шлюпка – не фрегат и не бриг, даже по низкой воде прекрасно выйдет из гавани.
Ветер был откровенно слабый, и времени изучить доселе неизвестный мне латинский парус хватило. Очередное извращение из прошлого! Вместо привычного мне единственного шкота, прекрасно управляющего бермудским гротом, здесь используют аж три разных конца!    Два браса задают положение рейка (его французы «антенной» или «рю» называют), шкот регулирует «пузо» паруса. Поигрался, подобрал нужные настройки. Скорость удручала. Вроде и парус не маленький, но шлюпка упорно не хотела разгоняться. Попробовал идти круче к ветру – снова облом. Киля нет, обводы круглые, руля катастрофически не хватает. Дрейфует под ветер, как плоскодонка. Надо, конечно, в более свежую погоду попробовать, но слабо верится, что из этого утюга удастся выжать больше трёх-четырёх узлов[Узел – морская единица скорости, одна морская миля в час, или 1.852 км/ч].
Еще посмотрел на парус и задумался – а как здесь галсы-то менять[Галс – движение парусного судна, при котором ветер постоянно находится по одному борту. Смена галса – поворот парусного судна, при котором ветер переходит с одного борта на другой]? Сейчас у меня задача простая – ветер с востока, я иду на север, никакая лавировка[Движение парусного судна с регулярной сменой галсов, например, против ветра.] не планируется. А случись ветру перемениться? Парус на мачту навалится, форму потеряет, и без того невеликая эффективность его упадёт как бы не вдвое… Можно, конечно, реек вертикально задрать и передний угол вокруг мачты обнести, но на это времени и сил уйдет немало. Опять же, надо учитывать, что круто к ветру это безобразие не идет, и на повороте может остановиться. Впору весло достать и им подгребать при необходимости[Именно так и происходит регулярно во время гонок исторических парусников с латинскими парусами. Двое-трое управляют парусом, меняя галс, один гребёт.]. Ужас какой-то.
Причем выход-то давным-давно придуман. У нас на парусной секции были два яла похожей конструкции. Такой же наклонный реёк, только вместо одного большого паруса сделано два поменьше – спереди и сзади мачты. Ими и управлять удобнее, и эффективность выше, и поворачивать одно удовольствие. Прогресс, однако! Надо будет на этой лодке что-то подобное замутить… Или не надо? Не уверен, что такой грузовой утюг – судно моей мечты. Даже если нормальные паруса поставить.
Ладно, поживём – увидим.
Ближе к середине пролива ветер задул веселее. Скорость увеличилась, но едва заметно. Боковой дрейф тоже никуда не делся, поэтому приходилось править изрядно восточнее устья речки, куда я направлялся. Определённо, надо это убожество возвращать хозяину, и искать что-то другое, более ходкое. Или даже самому строить. Привнести в местное кораблестроение свежую струю, ага.
Стоило войти в русло реки, как парус сразу обвис. Шлюпка еще немного прошла по инерции и остановилась. Пришлось браться за весло. Точнее, за гребок. Хозяин лодки пожмотился на нормальные вёсла и выдал какое-то убожество размером с лопату. Таким болтаешь в воде, болтаешь, а толку… Как-то иначе я себе представлял морские путешествия. Хотелось, чтобы ветер свистел, а мачта гнулась и скрипела… Но увы. Хорошо, хоть течение слабое.
Добрался до пристани. Местные негры помогли пришвартоваться и за мелкую монетку обещали присмотреть за лодкой. Своеобразное тут рабство, прямо скажем.
Касселя я застал дома. Старикан маялся подагрой и клял последними словами погоду и докторов, которые так и не придумали лекарства от боли в суставах. Поэтому он занимался самолечением. Ромом, в больших дозировках.
Мои слова о возможном заказе прервали поток сквернословия. Мэтр сразу оживился и велел отправляться к Бертье, подбирать древесину. Даже лодку с гребцами одолжил до вечера. Я, естественно, не стал отказываться.
У пристани застал непривычную возню. Негры выволакивали на берег лодки, таскали под навес и привязывали мачты, паруса и вёсла. Подошел узнать, что случилось. Те тыкали пальцем в небо и говорили что-то про сильный ветер. Дал еще монетку, попросил и мою лодку укрыть.
Гребцы тоже опасались грядущей непогоды. Долетели до лесопилки, как наскипидаренные, и замерли напряженно. Для полноты картины им не хватало только часов, чтобы на них поминутно смотреть. Изрядно поддатый Бертье вышел меня встретить и сразу посоветовал отпустить лодку. Один хрен сегодня и завтра будет не до работы. Ожидалась какая-то погодная гадость с дождём и ветром, а ему как раз выпить не с кем.
Обрадованные негры схватились за вёсла и унеслись вниз по реке.
- Боятся грозы. Мои вон тоже все в хижины попрятались и трясутся. Хоть бей их сейчас, хоть режь – бесполезно. Пока гроза не кончится, работать не смогут.
- А почему все решили, что будет гроза?
- Здесь приметы простые. Если в это время года с утра тихо и тучки вон над той горой – к обеду жди грозы. Сильные ураганы обычно случаются осенью, но сегодня-завтра тоже будет дуть изрядно. Ну и заштормит, конечно. Так что на пару дней ты здесь застрял. Пошли, выпьем. Заодно и расскажешь, что у тебя ко мне за дело.
У Жана в хижине обнаружился добрый такой, литров на сто, бочонок. Дырка у него была в боку, но ни крана, ни шланга не наблюдалось. Поэтому        ром мы добывали вдвоём – Бертье перекатывал бочонок, чтобы дырка оказалась сбоку, я подставлял под толстую струю широкий глиняный кувшин и кричал, когда он наполнялся. Собственно, для того я и понадобился. Сам хозяин лесопилки был уже изрядно пьян и делать два сложных дела одновременно не мог.
Напиток был тёмно-коричневого, почти черного цвета, и приятно пах дубом.
- Оценил? Черный ром! В отличие от того мутного дерьма, что наливают в каждом кабаке, этот выдержан в бочках!
- Как коньяк?
- Примерно. Только здесь бочки изнутри обожженные, оттого и черный цвет.
Угу, а еще уголь этот сивушный ромовый дух убирает. Определенно, неплохой напиток. Лучшее, что я здесь пил.
- Ты где раздобыл такую красоту?
- Распробовал? То-то же! Расплатились со мной.
- За доски?
- Много будешь знать…
- А делают его где ? На Кубе?
- Зачем? В Сан-Педро. С той стороны острова.
- Испанцы?
- Ну да. А чем ты так удивлён? Они что – не люди? И им выпить не хочется? Или руки у них не с той стороны растут?
- Ну… Я думал… Что французы с испанцами живут, как кошка с собакой. Каперы наши, опять же, корабли испанские грабят…
- Каперы – это каперы, а купцы – это купцы. И деньги – всегда деньги. Кампешевое дерево нужно всем.
- Ну да. Официально вы его не добываете. Я помню.
- Помнишь, и хорошо. Кстати о дереве - какая вам нужна древесина? Порода, толщина?
- Вот два списка. Это то, что мы просим у Касселя официально. А вот здесь – то, что нам действительно нужно, и чем быстрее, тем лучше.
Бертье взял второй список, пробежал глазами.
- Это всё есть в наличии, как устаканится погода – бери у мэтра лесовоз и вези. По другому списку – что-то есть, что-то напилим, не вопрос. Это, как я понял, для прикрытия?
- Да. Мы ему сказали, что наклёвывается хороший заказ.
- Тогда с Касселем я посчитаюсь сам, а с тебя… Ладно, завтра прикину. Деньги желательно побыстрее. Всё понял?
- Да. Договорились.
- Ну и славно. А теперь давай пить.
Важное достоинство Бертье как собутыльника заключалось в том, что он следил только за своим стаканом. Ром на столе стоит. Хочешь – подливай себе, не хочешь – так сиди. И с разговором аналогично. Хочешь – участвуешь, хочешь - молчишь. Довольно быстро мне захорошело, я просто сидел и слушал, как Жан рассказывает о своих похождениях. Видимо, тяжело ему здесь без собеседника. Не с неграми же застольные беседы вести, право слово!
- …и когда ее папаша застукал нас на стогу, я понял, что из деревни пора делать ноги. И сбежал в Ля-Рошель, на верфи. Думал пойти в матросы, но, по счастью, стал плотником.
Услышав знакомое название, я поднял голову.
- Ту самую Ля-Рошель?
- Что значит «ту самую»?
- Ну… где мушкетёры и кардинал Ришельё?
- Мушкетеры какие-то наверняка там были. А Ришельё… Он, собственно, всю эту кашу и заварил.
Осторожнее надо! Это для меня осада оплота гугенотов – литература, а нынешним людям – совсем недавняя история. Дюма свою знаменитую книжку только через двести лет напишет. Или через двести пятьдесят?
А Бертье продолжал рассказывать.
- Ришельё уснуть не мог, зная, что где-то люди слишком хорошо и богато живут. Знаешь, как жилось в Ля-Рошели? Прекрасно жилось! Большой порт, торговля, верфи, рыба. И вдруг бах – осада. В нарушение всех эдиктов и договоров. Уморили голодом двадцать тысяч человек. Ни за что. Якобы потому, что гугеноты. За то, что молились тому же Господу, но по-французски… Хотя Ришельё было плевать на это, на самом-то деле. После осады он многих даже взял на службу[Реальная история куда богаче, чем фантазии Дюма.]. Многих. Кто остался жив…
Жан отхлебнул из кружки и замер, уставившись в одну точку.
Когда я давным-давно читал про восстания гугенотов и утверждение абсолютизма во Франции, как-то по-другому история звучала. Не чувствовалось за сухими строчками учебника этой боли, крови и смерти.
Чертовски интересно было бы поспрашивать живого свидетеля исторических событий, но я не рискнул. Не в том настроении был Бертье.
Мы просидели в тишине довольно долго, а потом Жана снова прорвало.
- Понимаешь, поначалу это было даже забавно. Бодаться с всесильным кардиналом, чувствуя себя этаким Давидом, вышедшим против Голиафа. Все были уверены, что ничего страшного не произойдет. Еще были живы люди, помнившие ту, первую осаду, полвека назад. Тогда королевские войска целый год толкались под стенами и вынуждены были уйти, не солоно хлебавши. Пять лет назад Ля-Рошель снова пытались блокировать, и Гитон наломал хвоста Разийи, утопив четыре десятка королевских лоханок. У нас были крепкие корабли и хорошие моряки. Я, помню, тоже не удержался, вызвался под командой герцога Субиза пойти пощипать королевский флот в устье реки Блаве. Лазутчики донесли, что возле Порта Луи король готовит корабли для блокады Ля-Рошели. Нас было всего полтысячи, на дюжине лодок. Безлунной ночью мы пробрались в бухту и захватили королевские корабли. Лазутчик не обманул – экипажей на борту не было, только караулы.
- Невероятно.
- Мы и сами не поверили в такую удачу. Сразу выйти в море не удалось, а        Вандом успел подтянуть войска и пушки. Две недели обменивались ядрами, но потом все же удалось вырваться.
- И что дальше?
- Да ничего хорошего. Полгода понапрасну болтались в море, пока Ришельё обзаводился новым флотом. Он нанял корабли у голландцев и англичан, понимаешь? Протестанты одолжили католику корабли для войны с другими протестантами[И снова реальная история.]. Потом королевские моряки намылили нам холку, и Субиз бежал в Англию. И мы вместе с ним.
- А остаться было нельзя?
- Тогда казалось, что это ненадолго, соберем силы и ударим. Угу. Собирали два года. Жили в нищете, работали где придется. Ждали. И лишь когда Ля-Рошель обложили королевские полки, англичане зачесались. Нашли денег, снарядили флот… Вот только командовать поставили Бэкингема, то есть провалили дело еще до начала. Этот расфуфыренный кретин три месяца безрезультатно осаждал форт Сен-Мартен-де-Ре, угробил большую часть армии и ретировался обратно в Англию. А потом Ришельё построил свою чертову дамбу, и больше ни один корабль в Ля-Рошель не прошел. Мы несколько раз пытались, но всегда приходилось поворачивать.
- А почему ля-рошельцы не сдались сразу, когда стало ясно, что поддержки с моря не будет?
Бертье уткнулся в меня невидящим взглядом.
- Протестантская верхушка города. Фанатики. Эти негодяи готовы были пролить море крови, лишь бы сохранить свою власть. Ты знаешь, что они выгнали из города всех женщин и детей, чтобы сохранить припасы для сражающихся мужчин? А королевские войска тех не пропустили. Вот и ходили бабы с детьми между позициями. Все там и остались. По морозу да голодным – много ли надо? Зато мужчины выжили, вскоре сдались и получили полное прощение[История не очень афишируемая, но тем не менее регулярно встречается в книгах.]. Стали уважаемыми людьми.
Я понял, что никогда больше не смогу читать «Трёх мушкетёров» с прежним удовольствием. Многие знания – многие печали. Хотя и без того уже не получилось бы – Дюма только через двести лет родится.
- Потому я и не вернулся после войны в Ля-Рошель, а отправился за океан. Не смог бы смотреть на эти рожи. До сих пор хочется всех изрубить. Хотя пятнадцать лет уже прошло.

