| Всего страниц: 2 |
| Александр (Альба): Один ленивый мальчик. Том 2 | ||
|
||
| Глава 7. Они вышли из-за кустов акации. Взлобок холма был довольно крут. Вождь и лучник стояли перед ними шагах в пятидесяти впереди и на два человеческих роста ниже, целиком на виду и не проявляя ни малейшей враждебности – копье вождя воткнуто в песок (правда, щит так и остался висеть на руке, скрывая левый бок вождя). У лучника колчан со стрелами висел на правом бедре, лук в левой опущенной руке, а было ли у него что-то за поясом за спиной – оставалось загадкой. Никакой враждебности они не проявляли, но Хори не обольщался – он понимал, что лук в умелых руках страшен и на расстоянии вытянутой руки, а кинжал из-за щита вождя может появиться в мгновение ока. Хори приостановился. Со стороны маджаев должно было показаться, что он ищет более пологий спуск. Тихим голосом, почти шепотом, он сказал Тутмосу: - Мы лезем прямо в пасть Аммут. Уверен, что они добрые воины и попытаются нас захватить или убить. Стань позади меня и держись так, чтобы лучник не мог в тебя попасть. Гляди за ним и лучниками в строю. Гляди в восемь глаз, как паук! Как только увидишь странное движение, взгляд, замах – падай! Кричи, мечись, как головастик в луже, беги - делай то, что от тебя не ждут. Главное – они должны решить, что мы жалкие новобранцы-джаму. Но в тебя не должны попасть! Ни в коем случае! Ты лишь отвлекаешь внимание лучников от меня и от Тура с Чехемау. А теперь – вперед, и благословят нас боги! Он шагнул вниз и, быстро перебирая ногами и поднимая фонтаны песка, почти сбежал вниз – не ровно на диких, а слегка наикосок и остановился шагах в восьми от них. Он тоже воткнул, как и вождь маджаев, копье в песок. Они оказались заметно выше негров, и их вождь, ворча вытащил копье и приблизился на пять шагов, одновременно взбираясь вверх по склону, который именно в этом месте становился круче. Казалось, неджес просто выбрал более удобную тропку, да глупо покуражился над вождем противника, заставив того карабкаться вверх. На самом деле он подводил их под более удобный выстрел Туру (Чехемау, стоящему на другом краю строя, была одинаково удобна и прежняя позиция негров). Тут на склоне было нечто вроде полянки, где они могли все вчетвером встать, так что и с этой точки зрения тоже все было правдоподобным. Вождь диких снова, слегка раздраженно, воткнул копье в песок, и перья на его головном кольце сердито заколыхались. Лучник, довольно пожилой, с морщинистым лицом, на котором все было широким – и само лицо, и широкий нос с вывернутыми ноздрями, широкий рот – оглядел Хори, Тутмоса и ухмыльнулся. Он стал за левым плечом своего командира и оказался чуть выше по склону. Это было не очень хорошо, теперь он мог выстрелить над плечом вождя. Хори нагнал на себя излишне величественный и смешной со стороны вид и постоянно поправлял оружие, которое, вопреки обыкновению, казалось сейчас на нем чужим, чужеродным и громоздким – ножны елозили на запястье, рукоять дубинки путалась в юбке… Тутмос пыхтел по левую руку и ниже от Хори, стоя почти что в ряд с ним, лупал глазами и переминался с ноги на ногу. Он держал по метательной дубинке с обтянутым сыромятной кожей небольшим камнем на оголовке в каждой руке, и выглядел весьма нелепо – лопоухий, нескладный. Казалось, он не знает, куда их деть, эти злополучные дубинки, и крутил их в руках так и эдак, пока не выронил ту, что была в левой руке. Пытаясь ее поймать правой рукой, он словно забыл, что в ней еще одна дубинка, и подбил ей первую вверх так, что она, кувыркаясь, едва не задела вождя и упала у ног лучника. Втянув голову в плечи, Тутмос на четвереньках как-то по-щенячьи кинулся за ней и так же на четвереньках вернулся назад, униженно моля у Хори прощения. У того даже сердце защемило – ну куда он потащил в зубы к пустынным львам этого увальня… Но когда тот, между извинениями, почти беззвучно прошептал: «У вождя кинжал в руке за щитом и еще один за спиной, а у лучника за поясом сзади две стрелы и короткая палица», Хори едва сумел удержать на лице гневное высокомерие и процедить сквозь зубы: - Стань на место, отродье гиены! Будешь наказан!, - думая про себя: «Ай да увалень, ай да Тутмос!» Значит, он не ошибся! Юноша почувствовал, как в ушах молотками забил пульс. В печени взыграла желчь, и кровь закипела, ускоряясь в жилах. Руки от локтя словно кусали термиты, так их покалывало от готовности к схватке. Но лицо было надменно и