| Всего страниц: 3 |
| Александр Горохов (Нолток): Широка страна моя родная (Точка перехода-2) | ||
|
||
Широка страна моя родная (Точка перехода-2)
Аннотация: Что "советский континент" готовит героям "Точки перехода"?
Остров Ольвия, 20 год, 05 месяц, 10 день, пятница, 12:00 Земля в иллюминаторе. Сначала, правда, она появилась на экране радара. Картинный такой остров, километров 20 в длину и километров 10 в ширину. А где-то посредине – плоская конусообразная шляпа явно потухшего вулкана, прикрытая облаком. Почему явно потухшего? Да просто лесом эта гора заросла до самого верха. И весь остров лесом заросший. Хотя… вон за той каменистой скалой в бинокль виднеется кусочек жёлтого пляжа. А это ещё что такое? Над скальным мысом поднимается столб чёрного дыма. Нет, не вулкан проснулся, похоже на сигнальный костёр. - Что будем делать, Николай Валерьевич? Это уже наш капитан, Вадим Григорьевич Осинцев. Мы с ним, как начальник экспедиции и «первый после Бога», друг к другу исключительно на «вы» и по имени-отчеству. Может, и глупость, но дисциплине на судне способствует. - Вы же, Вадим Григорьевич, знаете морское правило: людей в беде бросать – позор и подлость. - А вы думаете, что там люди? - Ну не рогачи же костёр на скале развели! И вот под палубой завибрировал наш восьмидесятисильный дизель, направляя «Удачу» к бухточке, притаившейся за скалой. А матросы, убравшие паруса, уже расчехляют носовой ДШК и кормовую 23-мм спаренную зенитную установку. Дед, усевшись на палубе под фальшбортом, сдувает последние пылинки со своей СВД, а мы с Наташей и штурманом Володей Воронцовым обложились автоматами в ходовой рубке. Я сейчас за рулевого, но оружие под рукой. Не при делах только Семён Маркович и судовой механик Шмыга, как зовут матросы мичмана Илью Старостина. Впрочем, какие они матросы? Двое – тоже мичманы-морпехи, а третий – главстаршина. Со Шмыгой понятно: его задача сейчас – обеспечить надёжную работу механизмов баркаса. Ну а Райзман – такой стрелок, что пусть уж остаётся «последним резервом». Из пистолета ещё с десяти метров в мишень через раз попадает, а вот длинноствольное оружие – явно не его инструмент. На всякий случай скалу огибаем за полмили. Глубина здесь приличная, под пару сотен метров, если верить эхолоту. А вот и пляжик в бухте показался. Ох, ты! А что это там из прибрежных кустов торчит? Неужто корабельная корма? Точно! В бинокль её хорошо видно. Винт на месте, а вот вместо рулевого пера какое-то нагромождение палок. Вот и люди на берегу. Раз, два, три, четыре… Кто бы это мог быть? Эхолот показал быстрое уменьшение глубины, и Осинцев сбавил ход. В полукабельтове глубина уменьшилась до пяти метров, идём самым малым. Под килем уже два метра. Стоп машина! Якорь в воду! Семидесятипятикилограммовый якорь Матросова поднимает фонтан брызг по носу. Следом рушится кормовой якорь. А люди на берегу неистовствуют, прочитав на фальшборте название «Удача», написанное по-русски, но в воду не лезут. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о скитаниях Дежнёва по планете… Название «Анадырь», написанное выгоревшей краской на корме судна, торчащего из кустов на краю пляжа, мы различили ещё до того, как подошли к брегу. Именно поэтому не особо опасались нападения: всё-таки свои, русские, известные нам люди, а не какие-нибудь пираты. Но до полного выяснения обстоятельств всё равно оставили дежурных возле ЗУ-23-2 и ДШК. Это действительно оказались остатки команды Семёна Дежнёва, вышедшей два года назад на парусно-моторной яхте «Анадырь» из Порто-Франко на исследование северо-восточного побережья континента. И сам Семён, крепко сложенный мужичок ашкеназского вида, в речи которого проскакивают характерные одесские нотки, в наличии имеется. Ни о каких трансокеанских плаваниях он не мечтал, он действительно собирался уйти подальше на север, чтобы попытаться отыскать Северо-Восточный проход к западному побережью континента. В поза-позапрошлом году ему наскучило рисовать кроки заливов и речных берегов, поэтому позапрошлогодние исследования намеревался начать на сотню миль севернее, чем те места, куда он забрался в предыдущую экспедицию. Для чего после выхода из Порто-Франко взял существенно мористее, собираясь по дуге выйти как раз в нужные места. Тут всё и не заладилось… Ни Дежнёв, ни кто-либо из его команды не знали о существовании мощного течения, проходящего всего в сотне миль от Порто-Франко и приближавшегося к Шанхаю на пятьдесят миль, после чего поворачивающего на северо-восток. Поэтому, потеряв управление после борьбы «Анадыря» с пойманной «рыбкой», особо расстраиваться не стали. Ну, подрейфуют пару дней, пока восстановят разбитый беснующейся рыбиной руль. А потом снова лягут на прежний курс. Не тут-то было! Начало ремонта пришлось отложить на два дня, поскольку жрать выброшенные за борт рыбьи потроха собрались несколько десятков бывших подружек выловленного чудовища. И продолжали кружиться вокруг обездвиженного судёнышка в надежде поживы. За это время, по нашим подсчётам, яхту уволокло течением на три сотни вёрст к северо-востоку. Попытки придать рулю более или менее ровную форму едва не стоили жизни матросу, которым решила полакомиться ещё одна голодная рыбина. Парня, возившегося в воде, едва успели выдернуть на палубу, заметив приближение серой тени под волнами. После этого Дежнёв включил смекалку, и всей командой приступили к сооружению деревянной конструкции, чтобы дистанционно зафиксировать разбитые в хлам доски рулевого пера. На это ушло ещё двое суток. За это время судёнышко попало в «петлю» - водоворот, которые нередко образуются в морских течениях и движутся в совершенно непредсказуемых направлениях. Их унесло на восток, поскольку судовая радиостанция уже не принимала радиомаяков ни Порто-Франко, ни Нойехафена, ни Шанхая. На что, правда, никто внимания не обратил. Следующей неприятностью стал штиль. Мы тоже с этим сталкивались и пока ходили по Большому заливу, и уже в этом путешествии. Но запасы топлива позволяли нам запустить двигатель и на нём идти около суток, чтобы выйти из зоны штиля. Так поступил и Дежнёв. Только он прошёл северо-западным курсом всего пару часов, пока рыскающий по курсу из-за изуродованного рулевого пера «Анадырь» не намотал на винт рыбачью сеть, унесённую течением то ли от восточного побережья континента, то ли даже из залива. А вот с этой проблемой пришлось маяться куда дольше. Мало того, что винт оказался заблокирован, так ещё и при попытках провернуть его несколько раз в обратном направлении, чтобы избавиться от ловушки, ячейки прочной новоземельской сети зацепились за щепки рулевого пера, опять превратив его в нечто непотребное. Опуская подробности борьбы за подвижность судна, подведу черту: к исходу второй недели дрейфа, потеряв одного матроса, но избавившись от пут рыбачьей сети, «Анадырь» обнаружил на локаторе полоску берега. Но не на северо-западе, как того хотелось руководителю экспедиции, а на северо-востоке. Семён принял решение двигаться в этом направлении, что заняло ещё сутки, поскольку судно едва управлялось. Русского человека ничем не проймёшь, даже если это одесский ашкеназ. Практически бесполезный руль заменили деревянными щитами, опущенными в воду вдоль бортов, что позволило поддерживать относительную прямолинейность хода. А маневрировали, выключая двигатель и дожидаясь, пока судно развернётся в нужную сторону. В дополнение ко всему, затянувшийся на целую неделю последний штиль сменился свежим ветром, явно грозящим перейти в шторм. Явление в известных нам морях Новой Земли в сухой сезон нечастое, но случающееся. И «Анадырю» пришлось выброситься на пляж, поскольку ветер и волнение крепчали. А потом, закрепив якорь за ближайшие деревья, полностью вытянуть судно на песок при помощи кабестана. Трёхдневный шторм переждали в палатках на берегу, после чего приступили к обследованию острова. Казалось бы, небольшая по площади территория, всего-то менее двух сотен квадратных километров, но полностью заросшая лесом. Плюс потухший вулкан, возвышавшийся над уровнем океана почти на километр. Поэтому бродили по острову целых две недели. По-настоящему крупной живности на Ольвии, как одессит Дежнёв назвал открытый им клочок земли, не было. Зато хватало насекомых, всяческих мелких грызунов и птиц. Водились даже карликовые антилопы, размером со староземельского благородного оленя. Размножиться им не давали вараны, тоже не выраставшие длиннее трёх метров. В стычке с таким вараном потеряли ещё одного человека, а из-за аллергической реакции на местную разновидность слизняка умер механик «Анадыря». Описанная реакция, как объяснила Наташа, выполнявшая у нас обязанности судового медика, представляла собой типичный отёк Квинке, поразивший верхние дыхательные пути. Механик, которому не смогли помочь из-за отсутствия сильнодействующих антиаллергических препаратов, задохнулся буквально через две минуты. Печально и, увы, непредсказуемо, поскольку лично мне доводилось наблюдать подобную реакцию на обыкновенный горох, замоченный в воде для каши. Причём, у человека, который всегда его ел без малейших последствий. Вернувшаяся к судну группа, включая самого Дежнёва, слегла с тяжелейшей лихорадкой, унёсшей жизни ещё двоих. Все заболевшие напились воды из небольшого заболоченного ручейка во время возвращения с дальнего берега острова. А пока они болели, умер один из двух остававшихся при судне матросов, наколовший ногу о какого-то моллюска, обитавшего в песке в полосе прибоя. Итого из десяти отправившихся в плавание в живых осталось четверо. Причём, троих из них, даже спустя два месяца после высадки на остров Ольвия, качало ветром от слабости. Дежнёв с товарищами оклемались лишь за месяц до начала мокрого сезона, когда ремонтировать «Анадырь» уже не было смысла, поскольку судно после завершения ремонта просто не успело бы вернуться к обитаемым берегам. Из последних сил при помощи кабестана, простейшего подвижного блока и якоря оттащили судно к ближайшим зарослям, поскольку, как верно предположили бедолаги, деревья начинали расти именно там, куда в сезон штормов не достают волны. Сезон штормов новых потерь в экипаже и существенных разрушений «Анадырю» не принёс. Поэтому с наступлением сухого сезона работа по восстановлению судна закипела заново. И всё было бы прекрасно, если бы не новая напасть: за время вынужденной стоянки на берегу большинство верёвок и канатов, имевшихся на судне, если не прогнили, то оказались изгрызены водящейся на острове живностью. Выяснилось, что даже безобидные, если не считать редчайшего случая аллергической реакции на них, слизняки с удовольствием кушают канатную пеньку. А это уже был сокрушительный удар, поскольку солярки для дизеля на обратный путь уже не хватало, а восстановить такелаж было не из чего. Конечно, если распустить на импровизированные верёвки один из парусов и всю имеющуюся в наличии одежду, что-то получилось бы. Но не было возможности стянуть судно на воду, поскольку намотанный на кабестан якорный канат тоже имел плачевный вид. Экипаж впал в уныние, и лишь усилия Дежнёва, занявшего людей постройкой хижины, охотой и попытками вырастить злаки из сохранившихся на борту остатков круп, спасли эту четвёрку от последствий депрессии. И вдруг на второй год робинзонады, когда надежд на спасение уже не осталось, на горизонте появился наш парус… Перед нами стояла весьма сложная проблема: что делать с Дежнёвым и его людьми? Зная о связях Семёна с Орденом, мы на 100% были уверены, что о нашем появлении на острове Ольвия спустя два-три месяца будет известно на острове Нью-Хейвен. И тогда возникнут вопросы: что мы делали в трёх с половиной тысячах километров от побережья и куда направились дальше? Такая огласка нашего путешествия нас совершенно не устраивала, ведь судовые власти Порто-Франко знали, что мы отправились с грузом моторных масел в Шанхай, но вместо китайской территории очутились чёрт знает где. Причём, вовсе не в силу поломки, поскольку у экипажа «Анадыря» глаза на месте, люди прекрасно понимают, что «Удача» абсолютно исправна. «Радикально решить проблему», перестреляв людей Дежнёва и выбросив их в море? Звери мы, что ли?! Повредить «Анадырь», расстреляв корпус из зенитной установки и оставив Семёна со товарищи дальше выживать на острове? Тоже не кошерно, если судить с точки зрения морали. Да и сколько лет пройдёт, прежде чем какой-нибудь новый Дежнёв, Дрейк или Кабот наткнётся в своём плавании на остров Ольвия? И уж тогда обманутые и преданные люди не пожалеют красок, чтобы отомстить нам в хрониках Новой Земли. Не сами расскажут, так записку какую-нибудь в полусгнившем корпусе «Анадыря» оставят потомкам. Взять с собой? А нужен ли жителям Новой Одессы осколок некогда мировой державы, давным-давно уплывшей по реке времени? Остров Привоз, 20 год, 05 месяц, 18 день, суббота, 19:15 Нет, всё-таки он шизофреник! Я про Семёна говорю. Мы же с ним прекрасно договорились: «Анадырь» ему поможем отремонтировать (в отличие от этого однофамильца землепроходца, я не стал понтиться с «материалами, аутентичными эпохе великих географических открытий», и все канаты и верёвки на своём баркасе, включая запасные, использовал не пеньковые, а капроновые), на воду судёнышко стащим, соляркой для двигателя поделимся. От него требуется одно: языком не трёкать про наше появление на Ольвии! Но не знаю, о чём с ним его тёзка, Райзман, разговаривал, только после разговора вернулся бывший хозяйственник ПРА абсолютно уверенный: ни Дежнёв, ни его люди звука не промолвят, что нас видели. И тут – на тебе! - Николай, мы тут с ребятами посоветовались и решили: мы с вами идём! - Ты хоть знаешь, куда? - Да пофиг нам! Ну, вернусь я в Одессу. Ну, потрачу остатки своих денег на ремонт «Анадыря» и его стоянку в порту в мокрый сезон. Ну, наскребу по сусекам на прожитьё себе и мужикам в течение этого времени. А дальше что? Опять в контрабандисты или, хуже того, в честные судовладельцы, выполняющие регулярные рейсы по Большому заливу? Мы ж с тоски сдохнем! А у контрабандиста и вовсе век недолог: либо свои сдадут ментам, либо пираты грохнут, если что-то не понравится. У вас же – и я это задницей чувствую – какая-то тайна. Важная, раз такой жирный гусь, как Маркыч, с вами. Вот и мне хочется причастным быть. - Ну, хорошо. Тебе хочется. А людям твоим? Не хочется им в Одессу к семьям вернуться? - Нет у них семей! Я специально отбирал в команду только одиночек, лишних на Земле Лишних. Их семья – это экипаж «Анадыря», а дом – сам «Анадырь». Ведь ты же не наобум куда-то в даль синюю ломанулся? Я промолчал. - Ты пойми: я всю жизнь мечтал о судьбе своего однофамильца. Ну, исследовал я кусок побережья, ну, островишко занюханный открыл. А мне большего хочется! Да, знаю я, что там, - он махнул рукой куда-то на восток. – ещё остров или острова есть. Недалеко. А за ними? А вдруг там целый континент? Огромный, как Евразия… - Откуда ты знаешь, что там остров или острова? - Птицы! – засмеялся Дежнёв. – Птицы летят туда с Ольвии. И оттуда летят! Не чайки какие-нибудь, а вполне себе сухопутные. Мы же здесь почти два года не только сокращали поголовье антилоп и варанов, мы и наблюдали. Остров действительно оказался недалеко. Всего милях в сорока на восток-юго-восток от Ольвии. Экипаж «Анадыря» не видел его с вершины потухшего вулкана исключительно потому, что мешали растущие на ней деревья. Как и на Ольвии, возле наиболее удобной для высадки бухточки мы установили каменный тур с заложенным в пустой бутылке письмом на двух языках, русском и английском: «Остров Дежнёва открыт экспедицией Семёна Дежнёва 16.05.20». Только в предыдущем письме значилось название «Ольвия» и стояла прошлогодняя дата, выписанная из судового журнала «Анадыря». Более быстроходный «Анадырь», вооружённый бермудскими парусами и существенно меньшим, чем у «Удачи», водоизмещением, и занимался исследованием береговой линии этого, тоже вулканического острова. Такое парусное вооружение позволяло использовать для смены направления движения меньшую команду, чем наш люгер, поэтому на судно Дежнёва перешёл от нас лишь один матрос, а Райзман теперь нёс вахты наравне со всеми. Локатор показывал ещё один островок юго-юго-восточнее острова Дежнёва, названный Привозом за птичий базар, расположившийся на скале в кабельтове от острова. И такое скопление вулканических островков позволило предположить, что мы достигли срединно-океанского подводного разлома, подобного тому, что проходит по дну Атлантики. Подтверждал такую мысль и рассказ Дежнёва о парочке землетрясений, случившихся во время «зимовки». Но пусть окончательно решают, срединно-океанский это разлом или ещё какой, специалисты по тектоническим плитам. Мы, как простые мореплаватели, береговую линию на карту нанесли, координаты в судовом журнале зафиксировали, и дальше пора двигаться. Прибрежные воды полуострова Камчатка, 20 год, 06 месяц, 04 день, четверг, 15:00 Ох, и везёт мне на дату 8 июля! Всего мы нашли в архипелаге, вытянувшемся с севера на юг на две сотни миль, шесть островов. Самый маленький, Привоз, примерно 4 на 6 километров, самый большой, Березань, 25 на 35. На нём-то мы и залили водой все свободные ёмкости, а в трюмах теперь болтались подвешенные копчёные антилопьи ноги. Ради этого пришлось на несколько дней задержаться на острове. Попутное тёплое течение осталось за кормой. Его восточная граница не заходила за архипелаг, и дальше нам предстояло нудно топать через океан без его помощи. «Анадырь» мог бы легко уйти вперёд, но Дежнёв дисциплинированно тянулся в паре кабельтовых севернее, время от времени связываясь с нами по радио. По ночами, когда яхту можно было различить лишь по ходовым огням, рулевые частенько трепались друг с другом, используя «ходи-болтайки». Откуда я знаю? Да сам не раз стоял ночные вахты за штурвалом. Погода была преимущественно хорошей. В смысле – ветер дул. Лишь пару раз попадали в зону штиля и запускали двигатели. Ну, не считая ставших уже привычными зарядок аккумуляторов дважды в сутки. Ветрячок бы какой-нибудь на корме присобачить для этого, чтобы солярку не жечь! Ну, не додумался я до этого при проектировании судна, не додумался! Запас топлива на «Анадыре» поменьше будет, поэтому локатор Дежнёв не включал, чтобы пореже дизель заводить. Вот мы и шли по ночам вместе по принципу «зрячий незрячего ведёт». Но океан был пуст, эхолот показывал глубины далеко за километр. Лишь время от времени рыбьи стаи отражались на экране «вторым дном». Свободное время коротали настольными играми: шахматы, шашки, нарды. Если кое-кто – не будем показывать пальцем – с собственной супругой в каюте не запирался… Даже чемпионат по шахматам устроили. По весьма сложной для нашего коллектива системе: первый тур – каждый участник сыграл по партии со всеми остальными. После этого жеребьёвкой разбили участников по парам, и пошла игра «до победы» в этих парах. Победитель выходил в следующий тур. В финале, вполне ожидаемо, сошлись Иван Андреевич и Семён Маркович, показавшие в первом туре отличные результаты. Чемпионом стал Райзман, одолевши Деда в серии из пяти партий с преимуществом всего в одну победу. Каждый день Володя Воронцов, наш штурман, при помощи секстанта производил вычисления местоположения и задавал курс судам, корректируя накопившиеся за сутки отклонения. Вчера, потыкав клавиши на калькуляторе, он удовлетворённо кивнул: - Если ничего исключительного не произойдёт, завтра будем в точке с заданными координатами. А когда начали рассеиваться предрассветные сумерки, моя «уоки-токи», торчащая из кармана разгрузки, прохрипела голосом Леонида Чернецкого, вахтенного с «Анадыря»: - Кажись, земля впереди… - С чего ты взял? - Облако какое-то странное. Больше на столб дыма походит… С первыми лучами солнца стало окончательно ясно, что над утренней дымкой скособочившейся шляпой поднимается столб дыма, сносимый ветром на северо-восток. А локатор на границе своей чувствительности высветил полоску, какую даёт ещё неблизкий берег. И тут я, как идиот, ликующе гаркнул во всю свою лужёную глотку: - Земля!!! Спустя две минуты весь экипаж был в сборе, пытаясь, кто в бинокль, а кто невооружённым взглядом, рассмотреть эту долгожданную землю. И я восторженно тыкал пальцем в засветку на экране локатора, доказывая, что мне не почудилось. Сам же берег обнаружился визуально лишь часа через два. Сначала чуть заметной полоской на горизонте. Потом на этой полоске стал заметен прыщик, из которого и поднимался дым, увиденный Лёней. К полудню мы приблизились к гористому берегу на три мили, и ни у кого, кто был в курсе цели нашего плавания, уже не оставалось сомнений в том, что мы достигли восточного континента. А прыщик, возвышающийся над стеной гор и извергающий в небо клубы дыма, оказался самым настоящим вулканом. Откуда Дед вынул свою карту, я даже предположить не могу. Но он разложил её на столе кают-компании, куда, кроме нас с ним, Наташи и Осинцева, забились ещё и Дежнёв, перешедший ради такого случая с «Анадыря», Воронцов и Райзман. - Мы вот здесь! – ткнул Иван Андреевич пальцем в кусок побережья рядом с красной звёздочкой, которыми обычно обозначают вулканы. – Недалеко от вулкана Острая Сопка. А попасть нам надо сюда. Все молча разглядывали карту континента, вытянувшегося с севера на юг. Оказалось, что он не так уж и мал, но отметки городов, большей частью, располагались по восточному побережью. Лишь четыре из них были отмечены в центральной части материка, а один на западном побережье. Мы же находились близ огромной дугообразной горной системы, закрывающей внутренние районы от юго-западных ветров. Судя по раскраске, это были самые высокие горы континента. Молодые, с вулканами. Дымящей на востоке Острой Сопкой царство Гефеста не ограничивалось. По крайней мере, севернее, там, где Барьерные горы поворачивали к востоку, на побережье глубоко врезающегося в сушу залива Тихая Лагуна стояла отметка «вулкан Грозный», а на южной оконечности полуострова Камчатка (!!!) имелись надписи «вулкан Крайний» и «мыс Огненный». Ещё одна горная система, Становые горы, протянулась фактически через весь континент вдоль восточного побережья, расширяясь в своей северной части в Широкое нагорье. Ещё один достаточно мощный (опять же, если судить по условным обозначениям карты) хребет с названием Подошва занимал практически весь крайний юго-восточный полуостров, далеко выдающийся в океан. Человек, придумывавший названия для географических объектов этой части материка явно обладал чувством юмора: полуостров Нога, хребет Подошва, мыс Носок… И, самое главное, всё в тему! Полуостров действительно походил на ногу ниже щиколотки. Самые высокие горы располагались по подошве этой ступни, а Носок упирался в море. Подошва, Барьерные и Становые горы охватывали почти замкнутым кольцом огромную территорию с названием пустыня Пески. В общем-то, логично: какие могут быть дожди, если любые облака и тучи ни с одной стороны не могут перевалить через высокие горы? Севернее Тихой Лагуны, где, если не считать отметок «возвышенность», «плато», «увалы», горы начинались лишь близ восточного побережья, синими ниточками рек была изрезана вся поверхность. А далеко на севере, куда текла самая длинная река с говорящим названием Таёжная, вдоль её нижнего течения пестрели голубые штрихи, обозначавшие болота. В верховьях нескольких рек легко читались искусственные водохранилища. Преимущественно неподалёку от городов, большинство которых было соединено железной дорогой. Не говоря уже о серых нитках дорог автомобильных. Мы обменивались удивлёнными восклицаниями, рассматривая карту, но особое впечатление она произвела на Осинцева и Дежнёва, поскольку остальные либо в той или иной мере знали о существовании этого материка, заселённого выходцами из СССР, либо, как Наташа, догадывались. - Блин, когда же это успели всё построить? – не выдержал капитан «Анадыря». - С 1947 года было время… - засмеялся Дед. - Так ведь Орден утверждает, что заселение началось только в 1973! - Мало ли, какой бред несёт Орден! – парировал старик. – Они переход открыли в 1973 году, а мы – на 26 лет раньше… - Не понял. «Мы» - это СССР, что ли? Почему же никто об этом не знал? - А ты многое знал из секретных наработок советской промышленности? А уж о том, что у Союза есть своя территория вне Старой Земли, и вовсе единицы людей были осведомлены. У нас, не говоря уже о загранице, от которой это было секретом из секретов! Благодаря чему и удалось спокойно её заселить, построить города, дороги, заводы, электростанции. Орден, вон, до сих пор не знает о существовании всего этого. - Ты, Семён, хотел большой тайны? Вот и получи её! – смеясь, вклинился в разговор я. - Хотел-то хотел! – сокрушённо поскрёб макушку Дежнёв. – Да только опять у меня облом случился: хотел совершить какие-нибудь эпохальные географические открытия, а тут всё уже известно, исследовано и даже закартографировано… - А тебе, значит, мало открытого тобой целого архипелага и звания человека, впервые пересёкшего океан? Корона новоземельского Колумба, значит, тебе маловата? – засмеялся я, и следом за мной грохнули все присутствующие в кают-компании. Прибрежные воды полуострова Камчатка, 20 год, 06 месяц, 06 день, суббота, 12:35 Наверное, всё же стоит рассказать, кто мы, такие отважные, что первыми пересекли целый океан на Новой Земле. Позвольте представиться: Колесов Николай Валерьевич, судовладелец каспийского баркаса «Удача». Родился в 1969 году в городе Миасс Челябинской области, где жил до мая 1988 года, когда призвался служить в охрану жутко секретного городка, получившего позже название Межгорье. Это неподалёку от дома, вблизи от башкирского Белорецка. Потом три года служил там же прапорщиком, а после развала Союза попал под сокращение и был вынужден вернуться в Миасс, где занялся торговлей запчастями к грузовикам «Урал». В начале июля 1996 на дороге Уфа – Белорецк, неподалёку от того самого Межгорья, подсадил странного попутчика-старичка, поведавшего мне очень любопытную историю. Иван Андреевич Данилов, как оказалось, не просто знал моего покойного деда, а вместе с ним выводил технику из Порт-Артура в 1949 году. Техника выводилась в никому не известный посёлок Кузъелга в уральских горах, где располагались лагеря с заключёнными и велись какие-то непонятные засекреченные работы. Как оказалось, техника переправлялась через созданную одним из помощников Николая Теслы установку в другой мир, являвшийся то ли иным измерением, то ли другой планетой. Большинство солдат, прибывших вместе с Иваном Андреевичем из Порт-Артура, тоже переправили в Новый Мир, но мой дед не попал в их число, поскольку в конце 1944 угодил за решётку на полгода из-за опоздания на работу. А Данилов занимался охраной суперсекретного проекта до 1959 года, пока сам не отправился «за Стену». Но с дедушкой им довелось увидеться ещё раз. После аварии на химкомбинате «Маяк» дед участвовал в ликвидации её последствий, а технику после окончаний работ также через Кузъелгу забросили в Новый Мир. В 1982 году связь между колонией СССР в Новом Мире и Союзом прервалась: кому-то из руководства проекта очень не хотелось, чтобы полученные в колонии препараты, ускоряющие регенерацию тканей и дающие омолаживающий эффект, законсервировали правление «геронтократии» в Политбюро. Последовавшие затем перемены привели к тому, что в руководстве страны и спецслужб, курировавших проект, не осталось людей, посвящённых в эту тайну. Впрочем, и в лучшие-то времена их