Кувшин из бочонка мы наливали еще дважды. Один раз успешно, а на второй Бертье свалился на пол и захрапел. Я доволок его до лежанки и сам улёгся на полу. Снаружи лило и дуло, и идти к себе под навес не хотелось.

Проснулся от холода. Уже рассвело. Мало того, что я отлежал себе бок на неровных досках, так еще и ветер сдул половину крыши, и всё кругом промокло. Бертье продолжал храпеть. От него поднимался пар, как от лошади зимой. Сильно хотелось пить, но никакой другой жидкости, кроме рома, в хижине не было. Вздувшаяся от дождя река несла мутную, совершенно неаппетитную жижу.
Решил найти негров и спросить у них. Что-то же они здесь пьют? Пока бродил, задел плечом какое-то высокое растение с широкими длинными листьями. На голову плеснуло с полведра прекрасной чистой воды. Следующий куст я наклонял уже осознанно. Напился и чуть не проглотил крохотную желто-зеленую лягушку.
Ураган, если и был, то явно прошел стороной. Унесло листья с крыш, местами обломало ветки на деревьях и пообтрепало кусты. И всё. Бертье накануне переживал за штабели досок, но обошлось без потерь – негры не зря вчера натягивали канаты и вязали узлы. Самих негров, кстати, поблизости видно не было.
Вернулся к гостеприимному хозяину. Тот успел проснуться и сейчас задумчиво разглядывал пустой кувшин.
- Что, мы всё вчера допили?
- Нет, в бочонке еще есть.
- Тогда помоги.
Ром, как жидкий огнь, разбежался по телу. Сразу стало не то, чтобы хорошо, но как-то пофиг. Подумаешь, холодно, подумаешь, мокро… Плевать!
Бертье еще отхлебнул из кружки, взбодрился окончательно и взялся руководить. На призывный крик примчались из лесу негры и тут же были организованы чинить крышу, добывать сухие дрова и готовить еду. Так что кувшин мы с Жаном допивали уже в сухости и под какой-то запеченный в углях корнеплод, на вкус напоминающий подмороженную картошку. На улице снова влило.
- Как ты думаешь, это надолго?
- Завтра к обеду точно развиднеется. Может быть, даже сегодня к ночи. Но работать всё равно нельзя, так что бери кувшин, давай еще нальём из бочонка.
Меня на вчерашние дрожжи уже изрядно штормило, и продолжать пить не тянуло совершенно. Да и еды хотелось нормальной.
- Жан, а здесь по лесу далеко до Пор-дю-Пэ?
- Нет. Тропинка вдоль берега, не заблудишься. Полчаса ленивым шагом.
- Не обидишься, если я в город схожу? У меня там знакомый, давно не виделись.
- Надоело мою пьяную болтовню слушать? Ну что, иди. Если соберешься обратно, захвати человеческой еды, сколько унесёшь.
- А где твоя кухарка?
- Моя тощая Лизэт? Я ее одолжил мэтру. Она ему подагру заговаривает.
- Что, реально помогает?
- Он так думает, по крайней мере. Всегда полезно, когда хозяин тебе должен. Вот только жрать охота.
- Пошли Пор-дю-Пэ вместе?
Бертье помолчал, почесал волосатое брюхо своей здоровенной пятернёй.
- Мне лень. Да и за порядком кто-то должен следить. Вали, пока дождик затих.