спокойно, и губы его улыбались, когда спрашивали у вождя негров: - Меня зовут Хори, сын Деди-Себека. Я – командир отряда неисчислимого войска Мощного быка, воссиявшего в истине, утверждающего законы и умиротворяющего обе земли, великого отвагой и повергающего азиатов владыки истины Ра, да живет он здрав, могуч и в сиянии миллион лет. Кто ты и как посмели вы поднять руку на воинов могучего владыки? Нехти, стоя с луком с наложенной на тетиву стрелой за кустом тамариска, тоже выглядел спокойным, хотя внутри весь кипел. Мальчишка! Зачем он кладет голову под топор? Нехти считал, что разумней всего им было бы засесть под прикрытием кустов и, дождавшись, когда негры нападут – а в этом он, как и Хори, не сомневался ни на миг – использовать свой козырь, Тура и Чехемау. Кусты прикрыли бы их от стрел и дротиков, атаковать неграм пришлось бы вверх, и они успели бы нанести врагам такой урон, что заставили бы их обратиться в бегство или вовсе перебить. А теперь, скорее всего, они умрут просто так, дети эти! Когда Хори подвел диких маджаев под верную смерть от стрел, десятник слегка успокоился, и успел тихими приказами распределить цели между всеми, у кого были луки. Как и приказал Хори, Тур и Чехемау прикрывали лопоухого, но с поправкой – он велел им прикрывать и командира тоже. Себе он выбрал лучника в середине цепочки негров - не называть же его строем, недоразумение это… Хотя в кучу они не сбились, опасаясь, как видно, стрел. У Нехти лук был попроще, чем у Тура, и даже Чехемау. Да и стрелял он явно хуже. Но все же очень рассчитывал попасть - семьдесят шагов это немало, но – зато сверху вниз. По крайней мере, ранит или хотя бы пощекочет нервы и собьёт прицел. Негр, которого он выбрал, был приметный – с белой раскраской на роже, не простой воин, бывалый. Но, когда Тутмос уронил свою дубинку, он едва не застонал. Все тревоги вновь вернулись. Надо как-то их вытащить и спасти! Одна надежда на лучников… Ветра не было, и поправку вносить не надо, и то хорошо. Нехти поднял голову – не грозит ли внезапный порыв ветра сверху, который может снести стрелы? Нет, и небо тоже ничего такого не предвещало. А вот коршуны слетелись… Примета старая, но верная. Птицы, рисующие в бездонной сини неба круги в таком количестве, обещали неминуемый бой. Он оглядел бойцов – иногда боги заранее кладут печать смерти на лицо. Ее уж не снимешь, но он, как командир, по крайней мере будет знать, где строй может опустеть. Ничего такого не заметив, Нехти снова перевел взгляд на диких. Что-то изменилось. Примеченного как цель расписного лучника не было на том месте, где он стоял, когда десятник отвел взгляд. Они вообще не оставались в покое, негры те – переходили, менялись местами… Но не это напрягло его. Взгляд отметил, что ориентиры, намеченные для стрельбы, остались позади негров. Вот что его встревожило! Они, негры эти, сбивали взгляд, бродя с места на место, но при этом приближались, незаметно и неуклонно, к месту на шкуре, и уже съели шагов пятнадцать, половину пути! Набрав в легкие воздуха, он рявкнул: - Хори! Они приближаются! – и услышал, как кто-то, кажется даже, Тутмос, одновременно с ним крикнул: - Они идут! Все! Началось! И, уже всем солдатам на холме, он проревел: - К бою! Стрелять по своим целям! Вождь маджаев помедлил с ответом на напыщенные слова Хори, произнесенные на египетском, и сказал на маджайском, на котором говорят в Керме, гневно и обвиняюще: - Я - Шаат! Я – вождь моих людей! И это наша земля! И на ней не мы, но твои солдаты убили одного моего человека и второго ранили! Выдай мне убийц, и тогда все остальные твои дети смогут уйти! - Да ты шутишь, дикий мой друг! Ты – Шаат? Белый камень? Да может ли быть такое имя у человека, как камень тот? Ты не назвал ни рода, ни племени, ни деревни, ни кочевья, откуда ты, ни воинского сообщества твоего отряда, и смеешь требовать себе на суд и расправу солдат Великого быка? Солдат, на которых напали твои люди и которые защищались? Которых ты и твои люди преследовали, как гиены? Скажи, ты смеешься надо мной или ищешь горя? Да ты – преступник пред лицом благого бога… Страусиные перья качнулись, и это словно послужило знаком к общему движению - вождь маджаев сделал полшага вперед, маджай лучник, лениво чесавший правой рукой правый бок, завел ее за спину, словно хотел почесаться теперь там, Хори напружинился, а Тутмос, мусоливший свои дубинки, споткнулся о свои собственные ноги. И тут над холмом