было всего несколько человек. Несмотря на то, что за 20 новоземельских лет в Новом Мире удалось создать достаточно мощную промышленную базу, в последующие 12-13 стал прослеживаться опасная тенденция: техника и оборудование старели и выходили из строя, а многое восстановить и отремонтировалось не представлялось возможным. В первую очередь – сложные приборы и агрегаты, изготовленные с использованием электроники. Ситуацию усложняло то, что средствами радиоразведки выяснилось: Новый Мир активно колонизируется кем-то ещё. Предположительно – американцами, столкновение с которыми без поддержки со стороны метрополии могло иметь для советских переселенцев самые печальные последствия. И тогда руководство «советской колонии», воспользовавшись законсервированной старой установкой для перехода, забросило на Старую Землю Ивана Андреевича, задачей которого было восстановление связи со Старым Миром. Так я оказался причастным к этой тайне. Нам удалось выйти на руководство ФСБ, проявившее осторожность и решившее выяснить все обстоятельства заселение Новой Земли. Мало того, что была раскрыта сеть вербовщиков и точек перехода в Новый Мир, нас с Иваном Андреевичем привлекли к операции, в ходе которой требовалось разобраться с реалиями колонии, заселяемой международной организацией, известной как Орден. И лишь после этого, добравшись до «советского континента», восстановить связь между колонией экс-СССР и Российской Федерацией. Нас готовили к заброске целых три года, и незадолго до перехода я встретился с девушкой, на тот момент заканчивающей учёбу в Военном институте иностранных языков. Наш бурный роман едва не сорвал всю операцию, но всё завершилось благополучно: я, моя жена Наташа и Иван Андреевич, взявший для конспирации мою фамилию и проходящий по всем документам как мой двоюродный дед, перешли на Новую Землю. За полтора года (по новоземельскому календарю) я успел легализоваться как предприниматель, а также построить судёнышко, на котором в первом же рейсе мы трое, сопровождающий груз представитель Протектората Русской Армии Семён Маркович Райзман, а также шесть членов экипажа «пропали» вместе с моим баркасом. Появление в числе «пропавших» Райзмана было прогнозируемым. Этот человек пользовался доверием руководства Протектората, выполняя поручения по обеспечению ПРА техникой «из-за ленточки». И именно его Михаил Демидов, глава Протектората, направил своим представителем, узнав от Ивана Андреевича, с которым старик сталкивался ещё в Кузъелга-лаге, о существовании «советской» колонии. Экипаж баркаса «Удача» составили бывшие моряки, специально присланные мне в помощь ФСБ. Но поскольку их заданием было выполнение моих поручений, ни один из них, включая капитана Вадима Осинцева, о нашей конечной цели не знал. Во время плавания мы нашли остатки пропавшей два года назад экспедиции Семёна Дежнёва. Этот житель Новой Одессы, разбогатев на контрабанде, построил моторную яхту, на которой в 17 году совершил плаванье на северо-запад континента. На следующий год его яхта «Анадырь» снова отправилась в плавание, из которого не вернулась. Как выяснилось, экипаж судна потерял 2/3 состава из-за болезней и несчастных случаев и был вынужден провести почти два года на открытом Дежнёвым острове посреди океана. Мы помогли людям Дежнёва отремонтировать «Анадырь», и теперь они шли вместе с нами. Сначала на восток до побережья «советского континента», а теперь на юго-восток, вдоль полуострова Камчатка. «Удача» - сама по себе плавсредство неторопливое. Теперь же нам предстояло идти вдоль неизвестного нам побережья. Поэтому от вулкана Острая Сопка к вечеру мы продвинулись всего миль на двадцать пять, выискивая место для якорной стоянки: идти ночью в здешних водах было страшновато, несмотря на радар и эхолот. Берег изрезанный, время от времени водная гладь топорщилась драконьими клыками скал или бурунами спрятавшихся под тонким слоем воды камней. На якорь встали в небольшой бухточке с крошечным пляжем, окружённой крутыми почти безжизненными склонами окрестных гор. И здесь впервые после встрече с экспедицией Дежнёва позволили себе по чарке вина. За то, что океан остался позади. Ночью усилился западный ветер, но берега бухточки хорошо прикрывали нас от него, и о поднявшемся на море волнении говорил лишь зыбь, плавно качавшая суда. Зато наутро «Удача» и «Анадырь» просто летели на юго-восток, к мысу Огненный, за которым нам предстояло поменять курс, чтобы выйти к заливу возле «пятки» полуострова Нога. У нас подходили к концу запасы питьевой воды, а заходить в залив Сухой, примыкающий к пустыне, Дед не советовал: воды в пересыхающих речках, впадающих в этот залив, могло не оказаться, и нам всё равно пришлось бы идти к Ноге, но с ещё меньшими запасами на борту. Вулкан Крайний после Острой Сопки не впечатлил. Ну, остроконечная гора со срезанной вершиной. Ни дыма, ни пламени… Хотя, конечно, я знал, что даже самые активные вулканы не извергаются постоянно. - Это ты просто под пепел от него не попадал! – рассмеялся над моими разочарованиями Иван Андреевич. – Ребята, исследовавшие это побережье, не успевали палубу от пепла чистить, когда вдоль оконечности полуострова шли… Впереди было больше двух суток в открытом море, прежде чем мы наконец-то ступим на берег континента, вдоль которого идём третий день. Залив Великий, 20 год, 06 месяц, 14 день, воскресенье, 14:15 Контакт! Есть контакт! От винта! Вглубь залива с неизвестным нам названием входить не стали. Судя по карте, впадающая в него речка вытекала с северного склона Хребта Подошва и несколько десятков километров текла по равнине, примыкающей с юго-востока к пустыне. И хотя, по словам Ивана Андреевича, это была лесостепь, на примере экспедиции Дежнёва мы помнили, чем чревато использование воды из водоёмов с медленно текущей водой. Чтобы залить ёмкости под питьевую воду предпочли использовать первый же небольшой ручеёк, прыгающий по камешкам со стороны ближайших гор в самом начале залива. Даже внешне хребет Подошва выглядел менее угрюмым и неприступным, чем Барьерные горы. Поднимаясь «слоями» от побережья к середине полуострова, составляющие его горы прятались под «шубой» леса. После многодневного морского перехода на относительно небольшом судёнышке возникало ощущение, что почва у нас под ногами качается, как качалась всё это время палуба. Но каждый из членов обеих экспедиций не отказал себе в удовольствии высадиться на берег. В общем-то, в этом действительно была необходимость. Наташа, наученная горьким опытом экипажа «Анадыря», перед тем, как дать разрешение набрать воду, имеющимися у неё приборами провела её экспресс-анализ. В это время я и двое матросов выдвинулись вверх по ручью в качестве дозора. Приборы показали отсутствие опасной микрофлоры, и после отмашки бытовой садовый насосик погнал по шлангу воду на судёнышки. А вы хотели, чтобы мы, как в позапрошлом веке, её бочками на шлюпке возили? Заняться нам с женой было нечем, и мы, предупредив капитана, прошлись вверх по течению. Здесь уже бывали люди. Примерно в сотне метров от берега мы наткнулись на обложенную камнями бочажинку, явно предназначенную для того, чтобы брать воду. А в трёх метрах от ручья, также обложенное камнями, обнаружилось старое кострище. Судя по тому, что оно почти полностью заросло травой, жгли его несколько лет назад. Я покопался в нём подобранной неподалёку палкой, чтобы определить, долго ли здесь стояли люди. Слой углей и золы оказался толщиной около пяти сантиметров, что говорило о том, что либо люди стояли несколько дней, либо останавливались здесь несколько раз. Пожалуй, второе, поскольку у ближайшего дерева аккуратной стопкой лежали дрова. Нижняя пара рядов – полусгнившие, а те, что сверху, просохшие до звона. Не сушняк, подобранный в лесу, а самые настоящие наколотые поленья! И даже пеньки от срубленных когда-то лесин нашлись. Один – фактически сгнивший, а второй – едва тронутый тленом. - Коль, а может, отдохнём здесь денёк? Я притянул Наташу к себе. - Устала? - Ага! – положила она голову на моё плечо. – Если люди здесь останавливались, тут должно быть безопасно. Вон, видишь: они тут палатку окапывали… Идею с суточным отдыхом после утомительного плавания одобрили все, и пришлось тянуть спички, чтобы выбрать вахтенных на судёнышки. А остальные радостно разбивали палатки и разделывали на шашлыки подстреленную в паре километров от стоянки то ли косулю, то ли антилопу совершенно неизвестного нам вида. Каким бы безопасным ни казалось место, а предосторожностей никто не отменял. Территорию лагеря, отступив от палаток метров пятьдесят, оградили растяжками с гранатами РГД, а дежурным я выдал ноктовизор из собственных запасов. Вахтенному на «Удаче» тоже было строго наказано периодически обозревать берег в танковый прибор ночного видения, фару подсветки которого установили на капитанской рубке ещё при постройке баркаса. Ночь прошла спокойно, если не считать выполнения мной данного Наташе обещания озаботиться будущим ребёнком, когда мы высадимся на «советском» континенте. Мы, вроде, и не сильно шумели, но дежуривший в то самое время Райзман как-то хитро на нас косился поутру, когда все доедали холодные шашлыки… Мыс Носок проходили в первой половине дня. Под моторами, поскольку западные ветра возле него встречались с восточными, и паруса вели себя совершенно непредсказуемо. Теперь нам нужно было держать курс через залив Великий почти строго на север, чтобы пройти между островами Толстый и Тонкий, являющимися продолжением Птичьего полуострова. В самый южный город континента, называемый по роду занятия населения Химик, решили не заходить, поскольку нам нужно было в Советск, находящийся километрах в 800 севернее. Ну, не в сам Советск, а в соседнее с ним Рыбачье, где базировался флот: Советск, выросший недалеко от точки перехода, стоит на реке Белая, в устье которой и построили Рыбачье. Залив действительно был крупным. Не такой, как уже известный нам Большой залив, но не меньше, чем староземельский Бенгальский. Острова Толстый и Тонкий назывались так за свою форму. Первый овальный, почти круглый, а второй – длинный и узкий, загибающийся дугой к востоку. Мне он своей формой на карте напомнил остров Чайка на озере Тургояк, только увеличенный в тысячу раз. Раз уж на то пошло, то Толстый тоже выглядел раз в пятьсот увеличенным островом Веры. С натяжками, разумеется, чисто по аналогии. В пролив, шириной около двадцати километров, входили в первой половине дня, намереваясь к вечеру добраться до мыса Селитренный. Но мы предполагаем, а обстоятельства располагают. Не заметить ринувшийся в нашу сторону из-за острова пограничный катер было невозможно. Развив скорость около 25 узлов, он мчался нам наперерез. - Пограничный катер «Гюрза»! – прокомментировал Осинцев, разглядывая его в бинокль. – Проект 1400. Похоже, «экспортный» вариант, строившийся для тропического климата. Стоп машина! Бубнение под палубой дизеля, под которым мы проходили пролив, где направление ветров было неустойчивым, замолкло. Через пару секунд после этого стал терять ход и «Анадырь». Катерок, на мачте которого развевался знакомое с детства бело-голубое полотнище с красной звездой, серпом и молотом, тоже сбавил ход, заступая нам путь. Ствол пулемёта его турельной установки, несмотря на проявленное нами миролюбие, продолжал отслеживать наше местонахождение относительно «Гюрзы». По громкой связи последовало стандартное предупреждение: - Лечь в дрейф и приготовиться к приёму досмотровой группы. Старшего лейтенанта в советской форме морских пограничных сил, сопровождаемого двумя матросами-автоматчиками, встречали втроём: Осинцев, я и Иван Андреевич. - Командир пограничного катера «Изумруд» старший лейтенант Кислицын! – козырнул офицер. – Прошу сообщить, кто вы такие, откуда, куда и с какой целью направляетесь. - Капитан каспийского баркаса «Удача» Осинцев, капитан-лейтенант запаса Военно-морского флота Российской Федерации. Направляемся из порта приписки Береговой, Протекторат Русской Армии, в порт Рыбачье Советской Республики. Цель – исследовательская экспедиция. С нами вместе следует яхта «Анадырь», порт приписки Новая Одесса, Московский Протекторат, судовладелец и капитан Дежнёв. По мере преставления глаза старлея становились всё шире и шире. Следующим представлялся я: - Судовладелец и руководитель экспедиции, майор Федеральной службы безопасности Российской Федерации Колесов. Отрекомендовался и Дед: - Полковник Комитета государственной безопасности Советской Республики Данилов. Кислицын ещё несколько секунд молча стоял столбом, но потом взял себя в руки. - Предъявите, пожалуйста, ваши документы и судовые документы. Пока он листал судовые документы, пытаясь разобраться в английском, возбуждённые матросы, с трудом сдерживаясь от обмена мнениями, многозначительно переглядывались. А потом пришла пора проверки наших Ай-Ди, вызвавших у старшего лейтенанта лёгкий шок. - Что это? - Наши стандартные идентификационные карты, - пояснил капитан. Командир погранкатера непонимающе кивнул и принялся вчитываться в фамилии. И когда дело дошло до Деда, прозвучал вопрос. - В ваших документах указано, что вы – Иван Колесов, а представились вы как Данилов. Что это значит? - Ответ на этот вопрос, старший лейтенант, вы сможете получить в Советске на улице Маркса, 11. В глазах старлея на секунду мелькнуло непонятное выражение, но он вернул Деду айдишку. - Кто ещё находится на судне? - Вы уже видели судовую роль, но если затрудняетесь в переводе с английского, могу сообщить устно, - кивнул Осинцев. – Супруга судовладельца, старший лейтенант Федеральной службы безопасности Российской Федерации Колесова, полномочный представитель Протектората Русской Армии капитан Райзман, штурман, старший лейтенант запаса ВМФ РФ Воронцов, судовой механик Старостин, а также матросы Бойко и Носов, все трое – мичманы запаса ВМФ России. Пограничник некоторое время натужно соображал, что ему делать с такой компанией, и я ему дал подсказку. - Товарищ старший лейтенант, я предлагаю нашим судам проследовать в вашем сопровождении к причалу пограничного пункта, чтобы вы могли связаться со своим руководством. - Да, да. Конечно! – выдохнул старлей. – Я оставляю одного матроса у вас на борту, а после досмотра второго судна вы проследуете на пограничный пункт. - Семён, прими досмотровую группу! – поднёс я к губам свою «ходи-болтайку» под удивлёнными взглядами матросов. – Только не залупайся. - Принято! – недовольно буркнул в ответ Дежнёв. Остров Тонкий, 20 год, 06 месяц, 14 день, воскресенье, 15:50 Матрос с автоматом не проронил ни слова, ни пока Кислицын досматривал «Анадырь», ни пока мы шли небольшим караваном к пограничному пункту. Хотя было заметно, что его просто разрывает от любопытства. Зато сам старший лейтенант не скрывал эмоций. Нет, не на борту «Удачи» или «Анадыря». Мы врубили судовую рацию на сканирование, и вскоре она выдала диалог командира «Изумрудного» с берегом. - Ну что, Лёха, готовь майорские погоны! - Что, зэков, сбежавших из Химика взял? - Круче, Лёша! Куда круче! Американских шпионов! Аж целых четырнадцать душ! - Толян, ты вроде не пьяный с утра был. Чего несёшь-то? - Отвечаю, Лёха! У них у всех американские документы. И ты бы послушал, какую пургу они несут! «Федеральная служба безопасности Российской Федерации», «ВМФ России», «Протекторат Русской Армии», «Московский протекторат». А один, падла, представился полковником КГБ и назвал старый адрес Конторы, хотя каждый знает, что она уже три года, как переехала. - Надеюсь, ты им всё это не вылепил? - Ты меня совсем за идиота держишь? Вон, за кормой тащатся, как бычок на верёвочке. Так что готовь камеру для временно задержанных. И майорские погоны! Дед, вопросительно посмотрев на меня, взял в руки микрофон. - Эх, капитан, капитан! Никогда ты не станешь майором! Если ума не наберёшься! - Кто это? – послышалось в динамике. - Тот самый, кого ты падлой назвал, старлей. Повторяю раздельно, чтобы и ты, и капитан Лёха хорошенько расслышали: полковник. Комитета. Государственной. Безопасности. Советской. Республики. Да-ни-лов! Иван Николаевич. Теперь оба слушайте сюда. Мы сейчас следом за «Изумрудным» подходим к погранпункту, Толян швартуется, а «Удача» и «Анадырь» встают на якоря в сотне метров от берега. После этого ты, Лёха-капитан, садишься в шлюпку и едешь на «Удачу», где мы с тобой, ты и я, выясняем, кто кому Рабинович. Вы поняли, Толян с Лёхой? На всё это время на наших судах остаются ваши матросики, которых, в знак наших добрых намерений, мы даже разоружать не будем. Если они, конечно, рыпаться не станут. Пару секунд в эфире стояла тишина, а потом рация снова заговорила голосом Кислицына: - Ну и что от ваших корыт останется после того, как я всажу в них пару очередей из КПВТ? - Нам, конечно, неплохо достанется. Только ты, Толян, подумай, что останется от твоей алюминиевой консервной банки, когда по ней разом вдарят два ДШК и наша «зушка». А поскольку ни нам, ни тебе этого не нужно, топай спокойно к погранпункту, где ты будешь терпеливо ждать, пока мы с капитаном переговорим. Ты понял? Поскольку ответом было молчание, Дед спокойно закончил: - Вот и ладненько! Конец связи! Матросам как можно спокойнее объяснили, что их снимет с вахты начальник погранпоста, а до этого момента им, во избежание непроизвольной стрельбы, лучше будет отстегнуть магазины АКМС и спрятать их в подсумки. - Это что? – возмутился один из них, пытаясь перехватить оружие. – Неподчинение приказам пограничников? Я легко отобрал у бойца автомат, отщёлкнул рожок и протянул то и другое назад. - Это забота о твоей безопасности. Нам не хочется стрелять в своих, поэтому сделай, как тебя просят. Демонстрация выглядела весьма убедительно, и парень, надувшись, молча наблюдал, как матросы расчехляют ДШК и ЗУ-23-2. - Обрати внимание: патронов никто не досылает. Но если твой командир окажется идиотом… Тогда извини, я не виноват! Пока Кислицын швартовался, а мы становились на якорь, на пирс выскочил высокий худощавый офицер, о чём-то переговоривший с командиром погранкатера. Потом он легко скользнул в ялик, на вёслах которого сидел матрос, и уселся на носу. Взлетевшего по шторм-трапу капитана с синими просветами погонов и в фуражке с синим околышем встретил Иван Андреевич. - Понятно. Курсант Шестаков, выпуск 26 года. Раздолбай и бабник. Не мудрено, что загораешь у… члена на бровях! – не дав сказать козырнувшему капитану ни слова, припечатал Дед. – И как только до капитана выслужился?! Ошалевший начальник погранпоста только хлопал глазами. - Пошли, Шестаков, покалякать надо! - Вы же… Говорили, что вы на охоте на Срединных увалах погибли… - Так тебя и не научили лишнего не болтать! Контрразведчик, блин! Они разговаривали в капитанской рубке, чтобы видно было, что с капитаном всё в порядке, буквально пару минут. После этого капитан недовольно глянул на матроса, дисциплинированно мающегося на баке с автоматом без магазина. - Сафин, за мной! - Товарищ капитан! Можно вас попросить об одолжении? Майор Колесов. Не наказывайте, пожалуйста, матросов. У них не было ни одного шанса ни против меня, ни против мичмана Стороженко из морской пехоты Черноморского флота, - извиняюще улыбнувшись, кивнул я в сторону «Анадыря». Когда ялик отплыл, прихватив с «Анадыря» второго морячка, Иван Андреевич объявил: - Как только объявят отбой боевой тревоги, можно сниматься с якоря и швартоваться. Остров Тонкий, 36 год, 32 июня, пятница, 4:35 Старший лейтенант уже перестал психовать из-за идиотского положения, в которое он влип с перехватом «американских шпионов». У него есть чёткая инструкция: все суда, не принадлежащие Советской Республике, если такие появятся, доставлять на пункт пограничной охраны, людей задерживать и передавать сотрудникам Службы госбезопасности, представители которых с недавних пор повсеместно стали начальниками погранпунктов. Инструкция имела гриф «совершенно секретно», и породила слух о том, что это как-то связано с изъятием всех коротковолновых радиостанций. Болтали, будто американцы тоже колонизируют этот Мир, и любое военное столкновение с ними весьма чревато для Республики, у которой уже несколько лет не было связи с Союзом. Впрочем, и просто Республикой-то из Автономной Республики она стала только спустя три года после закрытия Перехода. Но мало ли что болтают офицеры за рюмкой в чисто своих, офицерских компаниях? Суда были нездешними, у обоих – бело-сине-красные флаги, которые были в ходу в царское время на Старой Земле. У обоих – русские надписи дублированы английскими, чего в Советской Республике никто не делает. Документы у людей – какие-то пластиковые карточки, а не привычные бумажные книжицы. Да ещё и по-английски заполнены. Значки на них – как на американских деньгах (Кислицын в детстве много книжек перечитал, и эта информация ему где-то на глаза попадалась). Если даже закрыть глаза на тот бред, что несли оба капитана, представляясь сами и представляя членов команды, то одежда выдавала их с головой: здесь такого не носят! Какие-то пятнистые куртки, бесформенные штаны и высокие шнурованные ботинки. Именно так в учебных пособиях военно-морского училища изображали американских солдат на Старой Земле. Ну и оружие. Частью советское, частью очень похожее на советское, а частью – откровенно иностранное. Радиотехника – вся не наша. Ну откуда, к примеру, у нас взяться персональным радиостанциям, размером с пачку сигарет? Но Лёха Шестаков, капитан Службы госбезопасности и начальник погранпункта, после короткого разговора с этим дедком, что-то нёсшим про два года назад сменивший название КГБ, рассудил иначе. И послал его на «Изумрудном» за двести с гаком миль в Химик. Причём, приказал солярку не жалеть, а лететь со скоростью 20 узлов. И это в то время, когда на остров Толстый высадились бежавшие из колонии и заключённые, захватив в порту два сейнера. В общем-то, из-за этого ЧП старлею и пришлось мчаться в Химик: зэки перебили трёх дежурных ретранслятора острова Толстый, и второй день, пока собирались баржи с бойцами внутренних войск, пограничный пункт сидел без связи с Большой Землёй. На Тонком не знали бы и этого, если бы один из дежурных не успел передать в эфир сообщение о нападении. Ещё лет семь назад зэков потопили бы прямо в море, раздолбав оба корыта авиацией. Но сейчас моторесурс самолётов и вертолётов берегли, как скупердяй копеечку. Видимо рассудили, что никуда зэки с острова не денутся. За океан не сунутся – передохнут по дороге без воды и еды. Да и топлива у них не хватит на это, даже если бы полные баки имели. На крайний случай – ещё на сотню обглоданных зверьём костяков где-нибудь в южных отрогах Становых гор больше станет. Не сразу, конечно. Года через два-три последних зверьё доест… Мало ли таких бежало за три с половиной десятка лет обитания людей в этом мире? Да только выжили считанные десятки. Ночной заход в порт – та ещё процедурная возня. А потом в портовой комендатуре выбить машину, чтобы доехать до управление СГБ. Хорошо там нервы мотать не стали. Прочли пакет от начальника погранпункта и оперативно закрыли в глухой каморке наедине с телефонным аппаратом. После набора номера, продиктованного Шестаковым, трубку подняли буквально после второго гудка. - Дежурный приёмной! - Примите телефонограмму. - Кто у аппарата? - Командир пограничного катера «Изумрудный» старший лейтенант Кислицын, погранпункт «остров Тонкий». - Диктуйте! Какой гриф телефонограммы? - «Искра». - Вы не ошиблись? - Никак нет! Гриф «Искра». - Не кладите трубку! Голос пропал, пропали и любые звуки из трубки, будто кто-то обрезал витой провод, ведущий от аппарата. Ни единого звука не было минуты три. Потом голос дежурного внезапно произнёс: - Соединяю! - Алло! Говорите, Кислицын! – пробурчал на ухо сонный голос. - Гриф «Искра»… - Если было бы что-то другое, вас бы со мной не соединили. Диктуйте! - Собственно, мне, кроме грифа, приказано было передать только имя – полковник Данилов, - чётко произнёс старлей. На том конце провода несколько секунд сопели в микрофон, потом голос говорящего зазвучал чётко, без сонных ноток. - Принято. Теперь слушай меня, капитан-лейтенант. - Старший лейтенант, - осмелился поправить Толян. - Я сказал – капитан-лейтенант! – жёстко отрезал ещё полминуты назад сонный собеседник. – Ты никогда не слышал о существовании грифа «Искра». - Есть! - Всё! Возвращайся на Тонкий. Соответствующую подписку у тебя возьмут. В трубке запищали короткие гудки… Выходил назад то ли старший лейтенант, то ли капитан-лейтенант Кислицын уже утром. Следом за «Изумрудным» из порта потянулись загруженные солдатами самоходные баржи, но пограничный катер набрал скорость около 20 узлов, и вскоре они скрылись где-то за кормой. Никакого братания с бойцами пограничного поста не было. Шестаков очень быстро навёл дисциплину среди пограничников, припугнув тем, что каждого, кто сунется к нам, сверхсекретным, зашлёт в какую-то неимоверную дыру. Хотя, казалось бы, где найти большую дыру, чем этот остров в океане, удалённый от ближайшей суши на сотню миль, а от города – более чем на две? Что из себя представляет погранпункт? Причал с тремя пирсами и будочкой дневального перед ним. По одному из пирсов, тому самому, к которому швартовался «Изумрудный», толстой чёрной змеёй проброшен резиновый шланг, ведущий к закопанной в землю цистерне с горючим. Небольшой бетонный плац, размеченный для строевых занятий. За ним одноэтажная казарма, с другой стороны которой небольшая столовая. Ещё один домик – офицерское общежитие на четыре квартиры. Выше по склону – караулка. Мимо неё на вершину прибрежного холма ведёт тропинка, упирающаяся в угрюмое бетонное сооружение, на крыше которого днём вращается антенна локатора. Рядом – высокая ажурная мачта. Вся описанная территория огорожена забором из колючей проволоки. Будто снова в годы срочной службы вернулся! Я не зря обратил внимание на то, что локатор вращался только днём. Едва стало темнеть, его антенна, просвечивающая сквозь редкие деревья на склоне, замерла. На вопрос, почему, Шестаков пожал плечами: - А кто среди ночи в пролив сунется? - Если б мы к нему среди ночи подошли, я бы пошёл. - У вас локатор, а у нас для них катастрофически не хватает электронной начинки. Они только на военных кораблях стоят, да и то используются не часто. Мы тоже ресурс экономим. На это мне нечего было ответить, и я попросил Осинцева выставить ночную вахту. Как говорится, инициатива наказуема исполнением. А поскольку очерёдность дежурств никто не отменял, мне выпало время с двух до шести ночи. «Собачья вахта», как называли это время в старину. Честно говоря, радар я тоже включал лишь каждые двадцать минут, а не гонял его постоянно. Но то, что нужно было обнаружить – обнаружил. Две засечки на фоне острова Толстый неторопливо двигались в нашу сторону. Первым делом, естественно, поднял Осинцева, у которого опыт работы с локаторами был побольше моего. И он подтвердил: - Два небольших судна, предположительно сейнеры. Движутся к нам со скоростью около шести узлов. Примерно через 45-50 минут будут здесь. - Поднимайте команду, Вадим Григорьевич, а я побегу будить хозяев. Примчавшись на пирс, Шестаков, поднятый дневальным, уткнулся в экран радара. Убедившись в нашей правоте, он погнал бойца поднимать в ружьё пограничный пост. - Свет нигде не зажигать! – скомандовал он, а потом крикнул вдогонку. – Мою жену с ребёнком отправь в радиоцентр! И пусть не копаются! Что делать собираетесь, товарищи