Сказать по правде, про знакомого, которого надо повидать, я упомянул только для убедительности. А потом подумал – почему бы и нет? Загляну к Тищенко, оценю, как он обжился. Да и просто по-русски поговорить охота.
Тропинка от дождя размокла, но в непролазную грязь не превратилась. Дождик прекратился, с деревьев капало, под сапогами хлюпало. Один раз пришлось подождать, пока дорогу переползёт немаленькая змея. Я, конечно, помнил, что ядовитых змей на Эспаньоле нет, но и с питончиком близко общаться желания не было. Еще спугнул выводок одичавших свиней, и те с хрустом и треском унеслись в джунгли. Других приключений, по счастью, не случилось, и не прошло и часа, как я добрался до Пор-дю-Пэ. Дождь стих окончательно, вылезло солнце. Душевая превратилась в парилку.
Дошлёпал по грязи до двора кузнеца. В кузне никого, горн не дымит. Может, дрыхнут после обеда? Подошел поближе к дому, только собрался покричать – услышал. В общем-то да, спят. Только в другом смысле. Тищенко говорил, что жениться собирается на дочке кузнеца. Явно уже женился.
Я повернулся и пошел обратно. Не дело людей от такого занятия отрывать. Заглянул в кабак, сжевал миску тушеного мяса с овощами. На улице солнце жарит, туч как не было.
И что делать теперь? Тищенке сейчас не до меня, шлёпать по грязи на лесопилку и там опять полночи ромом накачиваться неохота… А двину-ка я обратно в Бас-Тэр! Там есть, где переночевать, есть, где перекусить… А еще там роскошная Луиза! Наслушался возни молодоженов, и мысли свернули в соответствующем направлении…
Дошел до пристани, кинул неграм очередную монетку. Пока они ставили на воду и оснащали лодку, еще раз посмотрел на пролив. Не слишком ли я спешу с возвращением? Не похоже. Да, небольшое волнение есть, и ветерок посвежее, чем вчера, но ничего ужасного. Глядишь, быстрее до места доберусь.
Ветерок был достаточен, чтобы под парусом выйти из устья. На открытой воде уже покачивало. Поигрался брасами и шкотом, парус натянулся, как барабан. Привычный мне «Финн» или «Луч», не говоря уже о «Голландце»[«Летучий Голландец» - класс двухместных гоночных яхт.], при таком ветре летели бы, едва цепляя верхушки волн, а эта бестолковая бандура едва тащится. Определённо, надо возвращать шлюпку хозяину и искать что-то        другое, пошустрее. Или строить самому. Вот только конструкцию придется разрабатывать заново - судостроительные технологии и материалы здесь сильно отличаются от принятых в конце двадцатого века. Фанеры нет, клея нормального нет, шурупов нет. Да что шурупов, здесь доску тоньше дюйма не найти! Не умеют здесь пока тонкие доски пилить. Хочешь тоньше - бери в руки рубанок и строгай. Хоть четверть научились выбирать – и то хлеб!
Ощущение чего-то неправильного занозой сидело в мозгу и мешало строить дальнейшие планы. Я осмотрелся, раз, другой и, наконец, понял. Ветер с запада! Такого на моей памяти не было ни разу. Негры на пристани сами закрепили парус на нужную сторону, а я и внимания не обратил, моряк хренов.
Шлюпка привычно дрейфовала под ветер, я привычно старался править западнее Бас-Тэра, чтобы оставить себе запас для маневра. Бас-Тэр стоит в восточном углу Тортуги, и, если промахнуться, можно и вовсе пройти мимо острова.
Ближе к середине пролива ветер еще усилился. Я понемногу начал сомневаться в разумности сегодняшнего выхода в море. Но было уже поздно. Если повернуть обратно, то на Эспаньолу-то я вернусь, вот только унесет мою нескладную посудину миль[Морская миля = 1852 метра] на десять восточнее. И придется неизвестно сколько куковать на берегу, ждать ветра с востока, чтобы вернуться. Это при хорошем раскладе. А при плохом есть немалый риск оказаться на испанской части острова и провести остаток жизни рабом на плантации. Не хочу на плантацию. Надо постараться на Тортугу попасть.
Еще минут пятнадцать прошли в тягостных раздумьях – попаду в Бас-Тэр или хотя бы на пиратский берег, или меня пронесёт мимо? Вроде со скрипом, но получалось.
Налетевший шквал я даже успел заметить. Вот только сделать ничего не получилось. Подвела привычка из моего времени – не приводиться на ветер, а просто сдергивать шкот со стопора, чтобы не терять скорость. Но латинский-то парус три конца держат, да еще и на нагели[Кофель-нагель – стержень, на который вяжутся свободные концы снастей. На современных яхтах для той же цели используют специальные стопора, это ускоряет и упрощает управление.] заведенные! Я успел раздёрнуть задний брас и шкот и уже потянулся к переднему брасу, но не успел. Шквал ударил так, что ощутило всё тело. Шлюпку качнуло, раздался хруст. Полотнище паруса с хлопком развернулось по ветру и медленно опустилось за борт.
Сначала я подумал, что сломалась мачта. Но нет, она была на месте. А вот        нижний край рейка обломился ровно в том месте, где заканчивался парус, и теперь гордо торчал вверх. Мудрость веков? Ну-ну.
Ладно, по поводу конструкторских идей древних финикийцев будем негодовать на берегу. Если удастся на берег попасть. Или хотя бы не перевернуться. А к тому всё и идёт. Та часть паруса, что висит на обломках рангоута, всё равно остается парусом. В том смысле, что передаёт давление ветра на корпус и заметно        двигает его вперед. А другая часть телепается в воде и от этого движения опускается всё глубже. И уверенно давит рейком на борт, переворачивая шлюпку.
Вскакиваю на банку[Поперечная доска в шлюпке, используемая в качестве скамейки.] возле мачты. Топор из-за пояса, удар! Еще один! Ракс-трос[Бейфут - снасть, крепящая реек к мачте, но не мешающая ему двигаться вверх-вниз при подъеме и спуске паруса. Состоит из ракс-троса, обвитого вокруг мачты, на который надеты клоты – что-то вроде шариков бус. ] лопается, звонко стучат рассыпавшиеся клоты. Следующий удар перерубает фал[Снасть, которая поднимает и опускает парус вдоль мачты. Состоит из собственно фала (троса) и системы блоков.]. Реёк встаёт вертикально, отходит от мачты, но цепляет вантину. Пытаюсь протолкнуть его вниз – бесполезно. Застрял. А лодка кренится. Жалко до соплей, но деваться некуда. Спрыгиваю вниз, обрубаю крепежный штерт ванты[Чтобы иметь возможность регулировать натяжение вант, их крепят к корпусу или через систему блоков, или крепежным штертом(тонким тросом), завязанным специальным талрепным узлом.]. Снова рывок, реёк скрывается под водой и шлюпка выравнивается.
Ладно, опасность перевернуться отступила, но дальше-то что делать? До берега чуть меньше мили, и без паруса я туда точно не попадаю. Грести? Вчетвером и нормальными веслами можно было бы попытаться с ветром побороться. А одному, тем более тем огрызком весла, что под банкой лежит? Бесполезно.
Еще вариант – бросить лодку и вплавь рвануть к берегу. Что для мальчишки из приморского городка пару километров проплыть? Тьфу! Вода не особо холодная. Вот только лодка денег стоит. А особенно жалко топор. Я ж его обещал Тищенке вернуть. Просто не имею права потерять.
Да и потом, плыть против ветра и волны – так себе удовольствие. Ни вдохнуть толком, ни оглядеться. Ветер всё усиливается. Волны не очень высокие, но видимость закрывают. А если ориентировку потерять, можно долго плавать – океан большой.
Нет, подождем в воду лезть. Мимо Тортуги меня пронесёт, тут сомнений уже не осталось, а вот дальше возможны варианты. Вдруг за островом дуть перестанет, тогда и погрести можно попробовать. Или ветер направление сменит на привычное. Вот только почему лодку всё время разворачивает бортом к волне?
Я поболтал рулем вправо-влево и убедился в его полной бесполезности. Потом осмотрелся и уткнулся взглядом в натянутый конец по правому борту, уходящий в воду. Долго пытался понять, что это такое, пока не накатило        озарение. Задних-то брасов на лодке было два, оттягивавших верхний угол рейка каждый к своему борту. Наветренный[То есть расположенный с того борта, в который дует ветер. В отличие от подветренного, расположенного с противоположного борта.], натянутый, я отдал, а про подветренный, болтавшийся свободно, забыл. Так что он сейчас тянет за собой выпавший за борт парус. А тот работает плавучим якорем. Тормозит движение.        Мне сейчас иметь плавучий якорь очень даже полезно. Ненагруженная шлюпка высоко сидит в воде, и по ветру ее гонит будь здоров. Ветер у нас сейчас… Ага, несёт примерно на восток-северо-восток. Какие-то острова с той стороны еще должны быть, но вот дальше – Атлантика. И что-то неохота на шлюпке в одиночку океан пересекать, да еще без еды и воды.
Аккуратно, стараясь не упустить, перевязал импровизированный плавучий якорь за нос лодки. Теперь волны гораздо меньше досаждают. Но шлюпку всё равно несет, хотя и не так быстро, как раньше. Дождусь, пока ветер стихнет или сменит направление, тогда и буду что-то предпринимать. А до тех пор лучше сесть пониже или вовсе лечь, чтобы парусность уменьшить. Смешно звучит – паруса нет, а парусность есть…
Осмотрелся в поисках возможных полезностей. В лодке, кроме ублюдочного весла и остатков такелажа[Такелаж – весь набор тросов, канатов, линей, штертов и прочих концов (моряки, почему-то, не любят слова «веревка»), служащих для крепления и управления рангоутом и парусами.], ничего не обнаружилось. Была надежда на некий бочонок с аварийным запасом, но рациональная часть мозга сразу советовала не обольщаться. Воду здесь хранить продолжительное время пока не научились, а любой алкоголь давно выпили бы.
А в планшете у меня… Морской словарь, два мелка, красные и синие карандаши, горсть мелких гвоздей, моток нитки, перочинный ножик… Оп-ля, а это что? Это компас, который мне, как лейтенанту, полагалось в прошлой жизни таскать с собой и показывать при осмотре, вместе с карандашами и курвиметром[Прибор для измерения длины кривых линий. Например, протяженности дорог или рек на карте. Считался необходимым аксессуаром каждого советского офицера.]. Курвиметр давно заиграл кто-то из соседей по общаге, а вот компас остался. И это сейчас очень к месту.
Я оттянул арретир[Стопор стрелки компаса.], подождал, пока успокоится стрелка, и повернул картушку, чтобы ноль соответствовал синему концу стрелки. Потом встал на банку, держась за мачту, и постарался найти на уже далёком густо-зеленом берегу Эспаньолы Пор-дю-Пэ. Вглядывался, вглядывался в серую штормовую хмарь, но так и не смог определиться точно. В первом приближении получалось, что несет меня на восток и немного на север, как я и предполагал.
Сел обратно, тщательно спрятал компас. И начал анализировать собственные ошибки. Не ослабь я задний брас, шквал или перевернул бы лодку, или сломал бы верх рейка, как мне рассказывал мэтр Кассель. У меня получился не самый плохой вариант. Лодка осталась на плаву и даже парус почти цел, можно попробовать достать его из воды и восстановить такелаж. Но это всё потом, когда стихнет ветер. Или хотя бы сменит направление. Бертье говорил, что в это время года ураганы долго не длятся. Будем надеяться.

Разбудило меня солнце. На небе ни облачка, слабый ветерок приятно освежает. Куда делись низкие тучи? Куда делся настырный ветер, который весь прошлый день, ночь и еще полдня старательно гнал шлюпку на восток? Если бы не мой импровизированный плавучий якорь, неизвестно, где бы я сейчас был –        посередине Атлантики или на камнях какого-нибудь из островов.
Кстати об островах. Что-то темное виднеется. И не особенно далеко. Нужно мне туда? Обязательно! Вдруг там вода пресная есть? А то я пил последний раз почти сутки назад.
Вот только попасть на островок на неуправляемой лодке вряд ли получится. Поэтому попробуем для начала вытащить из воды парус, или что от него осталось. Он мокрый и тяжелый, поэтому пришлось перевести трос на корму и тянуть там. Выше, но зато меньше шансов перевернуться.
Без особого труда удалось подтащить парус к транцу[Вертикальная часть кормы.] и даже достать из воды первую пару метров. А потом тяжеленное мокрое полотнище стало неподъемным. Пришлось идти на хитрость – вязать за реёк подъемный фал паруса и тянуть при помощи блоков. Промучился добрых два часа, налил полшлюпки воды и раза три чуть не перевернулся, но справился.
Пока вычерпывал воду, прикидывал, что лучше делать с парусом. Снова мучиться с латинским не хотелось категорически. В итоге примотал реёк вертикально к мачте, установил её на место и натянул ванты – с одной стороны родным штертом, с другой – куском швартова. Развернул свой импровизированный бермудский грот, закрепил шкот за штатный шкотовый угол… А ничего так. Даже удобно! Хорошо бы, конечно, еще и гик[Элемент рангоута. Деревяшка, к которой прикреплена нижняя кромка бермудского или гафельного паруса.] иметь, вот только где его взять? В этом времени корабли по большей части из палок и веревок состоят, но совсем без палок не обойтись.
Ладно, пришло время попробовать моё прогрессорство в деле. Слово-то какое – «прогрессорство»! В какой-то книжке встречалось, вроде бы. Но сейчас без малейшей иронии – человечество до таких простых на первый взгляд парусов только через двести лет додумается. Подтягиваю шкот… Пошло-поехало! Было опасение, что высокий парус будет сильно кренить лодку, но пока терпимо. А вот жажду терпеть уже тяжело. Знал бы, что путешествие так затянется – напился бы впрок, как верблюд.
Увы, шлюпка с моим эрзац-гротом не превратилась в гоночную яхту. Двигалась уверенно, но не быстро. Островок медленно увеличивался в размерах. Был он небольшим и скалистым, я даже забеспокоился, что не смогу подойти к берегу. Но напрасно, с обратной стороны показалась узкая полоска песка.
По пути к пляжу пришлось по широкой дуге обойти ближний мыс. Уж слишком подозрительно бурлили там волны. В таких делах осторожность        лишней не бывает. Не хватает еще разбить совершенно исправную шлюпку по собственному недосмотру и засесть на крохотном островке безмозглым Робинзоном.
Подошел к берегу и загнал лодку носом в песок. Освободил парус. Спрыгнул на мелководье, вытащил шлюпку повыше, насколько хватило сил. Судя по виду пляжа, вода сейчас высокая, можно вернуться и застать лодку лежащей на днище. Но это все равно лучше, чем если бы ее унесло приливом. На всякий случай, прихватил штертиком швартовочное кольцо к здоровенному шершавому камню.
Поднялся повыше и наткнулся на выброшенный морем кокосовый орех. Свеженький, зеленый. Видимо, сдуло с пальмы вчерашним ураганом. Я уже видел, как местные их разделывают и пьют прозрачный, чуть сладковатый сок. Достал топор, несколькими ударами придал верхней части ореха форму заточенного карандаша, потом осторожно срубил верхушку. Повезло – сок на месте, он не испортился и не высох. Одним махом выпил весь, не так много его и было – стакана полтора. Спасибо здешней природе за такие консервы.
Прошел вдоль берега и стал обладателем еще трех зеленых кокосов и десятка старых, коричневых. В них нет сока, зато есть съедобная белая мякоть. Теперь не пропаду. Отнес припасы в лодку и пошел исследовать остров дальше.
Ну что сказать… О мечтах запасти пресной воды, умыться ей или хотя бы напиться пришлось забыть. Воды на островке не было. Никакой. Весь островок имел не больше километра в окружности и состоял из скал разной высоты. Даже птицы здесь не водились.
Я забрался на самую верхнюю точку островка, довольно крутую горку, достал компас и огляделся. Далеко на юге угадывалась широкая тёмная полоска. Это, очевидно, Эспаньола, другой такой большой суши в округе нет. Да и с точки зрения географии всё логично, несло меня вчера на восток-северо-восток, по крайней мере пока я мог ясно различать Тортугу и оценивать дрейф. И вряд ли за неполные сутки унесло дальше полусотни миль.
Еще какая-то земля есть на западе, тоже на грани видимости. Зато на северо-запад простирается целая россыпь мелких островков и один покрупнее. Возможно, там и люди живут. Вот только в этих краях встреча с людьми – не всегда благо. Чаще наоборот.
В принципе, можно уже отправляться в обратный путь. Шлюпку я худо-бедно подлатал, дует ветер подходящей силы и направления, волнение приемлемое. Миль тридцать за день можно пройти, а там и Эспаньола в прямой видимости покажется. Решено, отправляюсь! Вот только… Что это там виднеется, на ближнем островке?
Я протер глаза и внимательнее вгляделся в серые камни среди бликов волн. Там, над скалами, торчала мачта. Разве что располагалась она не вертикально, как полагается стоять приличной мачте приличного корабля, а под углом градусов в сорок пять к горизонту. А это очень странно. Даже если моряки взялись кренговаться или чиниться на этом маленьком островке, корпус для очистки так сильно не заваливают. Да и с самой мачтой что-то не то – ванты по одному борту оборваны и перепутаны с другими снастями. Это явный непорядок, но не видно, чтобы кто-то вел ремонт.
И, самое главное – почему мачта одна? Большие мачты бывают у больших кораблей. А у больших кораблей должно быть много мачт. Три, минимум. В эти времена такая логика. А это значит…
Скорее всего – кораблекрушение. В свете недавнего урагана – самая вероятная версия. А на корабле могли уцелеть люди…
И мы снова возвращаемся к тому, что не все встреченные в этих краях одинаково полезны. Спасшимся будет очень нужна моя шлюпка, а вот я сам – вряд ли. Разве что как запас свежего мяса, не испорченного тропическими болезнями. Вокруг много колоний разных держав, на такой шлюпке нетрудно добраться хоть к голландцам, хоть к англичанам. Да к тем же испанцам! Зачем им со мной на Тортугу?
С другой стороны, корабль явно повреждён, и выйти в погоню не сможет. Если у спасшихся сохранились собственные шлюпки, они наверняка уже отправились на более крупные острова, благо здесь недалеко…
Решено, пройду рядом с островком. Замечу людей – по возвращении на Тортугу расскажу о них, и совесть моя будет чиста. А если нет… Кто его знает, что полезного может оказаться на разбитом корабле?
Я поспешил вниз и, как оказалось, не зря. Начался отлив. Еле-еле смог столкнуть лодку на воду. Заодно выловил еще один зеленый орех. Хорошая примета!