разнесся крик Нехти: - Хори! Они приближаются! И сразу – завопил Тутмос: - Они идут! Хори, краем глаза оценив расстояние до диких маджаев, так же спокойно, как и раньше, процедил вождю: - Так ты не только изменник, но и клятвопреступник перед богами… И все понеслось вскачь и кувырком – пернатый вождь выхватил из-за щита кинжал и мелкими быстрыми тычками в разные направления угрожая Хори, прошипел: - Мальчишка! Ты пойдешь с нами, но ты можешь быть и не совсем целым! Сдавайся! У лучника-маджая в руке оказались две вытащенных из-за пояса стрелы, и одна уже укладывалась ушком на тетиву, а древком на лук, который мощным рывком обеих рук в разные стороны натягивался, готовясь поразить несчастного Тутмоса. И одновременно – левая рука Хори, прихватив правое запястье вождя, дернула его на себя, в сторону тычка, тело же юноши, сместившись чуть вправо с линии удара, словно ввинтилось внутрь раскрывшегося «объятья», поворачиваясь против солнца и опускаясь на правое колено. Правая рука, пройдя при этом широким махом над правой рукой противника, с неотвратимой силой превратила его движение в падение через подставленную Хори спину. Не будь у негра щита, может, он и выкрутился бы, по движениям в нем чувствовался хороший борец. Но, мешая сам себе, он с грохотом перелетел через неджеса и рухнул на поросший редкой травой склон, а Хори, не выпуская его руки, еще и довернул запястье и услышал отчетливый хруст то ли кости, то ли сустава. Он успел увидеть, что не только его заслуга в том, что вождь, не шевелясь, лежит на песке. Споткнувшийся, казалось бы, Тутмос, пытаясь устоять, быстро перебирая ногами, шагнул вперед, уходя с линии прицеливания лучника. Пытаясь сохранить равновесие (как опять-таки казалось), он размахивал зажатыми в руках дубинками, словно пытающийся взлететь от атакующего крокодила гусь крыльями. И, будто случайно, правая несильно, но ощутимо приложилась по затылку перелетающего через спину Хори вождя. Левая, словно так же – ненароком – ударила посредине стрелы, чье оперение уже почти дошло до уха стрелка. Стрела сломалась, тетива лопнула, чуть не выхлестнув широколицему негру глаз. На его лице застыло удивленное выражение, а широкий рот обиженно скривился, когда практически одновременно Тутмос, вращаясь, как волчок, завершил поворот. Его правая палица, уже поднятая вверх, обрушилась на левую ключицу негра, а левая впечаталась ему в висок камнем – не рубящим ударом, когда дубинка продолжает руку, а протыкающим, как бьют длинным кинжалом под щит. Над ними с гуденьем огромных ос и шелестом пропели стрелы – их товарищи на холме разобрались, что на склоне уже целей не осталось, и пытались выбить лучников у подножья. Дикие тоже не теряли времени – стрела едва не зацепила Тутмоса, и еще две почти достали Хори. Если бы не поднятая ими во время схватки пыль, возможно, им так бы и не повезло. А снизу, стремясь скорей прикрыться ими от стрел, на них уже карабкалась в гору свора диких. Хори, опасаясь за солдата, крикнул: - Тутмос, беги! И Тутмос побежал. Услышав крик командира, Тутмос не рассуждал ни мгновения. Он и не вспомнил, что должен нестись вокруг холма. Денщик слышал, что перед спуском ему сказал командир, и сделал то, чего от него точно никто не ждал – ни свои, ни чужие. Подхватив дубинки и вздымая тучи пыли, своими нелепыми раскачивающимися скачками, он, выбрасывая вбок колени, в одиночку понесся вниз, на диких. Конечно, лучники на холме не зевали, и трое маджаев уже лежали на песке, причем двое вовсе не подавали признаков жизни, а один вопил и извивался от боли. Правда, Тутмосу было не до того. Как раз в эту самую секунду, вздымая столбы песка и пыли, он ввалился в толпу (строем это уже никак нельзя было назвать) диких. Мир для него заканчивался там, где заканчивались его дубинки, он даже и не заметил подстреленных. Все было какими-то кусками и вспышками. Он не смог бы ни сказать, сколько врагов вокруг него сейчас, ни даже понять, кто из них опаснее для него. На миг бок резануло болью, но он почти не заметил этого. Его несло событиями боя, как Хапи несет в разлив вывернутое на берегу дерево. Лишь раз в жизни, на празднике Амона, когда они мальчишками, вместе со всеми соседними деревнями, сражались при храме в честь этого Бога, с ним было что-то подобное. Во время финального боя, когда пять лучших сражались, каждый против всех, чтобы выбрать победителя, его тоже словно влекли боги. Он не врал Хори, он и стал тогда