офицеры? - Во-первых, услышать от вас, кто это может быть. - Беглые заключённые, - недовольно поморщился капитан. – Несколько дней назад подняли бунт в колонии на окраине Химика, прорвались в порт и захватили два сейнера. Той же ночью ушли в море. Пока зачистили территорию порта, они успели оторваться. Два дня назад захватили ретранслятор на острове Толстый, где дежурили штатские. Из-за чего мне и пришлось не связываться с берегом по радио, а отправить Кислицына с «Изумрудным». Видимо, заметили, что катер ушёл в сторону города, и решили к нам наведаться. - И что им тут может понадобиться? - Оружие, топливо, еда… - У вас план обороны поста имеется на случай нападения с моря? - Да какой там план! – с досадой махнул рукой Шестаков. – Никто ни о чём подобном даже не думал! Обычно, если случались подобные бунты, заключённые уходили в горы, в леса. Это первый случай, когда они суда захватили. Да ещё и на остров напали! - Оборону-то хоть в казарме и радиоцентре сумеете занять? - Ну, радиоцентр как раз и строили по типовому проекту, позволяющему держать в нём бой. Шесть бойцов там, остальных в казарме размещу, будем через окна отстреливаться. - Тогда мы снимаемся с якоря и отходим метров на двести вдоль берега. Чтобы под ваш огонь не попасть, а когда они попытаются высадиться и пойти в атаку, ударить им во фланг и тыл. Ещё бы знать, какое у них оружие… - На сейнерах точно было по паре пулемётов. Обычно на них ставят СГМБ или ПКМБ. На Толстом захватили ещё один пулемёт и три автомата. Сколько и чего с собой из зоны принесли и у охраны порта отняли, только им известно. - Понятно. Тогда бегите в казарму, а мы отваливаем от пирса: им минут пятнадцать идти осталось! Всё-таки «Анадырь», не защищённый бронёй из железного граба, мы поставили чуть дальше: пусть бьют по тем, кто на берег выскочит. А сами, подсветив пространство перед пирсами фарой танкового прибора ночного видения, приготовились ударить перед швартовкой. - Сейнеры РС-300 типа «Маневренный», проект 388, - узнал силуэты Осинцев. – Водоизмещение до 318 тонн. Бойко, по рубке и носу первого. Носов, тебе второй сейнер. Вы, Николай Валерьевич, со своим прибором ночного видения, постарайтесь подавить пулемёты. Первая стальная громадина уже ползёт вдоль пирса, и тут на него с палубы судна, возвышающейся над досками причала метра на полтора, посыпались люди с оружием в руках. - Огонь! – скомандовал Вадим Григорьевич, и ночь раскололась грохотом выстрелов. Рубка первого сейнера расцвела вспышками разрывов 23-мм снарядов. На берегу посыпались выбитые стёкла казармы, тоже озарившиеся вспышками выстрелов. Железом по железу заскрипел о причал второй сейнер, прикрывшись тушей первого. По корпусу «Удачи» сыпанул горох пулемётной очереди с кормы рыболовного судна, и я ответил двумя трёхпатронными сериями из своего АК-103. Пулемёт на несколько секунд смолк, возле него мелькнули тени, и снова на его дульном срезе вспыхнули жёлтые цветы выстрелов. Взрыв ВОГ-25 заставил его замолчать. А носовой пулемёт продолжал бить по окнам казармы. Подавить этот пулемёт я не успел, его накрыла очередь из «зушки». Хуже было то, что второй сейнер оказался полностью скрыт за корпусом ближнего к нам, и атакующие, накопившись на пирсе, рванулись в сторону казармы. Одни стреляли на ходу из автоматов, а вторые бежали с какими-то огоньками в руках. Вот один из них споткнулся, сражённый пулей, и вокруг упавшего вспыхнуло пламя. Ещё один мгновенно превратился в живой факел, но всё понятно стало, лишь когда бутылки с горящими фитилями полетели в сторону казармы. Это был кошмар: горели люди на плацу, горящая жидкость стекала по стенам казармы, полыхало внутри неё. Разлетались брызги крови при попаданиях в людей свинца. Особенно страшно было видеть, что происходило при стрельбе из ДШК, пули которого в буквальном смысле того слова отрывали руки и ноги. Где-то в литературе попадалось выражение «упоение боем». То есть восторг, наслаждение им. Чем, бл…дь, наслаждаться и восхищаться? Криками боли, тяжёлым запахом крови, горящей плоти и, простите, человеческого говна? Не надо морщиться от слов правды! Когда пуля в живот попадает, наружу летят брызги вовсе не духов «Ландыш»! Да и нередко организм, умирая, пытается избавиться от лишних жидкостей и… более густых субстанций. Каким же психом и моральным уродом быть, чтобы балдеть от всего этого?! Чёрт! Дофилософствовался! Кто-то с сейнера резанул нам по фальшборту, и десятисантиметровая щепка, отбитая пулей от кромки доски, пробила насквозь правую щёку. В воду её! Хорошо, не в лоб или в бровь: кровь глаза не заливает! А ту, что в рот течёт, выплюнуть можно. Туда, где только что вспыхивали огоньки выстрелов, летит граната из подствольника. Только почему взрывов два и не один? - Я тебе что сказал? Не высовываться из каюты! – рявкнул я на Наташу, прячущуюся за мачту. – А ну, быстро вниз! Опять стреляют с сейнера. Чёрт, туда бы очередь из ДШК влепить! Чего он, кстати, молчит? Возле пулемёта тёмным кулём лежит Носов, а с пулемётной лентой уже возится Райзман, которому тоже приказано было оставаться в каюте. Я достреливаю трёхпатронными очередями второй магазин, чтобы позволить Семёну Марковичу вставить ленту, и басовитое «бу-бу-бу-бу» разносит в клочья стальной борт сейнера в том месте, где укрывался стрелок. Пальбы уже почти не слышно, но что это за металлический визг? Второй сейнер, почти не пострадавший от нашего огня, отползает от пирса задним ходом. Сейчас покажется кормовой пулемёт, установленный на надстройке за ходовой рубкой… Один за другим в район дымовой трубы ложится пара ВОГов. - Бойко, Семён Маркович! Огонь по ходовой рубке! Разнесите её, чтобы они уйти не смогли! ДШК и «зушка» в три ствола дырявят ходовую рубку решившего сбежать сейнера, а я забрасываю ВОГами надстройку для входа в нижние помещения, на которой сверху установлен носовой пулемёт. Всё. Закончились ленты и у ЗУ-23-2, и у ДШК. На сейнере, продолжающем пятиться задом, несколько очагов пожара. С него уже никто не стреляет. Пожалуй, бой закончен, осталось провести зачистку. Но для начала – разобраться, что у нас с потерями… Остров Тонкий, 36 год, 32 июня, пятница, 10:05 - Не дёргайся! - Так больно же! - А когда попало – не больно было? - Когда попало – не очень. А когда спиртовым тампоном протирать начала – да. Выглядел я, конечно, первостатейным зомби: морда и шея до самого ворота в кровищи из пробитой щеки. Губы и подбородок – тоже красные от сплёвываемой крови. Камуфляж – в бурых пятнах. Но досталось мне гораздо меньше, чем, скажем, Носову с простреленным плечом или Осинцеву с оторванными двумя фалангами среднего пальца левой руки. Матрос сейчас без сознания: похоже, пулей раздробило кость. А капитан, лицо которого ещё и выбитыми стёклами рубки поцарапало, только морщится и пытается шутить: - Во, блин, ранение! Теперь даже «фак» никому не покажешь, смех один получится! Наташа, перебинтовав наскоро Носова и Вадима Григорьевича, залепила мою дыру в щеке пластырем. - Нам на берег пора, Вадим Григорьевич! - Тогда, Николай Валерьевич, поднимайте якоря, будем этого монстра обходить. Он кивнул на качающийся у пирса сейнер. Пока «Удача» самым малым ходом обходила судно, захваченное заключёнными, я связался с Дежнёвым. У него был один погибший, но Семён пообещал прикрыть нас с Наташей, когда мы на зачистку выдвинемся. Вблизи картина ночного побоища, освещённая редкими фонарями, полыхающим пожаром и начинающимся рассветом, выглядела ещё более ужасающе. Раненых среди нападавших было немного, и я, воспользовавшись опытом американских копов, быстро стягивал руки пластмассовыми стяжками каждому, кто подавал хоть какие-то признаки жизни, пока Наташа контролировала окрестности. Из двенадцати человек, державших оборону в казарме, в живых осталось четверо: раненый в грудь и обгоревший Шестаков, а также три пограничника. Они успели выбраться сами и вынести Алексея. Но каждый требует перевязки, кто руки, кто ноги. Так что прихваченные нами бинты и пару шприц-тюбиков обезболивающего из неприкосновенного запаса мы тут же использовали. - Николай, осторожнее! – заговорила голосом Ивана Андреевича рация в кармане бронежилета. – Какое-то движение вверх по склону. Выше караульного помещения. Мне плохо видно. Я надвинул на глаза ноктовизор, и сразу всё стало ясно. Двое пытались раздвинуть колючую проволоку, чтобы вырваться с территории погранпункта. - Поднять руки! Выходить по одному! – рявкнул я. Люди замерли, но выполнять приказ не спешили. Тогда я всадил трёхпатронную очередь в землю в метре от них. - Я сказал: поднять руки и выходить! Вместо этого оба припали к земле, и трижды рявкнул ПМ. Ах, вы ж суки! Стрелок уткнулся лицом в землю, получив в лоб не менее одной пули. - Один из двоих готов! – громко прокомментировал я и обратился ко второму. – У тебя остался последний шанс остаться в живых. На счёт «три» стреляю. Раз! - Я сдаюсь! Жилистый парень, высоко подняв руки, спустился по тропинке. Закинув автомат за спину, я принялся охлопывать его в поисках припрятанного оружия. И поздно отреагировал на заточку, мгновенно оказавшуюся в руке урки. Впрочем, ему тоже не повезло: пытаясь воткнуть её мне в печень, он не ожидал, что остриё упрётся в пластину бронежилета. Уже лёжа разбитым лицом вниз, уркаган скрипел зубами и орал: - Ты, сука краснопёрая пожалел меня? Да е…ал я такую жалость! Чтоб ты сам сдох на урановых рудниках, где я теперь гнить буду! Наташа подошла ко мне и негромко спросила: - Может, действительно лучше его пристрелить? - Ты его жалеешь? А эта мразь жалела 18-19-летних пацанов, которых заживо жгла? Только в одном случае соглашусь на то, чтобы этот урод сейчас же умер: если сгорит также, как горели мальчишки, в которых он зажигательную смесь кидал. Или так, или пусть сдыхает от радиации! Но на рудниках он хоть какую-то пользу стране принесёт! Хотя на сейнере и обнаружилось трое живых и невредимых урок, они даже не пытались сопротивляться, будучи полностью подавленными провалом своей попытки захватить пункт пограничного контроля. Просто прятались в самых труднодоступных закоулках судна, пока их оттуда не выволокла сводная команда матросов «Удачи» и «Анадыря». Второй сейнер мы догонять не стали. Даже если на нём кто-то остался в живых, управлять судном было уже невозможно из-за разнесённой в хлам рубки. А поскольку его курс немного отклонялся влево, рано или поздно оно всё равно уткнётся в сушу. Если не в остров Толстый, то в Птичий полуостров, если не в него, то, одолев залив, в сам континент. Командование погранпунктом, вместо находящегося без сознания Шестакова, принял на себя лейтенант Дючков, начальник радиоузла. До этого бетонного сооружения нападавшие так и не добрались, и теперь четверо из шестерых его подчинённых стаскивали убитых в одну кучу рядом с причалом. А Наташа и жена Шестакова возились с ранеными, размещёнными в доме офицерского состава. В то время как экипажи обоих экспедиционных судов занимались ликвидацией повреждений, полученных во время боя. Самым большим из этих повреждений стала разбитая антенна нашего локатора. Остальное – перебитые леера, выбитые стёкла и иллюминаторы, пулевые отверстия в корпусе «Анадыря», не защищённого «деревянной бронёй», были сущими пустяками. Хотя и требовавшими некоторой возни. Всё это продолжалось до тех пор, пока из радиоцентра, стоящего на вершине холма, не примчался солдат и что-то не доложил лейтенанту. А буквально через пять минут в воздухе появился гидросамолёт с красными звёздами на крыльях, описавший над пограничным пунктом восьмёрку. После чего летающая лодка, в которой Осинцев узнал американскую «Каталину», эксплуатирующуюся по всему миру с конца 1930-х, пошла на посадку. Остров Тонкий, 36 год, 32 июня, пятница, 12:25 Появление высокого начальства в отдалённом крошечном гарнизоне – всегда большой шухер. И чем начальство выше, а гарнизон мельче, тем шухер грандиознее. А уж если буквально за несколько часов до визита в военной части случилось грандиозное ЧП, которое никак невозможно скрыть… Можете себе представить, в каком состоянии был лейтенант, принявший на себя командование погранпунктом «Остров Тонкий». Причём, лейтенант, надевший офицерские погоны чуть больше года назад. О том, что начальство очень, очень большое, дал понять солдатик, направленный на пирс для швартовки медленно подходящей к причалу «Каталины». На вопрос, кто бы это мог быть, он, нервно теребя пряжку ремня, только дёрнул плечом: - Если самолёт послали, то боюсь даже представить! А Дючков, во всю прыть примчавшийся по ещё не отмытым от крови доскам пирса, сделал зверскую рожу и несколько раз типа незаметно махнул кистью руки: мол, бегом скройтесь с глаз долой, граждане посторонние! Первыми на причал через открывшийся проём в борту самолёта выскочили три мордоворота, вооружённые довольно потёртыми «ксюхами», АК-74У, технично оттеснившие в сторонку и солдатика, едва успевшего примотать швартовый конец к кнехту, и лейтенанта. Просканировав окружающее пространство, старший тройки вернулся к люку и молча кивнул. То, как вытянулась физиономия Дючкова, говорило очень о многом, хотя все были в цивильном. Старший из четвёрки вышедших на пирс начальников прервал собравшегося рапортовать лейтенанта. - Потом поприветствуешь! Просто сам представься. - Начальник радиоузла лейтенант Дючков. Временно исполняю обязанности командира погранпункта. - А что с Шестаковым? - Тяжело ранен в грудь. Без сознания во временном медпункте. - Что тут случилось, мы примерно поняли, рассмотрев с воздуха. Потери большие? И отчего казарма сгорела? - Забросали бутылками с зажигательной смесью. Погибших двенадцать, включая одного у… этих, - не нашёлся, как назвать нас, лейтенант. – И лейтенанта Саакяна. Раненых семеро: четверо у нас, трое у них. Капитан Шестаков и… матрос с «Удачи» - тяжело. У солдат и Шестакова – серьёзные ожоги. - А у этих? – ткнуло начальство пальцем в сейнер. - Нашли убитыми шестьдесят восемь. Возможно, ещё кто-нибудь всплывёт из упавших в воду, если его к тому времени не сожрут. Живых одиннадцать. Из них раненых семеро, но неизвестно, сколько из них выживет: у четверых очень серьёзные ранения, двое не прожили и часа после того, как им помощь оказали. Сколько убитых, раненых и невредимых на втором сейнере, не известно. - Я правильно понял, что гости тоже в бою участвовали? - Да если бы не они, товарищ генерал, тут бы никто не уцелел! – эмоционально выпалил Дючков. – Разрешите обратиться? Как вы узнали, что у нас здесь случилось? У нас же связи с Большой Землёй до сих пор нет! Та-ак! Генерал, значит! При трёх миллионах населения суммарная численность армии, милиции и спецслужб вряд ли превышает шестьдесят тысяч человек. Просто потому, что в мирное время содержать больше 2% от этого количества людей в погонах – очень, очень накладно! 5% - на случай войны, 10% – максимально допустимый мобилизационный потенциал, после которого следует задница в экономике в течение пары лет. Значит, не больше трёх дивизий во всей армии. Но скорее всего, максимальная армейская единица – бригада, которыми обычно полковники командуют. Министр обороны, что ли? - С воздуха увидели, лейтенант! Пролетали мимо и увидели! Занимайся пока своими делами, мы потом тебя разыщем. Подожди! Сейчас тебе штурман отдаст аварийную аптечку со спецпрепаратами ускоренной регенерации тканей, вколете их тяжёлым. …А я сказал – отдаст! – рыкнул он на командира экипажа, пытавшегося через форточку что-то сказать про инструкции. Проконтролировав передачу аптечки, генерал повернулся в сторону Деда, иронично взирающего на прибывших. Чёрт, когда же наш дедуля успел побриться? Единственный среди нас без щетины! Впрочем, мне с моей дыркой в щеке минимум неделю небритым ходить. Если никакой заразы в рану не занёс… - Может, какую-нибудь доску нам кинешь, Андреич? Не корячиться же нам через борт! Повинуясь кивку Осинцева, Бойко бросил на пирс сходни. Нет, не министр обороны, а начальник Службы госбезопасности. По совокупности курируемых вопросов, пожалуй, это больше соответствовало французской должности префекта: политическая полиция, внутренние дела, борьба с преступностью… По совместительству – первый заместитель председателя Совета Министров, отвечающий за промышленный комплекс оборонного назначения. При таком перечне задач и полномочий трудно сказать, кто в государстве реальное первое лицо, он или премьер! А с ним вместе – министр науки и образования, начальник номерной лаборатории, как именуется здесь Точка Перехода, и первый помощник председателя Верховного Совета. Органа не столько законодательного, сколько представительского, как стало понятно позже. Дальше взаимных представлений дело не пошло: просто обстановка была не та. Максим Георгиевич Воздвиженский, как звали генерала, минут на десять удалился с Иваном Андреевичем в кают-компанию, а мы с Вадимом Григорьевичем остались на растерзание учёных, у которых загорелись глаза при виде нашего оборудования. А вскоре вернулись полковник с генералом, и Воздвиженский принялся командовать. В результате его распоряжений шесть пассажирских кресел из гидросамолёта перекочевали на борт «Удачи». Вместо них в салон летающей лодки, переделанной из морского разведчика в пассажирский борт (я с удивлением узнал от Осинцева, что «Каталина» не только поступала в СССР по ленд-лизу, но и до 1940 года недолго выпускалась у нас по лицензии), погрузили носилки с четырьмя ранеными, находящимися в бессознательном состоянии, мичмана Носова, троих пограничников, оборонявших казарму и жену Шестакова с ребёнком. - Павел Васильевич, - обратился генерал к помощнику спикера парламента. – Я попрошу лететь и вас. Помогите, пожалуйста, организовать инфраструктуру для наших гостей. И свяжитесь с воздуха с десантом, что идёт на Толстый: пусть одна баржа сразу сюда направляется на пополнение гарнизона. - Самолёт за вами присылать после того, как раненых в Химик доставим? - Не в Химик, а в Советск. В Химике после этого бунта и так больницы переполнены. Нет, не надо нам самолёт присылать. Мы дождёмся баржи и своим ходом на «Удаче» и «Анадыре» дотопаем в Рыбацкое. Это три дня их хода, а впереди выходные. Не помрут без меня, если я один рабочий день прогуляю! Зато время сэкономлю на то, чтобы разобраться с проблемой Переходов, американской колонией и тем, что теперь вместе СССР в Старом Мире. - А разве… - Ага! Нету больше Союза, есть только его обломки, пребывающие в состоянии «дикого капитализма», а некоторые даже и воюющие друг с другом. Благо, ещё Россия в прежних границах сохранилась! Но и та зачастую под американскую дудку пляшет… Помощник спикера явно пребывал от услышанного в шоке. - Вот я и хочу определиться, что нам придётся у себя менять, чтобы правители этой «новой России» согласились иметь дела с нами, «гэбистской диктатурой», как они подобных нам называют. И вроде бы недолго Иван Андреевич со своим старым соратником разговаривал, а столько успел вывалить! - Думаете, Максим Георгиевич, что-то придётся менять? - Не что-то, а очень многое! Иначе нас просто оставят в изоляции ещё лет на двадцать. А там, глядишь, и американцы сюда доберутся… Всё, Павел Васильевич! Пора борт отправлять! «Каталина» вырулила на простор, натужно заревела моторами, разогналась и, набирая высоту, пошла в сторону Химика перехватывать баржи с десантом. Холодный океан, 5 миль северо-восточнее мыса Селитренный, 36 год, 34 июня, воскресенье, 11:10 «Изумрудный» появился у острова около полудня. Командир «Каталины» связался и с ним, кратко описав, что случилось на погранпункте этой ночью, и поэтому Кислицын летел остаток пути на максимально возможной скорости. Каково же было его удивление, когда командира катера на причале встречал Воздвиженский. - А, Кислицын прибыл! - Так точно, товарищ генерал! Командир пограничного катера «Изумрудный», старший лейтенант Кислицын! - Сколько раз тебе можно повторять? Не старший лейтенант, а капитан-лейтенант! - Виноват, товарищ генерал, но приказа о присвоении звания я ещё не видел. - А моё слово для тебя уже ничего не значит? Подписан твой приказ! Можешь звёздочки цеплять! Иди, принимай временное командование пограничным пунктом у лейтенанта Дючкова. Завтра утром сюда подойдёт баржа с десантом в качестве усиления, займётесь восстановлением казармы. А пока вместе с Дючковым организуйте горячее питание и ночлег для остатков гарнизона и… задержанных беглецов. На меня и наших гостей не рассчитывайте: нас они уже поставили на довольствие. Щёку мне всё-таки разбарабанило, и Наташе, вымотавшейся с ранеными, пришлось прямо на палубе, чтобы света было побольше, снова обрабатывать мне рану и колоть антибиотики. А потом Воздвиженский, быстро перехвативший руководство нашей экспедицией, прогнал нас обоих поспать хотя бы часа три. Свою охрану генерал определил на «Анадырь», где снова осталось четыре члена экипажа, «заведующего» Точкой Перехода загнал в кубрик улетевшего в Советск Носова, а сам вместе с министром занял кают-компанию. Не самое удобное место для сна, но куда деваться: мой баркас изначально проектировался под шесть человек экипаж и четырёх пассажиров. Он успевал всё: терзать нас вопросами, подгонять Кислицына и Дючкова с организацией быта на разгромленном пограничном посту, лично опрашивать (не допрашивать, а именно опрашивать) уцелевших во время бойни заключённых, совещаться со своими спутниками. Иногда даже покушать успевал. А ночью – периодически контролировать судовые вахты и караульных на берегу. Кстати, ресурс радара (в эту ночь – точно!) больше не экономили. Нашего судового, отремонтированного совместными усилиями механика, министра науки и заведующего Лабораторией-Переходом, тоже. Ну и, понятное дело, приближающуюся самоходную баржу с десантом, заметили издалека. Стационарный радар, стоявший намного выше, раньше, мы позже. Мою дырявую щёку уже не дёргала боль, но обрабатывать рану всё равно было нужно, и встречу пополнения я пропустил, поскольку хитрющая Наталья усадила меня спиной к причалу. Якобы для того, чтобы солнце ей подсвечивало… Поскольку в планах Воздвиженского значилось через три дня прибыть в Рыбачье, в море вышли уже спустя час после высадки десанта. Пока строго на норд, чтобы по радио связаться с десантом, высадившемся на северном берегу острова Толстый. Ну а потом можно будет довернуть чуть восточнее, чтобы обогнуть мыс Селитренный: благо, юго-восточный ветер позволял идти таким курсом с нашим парусным вооружением. В настоящий шок «туземцев» вверг мой ноутбук на базе «Пентиум-3» с тактовой частотой 1 гигагерц, выписанный со Старой Земли вместе с электронным оборудованием для «Удачи». На нём я продемонстрировал ряд справочников бронетехники и вооружений. Самым современным компьютером, что имелся в распоряжении колонии, была какая-то неизвестная мне «Электроника-60», работающая с перфолентой и монохромным дисплеем. Для чуть более серьёзных расчётов – «Электроника-100» с вводом-выводом на электрической печатной машинке «Консул», занимавшая помещение, площадью не менее 10 квадратных метров. Ну а то, что мой ноут ещё и позволял работать без подключения к электросети почти два часа, вообще выглядело чудом в глазах этих людей. Информацию о том, что на аппарате можно ещё и просматривать фильмы, запас которых у меня хранился в каюте, я попридержал на потом: нам и без кино хватило листания электронных справочников. Прервались только для связи с десантом, уже зачистившим сейнер, уткнувшийся кормой в берег. Теперь солдаты прочёсывали остров. Командир десанта доложил, что работу ретранслятора восстановят за день-два. А Воздвиженский распорядился направить ещё одну баржу на Тонкий, чтобы забрать оттуда захваченных в плен беглых заключённых. Мыс Селитренный назван так из-за многометровых залежей превратившегося в селитру птичьего помёта. Нечто подобное имелось на острове Науру в Тихом океане на Старой Земле. Только здесь это ценное сырьё вывозилось не кораблями за границу, а грузовиками на завод в Химике, производящий удобрения. И взрывчатку. Возможно, когда-нибудь карьер достигнет и побережья, но пока на пятидесятиметровом утёсе стоял маяк, одновременно служивший наблюдательной точкой, контролирующей близлежащие воды. Мы шли от берега всего в полутора милях, и не могли не заметить вспышек светового телеграфа на башне маяка. Штурман Воронцов быстро перевёл нам чередование точек тире в общепонятные буквы и цифры: «Частота 41 и 5 срочно важно». А потом удивлённо пригласил в рубку Воздвиженского. Тот, сняв наушники после разговора с берегом, очень задумался. Осинцев, приняв на борт охранников генерала с «Анадыря», направил баркас к небольшой бухте, врезавшейся в берег милях в пяти к северо-западу от оконечности мыса. И по тому, что он попросил мой бронежилет и предложил поменяться пистолетами – свой «генеральский» ПСМ на мой АПБ – я понял, что дело серьёзное. - Может, пулемётом прикрыть? - Твоим ДШК? – скептически поднял бровь Максим Георгиевич. – Ты бы ещё шестидюймовую гаубицу предложил! - У меня есть более лёгкий, «Печенег». - А это что за зверь? - Модернизированный «Калашников» под винтовочный патрон и с возможностью установки оптического прицела. - Ну, тогда ставь свой прицел. Но учти: никакой стрельбы, если мы стрелять не начнём или по нам стрелять не начнут! Впрочем, всё прошло без осложнений. Три человека, приехавшие на потрёпанном открытом УАЗ-469, уже ждали генерала на берегу. Один из них, с погонами подполковника, отвёл Воздвиженского в сторону, и они разговаривали минут десять. Причём, по позе и жестикуляции «префекта» было видно, что он весьма раздражён. Потом Максим Георгиевич принялся отдавать какие-то распоряжения. Переговорщики ещё несколько минут что-то обсуждали, а затем подполковник козырнул, махнул рукой сопровождавшим его, и троица укатила. А генерал с охраной, погрузившись на нашу резиновую лодку, пошли в сторону покачивающегося на волне баркаса. Холодный океан, 36 год, 35 июня, понедельник, 8:25 Ну, вот я и узнал, что такое дворцовые интриги во времена СССР! Поднявшись на борт по шторм-трапу, Воздвиженский первым делом поинтересовался у Осинцева: - Капитан, с какой максимальной скоростью мы сейчас сможем идти курсом на восток? - Если под парусом, то от силы 2-3 узла: наше парусное вооружение не позволяет нормально ходить под острым углом к ветру. Если на северо-восток, то при таком ветре узлов шесть выжмем. - Нет, нам нужно строго на восток! - Тогда под мотором шесть узлов спокойно сделаем. - Я человек сухопутный. Сколько это в километрах в час будет? - Примерно одиннадцать. - А быстрее никак? - Если очень уж спешить… - Очень спешить! - …то километров тринадцать-четырнадцать в час. Но двигатель масло жрать начнёт. - На сколько дней такого хода у нас хватит топлива и масла. Вадим Григорьевич на пару секунд задумался. - Недели на три-четыре. На «Анадыре» запас поменьше, но они и под парусом за нами поспеют даже при таком ветре. - Тогда вперёд! Колесов, свяжись с Дежнёвым: пусть делают, что хотят, но от нас не отставать! Всё уходим! На всех парах! И пусть радар всё время крутится. Связь между судами – только через карманные рации. - Что-то случилось? - Случилось. Потом расскажу. А пока мне надо с Иваном Андреевичем покалякать. Это «потом» растянулось до следующего утра. Полковник с генералом закрылись в кают-компании на несколько часов, после чего разбежались, но оба ходили с таким видом, что расспрашивать их, в чём дело, смельчаков не нашлось. Тем не