Ветер немного усилился и сменил направление. Теперь он дул, как и полагается приличному пассату в этих местах – с востока. Очень удачно для моего непутёвого суденышка, когда придет время возвращаться. А пока загляну на соседний островок. Глядишь, и обнаружится что-нибудь интересное.
Дорога много времени не отняла, и меньше чем через час я уже изучал с воды обломки корабля и поражался дурной мощи природы.
Совсем недавно это был небольшой галеон. Или фрегат – кляп их разберет, сколько моряков – столько терминов. Новый или только после ремонта, судя по свежей краске на бортах и корме. Испанцы такие для патрулирования здешних вод применяют. Лёгкие, с небольшой осадкой и довольно быстрые. Пушки только на одной палубе и их немного, но против пиратов всех разновидностей хватает с лихвой. Как мне рассказывал в свое время Колотушка, такие кораблики – недостижимая мечта и вечная головная боль для пиратских капитанов. Настоящие, большие галеоны пиратам не по зубам, но они и сами на морских бандитов не отвлекаются. Ходят себе через океаны, возят сокровища и сопровождают грузовые корабли. На такие караваны в состоянии нападать разве что регулярные флоты, да и то не всегда успешно. Случается, правда, штормом корабли раскидает и повредит, тогда пиратам еще может что-то обломиться.
Зато мелкие сторожевики как раз пиратов гоняют со всем усердием. И тем ни спрятаться, ни скрыться, как пелось в какой-то песне. Скорость у галеончиков хорошая, артиллерия достаточная, да и абордажники на борту злобные. Что бы там ни рассказывали про пиратскую доблесть и невероятные боевые возможности, но против регулярных солдат пираты не тянут. Разве что врасплох могут захватить или мясом завалят. Вот и прячутся пиратские тендеры и шлюпы по тайным бухтам либо в портах Тортуги и Нью-Провиденса, выходя на охоту только в отсутствие испанских сторожевиков. Пиратов бы и вовсе загнали под плинтус, но всё опять упёрлось в деньги.
Испании вечно не хватает денег. Империя, которая каждый год получает из колоний десятки миллионов песо, едва сводит концы с концами. Я читал в свое время, что две трети доходов короны уходило на выплаты процентов по кредитам. Будь я на месте испанского короля, воевал бы не с англичанами или с французами, а с собственными кредиторами. Повесить прилюдно десяток-другой негодяев с конфискацией неправедно нажитого имущества, оставшиеся, небось, отстали бы со своими требованиями.
К чему это я? Испания экономит! Экономит не на том, что давно надо бы сократить – на содержании королевского двора, церкви, аристократии, на предметах роскоши – а на собственной армии и флоте. И если армии еще какие-то деньги временами достаются, то флот, особенно колониальный, часто сидит на голодном пайке. Флот, который защищает и снабжает колонии, откуда идут        основные доходы Империи. Немыслимо. На строительство и ремонт кораблей какие-то суммы еще выделяются, а вот на подготовку экипажей и достойную оплату их труда – увы! На текущий ремонт и снабжение противопиратских экспедиций денег тоже нет. И офицеров назначают не по заслугам или уровню подготовки, а по знатности. И четверть бюджета при строительстве корабля уходит на украшения и отделку офицерских кают. Зачем боевому кораблю позолоченная резьба на корме? Нет ничего странного, что испанская империя развалилась. Удивительно, что она так долго прожила при таком подходе…
Что-то меня снова в философию потянуло. Пора решать – высаживаться или нет.
Еще раз оглядел место кораблекрушения. Скалы здесь спускались в море острыми гребнями. Между двумя такими скальными отрогами застряло то, что осталось от корабля. Невероятная сила подняла трёхсоттонный галеон и швырнула на берег в полусотне метров от кромки воды. Корабль разломился между грот-мачтой и полуютом, покорёженная корма застряла в скалах. Нос или унесло волнами, или размолотило в хлам, судя по множеству деревянных обломков, устилавших берег. Бизань-мачта сломалась и наклонилась. Перепутанные остатки такелажа не дали ей упасть.
Представил себе, какой шторм здесь бушевал позапрошлой ночью, и зябко поёжился. Сомнительно, чтобы после такого удара остались живые. Иногда лучше наливаться ромом на берегу. Спасибо Бертье за совет.
Песчаного берега на островке не было, зато между отрогами скал нашлось местечко, засыпанное мелкими, обкатанными водой камешками. Внимательно вглядываясь в неспокойную воду, медленно подошел к берегу. Привязал лодку к очередному валуну и отправился наверх, к кораблю.
С кормы галеон выглядел почти респектабельно. Черная подводная часть, яркая охра поверху. Никакой резьбы и балкончиков, зато красивая надпись красным по транцу: «Nuestra Senora de Guadalupe». Наша госпожа из Гваделупы? Хотя у испанцев почти все корабли именами святых названы, так что это, скорее, какая-нибудь Богоматерь Гваделупская… Плохо быть не местным, куда ни ткнись – как слепой котёнок, ничего не знаешь.
Присмотревшись, я заметил, что руля на месте нет. Он обнаружился неподалёку – толстенный деревянный щит. Мощные кованые крепления были вырваны из дерева и, покорёженные, торчали из ахтерштевня. Я представил силу удара, сотворившего такое, и снова поёжился.
Чтобы осмотреть корабль со стороны носа, пришлось карабкаться через скальный гребень. Он врезался снизу в днище, переломил киль и проник на пару метров в трюм. Обшивка полопалась где по стыкам, а где и по самим доскам. Кстати, доски на изломе красные – галеон явно строили в Новом Свете.
А сам корабль в разрезе чем-то напоминал недостроенный дачный дом с мансардой. Такие же торчащие обломки досок, кучи мешков, бочек и прочих припасов. Этим же добром усыпан весь берег. Вот только вонь…
На первого погибшего я наступил. Не заметил за очередным обломком. Отдернул ногу, а от тела врассыпную рванули крысы. Не успели убежать с корабля, уцелели при крушении и теперь жируют. Ничего-ничего, еда скоро кончится. И останутся голые скалы с голодными крысами на них. Отольются крысам чужие слёзы.
Чуть дальше лежал второй покойник, еще дальше – третий. Солнышко начинало припекать, и трупы воняли немилосердно. С этим надо было что-то делать. По-хорошему – похоронить бы. Вот только как? Весь остров – сплошной камень. Может, не заморачиваться, и просто в воду сбросить? Хотя до той воды тощить и тащить…
Сомнения разрешились, когда я наткнулся совсем рядом на каменную осыпь. Найденной здесь же алебардой[Гибрид копья и топора, оружие средневековой пехоты и городских стражников.] расковырял неглубокую яму под склоном, сволок туда всех троих. Двое были босые, по пояс голые, в матросских штанах, с грубыми, мозолистыми руками. Темноволосые, дочерна загорелые. А вот третий оказался явно другой породы. Высокие сапоги, фиолетовые штаны в облипку, когда-то белая рубаха. Изящные пальцы с перстнями, светлая кожа. Извини, кабальеро, не буду я тебе отдельную могилу рыть. Смерть всех ровняет.
Поднялся выше по склону и начал той же алебардой ковырять осыпь. Камнепад оказался неожиданно сильным, часть склона сдвинулась и «потекла» вниз. Я тоже не удержался на ногах, скатился кубарем, чертыхаясь и оберегая голову. Когда осела пыль, а я прокашлялся и протёр глаза, могила полностью пропала под слоем камней. Из двух копий, одного целого, а другого сломанного, связал подобие креста. Воткнул в изголовье.
Постоял, помолчал и пошел мародёрствовать. Теперь имею полное право. Заслужил.