победителем. Возможно, если бы рядом был кто-то из своих, Тутмос бы уже погиб, боясь попасть по своим. Теперь же… Вокруг везде были лишь враги, и он должен был снова стать лучшим, во имя Богов. Отбил дротик, которым били как копьем, и тут же ударил второй дубинкой – сбоку по колену. Хруст, нырок под палицу, летящую слева – лиц он не видел и не разбирал. Только мелькало словно – как-то замечалось, что грозит прямо сейчас. Не совсем хорошо поднырнул, от навершия ускользнул, а вот рукоять прошла вскользь по потной спине, сдирая кожу. Удар кому-то по голове, подскочив, перепрыгнул тело. Это он его свалил? Отбив, удар другой рукой… Попал! Крепко попал, хорошо! Под камнем хрупнуло и чавкнуло, словно горшок с тестом разбился. Почти руку отсушил ударом, чуть не выронил дубинку. Отскок, прыжок… Вовремя! Он увидел воина с копьем и щитом. Страха не было, но было понимание, что вот это – конец его удачи. Глаза негра отслеживали каждое движение Тутмоса и словно выпивали весь его ураганный задор, в них были спокойствие, многие схватки, и смерть. Его, Тутмоса, смерть. Негр словно читал его намерения, как писец – папирус, и Ушастик вновь ощутил себя смешным и неуклюжим. Он не мог пошевелиться, предвкушая холод и боль, пронзающие его кишки вместе с наконечником копья маджая. Но – тот отвел взгляд, даже отскочил немного и присел, низко, очень низко. Над самой его небритой головой черным взмельком сверкнул дротик, или копье. И – улетел, не задев. Зато Тутмос уже справился с наваждением и вдруг ощутил, как колотится его сердце, гоня кровь, как мало ему воздуха, как саднит стесанная спина, режет что-то в левом боку и колет в печени. Он задыхался, да, обливался потом, да, но это уже не было оцепенением тушканчика перед взглядом Матери змей* (кобра). Уверенность вновь вернулась к нему, он опять ощутил ту упоительную, безумную бесшабашность, как на празднике или в начале схватки. И теперь почему-то не сомневался – этот бой негр не переживет, а он, Тутмос, станет ногой ему на грудь. Копьеносец словно тоже все это понял, и теперь был намного осторожней. Они словно поменялись местами. Копейщик, прикрываясь щитом, поднял копье, но не приближался. Однако Тутмос решил пока разорвать дистанцию – атаковать самому было далековато, сблизиться – маджай настороже. Сам же он мог длинным выпадом дотянуться до Ушастика. Подлавливать его нужно на его, негра, ошибке при атаке, а для того чуть пока отойти. Он быстро попятился, но, не рискуя уводить взгляд от негра, не глянул назад. В результате, зацепившись за что-то или кого-то, споткнулся и упал на чье-то тело или тела. Но и сейчас он был уверен, что победит. Он словно знал, как поступит маджай-копьеносец, и знал, что сможет воспользоваться даже тем, что упал. Сейчас он кажется беспомощным, и негр попытается, сократив выигранное Тутмосом расстояние, приколоть его к земле. Ну что же, пусть попробует! Оправдывая ожидания, копьеносец приблизился, осторожно, приставным шагом, буквально на локоть, и воздел копье вверх. Ушастик приготовился, но тут маждай вдруг вскрикнул, словно от боли, и подпрыгнул вверх, что было уж совсем непонятно. Он, приземлившись, выронил щит и копье, потом вдруг выгнулся дугой назад. Может, его кто-то подстрелил сзади, а Тутмос не видит стрелу? В этот миг, словно песок соткался в кулак, светло-соломенная туша ударила копьеносца и свалила его на землю. Шеду, отрядный пес, стоял над ним и рычал, капая слюной на лицо. Но тому уже, похоже, все было безразлично. Его колотило дрожью, руки сжимались в кулаки, ноги дергались, бороздя песок. Тутмос почувствовал себя тоже шеду* (бурдюк), но не собакой, а настоящим, когда его, предварительно выдавив воздух, скручивают в трубку, чтобы убрать подальше. И, кажется, даже потерял сознание. Все случилось очень быстро. Лучники еще не успели выстрелить, а Хори и Тутмос уже свалили своих противников. Ноги вождя мелькнули над спиной Хори, и маджай, выбивая из легких дух, впечатался в свой собственный щит и Хори, сидя на нем и вывернув противнику руку, надежно его держал. Ушастик, по какой-то немыслимой загогулине обогнув командиров, не только не дал второму маджаю выстрелить, но, нелепо вращаясь и размахивая, как мотылек крыльями, своими детскими палицами, ухитрился его свалить. И кажется, наглухо, судя по тому, что тот лежал изломанной злым ребенком куклой. Но ничего не кончилось, все только начиналось. Сейчас и рисковый неджес, и его денщик как