Всего страниц: 7
Николай Берг (Dok): Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза. Части вторая и третья
Размещено: 24.09.2012, 09:25
   
Так вот встреченный в коридоре парень всем своим видом говорит, что в поставленной им палатке не будет пожара, и комаров не будет, и палатка не будет дырявой, потому как он поставит ее сначала оценив обстановку вокруг. Ну, не знаю я — почему у меня такое впечатление. Немного странно смотрится у него на спине казацкая шашка (или как там называются эти железяки) — эфес над плечом виден. И еще, словно свившаяся змея — нагайка тугого плетения.
     Уступаю ему место, чтобы мог пройти, он закидывает коробку в медпункт, но аккуратно так закидывает, оповещает Доктора Трелони, что груз доставлен, и поворачивается, чтобы вернуться.
     — А вы — доктор из группы усиления? — спрашивает он меня.
     — Ну да.
     — Если у вас больше тут дел нет, то командир приказал ваших покормить, так что они обедают уже. Даже скорее и пообедали, пока вы тут общались, — поясняет парень с шашкой.
     — Ну, пообедать я всегда не против. Кстати, скажите, пожалуйста, а бард у вас в отряде есть?
     Немного удивившись, парень отвечает, что да, есть такой. Дядя Саша-Кот. И тут же интересуется:
     — С чего вы узнали, что у нас свой отрядный бард есть?
     Мне остается пожать плечами, чувствуя некоторую глупость моего положения:
     — Ну, лидер у вас в группе есть, клирик есть, лекарь есть, потому бард напрашивался для комплекта. Чтоб все как положено в клане. Как в компьютерных играх.
     Парень к моему облегчению не делает удивленного лица, не смотрит свысока, а, хмыкнув, поясняет, что просто без определенных профессий не обойдешься ни в жизни, ни в игре. Тем более в нынешней жизни, которая почище любой игры. Да и потом есть все же и отличия от тех же фантазийных РПГ. Лекарей и магов у них в группе нет. Да и не выжили бы они в таких условиях. Во всяком случае, кого видели — те не выжили.
     Меня это сильно удивляет. Лучников я и сам не видал, а магов было много до Беды. Все эти вещуньи, маги высшей ступени нижнего Астрала и накладатели брачного венца или всяких дежурных проклятий. Сомневаюсь, что всем им удалось заморочить зомби, как они морочили всяких не шибко умных посетителей. Интересно, кого видели тут казаки?
     — Были тут у нас такие дешевые пендрилы. Прикатили на навороченных джипах, с арбалетами. Такие типа «весь этот мир теперь наш». Ну, и съели их всех на третий день. Даже не морфы, — кратко поминает неизвестных мне дурней этот светло-русый парень.
     — А поподробнее вы не расскажете? — интересуюсь я этим эпизодом Беды. Есть у меня такая привычка разузнавать редкие ситуации, которые нормальные люди забывают очень скоро. Мне же кажется, что это все будет интересно — если и не сейчас, то попозже. Все, в конце концов, повторяется, как постановка «Отелло» или «Кармен», разве что меняются костюмы и декорации. Люди-то не меняются. И потому покойные арбалетчики меня заинтересовали. У нас-то арбалеты в основном для обучения детей пользовались, да и то как-то недолго. Слабенькие они, те, которые в продаже. Да и скорострельность маловата, разве что бесшумность в пользу идет.
     — Пойдемте пока пообедаем, там и поговорим. Меня к слову — Хоббит прозвище.
     — Гм… Извините, ноги, что ли, сильно волосатые? — не слишком складно шучу я.
     — Я и сам не знаю, — признается он, — может, за хозяйственность так прозвали.
     Ну, в общем, при его габаритах сложно принимать его за хоббита. Из него получилось бы штуки три хоббита. Крупных хоббита. Разве что — и впрямь — очень он спокойный и рассудительный. Знакомимся, жмем друг другу руки. До столовки у них идти недалеко, скоро сидим в уютном зальчике. Наши уже охомячились, убыли вместе с казаками на рекогносцировку, но раз меня не стали ждать — нечего и суетиться. Повар тут же выдает нам десяток разных тарелок с разными вкусностями, причем пахнет от них не казенной казарменной жратвой, а очень ароматно и призывно. Но в то же время почему-то чую, что и не домашняя это еда, потому как каждое кушанье еще и красиво оформлено. Зелень свежая в борще со щедрой плюшкой сметаны. Оливки двух видов и маленькие огурчики соленые в блюде с эскалопом. Соблюдая первейшую армейскую заповедь, знакомлюсь и с поваром, которого зовут не по прозвищу, а по имени — Кириллом. Он исчезает в недрах кухни, а я тихо спрашиваю с аппетитом хлебающего борщ Хоббита:
     — Вот ведь — бухой, а так готовит!
     — Киря не бухой. Он просто так выглядит.
     — А что так? — удивляюсь я. Непривычно, чтобы не бухой — а выглядел, как бухой.
     — Киря постоянно как бухой, потому что строит дом и работает 24,5 часа в сутки, спит каждые вторые выходные каждого третьего месяца. А сейчас еще и безопасностью дома приходится заниматься, так что поневоле будешь остолбеневшим. Очень-очень добрый, но если разозлить — то писец совсем. Если спит, то будить нельзя, а то может спросонья, не просыпаясь, врезать и очень сильно. И дальше спать, — поясняет негромко Хоббит, не отрываясь от трапезы.
     — А, ну тогда понятно. Но приготовлено все очень вкусно, должен отметить, а я вообще-то привередливый, да и питался последнее время вполне себе достойно, — киваю я в ответ. Еда действительно хороша.
     — Вы вообще придерживайтесь Кири, — посмеивается Хоббит, — у него всегда есть еда и питье.
     — Самовозникает, что ли? — усмехаюсь я.
     — Это секрет фирмы. Но и еда и коньяк — всегда там, где Киря.
     — Про коньяк заговорили? — возникает рядом этот повар. В руках у него сразу несколько бутылей и именно коньяка.
     — Ага. Выпьете с нами? — спрашиваю я повара.
     — Э нет, я свое выпил, теперь подшитый. Но вас угостить могу. Вот, например — этим.
     И наливает грамм по пятьдесят из заковыристой бутылки. Аромат действительно коньячный. Причем достойный. И вкус такой же.
     — Вот кстати гость интересуется этими арбалетчиками. Ты же их помнится, пытался вразумить? — спрашивает Хоббит, пока мы смакуем старый коньячок.
     — Делать больше нечего, кроме как дураков учить, сам дураком становишься, — грустно замечает Кирилл.
     — Но ты же, помнится, пытался. После того, как командир плюнул? — щурится Хоббит.
     — Да, зря потратил время, — кивает головой повар.
     — Невразумляемые? — участливо спрашиваю я. Что-что, а такие остолопы постоянно встречаются. Абсолютно уверенные в своей полной правоте, несущие лютую пургу, и не воспринимающие никаких возражений. Вот совсем недавно такой цветок жизни в мое дежурство докопался к тому, что его удивило замечание медиков, мол, если помер пациент, так ему в башку надо стрелять. Ну, казалось бы, лежишь себе на отделении с пиелонефритом, лечат тебя, заботятся. Живи да радуйся. Нет, надо заявиться к дежуранту и докапываться с иронией в голосе, дескать, почему в операционной нет бензопилы или пресса по металлу? Медики ж не умеют аккуратно специнструментом, им обязательно херачить отбойными молотками, пулеметами в бошку? Зачем трупам стрелять в бошку? Патронов до хрена? Бери штык, доктор, раз нравится, и в глаз. Нет, надо фонтан дохлятины разбрызгать!!!
     Плюнул я, отвел великовозрастного умника в морг, показал дураку, что выстрел из малокалиберного слабосильного пистолета в висок обратившемуся не вышибает фонтана мозгов. Все аккуратно остается. Маленькая дырочка в виске с чуточку закурчавившимися волосками от выстрела и все. Зато мозг новоявленного зомби выключается от гидравлического удара мягкой пули в момент. Какие еще дураку нужны бензопилы? Какие специнструменты? Какой штык в глаз? Он когда-нибудь с родственниками умерших общался? Они и так не в себе от горя. А тут мы им еще тело с выколотым глазом отдадим. Самое то. Полный восторг. Но все равно глупость человеческая неистребима. Особенно у дурней, считающих себя умнее всех.
     Кирилл машет рукой, краснеет. Я про себя автоматически отмечаю, что у нашего мастер — повара был сложный перелом челюсти.
     — Я им после командира уже пытался до ума довести, чтобы они не совались пока на тот склад, нечистое место. Туда имаратыши раз лазили, потом долго из автоматов стреляли и больше не лезли. Я этим арбалетчикам и говорю — погодите, вот наши до ума пулеметы доведут, сходим вместе. И мне эти умники недоделанные говорят через губу:
     — А зачем пулеметы против дохляков? Это уже маразм! С автоматами и пулеметами фигня выходит, им десятки тысяч патронов нужны. Мы набрали арбалетов — валим зомбаков тихо, аккуратно, и не расточительно. К чему тут танки изобретать? Наша команда тихо — мирно и не спеша может легко зачистить местность на складе. Не в первый раз!
     Повар грустно покачал головой.
     — Я им говорю, что таких, как они, уже и так много съели, можно было бы и поумнеть. Хотел рассказать про то, как в Коммунарах два десятка человек один шустер сгрыз, что в Мариенбурге сам видал. А их старшой — очень такой надменный тип был — мне в ответ, что это все старушечьи страшилки, мол, все эти «вот я помню случай…» — пустое бла-бла-бла не по теме. Совершенно идиотские, не к месту, случаи времен Наполеона, прочая херь. Короче — затянутая муть, никому не нужная. В чем смысл байки травить? Никому это нафиг не надо. С тем гордо и уехали. И все. С концами.
     Ну, мне как бы все понятно. Есть такие дети, которым можно раз сказать, что совать пальчики в розетку — бо-бо! И дети поймут. А есть и взрослые, которым хоть кол на голове теши. А без толку. Пассаж про пулеметы мне особенно понравился. Справились бы мы в Петропавловке с навалом зомби в апреле, не будь у нас пулеметов, как бы не так. Да любой, кто хоть малое представление имеет о стрелковом оружии, отлично знает, что пулемет в стрелковке — Царь. Или как его знакомый казах-пулеметчик величает: «Хан поля боя, машина тысячи смертей». И не только по живым — по зомби, особенно когда их очень много — работает мощно. Ломает струей свинца влегкую кости, скашивает шеренгами. Стоит только дать очередь на уровне голов, валит толпу наглухо, свирепо треножит, если по ногам бить. Да и патронов к ним запасено на большую мировую войну, не то, что на зомбобеду. Если б этим арбалетным гениям только раз довелось бы побывать даже не на окружном — хотя бы полковом складе боеприпасов, убедились бы воочию. В Корейской войне американцы посчитали (они любят такую арифметику) на ликвидацию одного корейца потратили больше 10000 патронов. А во Вьетнаме — уже 20000 на одного вьетнамца (то ли вьеты более юркие, то ли амеры стрелять разучились). В общем, можно судить — что за запасы были в СССР. Чтобы потом амеры не считали, сколько на одного советского патронов потратили.
     — Одно хорошо, машины у них были роскошные, разжились они где-то в салоне новьем, — замечает Хоббит.
     В столовую (которую скорее хочется назвать трапезной, больно вкусно все) заходит девушка в тигровой камуфляжке, приветливо улыбается, кивает, отчего ее симпатичное личико приобретает сходство с мультяшными зайчиками-белочками, потому что передние резцы хорошо заметны. Хоббит подставляет ей поудобнее стул, Киря тащит еще блюда.
     — Ну как, сестренка, разместили гостей? — спрашивает Хоббит.
     — Ничего я вам не скажу! — неожиданно сердито нахохлившись, говорит девушка, а потом все трое гатчинских смеются, словно это хорошая шутка. Понимаю, что ничего не понимаю. Киря, посмеявшись, поясняет:
     — Было тут такое дело. Дежурный в ОВД, воспользовавшись мирным покоем и отсутствием пострадавших и страдающих, выбрался из своего закутка, прикрытого треснувшим пуленепробиваемым стеклом (узбек неудачно с лестницы упал, когда ремонт был последний) и вышел покурить. Надоедает же нормальному человеку сидеть за этим самым стеклом с трещиной и надписью «Держурная часть» (опять же таджик писал в ходе того самого ремонта).
     Погода прекрасная, тишь и благодать, в общем, — лепота.
     Тут к нему подошел прилично одетый мужик, пьяненький, причем видно не первый день, но вежливый и поинтересовался:
     — Какая из милицейских машин, что стоят перед ОВД, дороже — «Волга» или «Газель»?
     Пьяненьких в Гатчине всегда хватало, потому ничего особенного в вопросе дежурный не усмотрел, а честно подумал и честно же и ответил, что «Газель», наверное, дороже. Мужичок поблагодарил и пошел своей дорогой. Дорога у мужика была близкой — пройдя метров пятьдесят, он залез в старенькую свою машину — «Волгу», к слову, и, дав по газам, бросил ее на таран, впилившись в несчастную милицейскую тачанку с таким грохотом, что из здания ОВД выбежали все сотрудники. Чудом выскочивший из-под колес дежурный обалдело смотрел на вылетевшего от удара из кабины «Газели» водилу. Тот, толком не встав на ноги, глянул на гатчинского камикадзе и взвыл:
     — Да твою ж мать, это ж теперь сто тысяч бумажек писать придется!!!
     Террориста повязали в ту же минуту, впрочем, он и не собирался сопротивляться — ушибся в ходе теракта сильно.
     Утром начальнику ОВД доложили результат расследования такой странной акции. Оказалось, что мужика, камикадзе этого, задержали ДПСники в сиську пьяным — дня за три до инцидента. Ясное дело, права отобрали, светило лишение их надолго. «Решить вопрос» ему не получилось, потому балбес, который пил все это время по экспоненте, решил отомстить за обиду. Но беда в том, что ДПС находится очень неудобно — к ним трудно ехать, поворотов много, в общем, ослабевший от возлияний шоферюга доехал только до ОВД и устал совсем. Хватило его только провести пешую разведку и установить, какая из доступных целей ценнее, как добыча. И свершился теракт мщения и возмездия. Старенькая таратайка террориста сложилась посередине, у ментовской «Газели» помялся бампер, да водитель газельки остался очень недоволен внезапным катапультированием и как он совершенно точно отметил — последовавшим за этой нелепой диверсией писанием ста тысяч бумажек.
     Начальник ОВД, выслушавший все это, грустно посмотрел на дежурного и только и сказал:
     — Хорошо. Хорошо, что я успел раньше уехать. Ты бы ведь сказал, что моя машина самая дорогая?
     Дежурный только выразительно вздохнул. Но выводы для себя сделал. И потому, когда в следующее дежурство он выскочил на минутку покурить, и к нему подошел вежливый интеллигентный старичок и стал допытываться, как пройти на вокзал, дежурный набычился и хмуро ответил:
     — Ничего я вам не скажу!
     А катавшимся со смеху сослуживцам, которые слышали этот разговор и не преминули поржать, заметил:
     — Вам легко смеяться. А я уже ученый. Черт его знает — вон стоит экскаватор, вон бульдозер, а вот наши машины, мало ли что.
     Вот с того случая у местных шерифов это как заклинание, что ли. Или опознавательный пароль, особенно в случае, если вопрос самый простейший, — резюмирует рассказчик.
     — Так все-таки разместили или как? — отсмеявшись, спрашивает свою сестренку этот Хоббит. Та пожимает плечиками и как о совершенно ясном для любого разумного существа отвечает:
     — Да, конечно. Что их размещать-то их всего ничего. Не полк солдат.
     — Ну, вас тут тоже негусто, — замечаю и я.
     — Зато все орлы, хотя и не летаем, — парирует повар.
     — А кстати — как вам удалось отбиться в самом начале? Оружие помогло? — спрашиваю я.
     — Оружия-то у нас было очень негусто, — смущенно отвечает Хоббит.
     — Как негусто? А Хорь? — возражает Киря.
     — Что Хорь? Он же один такой, маньячила. А кроме него кто? — удивляется Хоббит.
     Кирилл задумчиво начинает загибать пальцы, перечисляя стволы и клички владельцев. Получается у него семь загнутых. Разводит руками и поджимает губы. Меня удивляет, что в команде казаков оружных получается всего восемь человек. Но помалкиваю.
     — Вот. Что я и говорил, — подводит черту оппонент Кирилла.
     — А кто это — Хорь? — спрашиваю я.
     — Наш боец. Повернут был до катастрофы на оружии. У него семь стволов было. Совершенно официально. Мы его, посмеиваясь, Оружейным бароном дразнили.
     — А он?
     — А он ругался, — мило улыбается хоббитова сестричка. Хорошая у нее улыбка.
     — А почему повернут был? А сейчас как?
     — Сейчас мы все повернуты. У каждого по несколько стволов и безоружных ни единого нет, — отвечает Хоббит. Кирилл помалкивает, мне даже кажется, что он впал незаметно в нирвану, пользуясь спокойным моментом, чтобы подремать.
     — Так что, он свое оружие роздал — и выстояли?
     — Это тоже. Но главное все-таки в том было, что Командиру его друзья успели доложить вовремя. Да и Доктор тоже откуда-то вынюхал.
     — Меня, знаете, удивило, что он не остался с тамошними сертоловскими. Анклав там удержался, оружия у них до черта. А он с того конца города сюда дернул, — замечаю я.
     — Есть такая положительная черта у нашего Доктора, при всех его недостатках. Своих не бросает.
     — Так это у всех наших так, — спокойно замечает брату сестричка.
     — Потому и выжили, — без пафоса отвечает Хоббит.
     Это мне понятно: практически все, кто выжил, все в самом начале присоединились к кому-то, собрались в кучу, организовались. Крутые одиночки продержались недолго. До появления шустеров. Самые крутые — до морфов. Невиданно крутые и везучие — до прихода бандитов, которые в безвластии оказались страшнее морфов. Брат с сестрой вспоминают, как вызволяли уцелевших в отделении милиции.
     — Он мне сразу велел никуда не уходить, — говорит сестричка, кивая на брата.
     — А начальство не отправило девушек на передовую? Ну, типа равенство и прочий феминизм?
     — Нет, у нас к счастью сексисты были, — грустно улыбается сестричка.
     — Оружие, правда, все равно не догадались раздать, — замечает Хоббит.
     — Большими кусками особенно харизматично. И в специях вывалять. В маринад положить, а потом еще вывалять, или обсыпать как следует, — вполголоса, но очень уверенно говорит вдруг Киря. Я удивленно гляжу на него, но он определенно спит. Братик с сестрой пожимают синхронно плечами, им это не в диковинку.
     — Приказ сверху. Нам оружие не выдали. Еще и приказ был об изымании у владельцев всего охотничьего и гражданского. В общем, как всегда и как везде. На этом половину сразу потеряли всего личного состава. Мы же на связи были. Такого наслушались.
     Сестра замолкает.
     Я на минутку представляю, что творилось в отделении милиции, где сидело несколько женщин и девчонок. Посреди захлестнутого волной мертвячины городка. Безоружных женщин и девчонок. Замороченных последними десятилетиями бесконечных разрушительных реформ и ловлю себя на мысли, что хоббитова сестра старается не слишком будоражить своим рассказом минувший ужас. И сама не хочет и мне выдает сухую сводку. Очень характерная реакция нормальных людей на прошедший ужас. Именно нормальных, не позеров. Ловлю себя на том, что именно так же сухо и обтекаемо рассказывали про войну и другие ветераны. Не хотели вспоминать сами и другим нервы берегли. В итоге пошли рассказы про снасилованные миллионы немок, да про выжженные дотла афганские земли, где злые шурави детскими черепами в футбол играли. Ну и про жютких садистов-бандитов-миротворцев в Грузии. Вот и гляди — расскажешь эмоционально — плохо, не расскажешь — еще хуже. Доброжелатели всегда найдутся. И опять характерное для воевавших — девушка вспоминает не трагические эпизоды, а приехавших к отделению милиции на роскошном джипе трех подростков-гопников, которые своим видом никак не подходили для этой машины. Балбесы принялись ломать входную дверь. Очевидно, желая дорваться до оружейной комнаты. Пришлось сотрудницам забрать конфискованный днем раньше пулемет «Максим», высунуть его рыло в окно и пригрозить расстрелять и джип, и недоумков с фомкой. Балбесы так перепугались, что удрали, бросив машину и фомку. А грозно рычавшая в окно свирепые угрозы девушка сорвала себе голос и неделю потом жалобно сипела, чем веселила в такое горькое время оставшихся в живых. Хотя гроулинг был хорош.
     Я удивляюсь, откуда тут у них такой антиквариат. Хоббит машет рукой:
     — Черное озеро чистили экскаватором. Воду спустили и тягали пласты ила. Копарей тут у нас много, вот один ухарь и догадался с металлодетектором пройтись по зачищенным местам. Сначала нашел залежи пустых лендлизовских банок из-под спама, а потом разбогател на три пулемета — видно при разминировании саперы в воду сбросили. Два наших станковых — Максимы, и один немецкий в ручном варианте — МГ-42. Ну а когда их тащил домой, на радостях не сообразил, что надо бы в тряпки заматывать, а не переть так, голяком. Его сразу тепленьким и взяли. А пулеметы забрали на временное хранение, как вещдоки. Вот и пригодились.
     — Тоже пугаете одним видом? — понимающе киваю я.
     — Да нет, удалось привести в рабочее состояние. А МГ-42 так и вообще перестволили под калашниковский, 7,62 который.
     — И работают?
     — Как правило. В основном. Старенькая все же техника, хоть в иле и сохранилась хорошо, но все же старенькая, — замечает Хоббит.
     Я смотрю на его сестренку и понимаю, что не стоит ее спрашивать дальше. Надо бы, конечно, раз я собираю всякие истории из первых дней Беды, но, наверное, не сейчас.
     И она тут же спрашивает меня о том, что было в Ропше. Хоббита это явно тоже интересует и мне приходится рассказывать обо всем, что слышал и что, на мой взгляд, не несет признаков военной тайны. Постарался не слишком кучерявить в рассказе, тем более что их все же интересуют практические выводы. Когда у меня уже язык устает, мне удается перевести разговор на то, что наши делают сегодня. Оказывается, сегодня решили провести небольшую разведку боем. Благо информации о «соседях-коммунарах» достаточно и ее даже перепроверили. Интересуюсь, как это удалось. Брат с сестрой синхронно пожимают плечами. Эмиссаров-проповедников взяли только за прошедшую неделю четверых. А разговорить их — не велика проблема. Аллах не видит того, что прикрыто крышей и если обещано, что братья по вере ничего не узнают — колются эти фанатики как орехи. Есть простой способ.
     Спрашиваю — какой?
     Отвечают — обычный подвал.
     Удивляюсь. Сестра, получив разрешающий кивок брата, поясняет с намеком:
     — Суть в том, что особо нехорошего человека, после допроса слабенького — вяжут руки, завязывают пасть… и сажают в полутемную «холодную». Есть тут подвальчик подходящий. Там уже есть постояльцы. Даже тесновато. А чуть приглядевшись — клиент понимает, что постояльцы то уже… того… Но все связаны и замотаны, и вроде как относительно безопасны. Но свежее теплое мясо чуют, начинают возиться, ерзать. А через полчасика — его вновь на допрос… или даже — опрос. Так, поговорить. И обратно. До наступления эффекта. И эффект наступает быстро.
     Когда до меня доходит тонкая хитрость такого подхода, раздается шум и топот. Наши, вперемешку с казаками вваливаются, устало отдуваясь в столовую. Киря, открыв глаз, машет рукой, показывая, что и где. Люди хаотично и с удовольствием рассаживаются, нахватав себе вкусностей. Почему-то как-то смущенно смеются.
     — Конный цирк на механической тяге, — говорит майор и вид у него при этом странный — то ли злится, то ли веселится, а скорее все сразу.
     — Это как? — удивляюсь я, пока пришедшие удивленно нюхают ароматные кушанья и разливают коньяк из бездонного Кириного запаса.
     — Задача была простой достаточно — уточнить расположение пулеметных гнезд у противника, провести разведку боем и ликвидировать огневые точки, — поясняет Андрей.
     — А почему цирк?
     — Так разведка боем была такая, что кино не надо. «АдмиралЪ» с твердым знаком на конце, — отвечает Ильяс, степенно макая кусок мяса в соус.
     — Похоже, жалеть будешь, что сам не видал, — говорит, улыбаясь, Сергей.
     — Ну, так хоть расскажите, — прошу я.
     — Тогда слушай, — начинает зачин Ильяс. — Значится, вокруг поселка эти обламоны устроили забор. Бетонный, как положено. С колючкой.
     — Поселок не весь огорожен был, видно плит не хватило. А у ворот блокгауз, типа блокпост, — уточняет Вовка, уписывая гарнир.
     — Мы, соответственно, с Ильясом на боевых позициях, остальные охраняют-наблюдают, — добавляет Андрей. — А эти заполошные казаки, как можешь догадаться, устраивают разведку.
     — Вместе с Чечако. Чуешь нюанс? — посмеивается Брысь.
     — Чую. Раз там Чечако, значит уже весело.
     — Совершенно верно. Для начала прикатывает нечто броненосное. По силуэту вроде как ленинский броневичок, но погрубее сляпано и на гусеницах. Потом за ним — фургон. Пара этих казаков тягают за веревочки, кузов открывается. И из кузова…
     — Начинают выпрыгивать и выпадать красноармейцы и революционные матросы, представляешь? — говорит Серега.
     — Погоди, погоди. Это как?
     — Вот так. Как сказано. Красноармейцы и революционные матросы. На одном даже пулеметные ленты крест-накрест. С трехлинейками в бескозырках, буденовках, с красным флагом… Даже с шашками были.
     — Ну, шутите ведь? А?
     — Да мы сами обалдели. А казачье ржет как кони, аж рыдают от восторга. И ни гугу. Только амбре характерное.
     — Точно. Тут этот броневик загудел и под Интернационал поехал к поселку. И красноармейцы эти за ним поперлись. И знаешь, грамотно так, некоторые даже за броней укрывались, — отмечает Вовка.
     — Ну, я вообще ничего не понимаю, они кто такие? И что — Интернационал пели?
     — Интернационал пел хор имени Пятницкого. Из репродукторов, — как всегда точно поясняет Андрей.
     — Ну а дальше?
     — А дальше отметились три пулемета, которые довольно быстро выкосили атаковавших. Но мы за них отомстили. В общем и целом на восьмерых умеющих стрелять в поселке уже меньше. Причем пятерых умеющих стрелять из пулеметов, двоих чуть ли не снайперов и одного хама с гранатометом. Так что первая стычка поставила этих коммунаров в положение дамасереру, — улыбается Ильяс.
     — Вы меня вообще запутали! Коммунары — это кто? Кто атаковал которые? Так их выбили. Чего радоваться-то?
     — Коммунары - это очередные сектанты, которых и так было до Иблисовой мамы, а теперь стало еще больше, — начинает Ильяс.
     — Аллахамбарнутые имаратыши, — поясняет мне как меленькому Серега.
     Ильяс хмуро смотрит на него, показывает недовольство, что его перебили. Сережа пожимает плечами. Он всегда делает так, как считает должным, хотя такта у него не отнять. Мне становится немного легче. Хотя все равно ни черта не понимаю.
     — Ну, хорошо, эти, которые «Алла! Хам!!! Бар!!!» вами с какого-то бодуна величаются коммунарами, и почему коммунаров атаковали красноармейцы? И откуда столько актеров сразу? Коммунаров по уму должны бы тогда белогвардейцы атаковать. Запутали вы меня.
     — Обычная дарума в достаточно невнятном исполнении балбесов, решивших немного фузакеру, — разводит руками Ильяс.
     Вот теперь он меня совсем запутал. Причем тут кукла, исполняющая желания и веселье?
     — Суди сам. Вот живешь ты с милыми соседями, которые так себя ведут, что и думать про них тошно. С такими, что одним нахом семерых посылахом. Причем эти соседи тебе каждый день внятно показывают, что-либо ты у них будешь рабом, либо они тебе отрежут башку. Без вариантов. И наконец, у тебя появляется возможность переубедить милых соседей в их заблуждениях — это ведь праздник и исполнение желаний, разве нет? — поясняет, словно школьный учитель Андрей.