Едва засунулся в нижнюю часть трюма и тут же выскочил обратно. От лопнувших бочек одуряюще воняло какой-то кислой тухлятиной и везде копошились крысы. Чур меня от таких мест.
На следующую палубу удалось вскарабкаться без особого труда, благо высота трюма была невелика. Большая часть содержимого благополучно вылетела при ударе и рассыпалась по берегу, но дальше в корму палубу перегораживала переборка[Стенка на корабле.], перекошенная и треснувшая, с узким коридором посередине. В конце коридора виднелись трапы[Лестницы на корабле.] - один наверх, другой вниз.
Я пошел вдоль коридора, толкая двери слева и справа. Одна, солидная и массивная, не поддалась, остальные открывались без особого труда, разве что иногда приходилось помогать сапогом или лезвием топора.
Офицерские каюты. Или пассажирские – кто их тут разберет? Я стал богаче на новое одеяло, пару приличных рубах и нормальные длинные штаны. Корабль явно недавно вышел из порта, чистой одежды еще довольно много, вот только что с размерами, что с фасонами – полный швах. Школьникам на карнавал еще сгодилось бы, а мне с моим ростом – только к портному. Мелковаты были людишки триста с лишним лет назад. Да и носить здешние камзолы или шортики в облипку… Мы лучше по-простому.
Поначалу пытался разбирать содержимое рундуков[Рундук – сундук моряка.], потом плюнул – для бывших хозяев там, возможно, и было что-то полезное, а для меня – увы. Разве что нитками-иголками разжился, огнивом да мелочью на пару песо. Небогато жили маринерос реалес[Королевские моряки (исп.).].
В одной из кают явно обитал штурман – на полу обнаружились попадавшие со столика рулоны карт, карандаши, линейки. Нашел тубус и аккуратно скатал в него все бумаги. Еще наткнулся на сундучок из полированного дерева с красивыми латунными инструментами. Из знакомого там оказались только компас и транспортир. Ни бельмеса не понимаю в здешней навигации, но не мог не прихватить. Просто из эстетических соображений. Как и все книги и тетради, что рассыпались с отвалившейся полки.
Коридор заполнился барахлом. Пришлось сходить к шлюпке, заодно перевязал швартов[Канат, предназначенный для крепления корабля к берегу или к другому кораблю.] на другой камень, чуть дальше. Отлив продолжался.
Для штурма запертой двери подобрал на берегу короткое копье с широким длинным наконечником. Десять минут старательной возни, куча щепок, хруст, треск, и дверь распахивается. Ну что сказать… Не просто так ее сделали крепкой. Я вломился в местную оружейку. Причем оружейку огнестрельную, судя по маленьким, залитым воском и перевитым канатами бочонкам, стоящим вдоль переборки в специальных ложементах и завернутым в циновки из пальмовых листьев. Что-то похожее я видел в трюме у капитана Шарля. А в глубине комнатки, ближе к борту, стояли в гнездах ряды аркебуз[Древнее ручное огнестрельное оружие.]. Много. Несколько десятков. Здоровенные бандуры, добрых миллиметров двадцать калибром, с фитильными замками. Совершенно для меня бесполезные, но стоящие немалых денег. А начнешь продавать – пойдут вопросы. Отвечать на которые мне очень не хочется.
Ладно, возьму штуки три, и вот еще бочонок с порохом. Если поднять смогу. Вдобавок надо взять весь запас фитиля – он много не весит. И пороховницы, хотя бы парочку. И пули. И пыжи…
Полный бочонок я вытащить из гнезда не смог. Зато нашел один полупустой, и еще прихватил два медных пороховых ящика с крышками. Пока сгрузил, пока доволок до шлюпки, пока втащил в нее – захотелось сдохнуть. Пришлось разоблачаться и лезть в море остывать. Смыл грязь и пыль, отдохнул немного… Одним словом, до капитанской каюты я добрался уже под вечер.
Жил капитан богато. Изящная мебель, посуда, книги, ковры и занавески – все это кучей валялось у передней переборки. Устояли на месте только прибитый к полу стол и здоровенная кровать в отдельном закутке. Еще был узкий чуланчик едва шире койки в нем, скорее всего для слуги, и еще одна комнатка, тоже с приличной дверью и замком. Универсальный ключ под названием «наконечник копья» не подвел и в этот раз, и меня с порога обдало роскошным алкогольным ароматом. Интересно, там у капитана личный винный погреб расположен, что ли?
Как оказалось – да! И не только винный. Вдоль стены стояло несколько бочонков. Один из них треснул и сочился густым, тёмным, душистым вином. С потолка свисал рядок колбас и свиных окороков, засушенных до деревянного состояния. Ближайший был надрезан, капля прозрачного жира висела снизу и норовила упасть на рассыпавшие по полу круги сыра. Впору звать Рембрандта или кого еще из голландцев – рисовать все это пищевое великолепие.
Я, естественно, не смог удержаться.        В тот момент мне были без разницы все мертвецы и крысы мира. Достал топор, настрогал, хоть и не без труда,        несколько пластов окорока, отхватил кусок сыра. Нашел в куче у стены первую попавшуюся целую посудину. Это оказалась изящная фарфоровая чашка, невесть как уцелевшая в окружающем бедламе. В торец одной из бочек был вкручен медный кран, отполированный от частого употребления. Налил в чашку, попробвал.
Первое приличное вино в этом времени! Сухое, светло-желтое, душистое. Неожиданно крепкое и немного отдающее орехом. Потрясающе! Пожевал сыр. Оказывается, здесь и сыр вполне съедобный есть! И окорок… Вот с окороком не задалось, пахнет он так себе и жевать тяжело, зато должен храниться без проблем.
Еще налил, выпил, пожевал. Понял, что если я хочу еще что-то сделать сегодня, надо останавливаться. Вино уже изрядно стукнуло по пустой голове. Появилась предательская мыслишка – а, может, ну его, сейчас отплывать? Дело к ночи. Сегодня можно выспаться в приличных условиях, а завтра уже двигать… Подумал, подумал, и принял компромиссное решение. Сегодня работать до темноты, а завтра с утра отправляться. В промежутке можно будет еще тяпнуть и поесть.
Сволок в шлюпку еду. Загрузил все три целых бочонка с вином, чуть не надорвался. Из треснутого почти всё вытекло, удалось нацедить только в найденную в капитанской каюте флягу. Это вино оказалось другим – густым, душистым и очень, очень сладким. Я что-то похожее в Крыму пил, под названием «Старый нектар». А другое, сухое и крепкое, чем-то массандровский «Херес» напоминает, только посуше и менее пахучее.
Еще у капитана удалось раздобыть ящичек с парой пистолетов и всем сопутствующим барахлом. Писк современной технической мысли - колесцовые замки! Подозреваю, что какой-нибудь историк-оружейник душу продаст, лишь бы сейчас оказаться на моем месте. А как по мне – нет ничего лучше обычного автомата, я из него хоть куда-то попадал на стрельбище. И чтобы не надо было порох отмерять, пули отливать и кремни обкалывать.
Еще раз пробежался по кораблю. Подобрал в капитанской каюте симпатичный маленький ножик с костяной рукояткой в кожаных ножнах, повесил на пояс.
Не удержался, отволок в лодку одну маленькую вертлюжную пушку[Лёгкая пушка, установленная не на лафете, а на вертлюге – специальном шарнире. Предназначена для наведения одним человеком. Заряжалась обычно картечью и использовалась в ближнем бою как замена современному пулемету.]. Сам вертлюг аккуратно снять не смог, пришлось вырубать вместе с куском фальшборта. А таких малюток на берегу валяется несколько штук, и пару больших бронзовых стволов видно. Они, наверняка, больших денег стоят…
Грустно посмотрел на ящики и бочки в трюме, аркебузы и порох в оружейке, на огромный нактоуз[Стационарно установленный на палубе ящик для компаса. Защищен от воды и имеет подсветку от масляной лампы или свечи для движения ночью.] рулевого. Эх, сюда не на шлюпке, а хотя бы на пинасе зайти, да как минимум вчетвером!
Так, пора останавливаться. Шлюпка уже изрядно осела, а мне добрых полсотни миль до дома идти! Не надо уподобляться хомяку, что железную гайку за щекой таскает, которую съесть нельзя, а выкинуть жалко. Давай-ка вспомним, что мне реально может пригодиться в ближайшее время?
Хорошо бы найти подходящую деревяшку и сделать гик для моего самодельного грота. Запасти разного троса. Якорь небольшой. Парусину под нормальные паруса…
Поднялся на ют[Ют – задняя часть корабля, примыкающая к корме. На кораблях тех времен часто была приподнята над основной палубой.] корабля и осмотрелся. Сломанная бизань-мачта ему уже ни к чему, а мне может и пригодиться. Опять же, если я сюда возвращаться планирую, лучше ничьё внимание торчащим рангоутом не привлекать. Достал топорик, уронил мачту. Полчаса борьбы с парусиной и пенькой, и я обладатель половины рея, нескольких обрезков тросов разного диаметра и здоровенного паруса. Отволок это богатство к шлюпке, и так мне стало лень карабкаться наверх… Отхлебнул вина из фляги, улёгся на свернутый парус и прямо на отмели уснул.