на ладони у лучников врага. Набрав полные легкие воздуха, Нехти крикнул: - Лучники! Стрелять по лучникам! Быстро, как можно быстрее! Остальные – вперед! Пепи, спускай Шеду! Выпустив как можно быстрее три стрелы и даже не глядя – попал или нет, главное – сбить хотя бы прицел врагу, Нехти и сам кинулся вниз. И едва не сломал себе шею, от удивления, увидев атаку одинокой овцы на стаю гиен. Или – барана. Он почти не сомневался, что лопоухий уже почти что мертв. Но – чудное дело, дротики пролетели почти вплотную, не задев отчаянного новобранца. Да и их выстрелы не пропали даром – и Тур, и Чехемау свои цели свалили насовсем. И он сам, похоже, не промахнулся. Возможно, кто-то еще из диких был ранен, но они все еще были опасны – луки и дротики могли собрать свою жатву среди нападающих. Однако одиночка, с воем несущийся в клубах песка и пыли в вихре двух порхающих вокруг него дубинок настолько поразил дикарей, что ни оставшиеся два лучника, ни воины с дротиками – никто не попал в него. А когда он с визгом влетел в их ряды, и вовсе сперва растерялись, и даже не попытались сразу, в самое свое золотое время, стрелять ни во вскочившего Хори, ни в нападающих на них с холма египтян. Наконец один из них опомнился, вырвав из колчана стрелу, выстрелил. Нехти, бежавший впереди, уклонился от ласточкой мелькнувшей у лица стрелы и погрозил ему кулаком. Смешно, но это словно и правда напугало маджая, и второй выстрел он нацелил в кого-то левей десятника, правда, судя по отсутствию криков – с тем же успехом. Но, видно, вид накатывающейся волны египтян испугал его, и он, развернувшись, кинулся наутек. Нехти даже покачал головой – ну как дети малые, даже прицел сбить не пытается, бежит себе по прямой, словно приглашая себя пристрелить! И верно, Тур, не оставивший свой лук, стал рядом с поверженным вождем диких негров и спокойно, почти не целясь, выпустил две стрелы. Одной пробил ногу, второй – правое плечо. Молодец! Пленный для допроса уже есть. Тур наклонился и поглядел на лежащих у его ног лучника и вождя диких. Заметив взгляд Нехти, отрицательно покачал головой. Плохо. Вождя стоило бы захватить. В этот самый миг Тутмос растянулся прямо перед вторым копьеносцем диких, а последний лучник едва не убил бегущего впереди всех (кроме Тутмоса) Хори. И, кажется ранил. Не понятно, насколько тяжело. Нехти почувствовал, как у него екнуло сердце. Он все же прикипел к мальчишке сердцем. Ругаясь, он рванулся вперед, Тур – тоже. Но Шеду на ходу обогнал всех, и кинулся на атакующего лопоухого Тутмоса копьеносца. Нехти показалось, что именно Шеду свалил негра того, и подивился, что тот даже не сопротивляется. Хори же прикончил лучника, ранившего его. Нехти же, увернувшись от дротика, снес палицей последнего. Пленные для допроса у них точно были, и он не церемонился. После чего он оглянулся. До драки успели добежать он сам, Пепи-гончар и Тур, остальные чуть подотстали. Нехти сперва знаками показал им добить чужих тяжелораненых, но, спохватившись, приказал связать всех годных к допросу. В этот миг его привлек заскуливший Шеду. Пес пятился, но не отходил все же от своей сучившей ногами добычи. Подойдя чуть ближе, Нехти с изумлением увидел кое-что у ноги маджая-копьеносца. Хори, чертыхаясь на чем свет стоит, метнул свою дубинку в общую свалку, и кажется, даже попал в кого-то, оставалось надеяться, что не в Тутмоса. Подхватив копье маджая, он швырнул его в воина со щитом, который уже опомнился и вот-вот должен был проткнуть беснующегося Ушастика. Тот уже свалил своими ударами двоих с дротиками, но, похоже, его удача должна была закончиться. Щитоносец присел, успев заметить бросок. Копье его не задело, но и он на секунду отстал от Тутмоса. Хори, схватив уже свое копье, не раздумывая, ринулся вниз, в гущу схватки. А с холма, прыгая саранчой, неслись остальные воины отряда. И впереди, то ли ярясь, то ли радуясь нежданному веселью – Шеду. Один из лучников врага, успев выстрелить два раза в мчащихся с холма египтян, вдруг повернулся и побежал во весь дух прочь, но убежать ему не удалось. Тур остановился на той самой площадке, где все началось, размеренно, как на учениях, всадил в него две стрелы. Последний из лучников едва не убил самого Хори, стрела, как показалось, летела прямо в грудь, и осознание того, что он не успевает, холодом облило спину юноши. Он пригнулся на бегу, чувствуя, что смертельно не успевает. Но по какой-то невероятной, невозможной случайности