     — Да это мне все понятно! — злюсь я.    — Красноармейцы-то с матросами откуда?
     — Да зомбей так вырядили эти шутнички-казачки. По приколу.
     — Серьезно???
     — Совершенно!
     — Но как, Холмс???
     — Элементарно, Ваксон! — ржет Вовка.
     — Но это же сколько амуниции, те же буденовки, трехлинейки! Бескозырки, наконец! Они что, музей ограбили или БДТ?
     — Да брось! Все куда проще. Эти оглоеды просто покрасили в черный и хаки первых попавшихся тупарей. Ловчая петля, фиксация конечностей на растяг и краскопультом от шеи и вниз. Буденовки — ну это такие шапки для бани продавались, чтобы лысина в пару не угорала. Бескозырки — несколько старых офицерских фуражек взяли, оторвали козырьки, покрасили в черный цвет. И на монтажную пену. Чтоб с башки не упало.
     — Уже чую, что тренажных муляжей трехлинеек и шашек на складе не найду, — хмуро говорил Хоббит.
     — Точно. Муляжи были.
     — Долбоящеры треххвостые, — деликатно ругается Хоббит, покосившись на фыркнувшую сестренку.
     — А вам-то зачем вся эта бутафория? — удивляется Вовка.
     — Рукопашка. Тренаж, — коротко поясняет Хоббит. Показывает большим пальцем себе за спину, где у него шашка.
     — Ну, театр с цирком, — верчу я головой, прикидывая, как оно выглядело.
     — Не, даже не старайся. Все равно такое не представить, — участливо замечает Ильяс.
     — Да мы и сами обалдели, как оно получилось, — скромно замечает один из казаков, длинный, худой и даже на вид ехидный и зловредный.
     — А броневик, кстати, откуда? — щурится майор.
     — Он самодельный, имени одесского НИ, — поясняет сосед длинного.
     — Ну, так ведь для такой работы спецы нужны. Хотя бы один, — говорю я.
     — Есть такой человек! Положительный во всем, особенно если бронетехнику чинить. Ефременко Анатолий, 50 лет, бывший боевой подполковник советской армии, танкист — знает устройство танков в совершенстве, участвовал в военных кампаниях, сейчас на пенсии, преподавал на военной кафедре, женат, есть дети, физически развит, боксер, Охотился раньше, умеет стрелять из всего стрелкового, что сейчас очень пригодилось, — бойко тарабанит один из казаков, прямо как по писаному.
     — Характер строго нордический, в связях был, но не замечен, — передразнивает казака Володька. Тот, не моргнув глазом, тут же возвращает Вовку на место:
     — Характер — есть, чувство юмора — есть, самоирония — есть, справедлив, в гневе страшен, все чинит как в танке — кувалдой и молотком…
     — И говорит при этом, что забитый шуруп держится лучше, чем вкрученный гвоздь? — с интересом спрашивает майор Брысь.
     — Точно так, — кивает казачура.
     — Танкист, говоришь, женатый? А обручальное кольцо на какой руке носит? — задает странный вопрос майор.
     — Ни на каком. То есть ни на какой, — отвечает в удивлении казак.
     — Похоже, действительно танкист, — усмехается Серега.
     Казаку видно не понятен этот разговор, а мне становится ясно, почему майор решил, что этот специалист действительно танкист. Я-то знаю, что обручальные кольца с пальцев лучше снимать при выполнении работ, сам лично сталкивался с обалдуями, которые на пальце с кольцом висли, зацепившись за что-то, в бронетанковых частях — обычно за крышку люка или закраину или поручень. И получается это очень худо с травматической ампутацией пальца, или в лучшем случае кожу с пальца до кости срывает кольцом, что очень неприятно, особенно в полевых условиях.
     — Приятно слышать. И познакомиться бы надо, — кивает майор.
     — Это если только действительно только познакомиться! — ехидно усмехается длинновязый казак.
     — В каком смысле? — удивленно поднимает бровь майор.
     — А в таком — сначала познакомиться, потом сманивают. Так сразу предупрежу, такое не проходит. Самим нужен. Знаем мы вас.
     — Нас-то положим, еще не знаете! — хмыкнул загадочно Енот.
     — Положим, да. Знаем, — в тон отозвался казак.
     Мне показалось, что все-таки они и впрямь своего умельца так просто не отдадут. И — как я видел раньше — вполне возможно, что и умелец не захочет. Есть еще пока такие люди, которым нравится создавать полезные вещи. Немало тех, у кого руки из жопы и потому они любят отнимать — но пока есть и творцы. Не креативщики, считающие, что перевернул с ног на голову — и вот оно великолепие, а реально умеющие работать люди. Хотя, конечно, нам бы такой Мастер самим пригодился. Тем более соображающий в бронетехнике. Надо бы узнать — не болит ли у него что, или там, у родных, нет ли каких хворей…
    
     ***
    
     — Ну, не знаю… Я себя чувствую, как зверь Ухем, который вместо Ра в облике кота должен победить в однорыльник змея Апопа и спасти дерево Ишед… Если я понятно выражаюсь… — задумчиво проговорил Альба.
     Он действительно был в сложном положении. Когда ехал сюда из Кронштадта, то был уверен, что тут уж точно останется. Обживется и пустит корни. Действительно, приключенчество ему, как человеку солидному, зрелому и семейному не слишком нравилось. Авантюры хороши в книжках и кино, а вот самому все время рисковать шкурой, делая постоянно ставки высшего разряда — когда проигрыш будет стоить не только твоей собственной жизни или жизней компаньонов, но и домашних — никак для умного мужчины не годится. Если бы та же Ирка сказала ему, перед тем как выпрыгнуть из кабины грузовичка, что он поедет снова в Кронштадт — не поверил бы ни за что. Но тем не менее получалось именно так — вместо заведения связей и пускания корней приходилось думать скорее о том, как побыстрее перевезти своих на остров. Альба привык доверять своей интуиции, пару раз она ему банально спасла жизнь. Как в том уютном мирном складе, где словно чужой перст легонько постучал по макушке и, отставив коробку в сторону только и успел Альба с пары метров встретить черт его знает откуда взявшегося прыгуна. Что характерно — встречал уже в полете, не остановился б за секунду до этого — так и выперся бы к своей смерти с коробкой кофе в руках. Кроме интуиции был еще и многолетний коммерческий расчет, отточенный и отшлифованный годами. И тут оба — и интуиция и расчет — словно сговорившись, прямо дуэтом пели на всю громкость, что надо перебираться. Руководство в Ржеве уже укрепилось, сработалось, состоялось, и в нем были люди, знавшие друг друга мало не со школы. Войти в этот круг пришлому чужаку было практически невозможно. Ну, так же можно, как в семью последнего президента страны или в клан Рокфеллеров. Чисто теоретически. Как на грех чаем, кофе и шоколадом один из руководства занимался вплотную и сам искал контакты в Кроне. То есть на облюбованном Альбой бизнесе уже началась чужая поляна. Ссориться и бороться за место под солнцем, конечно, было можно. Но недолго. Нравы воцарились простые, и вопросы решались быстро и легко. И кардинально. Силовой бизнес во всей красе. Получалось, что наработанные в Кроне связи были крепче и лучше всего, что могло бы получиться здесь. Нет, работы-то было полно. Но вся она получалась в немалой степени на кого-либо из чужих дядей. В том числе и потому, что анклав этот был меньше, находился на суше, что требовало больших вложений просто даже в оборону и караульную службу. Ну не было тут неохваченных мудрым руководством теплых мест. В Кроне — пока еще — были. Просто даже из-за величины самого Кронштадта и анклавов сателлитов. Идти рядовым автоматчиком, (пусть даже командиром отделения, учитывая запись в военном билете) резона не было никакого. Тем более — что пока о каких-то там выслугах и пенсиях и речи не вставало, потому не получилось бы паршиво — протилипаешься защитником и останешься на бобах. Что такое капитализм Альба отлично знал и принцип — сдохни ты сегодня, а я завтра ему не нравился. Да и прекрасно помнил, что тех же ветеранов что Первой, что Второй мировых в уж на что самой примерной демократичной стране и обманули не по разу и бросили как ветошь, хотя страна была богатейшей. Очень не хотелось строгиваться с места, но получалось четко — уровень жизни и безопасности в Кроне он наладит точно более высокий, чем здесь. Здесь он уже опоздал, пирог поделен.
     Потому глядя сейчас на румяную Ирку, привычно держащую свой автомат, Альба и впрямь задумался над сложившейся ситуацией. Поехать с колонной можно, но как бы не возникло проблем с семьей — оставлять ее тут без прикрытия не хотелось, мало ли что может произойти по нынешним-то временам. Трагические случайности происходили постоянно. Раздобыть грузовик и рвануть, сразу взяв семью да и вот эту Ирку — маловероятно. С исправными грузовиками тут была напряга, а выбраться на каком-то механическом инвалиде, чтобы встать раком на пустом шоссе в дурном месте — совсем не хотелось.
     Ирка чувствовала некоторую растерянность этого явно опытного мужика и тоже задумалась. Разумеется, она понятия не имела, что за проблемы у Альбы, но ясно было видно — что да, есть они и взаимонеувязанные, если можно так про них сказать. И не с семьей связаны, с семьей-то как раз все в порядке. Мимолетом сквозанула мысль о том, какие проблемы у дражайшего супруга, который сидит в глухомани почти на полпути до Питера. Чуточку усмехнулась, представив его за поеданием щей из крапивы с «Вискасом». Он очень забавно морщился. Когда думал, что она не видит. Но она-то видела.
     Сам же Витька в этот момент и думать о супруге не собирался. Как раз в этот самый момент его трактор победоносно поддал под зад очередного подвернувшегося по дороге мертвяка, отчего тот бодро отлетел в придорожные кусты. Экипаж трактора пер на разведку той самой чиновничьей дачи, потому как Витя прикинул — вряд ли серьезные дядьки попрутся спасаться на какую-то глухую заимку. Ну не по-пацански это, спасаться надо в цивилизованных странах, осененных Божьим благоволением, а не тут в дрищах. Так что если и есть кто на этой даче живой — так своя же публика, например семьи охраны или что-то около этого. Может конечно и бандитствуют… Но с другой стороны — машины, что попадались по пути — не разграблены, во всяком случае бензобаки с крышками, то есть топливо не сливали, следов стрельбы, в общем, нету. И зомбаки, что попадались — обычные, грызаные, а не резаные или стреляные. Ну и, в конце-то концов — были уже бандиты, попадались, как же, не все же тут в Новгородчине идиоты, должны же быть и нормальные люди? Потому вряд ли станут стрелять по трактору сразу же. Хотя бы потому, что истеричная реакция уже должна бы и пройти, а вот узнать — кто прибыл и что за спиной у прибывших — и любопытно и полезно. Может, бахнут в воздух — но на поражение вряд ли. Во всяком случае, Витя так надеялся.
     Трактор мелко трясло — проселочная дорога была как старинная стиральная доска — в мелких волнах. Машин стало заметно меньше, все-таки те пара пробок, что пришлось растаскивать и распихивать трактором оказались серьезным препятствием для городских машин. Там они все и встали. С хозяевами вместе. Сначала Виктор притормаживал рядом с брошенными тачками. Пытаясь разглядеть — нет ли в них чего полезного, рассуждая в смысле оружия — и особенно боеприпасов, но, увы, все машины только лишний раз подтверждали его мысль о том, что 80% народонаселения — идиоты. Судя по всему, публика ломанулась из городов похватав, что под горячую руку попалось, а не то, что могло быть нужным. Удивлять перестали разные образцы человеческой глупости — начиная от здоровенного плазменного телевизора в девятке с парой усохших зомбаков и кончая набитой яркими шмотками мацупусенькой дамской Киа-Пиканто.
     За всю дорогу только пару раз видел гильзы от каких-то охотничьих ружбаек 16 калибра. В общем, и не удивительно. Конечно, недурно было бы пошарить по машинам, нашлась бы какая-нибудь жратва, но, как показывал опыт такое было в лучшем случае в каждой пятой брошенной тачке. Если учесть, что большая часть еды уже испортилась, то полезной выходила каждая десятая машина, просто жалко было время тратить.
     — Нам бы запаску подготовить на всякий случай, — вдруг сказал Валентин, объезжая очередную брошенную машину.
     Виктор не сразу понял, что имел в виду автомеханик. Первую минуту думал про запаску, что это видно пятое колесо, потом доперло, что речь все же о запасном варианте отхода — не зря же с собой взяли три аккумулятора заряженных полностью. Была такая мысль присмотреть по дороге авто получше — из брошенных, оживить его новым аккумом и в случае, если трактор сдохнет, вернуться на новых колесах.
     — Давай присматривать! Раньше ничего не понравилось? — спросил Виктор.
     — Не. Хламье всякое.
     — А джип недавно, синий?
     — «Кия Спортажа»? Жестянка у них хлипкая, гниет быстро, да и не ровен час начнет кто когтями драть, — пробурчал водитель.
     — Ну, едем — смотрим!
     Подходящий агрегат попался через пятнадцать минут неспешной езды. Коричневый запыленный джип торчал задом из канавы.
     — Хорошо застрял, — заметил Виктор.
     — На брюхо посадили, — отозвался Валентин.
     Обсуждать, собственно, было нечего. Видно было, что водитель сгоряча уехал с дороги, умудрился неразумными действиями еще больше закопаться в рыхлый песок, а вот выкопаться уже не смог, лопатка саперная так и валялась посреди дороги. Виктор покрутил головой, но место явно было пустынным. Аккуратно вылез из кабины, с пулеметом наизготовку, не поворачиваясь к лесу спиной, прошелся туда — сюда. Тихо, только птички перекликаются, но не заполошно, а так, ну нормально для любого, кто лес слышать умеет. На человеков, даже не живых, птички реагировали иначе.
     Валентин нехотя вылез следом.
     — Рено дустер. И цвет хороший, немаркий, — сказал он, оглядев машину.
     — Дернем? — спросил Виктор.
     — Сначала под колеса подложить ветки надо, а то порвем сдуру, — отозвался автомеханик и стал не торопясь, но достаточно привычно орудовать взятой с собой лопатой.
     — Что порвем? Эту таратайку? — усмехнулся пулеметчик.
     — Да что угодно, что слабее окажется. Или буксирный трос, или мост зарывшийся вырвем или у себя что. Наш трактор тоже не вчера выпущен — пробурчал в ответ Валентин. Спорить с ним не стоило, видно было, что знает, о чем говорит. И скорее всего, доводилось чинить немало так дернутых пополам авто.
     Виктор поглядел, как тот освобождает застрявший агрегат, потом залез в салон. Там было жарко и пахло новым пластиком. Видимо совсем новая точила. Ключи в замке, отлично. Попробовал завести. Ну, разумеется, ничерта не получилось. Почти у всех машин аккумы были дохлыми. У этой тоже. Понятно почему — включены, например, были фары, или даже подфарники, или магнитола — вот и кушайте, не обляпайтесь.
     Открыл капот. Точно, новенькая, толком даже не запылилась. Поглядел на пыхтящего автомеханика. Оглядел мирный лес и решил помочь — переставить пока аккумулятор взамен сдохшего. Снял клеммы, потом пришлось, ругаясь, еще раз идти к трактору, потому как аккумулятор был еще пришпандорен специальной планкой на винтике, чтоб не кувырднулся. И все эти винтики и гаечки были разными. Ну, европейцы, ясен день. Навертели фигни. Новенький, но истощенный аккумулятор Виктор кинул на бровку канавы, поставил куда более трепанный жизнью, но зато полный, аккуратно привинтил планку, удерживающую аккум, и набросил клеммы.
     Щелкнуло проскочившей искрой, и Виктор удивился.
     — В двигле коротыш, наверное, — сказал он Валентину.
     Тот воткнул в песок лопату, подошел, встал рядом.
     — Почему так решил?
     — Накинул клеммы — искрой секануло. Вон, даже отметка на свинце осталась!
     Автомеханик присмотрелся. Потом уныло сказал:
     — Что ж, снимаем аккум и едем дальше. Этому тарантасу хана. Дохлый.
     — Коротыш в двигле, ага?
     Тут Валентин поежился и боязливо выговорил:
     — Ты эта… клеммы перепутал. Полюса то есть. Вот плюс — а тут минус. Сам закоротил, в общем.
     — И что? — не понял Виктор.
     — Это ж иномарка. Новая. Нафарширована электроникой. Потому — эбу у ей. Мозги сгорели.
     — Какое еще эбу?
     — Электронный блок управления. Точно погорел. И генератор. И этот, аква лазер тоже. Дохлая она. Точно говорю.
     — Ты-то откуда знаешь?
     — Дык я из-за этой электроники погорел сам. Взялся чинить, пообещал. А тут без поллитры не разберешься. Меня за жабры. На счетчик. Потом у мужиков узнавал. В общем — все, можно ехать дальше — сплюнул в сторону бывший авторемонтник.
     — Погодь! Да не может такого быть! Предохранители же должны иметься! Защита от дурака! Их же термин!
     — А нету. На всякую плюгавень — вроде подфарников и разных датчиков — стоят предохранители, точно. А вот все важное — жги не хочу. Дык и понятно — все дела, тот же аккум надо на сервисе менять, а не самостоятельно. Европа! Разделение труда.
     — Да ну быть не может! — воскликнул уязвленный Витя.
     Он переставил аккумулятор как надо, накинул клеммы — на этот раз благополучно. Сел в водительское удобное кресло, повернул ключ. Послушно зажглись символы на приборной доске и замурлыкала музыка из магнитолы.
     — Во! Видишь — все в порядке! — сказал он стоящему рядом со скептическим видом автомеханику.
     — Она не заведется. Стартер будет работать — а она не заведется — хмуро ответил тот.
     И как в воду глядел. Через несколько минут разозлившийся Виктор перестал терзать стартер, выключил всю сияющую иллюминацию на приборной доске и, буркнув:
     — Снимай аккумулятор на хрен! — вылез из джипа.
     — У тебя просто не было такой электроники. А я сталкивался. И ничерта тут не починишь. И блоки новые надо и еще это — перепрограммировать треба.
     — Понял — отозвался недовольным тоном Виктор. Жаль было такой глупостью убить вполне приличное авто, которое теперь даже еще больше понравилось, по сравнению с драным китайцем и грубоватым УАЗом. Но Валентин явно был прав — машина вот так — одной искрой — была убита напрочь.
     Залезли в тракторную кабину, показавшуюся еще более уродливой, и двинули дальше.
     Как всегда бывает по закону падающего бутерброда пошел совершенно пустой участок дороги. Ни грязных фигур, ни брошенных авто. Даже мусора всего чуть-чуть, как до Беды и было. Возможно, поэтому Виктор обратил внимание, что выглядит Валентин плоховато — мокрый, бледный, часто грудь потирает как бы невзначай.
     — Ты чего это? — спросил автомеханика.
     Тот виновато улыбнулся, сказал, что с утра сердце побаливает. Стенокардия. Отсановились, по резкому приказу Вити, откопали в аптечке упаковку нитроглицерина, и бывший владелец деревенского автосервиса не без опаски сунул маленькую таблетку под язык. Виктор испытующе поглядел на пациента, не без основания полагая, что сам бы Валентин черта лысова стал бы возиться с таблеткой. Это как всегда вызвало у Вити философские мысли о тщетности и странности в психологии граждан — вот тот же автомеханик бестрепетно лил в себя любую паленую дрянь гекалитрами, а лекарство принимать — опасается.
     — Ты вот еще разболеться надумай — не без угрозы в голосе сказал новодельный барон.
     — Дык знаю, что некогда болеть. Одни бабы, от них в технике ни складу, ни ладу. Ладно — поехали дальше, уже полегчало, вроде.
     Виктор кивнул, покатили неспошно, проматывая колесами неровную гребенку дороги. Прокатили мелкую деревушку, в которой неожиданно оказалось всего два целых дома — от большинства изб остались выгоревшие пепелища с грудами кирпичей от печек, даже трубы не стояли.
     — Хорошо тут порезвились — заметил удивленно Виктор.
     — Да может ветер был, а тушить некому. У меня знакомец-тракторист так две деревни сжег и трактор свой. Сушь была, вот от сигаретки трава палом и пошла. Большие Прудищи сгорели и Сигеево, они рядом стояли.
     — Он что, не заметил такого погрома?
     — Приспал малехо в теньке. А ветерок от него шел, повезло. Встал, говорит, что подумал — война мировая началась — все горит и от трактора остов и дома. Там жителей-то было полторы старухи, даже верещать некому.
     — Пьяный был, как сапожник, наверное?
     — Куда там сапожнику до тракториста! Все равно как плотнику супротив столяра — бледной тенью улыбки ответил Валентин.
     — Вот жалко, что порку отменили. Я бы вас алкашей порол бы, пока руки не отвалились бы, идиоты чертовы, как вражеские диверсанты, да и то у них ума бы не хватило так вот — цигаркой две деревни снести. И трактор впридачу — злобно сказал Витя. Собеседник тут же заткнулся. Присмирел. Грудь, правда, прекратил тереть, хотя румянец обратно и не вернулся.
     Ехали молча, пока не увидели «Мицубиси Круз», который пустым стоял посреди дороги. Ключи валялись на резиновом полике. Оказалось, что машина внутри пустая — багажник словно выгребли, ничего не было. Заменили аккумулятор — выяснилось, что солярки нет. Залили свою резервную, машинка ожила. Повеселели и компаньоны, все-таки теперь не только на трактор надежда, да и трепанного китайца можно подменить, все прибыток. Вздохнули с облегчением, споро проскочили еще маленькую деревушку, которая была совершенно спокойна — зомбаков не было видать, машин стояло с десяток, но не воодушевили эти таратайки, вид у них был какой-то ну очень провинциальный.
     — Ну, господи пронеси и помилуй — к Чиновничьей базе подъезжаем — проинформировал водитель боевого трактора.
     — Заметил, что зомбаков нет?
     — Ага.
     — И что это значит?
     — Наверное, разогнал кто-то. Та же охрана, например, могла.
     — Постой, дай подумать.
     Колесница боевая послушно встала, съехав на обочину. Стало тихо, только деревья шумели листвой да птички перекликались. Так ничего и не придумав, Виктор вытянул серебряный полтинник, который таскал как талисман и считал его «счастливым», загадал орла, потряс монетку, ощущая, как она кувыркается, и раскрыл сцепленные ладони. Орел.
     — Ладно, давай помаленьку вперед, в случае стрельбы и враждебных выходок я луплю из пулемета, а ты боевым разворотом с дороги в лес. Смогешь?
     — Чего тут не смочь. Смогу — немного нервно отозвался колесничий.
     Стрелять не пришлось. Здоровенные мощные ворота были раскрыты нараспашку и вроде были целы, никто их не таранил и не взрывал. Внутри был некоторый раскардаш, но в целом вполне пристойно — следов пожаров нет, так, легкий погром в весьма престижном, хотя и компактном коттеджном поселке. Кое-где побиты стекла, кое-где двери нараспашь, роскошное кожаное кресло валяется на дорожке, какие-то документы, словно из мешка высыпались, пустые консервные банки, несколько представительских солидных машин, но негодных в лесных дрищах. Попадались пустые гильзы — и от дробовиков и от автоматов, у которых промежуточный 7, 62 мм патрон был, правда. Зашел аккуратно в гостеприимно раскрытую дверь коттеджа, поднялся на второй этаж, держа пулемет напряженными вспотевшими ладонями в полной боевой. Тихо все. Ни зомби, ни грызанных костей, даже и не пахнет вроде ничем. Подивился роскоши обстановки, прикинул — стоит ли перетащить сюда к зиме ближе всю бабскую артель — тут стояли все системы автономного жизнеобеспечения — и новехонькие генераторы и склад топлива нашелся за пустой вертолетной площадкой. Бойлерная в коттедже тоже понравилась очень. Заглянул аккуратно в ванные комнаты — их, как и туалетов оказалось не одна. Ну да, насосы, водоснабжение и водогреи — все очень даже симпатично. Сначала разведчики ходили, пугаясь каждого шороха, потом осмелели и Валентин даже сам полез разбираться с техническими делами в подвал, приговаривая:
     — А эти провода значит, для чего кинуты? Разводка-то серьезная!
     Спохватившись, Виктор призвал напарника к порядку. Не хватало еще тут в незнакомом месте повторить самые идиотские штампы Голливуда, когда герои обязательно разделяются. Чтобы уж вляпаться как следует, с гарантией полного истребления.
     Попытка понять, что тут происходило и куда делись люди, которые тут были — вот например, из распахнутого здоровенного холодильника не было никакой вони, потому что видно было четко — оттуда все выгребли — и даже бросили полупустую сумку с какими-то французскими консервами — ни к какому выводу не привела. Иные комнаты были совершенно нетронутыми. В некоторых был погром, вроде бы даже и следы борьбы со стрельбой, кровь попалась несколько раз, но как-то все это смотрелось убого — вполне такое могло быть и от пьяного мордобоя. Ни одного трупа, ни одного зомби. И никаких обглоданных костей.
     Один из коттеджей был заперт, окно было открыто на втором этаже, потыркавшись в дверь и решив, что ломать исправную дверь ломиком — не предусмотрительно на будущее, потому как идея перебраться хотя и из обжитого, но, в общем, не шибко комфортного пеноблочного замка в эти дворцы становилась все более и более манящей, решили залезть в окно. Коттеджики вполне в сравнении на дворцы тянули, так раньше и цари не жили, это-то Виктор четко знал, потому как в свое время ходил на экскурсии и в Петергофский Монплезир, Эрмитаж и дворец Марли, и в Березовый домик в Гатчине было дело заходил, да и во дворец Петра Третьего в Ораниенбауме довелось попасть — интересовался тогда по некоторым причинам Витя коттеджами. Потом понял, что такое строительство не потянет — и как-то вот и началось устройство бункеров, остыл он к дворцам. Зеленый оказался виноград.
     Легкая и удобная раздвижная алюминиевая лесенка нашлась там, где и предполагали — в домике для инвентаря. Назвать изящное строение сараем язык не поворачивался, хотя по-татарски сарай как раз и означает — дворец, неожиданно и неуместно вспомнилось Виктору. Шутя, подтащили лестницу, поставили удобно, надежно, чтоб не поехала, когда по ней полезут.
     — Лезь! — сказал Витя напарнику.
     — А что это я?
     — А кто еще? Я тебя пулеметом прикрывать буду, если там что злое — съезжай по лесенке, я огнем прижму. А так я полезу, а тут кто вылезет, хрящеватый. Хрен с лестницы стрелять получится. Ты-то не стрелок ни разу. Так что лезь, давай.
     Автомеханик пошмыгал носом, потер грудь и, крякнув в досаде, осторожно полез вверх. Виктор отошел чуть подальше, нападения со спины он уже не ждал, больно тихо все вокруг, птицы бы всполошились, если что, а вот в запертом доме могло оказаться что угодно. Может быть, и впрямь, уезжая, щелкнули ключиком в замке, а может и не уехали — как-никак окна первого этажа были изнутри заставлены всякой мебелью и помещения не просматривались. И вряд ли такая меблировка была сделана в самом начале, больше походило, что эти баррикады были сделаны с какой-то целью потом. И как-то выходило, что цель была уж больно прозрачной.
     Перехватив пулемет поудобнее Витя пробурчал себе под нос понравившуюся давным — давно фразу:
     — Хороший, плохой… Главное — у кого ружье.
     Валентин лез не спеша, видно было, что ему не очень хочется это делать. Но без понуканий залез, заглянул в открытое окошко, повернулся и информировал:
     — Никого.
     — А что-нибудь есть интересное?
     Лазутчик подумал и сообщил, что пахнет говном, но уже таким… Старым, постоявшим.