менее, за ужином Воздвиженский сообщил, что завтра в 8:00 ждёт весь экипаж, кроме штурвального и моториста, на палубе. Но поскольку проблемы высокого местного начальства ещё не стали нашими проблемами, а мне опять выпала «собачья вахта», мы с Наташей в кои-то веке отправились спать в одно время. Я уже приготовился к отбою, а она, приняв душ, всё торчала в закутке, по недоразумению именуемом «сантехнический блок». В конце концов, я не выдержал и заглянул в полуоткрытую дверь. Моя ненаглядная, стоя вполоборота, разглядывала себя в крошечное настенное зеркало. - Налюбоваться не можешь? – съехидничал я. Наталья вздохнула и развернулась на выход. - Да всё представляю, как я буду выглядеть с огромным животом. Кошмарно, наверное! - Ты у меня всегда будешь красавицей! Даже с животом! – чмокнул я её в щёчку. - Ага! – снова вздохнула она. – И будем мы с тобой гулять по тихим улочкам какого-нибудь небольшого городка: я, такая из себя красавица, и ты, чудовище! Наташа тихонько коснулась пальцами моей заклеенной пластырем раны на лице. На мои попытки сдержать смех она надула губки, и мне пришлось рассказать ей историю, связанную с красавицей и чудовищем. Я уже как-то вспоминал, что перебравшись в Москву, каждый год обязательно старался вырваться в Миасс. А поскольку в такие приезды частенько встречался со старыми друзьями, в одной из компаний меня познакомили с необычной парочкой. Молодых женщин. Нет, вы неправильно поняли. Ориентация у них была нормальная. Первая, довольно неглупая и симпатичная, была замужем и имела свой бизнес. Звали её Лена, но она почему-то предпочитала, чтобы её называли Лесей. При этом ею крутила, как хотела, вторая барышня, тоже Елена. Кто-то её звал Леной, кто-то Элен. В конце концов, устаканилось то, что её стали называть совмещённым именем – ЛенЭлен. Представьте себе мелкую, кривоногую, прыщавую и страшную, аки смерть, брюнетку. Ну да, встречаются женщины, которых природа не наградила привлекательностью. И, как ни удивительно, обычно находят себе неплохих мужиков, живут с ними счастливо всю жизнь. Чем они их берут? Да прежде всего, характером: добротой, лаской, умом, талантом… ЛенЭлен не повезло и с этим. Пережив несчастный то ли брак, то ли роман, она окончательно озлобилась, видя в мужиках исключительно либо кошелёк, либо, если не знала ничего о содержимом их карманов или очередная жертва была занята, тело, обязанное удовлетворить её похоть. Свои природные недостатки ЛенЭлен пыталась компенсировать нарядами. Благо, её работа позволяла их менять достаточно часто: трудилась она приёмщицей в ломбарде рядом с местным злачным заведением, которое не единожды поменяло название, но с самой постройки было известно миассцам как «Поганка». Так окрестили архитектурный изыск в виде круглого ресторанного зала, опирающегося на значительно меньшее по диаметру основание-цоколь. Одевалась ЛенЭлен дорого и богато, но совершенно безвкусно. Так обычно наряжаются провинциальные цыганки-попрошайки, когда не на «работе»: каждая вещь сама по себе хороша, а вот надетые вместе – просто кошмар какой-то! Даже её подруга-бизнесвумен Леся одевалась скромнее, но просто несравнимо стильнее. Всё это предпринималось труженицей ломбарда с единственной целью: подчеркнуть то, что ей хронически не хватает мужика. Своей озабоченности она не просто не стеснялась, она ею бахвалилась, открыто рассказывая, кто, когда, на какой машине возил её в лес или на пляж «отдохнуть», с кем она уже договорилась об этом. А поскольку этому ничтожеству для самоутверждения было мало того, что некоторые мужики ценили её как безотказную давалку, ЛенЭлен сколотила вокруг себя целую компанию молодых небедных девиц и женщин, готовых поддакивать каждой благоглупости, сказанной своей предводительницей. Чем она их привлекла? Возможностью покупать неплохие драгоценности, принятые ушлой приёмщицей за бесценок в обход кассы. Девочки радостно «шестерили» перед «благодетельницей» за право первыми примчаться за дорогой безделушкой, а также узнать от ЛенЭлен, какие продукты и напитки с подошедшим к концу сроком реализации в соседнем с ломбардом супермаркете будут распродаваться со скидкой. Ну как же управляющая, тоже пользующаяся услугами приёмщицы ювелирных обносков, могла отказать ей в такой малости, как информация о распродаже залежалого товара? Я попал в эту компанию, «заседавшую» в «Поганке», совершенно случайно, придя вместе с другом. Разумеется, увидев новое «мясо», ещё и приехавшее из Москвы, ЛенЭлен сделала стойку. Но пронюхав, что прибыл я всего-навсего на «уазике» (откуда ей было знать, что и УАЗ не простой, и в Москве моего возвращения ждёт «Хонда-Аккорд», не говоря уже о растущей фирме?), пить не собираюсь, поскольку за рулём, а после «Поганки» еду к родственникам, одарила меня презрительным взглядом и принялась рассказывать, на какой крутой тачке её возили в лес на прошлой неделе. Пара моих язвительных комментариев вызвала настоящую бурю возмущения со стороны хора подпевал. Помимо всеобщего осуждения звучали и попытки успокоить «оскорблённую»: - Ленка, не обращай внимания, он просто завидует твоим парням! - Напьются тут всякие, а потом хороших людей обижают! - Ты с твоими перспективами, Ленусик, можешь с высокой колокольни чихать на таких! Но больше всего меня удивила Леся, о которой я задолго до этого слышал от её бывшей институтской преподавательницы, что она – «умненькая девочка, умница». Леся, громче всех защищавшая глупость своей подружки, едва ли не из трусов выпрыгивала от восторга, когда ЛенЭлен в завершение «беседы» «наградила» меня презрительной фразой: - Да такие, как ты, должны дрочить на одно моё имя! Ну, да! Всё остальное ничего, кроме импотенции, у уважающего себя мужика не вызовет! Секрет дружбы «красавицы и чудовища», как я прозвал эту парочку, раскрылся мне где-то через год. Она растаяла ровно в тот день, когда о художествах ЛенЭлен с «левыми» сделками прознал хозяин сети ломбардов и вышиб её с волчьим билетом. Растаяла, как и дружба с прочими дамочками-«шестёрками». - Это называется «полезная скотинка». Очень даже жизненно! – подтвердила Наташа. – Совершенно как в тосте про настоящую женскую дружбу. - Это в каком же? - Есть такой! Во время страшного наводнения плывёт Черепаха по затопленному лесу и видит, на тонкой веточке примостилась Змея. Вода всё поднимается, и веточка вот-вот скроется под водой. Взмолилась Змея: «Черепаха, прояви милосердие! Отвези меня на своей спине на берег». Сжалилась Черепаха, Змея улеглась ей на спину, и они поплыли к берегу. Лежит Змея и думает: «Укусить бы её, да ведь она умрёт, и вместе с ней я утону». В это время Черепаха тоже думает: «Утопить бы её, да когда я нырять буду, она меня успеет укусить, и я тоже умру». Так давайте же выпьем за настоящую женскую дружбу! Наташа подумала ещё немного. - Знаешь, Коль, я так рада, что нас с Софи никакая взаимная выгода не связывала. Найдётся ли у меня на новом месте ещё такая подруга, с которой мы будем дружить просто как люди, а не из-за того, что кто-то из нас кому-нибудь нужен? - А это уж, родная, как мы того с тобой захотим! – чмокнул я жену и отправился отсыпаться перед «собачьей вахтой». Утреннее собрание на палубе меня озадачило. Наш заход в бухту возле мыса Селитренный был вызван событиями в Советске, начавшимися после прилёта помощника спикера в столицу и доклада своему шефу. Нет, не о нападении беглых заключённых на пограничный пункт. Это, конечно, было ЧП. И нападение, и сам массовый побег: предыдущий был зафиксирован лет пять назад. Но такие явления уже случались раньше, а вот прибытие посланцев с другого континента и из другого мира ломало уже сложившуюся систему. Да, медленно деградирующую из-за своей изоляции. Да, далёкую от идеала и, возможно, устаревшую. Но такую привычную. А слова Воздвиженского о том, что в Советской Республике придётся многое менять, чтобы хоть как-то вписаться в новые реалии, вызвали настоящую панику среди некоторых высокопоставленных лиц. В первую очередь – у местного «всесоюзного старосты», спикера парламента, даже внешне похожего на Михаила Ивановича Калинина. Следует отметить, что ещё в 20 году, когда стало окончательно ясно, что колония осталась без связи с Большой Землёй, вышел запрет на партийную деятельность. КПСС расформировывалась под предлогом того, что «мы здесь все коммунисты». При этом никаких новых партий не создавалось. Такой шаг в направлении деполитизации позволил убить сразу двух зайцев: во-первых, формирующееся на базе колониальной администрации государство избежало политического раскола по линии идеологических разногласий. Не было структур для борьбы за власть. А во-вторых, жёсткие идеологические догмы не довлели над управленцами при принятии важных решений. Благодаря чему снова удалось вернуться к частной собственности в форме артелей, производственных кооперативов и «надомников», как это было до хрущёвского самодурства, запретившего то, что успешно работало при Сталине. Не было никакой приватизации, а-ля чубайсовская! Создал собственным трудом производственные мощности – владей ими. Но рта на то, чем государство владеет, не раскрывай. Трудовое соглашение с наёмными работниками обязательно, нарушения работодателем трудового законодательства, правил охраны труда, санитарных и прочих обязательных норм карается национализацией предприятия или его части. Люди, которые помнили, как регулировалась деятельность артелей и кооперативов в сталинские времена, ещё были живы, так что затруднений такой возврат к прекрасно зарекомендовавшей себя системе прошёл спокойно. Зато государство избавилось от необходимости планировать, кто сколько трусов и лифчиков пошьёт, сапог и тапочек стачает. В СССР партия, кроме политического руководства, выполняла ещё и контрольную функцию над административным руководством и руководством предприятий. Теперь этим занимались советы ветеранов. Нет, не те собрания фронтовиков и отставных военных, к каким мы привыкли, а что-то вроде общественных советников руководителей соответствующего уровня. Например, на предприятии в такой совет ветеранов входили вышедшие на заслуженный отдых начальники цехов, производств и служб. То есть люди компетентные, обладающие огромным практическим опытом и прекрасно знакомые с нуждами и возможностями производства. Отказом от партийного руководства всем, чем можно, удалось избавиться и от такого явления, как номенклатура, когда бездарного руководителя перетаскивали с одной руководящей должности на другую лишь потому, что он однажды на такую попал. Ещё одно немаловажное дело, за которое лично я его инициатору поставил бы прижизненный памятник – полное уравнивание в правах рабочих, служащих и крестьян. Поскольку продовольственная безопасность все предыдущие годы висела на волоске, крестьян стимулировали тем, что уравняли их в зарплатах и пенсиях с высококвалифицированными рабочими. И исчезла ситуация, когда бабуся, проработавшая в колхозе 50 лет по 10-12 часов в сутки, получала пенсию меньше, чем какая-нибудь уборщица на полставки, едва наработавшая стаж. А молодые люди с удовольствием шли выращивать хлеб, овощи и фрукты, доить коров и пасти коней. Как это всё работало с точки зрения экономики, не имею ни малейшего представления. Но работало! И вот является в столицу из командировки помощник председателя Верховного Совета и докладывает своему шефу: не шутят люди, вернулся-таки заброшенный «за Стену» несколько лет назад полковник-пенсионер Данилов. Да не один вернулся, а с людьми, представляющими и бывшую метрополию, и «американский» мир, что весьма широко развернулся на соседнем континенте. И теперь придётся Советской Республике меняться под этот мир. А задумался над такими переменами никто иной как человек, и без того обладающий самыми большими в стране полномочиями и самой большой властью. Появился раздражитель, способный повлечь великие потрясения. Как предотвратить эти потрясения? Ответ подсказал министр внутренних дел: избавиться от раздражителя, ведь нет человека – нет проблемы. Ну да, приходили два судёнышка из-за океана. Этого не скроешь, поскольку уже десятки людей в курсе. Но истинной целью этих засланцев был шпионаж в пользу «американцев». Козни коварных врагов ценой собственной жизни разоблачил героический человек, первый заместитель главы правительства и руководитель Службы госбезопасности Максим Георгиевич Воздвиженский, светлая ему память, ценой собственной жизни спасший Родину от происков супостатов. Некролог, портрет в траурной рамке, биография героя прилагаются. Вместе с описанием эпического сражения, развернувшегося в водах Рыбацкого залива, за освобождение захваченных вражинами в плен министра науки и начальника секретной лаборатории. Разумеется, это мой вольный пересказ того, что доложил Воздвиженскому подполковник во время их встречи на берегу моря. Нас должны были дождаться милях в двадцати от морской базы и попросту потопить парой залпов корабельных орудий. Что называется, концы в воду… Поскольку соваться в Рыбачье нам было нельзя, генерал принял решение исчезнуть в океане. Для чего мы и ломились на предельной скорости подальше от берега. Поскольку хватятся нас лишь завтра, требовалось уйти как можно дальше, чтобы выиграть время, пока будут вестись поиски. Хотя бы на тысячу километров. А потом объявиться там, где нас не ждут недоброжелатели, но есть немало людей, на которых Воздвиженский может положиться. Зачем так далеко уходить в океан? Подумайте сами, как будут вестись поиски. Сначала сунутся выяснять, на каком из наблюдательных пунктов восточного побережья нас видели, и в каком направлении мы шли после прохождения этой точки. В журнале наблюдений поста на мысе Селитренном есть запись (подполковник это гарантировал): тогда-то появились со стороны острова Толстый, во столько-то прошли маяк на таком-то удалении от берега, далее проследовали под парусами курсом на север и в такое-то время скрылись из виду. Примерная скорость 6 узлов рассчитывается достаточно легко, и высчитывается время, когда мы должны были прийти в залив Рыбацкий. Что после этого делают поисковики? Высылают по предполагаемому маршруту корабли. На всякий случай (исходя из расчётного времени нашего отсутствия и допустимой возможности того, что мы заблудились) – ещё и на север. Когда поиски не приносят результата, в воздух поднимается «Каталина» с дальностью полёта 4000 км. Она снова пролетает от Рыбачьего до мыса Селитренный в поисках нас на береговой линии либо наших обломков и пятен топлива на поверхности моря. За день она успевает проверить береговую линию от Селитренного до Целинников. Потом начинает барражировать над океаном, уходя всё дальше от берега. Пока у заговорщиков не кончится терпение. А к этому времени мы успеваем пройти на тысячу вёрст к востоку, а оттуда неизвестное расстояние на север. Как говорится, ищи-свищи в океане! Устье реки Студёная, 36 год, 7 июля, четверг, 12:05 Десять дней в открытом море… Зато наговорились – вволю! Откуда, вы думаете, я столько о Советской Республике знаю, толком и не побывав в ней? Да я за шесть лет (староземельских, разумеется) знакомства с Иваном Андреевичем столько о ней не узнал, сколько за эту декаду! Хотя Деда понять можно: кто знает, утечёт через меня информация, которую он не хочет озвучивать нашим кураторам, не утечёт? Не специально утечёт, случайно. В конторе ведь тоже не дураки работают, умеют разговор в нужное русло завести… Часть из того, что я из наших разговоров вынес, мне, конечно, диковатым кажется. Отвык, чёрт возьми, за время «свободы и демократии»! Хотя вспоминаю, что это существовало и раньше, и успокаиваюсь. Например, огромные проблемы с приобретением личного транспорта. Ну откуда, скажите, ему здесь браться в достаточных количествах? Конечно, до 1982 года «Жигули», «Москвичи», «Волги» и «Запорожцы» сюда неплохо шли. На душу населения их значилось даже больше, чем в самой богатой советской республике, Грузии. Надо же было людей, навсегда от дома оторванных, чем-то стимулировать! Но поток иссяк, а людям на чём-то нужно ездить. Первое время выходили из положения тем, что до последнего поддерживали работоспособность уже существующего автопарка. Запустили производство некоторых наиболее ходовых запчастей. А с появлением артелей кооператоры освоили и некоторые другие детали. Теперь вот подумывали о том, чтобы производить какую-нибудь собственную простенькую автотележку. Хотя бы на техническом уровне «401-го» «Москвича». Хотя бы по 500 штук в год. Разсобачился я на Новой Земле и с отсутствием какой-либо регистрации личного оружия. Здесь оно не возбранялось, но вся эта морока с регистрацией стволов и обязательным занесением в картотеку характерных следов на отстрелянных гильзах и пулях… Да и разрешение на автоматическое оружие получить было достаточно геморройно. Или, скажем, централизованное ценообразование. Если установлено, что булка хлеба стоит 20 копеек, ты хоть лбом об стену убейся, но дороже продать не имеешь право. Придумал ты какой-то супер-пупер вкусный рецепт хлеба – докажи, что твои затраты при этом выросли на 3 копейки, тогда тебе разрешат продавать его за 24. Но с обязательным указанием на ценнике, что это не просто хлеб белый, а белый с пудрой горного ореха. Но при этом изволь не менее половины продукции хлебопекарни печь по классической рецептуре, чтобы не происходило вымывания «социальной» продукции более дорогими товарами. Для создания промышленных мощностей изначально закладывалось развитое производство стройматериалов. И после резкого сокращения объёмов промышленного строительства перепрофилировали эти заводы и комбинаты на жилищное строительство, в результате чего добились 100% обеспеченности людей жильём. Не только в многоквартирных домах. Те, кто хотел индивидуальную хатынку, могли за свои деньги построить себе и дом: никаких запретов и ограничений, кроме архитектурных! Много чего узнал и по истории освоения континента. Советск возник как военный городок, прикрывающий Точку Перехода. Выбросило первую группу исследователей в южных предгорьях Старых гор, ответвления Становых гор. Тех, что тянутся с севера на юг практически через весь континент. В том месте, где сходятся две горные системы, в древнейшие времена образовалось Широкое нагорье с беспорядочно разбросанными разнонаправленными горными хребтами. Видимо, более поздние горообразовательные процессы наложились на древнейшие, в результате чего получился этакий хаос, протяжённостью с севера на юг чуть ли не на 1000 вёрст, а с запада на восток – от 300 до 700 километров. Но сама по себе Точка Перехода оказалась весьма неудобной для поселения: ближайший ручеёк едва мог обеспечить водой сотни четыре человек, да и лес, пригодный для строительства жилья и отопления, рос далековато. Зато километрах в сорока южнее сливались две горные реки, а их берега были богаты не только лесом, но и глиной, которую быстро приспособили для производства кирпича. Ещё южнее нашли известняк. Из него позже, когда вблизи Рыбацкого залива обнаружили запасы газа, стали производить цемент. Так и получилось: Лаборатория № 1, как тут же окрестили Точку Перехода, так и осталась в стороне от города, со временем ставшего административным центром, ключевым транспортным узлом, центром электротехнического и энергетического машиностроения, а также главной базой производства стройматериалов. И всё освоение континента шло уже из Советска. Поскольку время для СССР было достаточно суровое, руководство проекта поставило задачу как можно скорее сделать колонию полезной для страны. И вскоре километрах в 400 южнее нашли богатое месторождение урана, а западнее, на противоположных от Советска склонах Становых гор, по долинам рек обнаружили рассыпное золото. Как оказалось, им были богаты все речушки, текущие на запад с Широкого нагорья. А шлихи аллювиальных отложений речушки Лебёдушка, стекающей с Центрального плато, принесли урожай мелких алмазов. Позже вокруг рубленной избушки геологов, зазимовавших в тех краях, вырос городок Избенка, жители которого разрабатывали обнаруженную всего в десятке километров от него алмазоносную трубку. В первый десяток лет геологи вообще поработали на славу, найдя и запасы угля, пригодные к разработке открытым способом, и магнитного железняка. Вокруг этих месторождений и выросли Угледар и Магнитка. На побережье Великого залива, близ месторождений нефти, газа, селитры и бокситов основали город Химик. Позднее началась добыча меди, никеля, титана и марганца в верховьях крупного притока самой протяжённой реки континента, Таёжной, стекающего с северо-западных склонов Широкого нагорья. Первое время 80% продовольствия поступало со Старой Земли или, как называли её здешние обитатели, Большой Земли. И лишь после освоения куска лесостепи в северной части восточного побережья, из-за характерной береговой линии именуемого Лукоморьем, удалось получить прекрасные урожая пшеницы. В результате Лукоморье стало главной житницей страны, река, вдоль которой тянулись поля, – рекой Хлебной, а административный центр региона – городом Целинники. Это вовсе не значит, что в Целинниках сосредоточилось лишь сельскохозяйственное производство. Ремонтные предприятия, обслуживающие тракторы, комбайны и прочее сельхозоборудование, со временем превратились в, как это теперь модно называть на Старой Земле, машиностроительный кластер. Также не значит, что Магнитка и Угледар не производили ничего, кроме стали и угля. Примерно та же история приключилась с городом Рыбачье: начинался как рыбачье поселение, после открытия залежей газа здесь поселились газодобытчики, а судоремонтные верфи и мастерские по ремонту бурового оборудования выросли до мелкосерийного моторостроительного производства и завода по изготовлению оборудования для нефтяной, газовой и химической отраслей. Здесь базировались военные корабли республики и основная часть рыболовецкого флота. Самым маленьким городом на континенте являлось Приволье, где изначально поселились отбывшие причитавшийся им срок заключённые. Кто-то занялся разведением овощей на левом берегу Лебёдушки, кто-то рыбачил на самой реке, а кто-то охотился в тайге на правом. Со временем там возникло производство овощных консервов, а после продолжения до этого городка железнодорожной ветки от Избенки – ещё и деревообработка. И чтобы завершить рассказ о городах Советской Республики, следует упомянуть о поселении Пост на берегу Тёплого океана. Городом его назвать было нельзя, поскольку жило в нём от силы три сотни человек. Но здесь последние лет семь базировались два малых сторожевых корабля, барражировавших вдоль побережья на юг до залива Тихая Лагуна и на север до Северного полуострова. Дабы, при случае, прикрыть континент от возможной высадки «американцев». Все города континента, за исключением крайней западной точки, Поста, соединялись друг с другом железной дорогой. Причём ветку Верхоречье – Избенка проложили уже после закрытия Перехода, а одноколейку Избенка – Приволье и вовсе запустили в эксплуатацию в то время, когда мы с Дедом жили в Москве. В отличие от колонии Ордена, здесь серьёзное внимание уделили автодорогам, хотя транспорта по ним бегало, пожалуй, на порядок меньше. Все города были соединены грейдированными шоссе, а от Химика до Магнитки и вовсе можно было добраться по асфальтированной трассе. Причём, длина дорог с асфальтовым покрытием продолжала расти. Этому способствовало не только наличие нефтеперерабатывающих мощностей, но и менее разительное, чем на континенте Ордена, разница между сезонами. Хотя как оценивать. Кто-то скажет «способствовало», а кто-то посчитает, что мешало… Здесь не было столь ярко выраженных сухого и мокрого сезонов. Климат в Загорье как называли центральную и западную часть континента, скорее, походил на германский. С ноября становилось прохладно, дождливо, а в период с середины декабря по конец января мог выпадать снег. Там сильно сказывалось влияние тёплого течения: тучи с осадками, окончательно выпадавшими на западных склонах Барьерных и Становых гор, а также Широкого нагорья, всегда шли с запада. В том числе – и летом. Лишь незначительная их часть добиралась до Советска, перевалив через пониженную часть Становых гор неподалёку от столицы. Но самое «веселье» начиналось, когда с юго-востока, из экваториальной зоны, к восточному побережью приходили тайфуны. Хотя основная их часть, приблизившись к побережью на 200-300 километров, поворачивала на 90 градусов и растворялась где-то в северо-восточных районах Холодного океана, иногда случалось, что центр тайфуна добирался до Становых гор или Широкого нагорья. И тогда дождь лил ничуть не слабее, чем в Порто-Франко в разгар мокрого сезона, а ураганные ветры валили деревья и заборы, сносили крыши с домов. Хорошо, что это продолжалось всего 2-3 дня, а не 2-3 месяца. Сезон тайфунов длится с середины мая по конец октября. Но это вовсе не значит, что они иду один за другим. Обычно за месяц в среднем приходит один-два таких урагана, хотя Иван Андреевич вспоминал, как лет пятнадцать назад в сентябре они наведывались пять раз. А перед этим целый месяц стояла идеальная погода. Вот и сейчас Максим Георгиевич по четыре раз на дню бегал в рубку, чтобы проверить, не начало ли падать атмосферное давление. По его словам, последний тайфун был зафиксирован более 20 дней назад, и его центр повернул на северо-восток всего в ста пятидесяти километрах от мыса Нос. При этом в Советске сила ветра достигала 15 метров в секунду, а на побережье полуострова доходила до тридцати пяти. После этого мне стало понятно, почему на погранпункте острова Тонкий все здания, включая будочку дежурного по причалу, были из кирпича, а не из более удобных для подобных сооружений деревянных щитов. То ли Воздвиженский накликал, то ли так сложилось, но начало падения атмосферного давления мы зафиксировали на следующий день после того, как поменяли курс с северного на восточный. Устойчивый ветер, дующий с юго-востока, вначале начал слабеть, а через пару часов установился полный штиль. И небольшая волна превратилась в зыбь. Неприятная штука, я вам скажу! Баркас качает с борта на борт, и уже через полчаса качки Наташа ходила зелёная, а министр науки и вовсе залёг в каюте. Я пока держался, но тоже не скажу, что испытывал счастье от такого развлечения. Генерал тут же дал команду нестись к берегу даже быстрее, чем мы уходили от него, когда стало известно о планах нашей ликвидации. Командовать-то он может, сколько угодно, а вот исполнить его команду, когда дизель и так молотит на максимальных оборотах… Но вскорости такой шанс появился в виде несильного (пока ещё!) восточного ветра, и Осинцев приказал поставить паруса в помощь мотору. Ближе к вечеру лаг показал, что мы поставили рекорд, разогнав «Удачу» до невиданных доселе девяти с половиной узлов. Хуже было с «Анадырем»: его бермудские паруса плохо приспособлены для движения по ветру (или фордевинг, как говорят моряки). Поэтому Дежнёв лавировал на бакштагах (или шёл под небольшим углом к ветру, если перевести на человеческий язык) до тех пор, пока направление ветра не поменялось с восточного на восток-северо-восток (на два румба, как сказали бы мореманы). Если вы, вычитав где-нибудь, что скорость ветров урагана достигает 150-200 километров в час, думаете, будто бы и сам тайфун движется с такой скоростью, то глубоко ошибаетесь. Тайфун, как и смерч, движется достаточно медленно, всего 15-20 километров в час. Но воздух, вращающийся вокруг его