стрела прошла рядом с левым ухом, лишь разодрав глубокой царапиной трапециевидную мышцу и спину. Мстя за свой испуг, Хори с такой силой ударил лучника сверху копьем в живот, что пробил почти насквозь, и, выдергивая копье, вытащил с ним и клубок сизых кишок несчастного. Ему некогда было переживать – Тутмос, споткнувшись об сваленного им же самим маджая, упал. И вновь проклятый щитоносец, вместо того, чтобы бежать или сдаваться, занес над ним свое копье. И ни Хори, ни, тем более, кто-то иной, не успевали… Щитоносец сделал приставной шажок и еще выше воздел копье, готовясь пришпилить Ушастика к земле, как вдруг издал дикий вопль и изогнулся дугой. Через секунду до него долетел Шеду и прыжком свалил на землю. Видно, Пепи дал ему команду захватить врага – пес не пытался ни вцепиться в горло, ни в руку дикому, он только стоял над ним, рычал и капал слюной. Почти сразу набежали все остальные. Кто и как убил последнего негра, Хори не заметил. Он подошел к Тутмосу, лежащему в полном изумлении от самого себя и произошедшего с ним в куче убитых и раненных врагов, безуспешно пытаясь из них выбраться. Хори протянул ему руку и помог подняться, но Тутмос, похоже, мало что понимал. Он был весь перемазан кровью и присыпан песком. Понять, чья это кровь, было невозможно, добиться от него ответа, не ранен ли он – тоже. Ободранные стрелой спина и плечо саднили. Хори повернулся и крикнул: - Все ли живы? Кто ранен и как? – он надеялся, что его верная опора, Нехти, уже все увидел, счел и понял. Но тот стоял и смотрел на щитоносца-негра с таким же удивлением, как и Шеду, который даже перестал рычать. Не смотря на то, что никто его не ранил, маджая того, он, похоже, собрался помирать. Его трясло мелкой дрожью и начало выгибать в дугу. Похоже, что десятник видел что-то, что не мог разглядеть Хори и понять пес. Хори подошел поближе, и Нехти показал ему, ткнув пальцем в то, что его удивило. - Если вы с Ушастиком целы, то у нас даже раненых нет. И все благодаря ему, этому увальню лопоухому. Похоже, у Богомола открылся дар предвидения. И похоже, Тутмоса воистину взяла под свою руку богиня. Иначе я не могу понять, откуда он взялся тут зимой, в сезон спячки, да еще днем... Теперь и Хори видел. Рядом с ногой пытавшегося убить Тутмоса негра, вцепившись в нее клешнями и задрав вверх стрекало, сидел крупный, почти черный соляной скорпион. - Был у нас Богомол, а теперь будет и Селк* (скорпион). Глава 8. Ленивый мальчик Хори сейчас, наверное, с удовольствием бы устроился в тени и помечтал. Десятник Хори себе этого позволить не мог. К своему огромному сожалению. Он торопился поскорее все закончить, зная, что до вечера им еще нужно много сделать и пройти. Беспокоила судьба второго дозора, но как-то так, лениво мелькая в уголке сознания. Проклятые маджаи! Пусть сам бой и занял немного времени, но день полетел кувырком. Он всегда, с голозадого детства, не любил, когда планы нарушаются. Отец любил, смеясь, рассказывать историю, как в шестилетнем возрасте Хори искал затерявшуюся во дворе игрушку. Он разделил садик на участки и старательно, высунув от усердия язык и не пропуская ни одного листика, чтобы не заглянуть под него, ни одного камушка, чтобы не перевернуть, осматривал их один за другим. В самой середине осмотра очередного участка он вдруг увидел вожделенную игрушку прямо на пороге дома. И рассудительный ребенок заявил отцу: «Вон она! Сейчас я тут все досмотрю и возьму ее!» Отца история страшно веселила, а он не мог понять – почему? Начатое нужно закончить, даже если нужда отпала. Иначе будет не по Маат, пропадет какая-то правильность мира. Нехти важно и неторопливо, словно птица-секретарь, расхаживал между убитыми врагами и, еще больше увеличивая сходство с этой птицей, наклонялся к ним, рассматривал, иногда даже поворачивал их мертвые головы туда-сюда. Что-то рассматривал на их поясах и оружии, пару раз перевернул на спину или, наоборот, на живот, рассматривая инициационные шрамы, татуировки и просто шрамы. Зная десятника, Хори не сомневался – это важно и нужно. Поэтому, не отвлекая его, он сам занялся ранеными и пленными. Раненых оказалось четверо, включая его самого. У Тутмоса, на удивление, раны были несерьезные, царапины и ушибы, за исключением одной, довольно длинной и глубокой резаной на левом боку. Ничего особенного, но надо будет зашить и следить, чтобы не загноилась. Стрелу в ляжку получил Пепи-с-псом, тоже ничего опасного, на