     Это было странным, но, в конце концов — что, говна что-ли нюхать не приходилось? Главное — не пахнет мертвечиной, да ацетоном проклятущим. И Виктор, закинув пулемет за спину и потея от волнения, потому как безоружным не любил быть, стремительным котом взлетел по гнущейся от напора легкой лесенке. В комнате оказалось до удивления пусто. Вот хоть шаром покати. Тыркнулись в дверь — не открывается. Хотя замка нет. Мешает что-то. Потянули на себя другую — открылась. На лестницу, оказывается. Тут же и вся мебель из пустой комнаты нашлась — кто-то трудолюбиво свалил ее в кучу, устроив хаотическую баррикаду, отрезавшую второй этаж от первого.
     — Что-то мне это не нравится, — сделал научно обоснованный вывод Виктор.
     — А чего тут может нравится. Но ацетоном вроде не пахнет, а?
     — Вроде нет. Но лесенка тут одна.
     — Могли потом в окно попрыгать. Хотя высоковато, но можно, — раздумчиво заметил Валентин.
     — Входная дверь тоже забаррикадирована.
     — Может, черный ход есть или там из подвала. Мы ж просто обошли, не смотрели так уж внимательно-то. Ладно, эту дверь можно и выломать, черт с ней, а если кто там и есть — так угомонить можно, благо есть чем.
     — Ты фомку внизу оставил?
     — Ага.
     — Давай, тащи.
     Внутренние двери в коттедже были не шибко мощными. Потому, покряхтев, сумели дверь взломать, сняв ее с петель, попутно раскурочив весьма изрядно. За дверью ожидаемо оказалась груда сваленной мебели, отчего та и не открывалась. Вот здесь как раз ацетоном и потянуло. Стараясь не очень крушить хорошую — и уже ставшую своей собственной мебель, Витя помогал не шибко могучему в работе Валентину разобрать проход. Сам он расстегнул кобуру, передвинул ее поудобнее. Одиночный зомби, да еще не кормленый — не проблема. Можно было бы и топором прибрать, или там фомкой, но внутренне Витя к рукопашной был не готов. Пролезли в комнату, тоже пустоватую, потому как вся передвигаемая обстановка была тут свалена. Принюхались. Получалось, что объект заперся в ванной комнате.
     Присели на выдернутые из баррикады удобные роскошные стулья. Автомеханик уже сам попросил таблеточку под язык — разволновался что-то. Подумали. С одной стороны — сидит кто-то в ванной и — черт бы с ним. С другой — место удобнее Ольховки.
     И держать тут домашнего упыря. А, еще и в ванной комнате — никак не охота.
     — Валентин, где там фомка? — спросил Витя.
     Фомка была под рукой, и автомеханик держал ее на отлете, словно как кто-то знакомый. Вспомнилось Вите, ни с того ни с сего, что вот — был такой давний персонаж в компьютерной игре «Халф-Лайф» или как-то так, персонаж с куцей бороденкой, как у Валентина, тоже фомкой всех крушил. Тут же это вылетело из головы, когда напарник поглядел на дверь и почесал свою бороденку.
     — Что скажешь?
     — Хорошая дверь, даже не китайская. Деревянная. И замок ничего себе, но выверну. Вопрос — чем ты его останавливать будешь?
     — Черт, жаль ружье не взял, пистолетом придется.
     — Ты меня не зацепи только.
     — Не боись. Дверь пострайся не крушить слишком.
     — Хочешь сюда переехать? — глянул с интересом автомеханик.
     — А ты как считаешь?
     — Ну, удобств тут побольше. Бабам понравится, — пожал плечами Валентин.
     — А ты?
     — Дык у меня там мастерская. Привык я уже там жить, все свое и вообще, черт! — пропыхтел взломщик, когда фомка соскочила и от двери отщепилась длинная острая деревяшка.
     Виктор промолчал, хотя оплошность с щепкой была неприятна, как-то он уже свыкся с мыслью, что все, что глаза видят — то уже его полная собственность. Некрасиво получилось. Неаккуратно. Он поудобнее перехватил готовый к бою «Макаров».
     — Готов?
     — Давай!
     Дверь махом открылась. Сначала Валентин не понял, почему в ванной комнате — довольно просторной — совершенно пусто. Потом услышал возглас напарника, что надо смотреть ниже, опустил взгляд и удивился. Пухлый от намотанного на него разномастного тряпья зомби сидел, забившись в угол. Резким диссонансом с пухлыми конечностями и туловом смотрелась иссохшая как у мумии оскаленная голова с торчащими из обсохших десен зубами.
     — А дай фомку! — сказал Виктор. Почувствовал теплую круглую тяжесть в ладони, шагнул к неподвижному зомбаку, который словно с трудом ворочал одним глазом и хекнув, словно при рубке дров, саданул по полулысой голове, в последний момент закрыв лицо левой кистью. Руку конкретно так засушило от удара, фомка чуть не вывернулась из ладони, но под ней что-то звонко кракнуло, она словно провалилась, и сразу выдернуть инструмент, застрявший в черепе, не получилось, пришлось повозиться.
     — Патроны буду экономить, — пояснил он смотревшему без интереса напарнику.
     — Хозяин — барин, — пожал плечами Валентин и индифферентно заметил, что у Виктора из-за этой экономии все ботинки в говне. Действительно, на полу были подзасохшие кучки экскрементов, и в атаке Виктор не заметил, куда наступает. И да, вляпался. Запахло бодрее.
     — Он видно напугался, забаррикадировался и не вылезал. Вода, наверное, кончилась и еда — вон всякие обертки валяются. Потому так и высох, мумие сушеное. При жизни еще.
     — Ладно, не обязательно в этом коттедже жить, можно занять другой, а кто тут будет жить, пущай сам все убирает, — плюнул Витя, старательно вытирая ботинок об пушистый коврик.
     — Этот здорово перепугался… Хотя в комнате три пустые консервные банки валялись.
     — Может и не он…
     — Ну да…
     — Сейчас дальше тронем, раз все так слипается, то надо к трассе выбраться, глянуть, что да как. Ты тут дороги знаешь?
     — На тракторе-то? Можно и не знать, главное через болото напрямки не ломиться.
     — Темнеть скоро будет, как думаешь, успеем? Или может назад вернуться? Или тут переночевать? С утреца бы осмотрели бы все потщательнее, — спросил Виктор, про себя уже решив, что не удержится и поедет, потому как, образно говоря — тут флаг уже поднят, территория занята, а подсчитывать трофеи можно и не слишком торопясь, с удовольствием и расстановкой.
     — Да мне как-то по барабану, — равнодушно ответил Валетин, словно прислушиваясь к себе и опять невзначай потирая грудь. Поймал взгляд Виктора, стал оправдываться, что оно такое ужо и раньше бывало, пройдет.
     — Ладно, тогда — поехали, давай ты первый, я прикрою сверху, потом внизу глянешь что — как — я спущусь. Только из просматриваемого сектора не уходи!
     — Знаю. Кровати тут хорошие, мягкие. И подушки. Может, возьму пару, а то всю задницу на этом сиденье отбил. У тебя-то кресло поудобнее, а я как в лукошке сижу.
     — Бери! — великодушно распорядился Виктор, оглядывая комнату и даже прикидывая, как бы он тут мебель поставил, потом опомнился — благодаря запаху, в том числе и перехватил пулемет так, чтобы в любой момент открыть огонь — спуск вниз был, как ни крути — самым неприятным моментом и не спрыгнешь и не постреляешь толком. Хозяйственно прибравший подушки Валентин подошел к окну и, вереща, шарахнулся спиной вперед так, что завалился на разгромленную постель. За окном раздался длинный протяжный металлический скрежет, словно кто-то провел по стене чем-то вроде трамвайной рельсы и громкий шлепок, что-то мягкое и большое шмякнулось оземь. И все вместе взятое — от отчаянного прыжка Валентина здесь, до падения чего-то на манер бегемота за окном окатило ледяным ужасом, прокатившимся жгучим морозом от затылка до пяток, вот именно то ощущение было, что называлось «душа в пятки ушла». Так Валька пуганулся, только когда веревка порвалась, и мертвяки уже в десятке метров набегали. Перекосившись от страха, Виктор, тем не менее рванул к окну, потому что это автомеханик мог позволить себе такую роскошь — в панику ударяться, а вот Витьке такого кайфа не светило, если не он — то съедят обоих. Знать бы еще кто жрать собрался.
     В окно высунулись одновременно — злое рыло «дегтяря» и бледная харя пулеметчика. Про пулемет сказать ничего нельзя, но вот Виктор ошалел на пару секунд, потому как внизу, рядом со сложившейся под прямым углом алюминиевой лесенкой сидел здоровенный мутант и рожа у него даже вроде как была озадаченной, вот чего никогда Витя не видал — так это мимики у зомбаков, кроме злобы разве. Этому же только удивленно почесывать в затылке не хватало. Впрочем, как бы не ошалел от падения мертвяк, а звякнувший сошками о подоконник пулемет словно шилом ткнул этого здоровилу и тот, грузно, но очень шустро и даже грациозно — как медведь здоровенный, маханул за угол. Выстрелить Виктор никак не успевал.
     Пулеметчик перевел дух, глянул еще раз внимательно на сломанную лесенку и закрыл аккуратно окошко. Страх еще холодил душу, теперь затряслись руки и во рту пересохло. Теперь все детали сошлись — и полное отсутствие в удобном месте живых, которые не смогли справиться с таким феноменом и запершийся в смертном нерассуждающем страхе на втором этаже человек и завалы мебели. Разве что непонятно было, почему ни одного зомби нету, но и тут возникла у Вити мысль-догадка, которая, скорее всего была правильной — там где живет крупный хищник, другие хищники, помельче, околачиваться не любят. А кто нахальничает — становится обедом у того, кто зубастее. Тут, получается, территория этого здоровенного хама. Он тут в баронах ходит.
     — Интресно — неожиданно для себя вслух сказал Виктор — а территорию свою эти мертвяки метят? Ну, типа как медведи — встают на дыбки и кору дерут, кто выше — тот и главный. Как кобели или коты они не могут — не мочатся.
     Подождал ответа от Валентина, но тот молчал как рыба и так же по-рыбьи нехорошо дышал, разевая рот. Вот это совсем было неуместно. Вот особенно сейчас, в этой ситуации. Почему-то вспомнилась одна из бабенок, Карина, укушенная стервой из леса, крысоедкой паскудной. Тоже перед смертью так дышала, и потела тоже очень похоже. Градом лилось. И кожа серая такая же была. Так это что, Вальку укусили, что ли? Кто? Когда?
     — Ты что это, а? — как-то неуверенно спросил барон своего слугу.
     — Печет тут. И в руку шибает. И в спину. Сердце, наверное. Никогда так не было, — пролепетал испуганно автомеханик.
     — Ты это, полежи, отдохни, сейчас пройдет, — засуетился Виктор. Тут же вспомнил, что аптечку оставили в тракторе и дверку закрыли. И харчи все с питьем — тоже там же. Но харчи это ладно, сегодня обедали, так что пока сытые, а вот пилюли зря не взял, как-то не подумал, больно все спокойно было, расслабились. И хмырь этот после нитроглицерина грудь тереть перестал опять же. А вот теперь капитально попали, прямо по самые не балуйся вляпались.
     — Ты эта… — робко сказал Валентин и заткнулся.
     — Что? — посмотрел на жалкую руину человека Виктор.
     — Витя, ты меня ему не выкидывай в виде приманки, я ведь пригожусь еще. Чесслово! Я все — и пить больше не буду, не выкидывай меня только! Я со всех сил стараться буду, мы такую конфетку из джипа того сделаем!
     — Не хочется умирать-то? — мрачно спросил Виктор, неприятно удивленный тем, что в нем заподозрил этот огрызок мужчины. Очень огорчило предположение Валентина. Видимо действительно перестарался, воспитывая эту заблудшую овцу или кто там в Писании блудил? И не только огорчило — сюрвайвелист сам себе удивился, что в такой момент и в такой ситуации слова убогого и обидели тоже. Выкидывать Вальку в окно было просто нерационально, не умно, хотя бы даже и потому, что заменить автомеханика было некем, и какой бы он ни был, а являлся персоной уникальной, повышенной ценности. Только такое соображение помешало тогда еще алкашу этому просто башку снести, а пришлось корячиться с воспитательными работами. Воспитательно-исправительными. Вот если бы вместо Вали тут была баба, попавшаяся на краже молодой картошки — выкинул бы, наверное. Опять же в целях воспитания. А автомеханика — нет, нельзя. Так что с одной стороны обидно, конечно, что считает хозяина этот чмырь таким злым и глупым, с другой — нехай боится. Все эти соображения просквозили в голове за такое короткое время, что диву даться.
     — Очень, Витенька, просто ужас как! Таким дураком был, стыдно сейчас говорить, фанфаронил, дескать, что наша жизнь — фигня! А сейчас вот сильно жить хочется. Я ж и не жил толком! Мне б еще хоть годик, хоть полгодика! Хоть пару месяцев! Я жить хочу!
     — Эк тебя проняло! — удивился Виктор и непроизвольно быстро оглядел комнату. Вспомнилась ему запавшая в память со школьного курса литературы басенка про мужика-дровосека, который все смерть звал от плохой жизни, а как оказалась Смерть рядом и спросила, дескать, чего звал-то, так мужик тут же переобулся на ходу и заблеял, что, мол, помоги вязанку дров на плечи закинуть. Вот и сейчас померещилось — а вдруг та самая старушка с сельхозинвентарем стоит поблизости, лыбится костяной улыбкой. Сам себя одернул — при таком сраче, что вокруг, какая там старушка. Тут вот мутант здоровенный рядом колобродит, караульщик бесплатный. Тоже Смерть, но и вид и запах — куда там скелету в плащике. Хотя поведение Валентина, такое его жалкое униженное бесстыдство наводило на мысли, что действительно ситуация паршивая. И так-то не помощник, а теперь и тем более. Черт, а ведь сообразил-то недотепа быстро, что ситуация мерзотная. Заперты на втором этаже, баррикады эти разбирать замаешься, воды и еды нет. Осаду-то выдержишь недолго, а тварь эта дохлая явно с огнестрелом знакома и умно из-под прицела уходит. И быстрая. И здоровенная. Не бегемот, конечно, но полтора Лиловых где-то смело вытанцовываются, а Лиловый тоже не Дюймовочкой был. Хорошо еще лестница под кадавром сломалась, люменевая, к счастью, не выдержала тушу. По железной бы залез — и «Ба! Какая чудесная встреча!!!».
     Ночь прошла беспокойно и тревожно. Спать не получилось, всхлипы и тихие причитания Валентина к утру сменились на размеренные шумные хрипы, а потом и на частое, словно как у собаки на солнце дыхание. Виктор сидел в углу и обреченно думал о том, что единственный его напарник — у х о д и т. И помочь нечем. Откликаться Валя перестал уже несколько часов назад, и в лунном свете — а фонарик сдуру они тоже оставили в тракторе, видно было, что без сознания автомеханик. Амба. К утру даже пару раз Витя доставал из кобуры Макарова, очень уж не хотелось вырубиться от изнеможения и проснуться оттого, что новодельный зомбак зубами грызет, но не мог себя заставить выстрелить в лежащую на подушке голову с прилипшими к коже потными редкими волосенками. До последнего надеялся, что может быть — оклемается. Бывают же чудеса?
     Автомеханик Валентин умер в полдень. Несколько раз как-то по-особенному длинно вздохнул — и все. Через силу Виктор подошел к кровати, посмотрел, считая про себя секунды, чтобы не затянуть случайно время до обращения, убедился в том, что ни дыхания, ни пульса нет, и остался он тут один, потом за руку сдернул тело с кровати и, примерившись, аккуратно прострелил голову своему компаньону.
     Плюнул на всё и завалился дрыхать, решив, что после бессонной ночи ничего лучше не придумает. На душе было пусто и тошно, скажи кто неделю назад, что одна эта смерть дурацкого деревенского алкаша так подействует на несгибаемого сюрвайвера — не поверил бы. Но не тот уже был Виктор, пооблетела героическая шелуха, пообтерлась от реального выживания. И ведь не очень-то ему хотелось геройствовать, все как-то само по себе получалось, одно за другое. И где-то на задворках сознания робко пискнула мыслишка, уже и раньше приходившая в голову, что зря он потратил столько сил на свой сюрв. Жив, конечно, остался, но ведь и другая публика, пальцем о палец не ударившая для своей защиты, выжила. Та же Верка. А те, кто специально готовился? Те, у кого оружия было до черта и опыт погуще? В больших городах ясно, что большой могильник, а вот мелкие городишки как? А всякие эти Сибири и Якутии с Бурятиями? И холодно там и народу негусто, да и крутой там народ, опять же время имелось у них — узнать, понять. Подготовиться по полной схеме. Уж чего-чего, а не такая невидаль эти зомби, хрестоматийные, можно сказать. Одних фильмов и книжек сколько было. Стреляй в башку из укрытия — всех дел. Только патроны подноси…
     Тут Виктор отвесил своим вялым умствованиям увесистого пинка. Не о том думать надо. Он сидит на втором этаже, выход — только через окно, а потолки тут высокие, потому не прыгнешь просто так. Напарник помер, жратвы нет, воды нет. Это значит, он может тут сидеть максимум несколько дней. То есть подыхать может несколько дней, через 2-3 дня не будет он уже боеспособен. Получается что? Получается, что нельзя терять время. И так в голове, словно часики тикают, неумолимо и грозно. Нет воды, нет еды… И времени нет… Нет воды, нет еды… И времени нет…
     Виктор встряхнулся. Без толку причитать. Внизу — мутант. Двигается быстро, на глаза зря не лезет. Все, абстрагируемся, наплевать, что зомби. Он уязвим для огнестрела, это главное. Не парализуем мозг, думаем. Внизу хищник. Хитрый. Но голодный. Валька просил не кидать его мутанту. Живого не кидать. А мертвому ему пофиг. И он не успел обратиться. Значит — деликатес. Значит — обычная охотничья засада с вышки на хищника с применением приманки. Все стандартно…
     Тут Виктор опять себя охолонул. Не стандартно, никак не стандартно. Над мутантом не капает, может и потерпеть денек-другой. К тому же он не за углом сидит, может и не засечь, что тут харчи появились. Он может придти когда угодно. И хрен его укараулишь — спать-то надо. И дальше что? А дальше мутант хватает дохлого Вальку и тикает. За угол ему завернуть — секунд пять времени. Надо при этом высунуться из окна по пояс и держа пулемет на вытянутых руках лупить строго вниз, без упора. Значит, особой меткости не будет. Шанс повредить его есть, конечно, но может и уйти. И что тогда? Выпрыгивать следом? Как бы не поломать ноги. Нет. Прыгать нельзя.
     Виктор обвел взглядом некогда богатую, а теперь изрядно погромленную спальню.
     В общем, нет ничего такого, что могло бы пригодится в засаде. Ну, кроме трупа Вальки, который тихо лежал на полу у окна и никак о себе не заявлял. Пока не заявлял, на такой жаркой погоде завтра уже будет душисто.
     Нельзя дать монстру уволочь приманку из зоны обстрела. Нельзя быть запертым на втором этаже. И прыгать нельзя. Вывихнул ногу — и все, гарантированный конец. Вот и думай.
     И Витя думал. Ничего другого не оставалось. Белье на постели оказалось из дорогих, потому, когда сюрвайвер драл его на полоски и эти полоски свивал и связывал в подобие веревки, поминая при этом бухту роскошного каната, лежащую неподалеку — в тракторе, надежда имелась на то, что самодельная веревка не порвется. Видал раньше в инете Витя как рвутся такие вот самоделки и старался на совесть, проверяя узлы. Когда солнце зашло было готово две веревки, правда пришлось и шторы порвать на полоски. Вспомнив еще раз про фонарики в тракторе, Виктор улегся дрыхать. И ночью ему снились щи с вискасом, отчего проснулся он с невзрачным привкусом во рту. Правда, в загаженной ванне он видел чьи-то сиротливо стоящие чужие зубные щетки, но пасту видно съел запершийся в ванне и потому на чистку зубов пунктуальный Виктор наплевал.
     Привязал труп покойного напарника прочно за ногу, другим концом примотал к спинке тяжеленной кровати. И вывалил тяжелое, неподатливое тело из окна, неожиданно для самого себя, поморщившись и извинившись перед умершим за грубое отношение.
     Потом, не теряя времени и нервничая, что вот явится сейчас мегазомбак, а он пока к встрече не готов, спеша и путаясь, прихватил второй веревкой торчащий из стенки кронштейн, на котором крепилось замысловатое, но безвкусное украшение и уложил веревку бухтой на подоконнике.
     Теперь оставалось только ждать. Либо мертвяк схватит вкусное тело и постарается его утащить, дернув тяжеленную кровать и дав, таким образом, сигнал о своем визите. Либо полезет по веревке в окно — и опять же сдвинет кровать. И либо надо будет встречать мутанта огнем в лоб, либо вываливаться самому на улицу, спускаясь по второй веревке и стреляя убегающему в спину.
     Приготовления закончились, оставалось только ждать. И Виктор стал ждать, благо больше делать ничего не оставалось. Сидеть неподвижно и ждать. Ждать. Ждать. Отгонять от себя мысли, что может мутант сейчас охотится за вкусными лягушками и учует запах от Вали только дней через несколько. Ждать. Стараться не думать, что у зомбака хватит терпения на неделю. Он уже мертвый и терпения у него в избытке. Ждать. Ждать. Ждать…
     Первые сутки прошли безрезультатно. Страшно хотелось пить, не раз Виктор уже совсем решался плюнуть на безопасность и ломануться к трактору, в котором была вода. Единственно, что мешало — впечатление о скорости и уме врага. По бегу Витя не мог тягаться с этой неживой, но шустрой мертвячиной. Тем более с пулеметом в руках не слишком и побегаешь. Должен придти, гад. Должен.
     Гад не шел.
     Шло время и вместе с ним утекали силы.
     Когда кровать, словно взбесившийся конь, рванулась из-под дремлющего Виктора, он в первое мгновение и не понял, что это поклевка. Просто свалился мешком с кровати на пол и ушибся, спал-то с пулеметом в охапку. Кровать опять прыгнула, стукнувшись о стенку под окном. Витя тут же метнулся к окну, больше всего опасаясь, что нежить уже залезла по импровизированному канату и сейчас будет тошная, но бурная встреча. С остановившимся сердцем перегнулся через подоконник, пытаясь в таком неудобном положении держать пулемет готовым к мгновенному открытию огня — и удивился. Внизу было пусто. Ни Вальки, ни мутанта. Просто пустое место, относительно чистый газончик.
     А связанной из простыней веревки осталось совсем мало — на метр вниз свисал жалкий огрызок. Порвали рывки необычной «рыбки» нестандартную «леску».
     И вместо пулеметной очереди выдал Виктор трескучую матерную тираду, помянув все сразу. И перевалился через подоконник, сжимая ослабевшими от страха руками неровный канат. Не получилось ровно съехать по канату, быстровато вышло, но все же не так, как если б просто прыгнул со второго этажа. Стукнулся подошвами сапог о землю, ладони обожгло, словно наждачкой протер, но обращать внимание на такие пустяки не стал, не до того. Вертанулся туда — сюда, вроде как трава примята вправо. Кинулся опрометью, но перед углом затормозил, потому как подумал, что будь он, Виктор, мутантом — сел бы за углом посидеть. Высунулся крайне аккуратно, отчаянно труся, облегченно выдохнул, нет, не сидит никто. Но и мутанта не видать. Куда этот желудок на ножках делся? Черт его знает. Так, к трактору — в другую сторону! И Виктор, старательно выбирая наиболее безопасную дорогу, припустил к машине. Трактор стоял, как его и оставили, только нагрелся на солнце. Сюрвайвер влетел в кабину турманом, щелкнул дверцей, скептически оценив убогость защиты перед лицом таскающегося тут мутанта, жадно присосался к горлышку пластиковой канистры. Шибающая нагретой синтетикой теплая вода показалась очень вкусной. И, не откладывая дело в долгий ящик, Виктор стартовал прочь из этого зачумленного места.
     В себя пришел только, когда проскочил километров десять. Остановился на этот раз в теньке, чтобы не так жарко было. Уже не так заполошно попил водички. Тут уже вкус воды не понравился. Открыл корзинку с харчами, выбрал, что уже было готово засохнуть и испортиться окончательно, благо голод не тетка. Пожевал. Запил водой.
     В голове вертелось странное «либо я, либо он». Отожрется мертвяк на Вальке еще больше, тогда его черта лысого без пушки возьмешь. А поселок понравился. Хочется тут резиденцию себе устроить. Надоел быт 18 века. До сблева надоел.
     Значит надо возвращаться. Пока мутант жрет — может быть он так же глух и нем. Как и обычные зомбаки, когда им удается дорваться до жратвы.
     Словно себя на аркане волоча, так не хотелось возвращаться, Витя ехал обратно. За шумом тракторного двигателя невозможно было что-либо услышать со стороны, в узкие щели что-либо разглядеть тоже не получалось и потому сюрвайвер решил, что самим треском и шумом будет приманивать врага.
     Въехал с помпой обратно в поселок. Тихо, только двигло на холостых тарахтит. Покрутился между коттеджей. Опять ничего. Попытался рассмотреть из кабины (вылезать крайне не хотелось) «следы волочения», опять толком не понял, выходило, что мертвяк не волок, а унес тело. Или двигался не по траве, а по дорожкам. Тоска накатывала волнами и каждая следующая была куда сильнее предыдущей.
     Потратив целый час совершенно без толку, Виктор плюнул и поехал вон из этого словно зачумленного поселка. Не срослось.
     От лютого удара в дверцу трактор подскочил и как-то неуместно легко для такого грубого агрегата грохнулся на бок, взвыв дизелем. Витьку приложило головой обо что-то железное, на секунду потерял ориентировку в пространстве, ощущая себя горошиной в детской погремушке, путаясь руками в том грузе, что только что лежал аккуратно и пристойно, а теперь превратился в перемешанную неряшливую кучу, вмиг заполонившую смятую кабину. Дошло, что таки удалось ему найти мутанта, точнее мутант его нашел. Трактор, опрокинутый на бок, странно двигался какими-то рывками, заднее колесо продолжало вращаться, и потому сельхозинвентарь елозил по дороге, скрежеща железом о камешки, да впридачу еще и продолжало что-то хрустеть и сминаться, потому как атаковавшее трактор существо старалось изо всех сил выдрать еще живого человека из хлипкого жестяного укрытия, словно устрицу из раковины.
     Кабина продолжала сплющиваться, словно алюминиевая банка под сапогом, со странным дребезгом отскочила крыша, открыв вид на поднятую дергающимся трактором пыль, а неумолимо продавливаемая боковина вдруг застопорилась. Виктор, барахтаясь в ставшем ужасно тесном пространстве, вдруг догадался — почему. Старый пулемет встал враспор и принял на себя вес колотящегося на кабине чудища. Но он же и не давал вылезти сквозь открывшийся в сорванной крыше проем, зажав Викторовы ноги. На счастье сурвайвера ствол смотрел вверх, упираясь раструбом пламягасителя как раз в трещащую под тяжестью упыря жестянку. И, моментально оглохнув от лязгающего грохота в тесной кабине, Витя нажал на спусковой крючок. Струя пуль — на весь диск, ушла в небо и — как надеялся стрелок, хоть как-то зацепила мертвого врага, потому что жесть жбонькнув, выправилась немного, свалилась с нее тяжесть. Пулемет, как-то устало, завалился вбок, до конца выполнив свою роль и защитника и оружия и подпорки.
     Не очень рассуждая, Виктор выпихнулся через дырку в крыше, сиганул на четвереньках десяток метров, тягостно ожидая хрустящего удара сзади и, наконец, оглянулся. Мертвец был за трактором, виден был только частично, но явно двигался, причем Витка опять ужаснулся тому, насколько же эта мертвячина разожралась. Передернуло ледяным ужасом — все оружие, кроме пистолета осталось в кабине. А пистолет… Как только мертвая туша вывалилась из-за трактора, никчемность пистолета стала очевидной. С тем же успехом в эту громадину можно было бы плеваться жеваной бумагой из трубочки. И не видя ничего другого, Витя рванул, как давно не бегал — опрометью, стремглав, ощущая тяжелый топот за спиной, совсем рядом — на один удар сердца отставала мертвячина, а сердце билось у Витьки с пулеметной частотой. Хорошо еще оказалось, что мощь этого мутанта мешала ему бежать быстро, несколько первых секунд Виктор ужасался тому, что вот сейчас вцепится, завалит и конец — но к счастью скорость виденного раньше рывка не была видимо постоянной для этой твари, теперь он бежал медленнее, но не отставал.