центра, действительно разгоняется до бешеных скоростей. При этом в северном полушарии он закручивается против часовой стрелки, а в южном – по часовой стрелке. И смена ветра показывала, что мы пока всего лишь попали на краешек зоны влияния тайфуна. Сам же этот гигантский воздушный волчок, нередко превышающий 800 километров в диаметре, где-то двигался нам наперерез далеко на юго-западе. Именно там под вечер на горизонте появились перистые облака – первые предвестники будущего урагана. По расчётам Воронцова, за прошедшие сутки мы одолели почти пятьсот километров в сторону берега. При этом тайфун, в приближении которого уже никто не сомневался, стал ближе к нашему курсу километров на двести. Подтверждало это и усиление ветра, позволившее отказаться от мотора. Мы и без двигателя шли с максимальной «паспортной» скоростью в семь с половиной узлов. И если ураган, как обычно при приближении к континенту, сменит направление с движения с северо-западного на северное, а потом и на северо-восточное, то мы можем успеть проскочить у него «под носом» и укрыться в устье реки Студёная, чтобы переждать тропический шторм. Ночь и утро оказались самыми сложными. Ветер ещё усилился, а вместе с ним усилилось и волнение. Теперь передвигаться по палубе «Удачи» без страхового линя было просто опасно, поскольку её время от времени окатывало при прохождении самых больших волн. Ну а про крены на судёнышке с довольно плоским дном до сих пор без ужаса вспоминать не могу… Шли мы, правда, только под стакселем, помогая ему мотором, поскольку люгер, игравший роль основного паруса, мог нам просто сломать мачту. Но, кажется, успевали перебежать дорогу урагану! Что это именно так, стало ясно утром, когда ветер стал чуть тише, а сплошная пелена облаков маячила ближе к корме, к левой раковине, если использовать морскую терминологию. А на экране радара появилась тонкая полоска берега. Согласно морским правилам, нам бы не ломиться, как лось во время гона, к берегу, а наоборот, драпать от него со всех ног. Но не на наших судёнышках, предназначенных для тихих вод Большого залива «Земли Лишних». В ситуации с тайфуном спасти нас могло лишь устье реки, на что и рассчитывал Воздвиженский. Три-четыре километра вверх по Студёной, и какая-нибудь излучина нас защитит от океанских штормовых волн и ураганного ветра. Как мы ни старались забирать правее, чтобы компенсировать снос судов северо-западным ветром, временами переходившим в северный, к побережью мы вышли миль на шесть южнее устья Студёной, и Воронцов скорректировал курс, ориентируясь по маяку, возвышавшемуся на прибрежном холме. И тут же послышалось предупреждение штурвального: - На радаре отметка! Десять миль на зюйд. Помчавшийся в рубку Осинцев уточнил: - Скорость около 20 узлов. Судя по всему, примерно 200 тонн водоизмещения. Почему раньше не доложили? - Отметка с береговой линией сливалась. Только что стало возможно различить… Разглядеть, что это, в бинокль с такого расстояния было тоже невозможно. Прикидки Воронцова показали, что мы войдём в устье раньше, чем пограничный сторожевой катер, как предположил генерал, настигнет нас. Если, конечно, не добавит хода… Добавил. После того, как мы «отморозились» и проигнорировали попытки связаться с нами по радио. Но нам до устья, вход в которое был помечен бакенами на воде и створными знаками на берегу, оставалось чуть больше полумили, а ПСКР – три мили. - Стрелять не начнёт? – озаботился капитан. – У него дальность стрельбы артавтомата – две с половиной мили. - Ему за это голову снимут! – фыркнул Воздвиженский. – Но на всякий случай надо бы ответить. Мол, остановиться не можем, спасаемся от шторма, течь в трюме, есть опасность затопления. Ну, и рация барахлит… Пока Вадим Григорьевич изображал перебои в работе радиостанции, Дежнёв на моторе проскочил в реку, а следом за ним в протоку, сужавшуюся впереди метров до семидесяти, шмыгнули и мы. А ПСКР, видимо решив, что никуда мы с подводной лодки не денемся, снова сбросил ход до двадцати узлов и двинулся дальше на север, уходя от шторма. Скорее всего, в порт Целинников. - Можно считать, сегодня к вечеру в Советске уже будут знать, что мы здесь. - Плохо ты о нас думаешь, Колесов! Не к вечеру, а минут через пять. На маяке телефон, и в управлении СГБ Магнитки уже шухер стоит из-за того, что неизвестные суда в реку вошли… Устье реки Студёная, 36 год, 7 июля, четверг, 17:30 И разверзлись хляби небесные… Но это потом. А сначала был мат в эфире от Сени Дежнёва, у которого дизелёк зачихал, высасывая последние капли солярки со дна топливного бака. «Анадырь» он на плёс выбросил, а следом и мы приткнулись. Чтобы заняться знакомой с детства игрой «тянем-потянем». Бойко, служивший на Тихоокеанском флоте, подсказал: при прохождении тайфуна нередко случается подъём воды в устьях рек. Да и дождики наблюдаются нехиленькие, из-за которых реки вздуваются, как тесто в квашне. Поэтому и крутили кабестаны всей толпой, чтобы подальше на песок вытянуть и яхту, и баркас. А потом ещё и канаты бегали крепить к прибрежным деревьям. Едва отдышались, Воздвиженский потребовал связаться с маяком на той частоте, что ПСКР обмен вёл. Связались, и потопали мы впятером – генерал, я и трое его охранников – в сторону маяка… Топать в бронике три километра в горку при всё усиливающемся ветре (вовремя, похоже, мы в реку заскочили!) – то ещё удовольствие. Но генералу было НАДО, и ничего не попишешь! Мог бы он и со своими архаровцами прогуляться, да я сам напросился: никогда до сих пор на маяке бывать не доводилось. В общем-то, ничего особенного: башня как башня. Только сверху нашлёпка с кучей окошек из стеклопакетов и тонких стальных перемычек между ними. А посредине – солидная такая, полукиловаттная, лампа за синим стеклом, питаемая от специального генератора. Но сейчас она выключена: за каким хреном топливо жечь, если днём легче здание маяка заметить, чем свет от него? Ещё запомнился ветер, воющий в вентиляционных отверстиях над лампой… Это на самом верху. А этажом ниже – комнатка с топчаном и служебное помещение, где нас дежурная смена принимала. После опознания, поскольку из газет, доставленных ещё в понедельник, смотрители уже знали про героическую гибель главы СГБ и сопровождающих его лиц в жестокой схватке с врагами Отечества. Почему герой оказался жив, несмотря на официальное информационное сообщение, смена маяка спрашивать не стала, дабы не нарваться на то, что знать не положено. Выставили генералу на стол пожелтевший от времени телефонный аппарат «VEF» и повели меня с двумя охранниками на экскурсию на верхнюю площадку маяка, загружая абсолютно ненужной никому из нас информацией о том, какова высота сооружения и на каком расстоянии от берега виден этот гипертрофированный ночник. Судя по выражению лица Вознесенского, по телефону он поговорил удачно. И теперь, оставив одного бойца с «уоки-токи» на маяке для наблюдения за окрестностями, собирался в обратный путь. - Вы только аккуратнее: мы, когда на смену ехали, километрах в десяти леопарда видели, - предупредил один из смотрителей. – Они, конечно, сейчас тоже пытаются куда-нибудь спрятаться, но лучше поберечься. Леопарда? В этом мире всё шиворот навыворот! И местный леопард – вовсе не из кошачьих, как мне объясняли. Пожалуй, ближе к гиенам, с которыми я уже пересекался. Только морда покороче, да тело поменьше. Как мне Дед пояснил, этакий полутораметровый ротвейлер-переросток на куриных лапах и с крысиным хвостом. Общего с леопардом – только короткая шерсть в жёлто-коричневых пятнах. Бить его лучше издалека, поскольку бегает не хуже страуса, и прыжок на шесть метров для него – просто пустяк. От Магнитки до нас – километров двести. То есть реально доползти на БТР-70 (а новее техники здесь просто быть не может) – часов пять. Пусть даже час нам при таком ветре топать наши три километра, и то в запасе четыре часа остаётся. А то жрать хочется – не слабее, чем этому самому леопарду. Присмотрелся, кстати, я к смотрителям. Ну, откровенно мужики не выглядят напуганными визитом местного предводителя «кровавой гэбни». Да, удивлены. Да, насторожены были в первое время, пока окончательно не убедились, что он – вовсе не самозванец. Возмущались, когда узнали, что в газетах дезинформация была опубликована. Один даже совершенно искренне возмутился: - Да что они, охерели, что ли?! Больше на мой «прикид» и оружие с подозрением поглядывали, чем перед Воздвиженским трепетали. Да и генерал с них связь с Управлением СГБ не требовал, а просил. И чтобы охранника оставить разрешение попросил, а не приказал. Пожалуй, не всё тут так просто с этой кажущейся «диктатурой». Мы в реку входили уже при надвигающейся облачности, а теперь и вовсе всё небо затянуто облаками. Того и гляди – дождь пойдёт. А мне в такую погоду лежать в прибрежных кустах с «Валом», доставшимся в качестве трофея от убитого Наташей бандита Боровка, и АК-103 с подствольником. Вот и пригодился мой зелёный лесной камуфляж, в котором я ленточку переходил! Надо же было похвастаться генералу, что у меня бесшумное оружие есть, когда он планировал встречу с начальником Управления СГБ Магнитки! Вот и валяйся теперь в воняющей соляркой одежде (пришлось штаны окропить, так как Дед подсказал – леопарды на дух не выносят резкого запаха горючего), рискуя вымокнуть, когда дождь хлынет! Встречу Воздвиженский планировал по всем правилам засады: снайпер Иван Андреевич в стороне от дороги, по которой должны гости пожаловать, я с бесшумным оружием позади места, где колонна из Магнитки должна остановиться, Наташа с «Печенегом», и Бойко со своим «калашом» и десятком гранат… Как объяснил генерал, доверие доверием, а лучше перебдеть, чем недобдеть. А поскольку вышли мы к дороге, ведущей к маяку, заранее, я уже минут сорок землю грею. Благо, из-за ветрюгана никакая кровососущая живность не летает, а то возле реки обычно её немало водится. Ага! Три щелчка по «ходи-болтайке». Едут! Ого! Целых три «бэтра», сопровождающих УАЗ-469 с натянутым тентом. Два – то ли БТР-70, то ли поздние версии «шестидесятки» – издалека не разберёшь, а один – точно БТР-60 первых модификаций, ещё с единственным СГМБ на турели вместо башенки. Старший охраны Воздвиженского вышел на дорогу, когда последний бронетранспортёр поравнялся со мной, и колонна, прокатившись вперёд ещё метров пятьдесят, встала. Удачно получилось! Все на виду: и подполковник в фуражке с синим околышком, вышедший из «уазика», и пулемётчик на «шестидесятке», и командиры машин, повысовывавшие головы в люки. Охранник с полковником знакомы – вон, руки друг другу пожали, перекинулись парой фраз, и подполковник махнул рукой, подзывая кого-то. Ага! Капитан. Чёрные петлицы, фуражка с чёрным околышком. Переговорили и двинулись: полковник с охранником к кустам, а капитан к бронетранспортёрам. Ветрище, чёрт бы его побрал! Даже команд не слышно, которые капитан отдаёт. Да, нелегко сейчас, наверное, товарищам офицерам: если фуражку рукой не придерживать – её наверняка унесёт к чертям собачьим! Понятно, что капитан командует: солдатиков из машин выпустил размяться да травку окропить! Обнадёживает, что у автоматов рожки не пристёгнуты. Будем надеяться, и у пулемётов ленты не заправлены. Кстати, один из двух БТР-70 – без десанта, только два члена экипажа. Для нас его гнали, что ли? Пока высокое начальство разговоры разговаривает, бойцы, опорожнив мочевые пузыри, принялись заправлять машины из канистр, извлекаемых из десантного отделения. Оно и правильно! На обратный путь топлива в баках может и не хватить при здешних-то расстояниях. Долго разговаривают начальники, минут двадцать уже. А тут бойца из ближайшего мне «бэтра», похоже, приспичило. То на свой живот сержанту показывает, то на ближайшие кусты. Видно, что командир отделения недоволен, и по жестикуляции понятно: не намерен он нюхать то, что у солдатика наружу просится. А вот в мою сторону рукой показывать не следовало бы! У бойца, похоже, крепко живот скрутило, даже не осмотрелся, на корточки присаживаясь. Пилотку на землю, автомат на неё. А на лице такое выражение облегчения, что мне самому за парня порадоваться хочется. Или бумажку подать: благо в трёх метрах от него лежу… И тут в кармане начинает щёлкать рация: два щелчка подряд, пауза, ещё два щелчка. Вот эти щелчки бойцу весь кайф и обломали! Представьте себе картинку: поворачивает он голову в сторону посторонних звуков и видит мою ехидно ухмыляющуюся морду с коростой на правой щеке, размалёванную камуфляжными полосами краски. - Заканчивай спокойно! Всё уже в порядке… Да не тянись ты к автомату! Он у тебя всё равно разряженный. Ещё равновесие потеряешь! - Ты кто? - Какая тебе разница? Заканчивай и пошли – мне команда пришла, что можно выходить. А если без тебя выйду, пацаны могут неправильно отреагировать. Так и топали к бронетранспортёрам: ошалевший боец со своим калашниковским «веслом» за спиной и я со «сто третьим» на груди и «Валом» на плече. А со стороны ближайшего пригорка – Дед с СВД в руках. Спустя полчаса прибывший пустым БТР, под бронёй которого теперь не осталось ни одного свободного сиденья, катился под струями хлынувшего ливня в сторону Магнитки. Магнитка, 36 год, 7 июля, четверг, 25:20 Добрый вечер, мой дорогие земляки. Я думаю, вы практически все удивлены тому факту, что человек, несколько дней назад объявленный героически погибшим на своём посту, обращается к вам по радио. Спешу вас заверить, что я жив, здоров, нахожусь в Магнитке, где многие меня помнят ещё по тем временам, когда наш комбинат только-только осваивал выпуск железнодорожных рельсов для строительства ветки в Угледар. Здесь, в нашей с вами Магнитке, я жил и работал много лет, пока меня не назначили заместителем главы Службы Госбезопасности. Тогда – ещё Комитета Госбезопасности. А погиб я лишь в фантазиях нескольких подлых людей, к сожалению, занимающих весьма и весьма высокие посты в Советской Республике. Мне тяжело об этом говорить, поскольку многих из них считал своими друзьями и соратниками. Да, меня целых тринадцать дней не было в Советске. В ночь на 32 июня я вместе с министром по науке и образованию и начальником Лаборатории № 1, которые тоже объявлены погибшими, но на самом деле живы и здоровы, были вынуждены вылететь из Советска по чрезвычайному делу, о котором я поведаю вам чуть позже. Но на обратном пути мы узнали, что нам нельзя возвращаться в Советск, поскольку нас по дороге к нему просто убьют из-за новостей, которые мы вам везём. И нам пришлось добираться сюда, в Магнитку, долгим окольным путём. Что это за новости такие, из-за которых кое-кто посчитал, что можно убить заместителя главы правительства и начальника Службы Госбезопасности? Ещё лет пять назад нам стало ясно, что без помощи с Большой Земли мы скатываемся к технологическому уровню, с которого начинался СССР. Да чего рассказывать? Вы сами прекрасно помните, как мы были вынуждены отказаться от телевидения, как превращались в бесполезные куски металла и пластмассы магнитофоны и радиоприёмники, новейшие станки с числовым программным обеспечением, как перестали летать рейсовые самолёты между нашими городами, а ремонт автомобилей превратился в трудноразрешимую проблему. А тут ещё и обнаружилось, что мы не одни на этой планете, и заселяют её, помимо нас, наши давние враги, которые портили Советскому Союзу жизнь ещё со времени окончания Великой Отечественной войны. Мне известно, что слухи об этом ходили по Советской Республике, хотя мы официально не подтверждали эту информацию, чтобы не создавать паники. Вместо этого сделали всё, чтобы нас не обнаружили, поскольку была высока вероятность, того что нас просто вкатают в каменный век. Только за то, что мы – СОВЕТСКАЯ Республика. Надеяться на помощь мы могли только на нашу родную страну, с которой у нас прервалась связь за девять лет до этого. Все наши попытки восстановить Переход были безуспешными, но четыре года назад нам всё же удалось благополучно переправить на Большую Землю нашего посланца. И он вернулся! Вернулся не один. Именно встретить этого человека мы летали на край земли, на остров Тонкий. Известия, которые привезли эти люди, вызывают противоречивые чувства. С одной стороны, у нас появилась надежда. А с другой… Мир за годы нашей вынужденной изоляции поменялся кардинально. Нет больше великой станы, из которой сюда пришли вы или ваши отцы. Но в границах РСФСР сохранилась страна с названием Российская Федерация, которая пережила колоссальную социальную катастрофу, стала значительно слабее и отказалась не только от социалистического пути, но и от статуса социально-ориентированного государства. Новая Россия, так и не преодолевшая последствий политического и экономического кризиса, с трудом справляется с давлением мирового гегемона – США. По сути, её поставили на колени, заставив через предателей во власти разоружиться, уничтожить часть своей промышленности, ограбив её население и государственную казну. И лишь в последние три-четыре года, по календарю Старой Земли, наметились робкие шаги по пути к возрождению. Из-за всех этих катаклизмов о нас просто забыли, ведь ТАМ о существовании колонии СССР на Новой Земле знали считанные люди, которые вначале не хотели раскрывать эту тайну предателям Родины, а потом, к сожалению, уже не могли её раскрыть. Но нашему посланнику удалось убедить влиятельных людей из лежащей в руинах постсоветской России, заинтересованных в возрождении её могущества, в том, что Советская Республика в состоянии помочь ей встать с колен. Как когда-то помогла СССР, лежащему в руинах после самой кровавой в истории человечества войны. Но мир за это время изменился кардинально. Он ушёл далеко вперёд в технических и технологических вопросах. И чтобы нам суметь его догнать, нам нужно многое изменить в нашей жизни. Очень многое! Вот эти мои слова о необходимости изменений и перепугали тех, кто привык к медленному, но такому спокойному угасанию. Они решили, что на их век более или менее спокойной жизни хватит, а от возмутителей их спокойствия проще избавиться, спрятав концы в воду. Причём, в буквальном смысле этого слова. Избавиться от нас, погасить последний лучик надежды на ваше лучшее будущее, а может быть – и на спасение от ужасной участи тогда, когда весть о нашем существовании дойдёт до тех, кто думает, что единолично владеет этим миром. А теперь я хочу попросить вас оставаться благоразумными. То, что я рассказал вам сейчас и то, что вы прочитаете завтра утром в городской газете, слишком серьёзно, чтобы делать скоропалительные выводы и принимать импульсивные решения. Сохраняйте спокойствие. Заговор уже сорван, хотя заговорщики всё ещё на свободе. Мне уже удалось связаться со всеми начальниками управлений Службы государственной безопасности в городах Советской Республик и поставить их в известность о случившемся. Фактически все они правильно поняли ситуацию и сейчас предпринимают меры по поддержанию нормальной жизнедеятельности государства. Заговор сорван. Я и люди, от которых зависит возможность восстановления наших отношений с Большой Землёй, сейчас в безопасности, нам ничего не угрожает. Всё будет хорошо! Воздвиженский замолчал, а диктор, который должен был повторить, что это была за речь, ещё несколько секунд заворожено глядел на генерала. Потом, заметив за стеклом яростную жестикуляцию и жуткие гримасы режиссёра, спохватился и оттарабанил в микрофон: - Вы слушали экстренное заявление первого заместителя председателя Совета Министров, начальника Службы Государственной Безопасности Советской Республики, генерала Воздвиженского. Экстренное заявление будет повторно передано во всем трём каналам проводного радио в 27:00, в полночь и в 6:00, а также опубликовано утром 8 июля в экстренном выпуске городской газеты. Блин, и тут 8 июля! Эта дата меня просто преследует! Дорога до города заняла у нас пять часов. Грунтовка размокла от ливня, вслед за фронтом которого мы двигались почти сотню километров, но ни больших луж, ни разлившихся ручейков ещё не наблюдалось. А потом нам удалось и вовсе обогнать дождевые тучи. Впереди мчался «уазик» с полковником и капитаном, за ним шёл БТР-70 с солдатами, далее мы, а замыкал колонну «шестидесятый» БТР. Наташу быстро укачало внутри боевой машины, ещё и попахивавшей бензином из недавно опустошённых канистр. Впрочем, наш с Дедом камуфляж тоже пованивал соляркой. И мне пришлось договариваться с сержантом, чтобы он уступил супруге командирское место, с которого хоть дорогу через переднее стекло видно. Пару раз за этим стеклом мелькнули крыши деревенских домов, но что собой представляла местная пастораль, я так и не разглядел. Разве что «пятой точкой» почувствовал, как после первой же деревни просёлок сменился грейдированной дорогой. В Магнитку въезжали уже в сумерках, перемахнув Студёную по железнодорожно-автомобильному мосту. За мостом нас ждал ещё один БТР, пристроившийся следом за «уазиком», и наша чуть выросшая колонна рванула в центр города по широким, хорошо освещённым улицам. Нас завезли во двор местного управления СГБ, и лишь когда железные ворота закрылись, разрешили покинуть «бэтр». Споро спустившись на землю, я еле успел остановить Наташу: - Не прыгай! Она недоумённо замерла на верхней бронеплите бронетранспортёра. - А что такое? Тут же не высоко. - Все те, кто ноги себе переломал, спрыгивая с брони, так же думали! От неподвижности и вибраций мышцы ног теряют тонус. Просто аккуратно спустись по скобам, целее будешь. Пока мы приводили себя в порядок после дороги, высокое «гэбистское» начальство, включая Ивана Андреевича, министр и начальник лаборатории удалились в кабинет начальника управления. Нас же – меня, Наташу, Райзмана и охранников Воздвиженского – оставили в приёмной, где дежурные офицеры быстро организовали «шведский стол». Часть продуктов с него и приличных размеров кофейник перекочевали в кабинет. Приёмная создавала ощущение, будто я вернулся в 1980-е. Такие в то время были у всех руководителей городского масштаба: стол секретаря с несколькими телефонами на нём и на тумбочке, небольшой столик, на котором посетитель может перебрать принесённые с собой бумаги, с десяток деревянных «полумягких» стульев, шкаф для верхней одежды и несколько полок под скоросшиватели и умилительные картонные папки с завязками. Мебель довольно новая. Видимо, уже здешнего производства. И сейф в углу! Угрюмый железный ящик с двумя дверками, в которых прорезаны замочные скважины. Гарантирую, что на полузакрашенном при многократных «обновлениях» шильдике, красующемся на боковой стенке значится что-нибудь вроде «Новозадрищенский завод металлоизделий, 1951 г.»! Начальство явилось пред наши очи минут через сорок. - Семён Маркович, капитан Ахметов займётся вашим размещением. Мы с вами вернёмся к нашими делами чуть позже. А вы, товарищи Колесовы, едете со мной! – распорядился генерал. – Подкрепиться вы подкрепились, а теперь придётся немного поработать. Примерно до утра… Во внутреннем дворе сталось всего два бронетранспортёра с солдатами, зато прибавился старенький микроавтобус РАФ, при виде которого у меня аж в носу защекотало от ностальгического умиления. Нас загрузили именно в него, и колонна, вырулив на городскую улицу, снова куда-то помчалась. Как оказалось, к городской радиостудии, располагавшейся в трёх кварталах. Поздние прохожие с удивлением наблюдали, как из подъехавших к небольшому особнячку бронетранспортёров посыпались солдаты с автоматами, часть из которых вслед за подполковником направилась внутрь дома, а остальные оцепили особняк по кругу. А спустя минут десять, когда мы уже успели размять затёкшие конечности, на крыльце появился подполковник, приглашая нас и двух газетчиков, куривших на крыльце ещё до нашего приезда, в студию. Магнитка, 36 год, 8 июля, пятница, 13:25 Пятничный выпуск газеты «Огни Магнитки» удался на славу! Первая полоса – заявление Воздвиженского с фотографией в студии городского радио. Вторая – совместное обращение председателей горисполкома и горсовета, примчавшихся в радиостудию после окончания эфира (генерал и подполковник Носиевич намеренно не ставили их в известность о происходящем). Третья – краткая историко-политическая справка Ивана Андреевича о том, что произошло на Большой Земле после 1982 года. А «на сладкое» - рассказ министра науки Аркадия Леонидовича Бергмана о некоторых научных достижениях Старого Мира и фотография самого министра на фоне моего раскрытого ноутбука с картинкой взлетающей системы «Энергия-Буран» на экране. Источник информации Бергмана, разумеется, те самые справочники, которые мы ему демонстрировали ещё на баркасе. Наши с Наташей физиономии и лицо Григория Никитича Васенко, начальника Лаборатории № 1, решено было не демонстрировать, но интервью для радио я дал. Не сумев ответить лишь на один вопрос, «Какие впечатления от Советской Республики». Просто потому, что я ещё толком ничего не видел. Воздвиженский после эфира быстро исчез вместе с Носиевичем и «отцами города», пообещав прислать за оставшимися машину. А мы, как он и обещал, пахали практически до утра, помогая журналистам корректировать тесты и уточняя сказанное Дедом и Бергманом. Разумеется, мы были в центре внимания всех, оказавшихся в студии. Людей интересовал вопрос, как ТАМ жизнь. Там – это на Большой Земле. Про «орденской» континент, конечно, тоже спрашивали, но куда меньше. Случались все эти расспросы нечасто, когда у кого-то появлялась свободная минутка или мы, не выдержав духоты, выходили на крыльцо подышать свежим воздухом и полюбоваться на ночной город, заливаемый дождём. Около часа ночи умчались в свою редакцию журналисты готовить к печати номер. К половине третьего, напившись в очередной раз кофе и «заморив червячка», расправились с записью моего интервью. А ближе к трём нас, валящихся с ног, всё на том же потрёпанном «рафике» отвезли в гостиницу, где уже лежали по комнатам наши вещи, прихваченные с «Удачи». Что собой представляет гостиница «Магнитка»? Доводилось когда-нибудь бывать в гостиничном квартале в районе метро «ВДНХ»? Корпуса отелей «Золотой колос», «Ярославская», «ВВЦ» на улице Ярославской, если их построить не из силикатного кирпича, а из красного, будут один в один. Четырёхэтажной здание «сталинского» вида: высокие потолки, широкие окна. Пара кроватей, кресло, стол с настольной лампой и стулом, пара простеньких бра над кроватями, тумбочки и санузел с «сидячей» ванной. Трёхпрограммный радиоприёмник производства Советского электротехнического завода и старый телефон с дисковым номеронабирателем. Из стенки торчит кабель телевизионной антенны, но телевизора нет. Впрочем, их здесь в живых просто не осталось. На стенах достаточно свежие обои. Белые простыни на ощупь вроде бы льняные, но структура волокон какая-то непривычная. Как потом разъяснили, из какого-то местного растения. Подушки, набитые не пером и не ватой, а шерстью. Судя по крошечной этикетке, вшитой в шов, изготовлены два года назад в Привольном. Полотенца простенькие, из той же ткани, что и простыни с наволочкой. На удивление, прекрасно впитывают влагу. И в дополнение ко всему – советская классика, серая туалетная бумага, от которой я уже давным-давно отвык. Причём, явно не под нас подстраивались, поскольку рулончик явно отматывали предыдущие жильцы. Быстро под душ и спать! Пистолеты на тумбочки, хоть и двое автоматчиков остались дежурить в фойе возле рабочего места горничной, одетой в гостиничную униформу женщины лет сорока пяти. Выспаться вволю нам не дали: в десять