взгляд юноши: стрела прошла насквозь пробив даже не мышцу, а, практически, только кожк и подкожный жир, разве только чуть-чуть углубившись под ними, и сейчас, оттопыривая их валиком, темнела под кожей. Все же Хори велел Пепи лечь и ждать более опытного Нехти. Но вот тут-то и подстерегала опасность – только лишь раненый, кряхтя и стараясь не пошевелить древко стрелы, улегся на бок, как Шеду едва не зализал его до смерти. Четвертым, к огромному удивлению Хори, доказывая, что в бою опасность подстерегает даже самых лучших бойцов, был Чехемау. Шальная стрела, скорее всего, отклонившись от ветки куста акации, попала ему в левое предплечье, но тоже – по касательной, взрезав кожу и лишь едва застряв в мышце. Никакие жилы не были задеты и Чехемау, сохраняя безразличное лицо, уже выдернул стрелу, залил рану какой-то дурно пахнущей жидкой мазью и бинтовал ее. Что же до его собственной спины, то, как он не выкручивал голову, рассмотреть ее, конечно же, не удавалось. Раненых маджаев было три. Или два – как считать. Лучник-бегун, которому Тур продырявил правое плечо и левое бедро. Тур, бесцеремонно, как из трупа, вытащил из него свои стрелы и притащил уже для допроса, даже не связывая. Вторым был один из сваленных Тутмосом. У него была сломана правая рука в запястье, ключица и несколько ребер и он от боли посерел, но для допроса годился. А вот с третьим… Третьим был сам Шаат, пернатый вождь. Хори старался взять его аккуратно, но дубинка Тутмоса, кажется, выбила из того и дух, и надежды на допрос. Он лежал, не приходя в себя, и временами дергал – то рукой, то ногой. Это крайне не понравилось Хори. Тем временем Нехти, закончив с последним врагом – это был тот самый, кого он тяжело, смертельно ранил, и десятник сперва его осмотрел, а потом дорезал, стараясь не испачкаться в крови – встал, вытер руки о юбку и пошел к Хори. Бесцеремонно развернув начальника, он, цокая языком, осмотрел рану, посмотрел, нет ли других, не замеченных в горячке, и сказал: - Придется шить. Дня четыре этой рукой лучше не ворочать – швы могут разойтись. Затем, так же бесцеремонно, обнял Хори. После чего, отойдя на шаг, официально уже поклонился: - Поздравляю, командир, теперь уже – воистину командир. Поздравляю с первым задуманным, проведенным и выигранным боем. С боем, где врагов было больше, а нас – меньше! С боем, выигранным без потерь! - Нехти широко и тепло улыбнулся. Хори почувствовал, что, не смотря на озабоченность и стреляющую боль в спине, широкая ухмылка расползается на его лице. Похвала была приятна, а от Нехти – вдвойне. Но – тот не был бы сам собой , если бы тут же не перешел к делам. - Однако есть у нас дело, отец мой, которое нам нужно сделать быстро, - озабоченно сказал он и, словно подтверждая его слова, заныл, засвиристел черный коршун. Самая нетерпеливая из круживших в небе птиц, устав ждать, села на акацию на том самом холме, где они держали оборону, и снова засвиристела свою заунывную трель. - Я тебя не пойму… Какое дело? - Взгляни – есть ли хоть один мешок с пожитками и припасами, у негров тех? С чего они за нами увязались? С того, что Пепи и Неджех их выследили, а дикие маджаи выследили их. И у них приключился разговор, при котором убили одного негра и ранили другого. И где они? Я так думаю, что там же, где и пожитки их, негров тех. И там еще один или два сторожа. Чирей нужно выдавить весь. Нам надо немедля отправить туда всех целых… Да я думаю, и Чехемау тоже – взять тех, кто там остался, целыми и невредимыми. - Сам тоже пойдешь? - Нет. Раненых зашью. Тебя вот тоже. И поговорить надо. Сперва с пленными. Потом – нам с тобой. Интересно тут больно многое. Я не бог весть какой следопыт, но, сдается мне, отец мой, что это совсем не те негры, за которыми мы идем, нет, не те. Тогда что они тут делают? Почему набросились на нас? И вот, у вождя их было в поясе, - он протянул руку и показал Хори печатку-скарабея, - откуда она и зачем у страуса того? Он просто мятежник и добыл ее при бунте, он ее честно добыл? Или это знак? Эх, не вовремя его Тутмос по голове приласкал… Вот кого спрашивать надо было! - Думаешь, не придет он в себя? - Не знаю… Не больно-то он хорошо выглядит. Подождем до возвращения из лагеря негров тех. Не очухается – ну, что ж тут делать! Эй, ты, - это уже помятому Тутмосом маджаю, к которому они подошли, - сколько вас всего было в отряде? - А какой мне смысл говорить тебе? - А жить? Не хочешь? - А мне все одно не