     Выходило так, что теперь идет марафон и проиграет тот, кто первым устанет. Виктор несся во весь дух, огрызками мыслей ругая себя за то, что давно не бегал, теперь это было ему крайне сложно, дыхание сбилось. Ноги толкали тело вперед не упруго и не так быстро, как хотелось бы, тварь перла сзади, словно привязанная. Чуть-чуть придя в себя, сюрвайвер попытался хитрить, оставлять между собой и тушей стволы деревьев, проскакивая между стоящими рядом, надеясь, что тупая сволочь застрянет, но мертвяк на такие козни не клюнул — и не отстал, а вот Витька чуть не навернулся, поскользнувшись на скользких корнях раздвоенной березы. И если усталость уже гнула Витьку, то преследователь пер по-прежнему, напористо и неотвратимо.
     Под ногами захлюпало, мох определенно стал мокрым и со смертной тоской пришло понимание — загнал гад в болото, тут болот полно, сейчас завязнуть — и конец! Попытался кинуться вбок, но чудом увернулся от маха горилльего вида ручищи, взвизгнул, кинулся туда, куда еще было можно, проваливаясь уже по колени. Тварь явно соображала, что делает — совсем неподалеку мелькнули в кустах рваные яркие тряпки, бывшие когда-то женской броской модной спортивной курточкой. Виктор еще удивиться успел тому, что вроде как среди ошметьев успел за долю секунды опознать длинный предмет, странно похожий на человечью бедренную кость, тут же забыл об этом. Стало глубже, ледяная вода нагнала ознобу поболее, чем было, а было и так на пределе. Ноги выдирать становилось все сложнее, вода треножила, вязко хватая тысячами липких лапок, тварь плескалась теперь совсем рядом, еще чуть-чуть — и все, конец! Успел схватиться за ветки жидкого кустарничка, рванулся так, что мышцы затрещали — или кусты? Выдернул себя на секунду из жижи, оставив болоту на память оба сапога, перекатился по мелким кустам, судорожно схватил глоток воздуха и, помня только два правила хождения по болоту — держаться растительности и выбирать ту, что цветом потемнее, ярко-зеленая травка как раз над трясиной, запрыгал ополоумевшим зайцем, наваливаясь на проминавшиеся в мягко-рыхлую поверхность болота кустики. Прыгал, словно по громадному матрасу, то и дело проседая и стараясь бежать на четвереньках, чтобы тяжесть свою рассредоточить. Исчадие зла стало отставать, оно было тяжелее, шло по кратчайшей прямой, потому ему приходилось труднее. Но его мощь пока позволяла переть танком.
     Когда сил у Витьки практически не стало вовсе, в глаза бросилось веселенькое свеженькое зеленое пятно. Ясно было, что удрать не получится — выдохся Витек полностью. Оставалось последнее возможное и, собрав всю свою волю в кулак, шатаясь как пьяный, сюрвайвер кинулся в обход пятна, даже не думая о том, что тварь может тупо последовать по следам. Последний рывок Витки обессилил его полностью, ноги заплелись окончательно и он сел, с хлюпаньем и чавком, прямо на просевшую под его весом кочку. Глянул затравленно на преследователя. Тот был метрах в пяти. Дыхание у Виктора остановилось, руки вяло тянули из кобуры мокрый и скользкий пистолет, который стал словно пудовым.
     Тварь не издала ни звука, и это было самым диким в ее победном рывке. В облаке из грязных брызг туша, изгвазданная в болотной жиже, мертво-серая с ошметьями-лоскутьями неопознаваемой уже одежды взвилась над поверхностью болота и грохнулась в метре от Витьки, инстинктивно поджавшего ноги. Грохнулась прямо на аккуратную зеленую лужаечку. Лапа с когтями хлестнула по мху, совсем рядом от босой ступни Виктора, вырвала пласт мха, оставив быстро затягивающуюся коричневой жижей борозду — а второго замаха уже не вышло. Витька со скрипом перевел дух, его трясло, но он сидел и как зачарованный смотрел на бултыхающуюся в болотном окне тварь. Мертвечина просела сразу и глубоко и теперь тонула в трясине, тупо ворочаясь и погружаясь все глубже и глубже.
     Виктор наконец-то отдышался. В голове прояснилось и, хотя зубы стучали, словно отбойный молоток, но он немножко стал приходить в себя. Хотел встать — и не смог, ноги не держали. Сидел в ледяной жиже и не замечал этого, тупо глядя, как медленно проваливается в топь ворочающееся совсем рядом существо, самую малость не доставшее его зубами. Потом решил не ждать финала, мало ли, что еще произойдет. Тварь влипла капитально и теперь вряд ли сможет отсюда вылезти самостоятельно, а уж Витя никак не горел желанием ей помогать. Встал, как столетний немощный дед, и побрел к берегу, удивляясь тому, как смог так ловко выбирать дорогу — идя без всякого преследования и сосредоточившись, он дважды ухитрился провалиться мало не по пояс ивылез просто чудом, благо старался придерживаться кустов, держась за ветки почти все время, обходя открытые пространства и особенно — аккуратные и веселенькие полянки-окна.
     Вылез не там, где ожидал, пропетлял по лесу еще с час, наконец добрался до угомонившегося уже трактора. Посмотрел на расковыренную кабину, повздыхал. Первым делом выволок свой пулемет, сменил диск на полный и, поглядывая по сторонам, поспешно, непослушными одеревеневшими пальцами набил патронами пустой. Все так же устало поплелся к коттеджам, не замечая, что и погода разгулялась и потеплело. Забрался в ближний коттедж, подпер двери и устроился, скинув со стоном свою мокрую и грязную одежку, на здоровенной кровати. Его знобило, потому пришлось навалить все сухое тряпье, что нашел. И все равно — всю ночь мерз.
     Утром почувствовал себя лучше. Аппетит вернулся и вообще как-то все бодрее пошло. Быстрый обыск занятого им коттеджа дал плоды — в чулане нашлись резиновые боты по ноге, рабочая одежда, которая была ему велика, ну да комбинезоны и бывают мешковатые. Перекусил той жратвой, что еще оставалась, встряхнулся и, хлюпая носом от внезапно напавшего насморка, пошел к запасной машине. Пришлось изрядно покорячиться — сначала ставя трактор в нормальное положение, на колеса, а потом заводя его. Удивительно, но покуроченный трактор ожил и зачуфыкал. Виктор твердо решил добраться до Московского шоссе, это стало его идеей фикс.
     Но добраться до шоссе у него не вышло. Трактор грохотал, дорога попалась немилосердная — из грязи торчали бетонные плиты, только на тракторе и можно проехать, потому вождение внимания требовало много, глядя перед капотом агрегата вдаль не шибко-то полюбуешься, тем более в лесу. Именно поэтому, повернув, в соответствии с изгибом этой проселочной дорожки, Виктор не сразу сообразил затормозить. Спохватился — а уже и поздно. Не веря своим глазам, вытаращился на людей и машины, стоящие посреди старой вырубки. Они-то, судя по всему, его давно уже по тарахтенью засекли и спокойно ждали. Не без интереса рассматривая вывалившееся из леса чудо-юдо драное и трепаное, с перекошенной набок кабиной.
     Виктор тормознул от души. Вот этого он никак не ожидал увидеть. Что угодно, но не это. Штабель сосновых бревен, погрузчик с лапой-грейфером и недозагруженный лесовоз. И человек шесть мужиков. Мирная картина ушедшего времени. Разве что трое мужиков явно были вооруженными, это-то Витя засек сразу. Стояли мужики так, чтобы в случае необходимости посадить наглеца в огневой мешок, но вид у них был мирный, не угрожающий. Но вот чего-чего, а устраивать сейчас ковбойские пострелушки сюрвайверу не хотелось категорически. Сидел в кабине, смотрел, благо после общения с мутантом дыр в обшивке кабины добавилось много и разных. Один из мужиков махнул ему рукой — дескать, тут все свои, не стой столбом.
     Виктор подъехал поближе.
     — Здравствуйте! — перекрывая голосом тарахтенье мотора громко не то сказал, не то выкрикнул Витя, высунув голову в дыру, где лист железа был оторван.
     — И тебе не болеть! — отозвался подошедший поближе мужичок, быстро осматривая потрепанный трактор. Пожал удивленно плечами, спросил:
     — Откуда это ты такой взялся? Да еще на таком танке?
     — Из Ольховки, — неожиданно для себя ответил герой-одиночка. Скрывать смысла не было, даже если встретился со сволочью. Не нужно быть Чингачгуками, чтобы по следам разобраться — откуда приехал трактор. Следов наследили — до горизонта, чего уж. А вид у мужиков был вполне мирный, даже не то, что вид, а общее впечатление было такое, ну удивились тоже, что приехал из безлюдной местности, так это для деревенских, встречающихся с пришлым — нормально.
     — Ишь ты. А там что, живые остались? — удивился мужичок.
     — Петрович, давай догружать, натреплешься еще, — приказным тоном донеслось от грейфера.
     — Да сейчас, — отмахнулся мужичок, закуривая. Виктор отметил, что зажигалкой и недурные сигареты.
     — Будешь? — предложил мужичок и Виктору.
     Неожиданно для самого себя некурящий Виктор взял сигарету из пачки. Тут же спохватился, сидеть и кашлять, словно глупый восьмиклассник не стоило перед этими малознакомыми личностями. Потому отказался от зажигалки, просто сидел и нюхал забытый уже, но почему-то приятный сейчас запах табака. Из того, старого времени запах.
     — Петрович, задрал ты уже со своими перекурами. На обед опоздаем же!
     — Да ладно, я вас охранять буду!
     От грейфера донеслось многоголосое пояснение, чем и кем считают помянутого Петровича, но мужичок и ухом не повел. Стоял, посматривал на Виктора. Грейфер залязгал захватом, потянул охапку бревен.
     — Давно оттуда живых не появлялось, — сказал мужичок, кивнув в сторону, откуда выкатился трактор.
     — А нету там живых. Ну, почти, — ответил Витя.
     — Почти это сколько? Сотня? Полста? Десятка два? — с невозмутимым видом поинтересовался мужичок.
     — Вроде того. А с какой целью интересуешься? — вспомнив читанные когда-то рекомендации по общению с уголовниками, ответил вопросом на вопрос сюрвайвер.
     — Из интересу. Потому как глядишь и еще чья родня выжила в этой катавасии, тогда хорошо, — как ребенку сказал Петрович.
     — А что, может быть и плохо?
     — А то ж! У нас дармоедов и так сотни три. Не ровен час и твоих кормить придется, опять же убыток. Или может вы вообще банда. Гуляли тут, было дело, ухари такие, не всех положить получилось, — посасывая сигаретку и попыхивая дымком, вразумительно ответил мужичок.
     Витя хотел было заявить, что банду-то он как раз того… Но передумал еще раньше, чем рот открыл, потому как черт его знает — кто этот Петрович. Мужичок, правда, не производил впечатление бандита, скорее напоминал обычного работягу и автомат у него на плече был не козырным, а весьма потертым АКМС.
     — Не, мы не банда. А жратвы бы и впрямь не худо было бы добыть, маловато у нас харчей — вроде и не прибедняясь, а говоря чистую правду, сказал Витя.
     — Городские — утвердительно кивнул головой мужичок.
     — Огороды вскопали и посеяли, что получилось. Только вот ни семян толком не было. Ни удобрений. В общем — небогато, — заприбеднялся Виктор дальше.
     Мужичок кивнул.
     — А у вас тут как? Спокойно? — спросил сюрвайвер в свою очередь.
     — Нет, с чего бы? Конечно, не спокойно, сейчас разве что в Кронштадте спокойно, на острову сидят. Да и то, может сказки. Ты куда ехал-то?
     — На Московское шоссе хотел выбраться. Рассчитывал там чего полезного найти. Топливо там, харчи.
     — Досталось тебе по дороге-то, — констатировал очевидный факт мужичок, даже и не рассматривая все повреждения боевого трактора. Впрочем, Витя успел засечь несколько внимательных взглядов мужичка и на машину и на оружие и на самого тракториста.
     — Чистить много пришлось, патронов извел кучу, — не без намека заметил сюрвайвер. Петрович намек понял, усмехнулся:
     — Патроны, это да. Как мед у Винни-Пуха. Вроде и есть — а уже раз — и нету. А ты смелый, однако, в одиночку кататься. Больше мужиков нету, что ли? Или американских фильмов насмотрелся? Про сюрвайвелосипедистов, или как их там? — остро глянул мужичок.
     — Вдвоем поехали. С Валькой — автомехаником.
     — Схарчили его?
     — Да нет. Зажал нас в коттеджном поселке какой-то зомбак громадный, Валя от инфаркта помер. Сердце прихватило. Ночь промучился, а утром загнулся.
     — Ишь, оно как бывает. А мне Валька мотор запорол. Год корячился, завтраками все кормил. А починить не сумел. Правда и мотор был списанный. А потом он с бандюками что-то мутил, пил после по-черному.
     — Ты его знал, что ли? — удивился Витя.
     — А тут все друг друга знали. Раньше-то Валентин уважаемый человек был, все умел починить. Пока машины всей этой сраной электроникой не набили. С ней он разобраться не умел, не получилось. Ну — земля пухом. А с мутантом как разошлись? По трактору судя — не совсем краями?
     Так безразлично был вопрос задан, что Витька сразу насторожился. И тут только понял, что он-то мужичку уже много чего рассказал. А вот ответно узнал совершенно ненужное — про три сотни дармоедов, да прошлое покойного автомеханика. Ни то, ни другое нафиг знать не нужно.
     — Погодь, ты скажи — мне дальше на Московское шоссе ехать стоит?
     — Ну, это смотря чего ты хочешь, мне-то откуда знать? — пожал плечами мужичок.
     — Я ж сказал — харчи, топливо, может еще что полезное?
     — Это вряд ли, — с суховскими интонациями сказал Петрович.
     — Не добраться, что ли?
     — Почему не добраться. Дорога расчищена и мертвяков повыбили.
     — Так в чем дело? — наседал аккуратно Виктор.
     — Все, что полезного было — мы уже и так прибрали. Да и не мы одни.
     — А вы — это кто?
     — Конь в пальто и дед Пихто. Люди живые, кто ж еще, — усмехнулся мужичок.
     — Петрович, матери твоей полный сарай дров осиновых! Долго тебя звать! — донеслось от погрузчика.
     — Вишь, без меня — как без рук и плюнуть некуда, — усмехнулся мужичок, притоптал сапогом окурок и не спеша двинул к машинам, бросив напоследок: — Посматривай за лесом, вроде и чистили несколько раз, но все лезут упыри откуда-то, так что смотри. Мы скоро закончим, можешь с нами поехать.
     Виктор забрался на скрипнувшую под его тяжестью промятую крышу трактора. Сценка была идиллическая. Ну, немного ее нарушало только то, что без Петровича его компаньоны положили бревна неаккуратно, потому вместо штабеля из бревен получилось что-то вроде диковатого стога сена. Если представить сено из бревен. Еще в картинку мирного времени не вписывалось то, что все мужики были в сапогах, перчатках, причем грубоватых таких перчатках да еще впридачу с раструбами, и шеи у мужиков были прикрыты то ли пришитыми к курткам, то ли пристегнутыми валиками упругого вида. И последним штрихом были странноватые головные уборы — вроде как часто носимые и раньше подшлемники, но тоже усиленные какими-то новодельными валиками. Делавшими привычные головные уборы похожими на танкистские шлемы. Виктор сообразил, что видит сейчас самодельные, но неплохо продуманные доспехи от зомби.
     Присутствие Петровича привело к успеху довольно быстро — упакованный штабель бревен лежал более-менее ровно и лесовоз, рыча, выбрался на дорогу, следом покатил грейфер с десантом из мужиков. Один махнул рукой, дескать, езжай следом. Витя, не видя других вариантов, покатил за грузовиками, немного завидуя мощи едущей впереди техники.
     Навстречу пару раз попались другие грузовики. Что-то оживленное тут движение.
     Бетонный забор с колючей проволокой поверху — что странно, не с новомодной блестючей егозой, а старомодной, но намотанной старательно и грамотно уже не очень удивил Виктора. Не удивило его и то, что прибывшие машины из будки у ворот вылез осматривать мужик в камуфляже явно ментовского вида. Закрыл аккуратно ворота. Остановился у трактора, попинал колеса задумчиво.
     Подошел Петрович, опять дымящий сигареткой.
     — Он с нами.
     — Откуда взялся?
     — Из лесу приехал. Еще полтора — два десятка выживших. Бабы в основном.
     — Очередной нахлебник на нашу шею, — прищурился мент.
     — Да вроде нет — вишь, трактор сгоношили. Валька — алконавт помер, говорит. Видно на пару делали. Хотя сварка кривая, видно Валька совсем разучился.
     — Ну, я ему всегда говорил, что столько пить вредно. А что так криво собрали?
     — Говорит, на морфа напоролись.
     — А, понятно такое дело. Ну ладно, пошли, распишись. Автоматическое оружие есть? Эй! Не спи. Замерзнешь! — окликнул немного удивленного Виктора мент.
     — Да, есть. Пулемет, — отозвался Витя, судорожно прикидывая — с чего это Петрович сделал такие грамотные и точные выводы из осторожных ответов.
     — Ты давай, поспеши. Обед пропустим, — поторопил Петрович своего подопечного, махнув своим, чтобы они ехали дальше.
     — А ружье тоже сдавать надо? — спросил, просто для того, чтобы потянуть время и оглядеться, Виктор.
     — Нарезное? — деловито спросил Петрович.
     — Не, гладкоствол.
     — Можно оставить. Я тебе не коп, права зачитывать не буду, но за применение оружия на территории базы против живых — копец сразу. И не вздумай воровать — наказание такое же.
     — А если меня примутся обижать?
     — Ты патруль тогда зови. Хотя у нас тут спокойно. Веди себя по-людски — не будет проблем, — не принял шутливого тона мент. Зашли в будку, довольно просторную для обычного КПП. На столе — пара открытых амбарных книг. Мент подвинул к себе одну, вписал туда «дегтярева», попытался прочесть номер, кое-как воспроизвел побитые временем цифры, пометил в графе «примечания» — «вид потасканный, оружие потрепанное», что не очень как-то порадовало Виктора, отвлекшегося на время чтением залихватских записей в другом журнале, потолще.
     — Распишись, где «сдал», — буркнул мент, отпирая стоявший тут древних времен железный шкаф. Витя расписался. Заодно удостоверившись, что шкаф пустой и его ДП там стоит сиротливо и как-то печально. Мент запер шкаф и буркнул:
     — Свободен, как майская роза в полете!
     И стал записывать под строчкой «15.18 ч. В направлении на выезд с КПП целеустремлённо проследовала группа лиц складского труда с небывалым подъёмом патриотического духа и готовностью к самопожертвованию во имя высоких идеалов Человечества, транспортные средства: грузовики КАМАЗ за номером таким-то (красного цвета) 2 штуки за харчами» — следующую запись «15.37. На въезд на базу прибыла бригада Шебутнова А. П, ездившая с внушающим уважение трудовым энтузиазмом за пиломатериалами (лес-кругляк, соснового типа). Вместе с бригадой (транспортные средства: лесовоз на базе КрАЗ-255Б, осн. гидр. кр-погр и второй такой же без такового, за номером таким-то) на территорию КПП совершен въезд неизвестного лица, назвавшегося…
     — Тебя как звать? — спросил мент.
     Виктор назвался. Его ФИО тут же отмечено было в журнале, где было упомянуто и его транспортное средство («неопознанный ездящий объект, издалека похожий на трактор «Беларусь» после небрежной эксгумации, особая примета — кабина самодельная внахлобучку с перекосом синего и местами ржавого цвета»).
     — Вы не записали, что мое лицо пыхало готовностью к самопожертвованию, — съехидничал Виктор. Мент косо посмотрел на него, грустно вздохнул и потом заученно выдал:
     — Есть лица, на которых ничего не пыхает и не наблюдается. Иди, давай, умник!
     Витя не стал обострять, поставил свой трактор за КПП в отстойник рядом с парой запыленных легковушек, и пошел рядом с Петровичем. Народу разного попадалось навстречу довольно много, от такого многолюдия у сюрвайвера даже голова немного закружилась. Особенно удивили две девчонки в мини-юбках, что с сапожками до колена смотрелось как-то волнующе.
     — Мент этот с ума сошел, что ли? — спросил Виктор своего спутника.
     — Мишка-то? С чего ты взял?
     — Да пишет какую-то фанаберию, бюрократию развел, журналы какие-то пачками.
     — Журналов — сколько надо. Контроль и учет — дело важное, никуда не денешься. Автоматику незнакомцы должны сдавать — это правило общее, были, знаешь ли печальные инцикденты. И только нужная писанина осталась, считай впятеро меньше стало. Ну и скучно на КПП дежурить, вот и развлекается каждый как умеет.
     Витю это не убедило, всякую такую писанину он люто ненавидел и презирал. Но говорить ничего не стал, потому как уловил носом очень аппетитные запахи — и скоро и впрямь вошли в столовую. Пока мыли руки (водопровод, теплой воды сколь хочешь! И жидкое мыло! И полотенца бумажные одноразовые! И чистенько все вокруг!) слушал перебранку неподалеку — у окошка раздачи:
     — Лена Сергеевна! Ну, сколько можно-то! Опять гороховый суп! Ну, вы хоть бы что другое смастырили. Третий день ведь одно и то же! И каша эта гречневая с тушняком надоела! Мы же пюре две фуры привезли! Макарон до черта! Рис есть! Ну, вы б хоть как-то разнообразили! — вопиял мужской тенор.
     — Жрите, что дают! У чего срок годности подходит, то и готовим! Пюра эта ваша до весны пролежит, а горох и греча уже все! Работаете плохо, вот что, не голодные вовсе! Мы же и лучок жарим и копчености добавляем для вкусу, специи всякие, вам бы вот пресной перловки наготовить, чтоб ценили! С хреной без соли! — отбрехивалось женское уверенное контральто.
     Все это опять же удивило Витьку, у которого рот непроизвольно заполнился голодной обильной слюной. Пахло и впрямь вкусно — жареным луком, укропом, петрушкой и еще чем-то, будоражащим память. Ну и мясом тоже. Кивнул Петрович на стопку подносов, взял себе такой же, выбрал ложку с вилкой из пластиковых ванночек. В окошке — поясной портрет полной и смазливой бабенки в нелепом колпаке на голове. Увидела незнакомое лицо, подняла бровки. Ничего не спросила, бодро навалила в тарелку густой желтой каши — то ли жидкая каша, то ли густой гороховый суп, вторую такую же тарелку брякнула с верхом рассыпчатой гречи с завидными кусками мяса, потом спросила:
     — Пиво или кола?
     — Пиво! — ответил сзади Петрович, и Витя получил алюминиевую банку «левенбрау» питерского разлива.
     Сели за стол, где уже сидели мужики с лесовозов. Чокнулись банками, неожиданно оказалось, что пиво холодное, что сильно Витю удивило. Заработал ложкой, вмиг уплел суп, умял так же стремительно кашу. Вопросительно глянул на Петровича, тот без усмешки сказал:
     — Добавку дадут. А пива — нет.
     Витя кивнул и тут же отправился к окошку. Повариха усмехнулась. Но навалила не меньше, чем в прошлый раз. Такого Витька не ел давно, приготовлено и впрямь было с душой. Глазами съел бы еще. Но больше было не запихнуть.
     — А что здесь такое раньше было? — спросил он Петровича, аккуратно прихлебывая меленькими глотками пиво, надеясь, что желудок все поймет и растянется до нужного размера.
     — То же, что и раньше.
     — Так, а раньше что было? — потянул как клещами ответ из улыбающегося Петровича.
     — Ты действительно из Ольховки? А то таких простых вещей не знаешь, — удивился собеседник.
     — Ну, жили мы в Питере. А в Ольховке как бы на дачу ездили. Сначала к Арине. Ну а потом как померла — так, — ответил Виктор.
     — Вот нелюбопытный у нас народ, — покачал головой Петрович. И сказал: — Тут крупное газохранилище. Газ закачивался в карстовые пещеры. Мы сейчас на газе и сидим.
     Виктор удивился. Видимо — сильно, потому что, глянув на выражение его лица, захохотали все мужики за столом, а один, который как раз тянул пиво из банки — аж подавился, закашлялся, и пиво потекло у него носом, что еще пуще развеселило присутствующих.
     Черт бы драл этих весельчаков, ведь, казалось бы — глухомань, дичь. Глушь. А они на газе сидят. А тут ломай себе репу, где дров заготовить на зиму, задолбались топить весной — хотя какой-никакой запасец в деревне был.
     Ну почему из наследства человечества ему досталась тяжеленная работа впроголодь и старый пулемет с мизерным количеством боеприпаса, а этим сукам — вон и каша с мясом.
     — Ан ладно, повеселились, и будя. Ты за упокоенного мутанта премию получать собираешься? — спросил не шибко смеявшийся Петрович.
     — А что, выдают? Я ж вроде не местный.
     — С Питера пошло, там такую практику ввели, ну и оказалось — работает. Жлобы они, в Питере-то. Москвичам на выездах задарма оружие раздавали — если несудимый.
     — Масквачам и тут профит, — буркнул вытирающий морду салфеткой чувак, изображавший только что фонтан «Самсон, раздирающий хайло льву». Причем играя роль не Самсона, а как раз львиного хайла.
     — Невелик профит-то, если в процентах считать — мало их москвичей-то выжило. Так что не стоит завидовать. Говоря проще — за упокоенного мутанта полагается нарезной ствол. В твоем случае можно рассчитывать даже на ППШ, Губер был известный зверек, — заметил Петрович.
     — А калаш получить?
     — Калаши только членам профсоюза, — хмыкнул толстый сосед утирающего морду невезучего.
     — Это в смысле — калаши для тех, кто работает на общину, — пояснил Петрович.
     — А губер — это кто?
     — Так твоего крестника звали. Губернаторская дача, он там «живет» — вот и пошло — Губер. Ты, к слову, доказать его кончину могешь?
     Витя задумался. Вообще-то ППШ не слишком манил, оружия и без него хватало, лучше бы чего другого взять, пополезнее, а то на этот автомат с его дикой скорострельностью хрен патронов напасешься. Не, так-то конечно хорошая машинка… От людей.
     — Я его в болото увел, там он по прямой попер, ну и потоп. По следам разве глянуть…
     — И по следам можно, тут у нас есть, кому со следами разбираться. Ладно, время уже поджимает — если насчет премии решился, идем, оформлять будем, — поднялся Петрович. Немного удивляясь напористости спутника, Виктор тяжело вылез из-за стола. После еды и пива он как-то даже отупел немножко и сделался грузен.
     — А что это ты со мной так возишься? — тем не менее сообразил спросить он.
     — Из доброты душевной. А еще я тебя сюда привез, потому за твои дела отвечаю, — усмехнулся Петрович.
     — А если вместо ствола что другое получить? Харчи например?
     — Пересчитывать надо, там коэффициент вроде какой вводился. Не помню уже. Харчи выдать проще.
     Пока шли, Виктор крутил головой. Надо признать — хорошо, сволочи, живут. Даже и завидно немного. И морды у всех сытые. И взгляды спокойные. Вот этим тоже отличаются, по своим бабенкам Витя видел — боятся бабы постоянно, а когда устают бояться — то как-то тупеют. А чего не бояться — стен нету, в любой момент жди гостей из леса, чисто как в каменном веке. И ведь приходят, да еще и такие, что куда там всяким зубастым гиенам.
     — А кем этот Губер раньше был? Он кто такой? — неожиданно сорвался с языка вопрос. Витя вопросу и сам удивился, честно говоря, наплевать ему было на то, какие паспортные данные у топляка были, а вот — почему-то спросил, не пойми зачем.
     — Беовульф Вервольфович. Сын юриста и колхозницы, — неожиданно уверенно заявил Петрович.