утра зазвонил телефон. - Николай Валерьевич, прошу прощения, что разбудил. Капитан Самойлов, городское управление СГБ. В двенадцать часов в здании горсовета будет проходить совещание административно-хозяйственного актива города. Председатели горисполкома и горсовета просят вас с Натальей Викторовной прибыть. Машину с охраной я пришлю к 11:30 к гостинице. - Партхозактив, что ли? – с трудом припомнил я давно забытое слово. - Пока у нас партия существовала, это называлось партхозактивом, а теперь – административно-хозяйственный актив: руководители крупных городских предприятий, профсоюзные руководители, руководители советов ветеранов предприятий, депутаты горсовета, председатели сельских советов… - А охрана-то зачем? - Приказ генерала Воздвиженского. Хотя дела в Советске и Рыбачьем идут неплохо, ещё возможны попытки покушения на вас. Пока ситуация не нормализовалась, приказано вас охранять. Можете и своё оружие взять. - А кто в охране? - Солдаты городского батальона самообороны. Те, что вас вчера доставили в город. - Тогда точно нужно взять своё оружие! - Вы так низко оцениваете этих бойцов? Батальон Магнитки – второй по качеству подготовки! - Капитан, мы как-нибудь вернёмся к этому вопросу. Вы лучше подскажите, где мы можем перекусить до начала этого… актива? - На первом этаже гостиницы работает столовая. Там довольно недорого кормят. - Недорого – это хорошо! Там принимают наличные экю или можно расплатиться идентификационной картой? Капитан оказался не идиотом и иронию понял. - Прошу прощения, я не сообразил, что у вас нет наших денег. Я решу этот вопрос. Действительно ли было недорого в этой столовой, поскольку масштаба цен и покупательной способности населения я не знал. Но стереотип позднесоветской столовки сработал, и я шёл на завтрак в предвкушении чего-нибудь малосъедобного. И был приятно удивлён тем, что пища оказалась очень даже на высоте. Ну, про новоземельский кофе вы в курсе. К нему предлагалась свежая выпечка с замечательной хрустящей корочкой: булочки, ватрушки, разнообразные пирожки. Ломти белого и ржаного хлеба, отрезанные от круглой ковриги, можно было просто есть, а можно намазать маслом. Мы с Наташей подозрительно покосились на его цвет, отдающий зеленью, но я взял попробовать, увидев, что Дед с Васенко, спустившиеся в столовую немного раньше нас, лопали бутерброды с ним с огромным удовольствием. Как оказалось, это какой-то местный сорт, особо ценимый во всей Советской Республике. Салаты – советская классика, подкорректированная новоземельской спецификой: из свежей капусты, огурцы с помидорами и зеленью, какие-то местные травы, тёртая морковка с каким-то местным корнеплодом, посыпанная ореховой крошкой. Из первых блюд – куриная лапша, традиционный для гостиниц бульон с половинкой яйца и овощной супчик. И моя слабость – окрошка на хлебном квасе! Далее предлагались тоже традиционная глазунья с очень приличной на вкус ветчиной, классические отварные сосиски, которых я не пробовал с самой Москвы, обжаренные ломтики варёной колбасы, котлеты паровые, три сорта рыбы, отварной и жареной, картофельное пюре, макароны, рис, отварные овощи. А ещё – компот из свежих фруктов, сто лет не виданный мной кисель, кипячёное молоко и четыре разновидности травяных чаёв. Если тут во всех столовых так кормят на завтрак, то жить здесь можно! Наконец-то мы разглядели Магнитку при дневном свете. Даже по староземельским меркам – довольно крупный город. Населения, пожалуй, около трёхсот тысяч будет! Металлургические предприятия – на северо-западной окраине, ближе к Широкому нагорью. На стрелке при впадении реки Каменки в Студёную – небольшой порт. Вверх по Студёной можно подняться на речных корабликах до ближайших порогов ещё километров на сорок выше стрелки и километров на двадцать пять выше окраины города. А вот вниз плыть – хоть до самого океана. Но сегодня никто не рискует: тайфун, чёрт бы его подрал. К югу – ещё какие-то предприятия и высокие бетонные трубы ТЭЦ. Главная улица, проспект Металлургов, широченная, с тенистой аллеей посредине. Наверняка по ней любят гулять старички и молодые мамы с колясками, а на лавочках, расставленных через каждые метров пятьдесят, целоваться по вечерам молодёжь. Вдоль тротуаров тоже насажены деревья. Дома на ней в центре – двух или трёхэтажные. Такие, как у нас в Миассе в начале проспекта Автозаводцев или в Магнитогорске на проспекте Ленина в районе театра оперы и балета. Дальше от центра – четырёх и пятиэтажные. Машин на улицах не просто мало. По московским меркам, можно сказать, что их вообще нет. За время недолгого переезда от гостиницы к горсовету их попалось всего 4-5. Да с десяток припарковано у обочин. Зато пару раз обогнали автобусы – неубиваемые, привычные с детства «Икарусы». А на параллельной улице, когда мы проезжали перекрёсток, мелькнул старенький трамвай. Первые этажи домов заняты магазинами, мастерскими и прочими инфраструктурными заведениями. За пять минут, пока мы ехали в «уазике-буханке» до горсовета, мелькнули вывески: «Парикмахерская», «Сберкасса», «Ремонт обуви», «Ателье». Даже «Ювелирная мастерская» имеется! А это уже показатель того, что деньги у людей водятся. Вышли из машины и словно окунулись в прошлое. Посреди клумбы перед массивным зданием, отделанным по цоколю грубо отёсанным гранитом – памятник Ленину. Бетонный, одной рукой указующий в сторону речного порта, а в другой сжимающий кепку. На ум сразу пришла байка про то, как после реставрации такого же памятника у Ильича одна кепка оказалась на голове, а вторая – в руке. Входные двери в здание горсовета охраняют две чугунные скульптуры металлургов. Только кумачовых транспарантов «Слава КПСС» или «Партия наш рулевой» для полной иллюзии возврата в 1970-е не хватает. Нашу четвёрку сопровождают два бойца с автоматами. Один из них – тот самый, с которым мы в кустиках на берегу Студёной встретились. При весьма пикантных обстоятельствах. Увидев, кого придётся охранять, парень аж покраснел от смущения, но я ободряюще похлопал его по плечу и заговорщицки подмигнул. - Всё нормально! Теперь мы быстро шагали по коридорам административного здания, не обращая внимания на людей, тоже тянувшихся в сторону зала заседаний. Чёрт, ну точно на машине времени прокатились! Зал человек на триста, огромный стол президиума, накрытый бесконечным куском красной материи. От середы стола нам уже машет председатель горисполкома, крепкий мужчина лет пятидесяти, зазывая на сцену. Чтобы не маяться с автоматами под столом, отдаём их под охрану солдатикам, которым быстренько организовали пару стульев за кулисами. - С оружием не баловаться! – предупреждаю я старого знакомца. – Знаю, что любопытно, но лучше я сам потом расскажу и покажу, что к чему, чем вы случайно бабахните. Председатель горисполкома не стал подробно описывать предысторию, поскольку все уже и радио послушали, и экстренный выпуск «Огней Магнитки» прочли. А кто не успел – дочитывали уже в зале. Он просто обрисовал положение на данный момент. Силовики и администрация Магнитки, Угледара, Целинников, Химика, Урана, Золотого, Верхоречья и Избенки однозначно осудили заговор и требовали отстранения председателя Верховного Совета и министра внутренних дел, заваривших всю эту кашу. Руководители Приволья ещё не определились, хотя местное Управление СГБ уже установило контроль над батальоном самообороны. С местным УВД, которому министр уделял особое внимание, шли переговоры. В Рыбачьем «безопасники» вели переговоры с командующим ВМФ, который оказался причастен. На полдень был назначен его телефонный разговор с Воздвиженским. Сложнее всего была ситуация в Советске, где не только УВД, но и руководитель УСГБ, назначенный и. о. главы ведомства, поддержали заговорщиков. Информацию о возвращении Воздвиженского и заговоре в руководстве они заблокировали, хотя из телефонных разговоров с друзьями и родственниками, живущими в Магнитке, она уже достигла населения, и теперь, как пламя, расползалась по городу. «Гэбэшникам» удалось организовать передачу по телефонным линиям записи обращения генерала, и теперь она транслировалась во всех городах, кроме Советска. Типография «Огней Магнитки» продолжала печатать экстренный номер, и дополнительный тираж уже ушёл в Угледар и Целинники, готовился к отправке грузовик с газетами для Верхоречья, Избенки и Золотого, который пойдёт Северной дорогой в объезд Советска. К вечеру такой же рейс должен будет уйти, в обход столицы, на Рыбачье, Уран и Химик. Никаких аплодисментов на это выступление не последовало. Ситуация была чрезвычайная, подобного на памяти всех присутствующих ещё не случалось, и всем было тревожно. Но без «Фомы Неверующего» из числа городских депутатов не обошлось. Им оказался высокий седоватый мужчина в очках. - Депутат Злой, шестой округ. То, что вы нам рассказали, Юрий Владимирович, интересно. Как и опубликованное в вашей газете. - В нашей газете, Антон Григорьевич, в общегородской! – поправил председательствующий. - Это не моя газета, не наша, а именно ваша, поскольку вот тут, в подзаголовке, указано: «Официальный орган городского исполнительного комитета и городского совета», - ткнул пальцем в шапку газеты депутат. – Неподконтрольной вам прессы ни в городе, ни в республике не существует! Поэтому мы, простые люди, не можем доверять тому, что опубликовано здесь. Мы не можем быть уверены в том, что всё это – не очередная мистификация спецслужб, рвущихся к власти, чтобы установить тотальный контроль над каждым человеком. Ведь посмотрите, что у нас творится: некий глава политической полиции отстранённый от власти законной властью – надо ещё выяснить, за что именно – теперь пытается эту власть свергнуть! А от нас требуется поддержать его, чтобы посадить себе на шею нового тирана! - Депутат Злой! – рявкнул председатель горсовета. – Мы здесь собрались не для того, чтобы внимать вашим разглагольствованиям о свободе слова и правах человека, которые вы почерпнули в молодости, слушая вражеские «голоса». Попробуйте чётко сформулировать, что вы хотите спросить, добавить или предложить. Кроме того, насколько я помню, вы всегда выступали с критикой власти. Какой бы они ни была. Так чего же вы сейчас взъелись? - Настоящий интеллигент не имеет права не критиковать власть! – гордо задрал подбородок Злой, и собравшиеся неодобрительно загудели. – Никто так и не предоставил доказательств того, что опубликованное в газете соответствует действительности. - Что именно вам должны доказать? – угрюмо глянул Дед на депутата. - Всё! Каждое слово! И если вы хоть что-то не сумеете доказать, то всё остальное тоже можно выбросить на помойку, потому что это будет доказательством того, что вы даже фальшивки не можете нормально сфабриковать. Вот тебе, мля, и диктатура! Да тут сахаровщиной и «межрегиональной депутатской группой» за версту несёт! Однако депутата заставила надолго замолчать Наташа. - Господин Злой, я хочу вам вручить вещественное доказательство того, что мы прибыли не откуда-нибудь из лесов на реке Таёжной, где кровожадные «гэбисты» готовили тайную операцию по захвату власти, а с Большой Земли. Можете себе на память оставить, у меня ещё много. Знаете ли, самое надёжное средство, чтобы автоматный ствол от пыли защитить. Товарищи, передайте, пожалуйста, господину Злому! Презерватив в яркой упаковке медленно двинулся по рядам, а когда достиг адресата, депутат задвинул очки на темечко и принялся близоруко разглядывать надписи на подарке. Остальных поднимавшихся больше всего интересовали перспективы возобновления отношений с Большой Землёй и трудности, которые могут возникнуть. - В первую очередь – информационная, - сообщил я. – Сейчас ТАМ компьютер проник во все сферы жизни. Это управление оборудованием, транспортом, производственными процессами, проектирование и испытание техники. Вся связь перешла на компьютиризированное оборудование. Фактически каждый человек в крупном городе имеет персональный беспроводной телефон размером, меньше этой рации. И этот телефон содержит внутри себя микрокомпьютер, который, связываясь с компьютером базовой станции, может пересылать другому абоненту не только речевой сигнал, но и картинки. Домашние настольные и переносные компьютеры, подсоединённые к компьютерной сети, способны обмениваться друг с другом текстами, фотографиями, рисунками и даже видео, если компьютеры снабжены портативными видеокамерами. - Вы, наверное, хотели сказать «переносные блоки компьютеров»? Я расстегнул сумку с ноутбуком, включил его и развернул экраном к залу. - Я хотел сказать именно «переносные компьютеры». Вот такие устройства, которые работают в миллионы раз быстрее, чем те, что есть в здешних научных центрах. Им больше не нужны стопки перфокарт, рулоны перфоленты и бобины магнитной ленты. Вся информация хранится либо внутри компьютера, либо на оптических дисках, записываемых и считываемых при помощи лазерного луча, - я ткнул на кнопочку открывания считывателя сидиромов и покрутил в руках забытый в нём компакт-диск. Наташа откинула крышечку болтающейся у неё на шее цифровой «мыльницы» и протянула мне флешку. - Либо вот на таких электронных картах памяти, используемых также в фотоаппаратах вместо фотоплёнки. Вот на эту карту входит около трёхсот фотографий хорошего качества. Компьютер подключается к цветному печатающему устройству, и не нужно никакой маеты с проявлением плёнок, фонарями, химикатами для фотобумаги. Ну а во внутренней памяти такого компьютера можно сохранить десятки тысяч томов книг, тысячи песен, десятки кинофильмов. Я проделал несколько манипуляций с тачпадом, и по экрану ноутбука поскакали на конях Боярский с товарищами, распевая песню «Порадуемся на своём веку», едва слышимую через крошечные динамики даже в притихшем зале. Скачущие на экране мушкетёры и еле слышная песня произвели эффект, куда больший, чем все прочие разговоры. И когда с места вскочил Злой, потрясая упаковкой презерватива, на него все смотрели, как на идиота. - Я так и знал, что всё фальсифицировано! Вот здесь и здесь – разные шрифты. А тут указана дата 08.2003, хотя на Большой Земле сейчас только 2002 год. Я сохраню это как улику для обращения в суд! - Антон Григорьевич, на подаренном вам презервативе указан срок годности. Вы лучше не храните его, а во избежание нежелательных последствий постарайтесь использовать до названного срока! – под хохот зала, не знавшего, что именно было вручено депутату, посоветовала Наташа. - Смех смехом, - снова заговорил я, когда последние волны хохота умолкли, а красный, как рак, правдоискатель умчался в фойе. – Но первая проблема, что встанет при возобновлении связи, это проблема совместимости информации, сложность её переноса на привычные вам носители и использования в дальнейшем. Магнитка, 36 год, 8 июля, пятница, 14:15 В дальнейшем разговоре принять участие не удалось. Из-за кулисы вышел человек, негромко переговорил с предисполкома. Тот кивнул, и человек принялся шёпотом что-то рассказывать Деду и Васенко. Иван Андреевич подал нам с Наташей знак: сворачиваемся и уходим. А Юрий Владимирович, прервав очередного выступающего сообщил: - Товарищи, прошу прощения, но наши гости вынуждены нас покинуть. Генерал Воздвиженский срочно хочет их видеть. Но мы пока продолжим без них: ситуация нам уже ясна, и я призываю вас высказывать свои предложения о том, что город может сделать для того, чтобы успешно и наиболее эффективно вписаться в близкие перемены. И снова мы вшестером мчимся по залитому дождём асфальту в видавшей виды «буханке»… Руководитель СГБ ждёт нас в расположении городского батальона самообороны. Я был жутко удивлён, когда узнал, что такие мотострелковые батальоны, дислоцированные в каждом из городов, являются самыми крупными армейскими подразделениями. По одному на город, кроме Советска, где расквартированы два батальона. Существует ещё несколько специализированных частей: связисты, танкисты, артиллеристы, сапёры, железнодорожники, автомобилисты. Комплектование армии производится по смешанному принципу: рядовой состав – призывники, а специалисты и командиры отделений, экипажей, расчётов служат по контракту. Особняком стоят военно-морские силы и авиаэскадрилья, моторесурс самолётов в которой берегут, как зеницу ока. Есть войска приписанные к Службе Госбезопасности – пограничная охрана и два Особых батальона охраны, Северный и Южный. Южный базируется в столице и охраняет особо важные объекты в Золотом, Советске, Рыбачьем, Уране и Химике, а также на прилегающих к ним территориях. Таких объектов, как, например, ГЭС и химические заводы. Штаб Северного располагается в Верхоречье, а зона ответственности батальона – вся остальная территория. Правда, в обоих батальонах реально подготовленных бойцов – лишь по одной роте. Все прочие – обычная вохра, хоть состав батальонов и укомплектован исключительно сверхсрочниками. Ещё один батальон имеется у МВД. Его три роты охраняют три зоны с заключёнными – в Химике, Уране и Привольном. Воздвиженский ждал нас в штабе, в кабинете командира батальона майора Кирикарова, невысокого плотно сбитого мужчины с практически лысой головой и умным проницательным взглядом. - Хотел бы сообщить вам последние новости, поступившие из Советска. Телефонная связь со столицей заблокирована после того, как в Советске стали распространяться новости о нас. С одной стороны, это даже хорошо, поскольку прекратилась утечка информация о наших шагах. Правда, с отключением связи они поздно спохватились, поскольку, как вы знаете, моё выступление и интервью Колесова уже транслируется по радиосетям всех городов, за исключением столицы. Но и в столице информационная блокада неполная, поскольку они не могут заблокировать всю междугородную связь. Советск уже гудит. Мои люди передают, что оба батальона самообороны подняты по тревоге и патрулируют столицу, чтобы не допустить стихийных протестов. Все мои попытки связаться с заговорщиками сегодня ночью и утром результатов не дали. Надежда на возможность переговоров с командующим флотом ещё не потеряна, но ситуация в Рыбачьем непростая. Моряки, до которых довели суть произошедшего, прекрасно осознают, что он отдавал преступные приказы, но из-за верности морскому братству за ним готовы идти некоторые экипажи. К счастью, только из числа тех кораблей, что базируются в Рыбачьем. В Целинниках, Химике и Посту чекисты сумели перетянуть экипажи кораблей на нашу сторону. Как мне предали по радио, заговорщики в панике, поскольку час от часу доверия к ним становится всё меньше и меньше. Они не могут официально опровергнуть нашу информацию, поскольку эта их ложь «ловленная», легко проверяемая. Постановления о моей отставке не существует, поскольку я «погиб». Но раз я жив и не отправлен в отставку, я имею право отдавать приказы. Принять постановление об отставке сейчас – значит признаться в своей лжи и нашей правоте. А это вызовет такой ураган недовольства, который их просто рассеет по ветру. Поэтому они выбрали самый простой вариант: молчать, несмотря ни на что. Но вызвал я вас не для того, чтобы рассказать, как плохи дела у заговорщиков. Ещё хуже они у нас. Не скажу, кто именно, но мне сообщили, что эта четвёрка – председатель Верховного Совета, глава правительства, начальник столичного Управления СГБ и министр внутренних дел приняли решение уничтожить аппаратуру Перехода. - Да они сума сошли! – выкрикнул Васенко. - Тем не менее, Григорий Никитич! Решено направить в Лабораторию № 1 группу сапёров, которая должна заминировать все помещения и оборудование и взорвать их. Мне, правда, удалось через… Это не важно! Удалось связаться с командиром роты охраны и передать ему приказ не допускать никого на территорию Лабораторию без твоего или моего личного присутствия. Он запросил письменный приказ и гарантии того, что приказ отдал именно я. Гарантии я дал прямо во время разговора, напомнив пару эпизодов, о которых никто, кроме нас двоих, знать не может, а сегодня к вечеру ему доставят и письменный приказ. Но роту на усиленный режим охраны он уже перевёл. - Ну, слава богу! – выдохнул начальник Лаборатории. - Не торопись. В столице тоже сидят не дураки, а те, кого я учил! Планом предусмотрено, что если сапёрам не удастся беспрепятственно войти на объект, то взять его штурмом после артиллерийского удара. Если и это не поможет, то разнести сооружения артиллерийским огнём. Для чего планируется применить две установки «Град» и шесть гаубиц Д-30, а для попытки штурма использовать по роте батальонов самообороны Советска при поддержке бронетранспортёров. - Идиоты! Только пацанов положат! Там же минные поля на подходах! Хорошо, если половина мин от старости не сработает. Но остальные-то посекут их за милую душу! Сколько зверья на тех минах уже подорвалось! - Вот и мне не хочется, чтобы мальчишки гибли из-за бараньего упрямства четверых моральных уродов! Но как их остановить, я просто не могу придумать. - Максим Георгиевич, есть какая-нибудь возможность не подпустить артиллерию на расстояние выстрела? Ну, заблокировать её где-нибудь… - Это ты у Васенко спрашивай. Он те места, как свои пять пальцев знает! Начальник Лаборатории развернулся ко мне. - Сложно. Очень сложно. Объект находится всего в тридцати пяти километрах от города. Какова дальность выстрела из гаубицы и «Града»? - Максимальная – 15 и 20 километров соответственно. - То есть на полдороге от Советска. Будем считать, что с максимальной дальности они стрелять не будут, чтобы уменьшить разброс, а постараются подъехать поближе. Есть там пара узких мест… - Им даже с нескольких километров понадобится корректировщик: там местность холмистая, и стрелять придётся с закрытых позиций, - подал голос комбат. - То есть надо будет перехватить корректировщиков! – ухватился за мысль Воздвиженский. – Засада, минирование дороги, а на конечном этапе – корректировщики. Уже во что-то складывается! Где бы только людей для этого взять? Призывников туда не пошлёшь: сами убьются и дело завалят. - Найдём людей! – заверил Кирикаров. – Немного, не больше десятка. Но с ними разговаривать придётся! Впрочем, я беру это на себя. Остаётся решить, как этих людей доставить в нужное место… Генерал поморщился, и по нему было видно, что от сердца отрывает. - А это я беру уже на себя. Дорога Советск – Лаборатория № 1, 36 год, 9 июля, суббота, 13:50 Надо меньше пить! Меньше пить надо! Пить надо меньше! Хотя, если откровенно, не в питие дело, а в гиподинамии. Привык, панимаишь, то за рулём, то самолётом, то на кораблях! Вот и приходится теперь всякую ритмичную чушь про себя повторять во время бега по пересечённой местности. Генерал, когда говорил о том, что решит вопрос, как доставить группу в окрестности Точки Перехода, не соврал. «Каталину», что прилетала на Тонкий, всё-таки высылали на поиск наших судов в океане. С приближением тайфуна она села на аэродроме Угледара. С командиром экипажа у Воздвиженского уже была договорённость о переброске руководителя СГБ в Золотое, где завтра к вечеру должны были собраться руководители городов Загорья, как называли здесь западную часть континента. Теперь всё приходилось переигрывать. Не подвёл и Кирикаров, «засадным полком» которого оказались ветераны Афганской войны. Как оказалось, Павел Стиллианович юным «летёхой» успел повоевать «за речкой», а после ранения его забросили сюда, в Новый Мир. И ни он, ни бойцы, также оказавшиеся теперь не «за речкой», а «за Стеной», до моего появления здесь не знали, чем закончилась та война. Но боевое братство сохранили. И на зов побратима откликнулись все двенадцать, живших в Магнитке. Серьёзные сорокалетние мужики, каждый из которых и дерево успел посадить, и дом построить, и сына воспитать. Слушали майора молча, лишь время от времени поглядывая на нас с Наташей и Воздвиженского. Вопрос был один: - Ты-то, Стиллианыч, идёшь? - Иду! – отрезал Кирикаров, который до того и не помышлял об участии в операции. - Тогда нет вопросов. - Зато есть ограничения, - вступил в разговор генерал. – Гидросамолёт может взять не больше 12 человек. Минус два человека – я и мой начальник охраны: мы летим дальше. Васенко идёт с вами, и это не обсуждается. Двое оставшихся моих охранников – тоже. Их задача, кроме помощи вам, охранять Григория Никитича. Плюс майор Кирикаров. Обязательно нужны подрывники, снайперы и артиллерийский корректировщик. Мужики переглянулись, и один из них, массивный, с жёстким выражением изуродованного шрамами лица, ответил. - Нет среди нас артиллеристов. Водители есть, танкисты, механики по обслуживанию вертолётов, а артиллеристов нет. Четверо из десантуры, ДШБ. Но Фрол недавно операцию перенёс, он отпадает. Отпадает я сказал! – рыкнул он на товарища, пытавшегося возразить. – Двоих из мотопехов можно было бы взять, но у тебя, Ара, жена опять рожать собирается, ты тоже не идёшь. То есть от нас – четверо, если не считать Джавдета. - Кого? – удивился Воздвиженский. - Меня! – ткнул себя пальцем в грудь майор. – Кстати, могу артиллериста подсказать. Капитан Ахметов у Носиевича во время срочной служил в артполку. Командиром гаубичного расчёта. Если согласится – получится девять человек. - Десять. Я десятый. И за стрелка сойду, и с минно-подрывным делом знаком. - А я? – встрепенулась следом за мной Наташа. - Не в этот раз, любимая! Она на меня, разумеется, обиделась. Но, оставшись наедине, я объяснил, почему она остаётся. - Просто подумай о ребёнке. - О каком ребёнке? Ещё неизвестно, когда он у нас будет и будет ли вообще! - У тебя когда должны были начаться месячные? - А причём тут это? – фыркнула благоверная. - Так когда? - Десять дней назад… - И ты мне будешь что-то рассказывать? Всё, солнышко, закончились твои стрельбы и беготня по буеракам без крайней необходимости! Теперь нам тебя и нашего будущего ребёнка нужно беречь, холить и лелеять. - Главное – себя сбереги! – уткнулась Наташа носом куда-то мне за ухо. На её бронежилет я посягать не стал, а вот автомат, АПБ и рацию изъял. Как и у Деда. Полтора десятка ВОГ-25 к трём автоматам, конечно, погоды не сделают, но с ними лучше, чем без них. Перелёт на «Каталине» я, пожалуй, всю жизнь вспоминать буду. Просто не забывайте, что ещё сутки назад Магнитку зацепил краешек тайфуна. Пусть и уходящего сейчас куда-то на северо-восток: дождь и ветер никто из-за этого не выключал. Ну да, когда подошли к Старым горам и вырвались из дождей, стало намного легче. Но посадка на узкое, изрядно потрёпанное шоссе с глубокими кюветами, в наступающих сумерках при наличии бокового ветерка так бодрит! Посадка, молниеносная выгрузка. Развернуть самолёт на месте и помахать ему рукой, когда он описывает над нами круг перед тем, как уйти в сторону Золотого. Теперь рюкзаки на спину и прочь от дороги. А потом разбегаемся: Васенко с двумя охранниками в сторону Точки Перехода, до которой им всего километров пять, а мы – к Советску. Надо меньше пить! Меньше пить надо! Пить надо меньше! Ахметов, подсвечивая фонариком, на бегу сверяется с картой. - Стоп! - Что случилось, Татарин? Это – не обидное прозвище, это позывной. Есть у нас в группе Джавдет, он же майор Кирикаров и наш командир. Есть Сармат – тот самый десантник с угрюмым лицом, «подрихтованным» шрамами. Его друг Якут, такой же мускулистый и рослый. Я представился кличкой своего дедушки, данной ему на зоне в 1944 году – Колун. Мотопеха, взятого в качестве снайпера, знают как Рыжего. Может, и был он когда-то рыжим, но теперь, скорее, Лысый. Ещё один бывший десантник – Помор. И действительно похож: под метр