Разбудил меня прилив. Намочил ноги, поднял со дна шлюпку и чуть не унёс сапоги. Начинало светать, и я счел это хорошим знаком. Путь впереди долгий, раньше отправлюсь – раньше доберусь.
Прихватил найденный вчера обломок рея штертиком к мачте, притянул к нему шкотовый угол паруса… Красота! Как будто здесь всегда и было! Сложил последние пожитки в лодку и оттолкнул ее от берега.
Ветерок поначалу не впечатлил, но стоило выйти на открытую воду, как исправно взялось дуть и качать. Первые полчаса я еще пытался играться с курсами и углами установки паруса, пытаясь выжать чуть больше скорости, а потом плюнул и зафиксировал и румпель, и шкот. Груженая лодка шла ровно и почти не требовала внимания.
Взялся разбирать добычу и поразился, сколько барахла успел натащить. Неожиданно много оказалось разных сабель и копий. Видимо, оружейка с холодным оружием при ударе разрушилась, и всё смертоубийственное добро разлетелось по склону. А я прекрасно запомнил, каких денег здесь требуют за любую железяку, вот и собрал всё, что под руку подвернулось.
Больше всего было именно что тесаков – довольно коротких и тяжелых сабель с широкими лезвиями. Ими должно быть удобно махать в тесноте абордажного боя. Еще я прихватил пару алебард с довольно скромным боковым лезвием, зато с длинным остриём. И, конечно, замечательное короткое копьё с мощным наконечником, которым двери ломал – точно себе оставлю.
Осмотрел при свете дня аркебузы, в очередной раз разочаровался. Тяжеленные, корявые… На продажу, без раздумий. Разве что одну можно зарядить и попробовать бахнуть… Вот только куда здесь стрелять? Море вокруг. Да и потом – заряжать, высекать огонь, зажигать фитиль, потом чистить… Лучше вернусь и у того же Бертье возьму урок-другой средневековой огневой подготовки.
После полудня ветерок усилился. Пришлось сложить всё барахло, прикрыть трофейным парусом от брызг и сосредоточиться на управлении. Я регулярно сверялся с компасом и всё ждал, когда на горизонте покажется земля. Ждал и не дожидался. И ветер хороший, и расстояние небольшое. Где суша?
День уже уверенно двигался к вечеру, когда я догадался изучить наследство штурмана. Достал из тубуса карты, перебрал. Вот она, родимая! «Mapa de la isla de Santa Domingo y alrededores»[исп. «Карта острова Санта-Доминго и окрестностей»], солидный такой лист, на толстой бумаге. Надписи красивым шрифтом. Но при этом – печатная продукция, и надувающих щеки Зефирчиков не нарисовано. Прогресс, как ни крути.
Вот север, вон Тортуга, наметим направление на восток-северо-восток… Какие-то островки имеются. Теперь прикинем расстояние… Непонятно только, в каких единицах выполнена эта карта. Ладно, попробуем оценить. Тортуга в длину – миль двадцать, насколько я помню. Отмеряем, откладываем… Чешем затылок. Ближайшие острова оказались не в полусотне, а в ста двадцати милях! Неслабо меня ураганом унесло, несмотря на плавучий якорь.
Плыл до полной темноты, потом убрал парус и задремал. С первыми лучами солнца двинулся дальше. Земля показалась только к полудню - темная полоска далеко впереди. Молодец, моряк, не зарулил в океан, где-то впереди суша.
До Пор-дю-Пэ я добрался только к вечеру. Кинул очередную монетку неграм на пристани и отправился к знакомому кузнецу.
Тищенко находился в кузне и даже чего-то мастерил. Выражение лица у него было мечтательно-задумчивое.
- Привет, Семёныч!
- О, тащ лейтенант, добрый вечер! Какими судьбами?
- Шел мимо, дай, думаю, поздравлю молодожёна.
Мечтательности во взгляде прапорщика прибавилось.
- Семёныч, а у тебя здесь сарай или кладовка какая есть, чтобы барахло ненадолго свалить?
- Смотря сколько барахла… А так есть, конечно, как не быть? А что за барахло?
- Всего понемногу. Оружие, одежда, еда, паруса… Не хочу в шлюпке оставлять, пока в отъезде буду.
- Привози. Тележку дать?

С тележкой пришлось ходить трижды. Поначалу Тищенко не проявлял особого интереса, но когда увидел фальконет[Маленькая пушка.]…
- Это что, пушка? Не слишком мелкая?
- Местная замена пулемета. Или, скорее, картечницы. Их не на нормальный лафет ставят, а на вертлюг. Шарнир специальный.
Прапорщик с восторгом разглядывал смертоубийственные железки.
- А еще есть?
- Аркебузы, сабли всякие… Пошли, поможешь заодно.
На пристани я щедрой рукой махнул на бочки.
- Выбирай!
- Это что?
- Вино испанское. Хорошее. Подарю тебе на свадьбу.
На лице у Тищетки отразилось жестокое разочарование.
- Извините, тащ, но эта кислятина не по мне. Я чего покрепче предпочитаю.
- Лады, поменяю на ром.
- Не надо. Тут такое дело… В общем, я самогонный аппарат собрал…
Кто бы сомневался. Если наш человек где-то обосновывается надолго, он просто обязан обзавестись аппаратом.
- …а вот эту саблю я бы взял…
- Бери. И можешь саблей не ограничиваться.
Мы перетаскали остаток барахла к кузнецу под навес. Не успел распрямить усталую спину, как Семёныч задал вполне логичный вопрос:
- А это всё откуда? И зачем?
- С зачем – проще всего. Что-то самому пригодится, остальное продам. А откуда… Я корабль нашел, потерпевший крушение. Случайно. Меня туда штормом принесло.
- А там еще что-нибудь полезное осталось?
- На злато-серебро я бы не рассчитывал, а вот всяких полезностей немало. Те же железки корабельные. Пушки. Порох в бочках. Аркебуз как эта несколько десятков. И в трюм я глубоко не залезал, возможно, что-то есть и там.
- А далеко это всё?
- Два дня пути.
- Может, вдвоём съездим, еще чего привезём?
- Двоих недостаточно. И кораблик нужен покрупнее, и рук побольше.        У меня есть здесь один знакомец, думаю с ним это обсудить. Сейчас как раз к нему собираюсь.
- Придется в долю брать…
Хозяйственный мужик Тищенко, уже делить недобытое начал.
- По любому придется. Нам же еще это всё продать надо. А он мужик ловкий, и ходы знает.
- Не обманет?
- Обманет, конечно. Но по мелочи. Там барахла достаточно, чтобы имело смысл за ним отправляться, но маловато, чтобы ради него всерьёз ссориться или избавляться от подельников.

Нанял от пристани пирогу с гребцами, погрузил туда бочонок с вином и одну из аркебуз и отправился на лесопилку. В отличие от негров мэтра Касселя, эти вольные работнички пыхтели, сопели и обливались потом, хотя лодка еле ползла. Если они надеялись, что я оценю их старания и накину пару монет – не стоило обольщаться.
Бертье очень удивился.
- И где тебя черти носили? Мы все подготовили по твоему заказу, Кассель орёт и топает ногами…
- В море унесло. Вина хочешь?
Мы выволокли бочонок на пристань, и я отпустил недовольных лодочников. Бертье поцокал языком.
- Богато живёшь! Где взял?
Я посмотрел на гребцов, обратившихся во слух и не спешивших отойти подальше.
- Пойдём, расскажу.
В хижине мы расселись на уже привычных обрубках бревна. Вездесущий Брюн втащил бочонок, поставил посередине и убежал.
- Я нашел разбитый корабль. Разбился он совсем недавно, скорее всего, во время недавнего урагана.
- Далеко?
- Сто двадцать миль отсюда.
- Как ты сам там оказался?
- Я зачем-то от тебя отправился в Бас-Тэр. В проливе шквалом поломало рангоут. Унесло в море.
- Дурак. Чего на берегу не сиделось?
- Сам знаю, что дурак. Когда кончился шторм, оказался возле архипелага. На одном из островков нашел обломки корабля.
- Какого?
- Испанский галеон. Маленький.
- Восстановить его не получится?
- Нет, в камнях застряла только покорёженная корма. Все остальное унесло.
- Чего удалось добыть, кроме вина? Кстати, настоящий херес, судя по надписям. Больших денег стоит. У испанцев его можно поменять… бочонка на четыре рома.
- Я его подарил, а дальше тебе решать. Хочешь – меняй, хочешь – сам пей.
- Спасибо. Но ты не ответил.
- Да всё по мелочи. Полных трюмов золота там, увы, нет. А вот аркебузы вроде этой, порох в бочонках, пушки…
- Пушки?
- Точно видел несколько вертлюжных фальконетов. И пара больших пушек валяется. Наверняка их больше, просто разлетелись при ударе о скалу.
- Пушки… пушки – это хорошо. Какого калибра?
- Извини, не разбираюсь. Кулак в дуло пролезет, я думаю.
Бертье посмотрел на мой кулак.
- Двадцать четыре фунта. Точно не больше?
- Не знаю. Мне так показалось. А что плохого в больших пушках? Они же дороже стоят?
- Стоят-то они дороже, только кому их продашь здесь? У наших и двадцатичетырехфунтовки-то редко встречаются, а всё, что больше, ставят только на большие галеоны и крупные фрегаты. Ты предлагаешь мне снабжать пушками королевский флот? Там, конечно, будут рады такому подарку. Вот только в лучшем случае просто не заплатят, а в худшем начнут выяснять, почему мы не сдали в казну найденное бесхозное имущество.
- То есть мы уже договорились, что возьмём кораблик побольше шлюпки и попробуем снять с островка всё полезное? А потом ты продашь всё ненужное?
- Ты шустрый парень, Александр. Но, увы, всё не так просто. Ты в курсе, что одна двадцатичетырехфунтовая пушка весит почти шесть тысяч ливров? Придется нанять довольно большой пинас.
- Скорее, арендовать или купить. Ты же не хочешь делиться с командой?
- А кто будет тягать паруса?
- Здесь недалеко. В тихую погоду справимся.
Детали нашего будущего предприятия мы обсуждали еще долго. Но, к сожалению, под ром. Херес Бертье зажал.

А потом навалились дела. Доставка леса в Бас Тэр, халтурка с двумя Пьерами, затем ремонт изрядно потрепанного голландцами брига Злого Бретонца. Бретонец, мрачный красномордый верзила, оказался изрядным любителем поорать, вот только не на тех он напал в этот раз. Стоило ему возмутиться стоимостью ремонта и отказаться платить, как на берег пожаловал сам губернатор.
Я первый раз увидел Лё Вассёра живьем. Он оказался высоким, почти с меня ростом, и излучал какую-то первобытную, злую силу. Бретонец сразу сдулся и безропотно согласился заплатить лишних сто песо сверх озвученной мэтром Касселем суммы. Как нашептал по секрету Длинный Пьер, губернатор очень не любил покидать свою крепость на вершине холма. Очень. Особенно бесплатно.
Про крепость тоже нужно сказать пару слов. Читая Сабатини, я представлял себе Тортугу оживленным городом, крупным портом с защищенной бухтой. Реальность разочаровала, откровенно говоря. Порта, как такового, не было - только природная гавань, способная в прилив принимать не особо крупные корабли. Вместо города на берегу теснилось сотни полторы хижин разного размера. А крепость и вовсе представляла собой десяток мелких пушек на вершине небольшого холма, кое-как прикрытых убогими укреплениями. Не Ля-Рошель, прямо скажем. Но местные именуют эту унылую фортецию размером с половину футбольного поля «Скальным фортом» и с гордостью рассказывают о героической обороне от испанцев.
Испанцы, действительно, неоднократно высаживались на острове. Обычно местные сразу убегали в лес, смелые лансерос[Копейщики или пикинёры (исп.)] жгли пустые хижины на берегу и возвращались в Санто-Доминго с докладом о тысячах изничтоженных пиратов. Пираты же возвращались из леса, за полдня восстанавливали хижины и жили как прежде.
Но Лё Вассёр больше других губернаторов заботился о процветании колонии. И о собственном кармане, конечно, потому что после испанских набегов жители Бас-Тэра ссылались на разорение и отказывались платить налоги. Он вспомнил, что когда-то был военным инженером, и распорядился построить этот самый форт. Вполне достойное укрепление, по местным меркам. Внутри есть склад оружия и колодец. А наверх ведет сперва узкая тропинка, и потом и вовсе лестница.
Но я отвлекся. Когда испанцы в очередной раз приплыли очищать берег от пиратов, форт Де Ля Рош дал пару залпов и нарушил привычный ход вещей. Десанту пришлось высаживаться милей дальше, в тесной и мелкой Кайонской бухте. Несколько дней гости и хозяева с переменным успехом резали друг друга в лесу, после чего испанцы вернулись на корабли и отплыли. Хижин на этот раз они сожгли существенно меньше, так что героический эпос жителей Тортуги не был пустым бахвальством[И снова реальная история.].
Второй Пьер рассказал потом, что у самих испанцев в Санта-Доминго крепостица тоже не поражает воображение. Корсары Дрейка взяли ее однажды лихим наскоком, без осадных машин и подкопов. Хотя, казалось бы, столица.[Забавно то, что весьма достойные для своего времени крепости испанцы строить умели. Но, видимо, не находили нужным. Или сказывалось финансирование собственных нужд колоний по остаточному принципу и жадность местных властей… Не знаю. Но, определенно, периодические нашествия пиратов подстёгивали строительные работы. ]