     — Что? Честно? — остолбенело вытаращился Виктор.
     — А ты-то сам как думаешь? Он тебе представился? — не без яда осведомился прикуривающий на ходу очередную сигаретку спутник.
     — Нет. Не до того было, чтоб документы проверять, — признался сюрвайвер.
     — Чего ж тогда спросил?
     Витя неопределенно пожал плечами. Он находился в странном для себя состоянии, когда вроде бы все нормально, но какая-то муть на душе, а думать не получается, вот и болтается сознание в растрепанных чувствах. Пришли в какое-то летнего типа зданьице — будку, сильно напоминавшее контору, в маленькой обшарпанной комнатушке с минимумом мебели — собственно стол и пара стульев и несколько причандалов из офисной жизни — в частности с десяток болванок разных заявлений в прозрачных файликах на стенке.
     Находясь все так же не в себе, но при этом злясь на себя и не понимая, с чего такой настрой Виктор написал заяву по висевшему на стенке образцу, отдал бумагу нетерпеливо ожидавшему окончания процесса Петровичу и тот куда-то уфитилил, приказав ждать. Ждать пришлось недолго, Шебутнов поманил из дверей Виктора пальцем и не успел тот и глазом моргнуть, как в компании трех незнакомых мужиков уже шел к проходной.
     — Это собственно, что такое? — попытался внести ясность Витя в происходящее.
     — А сгоняем быро туда — обратно, проверим твоего крестника, — ответил спокойно тот, что в троице был вроде старшим. Рядом с ним вертелась какая-то несуразная собачонка, явная помесь из пяти — шести пород, умильно поглядывая на хозяина и вертя хвостом — бубликом.
     — И что потом?
     — А потом будет суп с котом, — пожал плечами старший из троицы. Видно было, что он выполняет рутинную работу, знакомую досконально и видел всякого разного много, потому относится к жизни философически. Впрочем, такому подходу способствовало и то, что вооружен мужик был серьезно, и висело на нем всякого разного, практичного и полезного достаточно, чтобы уверенно считать его полноценной боевой единицей. Еще внимание Виктора привлекло то, что на трех человек группы приходилось аж два ручных пулемета — правда, слабеньких — РПК, которые скорее соответствовали усиленному автомату, чем пулемету, но тем не менее. А у третьего неожиданно была коротышка ментовская — тот самый АКСУ, что сгинул с Иркой. Только глушитель был привинчен, очень похоже — самопальный. И прибамбасы были прикручены к оружию — лазерные целеуказатели.
     — После проверки получишь со склада причитающееся, выдадим рацию, и живи дальше, — пояснил Шебутнов.
     — Да я как-то к рациям этим, антеннам всяким… — замялся Виктор. Его сильно смущала перспектива стать зависимым от этой общины, еще больше смущало то, что как-то его баронство сильно поблекло и не казалось таким уж интересным. Сколько раз он говорил с пафосом, что «лучше быть первым в деревне, чем вторым — в Риме!», но вот сейчас фальшь этого заявления как-то очень уж вспучилась и стала осязаемой. Если хочешь власти и независимости, то надо брать верхнюю планку и быть первым в Риме. А иначе получается как-то эдак, словно у маньяка подмосковного, который в жизни был убогой и мелкой сошкой, а всю свою тягу к власти выкладывал в специально оборудованном подвале под своим гаражом, уродуя там мелких пацанов. А таких недоделков Витя все-таки презирал от всей души. Недалеко это от того, чтобы мухам крылья обрывать или тараканов казнить — тоже вроде как абсолютная власть, только смешно со стороны.
     — А я всю жизнь с уважением, кто антенны прикручивает. Лишь бы нормально прикручивали, — сказал опять закуривший Шебутнов.
     Троица сопровождавших переглянулись иронично, усмехнулись.
     — Ты бы, братан, не стоял тут столбом, а забрал бы свой ствол. Ты ж что-то сдавал, а? — обратился к удивленному нелепой байкой Виктору старший из троицы.
     — Пулемет, — отозвался Витя.
     — Вот и забирай. Нам еще туда — оттуда, да тебе добро получать, а потом квасить, отмечать победу. Или квасить не собираешься?
     — Квасить — это вообще самое лучшее времяпровождение, — ответил Виктор, хотя сам был в общем, малопьющим. И вошел в будку КПП.
     За столом там сидел уже другой человек, восточный такой, в очень навороченном камуфляже, такого, пожалуй, Витя раньше и не видел — не то натовский какой-то, не то вообще не пойми откуда.
     — И чиго нада? — спросил оверлорд КПП.
     — Пулемет я сдавал, — буркнул Виктор.
     Восточный человек поднял бровь.
     — И хочу его получить в обрат, — пояснил Виктор.
     — Э, я тибя ни знаю, дакумент у тибя нета, — высокомерно ответил хранитель пулемета.
     — Не, ну ты чего?! — даже как-то растерялся сюрвайвер.
     — Ни паложен пулемет таскать чужим. Так что пулимет зидесь останэтся.
     Виктор пару секунд мутно смотрел на чернокурую голову, прикидывая, как ее расхлестнет от близкого выстрела картечью, но потом опомнился. И прикинул, что даже и ругаться не стоит. Вышел из будки и подошел к ожидавшим его людям.
     — Два куба пойдут лесом, а три — на ум, — явно продолжая шедшую беседу, сказал Петрович.
     — Ну что там у тебя? — повернулся к пулеметному лишенцу старший тройки.
     — Этот мне пулемет не отдает, — сказал Виктор сущую правду.
     — Вот вспомнилось ассоциативно, хрен поймешь почему вдруг, — невозмутимо продолжил Петрович, попыхивая дымком. — Однажды я и старшина второй статьи ковырялись на объекте вдвоем по своим делам. Практически полностью на открытом месте. Вдруг пришел бык. Натуральный, с рогами и копытами. И с хреновой репутацией. Куска на мачту загнал, что мартышку цирковую. Я решил, что нельзя допустить эту скотину копытами на нашу работу. Взял лом и сказал, что долбану вдоль ушей, если двинется. Скот видно, понял, стоял и задумчиво глядел. Но тут появился боец — метр с шапкой — так называемый чурка — и пинками погнал минотавра в его скотское расположение. Вот какие скромные герои служат в кадрированных небоевых частях. Я их посетил достаточно, и везде что-то подобное попадается. Жаль, не писатель я, — закончил неожиданный монолог этот странноватый мужичок.
     Троица ухмыльнулась, как по команде, потом старшой вздохнул и двинул в КПП. Виктор стремительно пристроился ему в хвост.
     — Что, Волчье Тело, соскучился по пулемету? Так у Назаренко как раз пулеметчик нужен. Составить тебе протекцию? А, Вахтанг? Это я мигом!
     — Э, сющай, зачэим, Макс, так гавариш? Нэ паложен пулемет чужакам зидес! — достаточно искательно ответил дежурный по будке.
     — При въезде не положен! А при покидании — положено возвертать, причем тебя с инструкцией ознакамливали. А впрочем, я могу сейчас твоему начальнику указать, что ты инструкции не знаешь. Ну, так что?
     — Э, брат, зачим так гаварыш! Сейчас отдам эту железку, нэ нужна она мине, — названный Вахтангом тут же поспешно принялся открывать шкаф.
     — Вахтанг, Вахтанг, вот доведут тебя понты до цугундера, — укоризненно в спину суетящемуся сказал названный Максом. Тот изобразил спиной глубокое раскаяние и скоро пошарпанный Дегтярев лег на стол, угрюмо грюкнув.
     — Распишысь зидесь, — подсунул журнал Вахтанг.
     — А он исправен и комплектен? Патроны ты не стырил? — строго спросил Витя.
     — Абыжаешь? Да? — окрысился дежурный по КПП.
     Витя не стал обострять, но все-таки бегло проверил свою машинку. Убедился, что все в порядке и неразборчиво черкнул в журнале, игнорируя надувшегося от досады Вахтанга. Вышли из будки. Шебутнов аккуратно кинул потушенный бычок в консервную банку, кивнул Вите и отправился по своим делам.
     — Поехали, — сказал Гагаринское присловье старшой, который по имени Макс, но при этом пришлось еще пройтись пешком за КПП, где на стоянке и погрузились парами в два запыленных джипа, вроде как Ландкруизеры оба.
     Наконец — поехали.
     — И с чего такая честь моему действу? — не без ехидства спросил сюрвайвер у аккуратно выкатывающего тяжелую машину за ворота Макса. Следом, держась почти вплотную, пер второй джип.
     — Обычное выполнение инструкций и распоряжений, — пожал плечами водитель.
     — Хренасе вы тут бюрократию развели! — не без вызова заявил Виктор.
     — Нормальная бюрократия полезна и нужна. Общинам выгодно, чтобы мутантов выбивали, где увидят. Плата не так чтобы высока, оно того стоит. Но если не проверять, то тогда публики героической понабежит, понапишут лишнего. В Питере слыхал туши требуют привозить, у нас лабораторий нет, особенно копаться в дохлятине некому, потому достаточно даже и фотографий, как правило. Но это ежели свои и знакомые. А у тебя ни фото, ни туши. Да и вообще ты пока мутный перец, извини за прямоту.
     — И с чего бы это я мутный?
     — Помощи не просишь, присоединиться не рвешься, рацию брать отказываешься. Сотрудничать ни малейшего желания не выразил. Вопрос — почему? — мельком безразлично глянул на спутника водитель.
     — А что, если я помощь попросил бы, мне бы ее оказали?
     — Почему нет? Всегда можно найти взаимовыгодные дела.
     — Например?
     — Ну, ты чистишь, мы тебе патронов. Количество зомбяр конечно, их в принципе истребить всех удастся раньше или позже. Лучше бы конечно — раньше. Или тебе на содержание сколько-то наших бесполезников, а за это тебе харчей подкинуть. Но я ж вижу, что ты чего-то опасаешься и не хочешь на контакт идти.
     — Что, бандитом меня считаешь? — прищурился Виктор.
     — Не, на бандоса ты не похож, — лениво отозвался Макс.
     — А на кого я похож? — прицепился въедливо Витя.
     — Вот Шебутнов считает, что ты себя возомнил Единственным и Избранным. И потому наше наличие тут тебя сильно удивило и даже огорчило. Ну, вот ты Робинзона Круза читал?
     Виктор кивнул. Да, про Робинзона он читал. И кины смотрел. И нравился ему Робинзон. Раньше.
     — Вот Петрович толковал, что у тебя видок был все время ошарашенный. Как у того Круза, когда он на пляже увидел чужой след натоптанный, и понял, что он на острову — не единственный человек. Только у тебя был вид еще похлеще — как если б Робинзон на пляже обнаружил здоровенный курортный гостиничный комплекс с ресторанами, шезлонгами, кучей туристов и детским бассейном. И уж заодно — нудистским пляжем. Говорит Шебутнов, ты как девчонок в мини-юбках увидал — аж рот раскрыл. При том, бабы у тебя в хозяйстве есть, так что тебя именно мини удивили. Я Петровичу верю, он людей враз просекает. Есть у него такое. Так что ты теперь не очень представляешь — как дальше жить.
     — С чего ты это взял? — ощетинился Виктор. Еще и потому ощетинился, что прав был этот мужик и Петрович чертов заметил слишком многое.
     — А ты такой не один. Беркемнутых перед Бедой было много. Тем более тайны никакой нету — по человечьей пище ты явно соскучал, то есть со жратвой у вас — хреновато. Стволов у тебя видать в достатке, потому как на предложение дать тебе нарезняк ты отреагировал кисло. А на жратву клюнул. Потому и сейчас едешь, что жратва нужна, тем более с огородами у тебя неважнец. Рацию брать не хочешь, чтобы твои спасенные от тебя не удрали, узнают, что ты не один на тысячу километров — захотят лучшей жизни. Тоже, знаешь, все типовое, ты ж такой не первый. Нам, к слову, твои пока без особой надобности, своих хватает. Бойцы нужны, это да, не только чистильщики, даже сторожа толковые нужны, работники нужны. Людей не хватает катастрофически.
     — А говоришь — мои неинтересны, — не очень умно оскорбился за своих баб Виктор.
     — Ишь ты как взвился! — Макс широко улыбнулся.
     — И все-таки!
     — Ну, хорошо — они у тебя хорошие бойцы? Или работники отменные? Ты знаешь, сколько мы только поварих сменили? Не умеют готовить бабы. Банальную еду, кашу простецкую, не то, чтоб борщ! Или это нам не повезло? И все у тебя — золотой запас, золотые руки? Или все больше те передбедовые стервы-принцессы, которые ни черта не умеют, один голимый гонор? А?
     — Сейчас все они у меня работают! — огрызнулся Витя.
     — Ага, ага. Как это написано было? «Она любила Нью-Йорк, сигареты с ментолом и кофе макиятто, но швейный техникум выбил из нее эту дурь». Долго ты их удержишь, если они узнают, что тут у нас и безопаснее и сытнее? А зимой — еще и теплее?
     Помолчали, дорожка стала совсем никакая, и джип старательно вертелся, выбирая путь поудобнее.
     — И все равно мы выжили, — упрямо буркнул Виктор.
     Макс пожал плечами, вертанул рулем туда-сюда, потом сказал спокойно:
     — Выживать-то ты умеешь. Жить — не умеешь.
     — Ты больно много в жизни разбираешься! Жить он умеет! То-то вон едешь по болоту ползать, веселье тоже! — не удержался Витя. Макс недобро оскалился, зыркнул на собеседника, машина бухнулась в здоровенную лужищу и поперла, гоня рылом перед собой волну.
     — Ну, таки немного знаю за жизнь, — неумело разбавляя нарочитым одесским выговором, серьезность темы сухо сказал водитель:
     — Как весело лежать на постоянно бьющим тебя в бок ребристом железном полике, в луже собственной крови и притом ею же и захлебываться.
     Машина вывернулась на сухое место и тут же опять врылась в жидкую грязь. Витя почуял, что лучше пока заткнуться. Макс продолжил тем же странным голосом:
     — Что раз в пару минут ты проваливаешься в ледяную черную бездну, а потом с очередным сильным ударом приходишь в себя на том же железном полике.
     Машина взвыла и поехала по бровке, объезжая даже не лужу, а скорее прудик.
     — Что лучшей речью в твоей жизни служит фраза ВВшника в тангенту: «Этот вроде живой еще». И такая неимоверная грусть охватывает от предчувствия собственной смерти, что хочется просто завыть.
     Джип выскочил на сухое пространство и поддал газу.
     — А потом тебя пинают в пятку и говорят: «Стони потише уже!».
     Опять Лэндкруизер ввалился в лужу.
     — А ты его за эти слова обнять и поцеловать готов, потому как вроде стону же еще — значит живой! Но это еще фигня. Потому что одновременно еще и бредишь. Вот мотивы бреда — это вообще пипец.
     Витя сидел молча.
     Макс все так же проговорил:
     — Сперва лечу в полную, черную, ледяную, аж до костей пробирает, жопу. И вдруг оказываюсь на полигоне, на дедовом покосе, километрах в 10 от Бишкиля.
     Виктор подумал, что можно бы и спросить, где это такое, но не решился.
     — Поле скошенное, всю спину стерней колет, но ситуация такая, что сидит моя бывшая девушка Маша, а голова моя у нее на коленях лежит. И она меня по волосам гладит, смотрит на меня и улыбается.
     Проехали ровненький, аккуратный кусок дороги и снова пошли колдобины.
     — Голова моя у нее на бедре лежит, я голову поворачиваю, укладывая поудобнее, ну и начинаю там всякую фигню нести, про любовь и прочее бормотание.
     Машину тряхануло, повело в сторону на жиже, но водитель привычно выровнялся.
     — Вспомнить стыдно. А тут же — раз!
     По стеклам с шумом хлестануло ветками, заскребло по двери, Макс ухом не повел, а также размеренно продолжил:
     — На бок его ложите, чтобы не захлебнулся! — слышу. И снова полик, правая рука лежит перед лицом, в свитере, все грязью заляпано, кровь под пузом уже жирной коричневой коркой подернулась. Только когда кашель пробирает, изо рта летят ярко алые сопли.
     Посмотрел пристально на пассажира, закончил:
     — Мне иногда опять снится, так потом чаем отпаиваюсь.
     Помолчали. Виктор хмуро думал, о том, во что он вляпался, и как теперь быть. Самое противное было то, что романтика выживания как-то вот не манила, причем уже давненько.
     — Тем более не пойму — что ты со всяким ездишь, проверяешь?
     — Нет, не со всяким. Просто губернаторская дача достаточно лакомый кусок, а Губер был хитрой скотиной. Его собирались зачистить, когда похолодает — зомбяры как лягухи. В холод прыть теряют. Но раз ты Губера угомонил — надо поселок занять, а то глядишь боровичские лапу наложат.
     — Слушай, я это место зачистил, это моя собственность! — резко сказал Виктор.
     — Собственность — это когда можешь доказать и защитить от посягательств тех, кто сильнее. Доказать — ну вот мы как раз едем. А защитить потом сможешь? — флегматично спросил водитель.
     — У меня есть чем защитить!
     — Да? Это чем? Пулеметом? А в караул ты кого ставить будешь? — глянул без интереса на Витю водитель.
     — Напасть решитесь? — затравленно спросил Виктор.
     — Больно надо. Ты — Господь Бог? Спать тебе не надо? Это сейчас Гувер всех зомбаков отшугнул. Но Гувера нет, значит, опять появятся вблизи. А ты там — один на все руки. Надолго тебя хватит?
     Витя промолчал. Он уже прокачал ситуацию и понимал прекрасно, что в общем, крыть ему нечем совершенно. Некоторое время молчал и водитель. Потом продолжил просветительскую работу среди Виктора:
     — Не, мы тебя атаковать и не подумаем. Мы наоборот торговать приедем. А на случай, если ты все-таки по мирным гражданам торговым стрелять натеешь — мы приедем на специализированной автолавке — бронетранспантер называется. Тебе даже и зомбаки не понадобятся. Тебя твои же бабы сожрут живьем. Как почуют, что вы не одни выжили и рядом — мы, нормальные люди. Не, ты их можешь запугать, не вопрос. Только тогда тебе и спать будет нельзя и спиной повернуться и жрать придется самому готовить, чтоб не траванули чем веселым, типа бледной поганки, например. Веселая. Полная приключений жизнь тебе предстоит.
     — Ну, вы и рекетиры!
     — Капитолизом! Ты лучше прикинь, может, умеешь что такое, что шибко нам надо. Тогда, глядишь, и тебе жилье обломится. Может и не в этом поселке, но тоже есть варианты. Ладно, откуда начинать следы разматывать будем?
     — Лучше от того места, где он на трактор наскочил. Это подальше отсюда.
     — Не вопрос, — спокойно кивнул Макс.
     Место, где Губер завалил на бок трактор, оказалось заметно издалека.
     — Неплохо вы тут побарахтались, — заметил Макс, оглядывая раскуроченное полотно дороги и какой-то мусор, видимо, высыпавшийся из кабины.
     Витя не ответил, полез из машины.
     — Ты поаккуратнее своим агрегатом, салон царапаешь, — последовал окрик водителя.
     Настроения это Виктору не улучшило, но здоровенную дубину пулемета он вытащил из кабины более аккуратнее, чем делал это в своем тракторе.
     — Прибыли на место, координаты ориентировочно… Да короче говоря — там где в прошлом году Семен на дерево свою тойоту надел, — послышалось от второго автомобиля.
     — Сеанс связи, — подумал Виктор и почему-то опечалился. Макс деловито запер автомобиль, поставив его на сигнализацию, что показалось Вите совсем уж атавизмом, кивнул: «Веди, дескать!» И тот повел, благо запомнил свое бегство куда лучше, чем оно того стоило.
     Вторая пара шла чуть поодаль, пасла спины. Но, в общем, кроме комаров, которые радостно слетелись на пиршество, больше никакой угрозы не было. Просто прогулка по не очень хорошему лесу, только вот по спине холодок и мандраж в руках от воспоминаний недавнего прошлого. И еще во рту погано, «словно сосал медную дверную ручку» — вспомнилось откуда-то нелепое, но точное определение. Нежданно вылезло опасение, что дохлая тварь сумела выбраться из ямы, или — тут вообще холодом пробило — сейчас сидит где-то по дороге, поджидает. Она же дохлая и так не утонет и не задохнется.
     Перехватил поудобнее пулемет, оглянулся на спутников. Идут, спокойно и привычно. Немного стало легче — в четыре ствола можно разобраться. Следы на приболоченной местности видны были отлично, в натоптышах уже водичка скопилась. Тяжело стало, когда в болото пришли. Но тут спутники вытянули из мешка пластиковые болотоходы — снегоступы. Вполне цивильного вида, рамочки с ремешками, увеличивающие площадь стопы вчетверо, очень может быть — даже и фирменные. Виктору только оставалось сопеть носом — за прошедшее время он не один раз перебирал в памяти, что мог бы утащить из родного магазина вместо нескольких совершенно не понадобившихся стволов. Теперь к списку необходимого, но не взятого уверенно добавились и эти причандалы, дешевые, простые, но позволявшие спокойно ходить по рыхлому, ненадежному грунту. Впрочем, оказалось, что для него тоже есть пара — самая потрепанная, разумеется. Кто б сомневался!
     Потом сопровождающие лица аккуратно вырубили себе шесты из молодых деревьев, натянули на ноги резиновое рыбацкое одеяние из склеенных в единое целое сапогов и портков, непромокаемое до уровня груди, запаслись веревками, вопросительно поглядели на Витьку, до которого дошло, что в отличие от спутников ему предстоит опять сомнительное удовольствие промокнуть. Двинулись дальше.
     По дороге задержались только один раз — когда опять сбоку оказались рваные яркие тряпочки. Замыкающая пара пошла туда, поворошила шестами кости и тряпки.
     — Ну что там? — негромко спросил Макс.
     — Документов нету, а так бабенку тут съели. Вещи фирмовые.
     — Двинули дальше!
     — Нам бы лесбище Губера найти! — сказал тот, что с пулеметом.
     — Это потом. Сначала бы найти Губера, — напомнил Макс.
     Шли аккуратно и осторожно, но пару раз все же провалились, неглубоко, правда.
     — Везучий ты парень, — заметил Макс, когда, наконец, добрались до расхлюстанного грязного пятна. Вторая пара аккуратно обошла место вокруг.
     — Ну что?
     — Да тута ён сидит.
     — Вот и хорошо. Пошли-ка отойдем, — заявил Макс Виктору и они отодвинулись метров на пятьдесят от места нового жительства чуда болотного под именем Губер.
     Вторая пара возилась с чем-то, донесся треск разматываемого скотча.
     А потом донесся щелчок, в воздухе прокувыркалось что-то длинное и брякнулось аккуратно посередине окошка.
     Макс присел на корточки, кивнул Вите:
     — Присядь и бойся!
     Сюрвайвер не успел — в болоте что-то глухо бахнуло, ноги ощутили, что почва вздрогнула, а над растрепанным оконцем вспух похожий на пирамидку маленький фонтан воды и грязи. Понесло белесым дымком.
     — Что это? — испуганно спросил Витя.
     — Списанные гранаты Ф-1.
     — Да, прям. Не такие они, круглые.
     — Рыбу не глушил никогда? К ветке или палке привязана, чтоб на дно не ухряла. О, еще пошли! — съежился Макс, но как-то спокойно очень, привычно, что ли.
     Под ногами вздрагивало раз за разом, почти без перерыва раз десять. Или восемь, от испуга перед веером осколков посчитать точнее не получилось.
     — Ну, вы и идиоты! — выпалил Витя, как только понял, что его сосед встал и разминает ноги.
     — Это с чего вдруг такая заява? — удивился Макс.
     — Осколки же на 200 метров бьют у этих гранаток! — открыл ему военную тайну сюрвайвер.
     — Брось, это фикция. Метров на 30 — еще могут, но не из-под воды. Вода гасит. Эй! Как оно? — окликнул Макс своих гранатокидателей.
     — Ждем, две не сработали! — донеслось с той стороны.
     Подождали немного, потом собрались у раздрызганной окончательно бывшей лужайки. А на деле — слегка заросшего трясинного окна. На поверхности взбаламученной жижи появиась неприятного вида радужная пленка с противными разводами и какими-то сероватыми комочками, и вроде как ацетончиком тянуло.
     — Мишен аккомплиштед, энеми дестроед, — заметил тот пулеметчик, что до этого момента помалкивал.
     — Тогда пошли обратно, дело сделано, — плюнул в грязную воду Макс и они пошли обратно по своим следам. Ехали молча, слушать нотации снова Витя не хотел категорически.
     Бюрократия заняла немного времени. Дольше пришлось искать кладовщика. Потом пришлось его уговаривать, чтобы он оторвался от своих важных дел и выдал харчи. Хорошо, что Виктор по наитию догадался упомянуть фамилию Шебутнова, это волшебным образом на жука-кладовщика подействовало. Впрочем, жратву он выдал все равно с истекшими сроками годности, да еще Витя скорбно улыбнулся, увидев на этикетках пакетов и банок не внушающие доверия надписи «сгущенка» и «тушенка». До Беды так называли псевдопродукты — с содержанием молока и мяса, но очень маленьким содержанием, в остальном там были весьма неважнецкие суррогаты. Но Виктор так вымотался, что решил плюнуть на это, тем более что кладовщик объяснил, что у него времени (ну конечно!) — мало, работы (ну конечно!) выше головы, потому либо клиент получает то, что дают сейчас — а дают, на минуточку, консервы, а не что-то там — либо это произойдет хрен знает когда. Впрочем, Витя все же бухтел и потому, наверное, получил еще упаковку с пакетами риса и гороха. Кладовщик простер свою любезность еще дальше и подвез на своей машине груз к Витькиному трактору. Грузить, правда, не помог. Темнело, когда сюрвайвер второй раз за день получил на КПП свой ДП и выехал за ворота. Чувства у него находились в самом растрепанном виде, вроде, как и хорошо все — а на самом деле плохо. Хотя если и плохо — то отчасти и хорошо.
     Одна фара на тракторе работала, вот с такой подсветкой Витя и прибыл глухой ночью в свою вотчину. Оставил трактор у дверей замка, долго дубасил кулаком в дверь, пока испуганная Верка не открыла. Молча прошел наверх и завалился спать, даже толком не раздевшись.
    
     ***
    
     — Узнала, кто это такие? — спросила кучерявая задумчивую Ирину.
     — Охрана и купцы с конвоя. Собираются на Питер идти. А что у тебя с ними связано? Я тебя такой бледной не видела ни разу.
     Напарница облизала нервно острым красным язычком сухие губы. Испытующе посмотрела на Ирку.
     — Можешь не говорить, мы не в следовательском кабинете, ты не урка, я не следак, — блеснула знанием телесериалов Ирина.
     Кучерявая внимательно и испытующе уставилась на удерживающую совершенно индифферентный вид новенькую. Больше разговоров не последовало.
     Утром сборы прошли молча, Ирина думала о том, как бы ей все-таки утечь отсюда, потому на свою напарницу особенного внимания не обращала.
     Работенка предстояла достаточно скучная — опять дербанили какие-то склады, им досталось место с краю, стоять на самом крайнем пакгаузе и контролировать зажатый между тремя корпусами замусоренный и заброшенный двор с несколькими здоровенными деревянными ящиками, не пойми зачем оставленными почти посередине двора, огораживающий склад забор с пустырем за ним — в общем, рутина из рутин. Скукота. Ирина, как человек привыкший делать все как следует залезла первой на крышу, сразу же запачкала перчатку в растопившемся на солнце битуме и чертыхнулась. Все вокруг безжизненно и пусто. Окликнула кучерявую, чтобы та тоже залезала. Помахала рукой прикрывающему два двора — этот и соседний пареньку со снайперской винтовкой, тот лениво помахал в ответ.
     Недалеко отсюда кипела работа, а здесь слышны были только отзвуки, но хотя и разморило на солнышке, Ирка старалась все же бдеть. При этом старательно обдумывая — как свалить отсюда. Эта мысль занимала ее все больше и больше. Влезть в чайно-кофейный бизнес она не рассчитывала, но лучше ехать с человеком, у которого есть связи. Это определенно. Оглядела пустырь. Все тихо. Повернулась к напарнице — все-таки узнать, какого черта она вчера увидела, что так побледнела и испугалась.