девяносто, светловолосый и голубоглазый, с картинным лицом жителя русского Севера. - Я, как артиллерист, позицию для обстрела лаборатории выбрал бы здесь, - сделал широкое движение рукой Ахметов. – Практически ровная площадка, удобный съезд с дороги. Да и рассеяние на таком расстоянии ещё невысокое. Пометить бы как-нибудь… Помор молча развернулся и побежал в сторону кустов. Через минут пять вернулся с трёхметровым стволиком деревца, у которого ветки остались только на самой верхушке. «Маяк» воткнули в землю, а для верности привалили основание камнями. И снова вперёд! Надо меньше пить! Меньше пить надо! Пить надо меньше! Шоссе справа от нас. В паре сотен метров от него – железнодорожные пути. Пока окончательно не стемнело, мы бежали в полукилометре от дороги, а теперь вернулись на неё: ночь, если кто-то и будет ехать, то свет от фар увидим издалека. Ага! Вот и мостик, о котором говорил Васенко. Ручеёк, журчащий где-то внизу, плёвенький, но течёт он по дну оврага. Если рвануть мост, то задержим артиллерию надолго: без автокрана о ремонте нечего даже думать. Либо пока не проложат объезд. Ближайшее удобное для переправы место (и это тоже со слов начальника лаборатории) – в полукилометре выше по течению. Из «Градов», конечно, и отсюда можно достать цели, но не из гаубиц. Теперь надо добраться до той самой дорожной выемки в пригорке. Надо меньше пить! Меньше пить надо! Пить надо меньше! - С дороги! С северо-запада кто-то едет. Мы рассредоточились, и тут ожила «ходи-болтайка» в кармашке разгрузки Кирикарова. - Джавдет Чёрному. - Джавдет на связи. - Встречайте своих. Где вас искать? - От моста единичка. - В каком состоянии мост? - Проезжайте без опаски. Ждём. Я встречу. Это уже из категории максимально доступного. Васенко мог выкроить кого-то из своих резервов, а могло и не получиться. Но подмога, высланная им, будет очень даже кстати, если дело дойдёт до прямого огневого контакта. Пока же наша задача – максимально задержать вывод на огневую позицию артиллерии, способной разрушить оборудование Точки Перехода. А в идеале – вовсе не допустить открытие огня из орудий и людских потерь. Первую засаду устроили в той самой выемке, о которой рассказывал Григорий Никитич. Не то, чтобы засаду, поскольку взвод солдат при поддержке пары бронетранспортёров сметёт нас со склонов горушки ни счёт «три», если мы там окопаемся. Скорее, демонстрацию намерений. Для этого не пожалели радиовзрывателя, приводившего в действие заряд из цепочки миномётных мин, вкопанных по гребню выемки. Задача Серого, как мы называли второго охранника Воздвиженского, была просто нажать кнопку на пластмассовой коробочке, после взрыва спуститься на обратную сторону железнодорожной насыпи и «делать ноги». Как он потом рассказывал, колонна из четырёх бронетранспортёров и десятка грузовиков, возглавляемая «бардаком», тормознулась возле жердины, установленной нами поперёк дороги на двух кольях-рогульках. К ней мы прикрепили стандартную табличку «Осторожно, мины!». В люк вылез какой-то офицер, подумал несколько секунд, осматривая окрестности, и БРДМ тронулся вперёд, сбивая «шлагбаум». А через две секунды рвануло на гребне выемки. Никто и не ждал, что нам таким незначительным количеством взрывчатки удастся перегородить проезд. Офицер успел нырнуть в люк до того момента, когда камешки от взрыва начали стучать по броне. А спустя полминуты два бронетранспортёра попытались обойти выемку по склону горы, но тоже встали, уперевшись в такие же таблички, предупреждающие о минах. Возле моста колонна появилась только три часа спустя, когда Серый успел отдохнуть, добежав до нашего замаскированного укрытия. И снова упёрлась в похожую конструкцию с предупреждением. На этот раз на рожон никто не полез, а из Зил-130 вылезли два бойца с миноискателями и двинулись к мосту. Уже через пять минут они нашли первый заряд, заложенный перед въездом на мост. Ещё минут пять ползали вокруг него, пока не убелились, что он установлен на неизвлекаемость. Старший, торчащий из люка «бардака», выслушав доклад, принялся что-то орать и махать руками. Пока шла перебранка, я, аккуратно высунувшись из-за железнодорожного полотна, неспешно опустошил почти весь двадцатипатронный магазин «Вала». По две пули в двигатель каждой машины, кроме одной. Один из двух оставшихся в магазине патронов я разрядил в бензобак Зил-157, водитель которого только что выбросил в окошко окурок. Полыхнуло секунд через пять, когда лужица вытекающего бензина подобралась к дымящемуся «бычку». Ещё две секунды, и пылает уже сама машина. По-моему, излишне рассказывать про поднявшуюся панику. Особенно – если учесть, что через две машины от горящего «стописятседьмого» – два «стотридцатых», загруженные взрывчаткой для подрыва Точки Перехода. Солдатики выскакивали из машин и ломились от них подальше, не обращая внимания на предупредительные таблички о минировании. Разумеется, двое или трое нарвались на наши имитации растяжек: гранатные запалы, обвязанные четырьмя надрезанными до пороха взрывпакетами. Кто-то попытался отъехать от пылающего грузовика, но завести двигатели удалось лишь двоим: шестнадцатиграммовая пуля СП-6 с сердечником из высокоуглеродистой стали при попадании в чугунный блок цилиндров просто раскалывала его, вышибая осколки внутрь мотора. Один из Зил-130 даже сумел отъехать назад метра три, пока не заглох. Теперь уже насовсем. Только когда самый то ли смелый, то ли упёртый, сунулся открывать боковину капота, чтобы разобраться в причине нежелания мотора заводиться, до него дошло, что дырки в боковинах – это следы от пуль. Ещё немного суеты и воплей, и два бронетранспортёра поползли с шоссе к железной дороге. Но тут же встали, поскольку по эту сторону дороги минирование было уже более серьёзным: гранаты РГД с выдернутыми чеками, заложенные под стволы сушняка, «беспорядочно» разбросанного вдоль дороги, так, что при наезде на них освобождался спусковой рычаг. Но к моменту, когда рванули РГД, я уже перебирался через ручеёк чуть ниже железнодорожного моста. Вскоре я уже плюхнулся в окопчик, где в обнимку с подрывной машинкой наблюдал за происходящим на дороге Помор. Каждый опытный водитель знает, что хорошая машина горит не дольше пяти минут. Вот и остов Зил-157 уже лишь дымился. Командир колонны бегал вдоль машин, пытаясь навести хоть какой-то порядок в рядах своих подчинённых, деморализованных потерей автотранспорта и ожогами, полученными тремя товарищами. Сапёры прочёсывали с миноискателями территорию, прилегающую к шоссе. - Ну что, блокируем их там? – спросил Помор, когда заметил, что я уже отдышался. – Вроде никого не должно зацепить. - Тогда давай! Рвануло хорошо! Две рухнувшие в результате взрыва средние мостовые балки гарантировали, что по мосту теперь уже никто не проедет. Разлетающиеся куски асфальта и бетона, похоже, кого-то зацепили. Сквозь толпу мечущихся солдатиков тащат двоих в сторону БТР. Начальник колонны, уже без фуражки, командует погрузкой их и обожжённых. А потом «бэтр» разворачивается на дороге и уходит в сторону города. И снова мы бежим вдоль железной дороги в направлении Точки Перехода. Бежать уже не так далеко, с километр. Там за холмом нас ждёт «Урал» с солдатами и основная часть нашей группы. Надо меньше пить! Меньше пить надо! Пить надо меньше! Окрестности дороги Советск – Лаборатория № 1, 36 год, 9 июля, суббота, 18:30 На склоне холма, обращённом к оврагу с ручейком, – тоже наш наблюдательный пункт. Рассматривать происходящее с километровой дистанции не очень-то удобно, но возможно. После ухода БТР с ранеными и взрыва моста сапёры всё-таки закончили разминирование придорожной полосы. Группа солдат побрела вверх по ручейку в поисках переправы. Удобное место для неё всего в полукилометре от моста. Посыльный помчался на доклад, и вскоре «бардак» попёрся разведывать брод. Блин, ну ничему их жизнь не учит! Сначала мы увидели столб воды и грязи, взметнувшийся над кустами, и лишь через несколько секунд донёсся грохот заложенного Помором «сюрприза». Поздно, конечно, сапёрам туда бежать, поскольку больше там ничего нет, но пусть побегают. Как говорил армейский сержант, заставивший гонористого бойца подметать плац ломиком, «мне не нужно, чтобы было чисто, мне нужно, чтобы ты зае*ался!» Интересно, а у них есть трос, чтобы оттащить с брода БРДМ с оторванным колесом? Ещё один бронетранспортёр ушёл с ранеными в строну столицы. А на броде сейчас возятся солдаты, заваливая яму, образовавшуюся в результате взрыва. Можно сказать, оба берега ручья они контролируют. А вот соваться дальше им пока смысла нет. Оставшиеся до Лаборатории 17 километров они, конечно, за четыре часа пешком одолеют. Но что такое полторы сотни усталых, перепуганных солдат против обороняющейся из дзотов, траншей и стрелковых ячеек роты? Если учесть, что для атаки им придётся ломиться не через наши «игрушечные», а сквозь самые настоящие минные поля. При поддержке всего двух бронетранспортёров и под пулемётно-миномётным огнём. Нет, без использования тяжёлой техники и артиллерии уже не обойдётся! Выделенные для разрушения Точки Перехода два «Града» и шесть Д-30 – это практически всё, что есть в распоряжении заговорщиков. Танковая рота базируется на реке Красной, неподалёку от Урана, и «наши» уже взяли её под контроль. Есть в районе полуострова Нос склады длительного хранения, где и артиллерии немало, и танки стоят, и БМП. Но их сначала надо расконсервировать и сюда доставить, а время работает на нас. Если чего-то и ждать от противника, так это подкрепления из числа оставшихся в городе двух батальонов самообороны на бронетранспортёрах. Пожалуй, пора попытаться выйти на связь с их командиром: а вдруг удастся его образумить? - Буря-два, Буря-три. Как слышите? Приём. - Буря-два. Слышу хорошо. - Буря-три. Приём нормальный. - На связи Вымпел. Я вас тоже отлично слышу. Позовите к рации Бурю-один. Именно под этим позывным распоряжался по рации тот самый офицер, что командует колонной - Вымпел, вы из какого подразделения? - Боец, а ты не обнаглел, задавать такие вопросы? - Вымпел, мне нужно доложить майору, кто именно его вызывает. Значит, майор. Вряд ли кому-то из командиров батальона поручили такое грязное дело. Скорее уж эсгэбэшник. - Так и доложи: спецгруппа с позывным Вымпел. - Есть. В бинокль хорошо было видно, как офицер без фуражки, но со свежеперевязанной головой, вскарабкался на БТР-70 с бортовым номером 112. - Вымпел Буре-один. - Вымпел на связи. - Вымпел, кто вы и где находитесь? - Спецгруппа «Вымпел». Заместитель командира группы, майор Федеральной службы безопасности Российской Федерации Колесов. Нахожусь в пределах прямой видимости от вашего… временного лагеря. - Что ты несёшь? Какой ещё Федерации? Какой ещё Федеральной службы? - Не ори, майор! Есть такая страна на Старой Земле, называется Российская Федерация, столица – город-герой Москва. Если учил в школе историю, то должен помнить о Москве и Российской Советской Федеративной Социалистической Республике. Теперь эта страна называется Российская Федерация или просто Россия. А одна из спецслужб России, являющаяся наследницей Комитета государственной безопасности, теперь называется Федеральная служба безопасности. И я, майор Колесов, направлен руководством ФСБ сюда, в Советскую Республику, для возобновления отношений между нашими странами. - Что за бред? Это невозможно! Переход между мирами закрылся больше полутора десятков лет назад! - Майор, пошли пару бойцов вдоль железнодорожных путей напротив колонны подбитых мной машин, и они принесут тебе девятнадцать гильз от использованных мной патронов. Почитай, что на их донышках написано. Там нет мин, даю тебе слово офицера. - Не тяни резину, Колесов. Что тебе нужно? - Мне нужно, чтобы ты не лез к Лаборатории. - Ну, так попытайся нас остановить! – заржал командир колонны. - Так ведь уже остановил! Сколько времени ты стоишь на месте? И ведь самое серьёзное, с чем ты столкнулся, была мина с ослабленным зарядом, на которой ты «бардак» угробил. - Как остановились, так и дальше пойдём! - С двумя оставшимися бронетранспортёрами и сотней перепуганных пацанов? Остановись, майор. На подходах к Лаборатории будут уже не пукалки из взрывпакетов, что мы заложили, чтобы не убивать мальчишек, а реальные минные поля. Правда, твои бэтры до них не доедут. Так что ребятне придётся идти на мины под пулемётным огнём без какой-либо поддержки. Не лезь к Лаборатории, и не будет на твоих руках крови твоих же солдат! - На твоих руках – уже их кровь. Девять человек я уже отправил в госпиталь! И не надо меня пугать! Если бы ты хоть что-то мог, ты бы не прятался, а уже давно воевал. Слышишь, псевдо-майор? - Не хами! У нас с тобой разные задачи. Твоя задача – любой ценой разрушить Лабораторию, чтобы не допустить восстановления связи Республики с Большой Землёй. Добиться, чтобы Советская Республика без этой связи деградировала до уровня девятнадцатого века. Моя – не допустить разрушения и минимизировать потери. И если бы мне нужно было уничтожить вас всех, я бы не по двигателям стрелял, а выпустил бы очередь из автомата в один из «сто тридцатых», гружённых взрывчаткой. Кстати, ещё не поздно… - Что не поздно? - Один из Зил-130 со взрывчаткой расстрелять. Поэтому я тебе и говорю: не суйся к Лаборатории, а сиди там, где сидишь. Конец связи! Татарин, внимательно слушавший наш разговор, признал моего собеседника: - Майор Симоненко, центральный аппарат СГБ… Смотри-ка! Всё-таки послал он бойцов на насыпь к твоей лёжке! - Пусть сходят! Заодно и газетку почитают. - Какую газетку? - «Огни Магнитки», пятничный спецвыпуск, - улыбнулся я. – Я думаю, бойцам будет интересно ознакомиться… Капитан понимающе кивнул: - Разумно! И как я до такого не додумался? У тебя ещё эти газеты есть? - Штук пять экземпляров оставалось… - Жаль! Было бы хотя бы с полсотни… Чёрт! Дождался-таки Симоненко подкрепления. Джавдет, давай-ка перебросим «Урал» в холмы. Задницей чую, они сейчас ломанутся вдоль дороги! Если убрать не успеем, его из КПВТ даже за два километра сожгут. А нам бэтээры остановить нечем. На шоссе действительно появилась ещё одна колонна. Кроме бронетранспортёров и тентованных армейских грузовиков, в бинокль были видны знакомые силуэты «Градов». Но колонна встала, не доехав до машин, неподвижных после моей диверсии: Симоненко поднял в эфире подлинную истерику, прислушавшись к моему предупреждение о возможности подрыва грузовиков со взрывчаткой. Вместо того чтобы двигаться по шоссе, колонна сползла с асфальта, рассредоточилась и потянулась по перелескам в сторону ручья, не приближаясь к дороге ближе, чем на пару сотен метров. А майор помчался к переправе, возле которой и встретился с командирами прибывшего подкрепления. Это уже была солидная сила: пара БРДМ-2, три БТР-60 и пять «семидесятых», включая пару остававшихся при Симоненко, два «Града», шесть гаубиц и до трёх рот пехоты. Если напорются на нас, то куда только наши клочки полетят! Пока шло офицерское совещание, от железнодорожной насыпи притопали бойцы, ползавшие вокруг моей лёжки в поисках отстрелянных гильз. По тому, что офицеры теперь что-то усердно разглядывали, я понял: гильзы пошли по рукам. Давайте, давайте, мужички! Вам, как профессионалам, они много чего расскажут! А вот и газетка кому-то в руки попала! Симоненко тут же попытался её спрятать, но на него, похоже, наехали только что прибывшие. Газету майор всё-таки отобрал, однако, выступление Воздвиженского офицеры прочесть успели, и теперь эсгэбэшник яростно размахивал руками, что-то им доказывая. Накачка вроде бы закончилась, и офицеры разошлись по подразделениям. А вскоре маленькая колонна в составе двух бронетранспортёров и одной БРДМ одолела брод и выползла на шоссе. Следом за ними потянулась «безлошадная» пехота, оставив возле подбитых грузовиков целый взвод. Видимо, для охраны. Дозорная группа через пять минут доложила, что дорога свободна, и к переправе двинулась оставшаяся техника. Теперь настало время для работы капитана Ахметова. Свиста первой мины из-за работающих двигателей никто не услышал. Да и на её разрыв не сразу отреагировали. А спустя пятнадцать секунд (после двух корректировок Татарина), передовой «Град» получил свою россыпь осколков и заглох. Ещё шесть мин, и пылают уже обе БМ-21. Что, собственно, и требовалось сделать. Водитель транспортной машины, перевозящей боекомплект для «Градов», поступил абсолютно правильно: врубил заднюю передачу и попытался отъехать подальше от разрывов 82-мм мин. При этом врезался задком в прицепленную к Зил-157 гаубицу. Но ракеты и свою жизнь спас. Народ разбегается от горящих пусковых установок в разные стороны, ожидая начала взрывов боекомплекта, хотя «Грады» ради безопасности не заряжают ракетами во время марша. Но кто об этом думает в тот момент, когда обе грозные установки охвачены пламенем? Мины уже давно прекратили рваться, поскольку наш боекомплект тоже не бесконечен, а уцелевшие машины продолжают расползаться подальше друг от друга. Что творится сейчас в эфире, мне просто не воспроизвести: ор, мат, вопли Симоненко, пытающегося навести порядок и остановить беглецов. Откликнулся и развед-дозор, готовый вернуться и помочь огнём. Кого они атаковать собираются? Миномёт, скорее всего, уже забросили в наш «Урал», и тот уходит подальше от позиции, с которой вёл обстрел переправы. Вношу свою лепту в сумятицу, заорав в микрофон паническим голосом, что стоящие на шоссе грузовики обстреливают из пулемёта из-за железной дороги. - Всем в укрытие! Там несколько тонн взрывчатки! Сейчас рванёт! Два БТР, выскочив на автодорогу, разносят в хлам рельсы и шпалы: видно, кому-то после моих слов действительно померещилось какое-то движение на железнодорожной насыпи. Бедлам! Неприятно, что появились первые убитые. Их четверо, сложенных в рядок на полянке и накрытых куском брезента. Ещё семерых забинтованных грузят в освобождённый от снарядных ящиков кузов «стопятьдесятседьмого», чтобы отвезти в город. Того самого, к которому была прицеплена гаубица, повреждённая машиной, перевозившей градовские ракеты. Рота, перебравшаяся через ручей и повзводно топающая в горку по шоссе, тоже рассыпалась. Молодцы командиры! Нет лучшей цели для миномёта, чем плотный пехотный строй. Хоть это они в военном училище усвоили! Но что делать дальше – двигаться вперёд или возвращаться – они не знают. Может, помочь им принять решение? Радистов со станциями Р-105 на загорбке хорошо в бинокль видно. Как там фамилия ротного? - Пехота, мать вашу! Леухина мне! Срочно! Через минуту в динамике «ходи-болтайки» слышен запыхавшийся голос: - Пассат-два-один на связи! Понятно с ними. «Буря» это броня, «Пассат» - пехота. Интересно, какие позывные будут у артиллерии? - Леухин, чего твои бойцы разбрелись? Ты что, не видишь, что творится? Нас из-за железнодорожной насыпи обстреливают! Разверни роту в цепь и прочеши каждый кустик на ближайших холмах за железной дорогой. - Есть! Чей это приказ? - Ты что, Леухин, совсем нюх потерял? Уже командиров не узнаёшь? Буря-один на связи! Вперёд, я сказал! И частоту связи поменяй на 38,5: в этом бардаке с тобой связаться невозможно! - Есть перейти на запасную частоту! - Конец связи! Думаю, когда Симоненко обратит внимание, что пехота исчезла, он обрадуется такому сюрпризу. Страна непуганых идиотов, блин! Вот что значит армия без потенциального противника: никому даже в голову не пришло, что кто-нибудь может отдавать ложные приказы по радио. Хоть кто-то из них про карточки кодированных сообщений слышал? - Ну, ты и нахал! – восхищённо качает головой Ахметов. – Что дальше будем делать? Ещё здесь поторчим или будем к нашим уходить? - А давай поторчим! Надо же выяснить, что Симоненко предпримет. Как я и предвидел, майор далеко не сразу заметил исчезновение роты пехотинцев. Ему было просто не до неё: «Грады» сгорели перед самым бродом, и их требовалось утащить в сторону, чтобы освободить путь на другой берег. Этим он и озаботился после того, как отправил в город грузовик с убитыми и ранеными. И лишь после этого занялся переправой уцелевшего воинства на правый берег ручья. А поскольку всё-таки опасался нового миномётного обстрела, то решил очистить ближайшие холмы от корректировщиков, ведь было ясно, что миномётчики работали с закрытой позиции. Тут бы ему и пригодилась пехота Леухина, которой на месте не оказалось, и на вызовы по радио рота не откликалась. Да и не могла откликнуться после моего приказа поменять частоту! Рота сейчас штурмовала очередной холм уже на левом берегу ручья, поскольку я её успел перенаправить туда после «зачистки» правого берега. Фигурки солдат, движущихся цепью в сторону Советска, мелькали временами сквозь кусты, но надо было знать, где их высматривать… Однако и нам пора было «делать ноги»! Сил у Симоненко вполне достаточно, чтобы прочесать окрестности и без роты Леухина, а попадать «под замес» нам с Татарином и Помором не очень-то хотелось. Поэтому, оставив ещё один номер «Огней Магнитки» в нашем окопчике, и двинулись по кустам в сторону гребня холма. Окрестности Лаборатории № 1, 36 год, 10 июля, воскресенье, 03:15 Ночь коротка, спят облака … Мы вовремя ушли от ручья. Симоненко хоть и задержался, дожидаясь, пока вернётся намотавшая несколько километров по пересечённой местности рота Леухина, но намерений обезопасить себя от наших диверсий не бросил. И первым делом послал людей прочесать наш холм. Нашлись не только наши окопчики, но и позиция миномётчиков, где мужики, не заморачиваясь, бросили пустые ящики из-под мин. Вот по следу «Урала» два бэтээра и кинулись вдогонку. Прямо от миномётной позиции. И кисло пришлось бы нашим, не установи они в узком месте мину. Итог – ещё двое раненых и вышедший из строя бронетранспортёр. А ещё отучили кое-кого гоняться за нами. В итоге к примеченной Ахметовым площадке колонна Симоненко добралась лишь к вечеру. Об обстреле Точки Перехода уже речи не шло, поскольку надо было организовать огневую позицию, выставить охранение, выслать корректировщиков огня. Да и солдаты с ног валились без еды. Пока мы с Татарином и Помором отсыпались, вернулись Сармат, Якут и Рыжий, слегка пошалившие возле оставленных на дороге грузовиков. Просто уволокли командира взвода, который после непродолжительной задушевной беседы организовал выгрузку взрывчатки из грузовиков в укромное место, усадил, сколько мог, людей внутрь и на броню известного уже мне бронетранспортёра с бортовым номером 112 и отправил вместе с диверсантами к нашей, заранее обозначенной, точке сбора. Вторым рейсом Якут привёз оставшихся. Когда мы проснулись, Кирикаров уже беседовал с капитаном Леухиным. Его выманил за линию оцепления этот самый командир взвода по фамилии Невраев. - А вот и тот самый «майор Симоненко», который тебя по холмам гонял! Познакомься, Николай, с командиром роты, которого ты крупно подставил. Леухин, крепко сбитый мужчина моего возраста, среднего роста, с квадратным лицом, с любопытством покосился на мой камуфляж и непривычное ему оружие. - С майором всё верно, а вот фамилия моя Колесов. Надеюсь, не обиделся за то, что я тебя с твоими людьми только вымотал, а не на какое-нибудь минное поле отправил? – протянул я руку. - Почти нет, - улыбнулся капитан, пожимая её. – Но если бы ты мне попался после того, как я взбучку от настоящего Симоненко получил, убил бы на месте! - Майор – тот самый посланец с Большой Земли, о котором вам Симоненко запрещает даже упоминать. - И как там теперь? - По-разному. Что-то лучше, что-то хуже, чем здесь. Тебе газетку давали читать? Там полковник Данилов давал историко-политический обзор того, что произошло после закрытия Перехода. - Речь генерала мы прочитали, но Симоненко сказал, что это фальшивка. Офицеры сомневаются, не знают чему верить. - И даже мои гильзы не убедили? - Гильзы тоже можно подделать… - Ну, тогда вот тебе последний патрон из магазина, который я расстрелял по вашим грузовикам. Вот из этой машинки, - похлопал я по болтающемуся на боку «Валу». – Если и это не убедит, то могу дать посмотреть рацию, через которую я тебе команды отдавал. Леухин долго вертел в руках приборчик, разглядывая его при свете луны. - Да я-то верю после разговора с Кирикаровым. Я его как честного человека знаю, он врать не будет. Просто интересно… - Павел Стиллианович, ты уже о чём-то договорился с капитаном? - Договорился. Ты говорил, что у тебя несколько газет оставалось? Отдал бы парочку Виталию, пусть с мужиками почитают. Я достал из кармана разгрузки оставшиеся четыре экземпляра. Когда Сармат ушёл проводить Леухина, я задал Джавдету вопрос, который меня беспокоил уже вторую ночь. - Слушай, пока я на «американском» континенте жил, усвоил правило: если высунуться ночью на природу, то с вероятностью 90% тебя кто-нибудь сожрёт. Здесь мы вторую ночь по лесам-полям бегаем, и всё нормально. Это отчего? - В основном потому, что в здешних краях зверьё повыбили. Хотя, говорят, и изначально было не очень-то опасно. Хищников не так уж много было, да и оно быстро сообразило, что с людьми лучше не связываться. В Загорье, там, где тайга, сколько угодно случаев, когда люди даже днём погибают. А здесь и в Лукоморье всё намного лучше. У нас даже в последние годы туристы появились. Сам понимаешь, было бы это смертельно опасно, никто бы не стал по местным горам и лесам шляться. Какие бы договорённости ни существовали у Джавдета с Леухиным, обезопасить Точку Перехода от разрушения следовало. Именно поэтому Чёрный, Якут и Серый отправились к точке, куда ещё в сумерках ушла пара артиллеристов-корректировщиков под охраной пятерых солдат. На вид – не каких-нибудь призывников, а натасканных спецов-контрактников. Задача у нашей тройки была предельно простая: нейтрализовать охрану и захватить корректировщиков. Ага, простая! Подкрасться к замаскировавшейся вооружённой охране и бесшумно снять её. Желательно – без трупов. После чего скрутить и артиллеристов. Впрочем, чем мог, тем я им помог, отдав свой ноктовизор. Прибор привёл Чёрного, обычно сдержанного и даже флегматичного, в восторг. На радостях он даже подбил камешком любопытную кроликоподобную зверушку, разглядывавшую нас из-под куста. Сопровождал диверсантов Татарин, на которого, если дело всё-таки дойдёт до артобстрела, ляжет задача так корректировать огонь, чтобы ни одно здание Лаборатории не пострадало. Нам пришлось ждать полтора часа, пока Якут с Чёрным привели пятерых связанных солдат и одного из корректировщиков, забрав назад пятёрку бойцов из взвода Невраева. До рассвета оставалось чуть больше часа, пришло и наше время действовать. На часового вышли целенаправленно. Обменявшись паролем и отзывом, которые сообщил Джавдету Леухин, и прошли в лагерь, где в заранее обусловленном месте опознались с капитаном. Тот повёл нас к палатке Симоненко. Я с ноктовизором и «Валом» остался на подстраховке, а Сармат и Рыжий заняли исходные позиции. - Товарищ майор! Товарищ майор! - Кто там ещё? - Дежурный офицер. Товарищ майор, наблюдатель-корректировщик просит вас срочно к рации. У них там, в Лаборатории, что-то непонятное происходит. - Сейчас иду! – недовольно пробурчал эсгэбэшник. Спустя секунд пятнадцать его голова появилась в проёме палатки. Что делать дальше, Рыжий с Сарматом прекрасно знали. Я лишь следил, чтобы их тихая возня не имела более громкого продолжения. Например, в виде автоматной стрельбы. А вот выносить бессознательного Симоненко из лагеря пришлось в обход постов. И таким же манером немного позже, вместе с Кирикаровым, возвращаться