Со всеми этими заботами, свободное время у меня появилось только через полтора месяца.        Еще неделя потребовалась Бертье, чтобы нанять и подготовить давно присмотренный двухмачтовый пинас, после чего мы, наконец, отправились за остатками «сокровищ» галеона. Мы – это, естественно, сам Бертье, трое негров с лесопилки и мы с Тищенкой. Жан говорил, что думал сперва занять у мэтра лесовоз с экипажем, но тогда пришлось бы делиться с Касселем. Зная аппетиты хозяина, этого не захотел никто.
Погода радовала, и до архипелага мы добрались чуть больше, чем за сутки. Потом, правда, еще полдня искали нужный островок. Без торчащей мачты это оказалось непросто. Но нашли.
Следующие три дня я буду вспоминать долго. Еще дольше их будут вспоминать хрустящая спина и вытянувшиеся почти до колен руки. Мы тащили всё, что имело хоть какую-то ценность – пушки, ядра, бочки с порохом для пушек и с вином для команды, оружие, металлические детали галеона, остатки такелажа и парусов. Большие пушки оказались всего-навсего шестнадцатифунтовыми, но даже сдвинуть их с места вшестером не получилось, не говоря уже о погрузке на борт. Пришлось изобретать примитивный кран из обломков рангоута. Один раз подгнивший канат лопнул, никого не убило только чудом.
Утром четвертого дня мы направили изрядно нагруженный пинас обратно к берегам Эспаньолы. На этот раз наш путь лежал в Пор-Марго – городишко милях в двадцати восточнее Пор-дю-Пэ. Там Бертье нашел купца, согласившегося купить у нас пушки. Естественно, за десятую, если не за сотую часть цены, зато деньги отдал сразу и без вопросов о происхождении товара. Хозяйственный Тищенко пытался было торговаться, но не преуспел.
Весь обратный путь бывший прапорщик бухтел и возмущался:
- Нет, ну надо было так облажаться, а?
- Семёныч, угомонись! Это самый лучший вариант.
- Да ладно! Твой же французик говорил, что можно было пойти куда-то дальше и продать там.
- Угу. Вот только до Пти-Гоава полтораста миль туда и столько же обратно. До Нью-Провиденса пятьсот. До Кюрасао шестьсот. И по пути надо не попасться ни испанцам, ни пиратам.
- Дык пираты-то вроде на своих не нападают?
- Во-первых, нападают. А во-вторых, кто тебе сказал, что мы им свои? Это ж бандиты, какая им разница, кого грабить?
- А этот твой французик, он не авторитет у них?
- На берегу, когда им чиниться надо – возможно. А в море, кто сильнее - тот и прав. Опять же, здесь купили молча. А в любых других местах придется рассказывать про мою находку.
- Ну и что? Мы ж там уже выгребли всё полезное.
- А никто не поверит, что мы нашли только полкорабля. И заставят делиться. Тем, чего у нас нет.
Тищенко возмущенно вздохнул и замолк. Его, похоже, бесила сама мысль о том, что кто-то может попытаться отобрать у него то, что он уже считал своим.
- Да ладно, Семёныч, не пыхти! И так неплохо получилось. Теперь ты у нас богат, по меркам Пор-дю-Пэ уж точно. Завидный… эээ… муж.
- Ну да, теперь ни одна сволочь не пискнет, что Ксавьерыч босоту пригрел.
- А что, были такие разговоры?
- Бывший маришкин ухажер как-то в кабаке распинался по пьяни.
- И что?
Кузнец задумчиво посмотрел на свой кулак, с два моих размером.
- Больше не говорит. Шепелявит только.

Не прошло и двух недель, как в сонном Бас-Тэре закипела жизнь. Сразу три корабля пришли на кренгование и тимберовку и один – на ремонт рангоута. Мы с двумя Пьерами сбивались с ног, но, по счастью, появился очередной транспорт со «свежим мясом» из Старого Света. Теперь, для разнообразия, из Дьеппа. Мэтр подсуетился и разжился сразу четырьмя новыми работниками – плотником-мастером, плотником-подмастерьем и двумя парнями без профессии, из которых планировалось сделать конопатчиков. Ну а плотников, соответственно, подучить корабельному ремонту.
Мэтр, совершенно неожиданно, свалил на меня руководство этим бардаком. На него напала очередная местная хворь и уложила в койку, причем надолго. Теперь уже мне приходилось ругаться с моряками, докладывать губернатору и добывать материалы. Негры Бертье пилили от темна до темна, Тищенко мастерил у себя в кузне всякие корабельные железки, а я мотался через пролив и пытался контролировать и направлять процесс. По счастью, старший плотник оказался рукастым и толковым мужиком, со своими корабельными коллегами сработался и постоянного присмотра не требовал.
Два корабля требовали частичной замены рангоута, так что пришлось смотаться еще и за мачтовым лесом на дальнюю лесопилку. Возле Бертье подходящие сосны уже закончились, а далеко на востоке еще был выбор. Обернулись за два дня. Видели на горизонте чужие паруса, но, по счастью, нас не сочли достойной целью.

В один из таких безумных дней Бертье позвал меня на пару слов.
- Александр, как ты отнесешься к тому, чтобы заменить меня на лесопилке? Не прямо сейчас, а через неделю-другую, когда аврал закончится.
- А кто мне говорил, что ему здесь нравится?
- Я не предлагаю сделать это навсегда. Просто мне надо отлучиться…
- Надолго?
- Я думаю, на пару-тройку месяцев. Наклевывается одно интересное дельце, и я хочу принять участие.
- Очередной пиратский набег? Ты вроде раньше без восторга относился к подобным вещам?
- Здесь другое. Набег будет на золотые прииски… Это неважно, главное – ожидается хорошая добыча. А еще я отправляюсь не обычным головорезом, а вкладываюсь в снаряжение корабля. Так что моя доля будет гораздо больше. Если всё пройдёт, как надо, конечно.
Я хмыкнул.
- Появились свободные деньги? Понятно… Но самому-то зачем под пики лезть? Вложился и получай свой процент.
- Есть свои тонкости… Короче, поработаешь за меня?
- Почему нет? У тебя всё налажено, практически само пилится. Вот только боюсь, мэтр не отпустит.
- Отпустит. Скоро все корабли, что вы сейчас ковыряете, уйдут в набег. Делать будет нечего. Даже если кто новый придет в ремонт – справитесь.
- Хорошо. Только с мэтром сам договаривайся. Мне лишний звон в ушах не нужен.

Через неделю все корабли отправились по своим пиратским делам. Бухта Бас-Тэр опустела. А я, нечаянно-негаданно, оказался исполняющим обязанности директора лесопилки.
Перво-наперво сел и прикинул, какие сортаменты и объемы обычно идут на ремонт одного корабля. Исходя из этого, нарезал неграм задачи на ближайшее время, чтобы не убивались до седьмого пота на работе, но и не скучали. Недавний аврал показал, что досок нужно много. Вот пусть и пилят впрок, пока время есть.
Налаженный Бертье механизм лесопилки требовал минимального внимания, и у меня неожиданно появилось свободное время. Промаявшись полдня, решил-таки обзавестись собственным водным транспортом. Для начала – пирогой, чтобы мотаться между лесопилкой и Пор-дю-Пэ. Маленькой и лёгкой.
Сказано – сделано. За день нарисовал, за три дня сколотил. Понял свои ошибки, разобрал, переделал. Отвозя доски для очередной халтуры двух Пьеров, захватил пирогу в Бас-Тэр, там мне её проконопатили и просмолили. Заодно разжился подходящим веслом.
Ну что сказать? Для своих задач – везти меня, любимого, и полсотни килограмм груза по спокойной реке - лодочка подходила идеально. Усилий для движения требовала небольших, плыла быстро.
Наигравшись, я решил построить лодку побольше. Морскую. Пропорционально увеличил уже построенную пирогу. Получилась узкая посудина длиной метров шесть и сантиметров восемьдесят шириной. Увесистая. Один я мог с ней сносно управляться и даже вытащить при необходимости из воды, но не нести. А вот для двоих гребцов она была идеальна.
В один прекрасный день сплавился по реке до устья и отважно вышел в море. Лодка предсказуемо перевернулась. По счастью, произошло это недалеко от берега, и полузатопленную посудину удалось спасти. Даже весло не потерял. Как знал, привязал заранее. Вычерпал воду, а пока вверх по течению до лесопилки грёб, еще и высохнуть успел.
Дежурно отругал подчиненных, поужинал, а в голове вихрь идей не утихает. Как с опрокидыванием бороться? Нет, самый простой способ я знаю – сделать широченный корпус, как местные строят. Борта повыше, балласт[Специальный груз, размещаемый в трюме корабля или на дне лодки, предназначенный для повышения остойчивости.] на дно. Это работает, вот только с идеей сделать быструю и лёгкую лодку придется распрощаться…
Услышал какую-то возню у негров, позвал Брюна.
- Отчего шум?
Улыбчивый негодяй помялся, но ответил.
- Там Нга сделал новые кресла. Хотите, вам тоже принесу?
Охренеть у нас рабство! Негры себе кресла делают! Новые, причем. Взамен старых. Надо ребятам ежедневную выработку увеличить, чтобы дурью не маялись.
Я, естественно, захотел. Брюн приволок обрубок довольно толстого бревна, в котором были выпилены сидение и спинка. Не верх комфорта, но сидеть можно. Взялся за «кресло», чтобы подвинуть ближе к столу, и поразился неожиданной легкости.
- Что это за сорт дерева?
- Испанцы называют его «охрома». Оно мягкое, как пробка. Когда высыхает, становится очень лёгким. Но впитывает влагу и ломается, поэтому никому не нужно.
- У вас еще оно есть? Высохшее?
- Да, мы иногда их валим, если мешает стволы таскать. Иногда они сами падают. В лесу поискать – много можно найти.
- Найдите мне завтра пару стволов. Вот таких – легких и сухих. Понял?
- Да, вечером будут.