     Напарница хмуро выслушала вопрос. Вздохнула, оценивающе оглядела Ирку и нехотя ответила:
     — Один из них — Шустрила.
     Ирина помолчала. Эта кликуха ей ничего не говорила.
     — Именно тот мой знакомый, что приехал ко мне в квартиру. Тот самый.
     Несколько секунд Ирка судорожно вспоминала, какой именно «тот самый» может быть незнакомый ей парень с панибратским прозвищем Шустрила. Опыт общения с Витькой не прошел даром — на лице своем Ириха смогла удержать маску вежливого внимания. Даже добавила чуточку участия. Вспомнить не получилось, потому как по старой привычке оставлять в памяти только нужное ей по жизни всю остальную информацию Ира не запоминала вообще, «чтобы чердак не захламлять». За последнее время она наслушалась столько разных историй, которыми грузили ее знакомые и малознакомые люди и все эти истории были словно зерна гречки из одного пакета. Картофелины по индивидуальности и то круче всех этих нудных россказней, как погибали всякие идиоты и идиотки. «И тут Жорик укусил Ростиславика в задницу, а тот не смог вырваться, и Жорик ему все задницу сгрыз…» Нудная тоска!
     Но собеседница ничего этого не почуяла, Ирка отлично умела притворяться замечательной слушательницей.
     — Ты ведь отсюда уехать хочешь? — спросила кучерявая.
     Ирина кивнула.
     — Мы могли бы помочь друг другу! — осторожно заметила напарница, внимательно глядя на физиономию Ирины.
     — Если меня замочат за мокруху, то я отсюда никуда не уеду, — заметила Ирка равнодушно.
     Кучерявая дернула недовольно щекой. Ей не очень понравилась проницательность деревенской простухи.
     Там где шла работа по чистке складов, щелкнул выстрел. Снайпер на соседнем пакгаузе встрепенулся и стал таращиться туда через прицел. Пальба усилилась, теперь работало несколько стволов, правда, одиночными.
     — Что у вас? — буркнула кучерявая в рацию. Выслушала ответ, отрепетовала Ирихе:
     — Группка зомби приперлась. Голов двадцать. Сейчас зачистят.
     — Я могу посодействовать, чтобы ты попала в конвой. Есть некоторые возможности, — внимательно глядя в лицо Ирке, размеренно произнесла напарница.
     — Это хорошо, — твердо глядя в глаза кучерявой, произнесла Ирина. Некоторое время они мерялись взглядом, потом напарница усмехнулась:
     — Я не собираюсь все сваливать на тебя. Это мое дело, я хочу его сама уделать. Но мне в одиночку это не прокрутить, он меня сразу узнает. И чикаться не станет, более подлого мерзавца я за свою жизнь не видела.
     Ирина кивнула. Верить своей напарнице она не собиралась, зная, что и в меньших делах подставляли люди друг друга по-черному. С другой стороны делать тут нечего. Время поджимает, рожать здесь неинтересно совершенно. И опасно впридачу. Конечно на этого самого Альбу расчет невелик, семейный счастливый человек — дело нежевабельное, но хоть кто-то знакомый — уже хорошо. В этом Ирка за свою не шибко долгую жизнь уже успела убедиться.
     А вот предложение кучерявой было и неожиданным и опасным. Правда еще Витька говорил, что опасное — оплачивается лучше. Но сам же и добавлял, что иной раз заплатить могут совершенно неожиданно — путевкой в рай. В санаторий святаго Петра. Знать бы еще, что у напарницы на уме, все-таки девочка из Рюриковичей и круг общения у нее специфичный. Тот же Шустрила — тут Ирка вспомнила, что кто-то из приятелей этой самой напарницы и спорил с дружками — как при битье кулаками по женским грудям поведет себя силиконовый имплантат — лопнет или нет. Милые, добрые люди с невинными забавами. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу — кто ты. Ухо надо востро держать, вот что.
     Но тем не менее вроде как брюнетка не врала. Толковал давно уже Ирихе муж невенчанный, что лгущий человек будет глаза отводить, рот рукой прикрывать. Теребить себя за нос и еще всяко показывать, что врет. Тут вроде бы собеседница не врала. Хотя, что тут может быть враньем? Угробить старинного приятеля она явно хочет. Но кто ж их, илитных, разберет, может там другие счеты, всякое может быть. Поможешь обстряпать мокрое дело, а тут тебе же и прилетит. С другой стороны — переехать в Кронштадт, про который тут уже всякое разное сказочное толковали — хотелось сильно.
     Выстрелы по соседству стали не то, чтобы затихать, а как-то вошли в ритм. Ясно было, что получается обычное дело — сначала сунулась кучка любопытных мертвяков, а теперь на шум остальные подтягиваются. И пока в зоне слышимости выстрелов не кончатся все зомби — так и будут тянуться по одному, по два и мелкими кучками. С одной стороны — нудно и тошно, с другой зона будет очищена, и после боевых бригад можно будет присылать просто грузчиков с мизерной охраной, опасности уже особой не будет. Звуки выстрелов были уже привычны, но Ирку что-то словно царапнуло легонечко, словно холодным дуновением в шею принесло.
     — Ну, так что ты скажешь? Пойдет так на так? Ты мне — я тебе?
     Настойчивый вопрос отвлек внимание, Ириха, словно дернутая за шиворот, встрепенулась.
     — И что, уже знаешь как?
     — Он мою мамиту зомбанул, а я хочу, чтоб он сам таким же стал. План? Нет, плана нет. Пока. Но будет. Мне нужна твоя помощь!
     Ирка на секундочку отвела взгляд в сторону, что-то там мешало ей, не понять что, но как-то встревожило.
     Напористая кучерявая дернула Ириху за рукав, привлекая к себе внимание.
     Ирка взглянула на покрасневшее перекошенное лицо напарницы и про себя подумала: «А нехороший у нее взгляд, как бы она меня тут не угробила, если откажусь!».
     — Ты со мной?
     — Погоди ты! — рассердилась Ирка. Что-то мешало, была какая-то не то, чтобы заноза, но вот что-то не нравилось. Огляделась вокруг, нет, все в порядке. Саднит что-то в сознании, словно звоночек далекий тилибонит. Непонятно и неприятно, и не прекращаясь.
     Напарница стояла, плотно сжав губы, сопела носом, и тонкие хрящеватые ноздри зло раздувались.
     — Я не против помочь, только… — выговорила негромко Ирка.
     — Что?
     — Не знаю я чего от тебя ожидать. Понимаешь? О чем я?
     Курчавая невесело скривила губы вроде как в усмешке, тусклой и неприятной:
     — Не доверяешь, получается?
     — Не в этом дело. Раз ты у меня напарница — доверяю. В обычных делах. А тут ты предлагаешь серьезнее работенку. Не, то, что это твой приятель — тут верю. Так лицом побелеть как ты и актриса бы не смогла, весь вопрос — а какая тебе радость потом обо мне заботиться? Ты ж мне не мама, не папа, да и вообще никто и звать никак. Положишь рядом в виде алиби — и все.
     Звоночек вроде как погромче задрендел. Ирка зло скосила глаза и чуть не ахнула.
     Снайпер на соседней крыше все так же стоял, глядя в прицел, а со спины к нему на четырех ногах вроде бы и медленно, но неслышно и непреклонно кралось существо, явно бывшее когда-то человеком, слишком большое для простого зомби, слишком ловкое и расстояние между дураком со снайперской винтовкой и тварью быстро сокращалось.
     Ахнув, Ирина судорожно рванула с плеча автомат, не отщелкивая приклад, сбросила предохранитель, и оставшееся между этим скрадывающим и снайпером малое расстояние брызнуло пыльными облачками и кусочками вара и рубероида. Не попала сгоряча ни разу, ни в одну, ни в другую фигуру, но внимание растяпы привлекла.
     Он удивленно посмотрел на стреляющую в его сторону бабенку, секунду тупил, потом резко обернулся, взвизгнул, уронил винтовку и рванул как спринтер. Тварь дернула за ним валкой, медвежистой побежкой, но тут загрохотал и автомат кучерявой. Ирка шарахнулась в сторону, ей показалось, что стреляют в спину, но сразу поняла — ошиблась.
     Хищно оскалившись, кучерявая била короткими очередями и — в отличие от заполошной и бестолковой пальбы Ирихи, лупила прицельно, плотно вжав приклад в плечо, очереди достали тварь, которая ничем иным, как морфом быть не могла, сбила ее рывок за снайпером и заставила вертануться в сторону стрелявшей. Ирка добила магазин, повернулась к напарнице и второй раз ужаснулась — прямо за спиной кучерявой увидев мертвую синюшную харю, вроде бы местами и человеческую, но карикатурно и гротескно извращенную. Второй морф был совсем рядом, незаметно за шумом стрельбы забравшись к ним на крышу. Ирка кинулась в сторону, сбивая кучерявую с направления удара мертвой туши, но получилось совсем паршиво, потому как потерявшая равновесие кучерявая улетела прочь с крыши, и громко там внизу шмякнулась. Ирина выронила свой автомат и чудом по-кошачьи извернулась на самом краешке крыши, едва удержавшись от падения. Нехорошо, но от души обрадовалась, что морф кинулся вниз за кучерявой.
     Напарница хоть и упала не очень удачно, но тем не менее шустро рванула за ящики, стоявшие посреди двора. Ирина теперь всерьез ужаснулась, потому что за эти считанные секунды смогла понять, что дело очень и очень плохо. Морф кинулся за напарницей и скрылся за ящиками, а автомат кучерявой остался валяться внизу, выпал из рук при падении.
     — Не поможет она мне уехать — мелькнула в голове не к месту мысль, пока Ириха подхватывала свой автоматик, меняла в нем магазин, ломая ногти на пальцах и с тоской ожидая предсмертного вопля брюнетки. Вместо этого за ящиками ослепительно замельтешил пронзительно-синий тонкий луч, черканувший по противоположному пакгаузу неприятным для глаза кобальтовым пятнышком.
     Это было совершенно неожиданно, и Ирка чудом не застрелила выскочившую из-за здоровенных ящиков брюнетку. Кучерявая неровным галопом, прихрамывая на левую ногу, кинулась к своему автомату и завозилась, вставляя новый магазин. Морф, вывалился следом, но почему-то взял неверный курс, причем двигался как-то неуверенно. Расстояние было смешное, и тут уже Ирка не промахнулась, да и напарница помогла — от мертвого здоровяка в отрепьях грязной одежды полетели клочья, струи пуль от двух автоматов сошлись на полулысой голове монстра и тот как-то неожиданно покорно завалился на спину и даже не дернулся. Тем не менее, брюнетка завопила истерически и опять кинулась за ящики.
     — Только не это! Второй! Забыла совсем про него! — всполошилась Ирина, легкомысленно высадившая все тридцать патронов одной залихватской очередью. Тот мертвяк, которому помешали порвать снайпера, оказался слишком близко и обе молодые женщины совершенно не рассчитывали встретиться с ним.
     Еще один ноготь сломался, когда магазин встал на емсто и лязгнувший затвор загнал патрон в горячий ствол.
     А стрелять и не пришлось. Морф тупо рухнул на четвереньки, попытался обернуться и ткнулся харей в асфальт. Ирина дернулась на замеченное краем глаза движение, с трудом удержала палец на спусковом крючке — все-таки этот балбес-снайпер вернулся и сверху со своего поста отстрелялся, добив второго морфа. Сил что-либо делать не было и Ирка плюхнулась на теплую крышу, переводя дыхание.
     Парнишка со снайперской винтовкой уже подбежал к вылезшей из-за ящиков брюнетке, и та спустила на него всех собак. Впрочем, переводившая дух после такой внезапной драки Ирина и не такую брань слыхала, потому ничего интересного не попалось. Разве что странными показались оправдания растяпы-снайпера, вякавшего что-то непонятное в ответ на заслуженные претензии брюнетки:
     — Я не мелишный дедешник, а ренжевый, — пузырился снайпер.
     Но это отмечалось Иркой как-то отстраненно. Наконец, снайперу в голову пришла отличная идея — связаться с командиром бригады и сообщить, что тут такое творилось, а заодно попросить подмоги.
     Брюнетка фыркнула, но прервала нападки на сопляка и потянулась за рацией.
     Ирка через силу поднялась на ноги, все-таки дело было не закончено, мало ли кто опять полезет. А потом стало очень многолюдно, потому как прибежала чуть ли не половина бригады. Ирку о чем-то спрашивали, хлопали по плечу, одобрительно говорили что-то, но она воспринимала все, словно кино смотрела на чужом языке. Ей страшно хотелось спать и все клеточки организма словно бы мелко дрожали.
    
     ***
    
     — Ищу во мху енота!
     Ищу во мху енота!
     Нет во мху енота!
     Нет во мху енота!
     А — вот во мху енот!
     А — вот во мху енот! — довольно громко и разборчиво распевает воспитанник нашей группы. Он вообще любит петь, даже, вроде, как и слух, какой-никакой появился, но вот слова песен, воспринимаемые им на слух, обычно сильно удивляют, ибо он лепит, что попало. Во всяком случае, мы уже не удивляемся, если слышим что-нибудь вроде: «Поедем в кроссовках кататься, да-а-авно я тебя поджидал!».
     Но сейчас мы переглядываемся с Сергеем, потому как текст песни несколько, как бы это сказать, имеет слишком уж личностную окраску. Кроме нас это замечают и другие, равно как и то, что у Ильяса глаза приобретают совсем сонное выражение, но поблескивает в них огонек, а вот у Енота — наоборот, хотя он своими глазенками старается хлопать куда как невинно.
     Впору ставки делать, кто кусанет оппонента сильнее. Но сейчас Енот опять тих и благостен, сидит с видом «ешьте меня, мухи с комарами!» и злой огонек в глазах у Ильяса разочарованно гаснет.
     Имаратыши за последние дни понесли весьма тяжелые потери, зловредный майор применил к ним старый прием — еще начала той давней войны, когда тут у нас немецкое командование сделало ставку на сеть небольших опорных пунктов. Гарнизон маленький — часто до взвода, но с усилением пулеметами и устраивался со всеми удобствами, обычно на высотках, позволяющих контролировать окрестности, нередко — в деревнях, откуда население выгонялось нафиг. В избах делали дзоты, пользуя для этого подвалы и ставя внутри помещения срубы — как бы домик в футляре получался с засыпкой землей промежутка. Получалось надежно и удобно — и печка есть, и снаряд не каждый возьмет. Такие опорные пункты создавали сеть огня. И сил привлечено врагом мало — а не сунешься. Особенно в наших местах — болотистых и труднопроходимых.
     Наши, пытаясь штурмовать по снегу или просачиваться — несли потери и чаще были неудачи. И потери. Мал клоп — да вонюч. И кусач. Артиллерии не хватало, снарядов было — еще меньше. А сеть немецких опорных пунктов мешала. И войскам и партизанам. Голь на выдумки хитра — к зиме сразу в нескольких местах пошел почин снайперского движения. То в одном месте Номоконов с предельной дистанции завалил наглого немецкого генерала, который бездумно выперся с инспекцией передовой линии, благо ничья земля там была широкой полосой и попасть в наглого фанфарона было проблемой, то в 296 стрелковом полку, что в 13 дивизии самоорганизовалась группа снайперов из нескольких человек, которые принялись охотится за рыцарями вермахта. Вроде бы фамилия организатора была то ли Смирнов, то ли Говорухин. И в 26 дивизии сержант Савченко сначала сформировал отделение снайперов. Оказалось, что толковое отделение снайперов может выбить из немецкого взводного укрепрайона сразу до половины личного состава при нормально произведенной разведке и внезапном нападении. Предугадать, кого будут потрошить дальше, было невозможно, а головы не поднять в сортир толком не сходить. Воды не принести, не размяться от сидения в бункерах. Все это сильно сказывалось на моральном духе фрицев — да и потери они понесли изрядные и сразу, только эта восьмерка из 13 дивизии набила 1300 немцев, да еще в полку две сотни снайперов воспитали. Снайпера выбирали цель, разведывали ее и наносили удар, меняя постоянно позиции. Маленький гарнизон, потеряв десяток неосторожных солдат, а то и офицера терял боеспособность. В итоге немцы были вынуждены отказаться от такого вида обороны, укрупнять гарнизоны, прореживать сеть огня. Сеть становилась грубее. А дыры в ней — больше. Оказалось, что можно и вместо артиллерии работать. Крупные гарнизоны тоже щипали. Но с ними было куда сложнее — тут и минометы и наблюдение лучше. Тем не менее, подготовленные в снайпера набили фрагов и вынудили немцев насыщать фронт живой силой. Я раньше не понимал, как это партизаны провели в Ленинград здоровенный санный обоз с продовольствием — а оказалось — именно по причине свертывания сетки мелких гарнизонов. И да, косвенной задачей оказалось и то, что немцы стали бояться оставаться в окружении, чего в самом начале войны не было в принципе. Самой известной на тот момент победой была сдача немцами отлично укрепленной деревни Сухая Нива, где окопался эсэсовский батальон. Это был опасный плацдарм, вклинивающийся в нашу оборону — даже не столько тактической, сколько стратегической угрозы. Вот за него Гриша Савченко со товарищи и взялся. За полтора месяца убили и искалечили больше трехсот рыцарей Рейха. Когда сочли, что гарнизон ослаблен достаточно — подготовили штурм. Перед штурмом пошла разведка. И обнаружила, что немцы оставили Сухую Ниву без боя, не вынеся круглосуточного напряжения и постоянных ежедневных потерь от огня невидимого врага. Потому штурм не состоялся. А единственной потерей оказался командир роты Бушуев, которого фрицы подловили изящным подарком — маленьким фугасом в штабном блиндаже. На столе валялись брошенные «впопыхах» карты с оперативной обстановкой, карандаши — линейки и командир не удержался, не дожидаясь саперов, стал собирать ценные трофеи. Сдвинул, видимо карандашик, потянул за проволочку и погиб на месте.
     Старый конь борозды не испортит, потому майор Брысь выкопав и рассказав эту седую старину вместе с нашими снайперами и казаками, у которых своих снайперов не было, к сожалению, наметил план действий.
     Вот и наши ребята кружили вокруг поселка, кусая неожиданно коммунаров то с той, то с этой стороны, где не ждали. Опять отличился Чечако, на шумные акции которого со всей округи сползались мертвяки, аккурат под стены имаратышей, да и подаренные нам с прозрачной целью знакомыми инженерами комплекты видеонаблюдения позволили сечь за имаратышами в реальном времени.
     — Прямо «Дом-3», — заметил зло Андрей, когда я притащил к нему добытую наконец-то мазь «троксевазин» — жаловался наш снайпер на загулявшие коленки, да и варикоз у него весьма серьезный.
     Хозяйство инженерное оказалось большим и сложным, комната вся в мониторах, глаза разбегаются. Оказалось и несколько видеокамер беспроводных работают, которые были развешены весьма близко от врага и летательные аппаратики в наличии. Из казаков уже знакомый мне Хоббит активно влез в это дело и теперь вникал в тонкости управления всем этим безобразием электронным, частенько заглядывал майор и командир казаков, просматривали и записи. В общем, как и ожидалось, службу имаратыши знали, но плохо. Караулы были, но как в компьютерных играх, где один часовой не видит другого, патруль может лечь спать вместо выхода на маршрут, а проверяющие манкируют своей должностью. Всем этим наши пользовались совершенно беззастенчиво.
     — Будем штурмовать? — спросил я.
     — Незачем. Сами выдохнутся. Они уже сейчас рабов на стенки ставят в тех местах, где не ожидают серьезной угрозы.
     — Погоди, а как вы отличаете рабов от хозяев? Они ж все бородатые!
     Сидевший неподалеку Хоббит тихо хрюкнул и незаметно помотал головой.
     — По поведению. И хозяев не приковывают. И оружия у них нет. И лупят их как сидоровых коз.
     — Вчера как раз пару рабов показательно казнили, — заметил Хоббит.
     — А Ильяс ухитрился палачу пулю в брюхо загнать. Хотя это уже третий резун, прошлых двоих раньше искалечили.
     — Ну и что думаешь? — спрашиваю я снайпера.
     — А что думать, трясти надо. Во всяком случае, вылазки они делать прекратили — силенок нету уже. И эмиссаров давненько не появлялось, поперемерли. Так что бить дальше — отвечает он.
     — Скучно, небось? Я вот гляжу — как вымерло у них за периметром, не видно никого — делаю я открытие. На экранах и впрямь, если кто и шевелится — так это с десяток зомби, отирающихся под стенами. По себе знаю, как они действуют на нервы тем, кто слышит рядом их скулеж и набор странных звкуов, что зомби ухитряются издавать. И ведь не высунешься, не перещелкаешь, пытались сначала, но потеряли с десяток смельчаков — теперь попугиваются.
     — С чего скучно-то? — искренне удивляется Андрей.
     — Ну, мне было бы скучно, — признаюсь я.
     Снайпер пожимает плечами, ему это не понятно.
     — Работа такая, что в любой момент может в тебя прилететь. Это как-то сильно развеивает скуку. Опять же ты не охотник, тебе не понятно, что такое — добыча. Тут и спокойствие надо и терпение. Тем более что смотреть и видеть — часто разное дело.
     С этим трудно не согласиться.
     — Все равно, скучновато. Я вот читал про этого финского снайпера, который «Белая смерть» — так он пять наших в день снимал. Там, наверное, не скучно было.
     — Это ты про кого? — удивляется Андрей.
     — Ну этот, который 705 наших убил… Самый лучший снайпер который Второй Мировой, — затухающе толкую я, видя по сморщившейся физиономии Андрея, что плету явно не ту святую.
     — Ты, что ли, про Симо Хайхя? Так это нормальный военный миф финский для боевой пропаганды, от реальности он далек как от Юпитера. Там практически все брехня, кроме фамилии и имени и того, что он стрелял из винтовки и что в итоге наши его вышибли из строя. Нашел, тоже, о чем говорить.
     — Но ведь наши же писали…
     — Это которые, наши? Всякие домашние знатоки?
     — Ну, в интернете…
     Хоббит опять тихо хрюкает, стараясь, чтобы звук не выглядел тем, чем является — издевательским смешком.
     — Ты ж уже с нами сколько времени околачиваешься. Вот суди сам — пишут, что убил семьсот красноармейцев. Из винтовки с открытым прицелом. На одном и том же участке фронта. По пять человек в день. И с ним боролась вся Красная армия. И вся его боялась. И аж прозвали его — конкретно — «Белая смерть». Так?
     — В общем, ну да…
     — Тогда суди сам, первое — каждая пуля убивает или нет? То есть сама заява странная — вывел из строя еще куда ни шло, но никак не убил. Второе — работал он в одиночку, никто его слов подтвердить не может, а в советских архивах, ясное дело никто из тиражировавших эту байду не работал. Потому и тут веры нет, тем более что воевал он на спокойном участке фронта, там была нормальная оборона, без штурмов и толп пехоты.
     Третье — ты можешь найти таких идиотов, чтобы они каждый день теряли по пять человек и продолжали бегать в полный рост? И так на протяжении нескольких месяцев подряд? Часть-то там одна и та же стояла. Дальше, вся РККА воевать с одним снайпером не могла — он действовал стационарно, у него — прикинь — одна лежка была, правда довольно удобная — этакий каменный одноместный дотик, природного производства, скалы там интересно сложились.
     — Погоди, а ты-то откуда все это знаешь?
     — А он сам показывал.
     — Ты шутишь?
     — Нет, сподобился его кривую рожу собственноручно видеть. Он же не так давно помер, лет десять тому назад. Вот мне и повезло, незадолго до. Честно говоря, интересно было посмотреть на легенду.
     — Посмотрел?
     — Посмотрел.
     — И как впечатление?
     — Фуфло обычное. Сколько-то наших он, конечно, покалечил. Но никак не 700. Работал он все время с одной позиции. Сам прикинь — какой у него получается сектор обстрела. Максимум на роту. Теперь прикинь роту, в которой на протяжении ста дней с одной позиции вышибают по пять человек. Получается?
     — Нет, не очень. Ну, день, ну два — потом все прятаться днем будут.
     — Во-о-от. А тут сто дней по пять человек в день. Это уже ни в какие ворота.
     — Погоди, а ты хочешь сказать, что финны брешут?
     — Ясен пень. Конечно, брешут. А наши дурни распространяли. Вот как ты, к примеру — Андрей криво ухмыляется.
     — Но как-то странно — европейцы же…
     — Что мешает европейцам врать? Вон их лучшая диверсия, где их лучшие диверсанты уничтожили аж 500 красноармейцев и невиданные склады в Петровском яме — в итоге оказалась налетом на госпиталь и убийством раненых и персонала в основном. Да и тех, с гражданскими вместе до 70 не наберется.
     — Но склады-то были?
     — Были. Пустые практически, сложилось так, что не завезли толком ничего, а старое выдали аккурат в войска. Так что финны те еще сказочники, а про Симо этого забудь — он любому нашему снайперу уступает в разы. Хотя бы потому, что наши еще и товарищей учили: как счет за сто — считай десяток учеников есть одновременно. И стреляли с наблюдателем, все документировалось. В общем — наплюй.
     Мне действительно остается только плюнуть. Тем более не подумав, я ляпаю очередную нескладуху, порадовавшись тому, что противостоящие нам имаратыши — дикие дикари и потому в техническом плане мы их кроем как бык овцу.
     Взгляд моего собеседника становится говорящим. Он прям откровенно так говорит, что если ума нет, то надо считать такого человека калекой. И да, Андрей смотрит на меня соболезнующе. Как на калеку.
     — Что опять не так? — огорчаюсь я.
     — Дикость у ваххабитов в другом. А техникой-то они отлично пользоваться умеют.
     — Тогда почему эти такие нефертикуляпистые?
     — Понимаешь, у них низовое звено — и впрямь безграмотное. Да его и не жалко. И потери среди этой шпаны — колоссальные. А вот главнюкам, чтобы выжить — надо стараться со всей мочи. И можешь мне поверить — они современной техникой пользуются от души. И зачастую — получше, чем наши. Здесь нам, на наше счастье, противостоят низовые шушеры. Но это не повод веселиться. Потому как нам любой наш в потерях — беда большая. Даже и трехсотый. Не согласен?
     — Согласен. Ладно, что-то у меня все не та святая получается, лучше помолчу.
     — Молчание — золото, — кивает Андрей, внимательно глядя в мониторы.
    
     ***
    
     — Меня потому джедайкой и прозвали, что у меня — световой меч! — сказала Ирине вечером брюнетка. И показала короткий цилиндр непонятного назначения.
     Ирка зевнула, потянулась и не без интереса глянула на удобно лежащий в тонкой ладошке напарницы агрегат.
     После удачно отбитого нападения стаи морфов девахам дали отдохнуть и поспать, предварительно выставив по полстакана коньяка. И обе отрубились, только коснувшись головами подушек. Теперь, перед ужином, их разбудил шумный говор товарищей по отряду в соседней комнате, те вернулись позже, чем освобожденные за свой подвиг от дальнейшей работы девицы.
     — И что это?
     — Лазер. В Таиланде купила, так у меня дома и валялся.
     Она щелкнула кнопкой и синий луч, толщиной с вязальную спицу засверкал режущим глаза светом. Яркая точка заплясала на стенке, и Ирихе показалось, что в том месте. Где точка задерживалась чуть дольше — появлялся дымок.
     — А, так вот такими вроде летчикам глаза слепили, — вспомнила Ирка шумиху на радио, слышанную вскользь еще в той, прошлой жизни. Посмотрела на штуковину не без уважения, видна была мощь.
     — Да, на несколько километров достает, — кивнула не без гордости хозяйка «меча».
     Перевела луч на тумбочку — и точно, дымок пошел.
     Ничего себе!
     — И значит, если по глазкам полоснуть — то и мертвякам не нравится? — заинтересованно спросила Ирка.