жить, даже если ты и не тронешь, – пузыря кровью на губах, прохрипел тот. - Я могу дать тебе умереть легко… - Ничего… Помучаюсь…Больше чести будет у Львиноголового… Нехти такой разговор, похоже, не обескуражил. Он присел рядом с лежащим, поглядел на небо. Затем, вновь обращаясь к раненому, рассудительно сказал: - Похоже, ты и вправду воин великой чести и ждешь после смерти почестей в глазах Апедемака. Тогда скажи мне, как ты оказался вместе с теми, кто творил запрещенное им, кто навлек проклятье на свой род и голову? - Не пойму я тебя, чужим служащего… Какое дело тебе до львиноголового? Лучше пить дай, если говорить хочешь… - Эй, Пепи! – крикнул десятник Пепи-гончару, - принеси бурдюк с водой! Хори пристроился неподалеку. Спину все больше дергало и жгло, но разговор был ему интересен. - Я служу Нижним людям, это так. Но я чист в глазах богов. Мое имя Нехти. Из сообщества леопардов. Я думаю, ты слышал его. - Вот ты кто… Ну, стыда в том, что ты победил, для нас нет… Я знаю о тебе, Нехти из леопардов… - Тут ты ошибся. Он победил вас, - и десятник указал на Хори, - и я убедился, что боги ведут его. Особенно с учетом того, что мы преследуем преступников в их глазах. Тут Пепи принес бурдюк, и Нехти помог раненому напиться. Попив, тот долго кашлял, а затем прохрипел: - Ты дважды уже сказал о них, святотатцах тех. Я не пойму, о чем ты, и почему считаешь, что мы с ними связаны? - Как назовешь ты тех, кто приводит в мир Проклятые души? Как назовешь тех, кто борется с ними? Меньше двух недель назад мы бились с ними, с Измененными, и победили шестерых. Это были еще не Большие демоны, но уже ушедшие далеко по дороге той. И мы победили, потеряв четверых. Но мы – победили! И это были не только Нижние люди и мы, на службе их. Там были посланцы от первых людей и круга старших, и мы были вместе, против зла этого. И сейчас ты можешь видеть: вон тот, с луком. Глянь на стрелы его. Это Тур, воин из западных людей колодца Ибхут. Он похож на служащего Нижним людям? И все же мы вместе, и нас ведет, как предсказано Кругом и решено, юноша этот. И вот – вы нападаете на нас. И, похоже, именно нас и ищите в пустыне. Все – из сообщества собаки. Все из пяти кланов. Но трое – из Воронов. А мы слышали, что кое-кто из них, забыв запрет богов, помогает ему, колдуну тому проклятому. Что скажешь, воин? - Я – Кача. Я верю тебе. Нас пятнадцать. Нас собрали под руку Шаада, старшего. Он – воинский вождь, и приказ убить вас – его приказ. - Сбор объявили старшие сообщества или колдуны? - Колдуны. Я видел одного, когда пришла весть. И – в лагере раненый этим утром, погибший и с ними двое. Так вот один – это шаман-лекарь. Не из могучих, но все же знай это. Я сказал не из страха, а потому, что не хочу иметь с этой мерзостью ничего общего. Больше не скажу. Этого хватит, а другое лишит меня чести. И еще – ты дашь мне быструю смерть и мое тело склюют коршуны, но не тронут шакалы и гиены. - Обещаю. Ты готов? Вот, возьми, - и десятник протянул Каче дротик и амулет с головой льва. Тот сначала, кривясь от боли, вытащил из-за пояса еще какой-то амулет, взял его и дротик в правую руку, а второй амулет – в левую. Затем вздохнул, что-то еле слышно прошептал и откинул голову. Нехти прошептал ему в ответ и бережно, даже с какой-то лаской полоснул его невесть откуда взявшимся обсидиановым лезвием по подставленной жилке на шее. Не обращая на брызнувшую кровь внимания, он сидел на корточках над Качей, покуда тот не затих, и что-то шептал ему, толи молитву, толи напутствие. Хори уже понимал, что не о всем стоит спрашивать, и молчал. Второй пленный, видевший, но не слышавший разговор Нехти с Качей, в страхе смотрел то на него, то на Тура, не зная, кого больше бояться. Нехти созвал отряд. - В лагере негров тех остались трое, из них один – раненый. Еще один – шаман, поэтому и Тур, и Чехемау пойдут туда. Думаю я, они знают, как безбоязненно пленить шамана, - и он вопросительно посмотрел на маджаев. Тур коротко кивнул. - Еще идут Пепи-который-еще-ходит и Неджех. Командир у всех – Тур, его слова – мои слова. Мы ждем вас тут. Всех, кроме шамана, можете убить. Главное – вы должны остаться целыми и невредимыми. Но лучше взять всех – потому что, если вы их всех перебьете, вам придется тащить их мешки самим. Там может быть важное, особенно у шамана и их вождя. Отправляйтесь! Неджех вздохнул – он уже дважды проделал сегодня этот путь, и из них один раз бегом. | ||
|
| Всего страниц: 2 |