Еще две недели мне понадобились, чтобы убедиться, что «охрома», как конструкционный материал, ни на что не годна. Мнется, ломается, теряет форму и, до кучи, жадно впитывает влагу. Пытался красить – бесполезно, достаточно пальцем ткнуть, чтобы образовалась дырка в краске и невесомое дерево начало тянуть воду и разбухать. Не удалось в семнадцатом веке найти аналог пенопласта.
По всему получалось, что строить придется всё же из обычного дерева. А чтобы облегчить конструкцию, сделаем-ка закрытый коробчатый корпус с тонкой обшивкой. Где ее только взять, тонкую, если доски тоньше дюйма здесь пилить не умеют? Ну что ж, придется научить.
Смотался в Пор-дю-Пэ, попросил Тищенку заточить и выровнять пилы. Заказал у него направляющие для пил и бруса. Построил новый пильный стол под тонкую доску. Прямые брёвна сперва распускались на четверти, а четверти уже шли на мою импровизированную пилораму, где полотно пилы работало в специальных пазах, а брус двигался по направляющим и прижимался к ним роликами. Не скажу, что это было быстро, не скажу, что это было легко, но полудюймовая доска начала получаться. Под мои задумки, по крайней мере, досок напилили.
Еще удалось разговорить местного столяра, заказывавшего у нас доски и мастерившего местным немудреную мебель. Налившийся моим хересом старичок рассказал, что в местных джунглях можно найти два экзотических растения. Сок одного является неплохим клеем, а из сока другого варится отличный лак для дерева. Столяр обещал поделиться рецептами и даже снабдить меня нужным количеством готовых веществ, если я не буду столярничать в его угодьях. И продолжу поставлять ему доски, конечно. Договорились к взаимному согласию.

В результате я начал строить… Катамаран[Корабль, имеющий два разнесенных корпуса(поплавка) вместо одного. Достоинства катамарана – высокая устойчивость к опрокидыванию, малая осадка, малое гидродинамическое сопротивление, и, как следствие – высокая скорость. Недостатки катамарана – сложность конструкции, большие габариты, низкая грузоподъемность, низкая мореходность.]. Два шестиметровых поплавка треугольного сечения, соединенных тремя четырехметровыми поперечинами. Поплавки герметичные, силовой набор и тонкая шпунтованная обшивка из акажу, внутреннее пространство разделено на герметичные отсеки. Сборка на клее и гвоздях, которые мне две недели ковал, чертыхаясь, Тищенко. Поплавки покрыты лаком. Никакой конопатки и смолы! Комод, а не корабль!
Поперечины и рангоут сделал из местной разновидности бамбука. Потяжелее, чем сосна, но гораздо прочнее. Сперва думал «Л»-образную мачту опереть на поплавки и соединить вверху,        но остановился на обычной вертикальной. Заказал сшить привычные для моего времени грот и стаксель. Сколько вопросов это вызвало у парусного мастера! Особенно его удивили латкарманы[Карманы на полотнище паруса для установки лат – упругих тонких пластин, повышающих жесткость и аэродинамические качество паруса.] и эллиптическая задняя кромка грота.
Долго раздумывал, стоит ли делать сплошную палубу между поплавками. Думал, думал, и не стал. В волну лучше двумя узкими корпусами втыкаться, а не плоским брюхом. Заказал связать сеть с мелкой ячеей и натянул ее на поперечины.
Были, признаться, шальные мысли построить что-то типа полинезийской проа, пироги с поплавком-балансиром. Читал про них в «Вокруг Света». Вроде как все рекорды скорости для парусных судов на таких установлены. Вот только катамараны я и чинил, и гонялся на них, а проа только на картинке видел. Так что не стал связываться. Возможно, позднее, когда будет время и вдохновение…
Работа заняла неожиданно много времени, хотя других дел у меня почти не было, и под рукой имелось немало не очень умелых, зато старательных рук. Думал, что не закончу до возвращения Бертье, однако ж получилось. Спустился по реке, еще раз все проверил, поднял грот и вышел из устья на открытую воду.
Ради этого момента стоило два месяца ковыряться, не разгибая спины! Ради этого стоило перенестись из конца двадцатого в середину семнадцатого века. Да ради этого стоило жить, черт возьми!
Грот наполнился, и катамаран начал разгоняться. Не так, как местные тупоносые бандуры, медленно и печально, а, наоборот, с заметным ускорением. За кормой зажурчало. Я подтянул шкот[Шкот бермудского грота регулирует угол установки паруса относительно корпуса и, соответственно, ветра. Натяжением шкота можно в широких пределах регулировать скорость парусника. Кроме того, оптимальное положение паруса зависит еще и от собственной скорости корабля, и по мере разгона шкот приходится подтягивать.]. Скорость сразу увеличилась, катамаран начало кренить. Вот только перевернуться мне сейчас не хватает! Уселся на наветренный поплавок и похвалил себя за то, что не поленился сделать большой удобный румпель[Рычаг, управляющий рулём корабля.].
А если чуть привестись[Изменить курс корабля таким образом, чтобы он стал острее к ветру, то есть продольная ось корабля стала ближе к направлению, откуда дует ветер.]? А еще? И снова шкот подтянуть? Скорость все нарастает. Так круто к ветру корабли смогут ходить только лет через двести. Летим! Полный восторг!
Отвлекся от управления и посмотрел по сторонам. Времени прошло всего ничего, а я умудрился отойти довольно далеко от Пор-дю-Пэ, причем на ветер. Как бы меня не сочли колдуном со всеми неприятными последствиями… Хотя вряд ли, в ближайших окрестностях ни инквизитора, ни даже обычного священника не найти. А простые люди глупостями не заморачиваются.
Ладно, пора возвращаться. Поворот оверштаг[Поворот, при котором парусник пересекает носом направление, откуда дует ветер. На судах с косым парусным вооружением (к которым относится и бермудский шлюп) поворот оверштаг выполняется относительно просто.] мой новый кораблик выполнил без малейших проблем. Теперь по ветру, полным бакшагом[Курс парусного судна, когда ветер дует сзади-сбоку. Полный бакштаг – когда ветер ближе к попутному, чем к боковому.]. Ветер почти не чувствуется, но вода за рулями журчит, и след длинный. Так что скорость неплохая.
Подошел к берегу, а там уже толпа. По местным меркам толпа, понятно – человек двадцать. Люди у моря живут, морскими делами хоть немного, но интересуются. Интересно им, что за чудо чудное в проливе испытывают.
Ладно, продолжим мероприятие. До сих пор я под одним парусом ходил, а у меня их два. Освобождаю грот[Если полностью ослабить(растравить) шкот паруса, косой парус установится по ветру и перестанет создавать тягу. Корабль через какое-то время остановится.]. Поднимаю стаксель. Выбираю шкоты. Катамаран уже привычно резво стартует. А не метнуться ли мне в Бас-Тэр? Поворачиваю румпель, кораблик уваливается[Увалиться – увеличить угол между продольной осью корабля и направлением на ветер.]… Потом внезапно нарастающий крен, я лечу, получаю по голове… Надо мной что-то мягкое… Парус, больше нечему… Двигаюсь левее, еще левее… Да когда ж он кончится, этот парус… Выныриваю!
Ну не идиот, а? На туго натянутых парусах, не ослабляя шкотов, из острого бейдевинда[Курс парусного корабля, когда ветер дует сбоку-спереди. Хорошие парусники с косым парусным вооружением в бейдевинд могут идти быстрее скорости ветра.] повернул на галфвинд. И вот результат – свежий ветерок опрокинул катамаран. Бывает такое, особенно когда у рулевого мозгов нет.[Здесь фокус в том, что чем острее парусник идет к ветру, тем ближе к продольной оси корабля должны стоять паруса. Если, не меняя положения парусов, резко увалиться, паруса встанут перпендикулярно к ветру, и появляется немалый риск переворота. Чтобы такого не случалось, уваливание должно сопровождаться пропорциональной отдачей шкотов.]
И как теперь кораблик обратно на ровный киль ставить? За десяток нырков освободил паруса от шкотов, чтобы свободно висели. Полностью вытянул шкот грота. Через заднюю поперечину перекинул его наверх, на сетку. Встал на переднюю поперечину и стал тянуть.
Нельзя сказать, чтобы совсем ничего не изменилось. Поплавки чуть наклонились, но и только. Схема, действительно, оказалось очень устойчивой. У ветра хватило силенок перевернуть катамаран, а у меня – нет.
Я довольно долго возился в воде, но победить упрямое плавсредство не получалось. Вроде и до берега недалеко, и доплыть нетрудно, но обидно!
Спасение пришло в виде чернокожего экипажа лесовоза мэтра Касселя. Баркас притерся к моему замечательному катамарану, негры подали швартов, я завязал его за мачту, обвел вокруг поплавка. Потом они пару раз потянули, все вчетвером, и катамаран встал на нижний поплавок. Другой трос я привязал        за середину мачты, еще один рывок, и кораблик вернулся в естественное состояние.
В порт я возвратился вымотанным до предела. Да еще на пристани попался мэтру Каселю, который не пожалел выражений ни в адрес моего кораблестроительного таланта, ни в мой лично. Зрители с восторгом внимали. Одно шоу не удалось, зато другое – очень даже.
Я стоял, слушал вопли шефа, благодарил за спасение, а в голове вертелась мысль. Если к топу мачты приделать бочонок или, еще лучше, поплавок из легкого дерева, то катамаран не перевернется совсем, а останется в промежуточном положении, из которого его сможет восстановить даже один человек[Кстати, вполне рабочая схема. В наши дни у значительной части катамаранов поплавок на мачте.].

А залив я пересёк через день. Восемь миль. За сорок минут, судя по моим «командирским». В полтора раза быстрее, чем ходят при попутном ветре самые быстрые современные корабли. А в галфвинд, как сейчас, они и вовсе мне не конкуренты. Так что сперва с Пьерами в кабак, а потом к Луизе. Заслужил.
Размещено: 05.11.2020, 20:56
  
Всего страниц: 2