     — Да. Меня это и спасло, — помрачнев, ответила кудрявая. Ирина кивнула, не став расспрашивать дальше. Понятно было, что не один раз спасло, не только сегодня. Видно когда весельчаки засунули в комнату обреченной дочке умирающую мамиту, сообразила кучерявая чем отбиваться. А что, вполне себе интересная штуковина, надо будет такой разжиться и научиться пользоваться, вишь, даже на мутанта действует отлично, а всего-то мазнуть лучом по морде так, чтобы глаза зацепить. И ни шума, ни выстрелов, ни гниющих трупов.
     — Слепнут при попадании, или на время? — деловито уточнила, провожая взглядом ослепительное кобальтовое пятнышко, выписывающее на голой стене узоры.
     — Не проверяла, не в лаборатории же. Главное, что больше не лезут, отворачиваются и уходят в другую сторону, — пожала плечами напарница, выключив лазер и заботливо пряча его в кармашек куртки.
     — Отличная вещь, — проводила цилиндр взглядом Ирина.
     — Есть и еще не хуже, — многообещающе заинтриговала курчавая и стала собираться на ужин.
     С настырным разговором напарница приступила на следующий день. И стала опять давить всеми возможными способами. Видимо, для себя уже все решила и нужна была ей только поддержка.
     — У тебя нет плана, — напомнила Ирина, старательно озираясь. Ей очень не хотелось опять пережить такую беготню по самому краешку бытия. К счастью, место было спокойным и даже обычных зомби не было видно. Вполне внятные склады с хорошим обзором.
     — Теперь есть, — твердо сказала брюнетка, которая видать все время себе напоминала, что месть местью, а вот оглядываться нужно. И поэтому вертела головой, словно сойка какая-то.
     — Тогда слушаю, — кивнула Ирка.
     — Послезавтра они уезжают обратно. Так что перед самым отъездом его и надо утешить. Тут такое дело, что задерживать караван из-за потери одного человека не будут, бизнес. А нашим тоже особо ломать голову неинтересно, потому как он чужой, а экзит будет некриминальный.
     Ирина скептически поджала губы.
     — Точно-точно, — сказала кудлатая.
     — Интересно, как это ты собираешься устроить? — скептическим же тоном спросила Ирина, удивляясь тому, что вообще это слушает. С одной стороны грохнуть шутника, развлекающегося со знакомыми дамами и девушками так, как развлекался этот Шустрила — стоит. Просто в плане обеспечения банальной безопасности для себя и своего ребенка. Когда такие люди рядом ходят — жизнь слишком уж напряженной становится. С другой лезть в мокруху — не слишком веселое решение. Нет, не потому, что надо кого-то грохнуть, это Ирку не смущало совсем, а вот не попасться, вот что главное было.
     — Расскажу, если ты в теме. Ты — готова?
     — Погодь. Я скажу, что готова, а ты предложишь его пристрелить прилюдно. Или под вашими чертовыми видеокамерами — я ведь видела, что они тут у вас есть. Скажем так — я не против тебе помочь. Если это останется между нами, и ты мне поможешь свалить в Крон.
     — Сказала же, что помогу, — зло блеснула глазами кудрявая.
     — И какие мне гарантии, что ты меня не подставишь и не кинешь? — спросила Ирка.
     — Гарантий я дать не могу. Не страховая компания. Но папачос всегда говорил, что взаимовыгода — лучшая основа для бизнеса.
     — И твой папачос никого не кидал и не подставлял? Ну, знаешь, как в фильме — ничего личного, только бизнес? — внимательно посмотрела напарнице в глаза Ирина.
     Та взгляд не отвела, пожала плечами:
     — Я не в курсе его дел.
     — То-то и оно.
     — Но знаю, что всякое было. И я знаю, что пара ребят с известными навыками на него работали. И с конкурентами случались всякие неудачные происшествия. Никак не криминальные. Один, помню, пьяный утонул, другой под фуру влетел. И да, у них тоже были такие специфичные помощники. Как говорят американцы, силовое решение — часто лучший вариант. Короче — мне выгоднее, чтобы ты была в Кроне, а я навещала бы могилку Шустрилы… периодически. И ты мне нужна не как киллер, а как приманка и опять же напарница. Я сама все сделаю, компренде?
     — Нечем мне приманивать. Автомат, да что на мне — и все сокровище. Да и по внешности я не модель, — пожала плечами Ирина.
     — У меня есть рыжье. Немного, но достаточно, чтоб Шустрилу заинтересовать. Ты подходишь к нему, желательно без свидетелей, топчешься с ноги на ногу, типа такая вся лохушка, просишь помочь.
     — А он сразу кидается помогать? Аж из ботинок выскакивая? — фыркнула Ирка, которой не очень понравилось быть лохушкой, как-то очень уж уверенно у напарницы это определение с губ слетело.
     — Типа того. Есть два момента. Первое — он очень жадный. ОЧЕНЬ! Из нашей компашки он самый нищеброд был, мы над ним стебались поэтому, а он старался не очень плакать. Эх, я ведь тогда вполне могла с ним сделать что угодно, если б знала! — тут кучерявая задумалась, взгляд стал отсутствующий.
     — Эй, не отключайся!
     — А? Да я не отключалась, там, взмечтнулось. Проехали! Второй момент — ему самый кайф воспользоваться доверием — и обломать лоха, кинуть и поглумиться. Вот это для него просто ураганный оргазм был. Специально для нас разыгрывал всякие такие ситуации с разными людьми, нам тупым смешно было на очередную подставу смотреть…
     — Так он рыжье возьмет, а меня без автомата в гиблом месте выкинет.
     Кучерявая некоторое время думала, потом решительно замотала головой:
     — Нет, так он не сделает. Он в-третьих, трусоват и потому вряд ли пойдет на такое при свидетелях. А со своими ему придется рыжьем делиться, а ему проще себе палец отрезать, чем делиться с кем бы то ни было. Он тебя тут бросит. Точно.
     — Предположим, что так. И как я что должна делать, когда рыжье отдам? — важно сказала Ирка.
     — Вот тут самое сложное. У меня есть добротный электрошокер. Тэйзэр. Тебе главное ему попасть в морду. После этого он минуту-другую будет в отлючке. И я все успею сделать.
     — Что именно?
     — Что надо, — мрачно ухмыльнулась каким-то мертвенным оскалом напарница.
     — Ну, предположим. А что дальше? — спросила Ирина.
     — Дальше я возвращаю себе рыжье и договариваюсь о твоем отъезде. Есть у меня тут подвязки и зацепки, так что получится.
     — Я хотела бы убедиться. Что этот шокер работает, — решилась Ирка.
     — И каким образом? В меня разрядишь? Чужих-то никак привлекать нельзя. А я могу и притвориться, если что. Хотя сразу скажу — ни разу мне под шокер вставать не охота. Потому — не пойдет. Тут тебе опять же придется мне поверить.
     — Слишком уж много и часто мне это делать приходится, — буркнула Ирина.
     Кудлатая пожала плечиками.
     — Мне тебе тоже доверять приходится. Ты с моим золотишком задашь лататы — буду я в пролете.
     — А откуда золото-то?
     — Бабушкино наследство, — отрезала курчавая.
     — И много бабушек расщедрилось? — усмехнулась Ирка.
     — Да не мало. Там с полкило набралось. Короче, это мое золото и я тебе его доверяю, — обрезала брюнетка.
     Работа в этот день прошла гладко, без единого выстрела и вечером напарница передала Ирке маленький, но тяжелый кожаный мешочек и странный агрегат, который ничего общего с виденными раньше Иркой трещалками-шокерами не имел. Скорее он был похож на детский игрушечный пластиковый пистолет.
     — Это что такое? — удивилась Ирка.
     — Тайзер, — гордо ответила кудлатая.
     — И для чего эта штучка? — удивилась Ирка.
     — Шокер. Не понятно? Дает разряд тока, такая тема, что клиент тут же брякается и валяется пару минут, может только мычать, косодрючит его и колбасит не по-детски. Тут две фиговины на проволочках вылетают, вот они и шарашат. Электроды такие. Влепи ему в шею или морду — и все, целуйте веник!
     Ирина не без интереса осмотрела странную штуковину, глядя на нее уже другими глазами. За последнее время она привыкла уважать любое оружие.
     — А он заряжен? — спросила она.
     — А то! Под самую крышечку. С гарантией!
     — Ты так говоришь, словно проверяла и знаешь что да как. Я такое и в руках не держала.
     — Проверяла. И знаю. И не свети им, сейчас-то всем пофиг, но вообще он из запрещенных, мощный потому что. Слишком мощный.
     — Ну, ладно. А что не свети? Он еще и как фонарик работает? — удивилась Ирка, помнившая, что были такие фонарики у американских полицейских, которыми работали как дубинками, в кино видала не раз.
     — Не в том смысле. Типа — не надо его публике показывать. Так как-то.
     — Поняла, — сказала Ирка, внимательно разглядывая опасную штуковину.
     — Включается вот так, — брюнетка щелкнула выступающей пимпой и на стенке напротив, появилось светящееся красное пятнышко.
     — Лазер? Тоже как синий? Только красный? — невольно вспомнила «Звездные войны» Ириха, действительно ее напарница джедайка.
     — Типа того. Короче — наводишь куда надо и нажимаешь вот здесь. Лучше на открытую кожу чтоб попало. Вылетают два электрода на проволочках, так что лучше не дальше чем пять метров стреляй. Попадет туда, где лазерная точка будет, потому руками не дергай.
     — А дальше? — спросила Ирина.
     Тут кудлатая помялась немного, потом все-таки ответила:
     — Дальше зависит от того, как ты попадешь, и от того, как Шустрила отреагирует. Ну, по-разному выходит. Некоторые, слыхала, вообще на месте дуба рубят, но это редко — некоторые вопят и корчатся, некоторые пластом лежат. Короче. Это все может получиться и легко и сложно. Ты, потому, короче, готовой будь ему и по репе засветить.
     — Вот здорово! Я не японка карате ногами махать. А он повыше меня будет. И поздоровее, — заметила Ирина.
     — При попадании этих электродов в мясо никто на ногах устоять не может, — уверенно заявила кудрявая.
     — Так уж и никто?
     — Практически — да! Ты, главное — попади! — твердо заявила напарница.
     Ирка с сомнением покачала головой.
     — А если вдруг не получится? Что тогда?
     Теперь задумалась напарница. Потом неохотно сказала:
     — Живым я его не выпущу, когда еще так повезет увидеться. Тогда я его стреляю, куда деваться. Потом ты будешь подтверждать, что он меня узнал и пытался убить ножом, напав в тихом месте. А зашли мы туда, потому как ты обещала — ну вот, например, купить эту пару перстней.
     — Это если он нас и впрямь не угробит, — вздохнула Ирка.
     — Это вариант «Бэ». И нам до него доходить не надо совсем. Может, удастся съехать на самообороне, а может — и нет. Забей, настраивайся на успех. Короче — после того, как попала, его еще можно пару минут бить током. Эффект слабее, но встать и драться у него не выйдет. А я успею и раньше. Не боись — все будет пучком! — не смотря на уверенный тон и блестящие глаза вид у говорившей был отнюдь не победный и как-то это Ирину не воодушевило.
     Впрочем, отступать было некуда. И на следующий же день Ирка улучила момент, когда этот самый Шустрила не спеша шел из кафушки по тропинке к машинам конвоя.
     — Извините, можно вас на минутку? — достаточно робко и искательно глядя ему в глаза, подскочила Ирина. Она старательно пыталась выглядеть спокойной, но это никак не получалось и волнение у нее было, что называется, написано на лице. Как ни странно самым серьезным ее опасением было попасть в одну из имевшихся на территории лагеря видеокамер, и перехватить Шустрилу надо было как раз в «мертвой зоне». Вроде, получилось.
     — Чего нужно? — свысока глянул «объект» на невзрачную бабенку.
     — Вы ведь с конвоем на Питер пойдете?
     — И что с того? — убавив высокомерия заинтересовался Шустрила.
     — Мне очень надо в Питер, помогите мне и вы не останетесь в накладе, — выпалила Ирка заученную до того фразу.
     — Нам не рекомендуют брать попутчиков без ведома местных начальств, — уже совсем по-дружески сказал парень. И посмотрел с интересом.
     «Симпатичный. И улыбка хорошая. А при том — сволочь распоследняя» — подумала про себя Ирка и вслух сказала веско и с толстым намеком:
     — Я здесь чужая, а могу заплатить, вот.
     — Гм… Нам вообще-то запрещено…
     — Вы не будете в накладе! И мне в Питер надо о ч е н ь! — надавила интонацией Ирина.
     — Но такой красивой девушке грех не помочь. Давайте мы встретимся через часик — вон там, за развалюхами. Посмотрю, что можно сделать, поговорю с начальством. Годится такой расклад? — намекающе подмигнул красавчик.
     — Конечно, годится! — обрадовалась Ирка.
     — Вы с собой прихватите, то, что платить собираетесь, мне ведь подмазать надо будет кое-кого.
     — А вы меня не обманете? Доставите в Кронштадт?
     — Мы ж не в церкви, — еще более ослепительно улыбнулся Шустрила.
     Вот если бы не слова кучерявой напарницы — вполне бы могла и купиться, как мелькнуло мимолетно в голове у Ирины. Обаятельный, мерзавец, не отнимешь. И располагает к себе прямо мастерски. Ведь знаешь, что подлец, а веришь против воли. Как продавец пылесосов прямо.
     Место встречи вполне годилось — сильно захламленные задворки, где раньше был дополнительный лагерь для беженцев. Причем, то местечко, где были отхожие места. Но теперь там никто не жил, периметр в принципе держал зомбаков в отдалении, так что там было относительно спокойно, хотя и здорово грязно. Начальство местное пока не видело, чем территорию занять, но и сдавать ее тоже не собиралось, так что пока это мусорное место с двумя недостроенными цехами, заброшенными еще в перестройку, стояло в виде вымороченного участка. Патрули там не ходили, так что всякий, кто совался на этот загаженный пустырь, действовал на свой страх и риск. Впрочем, риск был невелик, все-таки чистка от зомби была проведена качественно, а после того, как практически каждый стал таскать с собой ствол — особых хулиганств и не было.
     Ирка понимала, почему ее пригласили в эту зону — и безопасно, в общем, и свидетелей никаких. Камеры там раньше повесили — но теперь часть демонтировали, а те, что остались, были отключены от оператора и не работали. Не за чем тут следить.
     — Ну как? — жадно спросила ее компаньонка, как только Ириха вошла в комнату.
     — Договорились. Через час, то есть уже через сорок восемь минут. За цехами, где сортиры у вас были. Ты-то готова? Я ж не знаю, что ты придумала.
     — Я готова, — ответила кучерявая и вытянула из-под подушки серебряную фляжечку.
     — Вот не надо бы, а то тепло, развезет еще. Лучше потом, — нахмурилась Ириха.
     Брюнетка недовольно сморщила носик, но спорить не стала, покрутила фляжку в руках, сунула обратно. Потом с неудовольствием посмотрела на свои пальцы, которые ощутимо дрожали, порывисто встала и сказала:
     — Все, я пошла. Буду там ждать. Ты вот что — стой за первым цехом. Там еще катушка от кабеля валяется. Я сяду на втором этаже в цехе.
     — Стоп! А как я пойму, где это ты сидишь?
     — Говно вопрос! Вот эта тряпка будет из окна свисать. Если я на подходах замечу его приятелей, я тряпку уберу. Тогда — уходи. И еще — держи рацию на передачу, — показала краешек какой-то зеленовато-красной хламиды, спрятанной в сумке кудрявая.
     — Ты гляди, все продумала!
     — А то ж! Ты только не зассы! — внимательно поглядела в глаза напарница.
     — Ишь ты как, прямо по-рюриковски сказала, — поддела кудлатую Ириха.
     Но та шутку не приняла, встала, забрала автомат и сумку, быстро и резко из комнаты вышла.
     Полчаса для Ирки тянулись и долго и медленно. Успела посмотреть и что в мешочке — ожидаемо оказалось золотишко во всех видах, в том числе и в виде странно мятых комочков, когда дошло, что это сплющенные и смятые золотые коронки, от греха подальше завязала мешочек — ясно ж с какой «бабушки» наследство, черт его знает, как обработано потом это золотишко, подцепить что заразное не хотелось вовсе. Проверила еще раз свое снаряжение, оружие, прислушалась к себе. Вроде бы было и немного страшно и немного волнительно, хотелось почему-то зажать ладошки между колен и так посидеть. Но и только. При этом никаких угрызений совести по поводу того, что придется ухлопать — ну или помочь ухлопать живого человека — не было вовсе. Странно, но пальба по зомби сильно помогла, теперь Ирке было пофиг — лупит ли она по ковылющему мертвяку или по клиенту, еще не омертвяченному. Силуэт то один — и все тут. Остальное — привычка. И еще ей вдруг подумалось, что на пути к роддому она, ради еще не рожденного ребенка готова не то, что стрелять, а зубами рвать любого, если понадобится. И никак это ее не волнует. Единственно, что волнует — это как бы «объект» не успел за пистоль схватиться. С шокером раньше Ирина дело не имела, потому не вполне доверяла этой технике. Хотя лазер смог у нее на глазах сбить с толку морфа, что вполне повышало акции кудлатой.
     Пришла на точку встречи чуть пораньше, походила, посмотрела. Обнаружила катушку от кабеля, огляделась по сторонам. Наконец, нашла взглядом свисавшую из окошка линялую тряпку знакомых цветов, одобрила решение напарницы — и видит оттуда со второго этажа все и в случае чего успеет добежать быстро — лестница рядом.
     Ветерок шевелил неприлично яркие и блистючие обертки от сожранной беженцами всякой съедобной фигни. И да, нагажено и намусорено было изрядно. Походила вокруг, шурша фантиками под берцами, присмотрелась, что да как. Пустынное место, только железобетонные коробки недостроя и потрескавшийся старый асфальт, густо присыпанный всяким мусором. Хотя, если заорать — услышат, как раз на КПП. Но это — если громко заорать. Значит, Шустрила заорать не должен. Проверила — удобно ли спрятала тайзер. Удобно. Ну, все, можно ждать.
     «Объект» появился с небольшим опозданием, но улыбнулся так радужно, что у любой особи женского полу сердце бы потекло молоком и медом. Хорошая такая улыбка, душевная.
     «Обаятельный, сука» — ответно улыбаясь ему, про себя подумала Ирка. Ей не надо было прикидываться обрадованной и чуточку взволнованной. Клиент пришел один, и потому сейчас Ирка смотрела на него, как на билет в Питер.
     — Итак, вам надо в Питер. Точнее — в Кронштадт. Чем готовы поступиться? — вежливо и доброжелательно спросил Шустрила.
     — Вы говорили, что вам это запрещено?
     — Говорил. Каждый запрет имеет свою цену. Так что вопрос в цене, — кивнул дружелюбно «объект».
     — У меня есть вот это, — протянула ему мешочек Ирка.
     Шустрила не спеша подкинул мешочек, взвесил его словно. Потом развязал завязки и сыпанул себе на ладошку в перчатке содержимое.
     — Неплохо. Правда, если считать, с кем придется делиться, получается сильно меньше.
     — Но я думаю, что — хватит? — неуверенно спросила Ирина.
     — Хватит. Если добавите и свой автомат. В Питере, конечно, небезопасно, но мы идем на Кронштадт, там вполне с пистолетом жить можно.
     — Васенька, ну еще капельку, — не удержалась от шпильки Ирка.
     — Так дело ваше — это же вам надо ехать. Я ведь и так еду, — опять улыбнулся приятственно Шустрила.
     — Хорошо. Отдам, — развела Ирина руками.
     — Вот и ладушки. Тогда так — вы знаете, когда мы уезжаем?
     — Знаю.
     — Прекрасно! За час до нашего выезда встанете у дальнего КПП. На том конце зоны, знаете? Там еще БТР пятнистый дежурит.
     — Знаю, бывала там.
     — Совсем хорошо. Оденьте только платочек на шею поярче — желтого или красного цвета, чтоб заметно было. Есть такой у вас? — очень проникновенно спросил Шустрила.
     — Есть, оранжевый, — кивнула головой Ирка.
     — Замечательно. Подъедет мусоровоз. Подойдете к водителю, скажете, что едете на свалку. Садитесь к нему в кабину и едете, — начал инструкцию «объект».
     — Но это же в другую сторону! — удивилась совершенно оправданно Ирка.
     — Совершенно верно. Мое начальство не хочет, чтоб на нас всех собак повесили, это ведь справедливое желание? — терпеливо как маленькой девочке объяснил Шустрила.
     — Ну да…
     — Потому не стоит связывать ваше отбытие с нашим конвоем.
     — Но как тогда я попаду в Кронштадт? — искренне удивилась Ирина.
     — Правильный вопрос! Я с ребятами на паре грузовиков выезжаю пораньше — нам надо заскочить, забрать детали к одному агрегату, и мы как раз мимо свалки поедем. Вы, главное мусоровоз не пропустите и не забудьте с собой свои вещи взять. И еще — этот разгильдяй на мусоровозе ездит весьма неаккуратно, потому не удивляйтесь, если он опоздает. Мы вас подождем, даю слово! — с потрясающей теплотой и искренностью сказал Шустрила.
     Ирина с удивлением почувствовала, что почти поверила этому приятному и душевному человеку.
     — Спасибо! — с чувством сказала она и улыбнулась.
     — В Кронштадте скажете, — отозвался он, приветливо кивнул, сунул мешочек в карман и не спеша пошел прочь.
     Он успел сделать несколько шагов, когда Ирка опомнилась от наваждения, зло закусила губу и выдернула шокер из-за пазухи. Красное пятнышко стремительно скользнуло по грязному асфальту, ноге Шустрилы, его спине и как только оказалось на затылке чуток выше воротника, как Ириха нажала спуск. Щелкнуло совсем негромко, руку чуть дернуло и что-то сверкнувшее на солнышке мелькнуло, перечеркивая пространство между ней и «объектом». Успела испугаться, что не попадет, не сработает или не хватит длины проволоки, но в этот момент «объект» странно выгнулся и завалился как стоял, лицом в землю, успев сказать только что-то вроде: «Ы-ы-ы-ыхр!».
     Окатило радостью, но что делать дальше было неясно. К счастью кудлатая в тот же миг опрокидью вылетела из подъезда, благо там и дверей не было, и на манер олимпийской чемпионки по спринту рванула к упавшему. Шустрила между тем начал шевелить руками, поворачивать голову — пока еще заторможено, вяло, но это встревожило Ирину.
     — Быстрее! — крикнула она напарнице.
     Та поддала еще пуще и уже через пару секунд со всего маху грохнулась коленками об асфальт, благо щитки смягчили удар.
     — Руку его давай сюда! — негромко рявкнула брюнетка.
     Ирка схватила левую руку парня, попыталась завести ее за спину, но почувствовала сопротивление — оглушенный объект явно начал приходить в себя. Напряглась, рванула как следует — и справилась, видно было, что ошарашенный током еще в себя не пришел. Кудрявая тут же стянула руки Шустриле высоко — в локтях, странной пластиковой стяжкой, вроде в прошлой жизни Витя такими в своем раздербаненном компе подтягивал жгуты проводов.
     — Что… что это значт? — непослушным пока языком начал спрашивать пострадавший. Договорить не успел, напарница рывком перевалила его тяжелое тело на спину и быстро, даже умело впихнула в рот лежащему странную фигню — явный женский чулок, только набитый чем-то с одной стороны. Шустрила явно узнал своего палача, завозился, замычал, но без особого успеха.
     — Хай, мазафака! — пропела, сверкнув глазами, брюнетка. Парень завозился уже более осмысленно, попытался порвать стяжку — неудачно, замычал громче, пуча глаза.
     Несколько секунд мстительница наслаждалась зрелищем и ее ноздри чувственно раздувались, потом Ирка пихнула ее в плечо и напарница опомнилась. Потянула из своей сумки — торбы к удивлению Ирины жестяной футляр из-под бутылки виски, не без опаски сдернула крышку и приложила открытым концом к физиономии лежащего. Тот бешено замотал головой, забился.
     — Прижми ему башку! — лютым шепотом велела брюнетка, прыгая, словно лихая всадница на выгибающемся дугой под ней теле. Ирка, не раздумывая, тут же придавила ботинком короткостриженную голову к асфальту. Раструб опять прижался к лицу Шустрилы и тот отчаянно взвыл, пытаясь освободиться. Брюнетка неуклюже, враскоряку, соскочила с лежащего мужчины. Футляр остался у нее в руке, а Ирка отпрыгнула в сторону, передернувшись от омерзения — в губу парню вцепилась здоровенная, но какая-то странная крыса. Хорошо вцепилась, потому как попытки лежащего освободиться от этой твари не привели ни к чему, он отчаянно мотал головой и приглушенно выл, но отвратительная тушка моталась из стороны в сторону, никак не отцепляясь.
     Ирку передернуло, крыс она терпеть не могла.
     — Держи периметр, — тихо, но зло рявкнула брюнетка.
     Ирка, стараясь держать боковым зрением Шустрилу и напарницу, быстро отскочила к кабельной катушке, изготовилась к стрельбе, потом опомнилась — атаки вроде не предполагалось, а стрелять по всем, кто появится в поле зрения, было явно опрометчиво. Закинула автомат на спину, удивляясь тому, что почему-то это делать неудобно, только тут заметила, что в левой руке держит пустой тазер, сунула его в карман, спешно стала сматывать волочащиеся тоненькие проволочки.
     Глянула на брюнетку — та стояла рядом с корчащимся и бьющем каблуками об асфальт телом. Передернулась от странного ощущения — словно ведьма пьет душу умирающего, настолько хищным был вид кудлатой. Чисто вампирша. Упырица.
     При укусе зомби в губу человек помирал очень быстро — буквально за минуты. В методичке это было написано четко, другое дело — не указывалось, как разнится по мощности укус крысозомби или человекозомби. Ирине было крайне неуютно, словно она голая стояла на Дворцовой площади. Что если будет чертов Шустрила дохнуть полчаса-час? Да за это время все нервы перегорят! Вот по закону бутерброда точно кто-нибудь припрется, будь они все неладны.
     Ирка страшно вспотела — оно конечно и жарко было, но и страшно тоже. Все так же отвратительно мычал умирающий, шуршал по асфальту и стучал каблуками. Напряжение дошло до такого градуса, что Ирка уже и за пистолетом потянулась, пристрелить сукина сына к чертовой матери — но тут шум сбоку прекратился. Бросила взгляд — ноги Шустрилы судорожно дернулись и расслабленно вытянулись. И мычание это осточертевшее закончилось.
     — Все? — спросила она кудлатую.
     Та не ответила.
     Ирина окинула взглядом пустое, залитое солнцем пространство, не увидила никого живого или мертвого и отлепилась от катушки. Тронула брюнетку за плечо, стараясь не очень смотреть на пирующую странно сплющенную крысу, но и не выпуская ее из вида. Кудлатая вздрогнула, словно проснулась.
     — Как, все? — повторила Ирка чуть громче.
     Напарница перевела дух, вздохнув странно, словно загнанная лошадь, с всхлипом.
     — Эй, ты тут истерику не вздумай устраивать! — разозлилась уставшая до чертиков Ирина.
     — Как думаешь, сдох? — спросила медленно приходящая в себя кудлатая.
     Ирка внимательно глянула на лежащего. Умирающих ей за последнее время видеть довелось куда больше, чем хотелось бы — и тут она уверенно сказала:
     — Готов. Дальше что?
     — Точно?
     — Ты сама смотри — обмочился и расплющился. И морда осунулась, — сказала Ирка твердо.
     — Надо стяжку снять и кляп…
     — Так давай! — нетерпеливо сказала Ирина.
     Кудлатая с удивлением посмотрела на свои трясущиеся руки.
     — Не ожидала, что меня так замандражит, — странным голосом сказала она Ирине.
     Та выругалась и с опаской нагнувшись, дернула кончиком ножа торчащую на локте покойника полиэтиленовую полоску. Паскудная крыса не обратила на это никакого внимания, жрала в три горла, кромсая зубами человеческую нежную мякоть.