в штабную палатку, где Леухин уже должен был собрать всех офицеров. Окрестности Лаборатории № 1, 36 год, 10 июля, воскресенье, 11:30 Если основная масса офицеров спокойно отнеслась к нашему с Кирикаровым появлению в лагере войск, направленных для уничтожения Точки Перехода, то ротный, потерявший ранеными и обожжёнными восемь человек, и командир батареи, люди которого погибли при миномётном обстреле, восприняли наш приход как личное оскорбление. И именно они громче и яростнее всех выступали против выхода сводного отряда из подчинения Советску. Что хорошо, никто их собравшихся не возражал, что разрушение Лаборатории № 1 является преступлением. - Но мы офицеры, военные, и значит, должны выполнять приказы командования, а не оспаривать их. - Капитан, а какой вы приказ хотите выполнять? Как вам его сформулировал человек, пославший вашу батарею сюда? – флегматично спросил Джавдет. - Поддержать огнём пехоту во время штурма укреплённых позиций. Если прикажет командир тактической группы, уничтожить обозначенные им здания и сооружения. - Товарищи офицеры, у кого-либо из вас есть приказ о штурме каких-либо укреплённых позиций? Нет такого приказа? Значит, одна задача перед вами, капитан, уже не стоит. Командир группы указывал вам, какие здания и сооружения вы должны уничтожить? - Нет, - помявшись, выдавил из себя командир батареи. – Но это не значит, что он его не отдаст! - Как раз значит! Майор Симоненко, который был командиром вашей тактической группы, в настоящее время арестован спецподразделением Службы госбезопасности за отдачу преступных приказов, поведших к человеческим жертвам. Что в Уставе написано о том, кто принимает командование подразделением в случае невозможности командира исполнять свои обязанности? Напоминаю: старший по званию, если нет приказа о назначении кого-либо другого. Насколько мне известно, Симоненко не отдавал такого приказа. Или у кого-нибудь есть другие сведения? Офицеры молчали, переглядываясь. - Среди присутствующих четыре лейтенанта, пять старших лейтенантов, четыре капитана. Если считать нас с Колесовым, то два майора. Правда, Колесов не состоит на службе в Советской Республике, он к нам только прикомандирован от Федеральной Службы безопасности Российской Федерации, но добровольно, как союзник нашего государства, помогает нам сохранить Точку Перехода для народа Республики. Какие будут предложения по кандидатуре командира? - Но ваше подразделение, товарищ майор, не входите в состав тактической группы! – подал голос и строптивый ротный, невольно выразив то, что вертелось на языке у других. - Если нет возражений против её вхождения, то готов ввести её. Офицеры зашумели, и Леухин выразил мнение если не всех, то подавляющего большинства: - Нет возражений! - Тогда, как старший по званию, принимаю командование группой на себя. Первым своим приказом назначаю заместителей командира, поскольку майор Симоненко, насколько мне известно, таких назначений не делал. Первый заместитель – капитан Леухин. По докладам мох подчинённых, он проявил себя грамотным командиром как во время столкновений у переправы, так и при прочёсывании местности. А выводы из того, как не нужно действовать в условиях возможной радиоборьбы, надеюсь, он уже сделал. Дружный смех заставил капитана покраснеть, но он встал с места и отчеканил: - Есть. - Вам, Виталий Игоревич, проработать ваши ошибки поможет мой помощник по особым поручениям майор Колесов. Сам дурил людей, пусть сам и подсказывает, как от таких дурилок обезопаситься. - Есть. - Заместитель по вопросам безопасности – капитан Ахметов. Он сейчас находится на артиллерийском наблюдательном пункте. Вместо ваших наблюдателей-корректировщиков, капитан Кузнецов. Офицеры снова зашумели. На этот раз удивлённо. - Вы же, капитан Кузнецов, назначаетесь моим заместителем по артиллерии. - Есть. Разрешите вопрос? - Да, капитан. - А что с моими людьми с наблюдательного пункта. - С ними всё в порядке. Отдыхают. Кое-кто чуть помят, но не настолько, чтобы не мог нести службу. Как только закончим совещание, майор Колесов свяжется с лагерем моей группы, и их вам доставят. Пароли и отзывы, чтобы пройти посты, наши люди знают. Товарищи офицеры, на этом с назначениями закончим. Подъём личного состава – через час. В 7:00 общее построение. Часовых к построению снять, пусть стоят в общем строю. Во время построения сообщу о наших дальнейших действиях. Симоненко, от греха подальше, отвезли в Лабораторию, где сдали под охрану людям Васенко. Сопровождавший его Ахметов вернулся какой-то загадочный. Я в это время выпустил на перекур из штабной палатки радистов, которым вдалбливал азы безопасности радиосвязи. На мой вопрос, как там дела, Татарин лишь махнул рукой: - Потом расскажу! И умчался в сторону маячащего возле артпозиции Кирикарова. Продолжить занятия не удалось, поскольку Джавдет снова собирал своих заместителей и командиров рот. Тем не менее, составить переговорную таблицу мои подопечные успели, и теперь отправились рисовать её на карточках, отныне обязательных для каждой радиостанции. Новости, привезённые Ахметовым, оказались весьма неплохими. Во-первых, флот полностью вышел из подчинения заговорщиков, а его командующий, чтобы избежать позора, застрелился в своём кабинете. Во-вторых, группа сотрудников СГБ захватила в Советске радиоцентр и запустила трансляцию по всем трём каналам проводного вещания заявления Воздвиженского, моего интервью и обращения участников ночного совещания в Золотом. В ответ на это министр внутренних дел организовал штурм радиоцентра, возле которого разгорелся настоящий бой. В-третьих, жители Советска вышли на митинг к зданию Верховного Совета с требованием отставки его председателя, главы правительства и министра внутренних дел. На момент разговора Ахметова с Воздвиженским генерал собирался поездом выезжать в Советск в сопровождении сводного батальона Верхоречья и Золотого. Нам следовало, переправив артиллерию на охраняемую территорию Лаборатории, выдвигаться к окраинам Советска. Любое движение в сторону Точки Перехода, как по шоссе, так и по железной дороге, немедленно пресекать, транспорт и людей задерживать. Советск, 36 год, 10 июля, воскресенье, 14:10 «Безлошадную» роту Леухина пересадили на вернувшиеся от Васенко артиллерийские тягачи. Наша группа, громко названная мной «Вымпел» (афганцам название очень польстило, и они теперь тешили своё самолюбие тем, что вроде бы тоже причастны к знаменитому спецназу, участвовавшему в штурме дворца Амина), с позволения Кирикарова «отжала» БТР с номером 112. Оставив, правда, прежнего механика-водителя и пополнив экипаж парой бойцов, сопровождавших корректировщика: Якуту с Сарматом они понравились, и десантники замолвили за них передо мной словечко. И я теперь командовал этой группой, поскольку Джавдет с Татарином, как командир тактической группы и особист, ехали на паре БРДМ. Тупо напролом, как это делал Симоненко, мы уже не пёрли. Всё было по правилам: передовой дозор, боковое охранение, арьергард. Поэтому и добирались до города целый час. Ну, не только поэтому. Немного не доезжая выемки, взрыв в которой задержал колонну Симоненко, передовой дозор перехватил БРДМ с посыльным к майору. Как выяснилось, так называемый «и.о. начальника СГБ» метал молнии, требуя немедленного уничтожения Точки Перехода любой ценой. Посыльный в звании подполковника имел полномочия отстранить Симоненко от командования, если тот не справляется, и самому завершить операцию. Конечный срок доклада об исполнении – сегодня в восемнадцать. - Вот и отлично! – резюмировал Джавдет после того, как арестованного и связанного подполковника впихнули в кузов одного из грузовиков. – У нас ещё шесть часов в запасе, чтобы сделать в городе всё, что от нас потребуется. - Думаешь, что-то потребуется? - А ты, Николай, считаешь, что нас и сводный батальон Загорья выдернули в столицу, чтобы издалека полюбоваться на трубы промышленных предприятий? Там, между прочим, в радиоцентре сегодня с утра уже шёл бой… Всё, дуй к своему «бэтру», трогаться пора. Полумиллионный Советск, широко раскинувшийся по холмам между реками Белая и Каменка, вряд ли возможно целиком окинуть взглядом. Разве что, с неиспользуемой ныне по прямому назначению телевышки… Той самой, у подножия которой дымилось здание бывшего телецентра, переоборудованного после смерти телевидения в радиоцентр. Мы втянулись с шоссе на городскую улицу и встали. Сидя в командирском люке, я видел, как Татарин, соскочив с брони БРДМ, умчался в магазинчик, напротив которого и остановилась голова колонны. Минут через двадцать к магазину подкатила потрёпанная «Нива» (ну нет здесь непотрёпанных легковушек!), водитель которой подошёл к командирским машинам. А вскоре Кирикаров потребовал от всех офицеров прибыть к своему «бардаку». - Докладывайте, Рашид Валеевич! – передал он слово Ахметову. - Обстановка следующая, товарищи. Радиоцентр, транслировавший заявление Воздвиженского, захвачен в результате штурма. Милиция стягивает силы к площади перед Верховным Советом, где идёт стихийный митинг. Город патрулируется группами солдат из батальонов самообороны. Солдаты пока без оружия. Утром из Золотого вышел поезд со сводным батальоном этого города и Верхоречья. Но его прибытие ожидается где-то к семнадцати часам. До этого времени многое может измениться, поскольку горячие головы в МВД и поддержавшее заговор ближайшее окружение первого заместителя главы СГБ полковника Сквирчевского требуют разогнать митинг и начать аресты тех, кто выступает против них. Предлагается вооружить солдат и использовать их при разгоне митинга. Поэтому нам придётся действовать не во взаимодействии с батальоном, который едет вместе с генералом Воздвиженским, а самостоятельно. Товарищ майор, командуйте! - Во-первых, все БТР и БРДМ выделяются в отдельный отряд, общее руководство которым я беру на себя. Капитан Леухин, капитан Акопов! Вы берёте все грузовики с солдатами и направляетесь в расположение своих батальонов. Ваша задача – нейтрализовать командование батальонов. Предлагаете командиру батальона выйти из подчинения заговорщиков в связи со складывающимися обстоятельствами. Информацию о подходе сводного батальона разглашать можно, а о том, что он прибудет поездом – ни в коем случае. Если командир даёт согласие, передаёте ему приказ Воздвиженского занять оборону на территории воинской части. Если не соглашается, то арестовываете его и тех офицеров, которые его поддержали, берёте командование на себя, вскрываете оружейные комнаты, вооружаете солдат, находящихся в расположении, и тоже занимаете оборону. Возвращающиеся в часть патрули впускаете, но не выпускаете. Огонь на поражение открывать только в самом крайнем случае, когда его открыли по вам. - Товарищи! – вмешался подъехавший на «Ниве». – Для того чтобы различать своих и чужих в случае боестолкновений, необходимы отличительные знаки. Самое простое – это повязка из синей изоленты на левом и правом плече. Я привёз с собой пол-ящика, разберите, пожалуйста. Ну и на бронетехнику неплохо было бы такие полосы нанести… - Леухин, Акопов! Доклад по радио на общей частоте тактической группы кодированными сообщениями. Код «семьдесят семь», если всё прошло успешно, код «девяносто девять» - если неудачно. При неудаче отходите и прорываетесь к вокзалу. Там вас опознают по повязкам. Всё, товарищи, можете выдвигаться, как только сделаете повязки. - А теперь наша задача, - продолжил майор, когда оба капитана ушли к своим солдатам. – Самая сложная. Мы штурмуем здание СГБ. Задача упрощается тем, что сегодня выходной, и в здании очень мало людей. Но не следует забывать, что там все – кадровые офицеры, а у нас, кроме группы «Вымпел», простые солдаты-срочники. Поэтому мы можем надеяться только на наглость. - Товарищ майор, а почему именно СГБ? – вмешался капитан Серкизов, чья рота прибыла к Симоненко последней, вместе с артиллерией. Вместо Джавдета ответил наш то ли связной, то ли куратор. - Потому что у нас есть сведения, что штаб заговорщиков именно в здании Службы. По крайней мере, час назад именно там проходило их совещание. При этом часть сотрудников центрального аппарата СГБ поддерживает генерала Воздвиженского. Как я, например. И не только не будет противодействовать захвату, но и, при возможности, поможет. Они знают про наши опознавательные знаки и, если получится, сами прикрепят такие же. Поэтому прошу предупредить бойцов, чтобы не стреляли в таких людей. Ваша… Нет, наша задача – молниеносно захватить здание, обезвредить находящихся в нём людей и оборонять его до подхода батальона из Загорья. Связной покосился на мои пистолеты. - Это у вас ПС или АПБ? - АПБ. Глушитель к нему тоже есть. - Отлично! Ещё у кого-нибудь такие имеются? - Да, в группе ещё два. И вот это, - похлопал я по «Валу». - А что это? - Бесшумный автомат «Вал» с оптическим прицелом. - Так вы и есть… - Майор Колесов! – представил меня Кирикаров. – Его автомат уже зарекомендовал себя: девятнадцать выстрелов с двухсот метров, и никто не услышал. - Неужели совсем бесшумный? - Практически да. Если не считать звука лязганья затвора, как у обычного автомата. - Тогда пойдём втроём: я, капитан Ахметов и вы. И… не могли бы вы нас с ним вооружить бесшумными пистолетами? Чёрный и Сармат были очень недовольны тем, что я отобрал у них АПБ. Смягчились лишь после того, как вместо них вручил им обычные «Стечкины» Татарина и капитана Строкова. До здания СГБ мы ехали на «Ниве» Строкова, и я успел посмотреть на Советск. Что о нём рассказать? Доводилось вам когда-нибудь бывать, скажем, в Курске? Вот уберите из ваших воспоминаний здания, построенные раньше Великой Отечественной, и церкви, и будет то же самое. И по площади, и по численности населения, и по архитектуре. Трёх-четырёхэтажные «хрущёвки», немного «сталинского ампира» в центре, огромные куски одно-двухэтажного частного сектора, двухэтажки пятидесятых годов с малогабаритными квартирами, вдалеке – район панельных девятиэтажек, разбавленных кирпичными «свечками». Чисто, аккуратно, много зелени… Кстати, соврал я, когда говорил, что нет здесь непотрёпанных машин! Во дворе здания СГБ, куда смело въехал Строков, стояли две сверкающие чёрные «Волги». Одна – ГАЗ-24, а другая – охренеть! – ГАЗ-3102. Блин, да их же до закрытия Перехода в 1982 году было выпущено всего несколько десятков! В этой редкой даже для Старой Земли машине на переднем сиденье дремал водитель. - Отлично! – остался доволен капитан. – Минимум двое из четверых здесь! Мы вышли из машины, и Строков уверенно зашагал ко входной двери, оказавшейся незакрытой. Он и Ахметов сунули в нос дежурному за перегородкой удостоверения. - Этот с нами! – повелительным тоном сообщил Строков. - Хорошо. Только записать надо. - Ну, так записывай! Дежурный в форме прапорщика наклонился, чтобы выбрать нужный журнал учёта, и в этот момент получил удар рукояткой пистолета по затылку. Оба капитана быстро примотали изолентой отключившегося дежурного к стулу, не забыв заткнуть ему рот скомканным форменным галстуком. - Саш, давай стул подальше отодвинем, чтобы до тревожной кнопки не дотянулся, когда очухается! – шёпотом предложил Татарин. После яркого солнечного дня в коридоре первого этажа, куда мы шагнули из тамбура с «отдыхающим» дежурным, было сумрачно. - Казымов, тебя опять на выходной выдернули? - Так точно, товарищ капитан! Вам ключ от вашего кабинета? - Ну не от генеральского же! – засмеялся Александр. - Держите! Только… вашему сопровождающему надо бы автомат в камеру хранения сдать. - Блин, Казымов! Что ты за зануда? Как будто не знаешь, что в городе творится! - Знаю, Александр Фёдорович! Да только порядок – есть порядок. Вот ключик от свободной ячейки. Строков взял ключ и принялся ковыряться им в замке. - Слушай, что-то не открывается! Помоги: я сегодня нервный какой-то, а у тебя лучше получается. Казымов опасливо глянул на лестницу, ведущую на второй этаж, но выскочил из своей каморки, где он сторожил узкий проход от центрального входа. - Вот и молодец! – промурлыкал Строков, вжимая глушитель АПБ в живот нарушившему инструкцию дежурному. – Если не начнёшь шуметь, то останешься жив. Открывай центральный вход! Только бежать не вздумай – умрёшь уставшим! - Да вы что, товарищ капитан?! - Помолчи, Казымов. Рашид, разблокируй вертушку! Там педаль внизу! Снова удар в затылок, и прапорщик, вставивший ключ в замок наружной двери, валится на пол прямо в тамбуре. Щелчок замка, и полумрак тамбура прорезает узкая полоска света. - Николай, сигнал! И предупреди про водителя в «Волге». Два коротких нажатия на тангенту, пауза, ещё два коротких нажатия. - Якут, в «Волге» водитель. Обезвредишь! В ответ три коротких щелчка из динамика. А мы держим под прицелом обе стороны коридора и лестничную площадку. Через две минуты «ходи-болтайка» сообщает: - Вхожу! Дверь в коридор со стороны двора аккуратно приоткрылась, и в неё просочился, если можно так сказать о верзиле под метр девяносто, Якут. Ахметов машет ему рукой, и все девять членов группы «Вымпел», тихонько ступая, оказываются в коридоре. Теперь снова сигналю: два длинных нажатия на тангенту отзываются тремя короткими щелчками в динимике. Понеслось! Пока «вымпеловцы» крадутся по лестнице на второй этаж, у центрального входа тормозят два бронетранспортёра, и солдаты, как бешеные слоны, едва не затоптав связанного Казымова, врываются в холл. Строков уже распоряжается из будочки дежурного, посмотрев, каких ключей от кабинетов не хватает на доске для их хранения: - Первый этаж – кабинеты 102, 107 и 113! Вперёд! Второй этаж – 204, 205, 209 и 212. Не забудьте после всего этого туалеты проверить! Лейтенант, ты командуешь на первом, Рашид, ты на втором! Мы с Николаем и «Вымпелом» на третий. Мы не успеваем взлететь по лестнице на последний, третий этаж, как внизу оглушительно грохочет пистолетный выстрел. А следом, ещё громче, короткая автоматная очередь. Чёрт возьми! Какая уж теперь скрытность? Воевать надо! Здание, такое молчаливое, сразу наполняется звуками: топот ног, крики, удары прикладами в двери, выстрелы. Строков ныряет рыбкой в коридор, целясь из АПБ в один конец коридора. Я повторяю его манёвр, направляя в противоположный «Вал». За спиной пара негромких хлопков «бесшумного» пистолета, грохот выстрела «Стечкина», ещё один хлопок, и слышится стук падающего тела. Массивные двери в торце коридора распахиваются, и из них выскакивают двое в штатском с пистолетами. «Вал» дважды лязгнул затвором. Вот что значит высокое останавливающее действие пули и длинная линия прицеливания! - Брось оружие! На пол! – командует капитан следующему, выскочившему в коридор у меня за спиной. Его пуля с треском пробивает дверь. - На пол, я сказал! С моей стороны тоже кто-то аккуратно пытается приоткрыть дверь по левой стороне коридора, и шестнадцатиграммовая пуля «Вала», выбивая из двери щепки, доступно объясняет, что этого делать не следует. На первом этаже настоящая перестрелка, и Якут, Помор и Серый скатываются вниз по лестнице на подмогу. А мы со Строковым снова ждём, не выскочит ли кто в коридор. Дверь в приёмную по-прежнему открыта, там тихо, но спинным мозгом чувствую, что помещение не пустое. Точно! Телефонный звонок, и приглушённый голос отвечает: - Не знаю, товарищ полковник… Нет… Не знаю… Стреляют… Не выходите, они в коридоре! - Слышь, секретарь! – подаю голос я. – Лучше будет, если всё-таки выйдут. И ты тоже. С поднятыми руками! Хоть гарантия будет, что в горячке не пристрелим! В ответ тишина, в которой явственно слышно лязганье передёргиваемого пистолетного затвора. - Чёрный, шарахни туда из подствольника! Разрыв ВОГ-25 в закрытом помещении бьёт по перепонкам! Но куда хуже секретарю, которого, судя по стонам, зацепило осколками. В коридор по отмашке Строкова врываются Рыжий, Чёрный и Сармат. - Чёрный, Сармат! Ваш кабинет 301. Рыжий, наш с тобой 306. Колун – прикрываешь! В триста первом – человек с повязкой из синей изоленты. В триста шестом полковник сдаёт табельное оружие и спокойно позволяет себя связать. - Вяжи, Строков! Всё равно ненадолго! Я подмогу из МВД уже вызвал. - Вот и хорошо. Нам работы меньше. Кажется, на первом этаже стрельба тоже затихла. Зато нам ещё штурмовать приёмную, а потом и кабинет начальника СГБ. Опыт не пропьёшь! Сармат с перекатом влетает через распахнутую дверь, а следом в неё просовывает ствол Чёрный. Но стрелять не в кого. Секретарь, скорчившись, стонет возле стенки, за которой он надеялся спрятаться от пуль. Судя по натёкшей крови, посекло серьёзно. Рыжий берёт капитана в охапку и уносит в кабинет к полковнику. Следом туда вызывает «нашего» из кабинета 301, чтобы тот перевязал парня. Теперь кабинет начальника Службы. Дверь в тамбур (как объяснил Строков) закрыта изнутри. Но Сармат несколькими короткими очередями «выпиливает» замок. Поддел прикладом АКМС, и дверь распахивается. Вторая дверь тоже заперта. Я молча показываю капитану РГД-5, и он кивает. Разошлись по сторонам от дверей и зажали уши. Я выдернул чеку, положил гранату внутрь тамбура, быстро закрыл дверь и тоже прижал ладони к ушам. Но даже так оглох на несколько секунд! Зато обе двери вылетели. И в кабинете начальника СГБ четверо моих товарищей уже вяжут пребывающих в прострации людей. Советск, 36 год, 10 июля, воскресенье, 16:40 «Улов» оказался недурным! Полковник Сквирчевский, бывший заместитель Воздвиженского, пытавшийся участием в заговоре занять его место, премьер-министр Соловьёв, уже знакомый мне по острову Тонкий помощник «всесоветского старосты» Павел Васильевич Полпанок, а также замминистра внутренних дел Гращенков. Не считая сотрудников СГБ, оказавшихся в воскресенье на работе. Захват здания Службы госбезопасности достался дорогой ценой. Трое солдат и командовавший ими лейтенант убиты, ранены восемь, включая Помора с простреленным плечом. Пять трупов и четверо раненых у обороняющихся. Двенадцать пленных, трое перешедших на нашу сторону. В МВД звонил, похоже, не только полковник, и первый милицейский «бобик» подъехал к Службе, ещё когда на улицу сыпались стёкла, выбитые взрывом ВОГ-25. Но поворота башенки с КПВТ в его сторону было достаточно, чтобы патруль немедленно ретировался. Вскоре завыли сирены машин вызванной скорой помощи. Бог ты мой! Санитарки на базе универсала ГАЗ-22 и автобуса КАВЗ с шасси ГАЗ-51. Я такие только в глубоком детстве видел! Два КАВЗ забрали раненых солдат и эсгэбэшников, а доктор, приехавший на санитарной «Волге», проследовал на третий этаж, чтобы осмотреть пленных заговорщиков, у которых после взрыва гранаты из ушей шла кровь, и обработать рану Помора, наотрез отказавшегося от госпитализации. Джавдет со знанием дела размещал бойцов и бронетехнику для обороны территории. - Как дела у Леухина с Акоповым? – воспользовавшись случаем, поинтересовался я. - Нормально. Акопов даже комбата не арестовывал, а Виталию пришлось это сделать. Молодец мужик! И дело знает, и сопли не жуёт! Если не считать разрыва барабанных перепонок, то захваченные нами в кабинете начальника Службы фактически не пострадали. Ну, гипертонический криз у Полпанка и Соловьёва, ну, пришлось Гращенкова валерьянкой отпаивать. Жить будут! А пока пусть все четверо посидят под охраной солдата за обитой железом дверью кассы. Остальных пленных – в подвал: там пара камер со старых времён сохранилась. Во дворах противоположной стороны проспекта скапливаются милиционеры с оружием. Мне в прицел «Вала» их хорошо видно. Строков сидит на телефоне. Солдатские патрули, как он выяснил, отправили вооружаться в расположение батальонов, но оттуда они, скорее всего, уже не вернутся, а митинг под Верховным Советом остался практически без милиции. В генеральском кабинете гуляет ветер из-за выбитых дверей и вылетевших окон, но капитан говорит, что так даже лучше. - И свежо, и в кои-то веки в кресле начальника Службы посижу! Слушай, позови Кирикарова. Тут министр внутренних дел только что звонил, требует «главаря банды» к телефону для переговоров об освобождении «заложников». - Сейчас, попробую. «Уоки-токи» теперь носят Джавдет, я, как командир главной ударной силы, и капитан Серкизов, обороняющий наши тылы. В смысле – подступы со стороны двора. - Хорошо, - вздыхает Павел, услышав о предстоящих переговорах. Он поднимается на третий этаж и, пока ждёт звонка министра, задаёт вопрос: - Слушай, а ты можешь настроиться на милицейскую волну? Неплохо бы знать, что они там затевают. Ну да. Тангенту нажимать я его научил, но единственный продвинутый пользователь здесь всё равно только я. Обложили нас довольно плотно, поскольку в эфире звучат адреса всех соседних домов. Но пока на штурм не лезут, ждут сигнала. Впрочем, прекрасно осознают, что против брони и крупнокалиберных пулемётов у них шансов нет. А вот это плохо! - Серёгин, твои снайперы на месте? - На месте. - Предупреди, чтобы в первую очередь выбивали офицеров: солдаты без командования сами лапки вверх поднимут! Интересно, где эти снайперы засели? Так не хочется на крышу карабкаться, где Рыжий залёг! А придётся! - Тех, кто в генеральском кабинете, тоже снимать? - Тех в первую очередь. Васильев и генеральский кабинет просматривает? - Говорит, что хреновенько. Дерево частично обзор перекрывает! А это уже подсказка, где милицейскую «кукушку» искать. - Пусть постарается! Я подобрал в кабинете бумажку, нацарапал на ней карандашом слово «снайпер» и, показав её разговаривающему по телефону Джавдету, ткнул пальцем в окно. После этого, сориентировавшись, про какое дерево говорили по рации, пальцем показал точку, куда можно перебраться майору. Потом присмотрелся, где искать этого снайпера. Теперь можно и к Рыжему топать! - Тёзка, присмотрись-ка вон к тому дому. - А что там? - Твой коллега. И где-то есть ещё. Задание у них – выбить наших командиров. - Понял. Когда его снять можно будет? - Сейчас сползаю, выясню, о чём Джавдет с министром договорились, и шумну тебе, если что. Противник тоже волнуется. - Когда начнём-то? - Не терпится, что ли? Министр их главарю пока зубы заговаривает, чтобы солдаты успели подойти. У них, вроде, есть возможность несколько бронетранспортёров подогнать: всё нам помощь. Ага! Ждите, ждите, ребята! Долго вам ждать придётся! Но нам это только на пользу. Уже два часа прошло, как мы здание СГБ захватили. Нам бы ещё часа полтора протянуть, а там и наши подоспеют! Так. Джавдет разговор закончил. Передаю ему перехваченную информацию. В том числе – о солдатах, которых ждут для штурма. - Саша, свяжись с батальонами. Передай приказ не выпускать ни единого человека из расположения! Кстати, Николай, я Манакову тут про снайперов намекнул. Мол, не дай бог! - И как? - «Какой такой павлин-мавлин? Ты же видишь – мы ку-у-ушаем!» - довольно похоже сымитировал реплику мультгероя майор. - Я уже передал Рыжему, где одного снайпера искать. А вот по другому или другим подсказки не было. - Слушай, убери оттуда Рыжего! Мы про снайперов не знали, его уже могли срисовать, когда он из-за парапета высовывался. Снимут же первым делом! Пусть где-нибудь на третьем этаже место себе подыщет. Хоть у них снайперы и нештатные, но с двухсот метров с оптикой всё равно попадут. - Павел Стиллианович, достучался я до батальонов. Говорят, звонил генерал Манаков, орал, требовал всех солдат вывести с оружием и бронетехникой в город. Точнее, сюда. Его послали по известному адресу, сославшись на то, что самооборона ему не подчиняется. ___________________ Всё. Остальное читать можно будет через интернет-магазин! | ||
|
| Всего страниц: 3 |