     Ирка резко дернула стяжку, та не без натуги выскочила из-под Шустрилы. Его левая рука странно вывернув ладонь, выскользнула из-под тела. Брюнетка, немного придя в себя, дернула конец чулка и мокрый кляп, потревожив крысака, вывалился изо рта покойника. Подхватила кровавый комок футляром от крысы, закрыла крышкой. Пихнула в карман поданный Иркой тазер.
     — Уходим! — поторопила напарницу Ирина.
     — Сейчас! Еще что-то… Погоди…
     — Некогда годить, он сейчас уже вставать будет!
     — Ага, вспомнила! Заглушки от тазера где-то тут валяться должны. Вот, есть! Все, сваливаем отсюда!
     Кудлатая подняла с асфальта два маленьких прямоугольничка из желтой пластмассы, глянула в последний раз на своего старого знакомого, тряхнула гривкой черных волос и быстрым шагом пошла прочь. Ирке не понадобилось особого приглашения, она поспешила следом.
     Выглянули из-за угла пустого цеха. Пусто.
     — Я иду влево, а ты двигай вправо.
     И пошла неторопливой прогулочной походкой. Ирка глянула вслед и стараясь идти так же непринужденно, пошла по дорожке, судорожно думая, а зачем она. собственно туда может идти. Взгляд упал на палисадничек с более-менее бодрыми цветочками у желтого фургончика, на самописную корявенькую вывеску «Парикмахер». Пару секунд прикидывала, потом пошла к двери.
     Прической осталась недовольна, деваха, взявшаяся ее стричь, явно не совпадала по вкусам с Ириной, да и с цветом при мелировании не угадала, возилась долго, но взяла за работу недорого и это несколько примирило Ирину с происшедшим.
     — Клевый причесон! — одобрила изменения в имидже Ирихи хмельная напарница. Она сидела на лавочке у казармы и прикладывалась к своей фляжечке.
     — Что, и вправду нравится? — удивилась Ирка.
     — Вполне. Куда лучше, — кивнула брюнетка.
     — А мне показалось, что парикмахерша там от слова «хер», — заметила Ирка, присаживаясь рядом.
     — Сойдет для сельской местности, — ответила кудлатая и опять поднесла фляжечку к губам. Ирина подумала, стоит ли обижаться на сельскую местность, решила проигнорировать и взяла быка за рога:
     — Как с моей поездкой?
     — Завтра явишься за час до убытия конвоя к начальнику охраны — место знаешь, у КПП. Фамилия его Филимонов. Сутулый такой. Там скажут, куда садиться — в какую машину. Ну и фьють отсюда.
     — То есть как? Ты когда вопросы прорешать успела? — удивилась Ирка.
     — Вчера. Есть у меня тут наколки, договорилась.
     — Не побоялась?
     — Чего? — подняла бровки домиком напарница.
     — Если б сегодня все провалилось?
     — Если бы да кабы, то во рту росли б грибы и был бы не рот, а чертов огород, — выдала задумчиво брюнетка. На памяти Ирины она впервой выдала поговорку. Задумалась, что ли?
     — С крысаком ты меня удивила, — призналась Ирка.
     — Да шла, было дело, смотрю — это ползет. А сзади ворона ее за хвост дергает. Знаешь, мне ее жалко стало. В смысле — крысятину. Вспомнила, что этих зверюшек звали комнатными собачками дьявола. Я и подумала — а чтобы мне не завести себе комнатную собачку признанной породы и от серьезного производителя? Как раз у меня этот вискарь в руках был. Бутыль в карман, зверька — в футляр. Обрадовалась эта комнатная собачка сильно, не противилась даже и сапогом пихать пришлось совсем чуть-чуть.
     — Ты ее тогда и помяла?
     — Нет, оно уже сплющенным ползло.
     Брюнетка отхлебнула из фляжечки, вытерла тыльной стороной ладошки припухшие губы, задумчиво сказала:
     — Вот и пригодилась скотинка. Сослужила службу.
     Ирка усмехнулась:
     — Я тебя недавно знаю, но что-то шибко сомневаюсь в твоем альтруизме. Хочешь сказать, что подобрала тварюшку как тот эстонец из анекдота? Типа «мошшетт пригодиццо»?
     — Хочешь сказать, что я бездушная стерва? — покосилась кудлатая.
     — Насчет души не знаю, но что деловая — это вижу. Ты когда что делаешь — то всегда с выгодой. И с прицелом на будущее.
     — Это гены и папачос так воспитал. Твой этот эстонец — это который через год приехал, выкинул дохлую ворону обратно — «нне приготиллась»? Так он прибалт, что ж ты хочешь, — спокойно ответила кудлатая.
     — Погодь, это ты о чем?
     — Папачос говорил, что на любой товар всегда есть покупатель. Всегда! Вся проблема только найти этого покупателя. А прибалты — они бестолковые, ни посторожить, ни украсть, а уж продать что… Потому у них толку не будет, хоть дохлую ворону им дай, хоть тонну золота. Нет ума — считай калека — и снова глотнула из фляжечки.
     Помолчали. Брюнетка хмыкнула и призналась:
     — Ну была мысль, что пусть эта собачка мое бухло охраняет. А если кто позарится без моего ведома — пусть на себя пеняет. Хорошо, не позарились.
     — Ой! — вскинулась Ирка.
     — Ты чего подскочила? — лениво удивилась курчавая.
     — Мы же твое золото не забрали. Оно у него в кармане так и осталось!
     — Ужасная потеря! — равнодушно заметила брюнетка.
     — Тебе что, своего рыжья не жалко?
     Напарница как-то очень умиротворенно отсалютовала кому-то невидимому блеснувшей фляжечкой, словно тост произнесла и опять глотнула. Посидела, глядя перед собой странным взглядом, потом усмехнулась:
     — Ладно, черт с тобой. Это не мое золото. Я его сперла у очень неприятного человека. Теперь этому поцу станет известно, что его обнес пришлый Шустрила. А приятелям Шустрилы станет известно, что какие-то делишки были у Шустрилы с этим поцем. У них начнется взаимовыгодное сосуществование, или как оно там называется, когда жаба гадюку фачит. Пусть веселятся.
     — Не жалко золота? — глянула ей в глаза Ирка.
     — Жалко. Но папачос мне говорил, что за все надо платить. Не платят только очень богатые, а я пока еще наверх не вылезла. Ну, жизнь продолжается. Возможно, папачос бы мной гордился. Комбинация простенькая, но идет успешно. Шустрилу уже к слову упокоить успели, пока ты стриглась. Он выперся аккуратно на патруль. Так что понеслось по кочкам, расследование, преследование, туе-мое.
     — А я и не слышала стрельбы!
     — Патрульники с арбалетом ходят, кроме автоматов. Лупить очередями в лагере давно уже отучились. Это в начале психовали. Сейчас уже пообтерлись.
     — Ты не боишься, что разберутся быстро? — Ирка побледнела, потом испугалась еще больше, вспомнив про собак и прочие детективные приемы.
     — Забей. Тут на всякое публика насмотрелась. Приезжего укусила крыса. Это бывает. К тому же он эпилептик. Картина ясна и понятно, рыть носом землю наши не будут. Не до того, знаешь ли, тут тебе не совок. Никто и не почешется, а его дружкам суетиться золотишко помешает и завтрашний отъезд. Ты, короче, язык на привязи держи, не трепись сдуру. И все будет пучком. Тебе ведь не интересно трепаться? — остренько глянула кудрявая.
     — Шутишь?
     — Нет, не шучу. И потом не вздумай чего-нибудь про шантаж думать или еще что. Мы ведь друг друга понимаем?
     — А то ж! — вполне искренне сказала Ирка. И потом спросила: — Слушай, ты вообще в курсах, тут когда мусоровоз на свалку ездит?
     — После обеда, часа в два. Иногда раньше, в час. Ты это к чему? К тому, что ты должна была с ним на свалке встречаться?
     — Ага, ты ж слушала, о чем мы говорим.
     Брюнетка захихикала:
     — Хорошо бы ты смотрелась на свалке. В оранжевом шарфике и с вещами.
     — Вот же подлец! — искренне возмутилась Ирина.
     — Рада, что ты оценила юмор и приколы покойного, — глотнула снова из фляжки брюнетка.
     К удивлению Ирки (и некоторому огорчению тоже), никто не стал уговаривать ее остаться. Получила от бригадира бумажку с откреплением от отряда. Сходила, получила на КПП пропуск на выезд с конвоем.
     Держались все отстраненно, и потому она утром собрала вещички, стараясь не забыть ничего своего, и ушла, даже не позавтракав. Нетерпение жгло пятки и стесняло дыхание. Конвой к ее удивлению еще не собрался полностью, машины стояли враскоряку, грели двигатели, и в воздухе воняло соляркой, несколько мужиков бегало и переругивалось довольно громко. Остальная публика сидела по кабинам или курила на свежем воздухе, позевывая и поплевывая.
     Она не стала вникать в суть перебранки, постаралась разобраться, кто тут главный (высокий и сутулый), сунулась было к нему, но он слушать не стал, махнул рукой в сторону потрепанного КАМАЗа, дескать, — сядь туда и не отсвечивай. Странный был КАМАЗ — на грязном брезентовом верхе четко была видна нарисованная бело-красная круглая мишень. Чистенькая, словно мытая.
     В кабине сидел жилистый поджарый мужик в ментовском камуфляже. Поглядел очень неприязненно, потом спросил:
     — Чего тебе? — и глянул, как ножом отрезал.
     — Филимонов сказал сюда сесть. Меня зовут Ира!
     — Твою ж мать! — с чувством выругался культурно мужик и плюнул в открытую форточку. А потом выскочил из кабины и куда-то быстро сдернул, прихватив из кабины автомат — обычный калаш, но с глушителем и оптикой. Двигался хорошо, это Ирка отметила, тренированный. Вернулся быстро, еще более злой, буркнул:
     — Вещи клади, а сама погуляй полчасика. Надоешь еще.
     Озадаченная таким приемом Ирина послушно закинула тощенький рюкзак и отошла от негостеприимной машины. Ее определенно взволновала перспектива остаться на бобах. Тут на глаза ей неожиданно попался знакомый грузный силуэт — ну, точно, тот самый Альба, который ее сюда привез! Кинулась к нему. Тот был очень озабочен, спешил, но узнал, улыбнулся.
     — Извините, проблемы обуяли. Семью вывожу и все бебехи, что накопились, голова кругом. Вы тоже с этим конвоем?
     — Ага. Странные они какие-то! — поздоровалась и Ирка.
     — А тут как в Ноевом ковчеге, всякой твари по паре. Вы в какой машине?
     — Вон тот КАМАЗ, — указала ладошкой.
     — Этого не знаю. Ладно, мне бежать надо. Увидимся!
     — Минутку только. Мы когда двинемся? — задержала собеседника Ирка.
     — Не раньше, чем через час. Местные люди машины взялись шмонать, что-то ценное, дескать, тут уперли, а следы, дескать, ведут к конвою. Скандал районного масштаба.
     — А точно через час?
     — Если не больше. Все, извините, спешу — до встречи! — и озабоченный здоровяк припустил, как ошпаренный.
     «М-да, — подумала Ирка, — этот рейс будет без фуагры и мальвазии. Или чем он меня угощал там?».
     И тут же встряхнулась. Оставшееся время надо было потратить с пользой, а, кроме того, она не любила оставлять незаконченные дела. Грязную посуду надо помыть! И, глянув на часики, припустила туда, где оставалась незавершенка.
     Тот фургончик, в котором она провела первую ночь в этом анклаве, так и стоял на том же месте. Дверь оказалась заперта на легкий крючок и легко открылась после сильного дерганья. Из трех соседок присутствовали две — и спертый воздух шмонил тяжелым перегаром. А ничего и не изменилось с того утра, когда она тут проснулась обворованной!
     Ирка не суетясь затворила дверь, аккуратно осмотрелась. Прошла вглубь. Очень тихо выцарапала из-под подушки ближней к ней дамы за рубчатую рукоятку пошарпаный «макаров». Потом вытянула из-под грязноватого рукомойника помойное ведро, налитое почти до краев. Набрала воздуха в легкие и завопила во всю мощь:
     — Подъем!!!
     И с чувством, как говорили наши деятели культуры, глубокого удовлетворения, шарахнула из ведра мутной вонючей струей в заспанную рожу подскочившей на раскладушке соседки. Удачно влетело, та зафыркала, закашлялась, неуклюже попыталась схватить отсутствующий пистолет, уронила подушку в лужу на полу. Вторая дама попробовала вскочить, кинулась к столику-тумбочке и Ириха злорадно швырнула ей под неустойчивые с похмелья ноги пустое ведро. Попала метко и та грохнулась опухшей рожей об стенку.
     — Это вам привет за то воровство! — вынесла вердикт мстительница. И гордо юркнула вон из фургончика, забив ударом каблука в щелку под дверь щепку — точно как делали с мужем в деревне, когда подозревали, что в доме — зомби. Самый раз успела, вал матерной брани и стук в дверь раздался почти сразу. Ну, точно угадала — зомби и есть.
     С изрядно улучшившимся настроением вернулась к конвою. Там и конь не валялся, даже прогреваемые моторы выключили. Покрутилась вокруг «своего» КАМАЗа. Водилы в кабине не было, потому, немного подумав, Ирина залезла в незапертую кабину и устроилась на пассажирском сидении, решив, что неплохо бы и начать обживаться перед дальней дорогой. Трофейный пистолет осмотрела, потрепанный, но годный в дело, в обойме пяток патронов. Сунула его пока под сиденье, прекрасно понимая, что при обыске это ничего не даст, но вот как-то так решилось. Вряд ли бабы обиженные имеют тут сильный вес в обществе. Оглядела внимательным бабьим глазом кабину. Понюхала воздух. Почему-то решила, что водила — человек обстоятельный, трезвый, но курящий. Очень похоже — что одинокий. То есть в смысле — без жены. А так все аккуратно, машинка старая, но видно, что ухоженная, срача водительского нет, все чистенько, хотя и по-спартански выглядит. без роскошества и украшательства. Смущало только, что водила так сурово ее встретил, прям как разведенную жену или там блудного сына. Дочь в смысле. Ирка с неудовольствием отметила, что даже чуток оробела в первый момент. Решила для себя не усугублять обстановку.
     Водила вернулся нескоро, хмуро влез, зыркнул глазами и протянул ей сверток из десятка полиэтиленовых пакетов какого-то незнакомого сетевого магазина, логотип она видела впервые.
     — Это зачем? — удивилась Ирка.
     — Блевать сюда будешь, — буркнул водила. Потянулся к рации, забубнил: «Первый — Робокопу!».
     — Робокоп — первому! Все, готов?
     — Точно так, готов.
     — Поехали!
     — Понял, еду.
     Камаз заурчал мотором и двинулся неожиданно плавно, встраиваясь в вытягивающуюся колонну — неожиданно большую, с бронетехникой и выглядевшую грозно и солидно.
     Ехали молча. Наконец, Ирка решила пустить пробный шар. В конце концов, ехать всю дорогу молча было бы можно на сытый желудок, но то, что она с утра маковой росинки во рту не держала, сейчас, наконец, стало сказываться. И есть захотелось и пить, причем одномоментно Ирина поняла, что разбаловавшись за последнее время на готовых и обильных харчах, совсем не подумала о том, чтобы запастись в дорогу едой и питьем. И ничего съедобного у нее нет. Вот патронов полно. Вот ведь незадача!
     Неприятное открытие. И ехать не пойми сколько надо. А жрать захотелось внезапно еще сильнее, поволновалась утром-то, а от волнения Ирке всегда хотелось есть. Теперь вроде успокоилась, но аппетит проснулся зверский.
     — А почему я должна блевать? — спросила она с некоторым опозданием.
     Водила покосился на нее очень недоброжелательно, потом наконец соизволил ответить:
     — Мне уже всучили раз такую цацу беременную. Нахлебался вдосыт.
     И опять замолк.
     — Всю кабину заблевала? — неожиданно для себя участливо спросила Ирина.
     — И кабину. И вставать приходилось все время — типо ей надо подышать свежим воздухом, а то в кабине воняет. Ей же и воняло! А ждать и вставать почем зря никто не будет, ехать надо. А она визжит, что сейчас умрет и обделается. Или обделается и умрет, — неожиданно многословно припустил водила.
     — Не повезло. Но со мной такого не будет, — твердо сказала Ирина.
     — Ой ли? — усомнился водила.
     — Ручаюсь. Можем поспорить — на рожок патронов.
     — Надо говорить — магазин, — учительским тоном заметил водила и чуточку вроде смягчился. А Ирина сообразила, что скорее всего перед ней холостяк заскорузлый, женщин не знает толком, и не очень представляет как с ними обращаться. Возможно, что и обижали его бабы когда-то или — скорее всего — работал среди одних мужиков и не срослось. Сама себе удивилась, поймав себя на совершенно женском, оценивающем взгляде, который она кинула на глянувшего в противоположное окошко мужичка.
     «О, Иришка, ты растешь над собой!» — усмехнувшись, подумала она о себе. Что опять же удивительно — не без лихости и явного одобрения. Странно, раньше была куда скромнее. Еще страннее, что после очень долгого перерыва на нее накатила волна радости — доперло наконец, что вырвалась на простор. Немножко похожее было, когда ехала с Альбой, но там еще душа плечи не развернула, а теперь — как-то легче задышалось.
    
    
     ***
    
     Утром, после развода, майор Брысь, оставшись со мной наедине, вздыхает и хмуро говорит:
     — Будем скоро расставаться. Предъявили мне ультиматум, так что через пару месяцев останемся мы без медика в команде. Жаль, но ничего поделать не могу, решение штаба базы. Взамен вас получим санинструктора, максимум — фершала-недоучку. Подберите нам по дружбе кого-нибудь не совсем дубоголового с руками из жопы.
     — С чего это так? — удивляюсь я.
     — Интернет отключили и телевизор тоже. Народ стал заниматься в темное время тем, чем положено от природы. Значит пошел вал рождений, детенки чем дальше, тем больше родятся. А вы вроде как дитячий ветеринар. Потащите знание в массы, рассеивая вокруг доброе, вечное и полезное. Соответственно, повесите автомат на гвоздь, будете ходить как белый человек в белом халате. А сейчас велено мне вас на совещание отправить — поедете с машиной снабженцев, там место есть. И постарайтесь не чудить там по своему обыкновению. Можете задержаться на завтра. К разводу послезавтра — быть на боевом посту.
     — А тут как? — спрашиваю на всякий случай.
     — Тут боев не будет. Джамаатовцам уже хребтину сломали, они готовы к переговорам.
     — И что, будете разговаривать с этими головорезами? — удивляюсь я.
     — Конечно. Отчего бы не поговорить? — рассеянно бурчит майор, а я спохватываюсь. что задаю вопросы не по чину и не вовремя. Иду собираться и уже в коридоре сталкиваюсь с водителем развозки, торопится, ехать пора. По пустому и расчищенному шоссе летим пулей. Машин мало — но насчитал шесть штук встречных. Места вроде бы уже условно безопасные, зомби не видел ни разу, но автомат наготове, да и у сопровождающего пулемет под рукой.
     До совещания успеваю загодя, полчаса свободного времени. Пока раздумываю, идти ли к коллегам в ординаторскую или просто погулять вокруг больницы, ощущаю запах табачища. И точно — братец подошел.
     — Дарова!
     — И тебе туда же! Что такой задумчивый?
     — Сложности бытия. Пойдем на воздух свежий, покурю пока.
     Понятно, ни черта не расскажет, начнет рассказывать байки или ехидствовать — смотря по настроению. Но, в общем, я его понимаю прекрасно, работа судмедэксперта тесно связана с деятельностью милиции и следствие очень не приветствует, когда любая информация уходит на сторону. Потому легкомысленный брат мой, при всем своем разгильдяйстве, не треплется на тему работы. То есть треплется, разумеется, но только про то, где срок давности истек. Сейчас работать и легче и сложнее. Легче, потому как четко видно — зомби валили, или еще по живому прошлись, сложнее — потому как обстановочка не дает расслабиться. И сейчас, к моему удивлению, он рассказывает о своей проблеме:
     — Понимаешь, поругался с родственниками покойного. И сама ситуация паршивая, парень 25 лет попал в ДТП, причем вина — на милиции, они помеху справа не пропустили — он в них и впендюрился. И скорость смешная и машины помялись совсем мало — а чувак помер. И я его вскрываю — и собственно — ничего. Нет, что положено при столкновении — есть — губа прокушена, ушиб сердца наличествует — и все. Еще и родственнички скандал устроили — почему я из 4 клиентов его стал вскрывать последним. Можно подумать, что мне велика разница. И мне рассказывают, что парень, дескать, после ДТП еще ходил и разговаривал, а после общения с ментами — окачурился, дескать. Не вытанцовывается как-то. То, что стоял — видно, на одежде потеки, как с губы лилось, но чтобы ходил — при таком ушибе сердца — не может быть. Стоять мог, но опять же недолго. Черт, не люблю я такие мутные дела, тем более что родственнички явно настроены жалобы катать и мне намекали, что я полисменов покрываю, и вообще с ними в одной банде…
     — Да, но ты ж говоришь — ушиб сердца! Они его отбуцкали., что ли?
     Братец смотрит на меня так, что во мне снова возникает старое доброе желание дать ему подзатыльник. На секунду опередив выполнение мной своей хотелки, с невыразимым презрением заявляет:
     — Типовая травма при ударе грудью об руль. Как и прокушенная губа, как и все остальное.
     — У него что, не было подушек безопасности? Не был пристегнут? — искренне удивляюсь я. При таком количестве брошенных бесхозных машин подобрать себе что-нито получше и побезопаснее — проблемы нет совсем. Или хотя бы поставить подушки, благо мастерских авторемонтных несколько, да еще и военные прихалтуривают тем же.
     — Не было, представь себе. И конечно, не пристегнут, кому нафиг эти ремни нужны. В общем — тошное дело, не люблю таких, толку мало, визгу много. Вот когда все красиво, ясно и понятно сразу — это мне по душе — вздохнув, говорит брательник.
     — Средневековье какое-то! Хотя чего уж там. А какие красивые случаи были?
     — Привезли раз скоропостижника. Сожительница говорит: проснулась, а он мертвехонек. Я его осмотрел — слева между ребер роскошная колото-резаная и даже без кровотечения — очень умело ножик сунут, сердечко сразу встало, не трепыхаясь. Вскрыли — все так и есть, красиво пиканули. Ну, бабу эту сразу трясти — призналась, что рассердилась на сожителя и его того, пырнула. А меня потом следак знакомый ошарашил — говорит, подняли на нее документы, оказалось — это у нее уже такой третий сожитель. Первого она так же заколола во сне за то, что он от нее гулял. Учитывая помощь следствию и деятельное сотрудничество, дали ей шесть лет. Отсидела она пару лет и по УДО вышла, как девочка-паинька. Двух годиков не прошло — второго сожителя заколола. Точно тем же способом и тоже — во сне. И знаешь, что было дальше? — спрашивает меня братец.
     — Учитывая помощь следствию и деятельное сотрудничество, дали ей шесть лет. Отсидела она пару лет и по УДО вышла, как девочка — паинька? — спрашиваю я.
     — Тютелька в тютельку, как говорят про секс у лилипутов. Я просто поражаюсь нашему судебнопроизводству — за второе умышленное всяко должны бы десятерик выдать. Но — гуманность и мягкосердечие.
     — Может там такие упыри в сожителях были, что и слава Богу, что она от них мир избавила? Второй тоже налево гулял? — уточняю я.
     Братец глубокомысленно выпускает столб дыма, уподобляясь фонтанирующему киту, и задумчиво отвечает:
     — Нет, второй, наоборот, ее не удовлетворял. Кстати, как и третий. Разгорелось у бабенки ретивое со временем. А так — конечно, те еще упыри у нее в любовниках были, но дура лекс совершенная, потому как и таких убивать несанкционированно — все же нехорошо. Во всяком случае, мне так кажется. Я вообще не понимаю, как на такую мадаму можно покуситься амурно, с ней даже рядом стоять лично мне страшно было бы, а уж спать вместе — страшнее любого японского кошмара с тентаклями. Хотя видал я и пострашнее…
     Тут братец совершенно неожиданно начинает ржать, чем немало меня удивляет.
     — Представляешь, — говорит он, продолжая хихикать, — привозят нам клиента. С красивой фамилией, забыл как точно, то ли Аметистов, то ли Аристократов, так как-то вроде. Возни с ним было — мрак, печаль и горе — злосчастье впридачу. Я пока все записал — исплевался весь, сорок три проникающих колото-резаных во все места, даже в паре случаев череп пробит. Представляешь сам, как все эти ранения описывать, так что живописать не буду!
     Я согласно киваю. Пожалуй, тут писанины не меньше, чем при железнодорожной травме или суициде с падением с высоты.
     Братец опять пускает столб дыма, удовлетворенно усмехается и рассказывает дальше:
     — Следом выясняется совсем пикантное: оказывается долбила его на манер дятла — дама. Причем пожилая — к шестидесяти где-то, откуда только у нее силы взялись. Потом еще больше интрига завернулась, потому как третий гражданин в деле объявился и оказалось, что запланирован был групповой секс на квартире этого самого третьего. Представляешь? А — и к слову, они вшивые были, вот реально, давно такого не видал. Ну, кроме третьего — ему тоже где-то к пенсии возраст, маленький, лысый как колено, уши торчат, как ручки у самовара и выражение лица — наиглупейшее. Фамилию, как всегда, не помню точно, но то ли Васюнечкин, то ли Ванюшечкин, то есть полный комплект с этикеткой.
     — Групповой секс, говоришь? — уточняю я.
     — Да какой там секс, копуляция какая-то, — презрительно машет рукой братец, у которого, как я сейчас вижу, есть четкая градация половых отношений. Не дав мне развить тему, бодро продолжает:
     — И заявляет этот дурачина, что, дескать, проснулся он после действа, а дама сидит на этом третьем верхом и долбит его, словно шахтер уголь. Только ножом, вместо кайла, а так — похоже. И признается этот болван, что взял ножик и помог даме — пару раз тыкнул соратника любовного фронта, но силенок пробить не хватило. Там и впрямь было несколько порезов — царапин. Ему, дуриле стоеросовой, разъяснили, что лучше бы от своих показаний отказаться, а он упертый, на своем стоит. Правдоискатель!
     — Погоди, это что же менты принуждали к отказу от показаний? — удивляюсь я.
     — Так сам суди, дама подалась в бега, поди ее найди, красавицу писаную, а этот ведь должен вкупе под суд идти, группа, как никак получается. И кому он нужен, такой красивый, ведь ему максимум вменить можно только «нанесение легких телесных», а это курам на смех. Так два года и просидел, пока даму не отловили. Получил он за свое преступление кошачьи слезы, с учетом уже отбытого срока вышел сразу. И следом был объявлен во всесоюзный розыск — веско говорит братец, опять окутываясь дымом.
     — Это-то с чего?
     — Так ведь у дурака все по-дурацки. Обычно, когда кто-то попадает под следствие, увольняют его с работы моментально. Но это — у нормальных. Этого Васюничкина или как его там — не уволили и теперь полагалась ему компенсация здоровенная — все недополученные зарплаты за два года. А он — запропал бесследно. И знаешь, кто его нашел? — так гордо заявляет братец, что ошибиться невозможно. И я не ошибаюсь, спросив уверенно:
     — Ты нашел?
     — Я!
     — И где? — уточняю я.
     — Как где? У себя на столе, — удивляется глупому вопросу братец. Да и впрямь, где же еще найти пропавшего человека? Любому ясно же!
     — Тоже убили? — уже настраиваясь на то, чтобы не удивляться ничему спрашиваю его.
     — Много чести такого балбеса убивать! От туберкулеза помер, ну и алкоголизм еще помог. Туберкулез, как причину смерти, нам министерство не велело записывать, чтобы статистику не портить, так что записал, как положено.
     — А компенсация?
     Тут симпатичная медсестричка высовывается из дверей и довольно мелодичным голоском требовательно зовет курящих Эс. Ку. Лаппов в зал. Так я и остаюсь в неведении о судьбе компенсации.
Размещено: 24.09.2012, 09:25
   
Всего страниц: 7
Библиотека форума "Миры Андрея Круза"